Текст книги "Соль, потерявшая силу"

Автор книги: А. Бежицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Хороши оказались "красные директоры", которые тоже повалили в храмы, где любят покрасоваться со свечкой, хотя не знают, в какой руке ее держать, и, бывает, крестятся левой рукой. Эти новоявленные чада Русской православной церкви вдруг обнаружили, что можно положить себе чудовищные оклады, рабочим не платить вовсе – и ничего за это не будет. А можно не без выгоды поучаствовать в разорении собственного предприятия. Всем этим они и занимаются с увлечением.

Не надо обольщаться: и наши так называемые собственники напрочь лишены созидательного потенциала. Если при коммунистах главными злодеями и ворами считались магазинные продавцы, буфетчицы и иной мелкий люд "при дефиците", для которого обсчитать, обвесить, всучить негодный товар – первое дело, то теперь красть стали действительно по-крупному: на миллионы и миллиарды долларов. Это при том, что прежняя мелкая нечисть, те же обманщики-продавцы никуда не делись и при отсутствии дефицита.

Что до "крупных собственников", то от них стране проку никакого. Если в США спорили относительно лозунга "Что хорошо для Дженерал Моторс, то хорошо для Америки", то там был хотя бы предмет спора. У нас однозначно другое: что хорошо для наших новоявленных крупных (и даже не крупных) собственников, то никак не может быть хорошо для России. Это просто хищники и стервятники. Они, как и стервятники помельче, очень любят продемонстрировать свое богатство, что особенно приятно им на фоне нищеты.

Никакой предпринимательской этики в России – стараниями Русской православной церкви – никогда не было. Во всех странах эта трудовая этика, этика предпринимательства складывается под влиянием религии и ею освящается. У нас она сложилась исключительно вне Русской православной церкви: подавляющее большинство крупных предпринимателей до революции составляли, как уже говорилось, староверы и сектанты. Это они ставили экономически процветающую "Россию, которую мы потеряли", – а вовсе не чада нашей казенной церкви. Так что и здесь, как и в области культуры, все достижения – вне, помимо, и вопреки Русской православной церкви.

По господствующим у нас воззрениям, честность в ведении дел приравнивается к глупости. Не заплатить положенное, не поставить товар, подсунуть гнилье, подделку считается делом чести, доблести и геройства. Избавиться от лжи и обмана не могут – да и не желают – наши невесть откуда взявшиеся дельцы, хоть мелкие, хоть средние, хоть – особенно! – крупные. Православие никак не удерживает их от нечестности. Какая честность, какая репутация? На что они? Главное – урвать, украсть, ухватить сейчас все, что можно, что лежит без присмотра, от чего законный владелец на мгновение отвернулся. Вот и вся бизнес-стратегия.

А помимо элементарной честности много чего нужно – специальные знания, компетентность, рассудительность. Но нужного нет или очень мало, а ненужного – много. В частности – злобная зависть, которая давно овладела нашим народом, против которой православная церковь тоже ничего не предпринимала, А коммунистическое государство даже и поощряло ее, ибо она обеспечивала обильной поток доносов, дававших "обоснование" репрессиям. Это поток не иссяк и по сей день, но поскольку сейчас доносы срабатывают хуже, в ход идут другие средства "укрощения строптивых", т.е. хоть чем-то выбивающихся над общим очень низким уровнем. Очень любят натравить на них всякие инспекции, проверяющих (впрочем, эти последние и так всегда наготове, без всякого натравливания, ибо живут с проверок), а то и уголовников. И еще в ход идет традиционное наше средство – "красный петух", хотя, кажется, сейчас предпочтительнее становится взрывчатка. В основе всех этих подвигов зависть, которая гложет всех, в деревне особенно.

Совокупность всех этих причин приводит к тому, что в России никак не удается запустить механизм нормальной конкуренции, без которой функционирование негосударственной экономики тоже невозможно. Мешает многое, в том числе застарелая ненависть к загранице, к Западу. Вроде у власти есть понимание, что без иностранных инвестиций Россию не поднять. Но куда громче звучит: "Россия не продается!" Хотя, напомним, в "России, которую мы потеряли" более половины промышленности контролировалось иностранным капиталом – и ничего, великая от того была польза. Православная подоснова таких псевдопатриотических взглядов ясна – это все то же европоненавистничество, наследие "Фотиев и Керуллариев".

