Текст книги "Никто не придет"
Автор книги: Зович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Пошли до аптечки дойдем к офис-менеджеру.
У аптечки вместе с офис-менеджером пообсуждали разные версии случившейся боли, выбрали Вике таблетку нурофена, еще одну дали с собой, потом сходили за кофе, боль вроде отпустила, а потом Вика ушла в переговорку на встречу с продажниками и два часа убеждала их не пренебрегать точностью внесения информации о сделках. Продажники выпили из нее последнюю кровь. После встречи Вика с трудом поднялась со стула, бок, на который она почти не отвлекалась в пылу спора, болел все сильнее. Возвращаясь на рабочее место, она сделала крюк и подошла к зеркалу. В нем отражалось абсолютно белое лицо с голубыми губами и темными кругами под глазами. Вика вздрогнула и пошла к начальнику.
– Что? Уже четыре? – Александр оторвался от монитора и вопросительно смотрел на Вику.
– Саш, что-то плохо мне, – Вика машинально прижимала ладонь к боку.
– Беременная? – понизил голос Александр.
– Да не знаю я! – шепотом прокричала Вика, – Плохо мне, бок болит, часа два уже сильно болит и не проходит.
– Так, езжай-ка ты домой, прими там что-нибудь, анальгинчик какой-нибудь, а если станет хуже, вызывай скорую. И помни, родная компания обеспечила тебя медстраховкой, поэтому звони сразу в страховую. Если будет больничный, сразу напиши мне, – Александр все-таки был опытным руководителем и знал, как мотивировать растерянного сотрудника заняться личными проблемами, не забывая и о компании.
Вика доковыляла до своего стола, написала пару распоряжений своей команде, поставила отбивку об отсутствии на электронную почту, собрала сумку, попрощалась с коллегами и ушла из офиса. По парковке бизнес-центра до машины она шла, почти ничего не ощущая, и даже испытала легкое угрызение совести, что вот так ушла из офиса в разгар рабочего дня. Однако, уже в дороге боль возобновилась. Хорошо, что вечерние пробки еще не начались, и до дома получилась доехать довольно быстро. Припарковавшись во дворе, Вика заглушила машину, нашарила в сумке вторую таблетку нурофена и, морщась, заставила себя проглотить ее без воды. Дома у дверей ее ждал нежный Кастанеда. Вика бросила на полку сумку и ключи, помыла руки и переоделась в домашние штаны и футболку. Бок болел, хотелось лежать. Она открыла в спальне окно, влезла под легкое одеяло и свернулась в кровати клубочком. Кастанеда немедленно запрыгнул к ней на одеяло, потоптался сверху, лег и затарахтел. Надо уснуть, сон все лечит, к вечеру проснусь огурцом и все пройдет, все пройдет, все.
Острый приступ боли выдернул Вику из сна и буквально подбросил над кроватью. Еле дыша, она нашарила на тумбочке телефон. Полночь. Все, понятно, лучше уже не станет, пора подключать медицину. Господи, как звонить в эту страховую? Там вроде в сумке пластиковый полис, надо дойти. Собравшись с духом, Вика попыталась встать с кровати. Бок залило огнем, сердце подкатило к самому горлу, дышать получалось мелкими вздохами, выдохов как будто и не было. В висках стучало: надо дойти, надо дойти. Вика поднялась и, ее резко затошнило. Инстинктивно сквозь боль она метнулась в туалет. Организм тут же добавил новые позывы. Вика склонилась над унитазом, однако ничего не получалось. Как страшное похмелье какое-то. Она еще немного постояла над унитазом, потом снова собралась и дошла в прихожую до сумки. Вытащила из кошелька полис и набрала номер. Ответили со второго гудка.
– Але, девушка, пожалуйста, спасите, – неожиданно сипло заголосила Вика, прерываясь на короткие вдохи. – Боль, сильная, правый бок, дышать не могу, тошнит, в туалет хочу, но не получается. Я не знаю, что это, очень плохо.
– Номер полиса и адрес, – спокойно затребовала диспетчер.
Вика продиктовала номер с карточки и адрес. Спокойствие на другом конце придало ей немного сил.
– Высылаю бригаду, ждите, – диспетчер нажала на отбой.
