Текст книги "Холодная Зима (Агония 2)"
Автор книги: Werewolf
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Странно… – сказал я – Еще бы не странно… Но самое главное. Как только Беляковский узнал про результаты экспертизы, он сразу замолчал. Наглухо. И стал требовать тебя. Сказал, что у него есть информация, очень серьезная – но ни с кем кроме тебя он разговаривать вообще не будет. Вот так вот.
– Это нарушение – сказал я – я не имею права его допрашивать – Согласен – кивнул шеф – нарушение. Но ты ведь можешь просто с ним поговорить без протокола – в этом никакого нарушения нет. Впрочем, решай сам.
Когда я отказывался. Лезу во все тяжкие…
Москва
Следственный изолятор N 2
"Бутырская тюрьма" 25 августа 1978 года.
По роду своей деятельности мне часто доводится бывать в следственных изоляторах.
И каждый раз я выхожу оттуда вымотанный и эмоционально на нуле. Видимо сама атмосфера следственного изолятора, вековые биоволны беды, скопившиеся в этих стенах, действуют на всех людей, кроме тех, кто тут работает – но это видимо особенные люди.
Пока ждем пропуска, расскажу анекдот. У одной дамы – следователя восьмилетняя дочь, на уроке, где рассказывали, у кого чем родители занимаются на вопрос, а чем же занимается твоя мама выдала: а моя мама – все по судам да по тюрьмам. Все были просто в шоке.
– Оружие есть? – высунувшись в окошко, спросил замурзанный УИНовец (управление исполнения наказаний, тогда подчинялось МВД, а не Минюсту как сейчас. Охрану же осуществляют внутренние войска – прим автора) – если есть, сдавайте!
– Нету оружия – буркнул шеф – а побыстрее пропуска выписывать нельзя? Пятнадцать минут копаетесь.
– Нельзя – буркнул УИНовец, на лице которого отпечаталось навсегда выражение "не мешайте работать, суки!" – Твою мать – тихо проговорил Александр Владимирович – совсем тут распоясались, как я погляжу. При всех строгостях, чай и водяра в камерах не переводится.
Охраннички…
– Через пару минут в "кормушку" (окошко в двери. В камерах через такие передают пайку, поэтому их и называют "кормушка" – прим автора) просунули наши удостоверения и временные пропуска.
– Пошли… – как-то по блатному усмехнулся Александр Владимирович – у меня тут кум (заместитель начальника колонии по режиму – прим автора) знакомый.
Повидаемся…
Бутырка, бутырка… Для некоторых – как дом родной, для некоторых – каторга.
Место концентрации зла и боли, пропитавших эти стены настолько, что у непривычного человека здесь начинает болеть голова.
У первого пропускного пункта к нам прикрепили прапора внутренней службы, который и повел нас, подобно проводнику у Данте по кругам Бутырского ада…
Первым миновали "трюм" – огромное, отделанное кафелем помещение, с огромными дверями, которые никогда не были открыты одновременно. Здесь проходила разгрузка и первичная сортировка тех, кому не повезло угодить в СИЗО. Сейчас в этом помещении было пусто и гулкие шаги по кафелю создавали эхо, гулявшее в закрытом помещении. Миновав "трюм" мы пошли зарешеченными, перекрытыми решетчатыми дверьми во многих местах коридорами к кабинету местного "кума", майора внутренней службы Александра Васильевича Петухова.
Об этом человеке можно рассказать и подробнее, ибо жуткая его слава вовсю гуляла в криминальных и околокриминальных кругах. Бутырского абвера (оперчасть – прим автора) боялись даже самые отмороженные блатнюки.
Вообразите себе человека, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом девяносто пять килограммов. Причем, в этих девяноста пяти килограммах нет ни грамма жира – только кости и тренированные мышцы. Как-то раз кум Петухов на спор с блатными загнул вокруг своей талии лом. "Ломом подпоясанный" – в среде блатных это один из высших рангов.
