Текст книги "Антэрмония. Путь к Лагунье (СИ)"

Автор книги: Юрстэрки Кихохимэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Сколько сейчас времени? Ты не ведал, но очень надеялся, что с ней всё хорошо. Как бы хотелось, чтобы это был розыгрыш. Пускай так Лана проучит непутёвого мужа, но он сможет найти в себе силы простить её, чем всё это…

Начинает дуть холодный ветер. Тонкие деревья клонятся вниз. Летает листва. Лают собаки, где-то вдалеке разносится вой от пожарной сирены. Много часов было потеряно зазря, в том числе и на поиск нужного дома, который единственный из встреченных и не досконально изученных, был обведён деревянным забором, где вместо калитки (вырванной и брошенной невдалеке) висел платок. Эта улика не подала бы нужного звоночка, если бы не женские духи, знакомые тебе, не раз вдыхаемые с наслаждением.

Уверенность в нахождении возлюбленной тут была велика. Не раздумывая, метнулся к дому, моментально сокращая расстояние, хватаясь за дверную ручку; отсчитав десять секунд, воздав слова о помощи к Всевышнему, потянул её на себя, встречая спёртый воздух.

Перешагнув порог и оказавшись внутри, начинаешь знакомиться с обстановкой, поворачивая голову сначала вправо – гостиная, потом налево – кухня; впереди лестница на второй этаж.

Сделав пару шагов, вздрагиваешь – дверь с хлопком закрывается. Не очень хороший знак. Обернувшись – падаешь назад от представившегося ужаса. Приходит тошнота. (Эти бедные жертвы были удалены из проходимого раз за разом «сектора» тобой. Лишь тут, в полноценном отражении того злополучного дня, они заняли свои места.) Подавляется крик прикусом нижней губы. Что за бесцеремонная жестокость?! Молодая девушка, жизни ещё, поди, не повидавшая, четырьмя острыми пиками прибита к стене, через ладони и раздробленные коленки. Под пятками на полу нарисована искажённая кровью цифра «11».

Будто примёрзнув ты тогда смотрел на убитую: поселившийся страх не позволял идти дальше. Настолько был напуган, что следующей мыслью стал побег.

Но мог ли так поступить, когда письмо стало… реальностью, а Лана могла (нет, она должна!) быть жива, но… находилась в этом чёртовом месте, с не отдающим отчёт своим деяниям… (не)человеком.

Взяв себя в руки, рождаешь непосильные телодвижения, изучая всё. Не раз встречаются по-разному неживые, истерзанные девушки, внимание на которых ты старался не заострять, молвив: «Я должен найти её! Всё хорошо. Нечего бояться!»

В комнате, находящейся на втором этаже, в том самом кресле-качалке сидела так похожая на Лану женщина (в первые минуты эта схожесть настолько поразила, что, осев на пол, схватившись за голову, завыл, забывая о месте нахождения; ты ведь не один тут сейчас – этот «некто» вполне вероятно может и услышать), не раз встречающаяся в твоих походах за грань. Вот её кровью обляпанная ночнушка, выколотые глаза и зашитый рот. На спинке кресла нарисована цифра «5».

Режущий по ушам чужой крик, разнёсшийся так громко, доходит до тебя. Немедля, ты бежишь к нему, минуя одну-другую дверь, останавливаясь перед тёмной спускающейся вниз винтовой лестницей в узком прямоугольном пространстве. Хватаясь за холодную стену, аккуратно следуя вниз, – над головой меркнет свет, пока и вовсе тьма не наступает. Продолжая путь, стараешься как можно тише дышать, но проклятое сердце будто задевает рёбра, стуча громко, отдавая в уши.

Зловещий зелёный свет выходит из-под арки, куда метнулся и ты, сосредоточенно смотря по сторонам, ища ненормального, осознавая, как нервы начинают сдавать от тяжёлой атмосферы, когда вот-вот да убийца выпрыгнет из угла, нанося роковой удар. Но ей-богу, сдаться ты не мог, давая опасениям накрыть с головой. Именно «Лана», как надежда – она жива и ждёт спасения, придавала сил. Ты должен быть ради неё отважным (но ты ведь не герой!).

Полный надежд женский крик эхом разносится по помещению:

– Помогите! Кто-нибудь! Прошу!

Будто то самое ожидаемое чудо, ты появляешься перед клеткой.

