Текст книги "Превратности судьбы (СИ)"

Автор книги: Загадка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Только когда начали сгущаться ранние сумерки, к нему подошли, не церемонясь подхватили под руки, потащили по камням двора, по лужам к столбу, врытому напротив конюшни. Привязали за руки так, что едва мог дотянуться пальцами ног до земли, сорвали с плеч ветхую рубашку. На плече вилась затейливая вязь, невидимая до этого момента рабская печать. Аск с горечью осознал, что с такой печатью ошейник – просто лишний. Наемники лениво переговаривались между собой о том, что у Реста баба обнаглела и не пускает его пропустить кружку-другую в таверне, что у Тео пес совсем плох, хромает и почти не встает, видать сдохнет не сегодня-завтра, а какой нюх имел отменный. Новость о том, что рабу не удалось далеко убежать, даже не заслуживала разговора, были другие, более интересные темы. А потом свистнула плеть, рассекая воздух и впиваясь в спину, после чего погасла и перестала гореть чертова печать на плече.

Били его долго. Он терял сознание, его приводили в себя, давали немного отдохнуть, и начинали заново.

Глава 3

Наконец показался родной замок. Ивон ударил лошадь пятками, пуская её вскачь. Перед воротами пришлось подождать, пока охранник откроет тяжелую створку. Оно и понятно, никого в гости не ждали, праздника никакого нет, торговцы разъехались, чтобы успеть по домам до осенней распутицы.

– Хозяин вернулся! – поднялся крик.

Управляющий встретил поклоном возле ворот, будто специально караулил его приезд.

– Какие новости дома? – спросил Омура, отдавая поводья конюху и направляясь ко входу в замок.

– Урожай в этом году хороший, все собрали вовремя, у крестьян зерно для продажи осталось. Репа плохо уродилась, медведка, будь она неладна, попортила много… – Принялся докладывать Брайан, степенно шагая рядом. Позади раздался скрип телеги. Подоспевшие дружинники радостно приветствовали обитателей замка.

– Там я двух рабов привез и еще кое-чего, разберите с Улраном…

Не успел Ивон закончить, как на него налетел ураган из радостного крика, вихря пышных юбок и цветочного аромата.

– Ты не мог разве вестника отправить? – воскликнула сестра. – Мы бы к твоему приезду подготовились. Барашка зажарили, баронессу Стасию позвали бы, она почти каждый день вестников шлет…

– Подожди, – Ивон поцеловал и отстранил сестру. – Стасию не нужно, через пару дней я сам к ней наведаюсь. А вестника не послал. Ты же знаешь, не люблю я их.

Невысокая рыжеволосая младшая сестра, Горлина, внимательно и чуть насмешливо посмотрела на брата.

– Боишься?

– Я не понимаю, почему Стасия решила, что я обещал на ней жениться. Кто ей это сказал?

– Она теперь женщина одинокая, сама может мужа выбрать, – лукаво улыбаясь ответила сестра.

– А ты и рада, подруга твоя как-никак, – с улыбкой проворчал Ивон.

– Пойдем к столу, поешь, как раз воду нагреют, затем вымоешься с дороги и про осаду расскажешь.

Сестра решительно взяла брата за руку и повела в трапезную. Слуги торопливо носили еду на стол: домашний сыр и копченое и вареное мясо, теплый, только из печи хлеб, пряные травы и овощи с огорода, вино. В комнате уже разожгли камин. Тепло от горящих поленьев и живая улыбка сестры сказали, что он наконец-то дома. Ивон довольно улыбнулся и уселся на свое место во главе стола.

Горлина устроилась рядом, подавала брату самые вкусные куски да подливала вино, ухаживая за ним. Наевшись, Ивон бросил нож и откинулся на спинку стула.

– У меня просьба к тебе, – обратился он к сестре. – Я двух рабов привез, один здоров, а второй – нет. Сможешь его вылечить?

Горлина удивленно подняла бровь.

– Я посмотрю, что можно сделать. Но почему ты решил завести рабов?

– Другие держат, почему бы и мне не попробовать? – отшутился Ивон.

Горлина подошла к брату и ласково положила ладошку на затылок.

– Что-то ты не договариваешь, братец, я это чувствую, но я полечу твоего раба. Дружинников не нужно лечить?

