Текст книги "Барская любовь (СИ)"

Автор книги: Янтарная Вишня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Юрочка временами слабину дает… люб ему Валериан был. И до сих пор угли рдеют. Так что не лезь, касатик. Без нас разберутся. Не снасильничает Юрочку граф, не под силу ему, и не в его привычках.

Минут через десять двери захлопали. У Ивана сердце оборвалось – Юрий Александрович ушел вместе с Валерианом. И горько, и больно, как было, когда барин жену забрал на первую ночь в господский дом. Нет, не так… тогда у Ивана меньше дерзости в душе гнездилось, не мелькала мысль свое силой вернуть. Иван отворачивался от заманчивых картинок: как легко сминается под пожарным багром тонкая сталь входной двери, как удивленно смотрит граф, оторвавшийся от разомлевшего Юрия Александровича… как хватает одного удара кулаком в висок – прицельного, точного, смертельного.

Греховные видения прогнал Юрий Александрович. Явился, шарахнул дверью со всей дури, раздеваться на ходу начал, швыряя вещи на пол. Позвал Ивана:

– Иди со мной в душ.

Дыхание обжигало, привкус язык щекотал. Иван целовал князя все крепче, старался хмель с губ слизать. Оторвался, потерся носом о подбородок, проверяя – «есть ли толк?» – и вздрогнул, будто плетью хлестнули. На шее у Юрия Александровича багровел свежий засос. Иван его сначала языком тронул, потом пальцами. Нет, не убирается. Юрий Александрович запотевшее зеркало ладонью протер, на себя глянул и помрачнел. Заговорил сбивчиво:

– Дурак я, каких мало. И винить некого. Не надо было соглашаться, лететь в Италию. Чуяло сердце, что боком мне эта поездка выйдет. И, вот, получил гранату… Мину замедленного действия, блядь!

Иван, как обычно, сказанного не понял. Юрий Александрович любил говорить загадками, если не приказ отдавал. Приказы были четкими и ясными. Их Ивану дважды повторять не приходилось. Вот и сейчас…

– Возьми свежую смазку, тот тюбик, что с цитрусовым запахом, – велел князь. – Соси и начинай меня растягивать. Только осторожно. Я в жопу давно не трахался.

Ивана в первый миг оторопь взяла. А потом задвигался. Приказали – делай. Сверху на голову вода текла – душ Юрий Александрович не выключал, водил себе по шее мыльными руками – смазка с пальцев капала, на пол ляпалась, но ничего, приспособился. Сосал Иван без изысков, как теля у матки, причмокивая. А князю почему-то нравилось.

Меж ягодиц лезть было боязно. Юрий Александрович ноги расставил, только Иван все равно шарил вслепую. Попал, стараясь рукой не дернуть, не навредить. Распялил дырку слегка, прислушиваясь к княжьему дыханию – окрикнет, ежели не по нраву. Дыхание тяжелело: все глубже, все чаще. Потом князь выдохнул сквозь воду и стон:

– Ноги не держат. Пойдем в кровать.

До кровати Иван князя на руках донес. Уложил аккуратно на спину, любуясь, ожидая – дальше что велят? Юрий Александрович хмыкнул, колено к груди прижал, под бедро себя подхватывая, и пробормотал:

– Ты как ни разу не женатый, Ваня. Не стесняйся, еби. Это одинаково – что мужика, что бабу.

Соврал Юрий Александрович. В жену елда мягко заходила, а в княжий зад еле-еле, хоть и по смазке. По Ивану пот градом тек – боялся бедрами двинуть, до упора вставить и порвать. Втискивался, раскачивался. Князю, похоже, это по нраву было. Сдавливал Ивану плечи, стонал: «Живей, живей!..» И выпросил залупу по самые яйца – Иван сдерживаться больше не смог, выебал князя крепче, чем жену.