Сама по себе фамилия "Петухов" (петух – так в местах не столь отдаленных называют пассивного педераста – прим автора) могла вызвать в блатной среде массу насмешек, если мы не ужас, внушаемый синим (синие – уголовники. Название происходит от татуировок, которых на коже бывает так много, что человек и впрямь кажется синим – прим автора) обладателем этой фамилии. Одного удара кума хватало, чтобы незадачливый блатной надолго отправился на больничную койку с сотрясением мозга, а то и чем похуже.
Кабинет "кума" был обставлен просто и незатейливо – крашенные зеленой краской стены без единой картинки на них, железная дверь за которой скрывался санузел, стол, который, наверное, помнил еще сталинские времена, два больших железных шкафа. В углу – сделанные по заказу, крашенные серебрянкой две двухпудовые гири.
И, наконец, сам кум – майор внутренней службы Петухов, сидевший за столом на железном стуле, сделанном на заказ в промзоне одной из колоний.
Нас он встретил радушно, с Калининым поздоровался за руку (от моего взгляда не укрылось, как Александр Владимирович поморщился, видимо рукопожатие было крепким), мне же он только кивнул.
– За кем?
– Беляковский, по валюте – коротко ответил шеф – А, этот… – протянул Петухов, взялся за телефонную трубку, по памяти набрал нужный номер – я его в чистую хату поместил. Такие же хозяйственники, как и он, сидят. В черной хате, их бы петухами сделали (в камере, где власть у уголовников их бы изнасиловали – прим автора). Не любят синие хозяйственников. Сейчас приведут. Вам тет-а-тет нужен?
О как! Какие слова оказываются, начальники оперчастей знают. Тет-а-тет…
Александр Васильевич коротко кивнул.
– Пойду, пройдусь…
С этими словами майор Петухов, накинув на плечи подобно бурке форменный китель, вышел из кабинета.
– Кто будет допрашивать?
– Попробую я – сказал Александр Владимирович – но если он упрется – тогда работай ты.
– Я же не знаю по этому делу ничего – сказал я – Самое главное – запомни то, что он тебе скажет, с остальным потом разберемся.
Кажется, ведут…
Зиновий Ефимович Беляковский, несмотря на то, что провел несколько дней в СИЗО, сломленным совсем не казался. С сидельцами я по роду деятельности встречался часто и многие, попав в СИЗО приходили в ужас и уже на второй день готовы были взять на себя все, вплоть до покушения на Ленина. Зиновий Ефимович же, судя по всему, был слеплен совсем из другого теста…
– Наручники снимать? – поинтересовался конвоир?
– Снимайте – махнул рукой Александр Владимирович Со скрипом захлопнулась дверь. Растирая запястья, Зиновий Ефимович опустился на стул.
– Как видите, следователя Соболева я вам привел, товарищ Беляковский – официальным тоном начал Калинин – теперь очередь ваша. Что имеете сообщить следствию?
– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – твердо сказал Беляковский Мы с шефом переглянулись. Крепок… И ведь на самом деле говорить не будет – к гадалке не ходи.
– Товарищ Беляковский – сделал последнюю попытку Калинин – дело в том, что дело веду я. Сергей Владимирович вас допрашивать не имеет права, он не может быть следователем по данному делу и вам не хуже чем мне известно, почему.
– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – повторил Зиновий Ефимович – если нет, отправляйте обратно в камеру…
Мда…
– Хорошо… – Александр Владимирович тяжело поднялся со стула, прошагал к металлической двери, стукнул по ней. Дверь сразу же открылась, конвоир ждал снаружи. Кивнув мне, Калинин вышел из кабинета. Я и Зиновий Ефимович Беляковский остались в кабинете одни. Сразу повисло тяжелое молчание…
– Ты не думай…
– Что? – переспросил я – Ты не думай – тяжело сказал Беляковский – я к тебе не в претензии. Сам натворил, сам и расплачиваться должен. Хотя и выбора то у меня, по сути, не было.
Наташку жалко… Ты ведь следователь, проследи, чтобы не обижали, ладно…
– Хорошо – кивнул я – прослежу не переживайте… Зиновий Ефимович – Вот и хорошо – какой то странной улыбкой улыбнулся он – тогда мне и помирать не страшно…
– Умирать – удивился я – почему умирать?
