Текст книги "Ночи «красных фонарей»"

Автор книги: А. Дж. Квиннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Глава 45

Вновь обращаемого вызвали вперед. Под черным капюшоном его лицо казалось смуглым и худым; под узким прямым ртом вырисовывался вытянутый вперед подбородок. Его темные глаза глубоко сидели во впалых глазницах. В них поблескивали настороженность и беспокойство. Стреляя ими направо и налево, заметно нервничавший неофит в нерешительности продолжал топтаться на месте.

Ему снова сказали выйти вперед. Он бросил беглый взгляд на черный алтарь. В центре его покоился черный опрокинутый крест высотой около двух метров. Позади, на подставке эбенового дерева, стояла огромная черная свеча. С каждой стороны перевернутого сверху вниз креста горели шесть черных свечей меньшего размера; всего их было тринадцать. Перед крестом на алтаре лежал длинный нож с серебряным лезвием и черной роговой рукоятью. Слева от алтаря стояла фигура откормленного козла с высоко поднятой головой; он раскрыл пасть, обнажая белые зубы, как бы в омерзительной ухмылке, а справа – совершенно белый петух, ноги которого были связаны черной шелковой лентой. Рядом с ним лежал белый человеческий череп.

С левой стороны от перевернутого креста появилась верховная жрица. На ней была красно-коричневая накидка, а на голове – черный капюшон.

Она снова назвала его имя, и неофит вышел вперед на негнущихся ногах, которые, казалось, отказывались подчиняться его рассудку. Он поднялся на три ступени, остановился на одну ступень ниже верховной жрицы и взглянул в ее лицо, покрытое густым слоем белой пудры. Губы ее были густо закрашены черной помадой, на лбу, как раз над сильно подведенными глазами, были нарисованы козлиные рога. Жрица чуть подалась вперед, положила ладонь на голову посвящаемого и монотонным голосом произнесла:

– Отрекаешься ли ты от Господа?

Ничтоже сумняшеся, неофит произнес:

– Да, я отрекаюсь от Господа.

Жрица подняла глаза и обвела взглядом собравшихся, облаченных в черные одежды. За ними стоял длинный стол, уставленный едой и вином. Все собравшиеся, числом тринадцать человек, как эхо, вторили в один голос:

– Он отрекается от Господа.

Верховная жрица простерла руку, повернулась к алтарю и взяла нож с серебряным лезвием и подняла его высоко над головой. Все собрание повторило шелестящим шепотом:

– Он отрекается от Господа.

Верховная жрица двинулась вдоль алтаря к тому месту, где стоял петух, схватила его за шею и привычным ударом ножа отсекла ему голову. Потом перерезала черную ленту, связывавшую его ноги, положила нож на алтарь, схватила бьющееся в агонии тело и стала выливать бьющую из шеи птицы кровь в череп. Минуту спустя она обернулась к собравшимся и бросила в их сторону трупик. Опустившись на четвереньки, они, крича и расталкивая друг друга, стали шарить по полу, ища еще теплое тело птицы.

Верховная жрица подняла петушиную голову и тоже бросила ее в череп. Потом левой рукой она задрала подол своей накидки. Правой рукой взяла череп и, держа его между широко раздвинутыми ногами, помочилась в него.

Неофит стоял неподвижно, как гранитная скала, глядя лишь на перевернутый крест.

Верховная жрица отпустила подол накидки, вытянутыми руками почтительно взяла череп и отошла назад, встав прямо перед обращаемым. Она протягивала ему череп. Очень медленно неофит вытянул руки, принял у нее череп, поднес ко рту и стал пить его содержимое.

Все собрание еще раз громко прошептало:

– Он отрекается от Господа.

Неофит снял капюшон. Под ним оказалось лицо молодого человека, которому на вид трудно было дать больше тридцати лет. Его длинные темные волосы посредине головы были разделены на пробор. Верховная жрица взяла у него из рук череп и вылила то, что в нем оставалось, ему на голову. Потом положила череп обратно на алтарь и одним движением скинула с себя накидку, оставшись совершенно обнаженной. Тело ее было белым и полным. Вслед за ней обнажился неофит и все остальные – семь женщин и шестеро мужчин в возрасте от двадцати с небольшим чуть ли не до шестидесяти.

Все они подошли к накрытому столу и следующие полчаса набивали себе животы вкусной едой и изысканным вином. Потом началась оргия, продолжавшаяся до рассвета.

