Текст книги "Дахштайн"

Автор книги: Юлия Макс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Парковка на Карловой площади оказалась забита, пришлось оставить машину далеко от дома. Красота Праги в сочельник сейчас вызывала во мне злость. Ночному городу, окутанному атмосферой идеального волшебства, было совершенно плевать на мои проблемы. Если бы ничего не произошло, мне бы казалось, что за каждым поворотом грохочут доспехами застрявшие в безвременье рыцари, а в конце переулка слышатся проникновенные молитвы, произносимые полушепотом, да мелькают силуэты в старых домах. Но теперь это исчезло, раздавленное жестокой и абсурдной реальностью. Дойдя до знакомых дверей, я увидел сидящую на ступеньках Чернову. Опять ведьминские фокусы или я параноик, а она словила такси, быстро домчавшее ее сюда.

– Мне нужно остаться с тобой до утра. Кардинал настоял.

Элишка встала, и я заметил, что ее лицо блестело от слез. На секунду во мне проснулась жалость, но я лишь молча прошел мимо, доставая ключи от входной двери. Как только я миновал порог, дом приветственно ухнул, будто случилось легкое землетрясение.

Я не верил в ведьм, но верил в то, что дом живой. Нет. Не правда. Я уже осознал, что колдуньи существуют, принял как факт после заключения на судне. Элишка вошла следом и закрыла дверь.

– Я в душ, – бросил через плечо и оставил ее в гостиной.

Горячая вода, разбиваясь о кожу, принесла облегчение. Я подставлял лицо под струи, закрыв глаза и опершись руками о стены. Пока не почувствовал легкий ветерок и моей спины не коснулись маленькие ладони.

Повернулся, ожидая увидеть Элишку, но в душе я был один. Постояв под горячей водой еще какое-то время, вышел и увидел на кафельном полу ванной комнаты чулок. Голову прошили образы того, как, целуя Чернову в оголенный живот, стягивал с ее ног кружевные аксессуары. Я потер глаза, и чулок исчез, словно его и не было. Обернулся на пустую душевую кабину. Перед мысленным взором предстала картина того, как я стоял с Элишкой в душе: сминал ее шелковую майку, а затем впивался поцелуем в губы. Ощутил все настолько ярко, словно это происходило на самом деле.

– Хватит, Дэн! – громко приказали мне, и я вынырнул из воспоминаний, снова оказавшись в комнате с мертвой Элишкой и невозмутимой Лилит: рыжеволосую я решил называть так.

Осознание, что Чернову задушили именно мои руки, накатило, и я прижал их к животу, в попытке подавить резкие спазмы. Мне было трудно глотать, будто я подавился.

Я стоял на месте, но мое тело раскачивалось, словно маятник. Руками я обнял себя за плечи, еле сдерживая крик. Сердце колотилось отбойным молотком, заставляя меня задыхаться. Закрыл глаза, считая про себя: «Раз. Два. Три. Ничего нет. Никого нет». Открыл, но картина не изменилась.

– Я. Это сделал я! – голос, вырвавшийся из моего горла, будто принадлежал загнанному зверю: задыхающийся и рычащий.

– Ты, конечно, ты, – безразлично рассматривая Элишку янтарными глазами, подтвердила рыжая.

– Я не был собой!

– Серьги-то нет, – зло ухмыльнулась она.

Паника. Она затапливает мои мысли, чувства. Меня рвет на пол. Поднимаю взгляд и не нахожу Лилит. Рыжая исчезла. Кидаюсь к зеркалу в прихожей, разбиваю его стоящей тут же вешалкой. После ношусь по всему дому и бью зеркала, коих десятки. Отовсюду слышу голос и издевательский смех Лилит.

– Беги, Дэниэль, беги. Скоро приедет полиция, и тебя арестуют за убийство, – говорит она. – Ты убивал ее с наслаждением, я видела. От судьбы не уйдешь, сладкий.

Вернувшись к Элишке, я зачем-то снова проверил пульс. Пять минут сидел, держа ее руку в своей, не в силах подняться.

Неужели я убийца?! По лицу потекли слезы. Кажется, я сошел с ума. Я отмел мысли самому позвонить в полицию и начал в какой-то мере себя оправдывать.