– Потому что мне не жить – тихо и твердо проговорил Зиновий Ефимович, проговорил таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже – не жить. Не дадут мне до суда дожить, Сережа…
– Да бросьте Зиновий Ефимович – нарочито небрежным тоном произнес я – что с вами случится. Вы в нормальной камере сидите, не с уголовниками. С чего вы так паникуете?
– Я не паникую – тем же тоном сказал Беляковский – поэтому и позвал тебя. Люди, которые меня под вас подставили, меня рано или поздно убьют. Скорее рано. Те шавки магазинные, которые на меня наговаривают – все это не просто так организовано, Сережа, понимаешь?
– Нет – сказал я, потому что действительно ничего не понимал.
– А хочешь понять? – тем же странным тоном спросил Зиновий Ефимович – Хочу – ответил я – Ну, тогда слушай…
– Бред… – недоверчиво протянул Калинин, когда я вкратце рассказал содержание разговора с Беляковским – ахинея полная. Он что из-за этого тебя звал?
– Мне показалось, что он это бредом не считает… – осторожно проговорил я – Да, брось… – расхохотался шеф – это обычная залепуха (ложь – прим автора). А я то как дурак уши развесил… Он просто решил развести кого-нибудь и с этого поиметь. Тебя он выбрал, потому что ты моложе и знаешь его дочь. Вперед наука.
Поехали…
Москва 26 августа 1978 года С утра я проснулся с жуткой головной болью, ломило все тело. Заснул я только в час ночи после того, как второй раз выпил снотворного. Весь вечер я думал над рассказом Зиновия Ефимовича Беляковского. Выглядел он полным бредом и попыткой отмазаться от серьезных обвинений (а они действительно были серьезным, фальшивая валюта это тебе не шутки), можно было как и шеф посмеяться и забыть, но… что то не давало мне забыть. Именно потому что этот рассказ по уму казался бредом я и верил в него – для отмазки можно было бы придумать и что-то поправдоподобнее.
С утра для того, чтобы прийти в себя, потребовалось самое сильное средство из всех какие были – йеменский кофе. Его присылал отцу друг из Йемена – какой-то советник. Каждый месяц он с оказией посылал нам посылки из Йемена, прежде всего хороший зерновой кофе. Как я узнал от ценителей – в Йемене вообще выращивают лучший в мире кофе, правда, достать его почти невозможно. У меня же он был и в немалых количествах…
Сойдя с трамвая, я неспешно шел к зданию генеральной прокуратуры, когда сзади вдруг раздался визг тормозов. Сделав шаг в сторону я обернулся – метрах в пяти от меня стояла черная "Волга", с переднего пассажирского сидения мне махал Калинин. В недоумении я подошел к машине.
– Что случилось?
– Садись, нет времени – оборвал меня Калинин Я забрался на заднее сидение, машина резко рванула с места.
– Что случилось? – повторил я – Беляковский умер.
Начальнику оперчасти
СИЗО N 2 г. Москвы
Майору внутренней службы
Петухову А.В.
РАПОРТ
Довожу до вашего сведения, что сегодня 26.08.78 г. в помещении N 137, где содержатся осужденные, ожидающие этапирования к местам отбывания наказания, мною был обнаружен труп Беляковского Зиновия Ефимовича со следами насильственной смерти. К содержавшимся в камере осужденным были применены спецсредства.
Старший наряда ДПНК
Лейтенант внутренней службы
Пивоваров К.С.
Следственный изолятор N 2
"Бутырская тюрьма" На сей раз, нам не выписывали пропуска вообще – машина резко развернулась, подрулила к воротам трюма и просигналила. Ворота со скрипом отъехали в сторону, Волга проскочила внутрь и остановилась. Рядом с дверь, ведущей по внутренние помещения СИЗО нас ждал тот же провожатый, что и вчера.
Подходя к кабинету начальника оперчасти, мы услышали вскрик и какой-то грохот.
Наш провожатый показал рукой на дверь и удалился, Калинин подошел к двери и постучал – Кто там?! – приглушенно рявкнули изнутри – Калинин – отчетливо сказал Александр Владимирович За железной дверью раздалась ругань, тяжелые шаги, наконец, дверь открылась, и в коридор высунулся майор Петухов. Вид у него был слегка встрепанный.
