Текст книги "Агитбригада 3 (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я сразу вспомнил сестру Марию Магдалину и сестру Саламею-мироносицу, с которыми сожительствовал Епифан, когда был Мессией.

– Вот и хорошо, – кивнул я и выпроводил Епифана-Зубатова вон.

Сам же вернулся обратно и улёгся на кровать. В доме было тихо. Ахи-охи поутихли и можно было доспать. Вот только сна у меня больше не было ни в одном глазу.

Я поворочался на кровати туда-сюда и понял, что всё зря. И нужно вставать.

Только я завершил все гигиенические процедуры, как вернулся Енох.

Был он возбуждён и преисполнен собственной важности.

– Ну что там? – спросил я.

– Дознаватель отчитывался своему начальнику, и они совещались, – начал издалека Енох.

– Давай ближе к делу! – велел я, – что они говорили? Кого подозревают.

Енох на такое моё нетактичное замечание надулся. Пришлось его слегка поуговаривать. А когда мне это надоело, я пригрозил, что позову Мими. Это сразу сделало Еноха более сговорчивым, и он чётко и внятно рассказал все три версии следствия.

По первой версии выходило, что это Зубатов. Он якобы поругался с Ириной, убил её, а когда неожиданно вошел официант – убил и его. А сам притворился мёртвым и потом «воскрес», чтобы отвести от себя подозрения.

По второй версии это был Рыжий. Бывший возлюбленный Ирины. Который якобы из ревности устроил все это – убил бывшую любовницу, её нового друга Зубатова и случайно подвернувшегося официанта.

А вот по третье версии – это был я. Тот журналист всё-таки сдал меня. И они решили внедрить в нашу Агитбригаду своего агента и посмотреть, какие у меня были мотивы.

Дальше наше совещание с Енохом прервал стук в дверь.

– Открыто! – крикнул я, продолжая валяться на кровати. Вставать было лень.

В открытую дверь проскользнула Клара. И вид её разительно отличался от привычной Клары Колодной, слегка зачуханной костюмерши Агитбригады, причём не первой свежести. А вот сейчас это была Женщина. С большой буквы. Глаза её горели каким-то таинственным блеском, на припухших губах блуждала еле уловимая улыбка.

– Капустин, – сказала она и победно улыбнулась.

И её улыбка мне совсем не понравилась.

– Чего? – спросил я.

– Хотела сказать тебе спасибо за Зубатова! – прощебетала она. – Это было восхитительно! Чудесно!

Я не стал комментировать, что раз ей не с кем сравнивать, то как она определила, что это чудесно?

Но промолчал.

– Капустин! – Клара встала напротив меня и вонзила тяжелый взгляд. И этот взгляд мне тоже очень не понравился.

– А?

– Говорить спасибо тебе за Зубатова не буду, – хмыкнула она, – ты и так должен был сделать всё это еще давно. Когда я тебя просила.

Я не стал комментировать, а Клара продолжила.

– Но раз у тебя так хорошо получается, сделай теперь так, чтобы я была руководителем Агитбригады! Срок тебе – две недели.

– А Гудкова мне что – убить? – не выдержал наглости я.

– Как хочешь. Мне без разницы.

– Ты с ума сошла, Клара, – покачал я головой.

– А если не сделаешь, я всем расскажу, как ты оживил Зубатова.

Глава 9

В комнате мгновенно стало тихо – я изумлённо воззрился на Клару, а Клара победно уставилась на меня.

– Ты меня, надеюсь, хорошо понял? – её тонкогубый рот растянулся в триумфальной ухмылке.

Рядом злобно зашипела Мими. Но я зыркнул на неё предупреждающе и она, недовольно урча, утихла.

Да, сейчас Клара перешла грань. Прошлый раз, я её пожалел. Считал, что она – бедная влюблённая дурочка, барышня не первой молодости, некрасивая. И шансов у неё привлечь яркого Зубатова не было. Поэтому она и бросается в крайности от отчаяния и любви. Так, по крайней мере, я её тогда оправдал. Но вот сейчас я смотрел на неё и понимал, что нельзя таких вот оправдывать. Под маской жертвы обычно прячется подлый манипулятор. Про таких раньше говорили: «Волк в овечьей шкуре». Поэтому с заблудшей овечкой нужно срочно разбираться. Иначе будет, как в сказке про золотую рыбку.

