Текст книги "Дахштайн"

Автор книги: Юлия Макс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Давай! Чего ты медлишь?» – мысленно поторопил себя инквизитор.

Он уперся лбом в стену рядом с дверью и начал читать «Отче наш», чтобы не сбиться с намеченного пути. Затем Ниотинский тихо отворил дверь и шагнул в спальню дочери бургомистра. Эмилия спала, повернувшись лицом к камину. Рыжие локоны разметались по подушке, будто бледные языки пламени. Длинные ресницы отбрасывали тени на белую кожу. Она хмурилась, словно даже во сне была чем-то встревожена. Грегор вдохнул аромат, витавший в комнате: жженый сахар, перец и горькая ваниль. Застыл, повторяя про себя: «Лик Дьявола может предстать в самой совершенной красоте. Проведи мечом по горлу, а потом отдели голову от плеч. Твой долг – бороться со злом».

Эмилия тем временем подложила ладонь под голову и тихо вздохнула, все так же хмуря идеальный лоб.

– Грегор, – прошептала она во сне.

Услышав свое имя, слетевшее с губ девушки, Ниотинский почувствовал, что внутри него рухнула плотина из запретов и слепого служения Церкви. Уверенность в том, что он поступает правильно, улетучилась, словно ее пожрал огонь в камине. Грегор опустил руку с занесенным мечом.

Он осторожно попятился к двери и, оказавшись по другую сторону, вытер потный лоб, а после тихо вернулся в свою комнату. Инквизитор понимал, что перешел границы дозволенного, как только ответил на первый поцелуй Эмилии. Помнил он и Святое писание, которое гласило: «А Я говорю вам: даже тот, кто взглянул на женщину с похотью, согрешил, нарушив мысленно верность Богу»[20]20
  Евангелие от Матфея 5:28


[Закрыть].

Наутро Грегор решил немедленно созвать суд над девушками, подозреваемыми в колдовстве. И не где-нибудь, а в только что построенном костеле.

– Ваше Преосвященство? – выглянул из своих комнат бургомистр, потирая сонные глаза.

– Прошу вас вместе с дочерью прийти на суд в церковь. Через два часа.

Грегор, бросив это, развернулся на каблуках и отправился прямо туда. Пока он шел по размытой дождем улице, прохожие, видя багряную мантию на плечах, провожали его напуганными взглядами. Дамы в белых чепцах спешно приседали в реверансе, избегая смотреть Ниотинскому в глаза, а мужчины почтительно касались полей шляп в знак приветствия. Улицы Бамберга дышали выпечкой, свежим бельем и дорожной грязью. Грегору Европа была милее всего. Даже такая, увязшая в похоти, еретиках и ведьмах, словно старая карета в грязевой яме, – все же она казалась ему лучше, чем странные новые города на краю мира, которые, кажется, строили в Новом Свете.

Костел встретил высокими стенами с имитацией колонн и удлиненными стрельчатыми окнами огромных размеров. Стекла были обрамлены массивными рамами и украшены витражами. Здание построили недавно, и Грегор, ступив внутрь, еще слышал запах свежей древесины от скамей, потолочных балок и алтаря. Пятнадцать девушек сидели в огражденной от прихожан клетке, настороженно шепчась между собой. Инквизитору следовало для начала проверить каждую на принадлежность к ведьмовскому роду. У святой Церкви существовала целая система экспертиз.

Когда костел забился горожанами, Ниотинский встал возле алтаря. В этот момент через распахнутые двери вошла Эмилия с отцом. Грегор снова ничего не смог прочитать по лицу Люца Хёле, а вот его дочь вела себя так, как и рассчитывал инквизитор. Девушка слишком крепко сжимала локоть отца, сминая в складки ткань костюма, ее губы сжались в нитку. Она шла, неестественно сильно выпрямившись, ступала, словно через толщу воды.

Грегор не позволил себе лишнего, только его мышцы напряглись, как будто он готовился драться.

Эмилия опустилась на скамью в первом ряду, бургомистр встал рядом. Грегор хмурился, чувствуя себя частью большой постановки. «Если Эмилия – нечисть, она должна поддерживать свою братию?» Инквизиция довольно мало знала о сверхъестественном. Ниотинскому казалось, что его знания о ведьмах и демонах – всего лишь маленький камень, отколовшийся от целой горы.