– Если что – они к тебе сами обратятся, ты же знаешь.

– Знаю, – вздохнула девушка.

Вошла служанка и присела в поклоне.

– Вода готова, а я пойду на рабов посмотрю, – сказала сестра, поцеловала Ивона в небритую щеку и вышла из комнаты.

– Кадара возьми! – успел сказать вслед.

Сестра услышала, обернулась на ходу и сделала шутливый реверанс.

***

Вернувшись в свои покои, девушка позвала с собой горничную, велела взять чистых тряпиц и кувшин с водой. Служанка живо все собрала, потом разыскала Кадара, старшего клерка, распинавшего за какую-то провинность молодого плотника.

– Куда определили рабов, которых сегодня барон привез? – поинтересовалась Горлина.

– Я вас провожу, ваша милость, – почтительно ответил тот.

Они пришли к старому сараю, который постоянно приспосабливали под разные нужды. Скрипнула низкая дверь, в полумраке девушка разглядела испуганно метнувшегося подростка. Горлина смело шагнула в низкий дверной проем, горничная вошла следом и недовольно посмотрела на мальчишку.

– Вот они. Пако, – Кадар указал на мальчишку, – и второй, никак не очухается.

На куче соломы лежал высокий мужчина с лицом, заросшем многодневной щетиной, он еле слышно дышал, под глазами темнели круги. Горлина наклонилась над ним, положила руку на лоб. Ощущение было – словно дотронулась до покойника, такой сухой и холодной была кожа. Она провела руками над его телом в поисках повреждений. Рука и голова. Шишка от удара по голове оказалась не только снаружи, но и внутри. Она давила на мозг, грозя убить человека. Девушка не придумала ничего лучше, чем вытянуть её наружу. Шишка на голове стала увеличиваться на глазах, пока не лопнула сгустками крови. Раненый застонал и задышал свободнее, Горлина перевела дух и велела служанке вытереть кровь и перевязать голову. Когда та управилась – баронесса приказала снять с мужчины рубашку.

– Не пристало невинной девушке на мужчину раздетого смотреть, – проворчала служанка и стала между своей госпожой и раненым.

– Рея, не мешай мне, – велела Горлина. – Это не мужчина, а раб, к тому же без памяти, – терпеливо пояснила она. – Осмотреть его надо.

Горничная недовольно отошла, но так и не повернулась. Пако стянул с пленника рубашку и теперь Горлина смогла рассмотреть его получше. У мужчины были широкие плечи, не смотря на худобу, красивые мышцы груди, узкие бедра и впалый от голода живот, на котором, тем не менее, угадывались кубики пресса. Правая рука была неумело перевязана пропитанной кровью тряпицей. Девушка вздохнула.

– Принесешь воды, возьмёшь лоскутов и отмоешь его, – приказала она Пако. – Он несколько дней проспит, будешь его кормить и мыть при надобности. Понял?

Мальчишка испуганно кивнул.

– Кадар, я скажу барону, что мальчик будет за ним ухаживать. Сейчас он здесь нужнее.

Клерк кивнул.

– Как скажете, госпожа.

– Я завтра еще зайду, посмотрю, как он.

Горлина и вышла из сарая, горничная поспешила следом.

Брат по-прежнему сидел в трапезной, возле камина. Чисто вымытый, в домашнем мягком камзоле, он потихоньку потягивал вино из кубка и смотрел на пламя. Сестра села рядом.

– Это же не просто раб, – тихо сказала она.

– Почему ты так решила? – удивился тот.

– Он не похож на крестьянина, у него руки гладкие, чистые, а на теле шрамы. Такие же, как у тебя.

Ивон отставил бокал в сторону и пристально посмотрел на сестру.

– Не держи это в голове. Это просто обычный наемник, теперь раб.

– Тогда почему ты привез его сюда, просил лечить, а не оставил монахам?

Горлина внимательно смотрела на него, Ивон помолчал, пожал плечами и ответил.

– Я не первый раз участвую в походах, насмотрелся всякого. В этот раз наблюдал, как медленно умирают от голода те, кто не воевал и не умеет этого делать… Это неправильно. Я клялся в верности герцогу, но не клялся поступать, как он. Считай, что это моё небольшое неповиновение сюзерену.