– Хорошо, Клара, – сказал я, не заостряя конфликт, – только дай мне хотя бы три недели? За две, боюсь, не успею.

– Не ври, Капустин. Всё ты успеешь! А если не успеешь за две недели – я тебя сдам!

– Но почему так мало времени? – возмутился я (а на самом деле мне стало любопытно).

– Потому что как раз закончится следственный процесс, и мы сможем уехать отсюда, – отрезала Клара, – и к этому времени я уже хочу управлять Агитбригадой. Здесь нужны перемены и умный руководитель!

С этими словами она вышла из моей квартиры, напоследок смачно хлопнув дверью.

– Вот мразь! – прокомментировал её поведение Моня, который тут же материализовался из воздуха.

– Почему ты запретил Мими её укокошить? – возмущённо спросил меня Енох. – Это отдаёт слабостью. Она чувствует и вьёт из тебя верёвки. Поверь, Генка, моему опыту, даже если ты укокошишь Гудкова и сделаешь её руководителем Агитбригады, на следующий день она что-то новое придумает!

А Мими просто уставилась на меня с удивлением.

– Всё просто, – объяснил я неживому коллективу, – укокошить Клару мы всегда успеем. И, скорей всего именно так потом и сделаем. А то у неё крыша совсем поехала, и она действительно стала опасной.

– Почему потом⁈ – проворчал Енох, – ждёшь, когда она потребует сделать её секретарём ВКП(б)?

– Нет, – покачал головой я, – если бы ты пошевелил мозгами, то вспомнил бы, что мой нож, который дал Софроний, кто-то украл. Кроме того, на меня недавно покушались, и на Мими покушались. А ещё все эти странные жертвоприношения…

– Так ты решил сделать из неё приманку? – первым догадался Моня.

– Ну не из себя же я жертву буду делать, правда? – хмыкнул я.

Мои призраки повеселели, и даже Мими одобрительно кивнула.

Вот и ладненько.

В связи с тем, что в Хлябове произошло столько печальных событий, было принято решение, что наша Агитбригада театральные и цирковые выступления не даёт. Да и остальные концерты и показ кинофильмов были отменены. Но, так как мы приехали, и средства на нашу дорогу были затрачены, кроме того, нужно было продолжать вести разъяснительную работу среди населения, то нам все мероприятия заменили на лекции и беседы.

Причем и лекции, и беседы разделили между всеми членами Агитбригады. Кроме Жоржа и меня. Но хитрый Жорж спрыгнул, мол, лошадь захромала и ему нужно животное подлечить. Да и фургоны наши пора проверить, а то дорога предстоит дальняя, хоть бы выдержали. Поэтому его отпустили по хозяйственным делам (всё равно оратор из него был так себе). Зёзик пытался тоже в помощники напроситься, но Гудков так на него гаркнул, что больше к этой теме не возвращались.

А вот меня в расчёт не взяли сразу. Мол, недостаточно авторитета. Мал ещё, чтобы почтенных жителей Хлябова агитировать на путь атеизма и светлого будущего.

Но я на такое решение совсем не обиделся. Ведь когда мне ещё такая красота выпадет? Все эти две недели я буду предоставлен сам себе!

И вот сегодня все наши агитбригадовцы ушли в клуб готовиться к лекциям, а я немного ещё повалялся на кровати и решил, что пора искать похитителя моего ножа и обидчика Мими.

– С чего начнём? – задал вопрос Енох, который сегодня был настроен решительно.

– Сперва завалюсь куда-нибудь в кафешку. Нужно позавтракать.

– Это такая дыра, – хмыкнул Моня, – здесь все заведения раньше вечера и не открываются.

– Тогда надо идти на рынок, – потянулся я так, что аж в спине хрустнуло, – там всегда чего-нибудь прикупить можно.

Так и решили. Отправились на рынок.

Первоначально я хотел оставить кого-то из призраков дома на дежурстве, но они так разнылись, мол, столько лет торчали в ограниченных помещениях, что сейчас любая прогулка для них в радость.

В общем, победили меня количеством нытья и жалоб.

Рынок встретил меня разноголосым шумом, суетой и запахами. Да, запахи сейчас были самыми главными. Пахло свежей сдобой, дёгтем, жаренным на углях мясом и сырой рыбой. Мой живот жалобно квакнул.

Я оглядывался в поисках рядов, где торговали готовой едой. Сырая рыба меня интересовала мало.