– Вы… как хорошо! Сделайте что-нибудь, пока он не пришёл!

– Где Лана? – даже не смотря в её сторону, интересуешься ты, не внемля страданиям.

– Помогите мне! Помогите! – А она – твоим, продолжая гнать свою линию, ведь инстинкт самосохранения очень громко вопит. Она хочет жить, она цепляется за последнюю соломинку.

– Ответь мне, ты знаешь, где Лана? Моя жена?

– Я… не знаю, кто такая Лана, но…

– Жаль, – констатируешь ты, намереваясь идти дальше. Только она перед глазами, только её спасение тебе важно. Ах, ты походу начинаешь сходить с ума, но жалости к брюнетке, запросто которую можно было вытащить, не обрекая на гибель, не испытываешь.

– Не уходите! Пожалуйста, вы ведь можете меня спасти?! Нет! Не-е…

Что с ней стало, а точнее, какой была её кончина, не заботило.

Дальше – удлинённый прямой коридор с какими-то склянками, книгами, зажжёнными свечами-лампами, барахлом. Холод чувствуется. Где же она? Ты столько прошёл. Увидел. Пережил. Но не можешь всё равно прикоснуться к ней.

Надежда была: если верить письму, то только через пятнадцать часов жертвой станет… Факт того, что они ещё не прошли, ты понял после сцены: держа за волосы, некто волочил безвольное живое тело по полу. Полноватая женщина улыбалась, страх ей, кажется, был неведом. Затаившись меж шкафов, куда не падал свет, с равнодушием полным смотрел, как убийца проходит тот же путь, что и ты ныне, идя по направлению к лестнице.

Быстро выпорхнув из укрытия, пройдя буквально пару шагов вглубь, – понимаешь, что есть в этом мире Бог. Пристёгнутой толстыми ремнями к кушетке лежала без каких-либо повреждений она. Глаза закрыты, дыхание ровное.

– Очнись, Лана, это я, – на негнущихся ногах, обретя вновь чувства, человечность, говоришь негромко, но с волнением ты, похлопав по плечу.

Она недовольно стонет и открывает глаза.

– Не волнуйся, я сейчас что-нибудь придумаю. – Смотришь по сторонам, ища острый предмет для освобождения от пут.

– Уходи…

– Чего?

– Тебе. – Кашляет. – Опасно тут находиться. Со мной.

– И бросить тебя. Тут. Одну на погибель?!

– Он не тронет тебя. Ты сможешь спастись, сможешь позаботиться о…

– Я не брошу тебя! – в резкой форме пресекаешь её последующие слова, не найдя ничего полезного. – Не оставлю. – Хватаясь за ремни и пытаясь их растянуть. – Спасу от этого двинутого. И даже, – отыскав сбоку скрывающуюся в темноте пряжку, избавляешься от двух из четырёх перетягивающих ремней, – отдам жизнь за тебя, но гада этого вместе с собой заберу.

Решимость твоя трогает Лану: она верит, что весь этот ужас в скором времени закончится. Вы вместе вернётесь в свой уютный дом, вычеркнув из памяти это несчастье.

Два оставшихся ремня не поддавались никаким действиям.

– Бесполезно…

– Ещё не всё потеряно!

– Он может вернуться с минуты на минуту…

– Да. Верно. Но знает ли он, что я – здесь…?

– Я думаю… Подожди, что ты делаешь?

Ты возвращаешь ремни в прежнее положение.

– Я спрячусь за ней, – указываешь пальцем на фиолетового цвета штору, висящую на гвозде по правую сторону, – и как только он встанет ко мне спиной, я его вырублю, а потом мы вместе сбежим.

План хороший, правда, в нём слишком много «но».

– А что, если не…

– Мы обязательно выберемся!

Неизвестно, как долго ты простоял в ожидании, теряя терпение, но в итоге, когда появилось зудящее желание вновь попытать счастье избавиться от неподдающихся усилиям ремней, послышались эхом разносящиеся шаги. Вот и монстр пожаловал, останавливаясь у панельной стойки, не подходя к лежащей женщине.

– Час от часу не легче, – гнусаво берёт виновник трагедии слово. – Твой муж не пришёл тебя спасать, попав в аварию. Самый настоящий глупец.