В современном мире идет ожесточенная конкуренция за привлечение иностранного капитала, а в Россию его никак не заманишь. Да и как ему идти сюда? Какая-нибудь нелепая фигура из первых лиц России, ничего не понимающая в современном мире, особенно в мире капитала, может вещать на Западе: "Вы поторапливайтесь в Россию, а то, знаете ли, опоздаете!" Слушают его люди опытные, все знающие. Капитал, как известно, сам идет туда, где есть прибыль, – как (воспользуемся старым сравнением) вода сама ищет самое низкое место. И как воду уговорами нельзя заставить течь вверх, так и капитал не уговоришь прийти туда, где велик риск и неопределенна прибыль, где тебя норовят только обмануть, почитая это великой деловой доблестью. То есть – в Россию.

"Иностранца надо обобрать" – это у нас в подсознании сидит. Уговорить его вложить капитал – желательно несколько сотен миллионов долларов, – а потом прийти и сказать: извините, арендная плата за землю у нас повышается в десять раз! А потом еще в десять! Никуда не денется, раз вложил такие деньги. Вот это – и другие подобные пакости – считается у нас умелым ведением дел с иностранцами. Договориться с ними, а потом отказаться от договоренности, да еще обвинить их в попытке подорвать нашу экономику, разорить предприятие, "чтоб не создавать себе конкурентов", – сколько раз это уже было?.

Да только иностранцы народ тертый, им с разными дикарями в разных странах приходилось иметь дело, так что все эти "стратегии" для них открытая книга, разве поначалу кто-нибудь из некрупных споткнется. Приходят "на пробу", чтобы посмотреть, а серьезные проекты только под серьезные – в первую очередь государственные – гарантии. Вот почему иностранные инвестиции у нас где-то на уровне Эстонии – и на порядок (если не на два) меньше, чем в Китае.

Да что инвестиции – честности не хватило даже на то, чтобы устроить свободные экономические зоны, которые успешно использовали чуть ли не все бывшие коммунистические страны. Сразу выявилось столько лжи, столько обмана, столько воровства, что ни одна так и не начала функционировать нормально, ни одна не сыграла своей роли в оживлении экономики.

Результаты видны всем. Трудовая этика, предпринимательская этика у нас иждивением РПЦ таковы, что об экономическом подъеме при опоре на наши традиционные, в основе своей православные и дохристианские, ценности и думать нечего. Превратить ухоженную Восточную Пруссию, доставшуюся нам после Второй мировой войны, в разоренный край под названием Калининградская область – это пожалуйста. Что другое – никак не выходит. Не потому, что русские не могут – русские как раз могут. Они могли и эту ухоженность сохранить и приумножить, если бы за это взялись староверы, молокане, духоборы или кто другой. А вот русские, окормлявшиеся или окормляемые РПЦ, действительно не могут.

Еще И.С. Аксаков вопрошал Россию: "Отчего все, что ни посеешь в тебе доброго, всходит негодной травой, вырастает бурьяном да репейником? Отчего в тебе – как лицо красавицы в кривом зеркале – всякая несомненная, прекрасная истина отражается кривым, косым, неслыханно уродливым дивом?" /76/. Сходными вопросами задавался П.Я. Чаадаев, который недоумевал: почему везде христианство вело к свободе, а у нас – к рабству, к крепостничеству? "Как могло случиться, – писал он, – что самая поразительная черта христианского общества как раз именно и есть та, от которой русский народ отрекся на лоне самого христианства? Откуда у нас это действие религии наоборот? Не знаю, но мне кажется, одно это могло бы заставить усомниться в православии, которым мы кичимся" /77/. И сомневающиеся есть. Более того, есть несомневающиеся в том, что именно наше официальное православие несет ответственность за бедственное положение страны.

Закончим эту главку примерно тем, чем начали. Конечно, экономическое процветание не есть критерий истинности религии. Но вот отсутствие процветания, да еще на протяжении тысячелетия, бесспорно, есть надежный критерий ее неистинности и неугодности Богу. И непригодности и бесполезности для данной страны, для данного народа. Что было ясно многим нашим мыслителям, и особенно ясно становится теперь.