Вика опустила погасший телефон. Интересно, а как они войдут, если я отключусь? Им же еще доехать надо. И тошнит адски. Тут что угодно может случиться.
Вика заглянула в ванную и вытащила из-под раковины пластиковое ведро для мытья пола. Потом открыла замок, распахнула входную дверь и села прямо на коврик, обняв ведро. По крайней мере, так они ее быстро найдут. Мозг слегка плавился, тело болело уже почти везде, освещенная лестничная клетка слегка кружила и плыла. Вика начала про себя отсчитывать секунды. Где-то на трехсотой она обнаружила на площадке неизвестного в трениках, тапках и белой майке-алкоголичке. Наверное, рабочий из квартиры с ремонтом, остался, пялится тут. Страшно не было. Было больно.
– Я скорую вызвала, жду, – коротко и по делу выдала Вика незнакомцу.
– Не волнуйся, они уже подъезжают, скоро поднимутся, – без какого-либо акцента или говора ответил тот.
– Мы на ты? – почти не удивилась Вика.
– Да, я Гена, – представился незнакомец.
– Гена, мне так хреново, можно я не буду разговаривать, – Вика опустила голову почти в ведро.
Открылся лифт и из него выбежали двое в синей униформе с чемоданчиком:
– Виктория Сергеевна? – один, кажется, симпатичный и небритый, сверился с папкой.
– Я. Наконец-то, что ж так долго-то? – проныла Вика из ведра.
– Десять минут, между прочим. Давайте пройдем в квартиру и осмотрим вас.
Еще через десять минут Вика узнала, что у нее почечная колика, дающая высокое давление, получила больнючий укол магнезии с обезболивающим и предложение поехать в больницу. Куда угодно, только пусть это пройдет. После укола она смогла собрать с собой вещи и документа для больницы, одеться, добавить еды и воды в кормушки и даже самостоятельно выйти к скорой. Дома остался взволнованный Кастанеда.
Вику улеглась на каталку, врач сел в кабину, фельдшер с чемоданчиком пристегнулся в кресле у двери и сразу же закемарил. Скорая включила мигалку и помчала по ночным улицам. Больница, разумеется, была на другом конце Москвы. В непрозрачных окнах проскальзывал свет фонарей и светофоров. Сегодня всего-то понедельник, хотя уже вторник. Ничего себе неделька началась. Что все это такое? А главное, зачем это с ней происходит? Тряска на неровностях дороги немного раздражала, но при этом и убаюкивала. Вика начала дремать.
– Как ты? – спросил тихий голос.
– А? – Вика открыла глаза и с изумлением увидела Гену, сидящего на откидном сиденье. – А вы здесь зачем?
– Ты.
– Что ты?
– Мы на ты.
– Да с чего вдруг? – разозлилась Вика. – Зачем вы влезли в скорую, кто вас вообще впустил? Если мы пообщались две минуты в подъезде, это не дает вам права преследовать меня.
– В подъезде мы и не должны были общаться, это мой промах. А потом ты задала вопрос, – в отблесках огней снаружи Гена выглядел совершенно невозмутимым.
– Какой вопрос?
– Ты спросила «зачем это со мной происходит?». Спросила вовремя, в момент события, не обвиняя и не выясняя возможную собственную вину. Это значит, что ты имеешь право на Процесс, проводимый хранителем.
– Кем? – у Вики сел голос.
– Твоим личным хранителем. Это я.
– Хранитель Гена? – после паузы уточнила Вика.
– Вообще, Евгений, но мне нравится Гена.
– А что мне вкололи? – спохватилась Вика.
– Инъекции не являются причиной нашего с тобой разговора. – Гена сидел ровно, даже можно сказать, красиво.
– А майка с трениками – это спецодежда у хранителей, да?
– Понимаю сарказм, но как показывает практика, летом это самый нейтральный образ хранителя, не вызывающий вопросов у большинства людей.
– То есть вы – не человек?
– Нет.
– Ангел?
– Да.
Спящий фельдшер неожиданно громко всхрапнул, заставив Гену с Викой оглянуться.
– А они вас видят? – Вика кивнула в его сторону. – И слышат?
– По обстоятельствам. Сейчас – нет.