В тюрьму ни за что не пойду. Чернова тоже частично виновата, не нужно было постоянно крутиться вокруг меня, тогда бы ее смерти можно было избежать. Я просто разозлился на нее, еще и рыжая не оставляла меня в покое. Не хотел, но так получилось.

Снова послышались слова Лилит: «Беги!» Я почувствовал желание нестись прочь. Куда угодно, лишь бы больше не оставаться в Праге.

Не знаю, сколько времени я смотрел на черный экран мобильного, собираясь позвонить Филу, но так этого и не сделал. Вместо звонка я бросил телефон на пол и с силой наступил на него ботинком. На автомате я запихнул в рюкзак документы и пару вещей, накрыл девушку простыней и вышел. С трудом запер дом – долго не мог попасть ключом в замочную скважину, руки тряслись, как у старика в деменции. Город оживал в рассветной дымке, пражские шпили костелов словно парили в небе, а мощенные брусчаткой улицы ждали гостей. И никто из прохожих не знал, что за резными дверями Дома Фауста лежит задушенная мной девушка.

Боже, я недостоин жить. Что мне теперь делать?

Я завел машину и отправился в аэропорт Вацлава Гавела. Рыжеволосая отразилась в зеркале заднего вида, задумчиво разглядывая мое лицо. Я молчал. Повторял про себя, что она – всего лишь галлюцинация, плод моего воображения.

Меня лихорадило, то и дело прошибало холодным потом. Я твердил про себя: «Все будет хорошо. Нужно только уехать как можно дальше».

Не мог высидеть в машине, ерзал и стонал сквозь зубы. Звуки улицы и грохот мотора казались оглушительными, заставляя меня содрогаться всем телом. В аэропорту я попросил дать мне билет на любой ближайший рейс. Удивленная работница указала на табло. Шла регистрация на рейс в Австрию. Зальцбург.

Ниотинский

Мысли зудели в голове, мешая кардиналу заснуть до самого утра. Грегор редко упускал детали, но смех Лилит под сводами склада лишил его покоя, сдирая раны, что и так никогда не прекращали кровоточить, разве что покрывались безобразной коркой. Ниотинский звал ее, просил проявиться, но девушка была неумолима. Кардинала очень беспокоил и тот факт, что Дэниэль тогда увидел Лилит и решил довериться ей, чтобы убежать.

«Немыслимо!»

– Принесите мне видео с камер в тот момент, когда потомок Фауста сбежал с другом, – распорядился он, выглянув из спальни.

Получив требуемое, Грегор внимательно пересмотрел все события, случившиеся на складе.

«Крест, – пораженно застыл кардинал. – Мальчик больше не носит серьгу. Боже милостивый!»

– Послать к Дому Фауста двух служителей и быстро! – он выскочил из спальни, на ходу одеваясь. – Мы поедем следом.

Ниотинский набирал номер Дэниэля не один десяток раз, пока они ехали к нему, но абонент был недоступен. За окном оживала Прага, мелькали красно-серые трамваи. Люди спешили на работу.

«Поздно», – пронеслось в мыслях, едва он ступил на порог особняка, из которого выходили служители Ордена.

– Вы – живо в аэропорт. Мы едем в полицию. Подключу связи, чтобы объявить его в розыск. Он не мог уйти далеко.

Оставался еще один важный вопрос: почему Дэниэль не надел крест снова, ведь Филипп поднял его с пола?

Глава 9

Odi et amo.

Ненавижу и люблю.

Лилит

Пока мышка стремилась в пасть коту, я хотела посмотреть, что делает Орден. Как и ожидала, в этот раз охранные печати на земле не пропустили меня на территорию склада, поэтому я отразилась в окне припаркованной машины в центре Праги и стала следить.

Ниотинский вместе с телохранителем приблизился к авто. Тренированный воин учтиво открыл дверь, и Грегор сел на пассажирское сиденье, кутаясь в сутану.

– Ваше Преосвященство! – обратился он к кардиналу, показывая ладони.

Вот меня и рассекретили. Я ухмыльнулась, наблюдая, как бледнеет кардинал. На пальцах телохранителя желтела сера.

– Выйди! – коротко бросил глава Ордена. Ниотинский тоже вышел, а затем пересел на водительское сиденье.