Нарциссизм

Удивительное дело: при таком скверном "послужном списке", при вызывающей очень мало уважения истории, при неспособности указать выход из бед народных и государственных, при нынешнем катастрофическом как количественном, так и качественном состоянии русского официального православия, оно чрезвычайно нравится самому себе и не обинуясь твердит миру, что только оно-то и есть подлинная христианская вера. А все прочее христианство – не что иное, как сонм ересей и лжеучений. И даже другие православные церкви не вполне православны, вернее, говорят фундаменталисты, совсем неправославны, начиная с Константинополя.

Но еще Е.Н. Трубецкой, замечательный христианин и замечательный православный, писал: "Неискаженный облик Христа считаю не конфессиональным, а сверхконфессиональным и окончательно отказываюсь верить, что Он в православии менее искажен, чем на Западе. Только у каждого искажение свое..." /78/. РПЦ в целом так не считает, она вовсе не стесняется своего филетизма, открыто выставляет его напоказ и легко низводит всемогущего христианского Бога до уровня племенного божка.

Это особенно ярко проявилось в русском мессианизме, в убежденности, что русский народ – избранный народ, новый Израиль, которого (и только его) возлюбил Господь. Но еще В.О. Ключевский в "Курсе русской истории" объяснил, что величайший порок нашего церковного общества заключался в том, что "оно считало себя единственным истинно правомерным в мире, свое понимание Божества исключительно правильным, Творца вселенной представляло своим собственным русским Богом, никому более не принадлежащим и неведомым". Наши нынешние православные орлы по сей день убеждены в этом. Однако, писал В.С. Соловьев, "Признавая себя единственным христианским народом, а всех прочих считая "погаными нехристями", наши предки, сами того не подозревая, отреклись от самой сущности христианства" /79/. (Далее В.С. Соловьев пишет, что эту мысль заронили в русских как раз греки-попрошайки: клянча деньги, они так усердно превозносили Московское царство, что московиты и впрямь уверовали в свое избранничество. Так что "византийская мертвечинка" и тут сыграла свою роль.) А Е.Н. Трубецкой так отзывался о мессианизме: "Народ, "смиренно мнящий себя Мессией" и в качестве такового гордящийся своим преимуществом перед другими народами, просто-напросто смешивает в своем лице черты Христа и Вельзевула. Нужна большая степень ослепления, чтобы не видеть здесь петушиные ноги у ангела..." /80/.

Наше православие и по сей день восхищается собой, самообожание представлено в нем чрезвычайно щедро. Оно почти совсем не говорит о Христе, оно говорит исключительно о себе самом. Если другие христиане говорят, как важно прийти ко Христу, оставаться с Христом, быть во Христе, то от наших слышишь только, как важно прийти к православию и быть в нем. Оно самодостаточно, все остальное для него лишнее – в том числе Христос. Наше православие воистину уподобляется Великому инквизитору, которому Христос только мешал. Да и Достоевский, при всей его гениальности как художника слова, плохо знал, как обстоят дела в далекой Севилье, зато хорошо – как они обстоят в России, и в этой легенде невольно отразил именно русский опыт, никак не испанский.

Он не только в этом промахнулся, это он писал: "И, может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтобы сохранить у себя этот образ, а когда придет время, явить этот образ миру, потерявшему пути свои!" Кто именно потерял пути свои – показал ХХ век. Россия в нем была и монархией, и короткое время демократической республикой, и 70 лет в ГУЛАГе, в коммунистическом пленении, куда вроде опять просится, не преуспев в демократических преобразованиях. И с подобной историей говорить о наличии какого-то духовного стержня в виде православия?

Возможно, наша история была такой потому, что в России всегда верили и верят в православие, а не в Бога, не в Христа. Можно повторять без конца: "Русь святая! Храни веру православную!" Но в этой мантре нет Бога, нет места для Него. Это, как обычно у нас, упражнения в самоупоении. Все говорят сами о себе, все выводят из себя, не из Бога. Как пишет современный автор: "Парадоксальным образом Церковь наша долгие годы проповедовала не столько об Иисусе Христе, сколько о Самой Себе" /81/.

