Текст книги "Гвардии мальчик"

Автор книги: А. Кеплер

Соавторы: Г. Притчин,А. Филиппов,В. Артамонова,Люся Радыно,В. Евгеньев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Вторые сутки, не затихая ни днем ни ночью, шел бой с вдесятеро превосходящим противником. Он прекратился лишь незадолго перед рассветом. Немецкие и румынские кавалеристы, окружившие отряд, откатились за бугор и неизвестно было, что предпримет враг в следующую минуту. Утренняя напряженная тишина была поэтому вдвойне тягостной.

И вдруг это гнетущее безмолвие нарушил звонкий мальчишеский голос.

– Орленок, орленок взлети выше солнца…

На бруствере окопа партизаны увидели своего любимца-круглолицего бойкого мальчика лет тринадцати с карими смеющимися глазами. Из-под шапки юного партизана выбивалась непокорна» прядь русых волос и придавала ему воинственный вид. Это был пионер Миша Романов. В отряде его называли Дубок. Это прозвище как нельзя лучше подходило к крепкому, коренастому мальчику. Партизаны любили Мишу за выносливость, а смелость, за веселый нрав и особенно за пес ни. Никто не умел так звонко, так задорно и главное, так вовремя запеть песню, как это делал? Миша.

Вот и сейчас на суровых лицах воинов появились улыбки. Кто-то из молодых партизан стал подпевать Мише, потом раздались тихие рокочущие басы стариков и боевая комсомольская песня об орленке легко полетела по широкой русской равнине навстречу восходящему солнцу.

Ветер дул в сторону хутора. Он донес песню до немногих, уцелевших здесь советских людей, вдруг с чердака одной хатки чья-то рука махнула партизанам и раз, и два красным платком.

– Наши, наши там!-радостно закричал Ми ша, показывая партизанам на платок. Но платок исчез так же внезапно, как и появился.

В одном из окопов около командира отряди Ломакина собралась большая группа партизан. Командир, как всегда, был спокоен и только покрасневшие, усталые глаза, измученное лицо говорили о бессонных ночах и беспокойных думах этого высокого, всегда бодрого человека.

– Товарищи!-тихо сказал командир, но его услышали все.-После вчерашнего боя нас в от ряде осталось меньше. Положение тяжелое. Нас окружили свыше трехсот немецких и румынских кавалеристов. Враги стягивают к этой ложбине ганки и орудия. Видимо, они решили уничтожить и ас, после того, как мы отказались сдаться без боя на милость победителей… Что будем делать дальше?

На одну минуту командир смолк. Напряженная тишина стояла в отряде. Партизаны, затаив дыхание, ждали решения командира.

– Мы, коммунисты отряда, решили,-повысив голос, твердо сказал командир,-удерживать круговую оборону до вечера, а с наступлением тем ноты прорвать фронт врага и уходить в степь…

– Правильно!-послышались голоса. – Днем лезть на рожон нечего, а ночь партизану-первая помощница.

– Но, товарищи,-продолжал командир,-мы должны быть готовы ко всему. Неизвестно, сколько нас останется после предстоящей битвы и кто останется… Драться с врагом мы должны до последнего дыхания, драться за нашу Родину, за Сталина, за Сталинград.

Молча разошлись партизаны по местам.

Миша глянул в сторону Сталинграда. Там, где-то о далеко за ним, в Заволжье мать и сестренка. Он скучал о них.

– Папа!-тихо позвал Миша.

– Что, сынок?

– Может, немцев уже отогнали от Сталинграда? Может, и маму свою скоро увидим?

– Нет, Миша… А что?

– Да так, вспомнилась мама.