– Да начнется суд!

Первую девушку вывели из клетки и поставили возле алтаря. В зал втащили припадочного мужчину, и обвиняемую заставили дотронуться до него. Как только рука девушки коснулась лба проклятого, который заходился в судорогах, тот резко обмяк, повиснув на служителях Церкви.

– Ведьма! – Грегор вынес приговор, не обращая внимания на слезы и крики родных обвиняемой.

Осужденная, гордо выпрямившись, плюнула в инквизиторов, за что получила звонкую пощечину и затихла, зло смотря из-под спутанных, черных, как уголь, волос.

Следующую обнажили, сдернув грязное платье с плеч в поисках дьявольской печати или ведьминского соска. Если проткнуть темное, красное родимое пятно или бородавку, то у честного божьего человека не должна пойти кровь. Найдя такую отметину, служители сделали прокол, из которого тут же выступили ярко-рубиновые капли.

– Ведьма! – хрипло произнес Грегор, чувствуя на себе взгляд Эмилии.

Пожилую рабыню Магду, которая была весьма тучной женщиной, выволокли на улицу перед костелом, где уже ждал огромный чан с водой. Связав правую руку с левой ногой и левую руку с правой ногой за спиной, они бросили служанку в него. Магда упала в воду, дергаясь всем телом. Грегор кивнул, и служители наглухо закрыли чан деревянной крышкой, а спустя три минуты сняли. Церковь в лице инквизитора считала, что вода священна и не сможет принять ведьму. Засучив рукава, они подхватили тело служанки и выволокли, бросив на землю.

– Если она чиста перед Богом, то он забрал ее к себе, – в тишине голос Грегора напоминал камнепад в горах: негромкий, нарастающий к концу речи.

Магда закашлялась, изо рта и носа хлынула вода. Лежащая ведьма в темной одежде сливалась с мокрой землей, в которую вскоре и отправится. Горожане за спиной Ниотинского ахнули, зашептались и попятились в страхе, а виновную в колдовстве повели на помост рядом с костелом.

Ведьма горела, ее тело клеймили языки пламени. Закрыв глаза, она громко читала непонятные заклинания на латыни, не морщась от боли. Грегор на секунду усомнился, что огонь обжигает, но, сделав шаг к нему, ощутил жар. Он испытывал мрачное удовольствие от правосудия, которое творил. Затянутое грязными тучами небо разразилось дождем. Вода сначала несмело застучала по крыше костела, а после пеленой наползла на разведенный костер. Пока умирала пособница Дьявола, инквизитор распорядился повесить осужденных ранее на толстых ветках дуба перед церковью. Платья ведьм развевал ветер, задирал мокрые юбки, словно указывал на их порочность и распутство. Тела женщин покачивались взад-вперед, как маятники.

Ниотинский обвел взглядом собравшихся на площади. Решив, что на сегодня достаточно, он кивнул бургомистру.

– Расходитесь! Суд продолжит работу завтра на рассвете.

Грегор спустился с помоста и направился в костел. На днях должен прибыть гонец из Ватикана с новым назначением, поэтому Ниотинскому необходимо отчитаться в очищении Бамберга и отбыть, как думал он, в Испанию. Слухи о скоплениях дьявольских отродий в тех землях доползли до него, и Ниотинскому хотелось поскорее пуститься в обратный путь. Лишь одно окрашивало планы в мрачно-кровавый, как его мантия, цвет – Эмилия.

«Убить, – билось в мыслях инквизитора. – Но как?»

– Ваше Преосвященство, – младший служитель протиснулся в узкие двери костела. – Прибыл гонец.

– Так быстро? Пригласи.

Когда из прохода потянуло жженой карамелью, Грегор понял, что за спиной отнюдь не гонец. Это была она.

– Ваше Преосвященство, – девушка присела, избегая встречаться взглядом. – Я пришла помолиться. Не знала, что вы здесь.

Ее целомудренный бледный вид и отстраненность заставили Грегора усомниться в том, что у них вообще что-то было.

– Вы мне не мешаете. Прошу.