И свидетельствуя исключительно о себе, надо непременно лягнуть Запад, это требует многовековое обыкновение. "Невооруженному глазу следующая картина бросается в глаза: в то время как Православная Церковь остается верной чистоте Христова и Апостольского благовестия, западный мир все более удаляется от апостольского наследия..." /82/. Пишет это священник РПЦЗ, которую приютил и обогрел как раз Запад. Но для русского православия – как в самой России, так и в отколовшейся части – очень характерна потребность выразить неблагодарность.

Один православный автор верно заметил: что неприятно в одном человеке, то не может быть приемлемым и в сообществе людей, тем более – в церкви. Бахвальство и самопревознесение не украшают отдельного человека, не красят они и церковь. "Вы все заблудились, одни мы идем правильно", – это говорит наша церковь, история которой, особенно в ХХ веке, свидетельствует о противоположном. Самовлюбленностью православие заразило и весь народ, С.Л. Франк называл ее "хроническим заболеванием русского сознания". И, похоже, болезнь эта неизлечима – и неприятна в своих проявлениях. И.А. Бунин писал о "разнузданной до тошноты хвастливости", которая вдруг всплыла наружу в "окаянные дни" и охватила все.

Хвастаются всем – своим несуществующим богословием, сонными видениями и грезами, тео-, гео– и историософскими мечтаниями, которые выдаются за вершину теоретической мысли. "Мы самые лучшие и самые правильные" – эта нехитрая идея всегда объединяла людей не самых лучших и не самых правильных. Всегда и везде это идея маргиналов, однако в русском православии она является сердцевинной – и обеспечивает маргинальность русского православия даже в стране, которую оно считает своею собственной. Она способна увлечь только чрезвычайно ущербных людей с комплексом неполноценности, о которой свидетельствует как раз потребность повторять, что мы – самые лучшие. Ну а все остальные, соответственно, самые плохие. И есть патологическая потребность сказать им об этом. Как выразился один православный фундаменталист: "Надо идти дальше и чувствовать духовное омерзение ко всему, что не православие".

Дело тут не в убежденности в своей правоте – русские протестанты, католики, прочие верующие убеждены в своей правоте никак не менее православных. Дело именно в нездоровой потребности продемонстрировать свое неуважение ко всем, кто не православный. Неуважение, как известно, идет от одного из сыновей Ноя, оно всегда привлекало все тех же маргиналов, людей ущербных, духовно нездоровых. И наше православие само является чрезвычайно ущербным – и тоже нездоровым. Неспособность самоутвердиться без поношения других – верное тому свидетельство.

Конечно, все имеют право на самовлюбленность и самообожание, это проблема в первую очередь самих самовлюбленных, – но именно проблема. В русском православии дело, похоже, доходит до аутизма, до полного замыкания в себе и неспособности установить контакт с кем бы то ни было. Что полностью подтверждается неспособностью нашего православия не то что к диалогу – к сколько-нибудь пристойному общению с другими вероучениями, о чем нам еще придется говорить.

...Одна из самых любимых сказок в нашем православии – о католическом кардинале (протестантском пасторе), который забрел в православный храм, услышал богослужение и сказал: "Только у вас есть Бог, а у нас Его давно нет!" И заплакал. Ну да Бог с ними, с этими сказками. В конце концов все вероучения имеют свой фольклор – и право на него. Не надо только возводить его в статус богословия и особенно не надо требовать от других принимать такие истории за истину. Тут не отражение религиозной ситуации, а мечтания и грезы.

Разумеется, были и есть православные, которые способны говорить о православии и о русских православных вполне нормальным языком. Одним из достойных архиереев РПЦ был архиепископ Михаил (Мудьюгин), который всегда давал окорот всем хвастунам от православия, как в России, так и вне ее: "Что касается рассуждений об уникальности нашего менталитета, то это плоды зазнайства и слепоты в отношении действительности, особенно свойственные русским эмигрантам первой волны. Им было присуще бахвальство, и в то же время они не имели никакого влияния в обществе: большинство из них работало лакеями или жили на иждивении. Не находя возможности реализовать себя в действительности, они много фантазировали... Отсюда те идеи об особом избранничестве русского народа, его специфической роли среди других народов и прочее... На мой взгляд, такой подход просто отвратителен... Я не вижу никакой русской идеи. Думаю, что ее не существует в природе" /83/. Однако кто может сказать, что именно эти слова отражают официальную позицию нашего официального православия?