– Уже знаете что ли?
– Знаем – спокойно сказал Калинин – Заходите, раз так – махнул рукой Петухов – заодно эту мразь послушаете.
В углу кабинета, сломанной куклой лежал невысокий человек в форме, из носа тонкой алой полосой подтекала кровь.
– Что это ты так лютуешь? – спокойным тоном поинтересовался Калинин – Что лютую? – переспросил Петухов, шумно дыша носом – ты не слышал этого петушка, что он пел тут прямо перед твоим приходом. Сука.
– И что же он пел?
Человек в углу пошевелился, застонал…
– Да бред полный – рявкнул Петухов, поднимая за шкирку конвойного из угла и с размаху сажая на железный табурет – ты прикинь, он оказывается, перепутал!
Перепутал, твою мать! По ошибке сунул Беляковского в камеру с блатными, с беспредельщиками! Нет, это же надо, б…, так ошибиться?! И как своевременно ошибиться! По нему Генеральная прокуратура следствие ведет, и тут вдруг Ваня наш ошибся! Так, твою мать?!
Человек в форме поднял перемазанное кровью лицо и мы увидели, что он еще очень молод – двадцать пять, не больше. Типичное, русское крестьянское лицо, веснушки, большие, оттопыренные уши…
– Ошибся я. Извините… – с трудом проговорил он – Ах ты… – Петухов замахнулся снова, но шеф резким движением удержал его руку – Остынь. Я сам.
Майор Петухов сплюнул на пол, хотя по меркам тюрьмы это считалось святотатством, наклонился к надзирателю – Слушай сюда чушкарь – прошипел он – если ты не завяжешь мне фуфло толкать, я тоже ошибусь. По ошибке затолкаю тебя в пресс-хату к ворам и ключ потеряю. Тебя же падлу на кусочки порежут и в парашу спустят! А я тоже скажу: ошибся, извините.
Понял, сучонок?!
– Остынь, тебе говорю! – в голосе шефа явно прорезался металл.
– Ладно… – Петухов выпрямился – давай, коли его. Я пройдусь пока, воздухом, б… подышу. А если он дурака валять не перестанет – так я его и в самом деле в хату к ворам определю. Он же от них бабло берет – вот пусть теперь с ними взасос поцелуется…
Громко хлопнула дверь.
– Сереж, извини… – проговорил шеф – ты не мог бы нас оставить наедине с…
Иваном?
Через час – Бред – недоверчиво сказал Петухов, выпустив в воздух густой, ядреный клуб дыма – он тебе фуфло прогнал, на жалость решил давить, сука. Очко на кон ставлю – врет. На самом деле он потихоньку чай, водяру сюда таскал, а теперь ему кто-то бабло отвалил – вот он и ошибся. Я эту мразь насквозь вижу!
– Я вчера выслушал одну историю и сказал что это ложь – спокойно сказал Калинин – а вот теперь человек, который ее рассказал в морге лежит. И ложью эта история уже не кажется – да вот поздно. Подумай, может ты сейчас такую же ошибку совершаешь, как и я – вчера?
– Ладно, пойдем в кабинет – скривился Петухов – я хочу сам этого придурка послушать…
Иван сидел на стуле перед столом кума, рядом на столе лежал окровавленный платок, видимо Калинин дал. Сейчас он пил воду из стакана, даже от двери была слышна как зубы выбивали дробь об край стакана…
– Давай рассказывай! – заявил Петухов, садясь за свое рабочее место – да не тушуйся. Ты меня тоже пойми – если каждый ошибаться начнет, так как ты ошибся, изолятор в бардак превратится. А мне это надо? Вот я и вспылил. Значит, говоришь, у тебя мама болеет?
– Да… – тихо произнес Иван – Чем?
– Болезнь почек… Очень тяжелая…
– Аналогичный случай был на Минской пересылке – хохотнул Петухов, но тут же оборвал смешок – и что дальше?
– Нужны лекарства… Импортные… У нас их не достать… Я пытался…
– Так… – понимающе кивнул майор Петухов – и к тебе кто-то подошел и предложил достать лекарства, в случае если ты, конвоируя Беляковского, вдруг ошибешься камерой. Так?
