Текст книги "Белый монастырь"

Автор книги: А. Горцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Горцев А
Белый монастырь

А.Горцев

Белый монастырь

Вырвавшись из каменных объятий скалистой теснины, река неудержимо мчалась куда-то вниз. С гневным грохотом она штурмовала обломки скал, забившие русло, – в фонтанах брызг солнце дробилось на радужные кванты. От грохочущей, пенящейся массы веяло такой неодолимой мощью, что Владимир покачал головой: попробуй останови...

От этого места начинались десять тысяч ступеней, ведущих к Белой Часовне, – там, наверху, ожидал сюрприз, обещанный ему Джерри.

Поднимаясь асе выше, Владимир чувствовал себя как никогда счастливым, один в сосновом сумраке, пахнущем прогретой смолой. Под ногами лежали ступени, высеченные в скале. Отполированные миллионами шагов, они теперь были покрыты давно нетронутым ковром сухой хвои.

Ничто в природе Владимир не любил так, как горы. Ему казалось, что он понимал породившую их Землю, – ей словно прискучило однообразие равнин и океанов, и она стала творить из своей каменной одежды недвижимых гигантов, обрядив их в зеленую парчу лесов, украсив ожерельями звонкой воды и увенчав коронами снегов.

Прошло около грех часов, когда серовато-красная колоннада сосновых стволов, наконец, расступилась и Владимир оказался перед наклонной белой стеной. Она как бы продолжала холм, уходя выше сосен в темную синеву. Наверх вели еще четыре марша ступеней, выходивших на крышу, мощенную идеально подогнанными каменными плитами. Подойдя к барьеру, Владимир обомлел. Воздвигая часовню, древние строители знали, что делали: над ступенчатой перспективой возвышавшихся холмов, в синеющем просторе встало белое видение Чомо-Ганги, иначе Белого Монастыря.

Вершина выглядела словно колоссальный многобашенный храм, и Владимир почувствовал, как по спине пробежал холодок почти суеверного восхищения. Накануне, во время ночного полета, он видел лишь силуэт Чомо-Ганги на мерцающем звездном фоне. Но теперь, отсюда, эта белая громада, освещенная боковым солнцем, вторглась в самую душу. Да, лучшего сюрприза Джерри не мог и придумать...

Внезапно шуршание шагов по каменным плитам заставило Владимира обернуться. От испуга и изумления он остолбенел. То, что стояло перед ним, не было привидением. Оно было реально и отбрасывало безобразную тень, похожую на размазанную кляксу. Котлообразная голова – или туловище – была приподнята метра на полтора тремя мощными членистыми лапами и несла на себе решетчатую раму. Каждая лапа кончалась ступней вроде распяленной банановой грозди. По окружности головы зияли отверстия, видимо глаза, а пониже торчал хобот, свернутый спиралью.

Космический гость? А может, злой дух во плоти, охраняющий Часовню? Но уродливое создание не дало ему времени размышлять.

– Обедать, господин Светлый, – сказало оно странным скрипучим голосом. – Господин Темный ждет внизу...

По трем его лапам переливалась волна едва уловимой дрожи. Владимир молчал, оправляясь от шока. Кажется, он начинал понимать, в чем дело.

– Кто ты? – спросил он.

– Носильщик Цзамбо, господин Светлый. – Скрип доносился откуда-то изнутри головы. – Господин Темный включил Цзамбо. Велел принести вас вниз. Цзамбо ходил быстро-быстро.

Сказав это, он услужливо сложился чисто механическим движением, одновременно подогнув все три лапы.

Все стало ясно. Это и был сюрприз Джерри; он находился, видимо, в том тяжелом зеленом ящике, который они погрузили в аэроплат первым. От него тянуло теплом и своеобразным запахом, вроде аммиака, вызвавшим у Владимира приступ отвращения. Тщетно он пытался восхититься целесообразностью этого чудовища: на раме были два удобных седла, а три лапы, должно быть, служили надежной опорой на горных склонах. Все равно между этим странным созданием человеческого ума и Белым Монастырем, великолепным творением Земли, контраст был так резок, что Владимир обозлился.

– Иди! Я спущусь сам!