* * *

Когда взошло солнце, из виллы, стоявшей на холме особняком от других строений, вышли двое мужчин. Какое-то время они молча смотрели на долину, где километрах в пяти от них расположилась небольшая деревушка. Им был виден шпиль колокольни, ветер доносил звон колоколов, созывавший верующих на службу.

Мужчинам было уже за пятьдесят. Одеты они были в хорошо сшитые деловые костюмы традиционного покроя. Один из них был невысок, худощав, с болезненно желтоватым цветом кожи. Второй казался выше и мускулистее. Его лицо было совершенно черным, голова – абсолютно лысой.

Тот, который был поменьше ростом, обернулся ко второму и сказал:

– Все прошло неплохо.

Чернокожий ответил:

– Очень хорошо. Чтобы это произошло, понадобился год. Но эту ночь он не забудет никогда.

– Согласен, – ответил первый. – И тем не менее через месяц он будет должен принять участие в полной службе с настоящим жертвоприношением.

Чернокожий пожал плечами.

– Сделать это не так-то просто. У нас уже была хорошая кандидатура, но во время той неприятности в Марселе мы ее потеряли.

– Да, – мрачно согласился первый. – Потеряли вместе с двадцатью тысячами долларов. Ей необходимо подыскать замену.

Чернокожий сказал:

– Сейчас ее можно будет получить только из Азии или Африки.

Первый покачал головой и сказал спокойно, но весьма решительно:

– Нет! Кожа у нее должна быть белой, и жертва не должна достичь половой зрелости. Мы можем заплатить за нее, сколько запросят. Не исключаю, что нам удастся убедить Гамеля осуществить албанский вариант. Ведь как-никак вся подготовка уже проведена, установлены все необходимые связи.

Чернокожий устремил взор на юго-восток и медленно кивнул.

– Да. Когда я буду в Тунисе, мне придется с ним доверительно побеседовать. В Албании найти такую, как нам нужна, будет легче, пока страна погружена в хаос. Кроме того, мне придется дать ему полный отчет о тревожных событиях нескольких последних дней. Уже много лет нас никто не беспокоил никакими расследованиями.

– Ты думаешь, это серьезно? – спросил тот, который был пониже ростом. – На твой взгляд, здесь может быть какая-то связь с тем, что произошло в Марселе?

Чернокожий покачал головой.

– Я думаю, с марсельскими событиями это никак не связано. Там, скорее всего, была обычная стычка между бандами. Но мне совсем не нравится, что нам стало известно о двух запросах, пришедших из совершенно разных источников… Хотя это не важно… Я уже принял меры. – Он сделал жест в сторону стоявшей за их спинами виллы. – Пару лет назад наш неофит унаследовал огромное состояние. Он с ним в свое время расстанется. Надо только помочь ему поглубже во всем этом увязнуть. Козлище должен получать жертвоприношения.

Глава 46

Лаура взяла с собой Джульетту в маленький городок Надур за покупками. Прежде всего они зашли в булочную и купили только что испеченные на древесных углях четыре большие горячие буханки хлеба с хрустящей корочкой. Джульетта спросила, как будет хлеб по-мальтийски, и несколько раз повторила слово, пока Лаура не удовлетворилась ее произношением. Потом они зашли в мясную лавку, где Лаура стала учить девочку названиям разных сортов мяса.

В лавке, как обычно, было много местных женщин, в основном пожилых, которые повязывали головы черными платками. Они собирались там каждое утро не столько чтобы купить мяса, сколько чтобы посудачить о местных новостях. Лаура объяснила им, что Джульетта только недавно приехала на остров. Ее удочерил Уомо, и она стала сестрой Майкла. Пожилые женщины одобрительно кивали головой. У некоторых из них было по пятнадцать человек своих детей, и они в высшей степени положительно относились к большим семьям, вне зависимости от того, были там дети свои или приемные. Потом они зашли к бакалейщику, где Джульетта снова пополнила свой словарный запас мальтийского языка.

Когда они уже возвращались к машине, на глаза им попался недавно открытый фирменный магазинчик готового платья, и они остановились полюбоваться на выставленные в витрине образцы. Поддавшись внезапному импульсу, Лаура взяла Джульетту за руку и повела в магазин.

– В эту субботу у Джойи с Марией будет вторая годовщина свадьбы. Мы собираемся устроить большой праздник и пригласить на него много народу. Тебе в этих джинсах там быть никак нельзя.