Охнув, Лана начинает естественно трястись: ей надо было его убедить, переманить всё внимание на себя. И тогда…

– Врёшь! С ним всё хорошо! Слышишь? – Женщина поворачивает в его сторону голову, с ненавистью смотря, чуть ли не выплёвывая слова с ядом, но и с чрезмерной уверенностью. – Он жив. И в безопасности. Далеко отсюда…

– И что с того, что он жив? Ты-то разве будешь к тому времени?

– …

– Я разочарован. – Делает шаг, останавливаясь у деревянных столов сбоку. – Он походил на человека, готового всем ради тебя рискнуть. Но в итоге из-за неверия – потерял время. Это привело к таким последствиям.

– В этом была и моя ошибка. Я поздно упомянула ему о тебе…

– Думаешь, скажи ты раньше, что-то бы изменилось?

– Многое! В его силах было защитить меня, других девушек, но… – На глаза Ланы наворачиваются слёзы, сдерживая их, голос отдаёт хрипотцой и слабостью. – Таковы обстоятельства: я здесь, ты скоро совершишь задуманное. К чему все эти разговоры? Сделай своё дело…

– Так хочешь умереть?

– Умереть? – усмехается она. – Смирилась с неизбежным.

– Оу, что ж… и мне, поверь, не доставляет радости ждать чуда. Часики пробили. Будет ли последнее слово? – Убийца близко оказывается к лежащей, смотря на неё сквозь скрывающую всё лицо снайперскую маску.

– Будет – сдохни сам!

Видно, данное «пожелание» не шибко понравилось затеявшему всю эту игру, впрочем, чего ещё ожидать от человека, знающего, что спасения не будет, а задеть словом – надо бы. Убийца сдавливает женское горло, с наслаждением любуясь, как постепенно воздух заканчивается… любуясь, не замечая изменившуюся обстановку. Не предполагая даже, что через секунду настигнет головы тяжёлый удар, из-за чего он потеряет сознание, а ситуация изменится в другую сторону.

Что и происходит: одно тело падает на пол, другое обретает возможность дышать.

– Мразь! Сволочь! Ненавижу! – словив ярость, озвучиваешь засевшие мысли, пиная его в бок. – Это ты будешь убит! Подонок!

Более-менее успокоившись, начинаешь с брезгливостью исследовать карманы плотной куртки, находя ножик. Было желание проткнуть им сердце дерзнувшего, однако ты не такой и здесь, чтобы спасти любимую, а дальше… дело полиции.

– Готово.

Не сказав более ни слова, вы крепко-накрепко друг друга обнимаете, не веря даже в благополучный исход.

– Спасибо, что пришёл…

– Прости меня! Я ведь тогда не поверил… оставил, бросил…

– Ничего, ты не мог знать, что так будет. – Зарывается пальцами в твои волосы.

– Я не звонил тебе, боялся, что ты сердишься на меня, ведь я… я…

– Не надо себя обвинять! – Она упирается ладонями в твою грудь, поднимая голову, с минуты смотрит в твои глаза, и берёт вновь слово: – Нам пора уходить.

– Ты права, – согласившись, отпускаешь её с толикой сожаления: держать в объятиях сие диво было неповторимо. Как же ты соскучился по ней.

– Надо бы его связать. Но чем? Было бы неплохо положить его на эту кушетку, используя ремни, но смысл в них теперь?

Отходишь к укрытию и срываешь штору, делая небольшую дыру в ней.

– Держи. Она крепкая, удержит эту скотину.

Подняв тело убийцы (вы настолько торопились, что даже не попытались узнать личность напавшего, будто это – уже в прошлом), накидываете на него штору, обматывая, крепко-накрепко завязывая оставшиеся края. Теперь ему нет возможности выбраться. Победа!

Нежно взяв за ладонь жену, вы спокойно идёте к выходу, быстро-быстро минуя ужасы подвала, поднимаясь по лестнице, и…

– Да как же так? Она была открыта! Была!

– Надо попытаться ещё раз.

Но дверь ни в какую не поддавалась. Закрыта, продолжая стойко оставаться препятствием.

– Не выходит!

– Отсюда больше нет путей…

– Лана, я знаю!

– Стоит ли нам вернуться?..

– Что это даст? – нервно выдыхаешь, в темноте разворачиваясь на голос.

– Возможность отыскать ключ. У него он должен быть.