Зиновий Афиногенович каждую минуту ждал вражескую атаку и с тревогой посматривал на сына. И невольно вспомнился ему тополек, что посадил он около белой хатки своей в день рождения Миши. Шли годы, рос мальчик, рос тополек, а вскоре около него зацвела молоденькая тоненькая яблонька, посаженная в честь рождения дочурки…

А потом пришли немцы… Началась эвакуация… Зиновий Афиногенович покидал свой двор последним. Тяжело было уходить из родных мест. Семье Романовых поручили угнать колхозный скот в Заволжье. Жена с дочкой ехали в кибитке, каких много тогда катилось по родным степям на восток, в глубь страны…

В течение недели Зиновий Афиногенович не слезал с седла ни днем, ни ночью, охраняя колхозные стада. Сын неутомимо помогал отцу. Если раньше, до войны, отец разрешал ему ездить верхом на лошади только на водопой скотины, то теперь для мальчика наступило полное раздолье. Он еще не отдавал себе полного отчета в том, что происходило вокруг и, по-детски забываясь, носился по степи на вороном колхозном скакуне, как степной ветер. Зиновий Афиногенович одобрительно посматривал тогда на сынишку и ему становилось как будто легче.

Когда стада были переправлены за Волгу, отец сказал матери, что уходит обратно в Котельниково, в партизанский отряд.

– И я с тобой,-заявил Миша.

– Ты?

Отец задумался. По усталому лицу матери потекли крупные слезы.

– Ты… ты не плачь, мать,-дрогнувшим голосом вымолвил Зиновий Афиногенович. Знаю; тяжко, но ведь жизни все равно не будет коли враг на нашей земле. Ты же видишь, ты же сама пони маешь, мать…

– Вижу, отец, все понимаю! Что ж, иди…

– Ас ним как?-показал отец на сына.

– Я пойду с тобой,-снова сказал Миша,-я не отстану от тебя, папа.

– Как, мать, а?

– Как ты, Зиновий Афиногенович…

И мать, как в те далекие годы, когда она была еще невестой, доверчиво спрятала свою голову па широкой груди мужа.

Когда отец и сын пробрались в свой хутор,: там уже не было ни немцев, ни белой «хатки, ни тополька, ни яблоньки. Даже обгорелых пеньков не осталось. Вся усадьба была изрыта воронками от снарядов. Отец и сын, сняв шапки, молча стояли на родном пепелище.

. Вспоминая теперь эти, незабываемые горькие минуты Зиновий Афиногенович вслух произнес:

– Как сон все…

– Что, папа?-спросил Миша.

Предавшись воспоминаниям, Зиновий Афиногенович на время забыл о сыне, как будто улеглась и тревога о нем. Задумчиво провел рукой по щетине давно небритой бороды, точно хотел очнуться от. тяжкого забытья. И в это время над головой загудели моторы тяжелых немецких

самолетов. Неприятный воющий звук нарастай. Это шли на Сталинград немецкие бомбардировщики с вражеского аэродрома.

И тут же, словно в ответ им, послышался конский топот и все ближе и явственнее стали доле* тать до слуха партизан дикие пьяные выкрики.

Холодок прошел по спине Миши. Он щелкнул затвором. Вихор из-под шапки выбился еще больше, глаза потемнели.

– Не стрелять!-скомандовал командир, заменяв нетерпение мальчика.

– Бить только прицельным и наверняка, когда немцы поднимутся на бугор,-добавил он тихо, нотах, что эти слова были услышаны во всем отряде.

Миша замер. Рядом лежали гранаты, пулеметные диски, ящик с патронами. Отец спокойно лежал за пулеметом и только чуть заметно подрагивал на спусковом крючке его палец. Миша лег рядом с отцом.

– Огонь!

И стальной ливень хлестнул по противнику.

Лошади падали, шарахались в сторону и, не повинуясь всадникам, бешено крутились на месте…

– Огонь! огонь! – хрипло кричал командир отряда. И никакая сила не смогла бы теперь остановить огненный шквал, которым партизаны встретили врага. Уцелевшие от кинжального огня гитлеровцы залегли за бугорки, за трупы лошадей, за кустики полыни. Партизаны сменили пуле четы на винтовки и начали уничтожать врагов по хозяйски-сосредоточенно, беспощадно.

– Эх, патронов маловато, Миша!-сокрушений вымолвил отец, выбрасывая пустую обойму.

Румыны и немцы начали отползать обратно, а те многим удалось перевалить за бугор, где партизанские пули уже не доставали их.

– Отбили их, отец!-радостно сказал Миша.– Теперь не сунутся!

– Погоди радоваться, сынок. Враги коварны Гляди-ка, что там?