Миловались потом недолго – Юрий Александрович, разморенный хмелем и ласками заснул на середине поцелуя. А Иван лежал, смотрел на засосы, которые поставил поверх метки Валериана. Разукрасил князю и плечи, и шею, и за ухом багровое пятно посадил. Как бы утром не схлопотать – такую роспись ни спрячешь, ни прикроешь. Оказалось, зря волновался. Утром Юрий Александрович с Пантелеичем о чем-то шептался. Ругались оба вполголоса, а потом князь голос повысил, сказал:

– Я, если кого-то выбрал, ни по углам не прячусь, ни юбкой жены свои грешки не прикрываю. Пусть сплетники языки почешут. Глядишь, Валериану донесут. Пусть утрется.

Пантелеич вдруг нахмурился:

– Так вы, Юрочка Александрович, только из-за этого? В пику? Чтоб досадить?

Князь смутился:

– Ты как ляпнешь!.. Нет, конечно. Давно хотелось. С первой ночи хотелось. А Валериан пусть знает. Знает, что холопу дают полюбовно то, что он требует принуждением.

Иван княжьи слова и так, и так вертел. После обеда улучил момент, отвел Пантелеича в сторону, расспросил, нависая и сжимая за локоть. Тот руку вырывал, пыхтел, ломался… потом выложил, что знает. Недаром князь Италию поминал, не вчера это всё завертелось.

В Италии праздновали графские именины. Стукнуло ему прошлой зимой два пятака подряд, повод для гулянки и фейерверков. Юрочка Александрович приглашение получил, сначала не собирался, вдруг передумал и на Лазурный берег улетел. Праздновали с суровым воинским размахом – шипучку с водкой мешали. Князь Пантелеичу говорил, что ему в бокал что-то подсыпали, не могло от одного «северного сияния» так разобрать. После третьего бокала – провал. В себя пришел меж двух эфиопов, разогнал их пинками – не понравилось, что тискали. Спать в свой номер ушел: в банкетном зале уже все подряд свальным грехом занимались – кто с девицами, кто с юнцами, кто с эфиопами.

– А вчерась граф фотографии предъявил, – мрачно сообщил Пантелеич. – На них и Юрочка наш, и эфиопы, и карлики в срамном белье. Все в обнимку, никому не вставляют, у Юрочки глаза закрыты. Только разве поверит кто, что в беспамятстве был? Граф обещал фото эти в сеть выложить, если князюшка наш ему опять откажет. Сказал, что ему по-любому выгода – или Юрочку выебет, или топовым блогером на пару дней станет. Князюшка наш ему по зубам съездил, не удержался…

«Только вчерашней зуботычиной дело не закончилось, – догадался Иван. – Валериан ждет, что князь угрозой проникнется, в койку к нему прыгнет. А князь вместо этого холопу дал. Как бы эти фото прямо сегодня в сеть не полетели».

– Ваня! – неожиданно строго сказал Пантелеич. – Ты глупости-то из головы выбрось! Ишь, потемнел, набычился. Помни: без нас разберутся. Не нашего ума дело.

Иван покивал, не мрачнея – радуясь. Богородица решение на рушнике поднесла. Придется, конечно, грех на душу взять, только ради князя ни душу, ни тело на поругание отдать не жалко.

Выполнить задуманное удалось на закате. Пантелеич готовил, сверяясь с поваренной книгой, громко жаловался на отсутствие крепких кухонных девок. Князь в гостиной с документами работал. На особо громкие причитания Пантелеича откликался: «Ничего, у тебя руки еще не отсохли!», потягивался и брался за очередную бумагу. Иван выскользнул из квартиры бесшумно, прикрыл дверь без щелчка и шороха, проверил, легко ли выходит из ножен боевой нож. Поднялся по лестнице на двадцать третий этаж, позвонил в дверь. На вопрос: «Кто?» ответил: «Меня Юрий Александрович прислал».

Граф Валериан открыл без страха. Оглядел Ивана с головы до ног, скривил разбитые губы:

– Он что, твоей жопой откупиться надумал? Я холопов взамен не беру, ни поштучно, ни дюжинами.

«Не прознал, что князь мне вчера подарок дороже воли сделал».