– Туда, – сказал Моня и полетел сквозь толпу, показывая мне дорогу.

Я пошел за ним, негромко матерясь себе под нос – Моне-то хорошо, он сквозь любую преграду проходит, а мне пришлось лавировать и толкаться.

Но, наконец, мои мучения закончились, и я вышел в пахучие ряды с готовой снедью. Здесь торговали всем, чем угодно: пирогами с мясом, с картошкой, с капустой, с яйцом и луком, с кашей, с печёнкой, с жаренной тыквой, с сыром, с ягодами, с грушами… перечислять можно целый день. Отдельно продавали на развес жаренную картошку, тушенное мясо, запечённую рыбу… Был целый ряд с молоком, квасом, сбитнями и пивом.

У меня аж глаза разбежались.

И всё это продуктовое великолепие так одуряюще пахло, что я не выдержал – ринулся туда и в считанные минуты накупил кучу еды.

– Уф! – довольно сказал я, прижимая к себе торбу со снедью.

– И зачем ты столько еды накупил? – насмешливо фыркнул материализовавшийся Енох, – ты ведь всё это даже за два дня это не съешь, только испортится. Надо было немножко взять, а завтра опять бы сюда пришел за свежатинкой.

Я вздохнул – в словах Еноха была доля правды. Но что сделано, то сделано…

– Нужно найти, где можно всё это съесть, – сказал я, – возвращаться домой неохота, да и кто-то из агитбригадовцев может вернуться и припахать меня к какой-нибудь работе.

– Ой, смотри, тебя же ограбить пытаются! – предупреждающе крикнул Енох.

Я моментально схватил за руку воришку. Оглянулся – щупленький паренёк лет десяти-одиннадцати с немытой шеей и болячками на ушах, которые чуть прикрывал старый потрёпанный картуз, явно не по размеру.

– Попался! – рассердился я и дёрнул неудачливого вора за руку.

– Дяденька, я не хотел! Дяденька, миленький, это случайно! – запричитал воришка, – Отпусти меня, пожалуйста, я больше никогда не буду!

– Не будешь воровать? – хмыкнул я, – вот прямо в эту же секунду возьмёшь и бросишь?

– Не буду! Вот те крест, дяденька! – забожился малой, глядя на меня честными-пречестными синими глазами, которые ярко выделялись на загорелом до черноты остроносом лице.

– Вот как позову сейчас милицию и пусть они с тобой разбираются, – строго сказал я.

– Не надо, дяденька! – перепугался малец, чуть не плача, – лучше сам поколоти! А то они меня в допр запрут! А я там жить не смогу!

– Да отпусти ты его, чего к ребёнку прицепился⁈ – возмутился Енох.

Я заметил, что он покровительственно относится к маленьким детям. К той же Мими.

– Действительно, Генка, отпустил бы ты его, – рядом появился Моня, – у него явно золотуха. Еще заразишься. Оно тебе надо?

Мне оно было не надо, но я ещё имел к мальцу пару вопросов:

– Ты беспризорный?

– Ну… – замялся паренёк и я понял, что таки да.

– А где ты ночуешь?

– Когда как, – уклончиво ответил малец.

– У вас банда?

– Да ты смеёшься, дяденька? – изрядно удивился малец, так что даже веснушки на остреньком носу посветлели, – мы же не урки какие-нибудь. Да и не сявки…

Я за этим его «мы» сразу понял, что у них своя банда. Ну, или не банда, а просто шайка.

– Веди! – велел я.

– Куда? – перепугался малец.

– К своим!

– Дяденька, ну пожалуйста… – опять заныл он, уже по-настоящему испугавшись и размазывая свободной рукой слёзы по щекам вместе с грязью.

– Общаю, что ничего плохого вам не сделаю, – сказал я, – поговорить надо. У меня задание есть для вас. Денежное.

– А ты не обманешь? – недоверчиво шмыгнул носом беспризорник.

– Не обману, – пообещал я. – Пошли!

Шкет подтянул безразмерные штаны повыше, и мы пошли.

Путь пролегал сначала через респектабельную часть города, идти по брусчатке было нормально. Но, когда мы свернули в какие-то подворотни, дорога стала прямо чавкать под ногами. И это явно было не болото, а какие-то вонючие помои. То ли канализация у них протекла, то ли свиней они тут содержат.