Опустив голову, Иван кивнул – И теперь мы подходим к самому интересному – победным тоном заключил Петухов – я думаю, что до этого ты мне не врал, так не ври и дальше. Кто был тем провизором, который пообещал достать тебе лекарства? Только не говори, что его лицо ты плохо запомнил в темноте – иначе я опять могу выйти из себя. А у меня рука тяжелая. Итак, это был…
– Бриллиант… – обреченно выдохнул Иван – Подумай хорошенько Ваня – ласково сказал Петухов – ну какой Бриллиант? Если ты имеешь в виду вора в законе по кличке "Бриллиант" – так он, родной у нас чалится.
И нахрена ему все это надо, скажи мне? У него что, других забот мало? Даю тебе вторую попытку. Итак, это был…
– Говорю вам, Бриллиант – выкрикнул внезапно Иван – я правду вам сказал.
Бриллиант это был. Я согласился и в тот же день в почтовом ящике две упаковки лекарства нашел. Бриллиант пообещал, что если я ему помогу – то он мне двухгодичный запас лекарства устроит.
– Врешь! – начал краснеть Петухов.
– Саша! – жестко сказал Калинин – давайте-ка выйдем все!
Фыркнув, Петухов направился к двери, мы двинулись за ним.
– Полный бред! – возмущенно сказал Петухов, едва закрылась дверь кабинета – это не может быть Бриллиант!
– Почему? – спросил я – Да потому! – взорвался Петухов – Бриллиант вор в законе! Образование у него три класса и два коридора! Какие нах… швейцарские лекарства, он про них и не знает ни хрена! Если к нему в руки любые лекарства попадут – он сожрет просто целую упаковку, чтобы забалдеть вот и все! И еще. Ну, нахрена Пете Бриллианту, простите, это все надо? Он Беляковского и не видел ни разу, тот не шерстяной (приговоренный воровской сходкой к смерти – прим автора). На кой черт Бриллианту организовывать смерть человека, которого он ни разу не видел и который ему и на х… не нужен?
А?
– Может и не нужен… – задумчиво протянул шеф – а может и очень даже нужен. Ты вот что Саня. Посади-ка Ваню в отдельную камеру. И чтобы никого рядом не было, можешь даже у нее отдельный пост выставить. Или в блок смертников посади, там охрана самая серьезная. Но чтобы такого, как произошло с Беляковским, с Ваней не произошло с гарантией. А я с Сергеем поеду в прокуратуру, подумаю. Потом приеду.
Добро?
– Пойдет…
Документы подлинные
Особая папка
N СТ109/31И от 08.01.1974 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Секретариата ЦК Коммунистической Партии Советского Союза Об обращении к руководителям группировок Народно-Демократической Партии Афганистана «Парчам» и «Хальк» 1. Утвердить текст обращения к руководителям группировок «Парчам» и «Хальк» и направить его в Кабул по каналам КГБ при Совете Министров СССР (прилагается).
2. С текстом обращения ознакомить совпосла в Афганистане.
Выписки: т. Андропову, Пономареву Результаты голосования: "ЗА" – секретари ЦК т. Суслов М.А, Долгих В.И., Капитонов И.В., Катушев К.Ф., Кириленко А.П., Кулаков Ф.Д., Пономарев Б.Н., Устинов Д.Ф., Пельше А.Я.
Текст директивы совпослу в Афганистане
Кабул Встретьтесь с К. Бобраком и Н.М. Тараки и передайте в отдельности следующее:
"В Москве с глубокой тревогой относятся к сообщениям, поступающим из Кабула о продолжающейся взаимной борьбе между фракциями "Парчам" и "Хальк". Эта междоусобная борьба носит, к сожалению, затяжной характер, ведет к ослаблению обеих фракций, Вносит раскол в ряды прогрессивных сил, в демократическое развитие страны в целом.