Иван улыбнулся, ввергая графа в оторопь, переступил порог и закрыл за собой дверь. Двух движений хватило, чтоб графу руку заломить и нож к яйцам приставить – не зря инструктора Ивана хвалили.

– Где фотографии?

– Да как ты смеешь, тварь смердячая…

Иван ругань слушать не стал, ножом в яйца кольнул. Сговорились быстро – граф свои срамные причиндалы ценил выше любых фотографий. Распечатки Иван за пазуху сунул, флешку – в карман. Ноутбук на всякий случай утопил в ванной. И оба телефона Валериана туда же отправил. Протесты не слушал, обрывал движением ножа. Перед тем как прощаться, располосовал и брюки и трусы, слушая причитания и клятвы – больше, мол, нигде копий не осталось. Валериан побелел, как полотно. Похоже, правду говорил.

Угроза в спину прилетела, когда Иван к двери пошел.

– Тебе не жить, – сипло пообещал Валериан. – У него денег и связей не хватит тебя спасти. Он увидит, как ты под шпицрутенами подыхаешь. А я посмеюсь. Ты этого добивался, смерд?

– Мне всё равно, что будет, – честно ответил Иван. – А Юрию Александровичу не придется ни под кого ложиться. Он свободным рожден. Таких, как он, нельзя принуждать.

Валериан не побледнел – позеленел от злости. Иван развернулся, на площадку вышел, оттуда на лестницу. Сначала пошел, потом побежал, прыгая через две ступеньки. Дело будет сделано, когда Юрий Александрович флешку и распечатки в руки получит, а пока рано варежку разевать.

Князь, увидев добычу, в лице переменился. Выдохнул:

– Ваня! Да ты что?.. Ты его?.. Валериан жив? Или ты его убил?

– Жив он, – вопрос как ножом по сердцу резанул – переживает, значит, за своего графа.

– Жив… – Юрий Александрович скомкал распечатки, чиркнул поднесенной Пантелеичем зажигалкой. – Значит, уже в полицию звонит. Так…

Иван хотел сказать, что прямо сейчас граф никуда не звонит – телефоны-то утоплены, но промолчал. Флешка хрустнула, превращаясь в крошево пластика и металла. Часть обломков Юрий Александрович положил на горящие распечатки, усиливая вонь. Раздался пронзительный звон пожарной сигнализации.

– Три минуты на сборы. Пантелеич, звони Трофиму, пусть высылает вертолет.

– А прятать Ваньку где будем?

– У отца в имении, где же еще, – собирая бумаги в папку, пожал плечами князь. – В ноги упаду, унижаться буду. Позволит. Оттуда его не заберут, папенькино имение даже спецназу не по зубам.

К лифту вышли споро, без паники, с минимумом вещей. Поехали вниз, глядя на залитый закатным солнцем Хмурной. Горы принимали опускающееся солнце в темное лоно, небо укрывало ежевечернее таинство рыжими облаками – от нескромных глаз.

– Спасибо, Ваня.

Князь хмурился, и Иван поспешил его заверить:

– Ничего я вашему Валериану не сделал. Только ножом попугал, пообещал, что яйца отрежу.

– Да провались он пропадом! Гори в аду за свои интриги! Не о нем печалюсь!

– А?.. – заикнулся Иван и тут же осекся, сообразил – из-за неприятностей, которые будут, если прознают, что князь помог ему сбежать.

– Мир хотел тебе показать! – Юрий Александрович ударил кулаком по стеклу. – В Париж свозить, в ту же Италию! А теперь придется до конца дней в имении прятать. Валериан сдохнет, а ориентировки на тебя останутся!

Княжий удар произвел неожиданный эффект. Башня содрогнулась, лифт заскрежетал, не доехав до земли, и остановился. Второй взрыв с клубами дыма выбил часть стены, на стеклянную кабину обрушилась лавина осколков – металл вперемешку с бетоном. Одна из стен хрустнула, покрылась слоем трещин.

– Вышибай! – заорал Юрий Александрович. – Не врал Мирза, угнали и напали!