Я еле поспевал за мальцом, стараясь дышать ртом.

Наконец, малец привёл меня куда-то, где сплошной стеной стояли разнообразные сараи и склады.

– Здесь, – хрипло сказал он и нырнул в цель между досками на стене.

Я затормозил, не зная, что делать, вдруг я сейчас полезу, а там здоровый бугай с топором стоит и сразу меня по темечку тюкнет.

– Там только дети, – сказал Моня, который уже слетал на разведку.

– Понял, – кивнул я и с трудом протиснулся в узкою для моей комплекции щель.

В полумраке сарая, который практически не разгоняла слабо тлеющая лучина, на охапках несвежей соломы сидели дети, человек шесть. Причём, как я понял, тот шкет, которого я поймал, среди них был самый старший.

Дети были в ужасных лохмотьях, худенькие и грязные.

«Дети подземелья, чёрт возьми», – подумал я.

– Здравствуйте! – сказал я детям.

Двое из них невнятно ответили. Остальные просто смотрели на меня, кто испуганно, кто застенчиво. Среди пёстрой ребятни взгляд выделил одну девочку.

– Меня зовут Гена, – сказал я, – давайте знакомиться.

– Ванька.

– Санёк.

– Шпилька.

– Карасик.

– Улька, – последней назвалась девочка, такая худенькая, что, казалось невероятным, как её голова с копной всклокоченных волос держится на такой шейке.

– Хома, ты пошамать принёс? Кушать хоцца… – жалобно протянул маленький рыжий шкет в засаленном пиджаке «на вырост» на голое тело.

Слова «хома» он говорил с ударением на первый слог. Как потом выяснилось, это было прозвище, сокращенно от слова «хомяк». Парня так прозвали за домовитость.

– Не вышло, – вздохнул Хома, мой старый знакомец, который и привёл меня сюда.

– Ничего, завтра, может, повезёт, – сказала девочка и невесело улыбнулась.

– Ты вчера тоже самое говорила, Улька, – грустно сказал чернявый пацанёнок, имя его я не разобрал.

– А вот я принёс, – преувеличенно-бодро сказал я, отгоняя щемящее чувство тоски и безнадёги. – Меня Хома потому и привёл к вам. Показывайте, где обедать будем?

– Да вот тут и будем, – Улька на правах хозяйки показала на перевёрнутый замызганный ящик, который служил им вместо стола.

– А чего грязно у вас так? – удивился я и расстелил на грязных досках ящика кусок газеты, в которую торговка завернула мне пироги. – Ну я понимаю, не всегда пошамать что бывает, но гнилую солому подмести можно? И ящик этот почистить?

– Да мы тут второй день только, – пояснил чернявый паренёк, завороженно глядя жадными глазами, как я споро выкладываю из торбы колбасу, жаренную рыбу, пироги и огромный кусок запечённого сыра с изюмом.

Конфеты я тоже купил, но сейчас пока не выложил. А то знаю я этих детей – сразу начнут из сладкого.

– Руки, конечно вы не моего? – строго спросил я.

– Так воды у нас нету, Гена, – вздохнул Хома, – мы раньше жили на чердаке старого дома, там печку топят и тепло было от ко́мина, так там и колонка рядом в соседнем дворе была. Так что у нас чисто было и мы мылись. А потом туда комышовские пришли и нас выгнали. А здесь до колодца далеко. И там гимназисты нас бьют и камнями бросаются. Мы туда редко ходим, а воду только для попить бережем.

У меня аж в горле запершило.

– Но ты не думай, мы вот скоро уже немного денег соберем, Шпильке ногу подлечим и в деревни уйдём. Там летом в лесу жить можно. Халабуду сделаем. А вокруг сады и огороды. Яблоки и картоха будет. А в прудах рыбалка. И раки. Красота.

Малыши радостно засмеялись. Видно, что мечту эту они лелеяли уже давно. И жили той надеждой, что какая красота им будет, когда они станут жить в лесу в шалаше.

– Ну, налетай, малышня! – сказал я, когда закончил нарезать снедь кусками.

Ребятишки, которые сидели и чинно наблюдали за моими приготовлениями, резво начали хватать всё подряд, запихивая еду в рот, глотая целыми кусами не жуя.

Я хоть тоже был голоден, а так как еды было много, то взял небольшой кусочек пирога и принялся потихоньку есть. Но особо аппетита не было.