– Я так не хочу идти туда… но придётся это сделать. – Обходишь её, ощущая мимолётное прикосновение к плечу. – Жди тут.

Выход, казалось, был совсем рядом, только протяни руку – и конец трагедии, громкие овации, но, видно, ожидаемому не было суждено исполниться. Но ничего. Ножик, благо, с собой. Быть может, гипотетически возможно вернуться к тому намерению, поскольку этот, чтоб его, человек, посягнул на чужое бесценное и незаменимое сокровище…

Однако за время вашего отсутствия убийца смог выкарабкаться, ожидая подходящий момент, коим и стал твой приход. Его черёд нападать исподтишка.

Не успевая пройти арку, содрогаешься от боли, – маньяк, не давая сориентироваться, жёстко ударяет кулаком в живот; ботинком заезжает по голове, оставляя царапину.

Заваливаешься на правый бок; нет сил встать, боль сковывает тело.

– Ну и ну. Кто тут у нас пожаловал? Я думал, ты в реанимации.

– Не дождёшься. – Вытягиваешь левую руку вперёд; упираешься в пол, собираясь вернуться в вертикальное положение, – не выходит. – Как ты освободился? Тебя ведь связали.

– Неумело, я скажу, связали. Надо было руки, ноги тоже, а не обматывать вокруг, сцепляя концы. Хватило простых, назовём это так, – дрыганий для избавления.

– Чёрт… надо было тебя…

– Да ты сам, как посмотрю, не священник. Неужто ради неё готов продать мораль и совесть?

– Всё, что угодно.

– Что ж… я не ошибся в своём выборе. Ты прекрасен.

Обуяла злость. Ты возжелал придушить поехавшего, как жаль, что человеческое тело настолько хрупкое.

– И как нечто совершенному в моих глазах. Созданному благодаря эксперименту. Будешь убит, но не моими руками, отнюдь нет, а пламенем сожжённым, – спокойно выдаёт маньяк, идя к дающим свет масляным лампам, поочерёдно разбивая их. – Твоя борьба подошла к концу. Не волнуйся насчёт Ланы, её смерть будет поистине адской, с кучей мучительных и, признаюсь, аморальных вещей.

– Только посмей к ней подойти… – Ты не успел договорить, как тот вытаскивает из-за пазухи пистолет и стреляет в бедро (ты вскрикиваешь, хватаясь за ногу, переворачиваясь на спину). Глушитель позволяет скрыть звук.

– Как видишь, в моих руках твоя жизнь – я бы мог запросто положить всему конец. – Постепенно комната окрашивается в яркие, пожирающие пламенные цвета. – Но огонь сам вынесет тебе приговор. – И, более ничего не сказав, убийца поспешно уходит – сейчас его ждёт последняя жертва. Слишком затянулась игра, пора кончать с ней.

– Падла… нет… я не могу здесь умереть… – В противовес этому ничего сделать не получается. Боль по-прежнему всё пресекает. Ударяет мощным ледяным шаром мысль: простреленная нога не способна более реагировать, став балластом. Впрочем, усилием воли и немалым желанием в самопожертвовании ради Ланы, появляются те самые остатки сил, унимающие страдания.

Ударяясь об стены, огонь нещадно начинает всё уничтожать, благо нетронутая им оставшаяся узкая дорожка позволяет в доступном темпе, шатаясь, кривясь и сглатывая кровь от прокушенной губы, направляться к выходу.

Подниматься по лестнице было тяжело. То и время клонило назад, а один раз и вовсе пришлось взяться за перила, удерживая равновесие. Как же ныла нога…

Грохот. Шум. Крики. Беготня. Вот, что происходило на втором этаже.

Не терпя отлагательств, движешься стоически на спасение; голова раскалывается; во рту пересохло; вдыхать воздух нелегко; ноет в боку.

А вот и она – дверь, за которой разместились две фигуры. Через небольшую щель ты видишь лежащую, но борющуюся Лану с восседавшим на ней неприятелем.

Просто выбежать ты не мог, а в доме, к несчастью, не было даже статуэтки. Сняв куртку (примечая, что она принадлежит отцу, а своя, вероятно, осталась у матери), делаешь мощный рывок, забегая в комнату (ту самую, где на кресле-качалке сидела обезображенная женщина около окна), накидывая её на голову мужчине, оттаскивая на себя.