У Эмилии дернулась рука в тонкой перчатке и сжалась в кулак. По лицу, словно рябь на воде, пробегали судороги. Ниотинский хмурился, гадая, зачем она зашла в костел, если еле терпит его воздействие на свою суть. Грегор ощутил несвойственное ему смущение.

Эмилия, склонив голову, сложила руки в молитвенном жесте, устроившись в первом ряду, ближе к алтарю. Инквизитор застыл, бездумно рассматривая ее фигуру. Мысли о гонце и послании от Папы, о планах на убийство разом улетучились. Грегор оттянул воротник, будто бы тот начал мешать дышать, и громко сглотнул. Дочь бургомистра повернулась на звук, в янтарных глазах плясало адское пламя, а по ее губам скользнула довольная улыбка, от которой Ниотинского прошибло озарением.

Не прощаясь, он быстро вышел из костела, пересек две улицы, направляясь к судебному дому, в подвале которого дожидались своей участи обвиняемые в колдовстве. Крадучись, Грегор обогнул здание и приблизился к решеткам, которые едва ли выступали из-под земли. Инквизитор присел, пытаясь услышать хоть что-то. До него доносились обрывки слов, и только. Подняв голову, Грегор нашел второй вход в судебный дом. Он прокрался внутрь, спустившись по скользкой от влаги лестнице, и замер от звука знакомого голоса.

– Изабу Хокс, ты же понимаешь, какая судьба постигнет твою дочь? – бургомистр говорил спокойно, даже расслаблено, но что-то в его тоне вызвало у Ниотинского озноб.

– Никогда, слышишь, никогда ведьмы Бамберга не будут служить тебе. Vade retro, Satana![21]21
  Vade retro, Satana (лат. –  «Иди прочь, Сатана») – Может использоваться как отказ от соблазна, несогласие с внушениями другого человека.


[Закрыть] – прошипела женщина.

«Сатана? Она назвала его Дьяволом?»

Грегор осторожно выглянул из проема. Люц Хёле стоял вплотную к кованой решетке, засунув руки в карманы штанов и наклонив голову к плечу.

– Никогда не понимал ваш род. Зачем вы на земле? Есть я, есть Он. Вы же – просто бельмо.

Ведьма искренне засмеялась, откинув голову так, что ее волосы коснулись пола темницы.

– Ты так и не понял? Мы и есть земля. Религия сменит свое название и распадется на множество осколков, как зеркало, ты и подобные тебе здесь ограничены непреложными правилами. А магия… Магия будет всегда.

Бургомистр поднял руку, рассматривая свою кисть перед ведьмой.

– Ты не посмеешь, – попятилась женщина. – Последствия закроют проход.

– Последний раз предлагаю служить мне, Изабу. Твой ответ?

Ниотинский высунулся наполовину из прохода, не в силах уйти. Машинально он сжимал эфес меча и пытался не дышать слишком шумно.

– Нет.

Бургомистр свел пальцы и щелкнул ими. Раздался еле слышный звук, и ведьма по ту сторону железных прутьев рассыпалась прахом, словно никогда и не существовала.

Ниотинский всего на секунду замер, раскрыв рот, а после неслышно сделал шаг назад, приготовившись к тому, что сейчас Люц Хёле выйдет и увидит его, стоящего за углом. Грегору казалось, что шум истошно стучащего сердца слышен даже на центральной площади Бамберга. Но глава города, весело насвистывая, двинулся дальше по проходу к другим заключенным.

Глава 10

Nec Deus intersit.

Пусть Бог не вмешивается.

Дэн

Полет я не запомнил, полностью погрузившись в мысли. В иллюминатор не смотрел, бортовой телевизор выключил и прикрыл журналом, потому что видел в каждом отражающем предмете проклятую рыжую. Самолет попал в зону турбулентности и затрясся всем своим металлическим телом. В эти минуты мне эгоистично хотелось, чтобы он упал, разбился над Альпами, прекратив мои муки.

Австрия встретила снегом и сбивающим с ног ветром. Я сильнее запахнул пальто и поднял воротник, вжимая голову в плечи в попытке укрыться от холода. Внутренности застыли противным желе, заставляя непроизвольно морщиться. Зальцбургский аэропорт приветливо источал тепло у меня за спиной, будто говоря, что еще не поздно вернуться в Прагу.