Девушка вздохнула, наклонилась над креслом брата, и нежно обняла за плечи.

– Считай, что я тебе поверила. А сейчас я спать, завтра нужно будет еще раз наведаться к твоему неповиновению.

Ивон погладил руку Горлины и перевел взгляд на изменчивые языки пламени. Насколько правильно или неправильно он поступил – покажет время.

На следующий день все готовились принимать гостей.

Горлина разослала вестников с приглашениями, обсудила с поваром меню, виночерпий отчитался по винам, слуги убирали и обставляли гостевые комнаты. Ивон от всей домашней суеты скрылся в конюшне, а потом, когда сестра нашла его и попыталась привлечь к заботам – сбежал на псарню. За суетой Горлина нашла время наведаться к раненому только ближе к вечеру.

Кадар молчаливой тенью последовал за нею. Глаза не сразу привыкли к полумраку сарая, мальчишка спокойно сидевший возле раненого, испуганно вскочил. Горлина заметила, что он поморщился при резком движении и невольно придержал руку возле ребер.

– Ну-ка подойди, – строго велела она.

Пако торопливо подошел и поклонился.

– Покажи, что тут у тебя, – Горлина показала на его бок.

– Ничего, хозяйка, правда, – испуганно залепетал он. – Скоро пройдет. На мне все быстро, как на собаке…

Пока мальчишка говорил, девушка обнаружила у него сломанное ребро и, применив магию, залечила его. Это почти не отняло её сил, не то, что вчера. Пако же, почувствовав облегчение, замолчал на полуслове, радостно улыбнулся и, упав на колени, прижал руку к сердцу.

– Спасибо вам, добрая хозяйка! – искренне поблагодарил.

Девушка улыбнулась ему и обратила внимание на вчерашнего пациента. Пленник выглядел немного лучше, он уже не походил на покойника, которого только вырыли из земли, а как свежий и хорошо отмытый покойник. Мужчина был так же бледен, но чист теперь, а дышал спокойнее и глубже. Проверив его голову, Горлина убедилась, что все не так и плохо, затем обратила внимание и на руку. Пако снял несвежую повязку и, насколько сумел, промыл рану. Она предстала во всей красе: зловонная, болезненно воспаленная, нагноившаяся. Горлина вздохнула: придется сначала чистить, и только потом использовать магию.

– Кадар, у тебя есть нож? – обратилась она к молчаливому охраннику.

Тот достал нож из-за голенища сапога.

– Нужен огонь.

Мужчина принёс горшок с горячими углями, собрал немного соломы, щепок и развел небольшой огонь. Горлина держала нож в пламени до тех пор, пока лезвие не раскалилось, потом подождала, пока оно остынет и решительно провела острием по воспаленной ране. Обильно потекла испорченная кровь, вынося всю заразу, магия помогла окончательно все очистить и заживить. На руке остался только свежий шрам.

– За ним, – девушка указала Пако на пленника. – Будешь смотреть еще несколько дней. Он будет спать все время, а ты по прежнему кормить, поить и, если надо, мыть. Понятно?

– Да, хозяйка. – Мальчишка уважительно кивнул.

– Все время сидеть здесь не надо. Несколько раз заходить и присматривать. Сейчас на кухне помощь нужна, завтра с утра пойдешь к Аглае. Я велю, чтобы она тебя отпускала. – Распорядилась девушка, вернула нож Кадару и вышла из сарая.

А на следующий день в замок начали съезжаться гости, нужно было всех разместить, проследить, чтобы никто не остался без внимания. К вечеру состоялся бал. Гости восприняли как само собой разумеющееся, что вдовствующая баронесса Стасия Блай приняла приглашение Ивона Омура. Кто-то прямо во время бала начал распускать слухи, что к весне, как только минет очередная годовщина кончины барона Блай, объявят помолвку Стасии и Ивона. Некоторые гости поспешили поздравить молодых с будущей свадьбой. Стасия смутилась, Ивон разозлился и покинул бальный зал. Появился только тогда, когда гости стали разъезжаться по домам.

– Ты так и будешь прятаться ото всех? – поинтересовалась Горлина после того, как последняя карета скрылась из вида.