Миша глянул, куда показал отец, и увидел на горизонте несколько всадников, которые во весь опор летели по направлению к хутору.

За подмогой пошли гады,-сказал отец.-Ну, держись теперь, сынок. И он начал углублять свой окопчик. Миша помогал отцу.

– Орленок, орленок, взлети выше солнца,-, тихо, чуть-чуть слышно запел он.

– Нельзя петь,-строго и внушительно сказав Зиновий Афиногенович. – Не время, сынок.

А мальчику в это время так хотелось стать орленком, расправить крылья, подняться над степью высоко-высоко и полететь к маме, к родным советским воинам, к самому товарищу Сталину и рассказать ему, как сражаются партизаны за Сталинград.

– Может, за танками пошли?-прервал его мечты отец.-Давай-ка, сынок, сделаем две-три связки гранат. Авось пригодятся…

Из– за бугорка вновь показались вражье конники, и было их много больше, чем раньше Они мчались во весь опор, точно хотели растоптать горсточку храбрых, непокорных людей. Партизаны уже различали перекошенные от злобы ли да врагов и, казалось, чувствовали горячее дыхание взбешенных коней. Экономя патроны, они подпускали врагов все ближе и ближе. Еще минута, и вот они ворвутся в расположение отряда, но тут прозвучала команда:

– Огонь!

Стальной ливень снова хлестнул по врагам. Передние упали, на них налетели другие, и тех гитлеровцев, которых не сразила партизанская пуля, топтали теперь свои.

– Гранаты!-послышалась команда. И в толпу обезумевших врагов полетели связки гранат. Схватка была жестокой, страшной.

Партизаны отбили одну, потом другую, потом третью атаку врага…

Солнце перевалило за полдень, когда немцы и румыны, убедившись, что партизан взять не легко, подвезли к ложбине пушки, минометы и начали засыпать небольшую горстку храбрецов минами и снарядами. Это был не бой, а уничтожение советских людей, которые предпочли смерть позорному немецкому рабству.

Партизаны, казалось, втиснулись в самую землю. Злость охватила Зиновия Афиногеновича: пушки и минометы стояли за бугром и нельзя было истреблять метким огнем их орудийные расчеты. Приходилось ждать, когда немцы покажутся, наконец, из-за бугра.

Смерть каждую минуту вырывала из рядов партизан все новые и новые жертвы. Погиб командир отряда Ломакин, погиб Василий Баннов, погибли многие другие товарищи, а снаряды и мины не переставали рваться на небольшом пятачке, где залегли народные мстители. Комья мерзлой земли не раз осыпали Мишу и Зиновия Афиногеновича, но смерть и на этот раз обошла их стороной.

А враги все били и били и, казалось, этому истреблению людей не будет конца. Но вдруг артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Наступила гнетущая тишина, пахло едким сладковатым дымом.

– Рус, сдавайся!-послышались крики немцев, но едва они взбежали на бугор, как по ним снова хлестнул шквал партизанского огня, точно мертвые ожили и снова взяли в руки винтовки и пулеметы. Румыны и немцы пришли в ярость. Под огнем партизан они выкатили пушки, и минометы на гребень холма и стали расстреливать партизан прицельным огнем в упор. Народные мстители брали на мушку орудийную прислугу, но на место убитых тотчас же появлялись другие, а партизан становилось все меньше и меньше. Вот смолк пулемет справа от Миши. Вот прекратился сухой треск винтовочных выстрелов слева… Так прошло тридцать минут, может быть час. Выстрелы из ложбины, где залегли партизаны, слышались все реже и реже.

Миша оглянулся по сторонам и с ужасом увидел, что.весь отряд уже истреблен. Строчил только пулемет отца, и немцы сосредоточили теперь на нем огонь всех своих орудий. Зиновий Афиногенович, черный от дыма, продолжал истреблять врагов, но неизбежное свершилось… Осколки мины попали в окоп, отец взмахнул руками и упал навзничь. Пулемет захлебнулся.

Мальчик бросился к отцу.