– Похоже на галлюцинацию.
– А вот так? – Гена положил ладонь Вике на лоб.
Она не успела возмутиться или отдернуться. От ладони шла нежная прохлада, по коже лица и по волосам словно потекли медленные легкие ручейки, переплетаясь и стекая по затылку, шее, плечам. Вику охватило удивительное спокойствие. А еще она услышала тихий звон колокольчика и легкий шелест крыльев. Вот так люди и сходят с ума, подумала Вика, отключаясь.
– Вот над кроватью кнопка вызова. Если будет плохо, нажимайте в любое время, приду я или моя сменщица. Боль терпеть нельзя. Вопросы есть? – Полная, но очень подвижная сестра в салатовой медицинской пижаме стояла над Викой. Та помотала головой. – Ну раз нет, выключаю свет и спокойной ночи, еще есть время поспать.
Дверь в палату закрылась, убрав поток яркого света из коридора. Но ночь была светлой, большое окно с собранными с одного краю вертикальными жалюзи пропускало мягкий лунный свет.
В двухместной палате Вика оказалась одна, ее уложили ближе к выходу, вторая кровать у окна была не заправлена. На стенах длинные лампы дневного света и блоки розеток. Два разнокалиберных стула и две тумбочки с мобильными столиками сверху завершали обстановку. Сумку Вика запихала в нижнюю часть своей тумбочки. Уже глубокая ночь, в больнице тишина. Спать не хотелось. Боль, нервы, поездка, безумный сон с хранителем Геной и последующий осмотр при приеме вроде бы лишили сил, тело совершенной тряпочкой разложилось под одеялом, но зато мозг словно получил дополнительную подпитку и бешено и бессистемно набрасывал разные вопросы и высвечивал проблемы. Никто не знает, что она в клинике, кому позвонить с утра? Чертов отчет, Александр ей печень выклюет, если что-то пойдет не так. Не понимаю, снова болит или кажется? Врачи сказали – минимум неделя, камень из почки может выйти сам, либо придется долбить ультразвуком. Откуда этот камень вообще? Мало в ее жизни других проблем. Руслан мог бы и предупредить заранее, что уезжает. Кастанеду надо кому-то поручить, еды надолго хватит, а вот воду поменять и лоток хорошо бы почистить. Интересно, а бумага туалетная тут есть, или надо было с собой брать? Родителям надо будет написать что-нибудь нейтральное, чтобы мама не расстраивалась. Надо попросить их привезти чебурашку из Сочи. Ах, да, Гена. Непонятно, если он приснился в скорой, то что было в подъезде? Галлюцинация? Странно, что с продолжением. – Вика потерла глаза ладонями, как будто пытаясь снять морок. Уловив в палате какое-то движение, она отняла руки от лица и остолбенела.
– Не спится? – на стуле возле стены сидел Гена, его белая майка отражала лунный свет.
– Господи, опять? – прошептала Вика
– Напоминаю, я – хранитель, – уточнил Гена.
– Ну раз так, можно с самого начала и подробнее, чтобы мне стало понятно, зачем ты здесь сейчас?
– О, ты все-таки перешла на ты. А до этого было непонятно?
– До этого я считала, что ты сон или галлюцинация.
– А сейчас как считаешь?
– Если честно, то так же. Но у меня есть робкая надежда, что этому существует объяснение.
– Конечно, существует, – Гена поерзал и уселся поудобнее на стуле, закинув ногу на ногу. – Давай по порядку. У каждого человека есть свой хранитель, которого он получает при рождении. Хранитель не персональный, у него несколько подопечных, их число зависит от ранга и мастерства хранителя. Его задача – вести подопечных по жизни максимально возможным безопасным путем. За счастливую жизнь и естественную смерть подопечного от старости хранитель получает дополнительную звезду.
– Это как игра, что ли?
– Скорее, как работа.
– И сколько у тебя звезд?
– Я не могу разглашать эту информацию.
– Так, а за меня тебе светит звезда? Или я сложный подопечный?
– Ты сама не сложная, сложности могут возникать, если сразу у двух или нескольких подопечных возникают опасные ситуации. Кстати, если с кем-то из подопечных случается беда, ранг хранителя понижается.