– Не люблю, когда решают за меня, – зло ответил Ивон. – Кто решил, что мы обязательно поженимся?

– Возможно, люди помнят, как вы тянулись друг к другу с самого детства.

– Тебе-то откуда это знать? – Он легонько щёлкнул сестру по вздёрнутому носику. – Ты тогда еще в куклы играла.

– Ну и что? Я в них и сейчас играю. Не злись на Стасию, за нее тогда родители решили. Теперь она сама решает.

Ивон махнул рукой.

– Я давно не злюсь. Как-то перегорело всё.

– Зря ты так. Стасия хорошая и тебя любит.

Брат не ответил и ушёл в свою комнату.

Через несколько дней начали приносить приглашения на ответный визит. Часть из них Ивон отклонил, часть отклонить было никак нельзя, пришлось наряжаться, собирать свиту и встречаться с соседями, попутно решая мелкие и крупные хозяйственные дела. Все чаще спрашивали о помолвке между ним и баронессой Стасией, в конце концов стало просто неприлично отмалчиваться и уходить от прямого ответа. Он был вынужден направиться в замок Блай, чтобы лично обговорить условия помолвки. Горлина с радостью поехала с ним.

Баронесса радушно приветствовала брата с сестрой в своем доме. Слуги в гербовых ливреях накрыли роскошный стол, уставленный всевозможной растительной и животной пищей, в изобилии готовящейся в кухне. Обед прошел прекрасно, в самой приятной дружеской беседе. Затем отправились на прогулку по саду – гордости поместья. Там Ивон и заговорил о помолвке, но баронесса нахмурилась и забрала свою руку.

– Мне кажется, вы делаете предложение исключительно под давлением. Не от вашего сердца. – Стасия вздохнула и прикрыла глаза. – Если вы здесь только поэтому, я официально откажу. Меня выдали замуж против воли. Это было очень больно. Я не хочу, чтобы вы против воли брали меня в жены. Подумайте несколько дней, или недель, а потом приходите снова. И, да, я не гоню вас, можете с сестрой гостить, сколько хотите.

Сказав это, Стасия не стала дожидаться ответа и вернулась в дом. Ивон остался истуканом стоять на садовой дорожке, пытаясь осмыслить сказанное.

В коридоре баронесса увидела Горлину. Девушка стояла спиной к окну и с надеждой смотрела на нее. Стасия отрицательно покачала головой и направилась в свою комнату, девушка поспешила следом.

– Почему ты не согласилась? Ты же его любишь! – возмущённо спросила Горлина, как только Стасия закрыла за ними дверь.

Баронесса грустно посмотрела на неё и тихо ответила:

– Когда меня отдали в жены барону Блай, все говорили: "стерпится-слюбится". Но за те годы, что я прожила с ним, так и не стерпелось. Каждую ночь я шла в супружескую спальню и молилась, чтобы муж уже спал или не хотел меня. Но он не спал и хотел… – Стасия отвернулась, стараясь удержать слёзы. – Каждую ночь я мечтала умереть, лишь бы не чувствовать его запах, не ощущать его тела, не быть его собственностью. Не хочу, чтобы Ивон начал чувствовать ко мне что-либо подобное. Понимаешь?

Стасия немного помолчала, и продолжила.

– Прости, вдова не должна так говорить с невинной девушкой. Не каждой везет как тебе… – Она ласково тронула рыжие волосы подруги и добавила: – Мало кого солнце целует в макушку.

Горлина просто кивнула головой, не в силах произнести ни слова. Она подошла к подруге и обняла её.

На следующий день Ивон с сестрой отправились в обратный путь. Девушка решила, что дома обязательно поговорит с братом. Но стоило карете въехать во внутренний двор замка, как они увидали перед конюшней толпу замковой челяди. Некоторые вставали на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Услышав топот копыт за спиной, задние оборачивались и, увидав хозяина, уходили.

– Что тут происходит? – грозно спросил Ивон.

Народ торопливо расступился, открыв происходящее. К столбу у конюшни было привязано окровавленное тело раба, рядом стоял один из дружинников с плетью в руке. Он почтительно поклонился барону с сестрой и весело ответил:

– Вот, сбежать пытался. Да колдовством его скрутило, дальше моста не ушел.