– Папа…

Тихо. Ни звука. Только свистят в ответ осколки немецких снарядов и мин. Отец лежит на спине и его открытые глаза пристально смотрят в серое осеннее небо. Снежинка упала на ресницу да не растаяла. Миша смахнул ее, прижался своим пылающих лицом к жесткой седой щетине отца

– Папочка… Родной мой… – простонал Миша.

Убедившись, что партизаны перестали стрелять, немцы прекратили огонь, но выжидали двинуться дальше, боясь подвоха со стороны партизан. Десятки биноклей были направлены в ложбину, которая была превращена теперь в кладбище.

– Рус, сдавайся!-послышались голоса, но в ответ не раздалось ни одного звука, не хлестнул как раньше пулеметный огонь.

Осмелев, немцы и румыны начали подниматься, трусливо озираясь по сторонам. Выстрелов не было. И тогда вся вражья орда бросилась с бугра к ложбине.

– Прощай, папа,-тихо сказал мальчик и б последний раз припал к посиневшим холодные губам.

Враги приближались. С невероятным трудом оторвался Миша от отца и пошатываясь встал во весь рост на бруствере окопа. Увидев маленького мальчика, немцы остолбенели от удивления, в их рядах наступило замешательство.

– Рус, сдавайся!-снова послышались голоса

Миша схватил в обе руки по связке гранат, и не успели немцы щелкнуть автоматами, как гранаты со свистом упали в их толпу.

В эту секунду раздался залп из другой группы врагов, и Миша, изрешеченный пулями, упал рядом с отцом. Он широко раскинул руки, точно хотел в последний раз обнять ими родную землю…

Глубокой ночью из крайней хатки, откуда утром махали платком, пришли люди. Они предали земле тела погибших партизан.

А вскоре через ту ложбину, где храбро сражались котельниковские и курмоярские партизаны, проплыли тяжелые советские самолеты, и земля задрожала от страшных взрывов на соседнем вражеском аэродроме и складах. Славную тризну справили по партизанам краснозвездные наши соколы, а на обратном пути они снизились над ложбиной, сделали круг и сбросили на парашюте красный вымпел с черной траурной лентой.

Он упал недалеко от окопа, где погиб Миша Романов.

***

Ныне именем Миши Романова-славного партизана-названа Котельниковская средняя школа.

ЛЮСЯ РАДЫНО

ПО ЗАВЕТУ МАТЕРИ

В открытое окно комнаты доносились слова знакомой родной песни:

«Черные тучи метутся;

Ветер нам дует в лицо.

За счастье народное бьются

Отряды рабочих бойцов».

Это пели отряды ленинградских ополченцев,, направляясь на защиту своего города.

Моя больная мама с трудом приподняла голову с подушки, словно песня оживила ее.

– Люся,-обратилась она ко мне,-наши рабочие идут бить немцев. Они отомстят фашистам: за наши мучения, за разоренные города, за убитых детей и матерей. Месть фашистам-наше священное и благородное дело. Помни, дочка, это всегда.

Слова мамы глубоко запали в мое сердце. Вскоре не стало моей мамы. Тяжело мне было от утраты самого дорогого человека. Я осталась одна без близких, родных в осажденном Ленинграде. И когда стали эвакуировать школьников, поехала, и я с ними.

И вот другой город. Сталинград принял нас, детей, приветливо.

В детском доме нас окружили исключительным вниманием, заботились о том, чтобы скорее изгладилось из памяти все тяжело пережитое. И незнакомый город стал родным, словно я давно в не жила, знала и любила его.

Но и под Сталинградом скоро разразилась военная гроза.

Навсегда останется в моей памяти день 23 августа 1942 года. Черной тучей носились над городом фашистские самолеты, завывали бомбы, грохали взрывы. Город горел и на глазах разрушался. Стонали раненые, кричали и плакали дети, гибло все нажитое честным человеческим трудом И как в Ленинграде, по улицам пылающего города шли на фронт рабочие отряды со Сталин градских заводов. Я решила вместе с рабочими итти на фронт. Но как я ни просилась-всюду мне отказывали, потому что мне было только 13 лет Я плакала от горькой обиды, а потом, подумав, ре шила действовать самостоятельно: пробраться а тыл врага и мстить немцам, как это делают партизаны. О них я много читала и слышала от старших. Так я и поступила. Скрываясь за камнями -развалинами домов города, подошла к линии фронта. Шла ружейная, пулеметная перестрелка и минный обстрел. Ползком, часто останавливаясь» прислушиваясь, присматриваясь, я перебралась через переднюю линию обороны в тыл к немцам Мне было очень страшно, но я крепилась: помнила слова мамы о мести врагу.