– Да, господин... – Нелепая тварь, распрямившись, попятилась, словно включив задний ход, и стала спускаться, по-паучьи перебирая лапами.

Владимир отвернулся и, поднеся к глазам бинокль, стал рассматривать Чомо-Гангу оценивающим глазом восходителя. В поле зрения, деталь за деталью, медленно плыла пятикилометровая стена, сплошь обледенелая от подножия до зубчатых пиков. Она была покорена лишь однажды, полстолетия назад, ценой нескольких людских жизней и неимоверных усилий. Теперь же их было только двое – или трое? – и у них был аэроплат. Конечно, о посадке на главную вершину не могло быть и речи. Но слева, с северной стороны, стена переходила в обширное, почти горизонтальное плечо. Оставалось посадить аэроплат в ледовый цирк на плече, одолеть ледник и предвершинный гребень и за двое суток они доберутся до главного пика Белого Монастыря.

Пора было спускаться, и его мысли вернулись к диковинному носильщику. Теперь, в десятые годы XXI века, роботы были уже привычными. Они чистили обувь на улицах, продавали товары, подавали в ресторанах. И все же это были машины. Они не стилизовались под людей, оставаясь лишь замысловатыми аппаратами. Но в тиши лабораторий уже нарождалось новое поколение невиданных ублюдков техники и биологии. В них не было металла – только белковоподобные структуры, квазиживые ткани из искусственных клеток. Об этом Владимир только слышал, а вот теперь увидел воочию.

Ну и кикимора, подумал он. Будь это машина, все было бы ясно. Переставил рычаг, нажал клавишу или скомандовал в ухо-микрофон. Или животное, пусть самое диковинное, скажем, стегозавр, – он представил себя верхом на стегозавре, ноги в стременах, в руках уздечка, и усмехнулся. А этот... к нему не подбиралось даже термина, не то что имени. Он ничего не напоминал, ни на что не походил, и это почему-то вызывало раздражение. Но в конце концов не всякому доставит удовольствие общение с говорящей лягушкой, будь она хоть гением.

На поляне, окруженной обрывистыми скалами, накренившись, стоял аэроплат – толстая пятиметровая тарелка, накрытая прозрачным полушарием. Неподалеку в тесном кольце каменного очага метались языки оранжевого пламени, облизывая дымившую черную посудину. Рядом в одних синих плавках, с болтавшимся на шее медальоном, под ритмическую музыку отплясывал Джерри, во все горло распевая модную песенку.

Владимир издали помахал ему рукой. Джерри был коренной тибетец, симпатичный парень с широким улыбчивым лицом и озорными черными глазами любитель восхождений и прирожденный философ. Они недавно подружились на космическом полигоне, в великой травяной пустыне близ голубого озера Кукунор.

– Ну как сюрприз, Влади? – издали прокричал Джерри. – Похоже, он тебе не здорово понравился?

– Грешен, – сказал Владимир, подойдя к огню. – Восторга нет.

– Ничего, привыкнешь, – сказал Джерри. – Это наша новинка, двухместный шагающий вездеход, у него выносливость яка и интеллект неандертальца, больше не нужно. Мы называем их биоидами.

– Черт побери, его бы можно было сделать покрасивее, – пробурчал Владимир. – Этакий гибрид паука со слоненком...

– А на что ему красота? Он отлично приспособлен к своей функции, сам господин Естественный Отбор не сделал бы лучше. Проголодался?

– Еще бы, я ведь не биоид? Что в котле?..

– Настоящая тибетская часуйма, – сказал Джерри горделиво. – В Лхассе такой не найдешь. Ты видел Монастырь?

– Да. – Владимир вызвал в памяти образ Чомо-Ганги и снова испытал прилив восхищения. – А ты бывал здесь раньше?

– Мальчишкой, с дедом. – Джерри снял с огня свою посудину. – Уже тогда Белая Часовня была пуста, монахи ушли в мир... Давай котелок.

– Интересно, как бы монахи восприняли твоего Цзамбо?

Джерри рассмеялся, показав широкую дугу белых зубов.

– Они решили бы, что в этот облик перевоплотилась душа какого-нибудь бедняги, нагрешившего больше чем нужно... Но у него есть зачатки личности, например он может обидеться... Эй, Цзамбо! – крикнул он биоиду. – Ступай принеси воды для чая.