Поздно. Для Дэниэля Чейза все кончено. Я привычно потянулся к уху, чтобы погладить серьгу, но, вспомнив о потере, тут же отдернул руку. Ба переоценила мою стойкость. Проклятие предка что-то переключило во мне и уже испортило жизнь, а Элишкину и вовсе забрало.

У меня не было конкретной цели, я подошел к первому такси, приветливо мигавшему знаком на крыше.

– Добрый день. Пожалуйста, отвезите меня к любому приличному отелю, – попросил я, садясь в авто.

Белый кожаный салон БМВ контрастировал с черным кузовом машины. Внутри пахло сандалом, но приятный аромат перебивал другой, неожиданный – сера.

– Добро пожаловать. С удовольствием. Я – Фер Люций, – на безупречном английском ответил водитель, повернувшись ко мне.

То, как он представился глубоким грудным голосом, заставило обратить внимание. Я равнодушно подметил, что моложавый мужчина походил на монарха: осанка, наклон головы выдавали в нем аристократическую породу. Седые волосы были зачесаны назад и собраны в хвост, лицо с острыми скулами гладко выбрито. У него была гетерохромия – один глаз голубой, как у северного хаски, а второй – бордовый, словно перезревшая вишня. И довольно странное имя. Я тряхнул головой. После случившегося в ботеле я видел намеки на потустороннее буквально в каждом встречном.

Фер Люций завел мотор, и машина понеслась по дороге.

– Почему вы не выбрали отель заранее? В этих краях есть интересные заведения, обросшие легендами, – охотно заговорил водитель.

Странно, когда его слова звучали, вокруг будто становилось жарче. Я даже немного опустил стекло, давая морозному воздуху заползти в салон.

– Я прилетел в отпуск спонтанно. Еще вчера ничего не планировал, а потом на меня снизошло озарение – хочу в Альпы, кататься на лыжах, сидеть на австрийском балконе с чашкой горячего глинтвейна и кутаться в клетчатый плед, – вдохновенно врал я, незаметно вытирая вспотевшие ладони о джинсы.

Мой голос сорвался и скакнул в более высокий тембр. Я откашлялся, обхватил липкими пальцами правой руки запястье левой и сжал до боли, чтобы она помогла мне сосредоточиться и не нырять в воспоминания.

– Обязан вас предостеречь: если вы новичок в лыжном спорте, обязательно возьмите инструктора, – мрачным голосом предупредил мужчина. – Все чаще стали пропадать самонадеянные туристы, которые думают, что им по силам черные трассы.

Я неопределенно пожал плечами, потому что и сам был туристом, которому не терпелось пропасть, чтобы придумать, как жить дальше. Такси двигалось по серой дороге, змеей обвивавшей пушистые от снега горы. Ели, словно стыдливые девицы на первом свидании, прятали нижние ветви в сугробы. Я любовался видом Альп, вдыхал свежий воздух из полуоткрытого окна. Мне не хотелось разговаривать, но странный водитель все равно втянул меня в беседу.

– Сэр, хотите, немного расскажу об отеле, в который мы направляемся?

Я закатил глаза в раздражении.

– Сэр? – позвал таксист.

Я вздохнул и встретился с ним взглядом в зеркале заднего вида. Откуда-то нахлынула злость, и на секунду представил, как мои пальцы сжимают шею мужчины, прикрытую шелковым платком. Кто вообще носит зимой в горах такое украшение? И неужели он не видит, что пассажир не настроен болтать?

– И что там примечательного? – недовольно выдавил я.

– О, отель «Дахштайн» – один из старейших в Австрии. Построен на засыпанных шахтах, которые считаются одними из первых в мире, где начали добывать соль, – вдохновенно вещал мужчина с разными глазами.

Я раздраженно пожал плечами. Неинтересно, подумаешь, шахты. Знал бы он об оставленной мной задушенной девушке в Праге. Когда я сел в такси, стало немного легче, и мысли об Элишке не раздирали изнутри и не приносили той острой боли, которая терзала меня до этого. Я снова сжал руки, до боли вдавливая ногти в кожу. Глянул в зеркало и снова встретился с внимательным взглядом водителя.

Фер Люций посматривал на заднее сиденье, иногда зловеще ухмыляясь. Я непроизвольно передернул плечами: мало ли какие странности бывают у людей с такими именами?