Направилась я в близко лежащее село. Навстречу шли немцы, но они не обращали на меня внимания и постепенно я стала успокаиваться.

– Рус, ком!-неожиданно услышала я чей-то -визгливый голос и коротконогий немец, выйдя из кустарника, загородил мне дорогу.

– Ну, пропала,-мелькнула у меня мысль.

Подошел второй немец и стал говорить на своем языке, указывая на меня. В это время послышался шорох. Искоса взглянув в сторону, я увидела в кустах светлую, стриженную голову и сразу узнала свою подругу пионерку Галю. Я сильно испугалась за нее. «Если немцы,-подумала я, – увидят, что Галя прячется в кустах, они ее схватят как шпионку и тогда она погибла…» Надо было что-то быстро сделать и как раз в это время загудел самолет, очевидно, немецкий. И тогда мне в голову пришла счастливая мысль.

– Самолет!-дико закричала я,-скорее ложитесь!-и сама упала на землю. Немцы сделали движение, чтобы упасть, но тут же опомнились. Но я достигла того, что хотела: все внимание в эту минуту было сосредоточено на мне, мои крики отвлекли немцев, заглушили шорох, и Галя благополучно скрылась. Правда, мне больно надрали за это уши, но зато подруга была спасена.

– Фьють,-крикнул немец и пинками, словно ч была собачонка, заставил итти за ним.

Привели меня в большую дымную кухню. В котлах кипела конина. У меня давно не было во рту ни крошки, а потому есть хотелось очень сильно, но я пересилила себя, знала, что немцы корчить не любят, сколько на них ни работай.

Меня подвели к огромному баку и заставили чистить лук. Я подумала, что если буду сопротивляться, то они запрут, меня и я уже не смогу убежать отсюда, а мне нужно во что бы то ни стало быть на свободе и действовать.

Ой, как тяжело было в те дни! С раннего утра ставили меня за чистку лука. Бежали одна за другой слезы, а работе и конца не видно. Часто, видя мои заплаканные глаза, немцы хохотали и подбавляли в бак новые луковицы.

Был и такой случай. Не в силах сдержаться от режущей боли в глазах, я присела на скамейку и закрыла лицо руками. Немец, который стоял ко мне ближе других, перестал хохотать, и подойдя, взял за ухо и пригнул к самому полу.

– Рус – ленивая свинья, – проговорил он, ударив меня,-работать надо!

Несколько дней пробыла я в этом аду. Есть мне немцы совершенно не давали и приходилось, питаться всякими отбросами, да и то, когда никто из них не видел. Никуда они меня не пускали, отобрав кофту и башмаки. Но все же мне удалось за это время кое-что узнать. Я ко всему присматривалась и запоминала, и у меня накопилось много сведений о немецкой обороне, передвижении и скоплении войск. Я решила перейти фронт и рассказать своим обо всем, что видела и знала.

С большим трудом удалось бежать. Шла ночью, пробиралась глухими местами, балками.

На дворе стояла осень. Было холодно, ноги сводило судорогой, хотелось есть и только желание отомстить немцам за маму, за все горе, что они принесли на нашу землю, придавало мне силы. И я все шла и шла, убыстряя шаги.

И, наконец-то, я среди своих, в кругу родных красноармейцев. Меня привели к командиру. Он внимательно расспросил меня, задал много вопросов. После беседы мне дали отдохнуть, накормили, одели, окружили теплым вниманием.

Принесенные мною сведения оказались ценными. Командование приняло меры. И как я радовалась, когда узнала, что наши самолеты, жестоко разбомбили отборные немецкие части, о место нахождении которых я сообщила. Не уцелела и кухня с проклятыми поварами, издевавшимися надо мной.