Она купила девочке ярко-красное платье, которое, как показалось Джульетте, было ей немного велико. Но, видя энтузиазм Лауры, возражать она не стала. Хозяин магазинчика тоже сказал, что платье, наверное, будет девочке слегка широковато в бедрах и в талии, и предложил его примерить. Однако практичная Лаура заметила, что Джульетта быстро растет и скоро платье ей будет впору. И тут же она нашла устраивавший всех выход из положения, купив к платью широкий черный кожаный пояс, чтобы им можно было затянуть платье по фигуре. Потом, естественно, пришлось купить и туфли, которые бы шли к платью, поэтому они решили зайти в обувной магазин.

Майкл дал сестре перед отъездом сто пятьдесят мальтийских фунтов, но Лаура не позволила Джульетте ни за что платить.

– Ты же всегда помогаешь мне дома по хозяйству, моешь все, чистишь, – стала она объяснять причину отказа взять деньги. – Вот мне и захотелось сделать тебе этот небольшой подарок.

Когда они вернулись домой, Джульетта помогла Лауре приготовить обед – самую обильную трапезу дня. На первое был густой овощной суп. Лаура объяснила девочке, что такой суп называется «вдовьим», потому что, учитывая изобилие овощей на Гоцо, он был одновременно и дешевым, и сытным. На второе они приготовили большую кастрюлю свинины с овощами. Ее хватило бы, чтобы накормить десяток человек. Лаура объяснила, что это блюдо хорошо хранится и долго не портится, к тому же никогда заранее не знаешь, скольких гостей надо будет накормить. Это блюдо называлось «кавлата» и было одним из самых любимых у Пола. Он вернулся с поля в полдень, проработав до этого ровно шесть часов. Джульетта смотрела, как он сначала съел полную тарелку супа, а потом – еще больше кавлаты. За обедом Пол умял целую буханку хлеба и выпил бутылку вина собственного изготовления.

Когда убирали со стола, зазвонил телефон. Это был Кризи. Он перекинулся парой слов с Лаурой, потом попросил передать трубку трепетавшей от радости Джульетте.

Говорил он с ней долго. Прежде всего сказал, что у них с Майклом все в порядке. На ее вопрос о том, где они находятся, уклончиво ответил, что где-то в Италии и, скорее всего, пробудут там еще несколько недель, но постараются сделать все возможное, чтобы хоть ненадолго наведаться на Гоцо. Потом Кризи сказал, что со следующей недели Джульетте надо будет ходить в школу.

– Не хочу я в школу ходить.

– Ты просто обязана, – грубовато ответил он.

– Но я же еще не говорю по-мальтийски, – как бы оправдываясь сказала она. – Мне еще месяц или даже больше нужно, иначе я в школе буду зря время просиживать.

Джульетта услышала в трубке тихий смешок Кризи.

– За этим дело не станет. В Керчеме есть школа, где преподают монахини. Там обучение ведется на английском языке. Я уже сказал об этом Лауре – она все устроит.

Джульетта злобно взглянула на Лауру. Та ответила девочке милой улыбкой.

– В школе ты будешь проводить время со сверстниками, – продолжал Кризи, – с кем-нибудь обязательно подружишься.

– У меня уже есть друзья.

– Кто, например?

– Ну… Лаура с Полом, Джойи с Марией и старый рыбак Лоретто, который приносит Полу рыбу и выпивает все его вино.

– Обсуждать здесь нечего – ты идешь в школу, – закрыл тему Кризи. – Мне не нужна безграмотная дочь, а Майклу – сестра-недоучка. Когда я вернусь, куплю тебе велосипед.

– Велосипед! – В голосе девочки звучало восхищение.

– Нечего ее баловать, – крикнула Лаура через всю комнату.

Джульетта кротко проговорила в трубку:

– Хорошо, Кризи. В школу я иду. Но только велосипед должен быть красным, под цвет к моему платью. – Она рассказала ему все о предстоящем празднике и поболтала с ним еще несколько минут.

Позже, помогая Лауре по хозяйству на кухне, девочка задумчиво сказала: – У меня никогда в жизни еще не было велосипеда. Я и ездить-то толком на нем не умею.

– Я тебя научу, – с улыбкой сказала Лаура, потом строго добавила: – Не думай, что тебе удастся из меня веревки вить, как из Кризи и Пола. Такой девочке, как ты, обязательно нужно, чтобы рядом была серьезная женщина, которая всегда могла бы наставить ее на путь истинный.