– То, что я сейчас в больнице – это беда?
– Скажу понятнее, беда – это смерть – от болезни, несчастного случая или насилия. Твой случай к этому не относится.
– Так почему ты здесь?
– Чтобы организовать для тебя Процесс, в результате которого ты поймешь, зачем ты сейчас оказалась там, где, собственно, оказалась. У него довольно простая схема. Ты выбираешь близких или не очень близких, но важных для тебя людей, каждого из которых вызывают в комнату расспросов. Они будут говорить о тебе. От тебя нужен только один вопрос к каждому. Его в числе других задаст мастер расспросов. Процесс обычно идет восемь ночей. Последней в комнату расспросов пойдешь ты. И ты сможешь задать один вопрос мне.
– А почему я не могу задать его прямо сейчас?
– Потому что ты еще не готова.
– А что я могу сейчас?
– Сейчас от тебя нужен список людей, которые пройдут через Процесс.
Вика задумалась. С одной стороны, про себя интересно услышать от разных людей. С другой стороны, страшно. Надо выбрать.
– Мама, Ольга Ивановна, раз, – решительно сказала Вика.
– Отлично, многие начинают с мамы, записал.
– Ты же никуда не пишешь?
– Пишу. Сразу в память.
– Ну допустим. Александр, мой начальник.
– Так, достойный выбор настоящего трудоголика. Два.
– Руслан, мой… ээээ, – смутилась Вика.
– Любовник. Три. – бесстрастно подтвердил Гена.
– А хранители пользуются словами типа бойфренд?
– Мы всеми словами пользуемся, но в списки пишем исключительно по делу.
– Ладно. Леонид, бывший муж.
– Интересный выбор. Четыре.
– А только людей можно назначать?
– А кого бы ты хотела выбрать?
– Кота, он меня знает получше многих, – Вика засмеялась.
– Хорошо, Кастанеда, пять.
– Ух ты, ничего себе, это бы я посмотрела. Следующий, точнее, следующая, Лариса, подруга.
– Шесть. Давай последнего.
– Алла, младшая сестра.
– Логично. Все семь есть. Сейчас покажу тебе комнату расспросов и оставлю до завтра, у меня еще дел полно, – Гена поднялся со стула и протянул Вике руку, – вставай, нас ждут великие дела.
Вика вложила пальцы в уже знакомую прохладную ладонь Гены и, пожалуй, только что моргнула, а они уже стояли в светлой комнате с серыми стенами, большим столом, несколькими стульями и одной стеной, зеркальной наполовину. На другой стене висела картина в раме, «Звездная ночь» Ван Гога. В комнате не было на дверей, ни окон, ни ламп, однако, все было очень хорошо и мягко освещено идущим ниоткуда светом. Вика шагнула к картине. Знаменитые завитки в синем небе над деревней, миллионами растиражированные сувенирными дельцами на всяческих чашках, подушках и кошельках.
– Какая хорошая репродукция.
– Это оригинал.
Вика с изумлением обернулась к Гене.
– Да, можем себе позволить маленькие радости, – Гена улыбнулся. – Это на короткое время, на Земле даже не заметят.
– На Земле?! А мы где?
– Мы парим в облаках. Они прямо вот за этой зеркальной стеной. С завтрашней ночи мы с тобой будем наблюдать оттуда.
Вика перешла от картины к зеркальной стене. Она отразилась в ней юной, загорелой, с выгоревшими короткими волосами, в легком и свободном платье и белых кедах.
– Это зеркало отражает ваши желания, здесь люди именно такие, какими хотят видеть себя.
Вика растерянно посмотрела на свои руки с голубой кожей и треники с футболкой. Она повернулась к Гене:
– А ты каким отражаешься?
– А мы не отражаемся, – Гена подошел и встал рядом. В отражении рядом с юной Викой никого не было.
– Я сяду, пожалуй, – Вика отодвинула стул, и опустилась на сиденье. Странно, комната была почти пустой, но в ней ощущался какой-то комфорт и уют. Может быть, из-за картины.
– Из-за запаха, – отозвался Гена.
Вика принюхалась, действительно, очень тонко пахло шоколадом.
– Я спросила вслух? – удивилась Вика.
– Нет, ты подумала, а я ответил.