Мы остались вдвоем.

– Лилит, покажись! Я знаю, что это ты, – попросил кардинал, устало выдыхая.

Наша с ним история длилась века. Ниотинского младенцем подбросили под ветхие двери монастыря в одной из деревень Англии. Грегор так и не узнал, откуда он и кто его родители. Знал ли Фер Люций? Скорее да, чем нет. Великий инквизитор интересовал его куда больше, чем Господин хотел показать. Грегор не старел, не болел и, вероятно, мог жить вечно. Он всегда ассоциировался у меня со жгучим ветром, дующим в ледяных горах. Грегор Ниотинский – единственный почти бессмертный человек, которого я знаю. И все же у каждого в этом мире есть свой срок годности. Грегору было пятьсот пятьдесят лет, и только последние сто он начал стареть. Несносный чистоплюй лишился Божьего расположения за то, что испытывал ко мне. Дьявольские оргии, как это бесило. Чтоб он сдох поскорее! Много лет тому назад я явилась ему, и Ниотинский пропал. Все мои попытки искусить его привели совершенно в другую сторону.

Гневно сверкая глазами, я появилась в зеркале заднего вида.

– Ну, здравствуй, Грегор, – прошипела я, напуская ужаса, но, как всегда, на кардинала это не подействовало.

– Лилит! – полувыдохнул-полупростонал он с мукой.

Его любовь была для меня как раскаленная лава. Физически обжигала.

– Перестань! – крикнула я, и Грегор отвел взгляд.

– Тебе не надоело служить ему?

Я раздраженно закатила глаза. Ниотинский уже однажды задавал этот вопрос. Казалось, Грегор знал, что я чувствую. Не понимаю, как такое возможно, но он знал меня лучше, чем Повелитель.

– Мальчик у тебя? – снова спросил кардинал, жадно всматриваясь в мое лицо.

– Да, как и суждено.

Я чувствовала, как кожу начинает печь от взгляда синих глаз. Грегор протянул руку и коснулся зеркала. Я зашипела. Кардинал отдернул пальцы и сжал их в кулак, будто стараясь удержаться от попытки извлечь меня из отражения.

– Зачем пришла?

– Позлорадствовать, – искренне ответила я, победно улыбаясь. – Ты так миндальничал с Дэном, что потомок сам угодил ко мне в руки.

– Дэниэль чист, он не останется у вас надолго.

При всей долгой жизни, наивная упертость, с которой Грегор верил в свои идеалы, раздражала.

– Посмотрим, святоша. Кому, как не тебе, знать, что я имею опыт в искушении добра?

Я медленно обвела языком губы, глядя на кардинала. Ниотинский, казалось, забыл, как моргать. Глаза зажглись, словно два сапфира. Дыхание Грегора изменилось. Зная, кто я, зная, что я, он не отказался от чувств ко мне. Прах его возьми!

– Я найду вас. Хочу увидеть тебя без зеркал, Лилит!

Выражение глаз кардинала напоминало взгляд больной собаки, когда хозяин решает добить ее. Мне хотелось вырвать ему сердце, чтобы не мучился. За несколько веков, что мы не виделись, его лицо прорезали морщины, молодость постепенно оставляла Грегора, но он оставался все тем же Великим инквизитором, который с наслаждением жег и топил ведьм в Бамберге.

– Если мы встретимся лично, обещаю, ты умрешь, Грегор. Так что осторожней с желаниями.

Не прощаясь, я испарилась с зеркальной глади и вернулась в «Дахштайн». Почему-то в этот раз его слова задели и вызвали давно забытые воспоминания.

Помню, как сейчас: Бамберг, 1630 год. Служанки затягивали мне корсет из китового уса, делая тонкую талию еще тоньше. Люций готовился встречать важных гостей. Тогда я была дочерью бургомистра Бамберга и самой завидной партией в округе.

На улице поднялась какая-то суета. Я сделала шаг к окну. Подъехал экипаж, запряженный взмыленными лошадьми, из которого гордо выступил молодой высокий мужчина. Я столько знала о нем еще до того, как он вышел. Грегор был ошибкой природы и Божьим помазанником. На широких плечах лежала бордовая мантия. Мое нутро дрогнуло, но я не шелохнулась. Великий инквизитор.