На коленях, ползая, Лана начинает что-то искать.

В свою очередь, ты, тяжело дыша, пытаешься удержать убийцу – он вырывается, локтем успешно проводя мощный удар по грудной клетке. Это позволяет ему моментально избавиться от тебя: скорчившись, падаешь на спину; куртка отброшена в сторону.

– Я предполагал другой исход. И всё-таки ты выжил.

– Твоим планам… кха-кха… не суждено исполниться…

– Что ты говоришь? Ты уже покойник.

– Нет, здесь только тебе суждено занять эту роль, – привлекая внимание, с истерическими нотками выкрикивает женщина, направляя дуло пистолета на убийцу; он поворачивает к ней голову, по-прежнему в маске. Лица не видно – страшно ли ему? Понимает, что это – конец?

– Да разве? – усмехается он, бесстрашно побежав на Лану. Она нажимает на курок – пуля предупреждающее вырывается, ни по кому не попадая.

– Если сделаешь ещё хоть шаг, следующая будет в тебе.

Не сконфузившись, убийца продолжает идти, но уже спокойно и ровно, предвкушая, кажись, корону.

– Я же сказала: стой, где стоишь, а иначе…

– Там было две пули. Одну я потратил на твоего мужа, а вторую сейчас использовала ты. Хотя, по-факту, они обе предназначались тебе. – Драматично разводит руки в стороны. – Увы, ничего нельзя предугадать. Тем и интереснее. Хочешь расскажу, что будет дальше?

Вот и всё. Спасение перечёркнуто. Борьба не увенчалась успехом. Ещё одна попытка нажать на курок не даёт абсолютно ничего. Руки опускаются. В пистолете не оказалось больше пуль.

– Ты будешь страдать. Долго и мучительно. На глазах у своего мужа, если он, конечно, раньше не покинет этот свет.

– Этому не суждено быть. Мы вместе с ним уйдём отсюда, а ты сядешь в тюрьму.

Тем не менее, пока в отдалённой комнате была борьба на жизнь, весь дом начинал охватывать огонь, он стал ещё одним решателем судеб. Не спеша подползает к той самой двери, сжирая и пробираясь вовнутрь. Трое человек, осмыслив надвигающуюся опасность, решаются побыстрее закончить начатое дело.

Открывшееся второе дыхание помогает тебе прийти на помощь к любимой, ввязываясь в бой. Никто не стоит на месте – летят удары. Пространство в комнате постепенно уменьшается. Вы трое оказались в ловушке. Огонь заслонил все пути отступления.

Всё как в тумане. Один падает, другой уворачивается, а третий отлетает к стене, разбивая окно. Ворвавшийся ветер подгоняет ещё быстрее огонь. Лана одна из первых понимает, что такими темпами всем вам суждено умереть, потому решается на героический подвиг. Пока убийца корчится (женская нога точно попала в цель меж ног), она разбегается, выставляет руки вперёд и ты, уже не понимая, что происходит, летишь сквозь окно вниз. Пожертвовав собой, она не позволяет убийце покинуть дом, навалившись на него всем телом; так заживо они и сгорают.

***

Гул сирен полицейских машин. Доносящиеся встревоженные вопли. Ты, кажется, ещё в сознании – холодная земля, воздух, не пропитанный гарью, – но уже не способен ни на что.

Тут нет огня. Он где-то далеко…

Там, где осталась она.

Там, где уже не барахтается он.

Там, где нет тебя…

Комментарий к Шаг 4. К правде

1. Ительмены – народ Камчатки.

2. В отличие от Даунтауна и Палмер Авеню, Ново-Даунтаун является вымышленной улицей в Детройте.

========== Шаг 5. Судьбу решающий выбор ==========

Наконец всё встало на свои места. Некогда мрак тёмной улицы, освещённый лишь тусклым фонарным столбом, смог искоренить тьму, как неизвестность равносильную нежеланию смотреть правде в глаза. Сняв повязку – отрицаемый день занял свою нишу. Вернулись знания, может, не самые вожделенные, но те, которые поставят точку в этой нескончаемой беготне от самого себя.

Верно – не смог её спасти.

Правда – не поверил ей.