– Ой, так ты знаешь все, что я думаю?
– Да, в том числе и про меня, – улыбнулся Гена. – И да, у меня действительно очень красивая улыбка.
Вика совершенно смутилась и спрятала голову в ладони.
– Запах шоколада, – как ни в чем ни бывало продолжил Гена, – действует успокаивающе и расслабляюще на расспрашиваемых. Например, если бы тут пахло хлоркой, они бы скорее нервничали. А совсем без запахов тоже нельзя, мозг начинает пугаться и отвлекаться от вопросов. К слову о них, завтра к вечеру жду от тебя вопрос для мамы. На этом наша экскурсия заканчивается, ты проснешься утром в палате, в туалете тебя будут ждать твои новые друзья – банки для анализов.
– Фу! – Вика отмахнулась, – ну про это-то зачем сейчас?
– Чтобы не забыла, я все-таки хороший хранитель, а не хухры-мухры.
И снова прохладная ладонь накрыла руку Вики. Через мгновение она уже потянулась в кровати, завернулась поплотнее в одеяло и провалилась в сон без сновидений.
– Доброе утро! Меряем температуру, – бодрый голос вчерашней медсестры заполнил палату и выдернул Вику из сна. Медсестра вручила ей градусник. – В туалете банки, соберите и оставьте мочу, среднюю порцию.
– Хорошо-хорошо, я знаю, – Вика засунула градусник под мышку и потянулась к телефону. – Семь часов?! А что так рано подъем?
– Это не подъем, это конец смены, сейчас соберем по отделению температуру, раздадим назначения и меняемся.
– А завтрак во сколько?
– Завтрак в девять. Привезут в палату. В отделении мало народу, лето. Вот к осени набегут урологические после отпусков. С десяти обход, придет лечащий врач. Про мочу не забудьте, нужна первая утренняя, – медсестра вышла, прикрыв дверь.
Вика поерзала на кровати. Спать дальше с градусником как-то страшно, еще раздавится от неловкого движения. Надо встать, что ли. Вика спустила ноги на пол, нащупала тапочки, влезла в них и бережно встала с кровати. Бок отреагировал сдержанной болью. Прислушиваясь к себе, Вика медленно дошла до окна и, придерживая градусник под мышкой, распахнула огромную створку. За окном был парк. Вчера ночью Вика не обратила внимания, как каком этаже она в конце концов оказались. Судя по высоте, это был этаж примерно четвертый-пятый, кроны ближайших деревьев были в основном ниже, поэтому были видны на удивление ухоженные аллеи, уходящие в даль и упирающиеся в плотные заросли высоких дубов. Ну или не дубов, а каких-то других деревьев. В ботанике Вика была не сильна. Окно выходило не на солнечную сторону, видимо, оно придет к вечеру. Жары еще не было, от деревьев шла приятная свежесть. Вика подтащила стул прямо к окну, села на него и стала смотреть на деревья, небо, легкие облака, летающих птиц. Мыслей не было вообще никаких. Приходила новая медсестра, потоньше и потише предыдущей, забрала градусник. Приходила уборщица, прошлась мокрой шваброй по всему полу, заставив Вику поднять ноги и оставив после себя запах хлорки. Потом неожиданно принесли завтрак: тарелку овсяной каши, бутерброд с сыром и чай с сахаром. Оказалось, что уже девять.
– Мочу сдали? – деловито спросила раздатчица.
– Ой, нет, – спохватилась Вика. – А куда сдавать?
– Да пописайте просто и в туалете оставьте, мы новеньких всегда предупреждаем, чтоб до еды, натощак, – раздатчица напоминала нянечку из детского сада, и говорила она с Викой как с маленькой девочкой, разве что на вы.
Вика доковыляла до туалета. Дверь без замка, но хорошо прилегающая к косяку. Совмещенный санузел с унитазом, раковиной с мыльницей и душем. Возле унитаза тревожная кнопка и рулончик бумаги. На полу у стены ряд стеклянных банок, над ними прямо на кафеле краской по трафарету написано «Анализы». Ну что ж, надо так надо, Вика постаралась четко выполнить все рекомендации.