Разделавшись с часуймой, он достал из карманчика плавок тонкую сигарету и, закурив, поудобнее устроился на траве.

– Привыкнешь, – повторил он.

Личность, подумал Владимир. Квазиличность. Квазимысли, квазиэмоции... Но как их отличишь от наших? Да и можно ли?

– Тяжело привыкнуть, – проронил он. – В нас еще сидит древнее, темное... Не похоже на тебя – значит, чужое, берегись его. Ничего не поделаешь, жизнь лепит нас еще по старой модели.

– Она лепит из нас не то, чем мы должны быть, а то, чем мы можем быть, – изрек Джерри. – Жизнь – это бесконечная цепь превращений, она не умирает с тобой, а каждый раз возрождается в новом облике. В каком – зависит от кармы, то есть алгебраической суммы всех твоих деяний и помыслов во всех прежних воплощениях. Заметь, со знаками "плюс" и "минус"... Чем больше плюсовый итог, тем лучше следующее воплощение, понял? – Джерри приподнялся на локте, подбросил в огонь сухого можжевельника.

Владимир покачал головой.

– Ну и бухгалтерия... И ты серьезно в это веришь?

– Верю. Судьбы, фатума, нет, каждый сам себе фатум.

– Но зачем тогда вообще жить? Рисковать испортить себе карму? Лучше сразу сесть в бочку с консервантом. Не шевелиться, не мыслить, не желать...

– Вот-вот! Это и есть нирвана, вечное блаженство абсолютного покоя, конец перевоплощений, награда за хорошую карму.

– Тогда чего ради ты лезешь на Белый Монастырь? – Владимир стал терять терпение. – Для кармы?

– Да, Влади. – Тон Джерри был серьезен. – Это доброе деяние, разве оно не делает нас лучше?

– Но неужели, черт возьми, за столько лет у вас ничего не изменилось? Как вы ухитрились совместить все это с высокой наукой?

– О нет, изменилось многое. – Джерри усмехнулся. – Старый ламаизм привел Тибет к застою. Когда же пришло освобождение, мы поняли, что на яках далеко не уедешь. Наука помогла нам не только уничтожить нищету и болезни. Раньше ламы крутили молитвенные барабаны. Теперь они стали рабочими и землепашцами. Вместо лам молятся электронные машины. Мудрость сотен томов "Кянджура" доступна всем по телевизору и в микрофильмах, а над Поталой зажжены священные слова: "Ом мани падме хум" – знаешь, что это значит?

Владимир кивнул.

– Нет, Джерри, – сказал он. – Для меня это не подходит. Мне не нужна нирвана, даже на такой высокой технической базе. Я хочу жить и быть человеком... делать мир прекрасным и не давать спуску всякой дряни, ее еще много на земле... А вот и наш красавец. Слушай, почему он дымит?

Биоид приближался, ухватив хоботом дужку раскачивающегося красного ведра. Над ним поднималось облачко пара.

– Замочил радиатор, там градусов восемьдесят... Он ведь тепленький, ты разве не замечал? Пойдем, познакомься поближе.

Джерри потянул Владимира к биоиду. В нос ударило запахом аммиака, к горлу подступила тошнота. Владимир вырвал руку, крикнул с отвращением:

– Убери его подальше!

Улыбка погасла на широком смуглом лице Джерри.

– Вот оно что! – процедил он. – Знаешь, кто ты такой? Расист! Это сидит у вас в крови, у просвещенных европейцев! Какого черта ты удостоил меня своим обществом? Я ведь не Джерри, а всего лишь Чжало! Или ты рассчитывал, что я буду у тебя носильщиком? – Джерри рассек воздух сжатым кулаком. – Ко всем чертям! – Он повернулся и пошел к аэроплату.

За ним поплелся Цзамбо. В его ретираде было что-то от безответной ослиной покорности. Владимир почувствовал, что краснеет. Кинулся вслед.