Но ты боролся. Шёл до последнего, даже, когда уже казалось, что силы покинули, а немаловажная часть тела вот-вот перестанет слушаться. Готов был умереть, но жертвенность Ланы, её любовь и желание защитить пересилили всё, позволив оттолкнуть драгоценного супруга от края пропасти, падая в неё самой, утягивая злодея.

Спасение было неоправданным. Сломавшись, ты дошёл человеком до непонятного мира, где свои правила, законы, да и физика. Многое вызывает вопросы, а другое могло бы – восхищение, будь ты творческой личностью: мир, отличный от того, привычного, был иррационален. Мёртвые ходят? Говорят? О чём-то даже… даже мечтают! Расскажи кому-нибудь – и здравствуй путёвка в психиатрическую больницу. Правда, всё это – не твоего полёта дело. Цель, увидеть Лану, выполнена. Раз так, то, получается, больше тебя ничего здесь не держит. Пора уходить.

Тяжёлое состояние, разлука, с неохотой подступает. Надежда продолжает о себе заявлять: ещё можно спасти, как-то исправить ситуацию, вернуть Лану к жизни. Абсурдность превышает допустимые нормы, продолжая оставаться за чертой игнорируемого.

Песочные часы вот-вот начнут отсчёт – неспешно падая вниз, песчинки вернут былое состояние. Врата, не позволяющие обитателям этого мира выбраться наружу, скоро потеряют ценность для тебя, не позволив пройти их. В таком случае, захочешь ли? Лана окажется в недосягаемости, возможность увидеть вновь её светлый облик будет невозможной отныне.

Остаться тут. Дать сердцу остановиться. И вы… вместе. Так просто.

Мысль имеет нехорошую манеру воплощаться. Возможно, призыв, хотя скорее стечение обстоятельств позволяет пригласить опасность, от которой лучше бы на всех парах спасаться. Но видит Создатель этого мира, ты уже принял бесповоротное решение…

– Нашёл! – раздаётся торжеством голос. – Ты! Ты здесь!

Не поднимая головы, отрешённо смотришь вперёд, мысленно находясь «там», среди полицейских машин, выбегающих и что-то кричащих людей, у выгоревшего дома; нет более ярких красок – всё серо, а звук и то перестал существовать там.

– И вправду не такой, как мы, – оказавшись слишком близко к тебе, произносит поражённо мертвец, схватившись холодными пальцами за твоё горло – там жизнь, тепло, пульс, – и сразу же отпуская, отступив. – Да, человек! Тут! Это ж надо!

Эти слова такие настоящие, больший эффект от которых дало произнесённое «человек», пробудили тебя, застывшего, вернуться.

– Тебя это, мертвец, так удивляет?

– Да-да! Людям нет места тут! Это ж не ваш мир.

– Ты прав. Он – не мой, – с горечью произносишь ты, морщась, принимая чуждость, опасность и не предназначенность тем, чьи механизмы внутренние не сломались.

– Так честен. И не пугаешься! А ведь тут я, чтобы… чтобы убить тебя. Вот.

– Убивай.

– И даже, если ты не хочешь этого… Подожди, что?! Ты сказал – убивай?

– Ну да.

– Нет-нет! Ты не мог, человек, этого сказать! – считая, что ослышался, убеждённо выдаёт мертвец, качая головой. Видно, у него была своя правда и своё развитие событий.

– Почему же?

– Ты совсем глупый, что ли?

– Нет, но я не понимаю, почему моё желание расстаться с жизнью вызывает вопросы. Не ты ли хотел положить всему конец?

– Так-то оно так… Но подожди!

– К чему ожидание? А эта трата времени? Хочешь – сделай. Я сопротивляться уже не буду.

– Стой-стой!

– Нет! Начинай, – наседая, приказываешь, закрыв глаза, становясь ровно: руки по швам. «Так лучше!» – думаешь ты. – Ну же!

А мертвец сам застыл, не зная, как поступить. Что делать? С одной стороны – вот оно, беспроблемное решение: живой не сопротивляется и можно воплотить задуманное, но с другой – как-то неправильно. Не такую реакцию хотелось бы видеть. Вдруг тут есть какой-то подвох?

– Чего же ты ждёшь?

– Я не могу так быстро. Точнее, могу, конечно, это сделать, но вот чтобы прям как-то… вот прям вот так… и чтобы прям всё… ну как-то это даже… по идее, конечно, возможно… вот только… – начал он бессвязные лепетания, от слушания которых уши завянуть могут, ну, ей-боги, неужели так непросто это сделать – оборвать чью-то жизнь?