Больничный завтрак показался невероятно вкусным. После ночных волнений и медитации у окна каша с бутербродом пошли на ура. Чай Вика в обычной жизни пила довольно редко, а тут она прямо получила удовольствие, размешивая в белой чашке два куска сахара и медленно потягивая остывающий напиток и заедая его остатком бутерброда. Наверное, нагуляла аппетит. Почти полтора часа тишины и даже, можно сказать, природы. Такого с Викой не случалось уже давно. Все время надо было что-то делать, куда-то ехать, бежать, кому-то звонить. Черт, звонить. Александру надо рассказать про больницу. И, наверное, маме позвонить. Пожалуй, надо это все упростить. Вика достала телефон и быстренько набрала текст: «Саша, привет, я в больнице, это почки, возможно, проторчу тут неделю. Если что, я на связи». Нажала отправить и отложила телефон. Как раз пришли забрать посуду. Александр всегда берет паузу для ответа. Вика иногда представляла, что у него в голове собирается такой совет собственных директоров и решают, что именно ответить даже на ерундовый вопрос или сообщение. Потом пишут черновик, вычитывают ошибки и опечатки и дают Александру отмашку, мол, шли, мы сделали все, что смогли. И тот шлет свой ответик. Или встречный вопросик. Или комментарий. Для комментария пока даже Александр не придумал уменьшительный вариант, и слава богу. Однако, телефон блямцнул довольно быстро. Вика с изумлением прочла сообщение: «Лечись, сколько надо, отчетом временно будет руководить Горшков. Главное – здоровье». Чудеса какие-то. Особенно про Горшкова. Миша – отличный парень, второй год работает в команде, но Александр то и дело напевает Вике то про его слегка тягучую манеру говорить, то про случайные опечатки в письмах, то про неправильное выражение лица. Впрочем, правильных выражений лиц в отделе не было ни у кого, кроме самого Александра, да еще, пожалуй, секретаря Лидочки, то ли врожденной оптимистки, то ли просто слишком юной особы. Лидочка улыбалась всегда. Даже заплакав однажды, что было довольно жутковато. Кстати, тот же Миша Лидочку старательно избегал и, кажется, побаивался. Хорошо, что отчет в его руках, можно сосредоточиться на болезни. То есть на здоровье. То есть на поправке. И придумать вопрос для мамы. Вика побарабанила ногтями по телефону, потом выбрала в списке избранных номер. На четвертом гудке мама сняла трубку:
– Алло? – бодро вопросила Ольга Ивановна. Она не всегда смотрела на определившийся номер, чаще предпочитая получить всю необходимую информацию от звонящего.
– Привет, мам, как дела?
– Аллусик, все хорошо, ты готовишься к экзамену? – потеплел мамин голос.
– Мам, это я, Вика, – привычно уточнила Вика. С младшей сестрой у них было только десять лет разницы, все остальное было почти одинаковым – внешность, рост, цвет глаз и волос, и даже голос. Близнецы с очень большой задержкой, шутил папа.
– Викуся, детка, опять не узнала – также привычно отозвалась мама.
– Я тебя не разбудила?
– Да что ты, я с шести часов не сплю. Уже сходили к розарию прошлись. Вот сейчас будем с папой второй раз кофе пить. У него потом процедуры, а я пойду в бассейне поплаваю до обеда.
Вика всегда поражалась, как у двух жаворонков обе дочери вышли абсолютными совами. Ей нужно было подолгу раскачиваться по утрам, побеждать и сон, и общую ненависть к любым действиям, зато к вечеру приваливало сил, хватало и на работу, и на тусовку, и на позднее кино или разговор. И если бы снова не утро, жизнь была бы такой прекрасной. Родители, разумеется, все детство прививали ей совершенно жаворонковый режим, позже к нему подключилась и Алла. С утра мрачные дети выползали без аппетита завтракать перед школой и садом, бодрый выбритый папа шумно собирался на работу, мама ставила варить обеды и даже ужины, большая часть дел по дому должна была быть завершена в первой половине дня. А в выходные выпадали либо семейные прогулки, либо всеобщая уборка, либо поездка на дачу. Тоже с утра, разумеется. Обед тоже был ранним. Как и вечерний отбой. Словом, режим санатория, в котором сейчас отдыхали родители, был для них обоих просто идеальным.