Фер Люций, а вернее, – Люц Хёле, как звали его в Бамберге, – играя роль бургомистра и моего отца, встретил гостя, а затем пригласил в особняк. Что ж, теперь мой выход.

Я отметила то, как он смотрел на меня. Взгляд Великого инквизитора прошел две стадии, начиная с удивления и заканчивая вожделением. Казалось, взглядом он ласкает мою кожу – так красноречиво смотрел Ниотинский. Замечу, что, следуя строгим правилам, мне почти удалось за белилами скрыть природную красоту, уродуя лицо, иначе бы мою персону в скором времени обвинили в колдовстве.

– Эмилия, моя любимая дочь, – обнимая за плечи, представил меня Люций.

– Покорен вашей красотой, фройляйн Эмилия. Жаль, что встретились мы при весьма печальных обстоятельствах. Грегор Ниотинский к вашим услугам.

Высокий, поджарый, он держался с благочестивым достоинством. Светло-русые волосы собраны в аккуратный короткий хвост, но главное – глаза. Опушенные густыми ресницами. Синие, как безоблачное летнее небо. Их глубина таила то, что нравилось мне в этих святошах. Инквизиторы – те же убийцы, только прикрывающиеся словом Божьим.

– Очень приятно. Для нас честь принимать таких гостей, – я присела в реверансе. Всего пара предложений, но от моего бархатного голоса у мужчины щеки покрылись мурашками.

«Ох, инквизитор, какой ты аппетитный», – мысленно облизнулась я.

– Слуги отнесут ваши вещи в приготовленные покои, – обходительно продолжил Люций. – Прошу оказать честь и на время судебного процесса поселиться в нашей скромной обители.

Грегору польстило предложение бургомистра, и, снова встретившись со мной взглядом, он с достоинством кивнул Люцию.

– Буду рад воспользоваться вашим гостеприимством.

Я лишь хмыкнула. Два жестоких убийцы меряются манерами. Один, играя роль строгого и чопорного хозяина Бамберга, а второй – святоши, Писанием заслоняющего жаждущую крови душонку.

– Позвольте предложить вам отужинать с нами, – Фер Люций всем видом изображал восторг от встречи с Великим инквизитором.

Ниотинский согласился, не сводя с меня глаз. Я усилием воли вызвала на лице легкий румянец, как и подобает благовоспитанной человеческой девице. Хм, возможно, это будет слишком легко. За столом речь пошла о причине его приезда, ведь инквизитора пригласил сам Люций.

– Ваше преподобие, как вы знаете, Бамберг славится строгостью нравов. Я с прискорбием хочу сообщить, что в моем славном городе творятся ужасные вещи.

Инквизитор наконец обратил внимание на бургомистра. Грегор заинтересовался и весь подобрался, словно гончая, учуявшая зайца.

– Продолжайте, – с нетерпением попросил он.

Люций играл свою роль великолепно. Изображая волнение, он сделал жадный глоток вина, покраснел и даже хлюпнул носом. Я мысленно аплодировала.

– У нас и до этого случались странности, но то, что произошло с детьми на прошлой неделе, убедило меня позвать вас.

– Я получил ваше письмо и незамедлительно прибыл. Мне нужны подробности, а также имена предполагаемых ведьм и где их можно отыскать, – Грегор деловито достал записную книжку и приготовился слушать.

Уголок губ Люция дернулся в злорадной ухмылке, но никто, кроме меня, этого не заметил.

– У нашего пастора, Сэмюэла Вайза, дочь и племянница заболели. Доктор не знал, как им помочь. Девочки кричали, издавали странные звуки, прятались под мебелью, принимали необычные позы. Когда пастор пытался читать проповедь, они затыкали уши, чего отродясь не было. Спустя несколько дней такие же симптомы появились у других детей, которые играли с девочками. В начале февраля наш местный доктор, Конрад Григгс, объявил, что все дети стали жертвами колдовства.

Пока Люций говорил, Грегор быстро делал записи грифелем в книжке. Глаза инквизитора лучились, а в уверенной позе сквозило нетерпение заняться тем, для чего он сюда прибыл.

– Да… Все признаки применения колдовства. Будем искать виновных.