– Перестань! – теряя терпение, повышаешь голос ты, взмахнув руками, при этом угрожающе добавив: – Либо ты сейчас что-то предпримешь, либо я сам.

Покойник, видно, попался не слишком отважный. Наверное, в прошлой своей жизни он не был убийцей, а сидел в каком-нибудь душном офисе, заполняя отчёты или сшивая документы. Да делал, поди, так хорошо, что о повышении мечтать боялся. Но заслуживал.

– Нет, всё будет! Только… дай мне пару секунд.

Ничего не сказав, ты вновь принялся ждать, мечтая о скорейшем завершении пути и становлении на одну линию с Ланой. Больше нечему будет вас разделять.

– Я готов!

Неживой, если можно так сказать, воодушевился, подойдя к тебе и, схватившись за горло (думая, что удушение – лучший вариант), перекрыл воздух.

Долго ли, коротко ли, как говорилось в старину, но продлилась нехватка воздуха недолго. Увы, ты не умер, точнее – тебе не дали этого сделать, придя на помощь.

– А-а-а! – падая на землю, издал, подобно раненому зверю, вой душитель. И вырубился.

– Что теперь? – открыв глаза, с неудовольствием поинтересовался ты, замерев. – Лана?!

Супруга держала в руках толстую ветку – видно, это и послужило падению покойника. Но зачем было это делать? Не понятно ли ей, что так можно быть вместе, позволив остановиться биофизическим процессам.

– Ты! Не стоило меня спасать…

– Не стоило?.. Почему ты так говоришь?!

– Я вспомнил всё. Тот день. Твою смерть. И свою вину.

– А-а…

– Я не заслуживаю жизнь. Не ты должна была сюда попасть, а я… – Душевная боль, мерзкая особа, каблучком начинает надавливать на сердце; на глаза наворачиваются слёзы, а пальцы, дрожа, закрывают лицо. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, не сумевшего ничего сделать? Как же я ненавижу себя…!

Женщина выпускает из рук палку. Она смотрит на тебя, но в янтарных глазах нет жалости – пустота. Одно верно – ненависть к тебе не испытывает, а по-прежнему, если бы могла и не была лишена чувств, любит. То, что произошло в прошлом – дело случая. Одним везёт, другие борются, третьи погибают. Такова реальность.

– Ненавидишь? О, перестань. Есть ли повод оборачиваться назад? Причинять ещё большие страдания? Это ведь так просто – отпустить меня, начиная всё с новой страницы.

– Я не могу. Как мне забыть тебя? Ты была всем для меня! Что я без тебя? Кто, если нет тебя? Смысл мне существовать, если в итоге я буду по-прежнему вспоминать твой образ!

Призадумавшись, Лана с обречённостью выдаёт, по-холодному улыбнувшись:

– Люди слабы. Они привязываются к одному единственному человеку, а стоит ему уйти – ломаются. – Останавливается, позволяя тебе осмыслить мысль, но ненадолго: – Несмотря на это, некоторые из них способны стать ещё сильнее, склеивая себя по кусочкам. – Оторвав руки от лица, ты, чуть дыша, смотришь на супругу, не до конца понимая, что она хочет тем самым сказать. Но её слова, как ни странно, способствуют поднятию какой-то сокрытой на глубине силы – то ли согласию, то ли готовности доказать на собственном примере это, то ли не угасшей воли к жизни. – Они, фениксы с ярким пламенем, доказывают это: человек – сильное существо и, под тяготой выпавших испытаний, преодолевая всё, заново восстанавливают себя – ничто иное, как борьба с самим собой. Это и есть спасение.

– Другими словами, ты хочешь, чтобы я не только принял правду, но и поборол чувства, ставшие грузом?

– Верно! Ты сам должен понимать – ни к чему хорошему нас это не приведёт.

– А что если…

– Смерть? – Запрокинув назад голову, Лана смотрит в застывшее небо. Поднимает руку, будто пытается до него дотянуться, хотя знает – этому не быть. – Думаешь, выход? Для кого?

– Для нас!

– Где гарантия, что ты по-прежнему будешь испытывать то, что сейчас?

– У меня её нет, но это лучше, чем…

– Чем что? Быть человеком? Жить, чувствовать, идти к успеху, падать, вставать, наслаждаться моментами?