Командование вынесло мне благодарность. Я «тала просить, чтобы меня оставили в армии. Настойчивые просьбы тронули командира, и он направил меня в роту разведчиков. Я помогала бойцам, как могла и как умела. Несколько раз приходилось переходить линию фронта и возвращаться обратно к своим.

Запомнился мне такой случай. Возвращаюсь однажды с разведки к своим. Ночь была темная, деревья в лесу казались какими-то лохматыми чудовищами. Иду и все мне кажется, что за ними кто-то прячется. Напрягаю все свое внимание услышу небольшой шорох-затаю дыхание. Тихо пробиралась я между кустарниками, и вдруг на дорогу бесшумно вышел человек. Замерло сердце. Я присела к земле и стала наблюдать за ним. Человек внимательно осматривал местность, осторожно продвигался в мою сторону. Когда он поравнялся, я, вглядевшись, увидела, что это командир Красной Армии. Тихонько окликнула его.

Через минуту мы были уже знакомы. Я узнала, что после выполнения боевого задания в тылу врага, командир шел к своим, но, потеряв в темноте ориентир, сбился с дороги.

– Я хорошо знаю эти места,-сказала я, -и приведу вас куда нужно.

Теперь мы пошли вдвоем. Нужно было соблюдать особую осторожность.

Приходилось хитрить. Мы приближались к выстрелам, то удалялись от них. В кустах прятались немецкие автоматчики, и на каждый шорох они открывали огонь. Нам пришлось много ползти, и мы очень устали. Остановились передохнуть. Сели. Несмотря на темноту, я разглядела, что впереди кто-то движется.

– Ложитесь,-шепнула я командиру.

Это было вовремя. Вражеская пуля просвистела низко над головой, потом опять стало тихо. Мы привстали и поспешили отойти в сторону.

Вдруг я почувствовала, что ноги скользнули куда-то вниз. Спутник мой тоже потерял опору. Почти одновременно мы скатились на дно глубокой ямы.

Командир первый пришел в себя. Он осмотрел яму и сказал:

– Отсюда выйти мудрено. Если бы можно было на что-нибудь встать, я сумел бы выбраться, а затем вытащил тебя.

Не раздумывая, я сказала:

– Вы встаньте ко мне на плечи, я сильная.

Сначала он не хотел и слушать меня, но я настаивала, упрашивала, и чуть не расплакалась. Я понимала, что жизнь каждого командира народу дорога и я должна помочь ему выбраться из ямы и именно сейчас, немедленно, пока не наступило утро, иначе нас схватят немцы.

Наконец, командир согласился.

С трудом устояла я на ногах, когда он встал мне на плечи и начал выбираться из ямы. Потом командир вытащил меня. От сильного напряжения я была почти в бессознательном состоянии.

Отдохнув, мы пошли дальше. К рассвету при шли к какому-то селу. Спрятались в лесу.

Я видела, что командир сильно ослаб. Оказалось, что он не ел несколько дней. Я попросила его подождать, а сама пошла в село. Удалось достать кружку молока, мне очень хотелось есть, но молока было так мало, а командир так ослаб от голода, что на его вопрос пила ли я молоко-ответила утвердительно.

В путь мы тронулись, когда стемнело, и ночью перешли линию фронта. Командир встретил своих. Он крепко пожал мою руку и поблагодарил за все. Я была рада, что у нас все обошлось благополучно.

В холод и дождь, под вражескими пулями, когда бывало и страшно и одиноко, я всегда помнила одно-я выполняю свой долг, как дочь Родины, как пионерка. Я знала, что чем больше буду приносить сведений о врагах, тем больше ляжет их в могилу.

Я счастлива тем, что вложила частицу своего маленького труда в великую борьбу нашего народа с врагом. Об этом мне напоминает и медаль «За отвагу», которой меня наградило командование.

СОДЕРЖАНИЕ

A. Кеплер – Гвардии мальчик

B. Евгеньев – Боевой рубеж

В. Артамонова – В окопе

А. Т. Филиппов – Мой сын Саша

И. Д а в ы д о в– Пионер из Сталинграда

Г. Притчин – Последний бой

Люся Радыно – По завету матери

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

29.12.2015