– Город, в который мы въезжаем, называется Рамзау-ам-Дахштайн. Построен на склонах ледника и довольно популярен среди лыжников.

– Большой? – поинтересовался я, не желая останавливаться в людном месте.

– Нет, что вы. Население всего около трех тысяч человек. Да и городом его можно назвать с натяжкой. Рамзау – община. Не волнуйтесь, отель «Дахштайн», куда мы направляемся, исключительно гостеприимный. Уверяю, вас ждет незабываемый отдых!

Добрались. Дом, резко восставший из-за поворота, на первый взгляд был совершенно идентичный другим альпийским отелям, затерянным в горах. Мне вспомнился особняк Фауста, и я поморщился, ощутив легкое сожаление оттого, что не смогу в него вернуться.

– Вас встретят, – поторопил меня водитель, нетерпеливо стуча пальцами по рулю.

– Сколько я вам должен?

– Об этом не беспокойтесь. Отель входит в специальную программу. Для прибывающих посетителей трансфер бесплатно.

Я поблагодарил его и открыл дверь такси. Подхватив рюкзак и щурясь от снега, залетевшего в нутро машины, вылез. Фер Люций бесшумно уехал.

«Дахштайн», – прочитал я название, выбитое на металлической табличке трехэтажного здания. Не успел сделать и несколько шагов по расчищенной от снега дорожке, как двери услужливо распахнулись, и я поспешил войти. Внутри стояла такая же одуряющая духота, как и в салоне такси, когда водитель разговаривал со мной. Может, это местная фишка – топить, словно в аду?

Современные люстры, похожие на паучьи коконы, освещали мягкие ковры и антикварную мебель огромного вестибюля, который едва ли вязался с внешним обликом отеля. Напротив стойки, возле входных дверей висело зеркало в отреставрированной старинной оправе. Просто зеркало. Кажется, рыжая перестала меня преследовать. Чуть дальше находились широкие двери. В метрах десяти от ресепшена блестели металлом створки лифта, а за ними – лестница из дерева. Тихо. Только винтажные часы дробью отсчитывали секунды. К стойке регистрации вышел администратор, приветливо сияя неестественно белыми зубами. В его облике чудилось странное несоответствие, словно что-то крылось за ширмой.

Я приблизился к стойке, а он склонил голову, обозначив уважительный поклон.

– Отель «Дахштайн» рад приветствовать гостя в своих стенах.

Я хотел удивиться, но вспомнил таксиста. Скорее всего, он только что позвонил на ресепшен, пока я шел сюда, и предупредил обо мне. Возможно, даже имел процент с привлечения новых постояльцев. Вытерев пот со лба, я посмотрел на мужчину за стойкой.

– Здравствуйте. Могу я снять номер?

Администратор пристально осмотрел меня, словно оценивал, и, закончив на кроссовках, соизволил ответить.

– Можете. Мистер?

– Мистер Чейз.

– Мистер Чейз, вам необходимо подождать управляющую: гостей Фера Люция оформляет она.

Это еще больше укрепило мое предположение, что странный таксист работает на отель. Я лишь пожал плечами. Какая разница? Мне некуда спешить, могу и подождать.

– Хорошо.

– Прошу вас, пройдите в гостиную, – администратор указал на широкие дубовые двери. – Я позову вас. Если что-то понадобится, можете обращаться. Вильгельм Рот к вашим услугам, мистер Чейз.

Он снова склонил голову, и я повернулся в направлении его руки: увидел приоткрытые двери, ведущие в предполагаемую гостиную.

Толкнул створку и замер на мгновенье. Гостиная. Черт, она была шикарна! В духе горнолыжных швейцарских шале, виденных мной в фильмах. Потолок поддерживали, хотя, скорее, просто украшали широкие деревянные балки, отдавая дань австрийско-баварскому стилю. Они причудливо сплетались и создавали ощущение, что над тобой дно старинного корабля. Окна на одной из сторон служили и стенами, разграниченными лишь аккуратной кирпичной кладкой камина. За ними была деревянная терраса, открывающая вид на снежные пики Альп.