– Ты, конечно, права, – ответила Джульетта, думая о красном платье, черном поясе и новых туфельках.

Глава 47

Датчанин часто присутствовал на всяких собраниях и семинарах по разработке стратегических программ, проводившихся полицейскими силами Копенгагена. Как правило, он на таких мероприятиях помалкивал, если только какой-нибудь руководитель не начинал плести околесицу, противоречившую его собственному опыту или здравому смыслу. Однако в таких совещаниях, как нынешнее, раньше ему никогда не доводилось участвовать, и, конечно, там не подавали таких изысканных блюд.

Мужчины сидели за большим овальным столом на террасе пансиона «Сплендид». Перед ними внизу блистало зарево огней Неаполя, за ними раскинулся огромный залив. Сервировал стол и подавал еду большой мастер своего дела – грубоватый пожилой мужчина, выглядевший так, будто он уже много лет назад отошел от дел.

Йен еще раз окинул взглядом участников встречи и снова проникся странным ощущением: с одной стороны, он вроде был здесь белой вороной, но с другой – чужим он себя тоже не чувствовал. Полицейский сидел в центре стола. Напротив него расположился Кризи, по одну сторону которого был Майкл, по другую – Макси. Справа за столом сидел Гвидо, слева – полковник Сатта. Кроме них на обсуждении присутствовали Массимо Беллу, Призрак, Фрэнк Миллер, Рене Кайяр, Пьетро, а слева от Йена – Сова.

Вряд ли, подумал датчанин, ему когда-нибудь доводилось видеть вместе столько крутых мужчин сразу. Он знал, что даже молодой Пьетро, который был Гвидо как приемный сын, с тринадцати лет до двадцати одного года прошел в жизни немалый путь от бездомного оборвыша-попрошайки до прекрасно натренированного и обученного наемника.

Ужин удался на славу. Сначала, конечно, были представлены разнообразные закуски, потом подали пиццу. Главным блюдом было запеченное с белым вином оливковым маслом и картофелем мясо. На десерт обслуживавший их старик принес шарлотку со смородиной.

Йен снова бросил взгляд на правую руку Кризи. При мысли о том, как американец потерял мизинец, у датчанина по коже побежали мурашки. Он попытался представить себя сидящим в кресле со связанными руками и ногами перед доном мафии – и не смог. Тем более в голове у него никак не укладывалось, как Кризи удалось заставить его не только склонить перед собой голову, но и привлечь на свою сторону.

Разговор был серьезным, но протекал как приятная, застольная беседа. Йен в нескольких словах изложил все обстоятельства похищения старой матери Граццини, не забыв упомянуть о том, как она треснула Майкла клюкой по лицу. Тот невесело усмехнулся и потер рукой разбитую челюсть. Потом датчанин рассказал, как старуха обучила его целому набору новых богохульств, как она вошла в дом, не кляня своих похитителей, а моля Господа дать ее сыну хоть немного мозгов.

Тон беседы стал чуть напряженнее, когда Майкл заявил, что Кризи больше нельзя открыто действовать в Италии, где и другие мафиозные кланы имели на него зуб. Если случится что-нибудь подобное, Кризи, скорее всего, сухим из воды выйти не удастся. Йен подумал, что Кризи затаит обиду на Майкла, но тот спокойно воспринял его слова, кивнул головой в знак того, что был согласен, и произнес:

– В будущем я стану осмотрительнее.

Йен вспомнил, как они с Майклом дали себя похитить в Марселе и как их освободил Кризи. Полицейский чувствовал, что теперь в отношениях Майкла и Кризи счет стал равным. Потом он обратил внимание еще на один штрих, подчеркивавший специфику ситуации: среди собравшихся явно доминировал Кризи. Это проявлялось не столько в его словах, сколько в самом факте его присутствия, которое как бы излучало на всех некую странную ауру.

Вне всякого сомнения, уровень умственного развития всех присутствовавших был существенно выше среднего, а у некоторых, в частности у полковника Сатты, он был необычайно высок. Не могло быть двух мнений и в отношение того, что Миллер, Кайяр, Гвидо, Майкл и Сова были великолепно подготовлены физически и имели огромный опыт участия в боевых действиях. Однако и в этом плане аура Кризи была несколько иного свойства. Датчанину показалось, что, возможно, Майкл смог бы достичь такого же положения – по мере того как Кризи старится, его сын приближается к расцвету своих лет. Такое, если можно так выразиться, изменение соотношения сил, видимо, было уже не за горами.