Выход пробивал Иван, а прыгнул вниз вторым, следом за князем. Тот приземлился неудачно – перекатился, уткнулся лбом в обломок балки и затих. Иван поднял князя с земли, молясь, чтоб лицо мокло кровью из-за царапины, понес, слушаясь Пантелеича:

– Три квартала вперед, там, за кафе, на стоянке, запасная машина!

Взрыв – груда обломков – жадный треск пожарища – выстрелы – взрыв – пыль – гарь. Что-то ударило в бок – тупо, больно. Иван пошатнулся, но устоял – не время раскисать, драгоценная ноша на руках. Князь застонал, дернулся.

– Сейчас, уже-уже, сейчас… – приговаривал Иван, укладывая его в джип.

– Сам садись! – подстегнул криком Пантелеич, севший за руль. – Валим, пока обломками не засыпало!

Джип рванул вперед, сбивая шлагбаум. На стоянку хлынул водопад из стекла и бетона.

– Что там с Юрой? Перевяжи, – лихо выворачивая на встречную, крикнул Пантелеич.

Иван достал и разорвал индивидуальный пакет, провел салфеткой, стирая кровь.

– Только кожу рассек. Сейчас я…

– Не надо ничего, – зашевелился князь. – Сами-то целы?

– Я в норме, – отрапортовал Пантелеич.

– А ты?

Иван пощупал бок – мокро, больно. Соврал: «И я в норме». Чтобы не беспокоился князь. А потом обернулся, глянул в заднее стекло на «Свечку Богородицы» и обомлел, забыв о ране. «Свеча» горела, зияя некрасивыми дырами. Удар – взрыв…

– Мирза предупреждал, что террористы собираются передвижные ракетные комплексы захватить, – простонал князь. – Вот и захватили.

– Предупреждал? – переспросил Иван, у которого почему-то начало темнеть в глазах.

– И я начальство предупреждал. Только никто не поверил. Хорошо, с Трофимом заранее о вертолете договорился. Вырвемся. Заберут.

Иван откинулся на сиденье. Грохот и взрывы отдалились, словно кто-то прикрыл окно на шумную улицу. Пантелеич что-то сказал про вертолет, князь убрал салфетку ото лба, позвал: «Ваня! Ваня!» Впереди загорелось складское здание, ветер погнал клубы дыма по дороге. Черный дым мгновенно пробрался в машину и заполнил салон.

«Странно, – подумал Иван. – Темно, а запаха нету».

…Потолок был ровным, белым, как христово яичко, готовое к покраске. Иван пошевелился, принюхался. Пахло розами.

«Неужто в рай попал? Нет, не пустили бы».

– Очнулся, касатик?

Пантелеич оторвался от планшета, взглянул на Ивана – сквозь розы, стоявшие на тумбочке возле кровати.

– А?..

– Мы уже извелись. Врачи сказали – рана пустяковая. Для такого медведя, как ты. Зашили, наркоз правильно отмерили. А ты почему-то в себя не приходишь. Я Юрочке уже сообщение сбросил, он сейчас приедет. Эй-эй! Лежи смирно, не поднимайся!

Потолок завертелся и потемнел.

Второй раз Иван очнулся на закате. В обществе потолка, роз, Пантелеича и Юрия Александровича, спавшего в кресле. Иван долго смотрел на задравшуюся штанину, носок, полоску кожи и черный туфель. Князь скорчился в кресле, поджав ноги, лежал щекой на кулаке и выглядел, как ангел. Ангел с маленькой, почти зажившей царапиной на лбу.

– Юра, голубчик! – позвал Пантелеич. – Просыпайся, а то он сейчас опять сомлеет и не поздороваетесь.

– М-м-м?

– Ваня очнулся!

Юрий Александрович взвился, ужом проскользнул на край кровати, сел, упирая лоб в лоб. Иван привычно замер – «будут ругать, не будут?» Князь лбом посильнее уперся и быстро-быстро заговорил. Говорил о пожаре, сглодавшем «Свечу» до остова, о сгоревшем Валериане, о «вольной», которую получит Иван, потому что его признали негодным к действительной службе. О том, что Иван теперь не только вольный, но и вдовый – бывшего его барина и жену отравил кто-то из дворни, отомстив за измывательства. Говорил о Париже – дался ему этот Париж! – и о каком-то далеком городе Дании, где сначала надо переспать, а потом жениться. То есть, переночевать, а свадьба на следующий день.