– Вы его превратили в кусок мяса! – барон нахмурился. – Так вы бережете хозяйское добро? Если помрет, вычту его стоимость из жалования каждого.

Ивон зло посмотрел на собравшуюся дворню. Зрители, до этого радостно скалившиеся на бесплатное представление, понурились и почувствовали себя неуютно, кто поспешил побыстрее исчезнуть, кто попытался стать незаметнее.

– Отвяжите его и отнесите в лекарскую! – сердито приказал Ивон.

Внутри его все кипело от гнева на всех и на себя.

Дружинник поспешно сложил плеть и отошёл от столба, слуги же отвязали Аска. Тот рухнул бы на землю, не в состоянии удержаться на ногах, но его подхватили и, не особо церемонясь, поволокли в лекарскую – небольшую комнату возле кухни, выделенную бароном по настоянию сестры, для работников замка.

– Урсула, куда его? – спросил слуга.

– Вот сюда положте, на топчан, – ответила дородная женщина в сером свободном платье с синим передником поверх.

Пленника не особо бережно опустили на указанное место.

– Вот что с ним делать? – ворчливо спросила женщина, готовя питье для раба. – Исхлестали так, что помрёт не сегодня-завтра.

– Господин барон приказал его сюда принесть, – будто оправдываясь, сказал слуга.

– Идите уже, не мешайтесь тут, – Урсула махнула рукой и наклонилась к Аску с кружкой.

Слуги быстро покинули лекарскую.

– На, выпей…

Она приподняла голову мужчины и поднесла кружку к губам. – Оно хоть и горько, а выпить надо все. Боль утихнет и сможешь заснуть.

– Лучше умереть, – обессиленно прошептал он.

– Помереть никогда не поздно, и не всегда лучше, – ответила лекарка, убирая пустую кружку. – А вот жить всегда труднее.

Глава 4

Сознание путалось, не позволяя понять, где бред, вызванный горячкой, а где реальность. Единственное, в чем он не сомневался, это в реальности боли, грызущей избитую спину, и кашля, рвущего легкие в клочья. Чья-то рука подносила горькое питье и боль временно отступала, тогда приходили терзающие душу кошмары. В этих кошмарах он снова был Эвианом, а не рабом, потерявшим память, жил в осажденной крепости с живым отцом и друзьями, малочисленные союзники пока ещё были союзниками. Но и в бреду, и в сознании он не хотел жить, настойчиво призывая Жницу. И она откликнулась, подошла настолько близко, что он, наследник и последний из рода, увидел её рядом с собой. Еще немного, и он уйдет за ней, не будет больше ни боли, ни стыда, ни суеты. Но появился отец, совсем такой, каким он помнил его перед отчаянной попыткой прорыва из осажденного замка. Похудевший, с седыми усами и с неизменной трубкой в руке, он стоял рядом и раздраженно смотрел на него.

– С каких это пор мой сын пугается? – голос отца гремел, он сердито хмурился и пыхтел трубкой. – Сбежать проще всего.

– Моя жизнь унизительна… – начал он.

– Унизительно смотреть на то, что ты решил сдаться и сдохнуть как собака с ошейником и на цепи! Это мне унизительно смотреть на тебя! Слабак!

Отец раздраженно выдохнул табачный дым и исчез.

– Ваша светлость, я сделала все, что смогла. Будет ли он жить, день-два и станет ясно…

Голос Урсулы пробился сквозь забытье. Пахло мятой и ландышами, так пахли мамины руки, он не помнил её лица, но тепло и запах остались в памяти навсегда.

– Тебе трудно, мой мальчик, но ты сильный… – Теплые руки обняли его. – Ты справишься…

И все снова потухло – Эвиан опять потерял сознание.

Проснулся от протяжного стона и огляделся вокруг. В комнате стояло несколько широких лавок, у дальней суетилась Урсула.

– Ну что же ты? Тужься, иначе ребенка убьешь. Немного осталось!

Эвиан отвернулся, чтобы не смотреть. От слабости снова задремал, сквозь дремоту слышал крики роженицы и плачь ребенка, через какое-то время все затихло. Теплое и мягкое животное забралось под бок, раздалось тихое мурчание. Послышались шаги, он повернул голову и открыл глаза. Рядом стояла лекарка и тревожно смотрела на него.