– Как вы там развлекаетесь? – спросила Вика.
– Познакомились с интересной парой, они из Петербурга, так вот жена – астролог. Договорились, что она построит мне натальную карту. Я сказала ей про тебя, тут варианта два: начать с твоей натальной карты или сразу познакомить с их старшим сыном. Ему сорок лет, программист, он неженат, очень хочет детей.
Вика поперхнулась и закашлялась. После развода Ольга Ивановна достаточно осторожно касалась темы ее личной жизни, поэтому такое заявление было довольно необычным. Сорокалетний программист, жаждущий детей, да еще с мамой-астрологом. Ничего себе сувенир из Сочи.
– Спасибо, мам, я сама как-нибудь разберусь.
– Солнышко, но ты же уже два года одна? Мы вот с тетей Леной недавно тоже о тебе говорили, так она тебя жалеет, переживает.
Тетя Лена – мамина сестра, либо это другая тетя Лена – мамина подруга. Одна из. Так сложилось, что имя Лена досталось почти всем маминым близким знакомым. Раньше к имени добавлялась фамилия либо другой идентификатор типа дачного соседства, но потом Ольга Ивановна стала считать эту информацию излишней и в разговорах ограничивалась просто «тетей Леной». Как оказалось, это особо ни на что не влияло, и обе стороны разговора вполне устраивало. Сейчас суть сообщения была в том, что Ольге Ивановне неудобно перед общественностью в лице тети Лены за неустроенность Вики. Про Руслана мама была пока не в курсе, по легенде в Мюнхен Вика якобы летала с коллегами. И, пожалуй, сейчас не время еще о нем сказать, если вообще такое время придет.
– Мам, и мне пока прекрасно одной. Вот сегодня, например, я отлично выспалась, – Вика запнулась, чуть не выдав на автомате свое местонахождение. Но беседа с мамой шла по привычному сценарию.
– А я очень плохо спала. Вроде бы и море шумит, и жары нет, но просыпаюсь ночью и лежу без сна. Папа еще ночью вставал курить на балкон, ходил дверью гремел, бам-бам. Сам не спит, и мне не дает.
– Мам, а ты любишь папу?
– Что ты вопросы какие-то задаешь дурацкие? – рассердилась Ольга Ивановна. – У всех дети как дети, а мои вечно с какой-то ерундой ко мне лезут.
– Ну прости, что я у тебя не программист сорокалетний, – попыталась пошутить Вика.
– Лучше бы ты была таким программистом, – в сердцах ответила Ольга Ивановна, – но я все равно тебя люблю. Знай об этом. Все, папа готов, мы выходим уже из номера, пока.
Она отключилась. Знаменитое мамино «Все равно люблю». Вика вздохнула. Вот и вопрос к маме готов – почему Вику можно любить только все равно, почему нельзя просто любить? Да уж, что же будет вечером?
Врач пришел уже ближе к 11 часам. Невысокий, лет шестидесяти, в отглаженном халате и лихо заломленной шапочке на лысой голове. Вошел, постучавшись, в палату, несказанно удивив Вику этим жестом вежливости.
– О, а кто это у нас тут такой красивый лежит? – еще более неожиданно начал он разговор. Вика не нашлась, что ответить. Врач заглянул в планшет.
– Виктория Сергеевна Славина, 35 лет, поступила ночью с почечной коликой, все верно?
– Да, – согласилась Вика.
– Меня зовут Медейко Игорь Васильевич, я ваш лечащий врач. Как думаете. Что вас привело к нам, в наше прекрасное урологическое отделение?
– Ну так колика же, – совсем растерялась Вика.
– Виктория Сергеевна, подозреваю, что верный ответ – неправильный образ жизни. Отдыхали-то давно?
– В мае.
– А перед этим?
– В прошлом мае.
– Вам не кажется это странным?
– А вы уролог или психолог?
– Так, я первый надел халат, поэтому задаю вопросы, а вы извольте отвечать. – Медейко положил планшет на тумбочку, придвинул к кровати стул и сел на него, – показывайте, где болит.
Он внимательно обстукал Вике спину, помял живот, еще раз проверил что-то в планшете.