Таких, как Михаил Мудьюгин, мало, и их голос звучит все глуше, а вот "Гром победы раздавайся" явно набирает силу. И поклоняющиеся какой-нибудь Матронушке куда многочисленнее и сильнее чтущих Сергия Радонежского. Причем они проникают всюду, даже вроде бы в бастионы нашего здравомыслия и свободомыслия: МГУ давно уже прикармливает, издает, принимает на работу и вообще всячески привечает всевозможных мракобесов, антисемитов и откровенных шарлатанов. Тем самым подтверждая характеристику, данную ему Пушкиным (в письме Погодину): "ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету". И тут – беспомощность перед явным обскурантизмом, даже сотрудничество с ним, чуть ли не заискивание.

РПЦ откровенно борется за власть, за идеологический контроль. Не участвуя прямо в политической жизни, РПЦ успела обозначить свои интересы во всех областях внутренней и даже внешней политики, и чрезвычайно требовательно настаивает на их соблюдении. Это – в сочетании с неумением наладить хоть какой-то диалог с другими наличествующими в России вероучениями – порождает трения и напряженность, угрожает стабильности государства.

Русская православная церковь, а особенно околоправославный люд, любят изображать наше официальное православие как духовную основу общества и государства, источник неиссякаемой мощи, гаранта благосклонности небес, стабильности и прочая, прочая, прочая. Эти же претензии – и с большими основаниями – она выдвигала до революции. Что, как известно, закончилось Катастрофой. И сейчас исход будет не лучше.

Нет сейчас в стране другого источника разделений и нестабильности, сопоставимого по своему разрушительному потенциалу с официальным православием, представленным Русской православной церковью и околоправославными организациями и идеологиями. Никакая стабильность невозможна в государстве, где одна церковь говорит всем прочим: "Бог все дал нам, а вам ничего не дал". Это не просто нехристианская – это антихристианская позиция, и на ней стоит РПЦ, как до нее стояла византийская церковь.

Русская православная церковь любит изображать себя "кроткой и смиренной", стойко переносящей несправедливости и обиды, якобы чинимые ей другими вероучениями. И при этом отличается чудовищной сварливостью: она перессорилась и переругалась со всеми другими церквами – в том числе с большинством православных. И самые яростные схватки – со Вселенским патриархатом. И все прочие православные церкви нашу очень не любят, многие боятся ее захватнических поползновений.

Внутри страны РПЦ не стесняясь прибегает к помощи ОМОНа для захвата храмов у соперничающих православных церквей, откровенно использует для этого благосклонность к ней местной администрации, юридически не очень грамотной, да и высокой нравственностью не обремененной. Эти же приемы переносят и вовне: с помощью властей палестинской автономии захватили монастыри в Святой Земле, чем повергли в шок не только РПЦЗ. Словно подражают известному литературному персонажу: "И даже то, что за лесом (в Баден-Бадене), – то тоже мое".

Мошеннически используется понятие "каноническая территория", которое не признается никем (в том числе честными православными) как регулятор отношений между разными церквами. При этом как-то не замечают, что имеют епархии в Европе, в Азии, приходы по всему свету, что ни одна христианская страна не чинит никаких препятствий православию вообще и РПЦ в частности. "Мы у вас можем, а вы у нас нет". Поражает полная безнравственность таких утверждений и действий. Не дремучие люди из околоправославных изданий, а архиереи РПЦ совершенно открыто следуют примеру того готтентота Владимира Соловьева, "который на вопрос о добре и зле отвечал: добро – это когда я отниму у соседей их стада и жен, а зло – когда у меня отнимут" /84/. Тут явный расчет на готтентотскую же мораль большинства нашего народа, которое такой подход вполне устраивает и у которого она сложилось трудами Русской православной церкви. Она действует так, словно нет и никогда не было в России людей, способных дать нравственную оценку ее словам и действиям, словно элементарная порядочность в России никогда и никому не была свойственна. "Мы не можем иначе, потому что у нас вся истина". Вся истина, считают верующие, все-таки у Бога, и только у Него.