– О, ее нашли очень быстро. В доме пастора служила рабыня по имени Магда. Дети донесли на нее, рассказав, что ранее она говорила им о колдовстве.

– Где она сейчас?

Говоря это, инквизитор не удержался и кинул на меня быстрый взгляд, а потом снова вернул внимание бургомистру.

– В темнице. Без вашего участия я не смог отдать женщину под суд.

– Мы вместе с пастором осмотрим ее тело на предмет дьявольских меток. Уверен, она в Бамберге не единственная. Их племя не живет поодиночке. Каждой ведьме необходим ковен.

Ведьмы. Нужно избавиться от них. Служительницы природы едут в Бамберг, потому что чувствуют зло и думают, что им по силам справиться с нами. Наивные дуры.

Инквизитор держался учтиво и поднялся в гостевые покои. Люций ловко достал свиток, взмахнул рукой, и на бумаге проступили чернильные слова – список неугодных Повелителю ведьм. Я взглянула мельком: «Тринадцать ведьм, хм… Символично». Последнее, кажется, произнесла вслух.

– Да, моя дорогая Лилит. Ты же знаешь, я обожаю символизм, – блеснул злорадной улыбкой мой Господин. Он протянул руку и цепко обхватил горячими пальцами мою шею.

– Повелитель? – сипло прошептала я, стараясь не дрожать от страха.

– Та маленькая ведьма, Клэр. Я видел, что ты к ней неравнодушна. Она так похожа на твою сестру, – прорычал он, и его глаза зажглись желтым. – Не вздумай, слышишь, даже не пытайся предупредить ее о грядущем!

От злости к моим щекам прилила кровь, и я сбросила его руку.

– Вы ошиблись. Я демон, у меня нет привязанностей.

На лице Повелителя не было ни одной эмоции, глухая стена, но она страшнее любого выражения. Когда Фер Люций не разрешал видеть свои чувства, это означало, что я теряю его расположение. Квадратная тяжелая челюсть, скрытая бородой, лента собранных в хвост волос, которая спускалась на сюртук, ровный нос над полными губами и канаты мышц, прячущиеся под одеждой, которые никак не могли принадлежать мужчине в возрасте – так выглядело зло во плоти.

Люций недоверчиво цокнул и приказал:

– Грегор твой. Можешь начинать.

Я склонила голову, давая понять, что услышала, и вышла из обеденной залы.

Когда на город опустилась любимая мной тьма, а особняк погрузился в сон, иногда поскрипывая стенами от ветра, я вышла из зеркала в гостевых покоях и склонилась над изголовьем кровати. Грегор крепко спал на спине, подложив руки под голову. Во сне безмятежность сменила строгость на лице. Моего носа коснулся запах металла и ладана. Я невольно поежилась, однако все равно нежно провела пальцами по его плечу и была тут же схвачена за кисть. К моему горлу он приставил клинок, но медленно отвел, рассматривая нагое девичье тело.

Я взяла ладонь Грегора и положила себе на шею, потянулась к нему, чтобы оседлать, но он нежно пробежал пальцами по коже и отдернул руку, отодвинувшись. Я снова попыталась погладить его, и снова Ниотинский сжал мою кисть, не позволив прикоснуться. Тогда мне не оставалось ничего другого, кроме как лечь рядом и ждать. Святоша, увидев, что попытки посягать на его тело закончились, повернулся на другой бок и мирно заснул.

Пришлось уйти через зеркало, чтобы вернуться в его сон на следующую ночь и снова получить отказ. На третью ночь Грегор дрогнул, сжав меня в крепких объятиях. То, что последовало дальше, стало для меня откровением. Никто никогда не ласкал мое тело так нежно, не прикасался с такой осторожностью. Вместо пыток и удушения, к которым я должна была его склонить, Грегор целовал меня так, что я отпустила вечный контроль. Всегда была главной во снах, но не с этим мужчиной. Я пыталась привести его к жестокости, правда, но каждый раз все заканчивалось жарким соитием. С Ниотинским я уже и не хотела по-другому: очарованная лаской, позволила себе вольность. Повелитель считал, что все идет по плану, но, напротив, все катилось в бездну. В светлое время суток Грегор отлавливал ведьм, сажая их в темницу, а ночи… Ночи были только нашими.