Уж очень гнетущим было впечатление от всего этого.

Наконец, ребятня наелась, и я спросил:

– Наелись?

– Да, – сыто отдуваясь, счастливо сказал Хома.

Остальные сконфуженно заулыбались.

– Ну тогда вот вам по конфете и начнём серьёзный разговор, – сказал я, вытащил из торбы шесть конфет и раздал всем по одной.

Все моментально стали серьёзными. Даже о конфетах забыли.

Я наклонился к ним и тихо сказал:

– В общем, мне нужно, чтобы вы…

Обратно домой я добрался уже когда солнце свалилось куда-то за крыши домов и стало темнеть. Но фонари ещё не зажгли.

Как ни странно, в окнах дома, где мы квартировали, был свет. Почти во всех окнах.

Хм… странно….

– Что-то опять случилось? – удивился я.

– Сейчас слетаю в разведку, – заявил Моня и первым, пока не сориентировался Енох, метнулся сквозь стену дома.

Енох разразился крепкими непечатными выражениями – ему тоже было любопытно, но он явно не успевал за стремительным Моней.

Через пару минут Моня вернулся, не успел я ещё дойти до входных дверей.

– Ну что там?

– Да всё нормально, – хмыкнул Моня и загадочно добавил, – сейчас сам всё увидишь.

– Тогда зачем ты летал в разведку⁈ – заверещал Енох, – какая от тебя польза?

– Я убедился, что там нет опасности, – заявил Моня и Енох умолк, только злобно ворчал что-то себе под нос.

Я вошел в дом, везде было светло, только никого на первом этаже не было. Я поднялся по скрипучей лестнице. Сверху доносился смех, голоса и звуки музыки.

Может, репетируют?

Гадский Моня иногда так не вовремя любит напускать таинственности. Аж бесит.

Наконец, я дошел до своей квартиры. Рядом, из квартиры Епифана-Зубатова доносился весь этот шум. Звучала музыка, разговоры, слышался звон стекла. Да и запахи еды пропитали весь этаж.

Я, глядя на этих бедных детей, смог тогда съесть лишь крошечный кусочек пирога, так что сейчас мой голод был таков, что я готов был сожрать целого слона. Без соли.

Поэтому недолго думая, я толкнул дверь и вошел внутрь.

Перед моими глазами открылась удивительная картина: все агитбигадовцы, в полном составе сидели за сдвинутыми столами, явно их стащили со всех квартир. И столы ломились от всевозможной еды. Явно ресторанной. Раскрасневшийся от выпитого Зёзик лихо разливал дамам по фужерам, стаканам, чашкам и бокалам (что нашли, туда и разливал) шампанское. Мужики пили водку и коньяки. Все наперебой разговаривали, была уже та стадия опьянения, когда двое вроде как ведут диалог, но каждый о своём, не слыша друг друга.

– О! Генка! Где ты ходишь⁈ – радостно воскликнул Гришка Караулов, увидев меня.

– Иди к нам, Генка! – закричала Нюра и замахала рукой.

– А мы тут только недавно о тебе говорили, – пьяненько подмигнул мне Жорж и икнул.

– Капустин, знакомься, у нас в коллективе новый человек, – старательно выговаривая слова, с серьёзным выражением лица сказал Гудков.

– Это не человек, а барышня! – поправил его изрядно захмелевший Зёзик, – причём очень даже ничего!

– Зёзик! Ну как так можно⁈ – хором, смеясь, возмутились Нюра и Люся, – какая она тебе барышня? Она – человек!

– А что, барышня не может быть человеком? – дискуссия явно набирала обороты и обо мне все уже давно забыли, переключившись на более важные в данный момент вопросы.

– Здравствуйте. Так вы и есть тот самый Генка? – на меня с любопытством уставились чёрные блестящие, с поволокой глаза. – Давайте знакомиться. Я – Шарлотта.

Глава 10

Я окинул взглядом барышню. На вид ей было примерно лет восемнадцать – тридцать. По нынешней моде они сейчас все белили лица для аристократической бледности, густо подводили глаза (чтоб было как у панды) и губы темным, а волосы укладывали так, что сразу и не разберёшь – девица это или зрелая женщина. Вот и Шарлотта была из таковых.

Хоть в комнате было хорошо натоплено, она демонстративно зябко куталась в какие-то бесконечные шали в многочисленных складках и рюшах, завитые волнами короткие волосы жирно блестели то ли от воска, то ли вообще – от бриолина, я особо не разбираюсь в этих бабских штучках-дрючках.