В зале обнаружилась пара кожаных зон из кресел и диванов, их соседями были массивные столы из черного дерева. На полу светлыми пятнами выделялись волчьи шкуры. Не успел я присесть, как услышал голоса в холле и быстрый перестук каблуков, приближающийся к гостиной. Дверь мягко открылась, и я увидел ее. Управляющую.

Не может быть! Не может!

Я попятился, зацепился за ножку стола и упал, размахивая руками, как голубь крыльями в брачный период. Я совсем спятил, но она была точной копией рыжей из сна.

– Какой вы неуклюжий, – пожурила девушка, остановившись в дверном проходе. – Не ушиблись?

– Нет. Добрый день, – растерянно поздоровался я.

Не знаю, чего я ожидал: то ли зловещего смеха, как на складе, то ли ее наготы, как в моих снах.

– Лилиана. Меня зовут Лилиана, – лучезарно улыбнулась она. – Хотите номер?

– Хочу, – быстро ответил я.

– На какой срок?

– Эм-м, да. На неделю, возможно.

Рыжеволосая кивнула и поманила меня за собой.

Цокот острых каблуков эхом отдавался в ушах, а может, это стучало в такт мое сердце. Как такое возможно? Это она – проклятье из моих снов? Я жадно разглядывал ее, сравнивая с той, из зеркала. Выразительные янтарные глаза и бледная кожа. Точеные скулы, аккуратный маленький нос и упрямый подбородок, а губы… Губы выглядели порочно и слишком желанно: красиво очерченные, немного пухлые и подкрашенные блеском. Рыжие волнистые волосы, собранные в строгий пучок. На ней была, очевидно, форма отеля, состоявшая из черного жакета-кителя, наподобие военного доломана[22]22
  Доломан – короткая куртка с характерным стоячим воротником, входившая в гусарскую форму.


[Закрыть], наглухо застегнутого и скрывающего шею. На золотистом жакете нашиты шесть рядов двойных поперечных шнуров и ряды выпуклых пуговиц. Длинные ноги были скрыты под ровными угольными брюками и подчеркнуты классическими лодочками на тонкой шпильке.

На администраторе, который представился Вильгельмом, – идентичная форма, но я не заметил этого сразу. Лилиана тем временем зашла за стойку и открыла огромную книгу в черном переплете.

В такие совпадения я больше не мог верить, но все равно искал различия в реальной девушке и той, которую видел в зеркалах. Вроде не она. Не могла быть она. Не могла.

– Вот книга регистрации. Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись.

Я удивленно поднял брови. Книги регистрации уже давно не ведут. Лилиана, конечно же, заметила и ответила так, словно прочла мои мысли:

– Я знаю, что так уже не делают, но мне нравятся старые традиции, – девушка положила ключи возле книги, поглядывая на меня из-под ресниц.

Холодный, ничего не выражающий взгляд портил ее внешность. Сейчас она очень походила на нагую девушку из снов. Я почувствовал озноб и неуверенность в том, что хочу остаться в отеле «Дахштайн». Помешкав, все же достал документы из кармана, но не отдал их, держа в руке.

– Могли бы вы зарегистрировать меня под другим именем? – спросил я, приказав себе не краснеть.

Управляющая ничуть не удивилась, только понимающе кивнула. Я протянул ей паспорт и водительское удостоверение.

– Конечно. Как вас записать?

– Д. Фауст, пожалуйста.

Уголок ее губ дернулся, но имя Лилиана вписала, как я и просил.

Я обернулся, снова рассматривая интерьер просторного вестибюля. Заметил старую картину, что висела в массивной золотой раме над креслом в дальнем углу. На ней был изображен мужчина с глазами разного цвета.

– Мисс, чей это портрет? – взволнованно спросил я и подошел к картине, чувствуя, что схожу с ума.

– Мой предок, который основал этот отель много лет назад, – легко ответила Лилиана, пробегая пальцами по клавиатуре компьютера и даже не подняв голову.

Я замер перед портретом, пытаясь найти связь между таксистом, который доставил меня сюда, и основателем отеля. Может, просто похожи? Да, снова совпадение? Нет!

– Мистер Чейз, – позвала меня девушка. – Вы не расписались!

Оторвавшись от портрета таксиста, потер ноющие виски и вернулся к стойке регистрации.