Та же готтентотская мораль и в рассуждениях о прозелитизме: "когда мы у вас проповедуем, это возвещение истины, когда вы у нас – это душекрадство". Православие, кажется, везде в христианском мире встречают с любовью, не препятствуют устраивать приходы, храмы – даже помогают. Оно же всех прочих христиан встречает в России с лютой злобой и ненавистью. Для РПЦ коммунисты куда ближе и роднее, чем христиане, верующие не так, как ей хотелось бы. Сама же она, кажется, без помощи государства, уже не в состоянии ни удержать верующих, ни привлечь новых – отсюда ее жалобы на прозелитизм, требования гонений на всех, верующих по-другому. История гонений официальным православием других церквей, в том числе тоже православных, еще не написана, хотя материала для нее – с избытком, одни староверы могут дать его сколько угодно.

Еще В.С. Соловьев писал в письме Николаю II: "Христос сказал: "Я есмь дверь". Позволительно ли христианам силою толкать в эту Дверь одних и силою же не выпускать из нее других? Сказано: "приходящего ко Мне не отгоню", но о притаскиваемых насильно ничего не сказано... Закрепощение людей к православию лишает русскую Церковь нравственной силы, подрывает ее внутреннюю жизненность... Далеко не худшие среди православного народу могут рассуждать (и уже рассуждают) так: из двух религиозных обществ которое более соответствует духу Христову и евангельским заповедям: гонящее или гонимое? ...Нельзя же православному христианину отрицать того факта, что Христос в Евангелии неоднократно говорил своим ученикам: вас будут гнать за имя Мое, но ни разу не сказал: "вы будет гнать во имя Меня" /85/. Однако сейчас вот гонят, не стесняются. Заявляют: "религиозное большинство имеет право защищаться", что нельзя понять иначе, как призыв к погрому всех прочих церквей.

Мечта у нынешних ревнителей официального православия одна: как бы истребить всех верующих иначе. Собственно, она не нова, о том же мечтали и в мимопрошедшие времена. Но теперь есть новые средства озвучить свои мечтания, облегчить душу: Интернет. Время от времени на неправославные сайты врывается такой ревнитель и: "Вот погодите ужо! Скоро мы, перекрестясь да помолясь, передушим-перевешаем всех сектантов, католиков-протестантов – то-то благодать настанет! Благорастворение воздухов!" Конечно, нельзя обвинять всех, но думается, немало архиереев мечтают о том же, только сдерживаться приходится. И то не всегда получается.

...Где-то на юге казаки ворвались в храм кришнаитов, и один из них, как потом жаловались обиженные, осквернил алтарь. Не надо особой фантазии, чтобы догадаться, что именно учинил этот ревнитель православия. Сознание Кришны, конечно, вера не из традиционных для России. Но возникает вопрос могут ли православные вести диалог с инаковерующими без демонстрации скотства? Как-то так получается, что вся история России – это обязательно поругание и осквернение чего-нибудь, тяга к этому неодолима.

Полная неспособность РПЦ не то что к диалогу, но к сколько-нибудь нормальному общению в полной мере проявляется в ее отношении к католичеству и папе. Предаются забвению элементарные нормы приличий, и православные СМИ, и православные архиереи о католиках и понтифике пишут то ли не замечая собственно свинства, то ли упиваясь им. После визита папы на Украину "очищали" Киев от осквернения. Уже одно это стоит того, чтобы государство наше задумалось: а способна ли церковь, которой оно отводит первенствующую роль в явное нарушение собственных законов, хоть на какое-то приличие? Страны, именуемые цивилизованными, – это в первую очередь христианские страны и они никогда не признают цивилизованной страну, в которую не может приехать папа римский. Все-таки "наша страна борется за звание цивилизованной", а с РПЦ – пустят ли в "калашный ряд"? Едва ли.

Трость надломленная

Тем не менее наше государство явно отдает предпочтение РПЦ, готово потрафлять ее поползновениям, в нарушение конституции ущемляет все другие вероучения в России. Такую благосклонность РПЦ, несомненно, заслужила тем, что едва ли не со времени ее появления на Руси была в неразрывной связи с властью и обслуживала ее, являлась – вспомним Солженицына – "безвольным придатком государства". Так было в самом начале – именно власть, князь Владимир, выбрал веру и заставил подданных принять ее. Так было и в конце, во время Катастрофы, когда из-за отождествление церкви с властью первая пала вместе с последней.