Создавшееся положение может радовать только внешних и внутренних врагов Республики Афганистан, организующих антиправительственные заговоры, саботаж и другие враждебные действия, стремясь реставрировать прежние порядки. В этой сложной обстановке все прогрессивные силы, руководствуясь интересами страны и ее народа, должны отбросить прочь разногласия и объединить свои усилия на оказание всемерной помощи республиканскому режиму, укреплению его социальной базы, на организацию отпора внутренней и внешней реакции. Только совместными усилиями всех прогрессивных и патриотических сил можно добиться успеха в этот ответственный для Афганистана период.
С текстом настоящего обращения ознакомьте совпосла в Афганистане.
Об исполнении доложите.
ЦК КПСС
Об обращении к руководителям группировок Народно-демократической партии Афганистана «Парчам» и «Хальк» В соответствии с Постановлением ЦК КПСС N… от… Международному отделу ЦК КПСС совместно с ПГУ КГБ при Совете министров СССР поручено направить руководителям Народно-демократической партии Афганистана «Парчам» – Кармалю Бобраку и «Хальк» Нур Мухаммеду Тараки обращение с призывом сосредоточить свои усилия на оказании поддержки правительству в укреплении социальной базы республиканского режима и борьбы с реакционными силами.
Проект обращения к К. Бобраку и Н.М. Тараки прилагается.
С КГБ при СМ СССР (т. Мортиным Ф.К.) согласовано С текстом обращения целесообразно ознакомить совпосла в Афганистане Проект постановления ЦК КПСС прилагается Зам.зав. международного отдела ЦК КПСС Р.В. Ульяновский
N 25-С-2
От 02.01.1974 года
Москва
Здание генеральной прокуратуры 26 августа 1978 года – Попал я!… – заявил шеф, плюхнувшись за стол в своем кабинете.
– Да уж… – протянул я – еще непонятно, как вы за задержанного отчитываться будете. Он же за вами числится. И дело, считай в развале.
– Да это-то все ерунда… – махнул рукой Калинин – отпишемся. А вот то, что я нюх потерял – это несомненно. Сейчас бы я Беляковского ох, о многом спросил бы – да время ушло. Безвозвратно.
Александр Владимирович пальцами открыл стоящую на столе бутылку Боржоми, с каким-то остервенением глотнул.
– Ладно. Давай-ка еще раз прокрутим, что он успел тебе сказать. Значит, он говорит, что в стране существует налаженная сеть по вывозу теневого капитала за рубеж. Так?
– Так – кивнул я – и более того. Беляковский уверен, что эта сеть контролируется сотрудниками КГБ.
– КГБ… – задумчиво повторил Александр Владимирович – контора глубокого бурения.
Давно мы с ними не сталкивались, ой, давно… И что-то у меня нет никакого желания с ними сталкиваться опять.
– У меня тоже – сказал я – Но придется – подытожил шеф – просто так я все это не оставлю. Если числящегося за мной задержанного убивают – это просто так у них не пройдет.
Беляковский рассказал тебе о том, кто держал с ним контакт?
– Рассказал…
– Тогда поехали! – шеф вскочил со стула – Куда? – недоуменно произнес я – В ЭКЦ (экспертно-криминалистический центр – прим автора). Попробуем нарисовать фоторобот.
Москва Экспертно-криминалистическое управление МВД СССР 26 августа 1978 года Пока мы ехали к экспертно-криминалистическому центру, я напряженно размышлял, снова и снова перебирая в голове все то, что сказал мне Зиновий Ефимович Беляковский при нашей последней встрече. Если тогда мы отмахнулись от его слов – то теперь отмахиваться просто не имели права.
Итак, деньги. Верней переправка денег за границу. По словам Беляковского ему предложили участвовать в этой системе с 1975 года. И предложил ему это ни кто иной, как Никоненко Рафаил Ильич, на тот момент заместитель начальника управления торговли г. Москвы, который курировал продовольственную розницу.
Зиновий Ефимович на тот момент был руководителем райпищеторга в одном из центральных районов города Москвы. Благо комиссия за перевод была просто смешной – десять процентов от суммы. И принимали все – золото, рубли, валюту.
Ну, хорошо. Допустим. Это еще могло быть. В это я мог поверить – торговая мафия становилась сильнее с каждым годом – они вполне могли наладить канал переправки денег и ценностей за границу. Но дальше он рассказал такое, что не укладывалось в голове.