– Где поставить подпись? – спросил я, роясь в рюкзаке в поисках ручки.

– Здесь! – палец с длинным заостренным ногтем указал на нужную строку. – Возьмите мою.

Я взял перьевую ручку. Подметил, что она выполнена из дерева. Пока аккуратно выводил подпись, палец что-то укололо. Капля моей крови упала на плотные желтоватые листы книги регистрации. Меня посетило чувство дежавю, ведь я точно так же поранился, когда подписывал документы на Дом Фауста. Рука сама собой дернулась, мои пальцы размазали подпись и кровь, а я отступил на шаг, внезапно захотев сбежать отсюда.

– Извините, – виновато пробормотал я, вертя ручку.

Я делал вид, что пытаюсь рассмотреть, обо что мог пораниться, а на самом деле думал, как быстро смогу преодолеть холл и коридор, чтобы выбраться из этого места.

– Ничего страшного, – весело проворковала Лилиана, чему-то радуясь, и быстро захлопнула книгу перед моим носом.

Я встретился с ее взглядом и зачарованно замер. Голову обволок туман, и желание бежать ушло.

На стойку рядом с ключами легла именная карта.

– Мистер Рот любезно проводит вас.

Администратор тут же появился из-за двери, которая находилась за стойкой. Мы прошли к нише с лифтом. Когда стена металла с тихим хлопком закрылась, я обратил внимание на электронное табло. Отель вмещал три этажа, судя по цифрам, и еще там светились минус первый и минус второй.

– Подземная парковка? – я удивленно кивнул мистеру Роту на электронные цифры.

По губам администратора зазмеилась улыбка, которая так же быстро пропала, словно насмешка над абсурдностью моего вопроса, но он все же соизволил ответить.

– Вроде того.

У мистера Вильгельма Рота оказалась интересная внешность. Короткие каштановые волосы были зачесаны назад и уложены гелем. Высокий лоб, прямой ровный нос, выпирающие скулы и квадратная челюсть. Гладко выбрит. Холодные хищные глаза, цвет которых я так и не смог рассмотреть: нечто между серым и голубым. Если лицо, будто восковое, не выражало ровным счетом ничего, то лишь по выразительным губам казалось возможным определить его эмоции. Мистер Рот был на голову выше моих шести футов, поджарый и жилистый. Почудилось, что я еду в лифте с аристократом, настолько безукоризненно-отстраненно он держался.

Номер располагался на третьем этаже. Коридор, в который мы вышли, был золотой серединой между винтажной классикой и европейской аутентичностью.

– Ваш номер, мистер Чейз.

Рот остановился возле последней двери. К слову, пока я был здесь – не повстречал еще ни одного постояльца, о чем спросил у администратора.

– Большая часть проводит время на леднике Дахштайн, а остальные отдыхают. Вы непременно познакомитесь с ними за ужином, – и снова его губы изогнулись в мимолетной усмешке.

Я открыл дверь своего номера. Что ж, дизайн отеля не переставал удивлять. Окинув взглядом помещение, заметил люстру, сделанную из, по меньшей мере, дюжины оленьих рогов. Смотрелась она угрожающе. Хорошо, что люстра не висела над кроватью, я бы остерегся спать под такой, рискуя проснуться пришпиленным, точно коллекционная бабочка.

Ванная комната с душевой и всеми удобствами радовала идеальной чистотой. Мои апартаменты оказались достаточно просторными и вмещали кровать, шкаф-купе, стол со стулом. Широкое окно в пол, двери на террасу и зеркальный шкаф создавали иллюзию большой площади. В комнате царил полумрак: свет за огромным окном перекрывали пушистые заснеженные ветви высоких елей. Стул и стол тоже по большей части были сделаны из рогов. Казалось, что перед тобой настоящие орудия для пыток, а не невинный предмет интерьера. Я кинул рюкзак на съедение рогатому стулу и упал на кровать, закрыв лицо руками. Память прошибли картинки сегодняшнего утра. Труп Элишки. Сейчас я понимал, что это было неизбежно, что это мое проклятье. Я всмотрелся в зеркальную гладь шкафа, ожидая увидеть там нагое видение. Мое восприятие начало меняться с течением дня. Я ждал рыжеволосую с нетерпением, как старую знакомую, а не с ужасом, как было утром. Вид Черновой, лежащей на софе в Доме Фауста, вымывался из памяти волнами, словно рисунок на песчаном берегу. Наблюдая из недр кровати за своим отражением, я заснул.