– Подожди, Джерри, – проронил он глухо. – Оправдываться не буду, я вел себя, как скотина... Понимаешь, мне всегда говорили, что я похож на стальной рельс: как уложен, так и ведет. Не могу я к нему привыкнуть, ну никак... – Ему бросился в глаза медальон Джерри. В ромбовидной рамке улыбалась молодая черноволосая женщина с милым простодушным лицом. Раньше я у тебя этого не видел, это Сонбу?

– Она. – Джерри смягчился. – Мы поженимся через год, когда она окончит университет в Чамдо. А у тебя девушка есть?

– Нет. – Владимир насупился. – Она не смогла примириться с этим.

– С рельсом?

– Да. Этот твой Цзамбо – я не могу считать его машиной. Животным тоже, он ведь говорит. Значит, человек? Но он слишком непохож на человека.

Некоторое время они молча глядели друг на друга.

– Ну и что из того, что непохож? – сказал наконец Джерри. – Вот ты, например, – откуда я знаю, что ты не искусно сделанный робот?

Владимир изумленно уставился на Джерри.

– Ты что, обалдел?

– Не пугайся, – насмешливо ответил тот. – Ты человек. Но не потому, что сделан из плоти и крови. А потому, что ведешь себя по-человечески, вот что важно. И Цзамбо тоже, почему же не считать его человеком?

Владимир задумался. Солнце клонилось к закату, и освещение стало неожиданно теплым, – это, невидимая отсюда, сияла Чомо-Ганга, наполняя мир розовым светом.

– А знаешь, ты прав, – признал он. – Думать иначе – это и есть расизм... Но тогда ты рабовладелец, так ведь? Ты же на нем верхом поедешь.

– А это совсем другое дело. Возить – его профессия. Аэроплат сядет не везде, а Цзамбо пройдет всюду. Изотопной батареи хватит надолго, пока не состарятся миозиновые мышцы.

– Ладно, Джерри, я привыкну, – пообещал Владимир. – Но ездить на нем не стану... Послушай, а выключить его нельзя?

– Не выйдет. – Джерри расхохотался. – Если ты пустил батарею в режим, то все! Его можно только... разобрать, что ли? Да брось ты мудрить, он неплохой малый... Эй, Цзамбо, поди сюда!

Тот подковылял, тихонько виляя хоботом, платформа покачивалась в такт. Верно; не красавец, но ведь и як тоже... С этим хоть можно перекинуться несколькими фразами в пределах проблем ходьбы и переноски грузов.

– Он может не только возить. – Джерри окинул биоида сочувственным взглядом. – У него развитая терморегуляция. Прикажешь – обогреет не хуже костра, правда за счет сокращения своей жизни... – Он похлопал Цзамбо по слоновьей голове. – Все! Давай десерт.

Они с наслаждением поглощали консервированные бананы, когда Владимир вдруг сказал:

– Слушай, у меня идея, как добиться нирваны при жизни...

– Ну-ка, давай!

– В невесомости, орбитуя над планетой!

И передние глаза биоида Цзамбо увидели непонятную ему картину: господин Темный и господин Светлый разразились громкими ритмическими звуками, повалились на траву и стали по ней кататься, обхватив друг друга. Если это опасность, то нужно прийти на помощь. Но кому из них?..

Они были молоды, полны играющей силы и не подозревали, какой искус готовит им Белый Монастырь.

Было еще темно, но световой прилив с востока уже гасил звездные огни в высоком небе.

Они шли уже несколько часов по плавно поднимавшемуся глетчеру, сплошь покрытому сверкающим фирном. В удобном седле, в обогреваемом штормовом костюме Джерри не ощущал движения – вокруг господствовала белизна, не давая взгляду ни единой зацепки. Лишь впереди маячила ярко-алая фигура Владимира – шлем на голове, плоский серебристый баллон на спине, широкий белый кушак вокруг пояса. Джерри оглянулся – позади тянулась цепочка звездчатых следов от ступней биоида. Они перемежались с овальными отпечатками самоподъемных ботинок – ороподов, в которые был обут Владимир. Еще дальше простирался фиолетовый горизонт, на его фоне темнело пятнышко оставленного ими аэроплата.

– Джерри! Как маяк?

– Пищит нормально.

По сигналам маяка, отраженным спутником, следившая за ними спасательная база постоянно знала их место.