– Шарлотта, значит, – сказал я, и добавил, – и чем же вы, товарищ Шарлотта будете у нас заниматься?

– Я шансонетка! – кокетливо улыбнулась Шарлотта и выпустила струйку дыма. Курила она очень изящно, тоненькую папиросу держала за длинный мундштук и при этом отставляла мизинчик.

– Шансонетка? – вытаращился я.

Нет, я конечно всё понимаю, Агитбригада – это по сути живая газета, театрализованный разговор со зрителем на доступном ему языке, донесение антирелигиозной информации посредством ярких декораций и карнавального выступления. При этом использовались все возможные элементы эстрады и цирка – от хоровой декламации до сальто-мортале или даже танца апашей. Но шансонетка!

Насколько я знаю, комсомольские организации давно и прочно боролись с этим явлением, считая его мещанством и пережитком прошлого. А тут Гудков лично притащил шансонетку в недра Агитбригады! Упасть и не встать! Что-то, как говорится, в лесу большое издохло, не иначе!

Пока я отходил от удивления, шансонетка Шарлотта подставила пустой бокал Зёзику, который щедро плеснул туда шампанского, отпила немножко, а затем протянула мне:

– За знакомство! – сказала она с многозначительным придыханием.

– Ой, извините, я не пью, – ответил я и пояснил, – мал ещё.

Шарлотта капризно надула губки, но тут Гудков попросил:

– Шарлотта, ты же поёшь красиво, спой нам что-нибудь!

– Да, спой! – подхватил Гришка. – Душа просит!

– Пожалуйста!

– Спой!

– Просим! Просим! – отовсюду раздались пьяненькие возгласы.

Шарлотта для виду чуток смущённо поломалась, а потом сказала:

– Но я без музыки не могу.

– Будет тебе музыка!

– Какую музыку ты хочешь?

– Да хоть волынка!

Гудков сказал:

– А на гитаре можешь?

– А то! – томно ответила Шарлотта и повела плечиком.

– Щас будет, – пообещал Гудков, наткнулся взглядом на меня и велел, – Капустин, не в службу, а в дружбу, метнись за гитарой.

– Хорошо, – кивнул я и уточнил, – а где она?

– У Нюры была вроде, – задумчиво сказал Зёзик, – я видел, она после репетиции к себе забрала.

– Это я сперва забрала, а потом Клара её забрала, – ответила Нюра.

– Как Клара?

– Да ладно!

– Не может быть!

– А зачем ей?

– Никак петь собралась! – со всех углов послышалось пьяное ржание и подтрунивание над костюмершей.

– Сказала, что Зубатов её учить будет, – под общий смех пояснила Нюра, неодобрительно покачав головой.

– А то я смотрю, что-то он зачастил к ней, – хихикнул Гришка Караулов.

– Ну так за раз не научишь же! – конец фразы потонул в общем хохоте.

Хотя продолжение я не слушал – вышел в коридор. И направился к Зубатову. Моня увязался за мной. Енох остался там, подслушивать разговоры.

Не успел я дойти до двери Зубатова, как Моня, который успел смотаться на разведку, заявил:

– Его дома нету.

– А где он? – задумался я и спросил, – А гитара там есть?

– Подожди. Я сейчас, – велел Моня и опять просочился сквозь зубатовскую дверь. Невольно я ему позавидовал – хорошо иметь какую-то суперсопособность. Нет, так-то мне нарекать нечего, я сильно отличаюсь от большинства людей, но вот умел бы я проходить через дверь…

Мысли мои мечтательно запорхали в черепной коробке. Я представил, что бы я сделал, если бы умел проходить сквозь дверь. Наверное, прежде всего, нашел какого-то злого буржуя-эксплуататора и ограбил бы его. а лучше – дух, или даже трёх. На полученные деньги приобрёл бы себе автомобиль. Или даже два. Всегда хотел два. Один – красивый, спортивный, чтобы летал аж. А второй – бронированный джип, чтобы в таком, как в танке, можно было и на охоту на тигров не бояться ехать. А ещё прикупил бы остров где-то в центре средиземного моря. Хотя там движняк кораблей сильный. Может, лучше, где-нибудь на Мальдивах. Одного острова мне вполне хватит. Сколько там мне одному надо! Построил бы там себе замок…

Мои мысли самым бесцеремонным образом прервал Моня, как раз, как я представлял, как я загораю на своём острове в окружении трёх сисястых мулаток с упругими жопками.