– Нет! – раздался откуда-то истошный крик.

Я резко вынырнул из омута дремы и прислушался. Темнота со всех сторон обступала кровать. Похоже, я пропустил ужин.

– Нет! Пожалуйста, не надо! – снова закричал кто-то.

Я кинулся к дверям и распахнул их. Коридор освещался желтоватыми лампами, которые свешивались с деревянных балок потолка, мерцая, как драгоценные камни. Кроме меня, никого не было. Лишь тени собрались у противоположного конца, как ни силился – не мог рассмотреть даже очертание номера, дверь которого в этот момент хлопнула и закрылась.

– Не-е-ет! – послышался мужской голос из номера напротив.

Я, крадучись, очутился ровно перед ним. Ничего особенного, такая же дверь, как и у меня.

– Нет, пожалуйста! Я все исправлю! – раздалось снова из-за дверей с цифрой тринадцать. У меня, кстати, был номер девять.

Я постучал. Сначала тихо, а потом более настойчиво.

– Эй! Вам плохо?

Я еле коснулся ручки двери, и та приоткрылась. В номере кто-то был. Я слышал тяжелое, шумное дыхание и знакомый металлический запах. Так пахла кровь. Я остался стоять перед дверью, заглядывая в щель. В темноте комнаты мелькнул силуэт. Слишком быстро, я не успел разглядеть.

– Эй! Вам нужна помощь? – снова негромко и уже не так уверенно позвал я.

Дверь резко захлопнулась, чуть не ударив по носу, мне удалось отпрянуть в последний момент.

– Не надо! Умоляю… – вновь донеслось из номера.

Не вытерпев, я толкнул дверь со всей силы. Она еле приоткрылась, словно сделанная из камня. Поднажав, ввалился в номер. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Я щурился, пытаясь рассмотреть, кто кричал. Мгновение спустя увидел кровать и человека, который корчился на ней. В остальном номер был подобен моему, но вся обстановка словно искусственно состаренная. Я разглядел узор обоев на стенах и телевизор, не плоский. Кроме фигуры на постели, которая двигалась и принимала странные позы, в комнате никого не было.

– Эй! Мистер, что с вами? – выпалил я.

Страх приблизиться стопорил, но любопытство двигало ногами вместо меня.

– Извините, что вломился, – неловко проговорил я, шагнув еще ближе.

Кровать находилась в самом дальнем углу. Едва подойдя, я тут же отпрянул. Лысый мужчина, лежащий на скомканном белье, умирал. Его раскуроченная грудная клетка напоминала старый остов корабля. Белые кости ребер, много крови и внутренности. Из его рта вперемешку с кровью вырывались хрипы, но слова, которые он силился произнести, разобрать я не смог.

Мне стало трудно дышать. Желудок скрутило. Ощущая подкатившую к горлу тошноту, я бросился бежать вниз за помощью, к стойке регистрации, и со всей силы вдавил металлический звонок. Через минуту, зевая, ко мне вышел мистер Рот.

– Мистер Чейз? Все в порядке?

– Там мужчина умирает! – почти что заорал я.

Брови мистера Рота взлетели до линии роста волос, там и остались.

– Могу вас уверить, что в отеле никто не умирает, по крайней мере, сегодня, – сыронизировал он.

Я мысленно проклял администратора. У них в номере лежит покалеченный мужчина, а он не торопится прийти на помощь! Притопывая на месте от нетерпения и злости, я с силой хлопнул по стойке.

– Вызовите полицию и неотложку, скорее! – резкий тон заставил мистера Рота прийти в движение.

– Давайте для начала убедимся, что ему действительно плохо.

Сказав это, ничуть не спеша он вошел в лифт. Я выпрямил руки и сжал в кулаки.

– Мистер Чейз, что же вы застыли?

Всю дорогу до номера губы администратора кривила тонкая усмешка, которая вызывала у меня раздражение. Дверь в номер была заперта, что меня насторожило, ведь я совершенно точно оставил ее открытой. Мистер Рот вежливо постучал.