– Постой-ка, осмотримся. – Владимир вгляделся вперед. До подножия предвершинного гребня оставалось километра три коварного ледника, наверняка изрезанного трещинами, закрытыми снегом. Лишь перед самым гребнем, в плотной тени вершинного массива, снега не было – там громоздились полупрозрачные глыбы открытого льда.

– Будем держаться осторожнее, – услышал Джерри в своем шлеме. – Терпеть не могу закрытый ледник, не знаешь, где загремишь. Давай двигаться в связке, включаю эхо-зонд...

Между ними пролег тридцатиметровый красный трос, а в ушах Владимира возникло тихое жужжание, означавшее близкую ледовую твердь под слоем фирна. Подъем усилий не требовал: эту работу делали ороподы, "горные ноги", по очереди поднимавшие каждую ступню сжатым газом из заспинного баллона. Четыре такта, два "вдоха" и два свистящих "выдоха" под ногами: раз-два, три-четыре, ом-мани – падме-хум...

Когда из-за вершинных зубцов Чомо-Ганги высунулся ослепительный краешек солнца, их атаковал ураганный ветер. Подняв в воздух снежные вихри, он потопил все вокруг в белесой мгле. Но остановить восходителей не мог.

Почувствовав натяжение троса, Владимир оглянулся; Джерри подошел, пожалуй, слишком близко.

– Держись подальше, Джерри! – крикнул он предостерегающе.

И вдруг жужжание эхо-зонда стало оглушительно громким, а правая нога потеряла опору. Падая, Владимир ударился затылком шлема о снег и ощутил сильный рывок натянувшегося троса. Дальше было быстрое скольжение вниз по ледовому склону, защемившее сердце чувство непоправимости, отчаянная попытка задержаться. Это длилось несколько секунд. Потом скольжение резко замедлилось и прекратилось. Владимира заклинило между двумя наклонными ледовыми стенами. Сверху чувствительно напирала масса обрушившегося снега.

– Влади! – раздалось в шлеме. Значит, они целы! Но где они?

– Джерри, Джерри, я здесь!

– Влади! – по-прежнему звал Джерри: он его не слышал. – Влади, где ты?

Видимо, отказала связь. Если сбросить шлем, можно просто крикнуть. Владимир попытался высвободить зажатые руки, и тут же возобновилось скольжение. Неужели это конец?

– Влади! Где ты? – звучало в шлеме.

Скольжение замедлилось, и вдруг освободились руки, а ороподы уперлись в твердое.

Некоторое время Владимир не шевелился. Потом включил нагрудный фонарь, в его свете блеснули слоистые ледовые стены. Осторожно поднявшись, он отряхнулся и откинул шлем. Лицо обдало морозом.

– Джерри! – крикнул он. И тут же услышал радостный отклик.

– Влади, я тебя слышу! Мы съезжаем вниз!..

– Здесь пещера! – во всю мочь крикнул Владимир: эхо откликнулось издевательскими повторами. – Пусти вперед Цзамбо!..

Через минуту на Владимира посыпался град снежных комьев. Он отскочил, и стокилограммовый биоид, спружинив на лапах, шлепнулся на его место. Вслед за ним, весь в снегу, прибыл Джерри. Они обнялись, и Владимир помог ему снять шлем.

– Цел?

– Ушиб немного плечо. – Владимир снял заспинный баллон и ненужные ороподы. – Ты, я вижу, в порядке, а маяк?

– Посмотри у меня за спиной. Вроде пищит...

Владимир заглянул, покачал головой:

– Помяло антенну. Впрочем, его все равно надо выключить.

– Значит, маяк они уже потеряли. – Джерри просиял. – И знают где! Ом-мани-падме-хум! Через час будут здесь! – Он облегченно перевел дух. Но расскажи, как все это получилось?

– Скорее всего трещина была перекрыта старым наддувом фирна. – Владимир почесал затылок. – А под ним пусто. Зонд и дал отражение от фирна... А ты – какого черта ты подошел так близко? Держись ты на всю длину троса, остался бы наверху!

– Зазевался, Влади, – сказал Джерри чистосердечно. – Я и моргнуть не успел, как трос потащил нас...