Он обернулся, чтобы взглянуть на Сову, сидевшего слева от него. Пожилой официант только что поставил на стол десерт, и Сова с восторгом вгрызался в пирожок со смородиной. В том, что бывший марсельский бандит сидел рядом с датским полицейским, не было ничего удивительного. Как-то так получилось, что со времени их долгой поездки в Копенгаген Сова все время оказывался под рукой, не отходя от него дальше чем на несколько ярдов, почти как его собственная тень. Йен уже сравнительно давно обнаружил, что Сова был совсем не простым человеком. Как-то в разговоре он признался, что на его совести было несколько убийств. Он рассказал, что большую часть жизни – пока не стал телохранителем Леклерка – был преступником. Семьи у него не было. Кроме пистолета и выкидного ножа он почти постоянно носил с собой и дорогой плейер для компакт-дисков с наушниками. Йен немало удивился, узнав что страстью Совы была классическая музыка, в частности произведения Шуберта для камерного оркестра, оперы Моцарта и симфонии Бетховена. За время долгой поездки в Копенгаген он почти не вынимал наушники из ушей.

Когда подали главное блюдо, Кризи сказал собравшимся, что Граццини действительно слышал какие-то слухи о «Синей сети» и обещал выяснить, имеют ли они под собой какое-то основание. В дальнейшем они условились именовать Граццини прозвищем Папа. Рассказывая о том, как это произошло, Кризи слегка ухмыльнулся и заметил:

– Я предложил ему это прозвище, и оно ему сразу понравилось.

Беллу сообщил, что подозрение в причастности к «Синей сети» падало на двух человек: итальянца из Милана по имени Жан Люк Донати и нубийского египтянина Анвара Хуссейна, жившего под Неаполем. Их имена были переданы Папе, который по своим каналам также пытался навести о них справки.

Потом Кризи сказал, что необходимо впредь разграничить действия их группы и работу карабинеров. Он, естественно, не собирался просить за это у полковника Сатты прощения.

– Так будет лучше. Ты ведь не можешь участвовать в незаконных операциях. И мы точно так же не должны впутывать в это дело местные власти. Но любая информация, которую только сможет раздобыть Массимо и передать нам через Гвидо, будет представлять для нас огромную ценность.

И Сатта, и Беллу кивнули. Призрак выглядел явно огорченным. Ему, несомненно, доставляло удовольствие быть в числе сидевших за столом людей.

Йен тоже должен был очень тщательно оценить собственное положение. Он уже принял участие в похищении, а теперь входил в состав группы, разрабатывавшей сложную операцию, в результате которой многие могут быть убиты. Он размышлял несколько минут и, когда старик-официант расставлял перед ними чашки с крепким черным кофе, принял окончательное решение. Датчанин бросил взгляд через стол на Кризи.

– Мне надо вернуться в Данию, – сказал он.

Когда Кризи кивнул, все остальные смолкли.

– Конечно, Йен, это вполне понятно. Теперь, когда к этому делу подключена мафия, ты, естественно, выбываешь из игры. Мы все очень высоко ценим твою помощь и желаем тебе всяческих благ. Если когда-нибудь мы сможем что-то для тебя сделать, ты знаешь, где нас искать. – Он взглянул на Майкла. – Пожалуйста, проследи, чтобы Йену компенсировали все его затраты.

Йен снова обратился к Кризи, прежде чем Майкл успел ответить.