Осенью 1976 года его… завербовали! Да, да, именно завербовали. Звали куратора Владислав Валерьевич и он был сотрудником госбезопасности. Верней, Беляков сначала не знал, что этот самый Владислав Валерьевич является сотрудником госбезопасности, не знал до тех самых пор, пока тот не попросил написать расписку о добровольном сотрудничестве. Деваться, как вы сами понимаете, Беляковскому было некуда.
И свел этого Владислава Валерьевича с Беляковским тот самый человек, который принимал ценности и деньги у Беляковского. Причем принимал внаглую, прямо в здании Внешэкономбанка СССР, особо не скрываясь и не стесняясь. Судя по всему, там это было обычной практикой. Звали этого человека Борис Моисеевич и он был ответственным сотрудником Внешэкономбанка СССР.
Расписка Я, Беляковский Зиновий Ефимович, исходя из высших интересов партии и народа, добровольно соглашаюсь сотрудничать с органами советской государственной безопасности. Для конспиративного общения выбираю псевдоним "Грузин". Мне разъяснено, что в случае разглашения информации, ставшей мне известной в связи с этим сотрудничеством я могу быть осужден по соответствующим статьям УК РСФСР, и ко мне могут быть применены соответствующие меры наказания – вплоть до смертной казни.
З.Е. Беляковский Зиновий Ефимович полагал, что деньги переводят ему на счет в швейцарский банк.
По крайней мере, он, пользуясь связями еврейской общины, попросил проверить – и пришел ответ, что деньги на счете на самом деле были. Значит, система работала, обманом она не была.
Развязка наступила совсем недавно – Беляковский просто решил бежать из страны.
Наталью с матерью он отправил в Ленинград, чтобы оттуда по своим каналам переправить в Финляндию и дальше. Сам собирался бежать на днях – тут его и взяли.
Как же это все понимать?
Москва 26 августа 1978 года
Кабинет руководителя
Подразделения "Спектр" КГБ СССР – Докладывайте…
Руководитель "Спектра", полковник Кондратьев Игорь Викторович вообще был человеком необычным – чем сложнее была ситуация, тем он становился спокойнее.
Внешне. Своих чувств и эмоций он никогда не проявлял – правда, от его спокойствия знающие люди непроизвольно ежились. Вот и сейчас – майор Головнин непроизвольно откашлялся – во рту все-таки пересохло…
– Основной источник информации нам удалось блокировать. Причем раз и навсегда, утечка информации более невозможна.
– Источник успел передать кому-либо информацию?
– Вообще то мы сработали быстро… – замялся майор – Но… – подсказал ему Кондратьев – Но со следователем он успел встретиться.
– Кто у него следователь?
– Дело ведет следственная бригада. Руководитель – старший следователь по особо важным делам Калинин Александр Владимирович.
– Калинин?! – тут выдержка изменила полковнику, он даже привстал на стуле – ты уверен?
– Уверен – несколько недоуменно подтвердил майор – Калинин Александр Владимирович Кондратьев опустился на стул, желая заполнить чем-то возникшую в разговоре паузу, достал носовой платок и вытер лоб. Калинин…
– Значит, Калинин… – проговорил он – а следователя Соболева в этой бригаде, случайно нет?
– Нет – Ты уверен?
– Уверен, товарищ полковник. Никакого Соболева там точно нет, там три следователя и никакого Соболева. Я точно помню!
– Хорошо. Держи информацию под контролем, постарайся узнать, кто посещал Беляковского в тюрьме и о чем они разговаривали. Иди.
Когда Головнин покинул кабинет, полковник Кондратьев встал, подошел к окну, выглядывающему во дворик здания. Окно, если приложить к нему руку, неприятно вибрировало – таким образом, достигалась защита от подслушивающих устройств, считывающих информацию по лазерному лучу на окне – такие устройства уже были разработаны, хотя и в единичных экземплярах. Готовилась и защита от них.