На исходе седьмого дня инквизитор не заснул, нет. Он влез ко мне в спальню. Служанка удалилась, а я стояла напротив зеркала в сорочке, расчесывая волосы гребнем. В комнате горел камин, и блики пламени, сплетаясь, танцевали на стенах. Письменный стол с тетрадями и книгами по архитектуре, которой я никогда не интересовалась: все здесь должно было соответствовать увлечениям Эмилии, дочери бургомистра. Кровать под балдахином манила прилечь, что я и намеревалась сделать. Успела сделать всего лишь шаг от зеркала, как в темном углу скрипнула деревянная половица. Судорожный вздох обжег висок. Я приготовилась к боли, думая, что Фер Люций пожаловал наказать меня, но нет. Это был Великий инквизитор собственной персоной.

– Эмилия, – выдохнул он, обнимая до боли.

Я ничего не объясняла, а он и не спрашивал. Темная сладкая ночь на двоих растаяла с рассветными тенями, когда Грегор прошептал:

– Я знаю, что ты такое! Ведьма! – и облил меня святой водой!

Меня. Святой. Водой.

Жалкий человечишка!

Я исторгла гортанный рык, отпуская на волю демоническое естество. Перед глазами расплывались красные круги, в ушах грохотало.

Ниотинский не знал, что святая вода обжигает демонов подобно кислоте. Моя безупречная кожа вмиг облезла вместе с мясом почти до кости на лице и руках. Я зарычала, являя себя настоящую.

В настоящем обличье мое тело было выше, кожа, словно панцирная броня, сверкала самой тьмой. Пальцы украшали длинные когти, а лицо… Лицо было моей гордостью. Человеческие черты там едва ли проскальзывали, а демонические были прекрасны: острые, как нож, скулы, маленький нос с широкими крыльями и полный клыков рот. Глаза черные, как глубокая ночь, светились красными зрачками.

О, Ниотинский испугался. Жаль, что всего на секунду.

– Ты демон, – утвердительно прохрипел он, доставая кинжал из сапога.

Его глаза настороженно следили за каждым моим движением, впрочем, как и мои.

«Я должна его убить! Сейчас же!» – пульсировало в мыслях, и я была согласна с внутренним голосом, но отчего-то медлила. Останавливало меня еще и то, что инквизитор тоже не спешил нападать. Во имя всего грешного! Я допустила ситуацию, из которой нам не выбраться. Убью Грегора сейчас – Повелитель разгневается, потому что тот ему еще нужен. Не убью – оставлю свидетеля своей ипостаси, и он будет пытаться прикончить меня.

– Да, сладкий, – успокаиваясь, ответила я низким голосом. Регенерация сделала свое дело. Раны затянулись, но еще болели.

Ниотинский застыл, рассматривая, как я меняю облик на привычный ему. Лицо Грегора словно закоченело в изумлении, он медленно моргал. Такое поведение у инквизитора я наблюдала впервые, и мне было любопытно, каким будет его следующий ход.

– Что же ты молчишь, Грегор? – спросила самым соблазнительным тоном и потянулась к нему. Ниотинский попятился, сжимая кинжал.

«Убей его! Убей!» – шептал здравый смысл. Мне хотелось почувствовать вкус его сердца, но я сжимала руки, до боли впиваясь когтями в кожу ладоней, и медлила. Медлила, глядя, как его русые волосы касаются плеч, как гневно сжаты губы и напряжены челюсти, которые вчера я осыпала поцелуями. Грудь Грегора часто вздымалась и опадала, и вчера я гладила ее, выписывая круги, пока он не заснул.

– Я… Мне нужно подумать, – ответил инквизитор, отступая. Шаг, два, и был таков.

Я села на постель и задумалась. Проблема. Повелитель спустит шкуру, если узнает, что Ниотинский видел мое истинное обличье. Значит, узнать он не должен. Грегор не смог ударить сразу, скорее всего, уже не убьет. Но оставлять его в живых нельзя. С одной стороны, Грегор понял, что я такое. А с другой – Повелителю требовался инквизитор для борьбы с ведьмами. Служительницы природы сильны перед Дьяволом, но и Бог их почему-то не любит.