Зачем князь рассказывает о своей женитьбе, Иван догадался – чтобы холоп надежд не питал. И ведь не питал, а почему-то обидно стало, аж глаза защипало.

Первым обиду заметил Пантелеич. Сказал:

– Юрий Александрович, притормози. Он ничего не понимает. Он о том, что есть страны, где мужики женятся, и не догадывается. Ты ему постепенно свои планы объясни, с историческими экскурсами.

Князь замолчал, только в глаза смотрел, да по щеке гладил. Иван о ладонь потерся, спросил:

– Получается, я зря графа ножом в яйца тыкал, и так бы все сгорело?

– Может, и сгорело бы, – подумав, ответил Юрий Александрович. – Только и мы бы сгорели. С восемнадцатого этажа не выпрыгнешь, это тебе не лифт неподалеку от земли. И вертолет бы не вызвали. Террористы, кроме ракетных комплексов, джеммер захватили, который блокирует все радиосигналы. Аккурат возле «Свечки» стоял. Пантелеич позвонил, а следом связь отрезало. А не улетели бы… ты бы точно кровью истек. Или расстреляли бы нас на выезде из города.

– Значит, не зря согрешил.

– Не зря, – уверил его князь и снова лоб в лоб уперся.

Иван подумал, что женитьба, наверное, не завтра, и несмело потянулся за поцелуем. Пантелеич нахально запечатлел сие действо на айфон.

– Ты маменьку как-нибудь деликатно подготовь, – попросил Пантелеича князь, устроился поудобнее и по-хозяйски поцеловал Ивана, заставляя забыть о сгоревших свечах, внезапном вдовстве и даже о вольной. С Юрием Александровичем и в неволе хорошо было, а как без него на воле жить – бог весть.

– Не сомневайтесь, сделаю все в лучшем виде, – пообещал тот и вышел за дверь.

…Пост вышел в русский топ за пятнадцать минут. Названием Пантелеич не озаботился, просто поставил три точки. Да он и текстом не озаботился – вывесил три фотографии и прикрепил голосование.

На первой фотографии князь Юрий Александрович и Иван соприкасались губами, прячась за пышной алой розой. На второй – упоенно целовались без всякого цветочного обрамления. Третье фото показывало читателям валявшийся на линолеуме черный туфель и скомканный носок.

Многовариантное голосование предлагало три пункта:

«Юрочка хорош!»

«Ванечка пригож!»

Лидировала третья, синяя полоска, под словами: «Честнымъ пиркомъ да и за свадебку!»

Пантелеич лениво отслеживал комментарии, дожидаясь одного-единственного пользователя ЖЖ, чье мнение его действительно волновало. Княгиня Оболенская появилась в треде через час, сияя кошачьей аватаркой, и гневно написала: «Пантелеич, быдло ты неотесанное, ты меня как-нибудь деликатно подготовить не мог?»

«Не обучен, барыня!» – принимая игру, ответил он, и приготовился к длинному обмену комментариями, в которых княгиня будет обещать ему порку на конюшне, а он – униженно вымаливать прощение.

Вольную Пантелеич получил, когда Юрию Александровичу стукнуло четырнадцать лет, но в сети – а частенько и в реале – предпочитал прятаться под маской крепостного. С холопа-то какой спрос?

Во второй вкладке Пантелеич просматривал входящие сообщения, выбирая рекламодателя для следующего поста. Авиакомпанию, соблазнявшую его бесплатными билетами в Данию, он отверг щелчком мыши.

«Тиффани» с новой серией мужских обручальных колец привлекали больше.

«Ванечка же у нас бриллиант? – спросил себя Пантелеич, и сам себе ответил. – Бриллиант. Только неограненный. Так следующий пост и озаглавлю: «Бриллианты красноречивее любых слов».