– Я не умру, – тихо сказал Эвиан. – Теперь не умру.

Урсула с облегчением села на ближайшую лавку.

– Ох и пришлось с тобой повозиться! – сказала лекарка. – Жница совсем рядом была.

– Я знаю, видел её.

– Что же это я! – Всплеснула руками женщина. – Ты же, поди, пить хочешь. Подожди.

Она отошла столу, стоявшему в этой же комнате, взяла кружку с травяным отваром.

– На вот, выпей. Тебе пить надо, много крови из тебя вытекло. Сейчас Эйру кликну, она бульона принесет.

Отвар был теплый и душистый, с легкой горчинкой.

– Давно я здесь? – спросил пленник.

– Почитай с месяц.

– Так долго…

– А что же ты хотел? На спине ни клочка целого не осталось, да еще и легкие застудил. Мы с её светлостью еле выходили тебя, – словоохотливо поведала женщина. – Она хотя и девчонка совсем, но лекаркой ей суждено хорошей быть, ежели муж позволит.

– А ну брысь отсюда! – Урсула хотела прогнала кошку, что лежала под боком Эвиана.

– Не надо, – попросил он. – Пусть останется…

– Она возле тебя с первого дня крутится, не уходит, – поворчала для порядка лекарка.

Следующие дни он много спал от слабости, но молодость и хороший уход делали свое дело, силы прибывали, он понемногу начал подниматься. Подолгу ходить еще не получалось, но силы постепенно восстанавливались. Урсула стала давать Эвиану небольшие поручения: убраться, растереть растения. За такой работой его и застал Кадар.

– Ты все-таки не сдох. Живучий как крыса! – приговаривал он, медленно обходя раба.

Плетью поднял ему рубашку. Кошка из лекарской, постоянно ходившая за Эвианом, выгнула спину и зашипела, но клерк, не обращая на животное внимания, продолжил:

– Отощал, соплёй перешибить можно. Что молчишь?

– Не годится рабу свободного перебивать, – ответил пленник.

– Верно, – Кадар осклабился. – Смотрю, порка тебе на пользу пошла.

– Ты куда запропастился? – воскликнула, входя, Урсула. – Я тебе что велела? Дров принести, одна нога там – другая тут. А он лясы стоит, точит.

Эвиан дёрнулся выполнять её поручение, но клерк придержал его рукоятью плети.

– Ты чего его держишь? – напустилась на клерка Урсула. – Пока он у меня находится, тут командую я.

Кадар усмехнулся и опустил плеть.

– Ничего, скоро тебе обратно. Иди.

Через несколько дней Эвиану принесли старую теплую одежду, поношенные, но крепкие башмаки, и приказали отправляться обратно на конюшню.

Весной обитатели замка были взбудоражены известием, что приедет один из сыновей графа Лисса, просить руки юной баронессы.

– Если я откажу? Я никогда не видела этого человека, как я пойму, какой он? – в сотый, если не в тысячный раз спрашивала Горлина брата.

– Ты в праве не объяснять отказа. Таким как ты, поцелованным Солнцем, разрешено выбирать супругов самим. И никто их не может заставить, даже король.

– Я это знаю, и каждый день благодарю за это. Мне не придется как Стасии жить со стариком. Но мне тревожно…

– Что тебя тревожит? – улыбнулся брат.

– Граф Лисс – правая рука герцога Остергама, не воспримет ли он отказ своему вассалу как личную обиду?

Девушка с беспокойством смотрела на брата.

– Остергам озабочен тем, чтоб сменить династию на троне, при этом остаться в живых и с положением. Ты для него слишком мелкая сошка, поверь. – Он подошел к сестре и по-отечески обнял её.

Девушка доверчиво прижалась к его груди.

– А что у тебя со Стасией?

Ивон вздохнул.

– Она объявит об отказе выйти за меня, её репутация от этого не пострадает…

– Дурак ты, – грустно констатировала сестра. – Стасия тебя любит, а ты ждешь или ищешь непонятно чего. Она в конце концов выйдет замуж, а ты только тогда поймешь, что потерял.