Калинин…
Москва, Лубянка 26 августа 1978 года
Кабинет председателя КГБ СССР К председателю КГБ СССР полагалось записываться на прием заранее и приходить точно вовремя. Именно так. Сидеть в приемной, ожидая момента, было дурным тоном – поэтому генерал Журавлев, записавшийся на прием еще вчера, входя в главные ворота основного здания на Лубянке, бросил взгляд на часы и отметил, что у него есть лишние три минуты. Значит, можно идти и помедленнее…
В кабинет председателя он прошел сразу, не ожидая в приемной, секретарь увидев его просто коротко кивнул и указал на дверь. Вздохнув воздуха как перед прыжком в бассейн с вышки, Журавлев пошел вперед…
То, что он до сих пор работал в КГБ, было просто чудом. Несколько лет назад, в семьдесят первом, именно он отвечал за операцию против "Контура" – группы заговорщиков в системе МВД и армии. Операция закончилась чудовищным провалом – документы, свидетельствующие о причастности КГБ СССР к покушению на Леонида Ильича Брежнева, оказались у "Контура", а потом были переданы в ЦК КПСС.
И что сделал Брежнев? НИЧЕГО Он не сделал ровным счетом ничего, он даже не заговорил с Андроповым насчет этих документов. В свое время точно также он поступил с Михаилом Андреевичем Сусловым, когда тот на пару с Шелепиным и Мазуровым готовились поднять бучу на очередном пленуме ЦК и сместить Брежнева со своего поста. Брежнев тогда тоже никак не наказал главного вдохновителя и организатора этого заговора Михаила Андреевича Суслова – и с тех пор никто не служил ему вернее и преданнее, чем Суслов. То же самое он попытался и проделать и с Андроповым – единственным евреем в Политбюро.
Но Андропов повел себя по-другому. Первым делом, когда он понял, что гроза благополучно миновала, и ему ничего не грозит, он распорядился прекратить все активные действия против семей Брежнева, Щелокова и других членов "Днепропетровской группы". Вместо этого он поручил осторожно и тщательно собирать информацию, документировать все грешки, мелкие и крупные и… ничего не предпринимать. Вся информация накапливалась и клалась под сукно.
А грешки были. Назову тот, которым грешили многие жены влиятельных людей. В СССР происходили регулярные и значительные повышения цен на золото и золотые изделия.
Решения об этом принимались на самом высоком уровне – и вот Галина Брежнева и Светлана Щелокова, которая была на семнадцать лет моложе мужа, взяли такую моду: за день до повышения цен они являлись в ювелирный магазин на Арбате, директор которого был их хорошим знакомым, и скупали все золото. Все, которое было. А как цены повышали – сдавали его в магазин обратно, уже по новым ценам. Конечно, на фоне того, что творилось потом, в девяностые годы, эти гешефты выглядели не более чем милой шалостью, но для тех времен это было очень и очень серьезно.
Параллельно, был запущен проект по дискредитации остального состава политбюро, тех, кто может побороться за власть с Андроповым. Дискредитация шла по двум направлениям: еврейство и здоровье. По Москве, да и не только по Москве ходили, передаваясь из уст в уста самые невероятные сплетни. Каждому из членов Политбюро – Гришину, Кириленко, Устинову, Черненко, даже Суслову была придумана еврейская фамилия. Ходила масса слухов и анекдотов о здоровье, как самого Леонида Ильича, так и его приближенных – что кому-то помогают встать с туалета охранники, что кого-то вносят на носилках на заседание Политбюро. На самом деле это была ложь – Брежнев например, охотился почти до самой своей смерти, а какой охотник из больного человека? Тем не менее – чем более дикими и неправдоподобными выглядели эти самые слухи, тем больше верили в них люди.
Если бы кто-то проанализировал все ходящие по стране слухи и кривотолки, то выяснил бы одну вещь: в них никогда не упоминался Андропов. И это несмотря на то, что по матери он был Файнштейн, а болезнь почек терзала его все время, пока он руководил КГБ, фактически из всех членов Политбюро он был самым больным. И, тем не менее – ни в анекдотах, ни в слухах он почти не упоминался. Всеми слухами "занималось" пятое, идеологическое управление КГБ СССР, которое возглавлял Филипп Денисович Бобков (впоследствии ставший начальником службы безопасности у М.Б.