Они стояли на волнистой ледовой поверхности, уходившей покатым горбом в глубокую тьму. Владимир посветил фонарем и свистнул.

– Как же нам повезло! Проехали метров двадцать, а могли бы ехать еще долго... Закрепляйся! – Джерри извлек из кармана ледовый пистолет, заложил в дуло зазубренный крюк, приложил его к стене и нажал спуск. Раздался громкий хлопок, мгновенное шипение пара, в лицо брызнули холодные льдинки. Раскаленный крюк глубоко засел во льду. Подобрав трос, Джерри привязал к ушку крюка себя и Владимира.

– А где упаковка со снаряжением?

Джерри подошел к биоиду, ощупал пустую искореженную раму:

– Все исчезло, Влади!

– Не беда, ждать недолго, прокормимся аварийным. – Владимир распустил свой кушак: это была гибкая нейлоновая лестница. – Посвети-ка.

Подозвав Цзамбо, он влез на раму и вогнал в стену, повыше, два крюка. Подвесив к ним лестницу, взобрался наверх, ощупал свод, – рука уперлась в холодную шероховатую поверхность. Пошарив по своду, он вдруг понял, что смерзшийся остаток обрушившегося снега запер их в ловушке. По спине пробежал неприятный холодок.

– Придется ждать спасателей, Джерри, – проронил он.

В луче фонаря было видно, как сразу изменилось лицо Джерри.

– А если они... задержатся? Аварийки хватит на сутки, ну растянем на двое, а потом?

– Спокойно, парень! Давай-ка лучше починим антенну...

Оставалось только ждать.

Влага стекала повсюду с ледовых сводов, капли падали на непокрытые головы, на окутанного паром биоида, постукивая вразнобой и вызывая неожиданную ассоциацию с мартовским днем там, дома...

Они давно переговорили обо всем на свете, пытаясь обмануть голод и тревогу. Правда, гибель в этой ледовой западне была так бессмысленна, что в нее просто не верилось. Но уже надвигалась отупляющая пассивность. Ей нельзя было поддаваться, и Владимир всячески старался расшевелить Джерри, все чаще молившегося в одиночку.

Привстав, он посмотрел на часы: было пятое июля. Прошло уже четверо суток, а спасателей все не было. Причина могла быть одна: они потеряли маяк где-то раньше. Но где и когда?

Биоид был еле виден в полумраке. Исходивший от него поток тепла явно стал жарче. И странно: уже привычный запах аммиака сменился чем-то другим, незнакомым. Спросить его, в чем дело? Как-то не поворачивался язык. Да и поймет ли?

Он растолкал спавшего Джерри. Тот открыл глаза, поблуждал взором, потом приподнялся на руках.

– Влади, – проговорил он с трудом. – Дай мне пить.

– Держись. – Владимир дал ему напиться. – Все равно выберемся!

– Когда? Может, им мешает снежная буря?

– Вряд ли она так затянулась. Знаешь, когда они потеряли маяк? В пургу! Помешали, наверное, электрические разряды, сам знаешь, в горах это бывает. Она же, черт, не дала им сразу взлететь.

Джерри сел на скомканном алом полотнище.

– Но ведь они могли найти нас по следам!

– Следы наверняка замело, – возразил Владимир.

– Но мы проделали в снегу изрядную дыру! Уж ее-то они могли разглядеть?

– Трещину засыпало свежим снегом.

– Так что же ты мне доказываешь? – крикнул Джерри. – Что нас невозможно спасти?

Он прав, подумал Владимир. Опять я ломлюсь по прямой...

– Спасатели идут, Джерри, – сказал он спокойно. – Безусловно ищут.

– Они найдут одного Цзамбо, его хватит надолго! – Джерри говорил все громче, его черные глаза возбужденно блестели. Внезапно он оборвал речь, уставился на биоида и вскочил на ноги. – У нас есть пища! Ты видишь?

Владимир невольно оглянулся.

– Вот она, позади тебя! Полсотни килограммов съедобного миозинового белка в его мышцах! Ты понимаешь?

Ответить Владимир не успел: со стороны биоида послышался какой-то свист. Неужели он понял разговор?

– Смотри, что он делает!