– Да…

– Ошибаешься! За тебя говорит эгоистичность – ты хочешь меня удержать, но, понимая о невозможности, пытаешься, в первую очередь, уговорить себя, что не всё ещё потеряно и всё можно как-то исправить. Это не так. Быть тем, кем я сейчас являюсь – не то, к чему стоит тебе стремиться.

– Пускай так, мне действительно не хочется прощаться. Но и ты постарайся понять, почему мне смерть привлекательнее, чем её противоположность. В моём мире нет ничего, чтобы удерживало меня. Родители? Работа? Друзья? Всё это меркнет по сравнению с тобой.

Вот насколько высоко тебя, Лана, он возносит, обрывая оставшиеся связи.

Это дело привычки?

Или зависимости?

Но чём бы сейчас не была выражена любовь – он явственно убеждён: жизнь без тебя невозможна.

– Наверное, я давно бы принял это решение, но не хватало решимости наложить на себя руки. Не было полной уверенности, что в другом мире я встречу тебя. Одно дело – когда тем самым убегаешь от трудностей, но совсем другое, когда ты готов проблему решить, пускай даже таким путём, что выбрал я, – с жаром преподносишь ты свою мысль, в надежде, что она поймёт и сможет поддержать тебя в этом. – Потому что больше всего на свете я хочу быть рядом с Ланой. Пускай такова будет жертва, но я буду с тобой. Даже если ты этого не хочешь. Неважно! Просто… я надеюсь, когда-нибудь ты это поймёшь, – озвучив на одном дыхании, ты замолкаешь, взглядом задевая лежащего мертвеца – его глаза открыты, он давно пришёл в себя, но из уважения не мешает вашему диалогу, а послушно ждёт.

– Скажи мне, – начинает Лана, прекращая смотреть на небо, – только честно. Там действительно не осталось больше никого?

– Никого.

– А как же, – невдалеке громко раздаются в одном ритме шаги, переплетаясь в неразборчивый, но пылкий призывной вой десятков мертвецов; они близко и готовы на решительные действия, – наш ребёнок?

– Наш кто…? – Лицо вытянулось от удивления. Что она только что сказала?

– А, ты ведь не знаешь…

Сглотнув, смотришь пустым взглядом на неё, решительную и серьёзную. Принять подобное… нелегко. Ты начал теряться в реакциях – радоваться или ужасаться?

– Точнее, никто тебе не сказал об этом: я запретила. Ах, – сомкнув руки на груди, она не спеша садится на колени, – я думала, что смогу справиться со всем. Надеялась к твоему приезду решить возникшие проблемы. Я не желала впутывать тебя, наших родственников – никого. Была слишком самонадеянной и не хотела, чтобы ты узнал раньше времени о нашей… дочери, – немыслимое явление – её слёзы, скатываясь непрямыми дорожками вниз, капали на руки, на ноги, на землю. Внутренне она по-прежнему не могла чувствовать досаду, но всё же присущая только человеку психофизиологическая реакция не была утеряна. – Ты можешь меня ненавидеть. Презирать! Но я хотела тогда защитить не только тебя, но и её, – голос женщины, что странно для твоих ушей, был ровен, не охрипший, будто бы и не было вовсе слёз.

– Лана… – произносишь ты, замолкая, не зная, что в ответ сказать. Обескураженность говорит за себя. Но именно поменявшее многое заявление холодным полотенцем бьёт по лицу, и смерть не кажется безоговорочно правильным решением. Приходит смятение.

Резко прерывается разговор из-за столпившихся, но нашедших вас мертвецов, в руках которых были разных видов предметы – от палок до ножей и даже некоторые виднелись с вилами, лопатами…

– Вот он! – скрипя, как несмазанные дверные петли, проголосил один из них, выставляя вперёд своё оружие – скалку.

– Мы нашли его!

– Это было слишком легко!

– Ура!

Началось выкрикивание победных слов – неживые радовались, они успели отыскать забредшего человека. Всё шло по их плану.

Видя всю эту собравшуюся толпу, женщина и рядом лежащий покойник встали. Переглянулись друг с другом, приходя к определённому решению. Схватив тебя за руку, Лана, не требуя возражений, потянула, уводя за собой; покойник же ринулся на толпу, удерживая её.