Еще в Византии придумали симфонию церкви и власти. Симфония никогда не строилась на основе равенства сторон и разделения их функций, она всегда означала подчинение церкви светской власти, что подтверждается всей историей как Византии, так и России. Тем не менее наша церковь всегда гордилась своей ролью прислужницы при земных властях, и сейчас еще РПЦ, перечисляя свои достижения, начинает и кончает своими заслугами перед государством, перед царством земным. Что означает пренебрежение служением Царю Небесному именно этим многие объясняют постигшую ее кару. Ибо церковь, по естеству ее, должна служить не народу и не государству, а Богу, всякое иное служение для нее есть нарушение заповеди о запрете идолопоклонства.

Симфония есть нечто очень нездоровое, о ее сути хорошо сказал Георгий Флоровский: "Гипнотически властное овладевание друг другом или взаимная одержимость, вампирическая жизнь в другом – в этом природа симфонии" /86/. О симфонии и ее пагубных последствиях для обеих сторон – и для церкви, и для государства – существует огромная литература. Наши власти – как и наши церковники – видимо, с ней незнакомы, ибо опять берутся за свое. Да что литература – собственный горький опыт ничему не научил ни церковь, ни государство.

А ведь должно же оно знать, куда завело Россию и ее церковь то, первое, исполнение симфонии. Так нет же: уже начали второе исполнение, которое тем более кончится полным провалом. Тогда были хоть какие-то основания для самообмана, для убежденности, будто "русский народ весь в православии". Но после ХХ века, после Катастрофы – надо бы прозреть?

Нет, власть не прозревает. Не извлекает уроков из истории, не читает обширную литературу по симфонии и, конечно, не читает Библию. А там много умных вещей, в частности: "Вот, ты думаешь опереться на ... эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее" (Ис 36:6). А уж более надломленной трости, чем Русская православная церковь, и представить себе невозможно. Могли бы государственные мужи вспомнить, как в 1917 г. вдруг куда-то провалились казавшиеся незыблемыми принципы "Самодержавие, православие, народность", "За веру, царя и отечество" и иные в том же роде. Мало того, что опереться норовят, – иные чиновники себя по стенке размазывают от любви к нашему казенному православию и готовы прислуживать ему, поставить на службу церкви весь административный ресурс. Они всячески показывают, что служат не Российской Федерации, а исключительно Московской Патриархии, что Федерацию никак не укрепляет.

Церковь же не осознает собственной надломленности (за исключением немногих своих интеллектуалов, с которыми у нее всегда были сложные отношения). По словам одного автора, как и встарь "Лидеры Церкви, добиваясь привилегированного положения,.. вынуждены говорить как будто на чужом языке: не о спасении душ своей реальной и потенциальной паствы, а о соображениях государственной безопасности, о национальной идее и тому подобных материях, которым люди Церкви могли бы и не придавать столь существенного значения... Этот подход низводит Церковь до уровня вспомогательного подразделения идеологических служб власти. Нынешняя власть охотно будет использовать Церковь именно таким образом, но миссии Церкви это пойдет только во вред. Равно как и пропаганда "традиционности" православия вместо проповеди его истинности" /87/.

Нет, не действуют на РПЦ такие соображения. Ну а на государство тем более: там, как всегда, погоду делает чиновник с кругозором "московского служилого человека" (термин Г.П. Федотова), который высшие соображения принимать во внимание не приучен и не способен. Больше всего чиновникам и церкви, похоже, понравилось награждать друг друга орденами, что очень по душе людям тщеславным и пустым. А РПЦ отметила своими наградами и людей, явно принадлежащих к уголовному миру.

Власть много чего не понимает, в том числе и природы власти в самой России, где она совсем не та, что на Западе. И все же можно признать за аксиому, что опасно управлять людьми против их воли, полезно спрашивать их согласия. Однако люди, воспитанные нашим православием, едва ли обладают долей ответственности, необходимой для самоуправления. Мы к нему не приспособлены, как стало ясно после Катастрофы, о чем тогда же сочинили прелестный стишок под названием "Ералаш Всероссийский":