– Ты бы попридержал лошадей. Я же сказал, что мне надо вернуться в Данию. Послезавтра у моей девочки день рождения. На следующий же день я вернусь. – Он посмотрел сначала на Кризи, потом обвел взглядом сидевших за столом. – Надеюсь, никто из команды меня выгонять не собирается. Я принимал в этом деле участие с самого начала и собираюсь дойти до самого его конца. – Он сделал неопределенный жест рукой. – Я, конечно, не такой крутой, как многие из вас, не столь решительный, но, думаю, и я на что-нибудь сгожусь. – Он указал на Сатту, потом на Беллу. – Только что вы решили четко разграничить сферы деятельности с двумя присутствующими здесь представителями итальянских правоохранительных органов. Причины такого решения для меня вполне очевидны. Но вы должны понять и мои доводы. Нам предстоят как сражения, так и чисто детективная работа. К ней-то как раз я и подготовлен профессионально. Всем вам необходимо некое подобие штаба, который координировал бы ваши действия и связывал вас в единое целое; правая рука всегда должна знать, что делает левая. Необходимо будет наладить четкое планирование и организацию действий. Ввязываться в бой, а потом смотреть, что из этого получится, – не самый верный путь к победе. Мы с Майклом уже доказали это в Марселе, а Кризи – в Милане. – После этого он обратился ко всем, сидевшим за столом: – Конечно, я отлично знаю, что Кризи – прекрасный и опытный руководитель, а когда начнется настоящее сражение, ему не нужна будет ни моя помощь, ни поддержка кого бы то ни было другого. Но до той поры работа детектива все равно потребуется. – Закончил он свою речь с некоторой долей вызова: – Я – сыщик и отчетливо хорошо понимаю, на что иду. Ловить этих людей – моя работа.

Кризи молчал. Сатта и Беллу медленно кивали головой. На устах Совы играла веселая улыбка. Молчание нарушил Сатта.

– Йен прав, – сказал он. – У сыщиков мозги устроены иначе, чем у других людей. Они подмечают детали, на которые другие, даже более умные, чем они, просто не обращают внимания. Они чаще остальных видят лес за деревьями. Вы будете получать информацию от Массимо и, возможно, от вашего нового приятеля Папы. Эти сведения необходимо будет перерабатывать, сопоставлять и осмыслять. Считаю, что Йен хороший сыщик, который именно в этом деле может быть очень полезен.

Последняя фраза, как и раздавшийся в дверь звонок, положили обсуждению конец. Пьетро тут же встал и пошел открывать дверь. Старик снова разлил кофе по чашкам. Пьетро вернулся спустя пару минут. В руке у него был голубой конверт, который он вручил Кризи.

– Два человека в черной «ланчии», – лаконично сказал он. – Сказали: для Уомо.

Кризи открыл конверт и вынул из него единственный лист бумаги. Он прочел, что на нем было написано, поднял глаза и сказал:

– Это – сообщение от Папы. – Снова взглянув на текст послания, он зачитал его собравшимся: – «Слухи подтвердились. На самом деле, все гораздо серьезнее, чем торговля белыми рабами, – это лишь небольшая часть. Есть еще много разного. Концы тянутся на Ближний Восток и в Северную Африку, возможно в Тунис. Нужно еще несколько дней, чтобы узнать больше. Свяжусь, как только будут новости. Папа».

Он согнул бумагу и убрал в карман, потом задумчиво взглянул на датчанина.

– Ну что ж, Йен, поезжай на день рождения дочери и поцелуй ее от всех нас. Потом возвращайся обратно. – Он взглянул на Майкла. – Я хочу, чтобы ты поехал в Брюссель и организовал там встречу со Штопором Два. Нам нужны собственные конспиративные квартиры в Милане, Риме и, возможно, в Тунисе. Они должны быть оборудованы и оснащены как обычно: как в Сирии, где мы работали в последний раз. – Кризи перевел взгляд на Макси. – Макси, ты можешь отправляться с ним и побыть с семьей. – Потом он обратился к Миллеру и Кайяру. – Дня три-четыре отдохните, после этого вернетесь и встретитесь здесь с Йеном. – Он посмотрел на Сову. – Ты не хочешь на несколько дней съездить в Марсель? У тебя там, наверное, осталась семья?

Сова покачал головой и взглянул на датчанина.

– Нет, если Йен не возражает, я бы съездил с ним в Копенгаген. Мне понравился город.

Йен согласно кивнул.

Кризи подозвал официанта и прошептал ему что-то на ухо. Старик вышел. Через несколько минут он вернулся с такой же, как он сам, пожилой женщиной. Она была полной, одетой во все черное, ее седые волосы пучком были собраны на затылке. Кризи встал, подошел к ней и обнял, представив ее остальным как Орнеллу-повариху. За исключением Гвидо и Пьетро, все тоже поднялись с мест и оценили ее кулинарное искусство легкими аплодисментами. Она залилась румянцем от гордости, всех поблагодарила и удалилась.

– Сам-то ты что делать собираешься? – спросил Майкл Кризи.

Тот пожал плечами.

– Проведу несколько дней на Гоцо.