– Нету гитары! – сообщил Моня.

– Интересно…

– Он, наверное, у Клары! – догадался Моня и сказал мне, – ты подожди, я быстро проверю.

И исчез.

А я остался стоять в коридоре и снова попытался вспомнить то ощущения, когда я на острове с мулатками, но Моня уже настрой капитально сбил.

– Да, он с Кларой, – вернулся Моня и отчитался. – И гитара там тоже.

– Что они делают? – спросил я, размышляя, не будет ли это чересчур, стучаться им.

– Ругаются, – ответил Моня.

– Ругаются? – удивился я, – ну ладно, сейчас посмотрим, чего они там ругаются…

Я подошел к двери Клариной квартиры и решительно постучал. Пару секунд ничего не происходило. Затем дверь рывком распахнулась и в проёме появилось недовольное лицо полуодетой Клары.

Увидев меня, она злобно прошипела:

– Явился не запылился!

– Что случилось, Клара? – спросил я.

– Сам полюбуйся! – вызверилась Клара.

– Я за гитарой, – торопливо ответил я и добавил, – меня Гудков послал. Сказал, срочно надо. Так что давай!

Клара хотела что-то язвительно сказать, но тут выскочил Епифан-Зубатов. Был он донельзя взъерошен. Голову втягивал в плечи. Зато в руках держал гитару:

– Держи, – ткнул инструмент в руки мне и хриплым шепотом сказал, – пошли отсюда! Только быстро!

– А что такое? – тоже шепотом спросил я, стараясь не обращать внимания на гневные выкрики Клары сзади.

Мы трусцой устремились подальше от Клариной квартиры.

– Задолбала она меня! – пожаловался мне Епифан-Зубатов.

– Да что случилось? – не мог понять я.

– Аппетит у неё слишком уж большой, не выдерживаю уже…

Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Аж остановился. А Епифан-Зубатов печально сказал:

– Ужас! Кошмар кошмарный! Я уже обратно в куклу хочу, Гришка.

– Но ты же, помнится, вполне себе прекрасно проживал с сестрой Марией Магдалиной и с сестрой Саламеей-мироносицей. Сразу с двумя. А теперь что не так?

– Не с двумя! – самодовольно хохотнул Епифан-Зубатов, – мимо меня ни одна симпатичная прихожанка там не прошла.

– Ну вот, – развёл руками я, – их у тебя сколько было? Пару десятков где-то. А тут одна только тощая Клара.

– Да то, что тощая – то ладно, я на её рожу и не сморю, – вздохнул Епифан. – А вот что она ненасытная, все соки из меня выпила. Нет, не могу я с нею больше. И не проси…

– Ну где ты там⁈ – дверь распахнулась и на меня уставилось пьяное лицо Гришки Караулова:

– Меня Гудков тебя искать послал…ик…

– Вот он я, – сказал я, – несу и гитару, и Зубатова.

– Я сам иду, – проворчал Епифан-Зубатов и вошел в дверь.

Я последовал за ними.

– Ну наконец-то! – проворчал Гудков и вручил гитару Шарлотте.

Та отпила из своего бездонного бокала и пробежалась пальцами по струнам. Зазвучала серебристая музыка и она глубоким хрипловатым голосом запела:

– Вот сейчас, друзья,

Расскажу я вам —

Этот случай был в прошлом году, —

Как на кладбище Митрофаньевом

Отец дочку зарезал свою…

Тфу, ты! – мне захотелось аж выругаться. Неужели Гудков позволит такую примитивную ерунду внедрить в репертуар Агитбригады?

Но, похоже, песня всем нравилась, потому что слушали её, затаив дыхание.

Особенно пожирал глазами Шарлотту Епифан-Зубатов.

К сожалению, я тогда не обратил на это особого внимания.

Когда мелодия умолкла, все, хоть и были изрядно пьяными, несколько мгновений сидели в полной тишине, осознавая и переваривая услышанное. Шарлота действительно оказалась незаурядно-талантлива. Она буквально заворожила, парализовала своим невыносимо серебристым голосом.

– Молодец! – первым отмер и похвалил Шарлотту Гудков, – красиво как спела!

– Замечательно!