Мой смех звонко прокатился по комнате. Бедняги. Ни то и ни се. К злу не примкнут и Богу не нужны.

Первая показательная казнь состоялась через неделю. Долгую неделю, в течение которой я предпринимала попытки убить инквизитора. Дважды я являлась в комнату Грегора через зеркало с намерением убить его во сне, но каждый раз нелепый ступор нападал на меня, едва я его видела. На третий раз я просто решила войти и сделать это. На третью ночь от момента, когда Ниотинский увидел меня в истинной ипостаси, приоткрыла дверь его комнат и проскользнула внутрь тихо, словно кошка. Он спал, ресницы едва заметно подрагивали. Я поймала себя на мысли, что лицо Грегора – самое прекрасное, на что мне доводилось смотреть за последние несколько веков.

«Убей! Вырви его сердце, и дело с концом!»

Я протянула руку, мои пальцы венчали черные когти, и почти дотронулась до упругих мышц голой груди инквизитора. Грегор молниеносно для человека схватил меня за кисть, удерживая. Он не издал ни звука, только смотрел прямо в глаза, будто понимал без слов. Я надавила, и хоть Ниотинский и прилагал усилия, но когти уже коснулись кожи. Судорожно выдохнув, не отрывая от меня сапфировых глаз, Грегор отпустил мою руку. Я опешила и впервые в жизни растерялась. Зачем он сдался? Чтобы что? Чтобы я его убила? Так просто? Почему?

Я сглотнула и почувствовала, как чернильные когти втянулись в пальцы. Грегор смотрел и смотрел, будто единственное в жизни, что ему хотелось – это глядеть на меня с нежностью. Судорожно выдохнув, я выбежала из его комнаты. Последние четыре дня сторонилась общества Ниотинского, дожидаясь казни ведьм.

На первую смерть мы обрекли простую швею Бамберга. Ведьмовских сил ноль. Но ее смерть должна была стать назиданием, последним предупреждением для колдуний. На самом деле обвинить кого-то в колдовстве было так же легко, как и дышать. Главной виной оказывался союз с Дьяволом. Главным доказательством были рассказы жертв и очевидцев. Стоило появиться не в то время, не в том месте, чтобы тебя назвали колдуньей. Фактически достаточно просто поругаться с соседями, носить отличающуюся одежду или вести отличный от общепринятого образ жизни. Ведьмы всегда выделялись необычной внешностью: белая, словно жемчуг, кожа, волосы, сотканные из тьмы, и такие же непроглядно-черные глаза. Или что было еще чаще: огненно-рыжие локоны и зеленые глаза, как у той, что показалась в кандалах. Бригитта Шварц с типичной ведьминской красотой считалась одной из самых сильных служительниц природы.

Казни, как и все городские собрания, проводили в костеле либо перед ним. Естественно, перед ним чаще, так как святое место довольно сильно жгло меня, но не Господина. Помост, рядом вековой дуб, позади здание церкви – вот и все место для действа.

Грегор хмурил лоб и машинально перебирал пальцами розарий[19]19
  Розарий – традиционные католические четки.


[Закрыть]. По пылающему взгляду, который он бросил на меня, поняла, что разговора не избежать. Мне следовало его убить, но после последней попытки я сомневалась, что смогу, и оттягивала этот момент. Кусала губы, ощущая тяжесть в теле и чувство, похожее на головную боль. Никогда не думала, что демоны склонны к болям смертных. Желая отвлечься от этих мыслей, я перевела взгляд на место казни.

Фер Люций, передав слово Ниотинскому, стоял возле деревянного помоста и сочился удовольствием, словно труп гнилью. Находясь по правую руку, я видела это в блеске его глаз и лукавой улыбке, которые время от времени проскальзывали на лице, когда Повелитель был уверен, что никто не видит. Он с предвкушением закусывал нижнюю губу, словно пробуя на вкус эмоции, разлившиеся в толпе и осевшие на его устах. Свои чувства Фер Люций скрыл за маской набожного губернатора, когда Бригитту повели на помост. Жители толпились возле него, норовя приблизиться вплотную. Городок наш был невелик, и каждый знал друг друга по именам. Мы с Господином славно обосновались в нем уже как год, пока не появились ведьмы.