Хобот был развернут и направлен на узкую расщелину, уходившую наверх. Джерри дотронулся до головы биоида и тут же отдернул руку. Из хобота со свистом вырывалась струя горячего воздуха.

– Он перегрелся! – крикнул он. – Эй, Цзамбо! Остынь, я приказываю!

– Зачем, Джерри? – вмешался Владимир. – Он же спасает нас! От тепла протаивает обвал, еще немного – и мы выберемся!

– Цзамбо греть... – послышался скрип биоида.

– Но для него это самосожжение! Миозин не выдержит и мы лишимся всего! Смотри, как под ним тает лед – он рухнет вниз! Остынь, Цзамбо!

– Цзамбо не остыть... – был ответ.

Джерри кинулся к Владимиру, схватил за ворот комбинезона.

– Надо его разобрать! Ты не веришь, что это съедобно?

– Нет, не то... – Владимир отвел его руки. – Как насчет твоей кармы? И во что перевоплотишься ты?

– Ах, вот что! Быстро же ты перестроился! Давно ли он был для тебя поганым монстром?

– Ошибаешься. – Лицо Владимира было мрачно. – И тогда он был для меня почти человеком... То, что ты предлагаешь, убийство. Почему бы тебе не подкрепиться моим филе?

Свист воздуха не прекращался. Из расщелины валил пар, безостановочно лилась вода.

– А если бы это был пес, верный друг, понимающий, но не говорящий? Ты бы умер с голоду рядом с ним?

– Да, – ответил Владимир твердо.

– Но это просто говорящая машина, пойми! Съесть кожаный сальник насоса – это тоже каннибализм?

– Не валяй дурака, Джерри! Неважно, из чего он сделан. У него есть личность, вот что важно. – Сам того не замечая, он повторил сказанное Джерри там, на поляне.

Они встали друг против друга, расставив ноги, полусогнув руки.

– Не мешай мне, Влади! – Тон Джерри был угрожающим.

– Ты не вправе отнять у него жизнь!

– Он не живой!

– У него есть разум. И может быть, чувства.

– Ему все равно!

– Но я не могу... – Владимир почувствовал, как его захлестывает нечто, стоящее над доводами разума. – Я не позволю тебе это!

– Ты стальной рельс, ты один, а меня ждет невеста! – Джерри отскочил к стене с пистолетом в руках. – Я не намерен подыхать в этой мышеловке! – Он загнал в ствол крюк, похожий на сосновую ветку. – С дороги!

– Джерри, погоди! – крикнул Владимир, задыхаясь. – Ом-мани-падме-хум! Во имя Священного Сокровища в Цветке Лотоса – стой!

В тусклом взоре Джерри мелькнуло замешательство. Отчаянным прыжком Владимир очутился рядом, схватил за кисть, отклонив пистолет кверху. Хлопнул выстрел. Раскаленный вишнево-красный крюк, мелькнув, скрылся в расщелине. Оттуда с шумом посыпались куски льда, и вдруг словно забрезжила заря: к ним пробился дневной свет.

Оба так и застыли рядом, с вытянутыми вверх руками. Но сзади послышался треск, часть льда откололась, увлекая с собой глубоко втаявшего биоида.

– Господин... опасность... – раздался скрипучий голос и утих.

Из пропасти донеслось шипение, взвились клубы пара – все было кончено.

Ах, Цзамбо!.. Никогда еще Владимир с такой силой не испытывал жалости.

Но нужно было действовать. Через час лихорадочной работы – крюк, лестница, крюк, лестница – оба выбрались наверх и, зажмурившись, повалились в изнеможении на снег.

Потом Владимир встал, пошарил зондом, – кругом было безопасно. Пройди они метрах в трех стороной – не угодили бы в трещину. Он установил маяк, прислушался – маяк пищал успокоительно. Теперь уж скоро прилетят за ними.

Они ждали, откинув шлемы, щурясь от яркого света.

– Почему он тебя не послушался, Джерри?

– Не знаю... Такого с ними раньше не бывало. В их программе нет стимула к самопожертвованию, только защита хозяина. – Джерри помолчал. – Хотел бы я знать, во что он теперь перевоплотится...

– В человека, – сказал Владимир.