– Значит так, сделаем УЗИ, посмотрим в динамике анализы. Назначу обезболивающее и противовоспалительное. Питание будет диетическое. Ходить можно. Вопросы и пожелания есть?
– Сколько нужно отдыхать?
– Вот смотрите, есть прекрасный формат санаториев на 21, а еще лучше на 28 дней. С режимом дня, правильным питанием, полезными процедурами, в местах с хорошим воздухом. Про-дол-жи-тель-но. За это время мозг переключается, отпускает тело, тело отдыхает, сон налаживается. А эти ваши недельные поездки галопом по Европам вам отдохнуть не дают. В Европе же были, верно? – Медейко склонил голову вбок, шапочка накренилась еще опаснее.
– Да, в ней, – ответила Вика.
– Пили, гуляли, много ели, мало спали?
– Ну примерно…
– Вот получим ваш камень, посмотрим на состав, направлю вас к диетологу, чтобы исключить лишнее.
– А как мы его получим? – встревожилась Вика.
– Очень надеюсь, что естественным образом. Но сначала сверимся с результатом УЗИ. На этом все, – Медейко легко поднялся со стула, поправил шапочку. – Разрешите откланяться, выздоравливайте.
– Спасибо большое, – сказала Вика уже в закрывающуюся дверь, потом повернулась к окну и вздрогнула – на подоконнике сидел Гена.
– Господи, давно ты тут?
– Я хранитель. Я тут, когда надо, – ответил Гена.
– А как же другие подопечные?
– В основном, справляюсь.
– Я тут вспомнила, у меня же кот дома один остался, скажи, ты можешь за ним присмотреть?
– Вообще, мы не берем на себя обязанности помогать подопечным, но тут я готов сделать исключение. Не переживай, с Кастанедой все будет хорошо, я позабочусь.
– Просто не хочется сейчас сестру напрягать, у нее экзамены. Опять же, придется рассказать, где я, вдруг она еще родителям скажет, они будут волноваться, все сложно, короче.
– Обстановка повышенной конспирации, значит. А тебе не кажется логичным наоборот, сообщить, где ты, и что с тобой? Дать близким шанс как-то позаботиться о тебе?
– Ой, да как тут можно позаботиться. Кормить меня не надо, вещи я с собой собрала, апельсинов не хочу. Я сама прекрасно справлюсь. Не надо никого беспокоить.
– Как думаешь, ты всегда была такая? – Гена подошел к кровати и сел на стул.
– Какая такая? Самостоятельная? – усмехнулась Вика.
– Одинокая, – Гена смотрел ей прямо в глаза. Вика не выдержала и опустила взгляд. Повисла пауза.
– Ты можешь не отвечать, помнишь, я умею читать твои мысли, – голос Гены стал каким-то объемным и обволакивающим. – Просто подумай о том, что происходит с тобой сейчас.
Вика задумалась. Почему она скрывает проблемы? Почему иногда страшнее не сама проблема, а мнимая или реальная необходимость о ней рассказать? Так было, например, с разводом. Не так было страшно их вполне цивилизованное расставание со Славиным, как любое упоминание о разводе друзьям, знакомым и особенно родственникам. Чтобы сказать родителям, она собиралась с духом почти неделю. Дальше тянуть было нельзя, потому что надо было как-то объяснить отсутствие Леонида на предстоящем папином юбилее. Была даже мысль попросить его поприсутствовать, чтобы не вызывать волну расспросов от гостей, но Вика все-таки отказалась от нее. В результате мама была вне себя от ярости:
– Ты понимаешь, что подставила меня? Я готовила этот юбилей полгода, пригласила важных людей, продумала программу, поздравление от дочерей, что теперь будет? – шипела она в трубку.
– Мам, ну дочери никуда не делись, поздравим с Аллой как надо, – вяло отбивалась Вика.
– А что я скажу про мужа старшей дочери? Меня же все спросят, где он?
– Старшая дочь сама может ответить на этот вопрос, отправляй все вопросы ко мне.
– Девочка моя, ты понимаешь, что это позорище, да еще на людях!
– Позорище, мама, это изображать счастливую семью там, где ее нет. В любом случае, у тебя только два варианта: я приду без Леонида или я не приду вовсе. Выбирай.