Ивон ничего не ответил, только крепче прижал сестру к себе. А через несколько дней прилетел вестник о скором прибытии потенциального жениха. Снова слуги сбивались с ног, чтобы гостям было удобно и сытно. Хотя все давно приготовили, но лишняя проверка не повредит. Наконец, с дозорной башни раздался крик:

– Еду-у-ут!!!

На дороге появились всадники в богатых одеждах, на сытых, лоснящихся лошадях, покрытых богатыми попонами. В середине процессии двойка лошадей везла небольшую карету, выкрашенную в коричневый, красный и золотой – цвета графа.

Вскоре гости въехали во внутренний двор замка, где сразу стало тесно и шумно. Дворовые слуги увели лошадей в конюшню, домашние проводили господ с прислугой в замок и занесли вещи в приготовленные покои.

С кандидатом в женихи Горлина впервые встретилась за обедом, накрытом в большой гостиной. Это оказался высокий, по-своему привлекательный мужчина лет двадцати пяти, одетый в темно-синий камзол с серебряным шитьем, со светлыми волосами и загорелым лицом. Одну щеку пересекал небольшой шрам, добавлявший потенциальному жениху мужественности.

– Рад знакомству с вами, сударыня, – произнес он и галантно поклонился. – Наслышан о вашей красоте. Разрешите представиться, граф Александ Лисс.

– Я тоже рада знакомству с вами, граф, – девушка приветливо улыбнулась. – Вы устали с дороги и голодны, пройдемте к столу.

Горлина с Ивоном первыми заняли хозяйские кресла, вышколенные слуги проводили гостей к их местам. Нанятый трубадур играл незатейливые мелодии. Все приступили к трапезе. Когда первый голод был утолён, барон нарушил молчание.

– Вы не представите своих спутников, граф? – сказал он.

– Безусловно! – Александр указал на мужчину справа: – Это мой друг, граф Эмор Нагерс, это тоже друг, граф Драгал Ферал. Поместья наших родителей находятся рядом и, можно сказать, мы выросли вместе.

– Скажите, Александр, почему вы решили просить руки моей сестры? – спросил Ивон. – Вы – граф, она – баронесса. Наш дом не настолько богат, чтобы привлечь ваше внимание.

Граф Лисс откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Ваша сестра красива и одарена, я буду уважать ее не стану препятствовать развитию её дара, даже приглашу лучших учителей, если потребуется. Взамен хочу, чтобы она родила мне наследника. Дети поцелованных солнцем приносят славу роду, в котором рождены.

– Вы честны, граф, – согласился Ивон, – но Поцелованные солнцем должны сами выбрать семью, в которую войдут.

– Поэтому я и хочу, чтобы ваша сестра выбрала меня, – улыбнулся Александр.

– Давайте выпьем за разумные решения! – граф Драгал поднял свой бокал.

Мужчины выпили, беседа оживилась.

– Как долго вы собираетесь гостить у нас? – вежливо поинтересовалась Горлина.

– Мы не будем злоупотреблять вашим гостеприимством, – учтиво ответил Александр, – и через пару дней планируем вернуться домой, но не раньше, чем вы с братом пообещаете навестить наш замок.

– Непременно навестим! – улыбнулась девушка.

По своим комнатам гости разошлись далеко за полночь. Оставшись с братом наедине, Горлина с горечью сказала:

– Такое впечатление, будто покупать меня приехали.

– Так и есть, только обычно девушки этого не слышат, когда родители договариваются о свадьбе. Тебе же придется выслушивать предложения самой и выбирать того, кто пообещает лучшее.

– Как мне понять, что он за человек? – со слезами в голосе спросила она.

– Смотри на его окружение, – посоветовал брат, – приближенные ведут себя так, как им позволяет господин, и неосознанно копируют его поведение.

– Ты так думаешь? – Девушка недоверчиво подняла взгляд.

– Уверен.

– Тогда почему ты не копируешь никого?

– Мы живем слишком далеко, я мало от кого завишу, поэтому могу позволить не оглядываться на других, – ответил Ивон и легонько щелкнул сестру по носу. – Иди спать, уже очень поздно.