Ведьма Шварц рыдала и вырывалась, но, увидев нас с Повелителем, неожиданно успокоилась.

– Покажите еще раз свидетельство ведьмовства! – громыхнул Грегор помощникам.

Девице задрали платье, продемонстрировав всем собравшимся «дьявольскую метку» в виде полумесяца под коленом. На самом деле так ведьм отмечала природа, а не Фер Люций. Моя метка была клеймом, а не родинкой, и находилась в сокрытом от чужих глаз месте.

– Виновна в колдовстве и общении с Дьяволом! Засим я, представляя священную церковь и инквизицию, оглашаю волю: предать тело огню, дабы очистить душу ее от скверны, – голос Ниотинского звенел в тишине, как стрела, выпущенная из арбалета: тихо и неминуемо смертельно.

Бригитта знала, кто мы, но не сказала ни слова, понимая, что тогда всем ее сестрам конец.

Я опустила ресницы, рассматривая подол платья, а когда подняла взгляд – к ногам ведьмы уже сложили хворост и поднесли зажженный факел. Минута, и тишину разрезал крик боли. Огонь от брошенного в хворост факела сразу же начал жадно лизать голые ступни девушки.

Сама виновата. Люций предлагал работать на него, а девка отказалась, как и другие ведьмы. Я наслаждалась представлением не меньше Повелителя. Впитывала каждый стон и крик горящей ведьмы.

Грегор

Лилит упорхнула с зеркала заднего вида, но Грегор еще несколько минут ждал, надеясь, что она не покинула его. Судорожно выдохнув, кардинал позвал хранителя обратно в машину и молча уставился в лобовое стекло.

«Тогда в Бамберге мы не убили друг друга. Не смогли. Неужели она стала еще более жестокой?»

Грегор мысленно вернулся в тот день, когда начал охоту на ту, что была ему всех дороже. В те времена Ниотинский был уверен, что ведьмы – пособники Дьявола. Вся католическая вера строилась на этом знании. Хотя за колдовство принимали и ересь. Как оказалось потом, еретики всего лишь выражали мнение, отличное от официальной позиции церкви.

Бамберг 1630 год

– Ведьмы больше не принесут вреда вашему славному городу. Я найду всех, – Грегор обернулся на бургомистра.

Лицо городского управляющего показалось Грегору странным. Кто-то на площади кричал: «Сдохни, ведьма», – кто-то испуганно отворачивался. Его же лицо не выражало ровным счетом ничего. Только в глазах плясали блики костра. На Эмилию Грегор старался не смотреть, хотя это было довольно трудно, он, словно посаженный на цепь пес, чувствовал ее присутствие, куда бы она не пошла.

«Как она могла оказаться демоном?» – он спрашивал себя постоянно и не мог забыть о дочери бургомистра. Церковь хранила довольно мало свитков о демонах и их силе. Эмилия приходила к нему во снах, но были ли то сны, или же он околдован? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Грегор не знал, как ее убить. Святая вода не нанесла серьезного вреда, и крест на шее не стал помехой для того, что они творили вдвоем. Связью с Эмилией Ниотинский запятнал свою веру до конца жизни.

Оставался открытым самый важный вопрос: знал ли бургомистр, кем была его дочь, а быть может, и сам являлся порождением бездны? Естество Грегора требовало уничтожить обоих, но он не ведал, как это сделать. Ответы Ниотинский мог получить в тайной библиотеке Ватикана, но, если он вернется, эти двое исчезнут, и ловить их по всей Европе будет непросто.

От размышлений его отвлек пронзительный взгляд Эмилии, который она бросила на вопящую ведьму. Грегор непроизвольно положил руку на эфес меча, лишь убеждаясь в необходимости убить ее. Самая желанная девушка в жизни Ниотинского наслаждалась криками ведьмы, на несколько секунд отбросив маску благочестивой горожанки.

Отужинав в доме бургомистра, инквизитор удалился в гостевые комнаты, ставшие временным убежищем. Когда особняк успокоился и его накрыла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием хозяев и слуг, Грегор, неслышно ступая, прошел к комнате Эмилии и замер в дверях. Его правая рука, сжимавшая массивный крест на шее, разжалась и легла на латунную ручку, а левая, слегка дрожа, держала меч.