– Чудесно!

– Браво! – раздались голоса агитбригадовцев.

Шарлотта буквально купалась в обожании, упиваясь всеобщим восхищением.

– Шарлотта, позвольте! – рядом с нею присел Епифан-Зубатов и, отобрав бутылку с шампанским, налил ей в бокал. И себе заодно.

– А нам⁈ – возмущенно воскликнула Люся.

– Держи, Зёзик! Вперёд! Поухаживай за товарищами барышнями. Не спи, казак! – Епифан-Зубатов ткнул бутылку обратно в руки Зёзику. А сам обернулся опять к Шарлотте и принялся поедать её многозначительным взглядом.

Та явно млела.

– Шарлотта… – глубоким грудным голосом промурлыкал Епифан-Зубатов. Сейчас он был похож на большого довольного кота.

– Мммм? – в ответ проворковала она.

– Может, на брудершафт? – заглянул глубоко в черные глаза Шарлотты Епифан-Зубатов. – Так сказать, за знакомство?

– Угу-ммм… – состроила глазки Шарлотта и смущённо зарделась.

Они выпили почти одновременно и смачно поцеловались.

И надо же было такому случиться, что именно в этот момент распахнулась дверь и вошла недовольная Клара.

И увидела.

И возмутилась.

Хотя это было мягко сказано. Очень мягко.

– Скотина! – заверещала она, схватила полотенце, которым Ззёзик тщетно перед этим пытался вытереть разлитое вино, и заехала этим полотенцем прямо…. правильно – по лицу Шарлотты (всё-таки даже в состоянии аффекта инстинкт самосохранения у неё не отказал и бить прилюдно по лицу тряпкой Епифана-Зубатова она не решилась).

Зато уж Шарлотте досталось так, что все содрогнулись.

– Коза уродская! Ах ты ж кикимора! Уродище! Ты куда свою губешню тянешь!

Она приговаривала и после каждого эпитета хлестала Шарлотту грязной тряпкой. Тушь у той растеклась, на выбеленном лице пролегли бурые пятна от вина, и сейчас она стала похожа на индейца Джо, вождя племени Пумпа-Юмпа в боевой раскраске.

– Отстань, дура! – Шарлотта попыталась оттолкнуть Клару, но только сильнее разозлила её.

Клара завизжала как свинья, когда её режут, и бросилась опять на Шарлотту. Она ухватила её за волосы и принялась таскать туда-сюда, норовя, чтобы лицо шансонетки попало в тарелки с салатами.

– Вот тебе! Вот!

При этом, что примечательно, никто из агитбригадовцев не предпринял никакой попытки их развести или хоть как-то спасти Шарлотту. Все уставились на это действо и как завороженные смотрели, словно в кино.

Шарлотта вяло пыталась отбиться, но у неё мало получалось, и сейчас она больше старалась уберечь глаза и лицо от соприкосновения с острой едой.

– Тварь! – завизжала Клара, схватила из рук Зёзика недопитый бокал и вылила всё содержимое на голову Шарлотте.

– Ещё хоть раз увижу! – прошипела она, схватив Шарлотту за волосы, – если хоть на пушечный выстрел к нему подойдёшь – я тебе вилкой глаз выколю! Поняла⁈

– П-поняла, – запинаясь и размазывая слёзы, сказала Шарлотта.

– И так будет с каждым! – Клара окинула мрачным взглядом Нюру и Люсю и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Несколько минут все сидели в полной тишине и прострации, нарушаемое только слабыми всхлипами Шарлотты.

– И что это сейчас было? Кто хоть что-то понял? – удивлённо прокомментировал ситуацию Жорж.

На следующий день, когда все ушли на репетицию, а я уже проснулся и собрался идти на рынок – кто-то тихонечко поскрёбся в дверь. Я вытянул шею и прислушался. Моня понятливо кивнул и пулей вылетел сквозь дверь. Через секунду он вернулся и сказал ехидно:

– Там твои шкеты.

– Отлично! – я встал и открыл дверь.

На пороге соляными столбиками застыли двое мальцов, немного испуганно глядя на меня.

– Заходите, – велел я.

– Сейчас они тебе вшей и гнид в квартиру нанесут, – прокомментировал Моня, неодобрительно качая головой.

– Но это же дети! – возмутился моментально появившийся Енох. – Они не виноваты, что им приходится жить в таких условиях!