Следующие дни граф Лисс старался не отходить от Горлины, постоянно пытаясь развлечь её беседами. Он мог говорить, казалось, на любую тему, начиная от охотничьих собак и заканчивая алхимией. Но в собаках он разбирался гораздо лучше, чем в чем-либо остальном. Девушка старательно изображала радушную хозяйку, выслушивая рассуждения гостя и, лишь изредка, восторженно вздыхая в тех местах, где молодой человек делал паузы, предназначенные для восторженных вздохов. Горничные ничего плохого про спутников графа не говорили, да и что можно было сказать, если все они с утра уезжали на охоту и возвращались лишь вечером, вымокшие и голодные. Когда же гости, наконец, покинули замок, брат с сестрой облегченно выдохнули.

– Еще одного жениха я не переживу, – устало произнесла Горлина.

– Главное, первого встречного не выбери, чтобы от остальных отвязаться, – с улыбкой ответил Ивон. – Устал я от его друзей, одно вино, охота да собаки на уме.

Войдя в свою комнату, барон увидел на столе яркие переливы вестника. Выслушав сообщение, он стукнул кулаком по столу и выругался. Несколько раз прошёлся по комнате из угла в угол и, приняв решение, вышел прочь. Во дворе он столкнулся с деревенским старостой. Тот, едва завидя барона, стянул с плешивой головы шапку и принялся подобострастно кланяться.

– С просьбой к вам, светлый господин, ото всего обчества, – гнусаво затянул он.

– Что у тебя? – раздраженно поинтересовался Ивон, недовольный задержкой.

– Рыжуха у Сколка намедни пала, лошадей таперича всего три осталося на всю деревню. А поля на бабах да на мужиках не вспашешь.

– От меня что требуется? Тебя в плуг запрячь?

Староста от этих слов стушевался и будто стал меньше ростом.

– Воля ваша, светлый господин, да только я ноги еще скорее Рыжухи протяну, а вот ежели б вы лошадку какую дали, мы бы за неё зерном по осени расплатились. Оно и вам хорошо, и нам.

– Оплату с управляющим обсудишь. После на конюшню пойдешь, я с конюхом сам поговорю, чтобы он лошадь дал, – ответил Ивон и направился дальше.

В конюшне пахло лошадьми и сеном, старший конюх Ядгар, хмуро поклонился барону.

– Чем недоволен? Рассказывай, – велел он.

– Сено нужно брать где-то, иначе до лета можем не дотянуть…

– Ты мне осенью докладывал, что на всю зиму сена хватит! – возмутился барон.

– Оно бы и хватило, если бы не гости. Они ни клочка сена, ни мешка овса с собой не привезли. А лошадки есть хотят…

– Ко мне деревенский староста пришёл, коня просит для поля, договорись с ним, что оплату сеном возьмёшь.

– Добро! – Конюх посветлел лицом. – Только бы еще каких гостей темные не принесли.

– После пришли ко мне раба. Аск его зовёте?

– Да, Аском.

– Вот его и пришли, как освободится.

– Непременно.

Ядгар с достоинством поклонился.

Позже, когда Ивон сидел возле камина в комнате управляющего, слуга ввел в неё Аска. Следом вбежала серая кошка и уселась у его ног, настороженно поглядывая на барона.

– Вы велели привести его?

– Хорошо, иди.

Барон махнул рукой и слуга ретировался, оставив его с пленником наедине. Ивон внимательно осмотрел раба. Длинные волосы забраны в аккуратный хвост, волосы седые после пережитого, хоть и молод, примерно одного с ним возраста. Отросшая борода ровно, насколько это возможно, подстрижена, ношеная одежда неумело зашита. Отметил свежую ссадину на скуле и то, как он стоит, гордо подняв голову и глядя мимо, будто не хозяин перед ним. После того, как с него сняли ошейник за ненадобностью, и не скажешь, что раб. Мысленно усмехнувшись, задал вопрос:

– Хочешь снова стать свободным?

От неожиданности Эвиан-Аск вздрогнул, сверкнув глазами.

– Издеваешься? – со сдержанной злость спросил он.

– Отнюдь, – барон покачал головой. – Мне кое-что нужно.

– Что?

– Чтобы ты доставил мою сестру в Шебей, но так, чтобы никто об этом не знал.