Текст книги "Black and White (СИ)"
Автор книги: voragus
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
«Мы обязаны в этой жизни сделать всего три вещи: родиться,
умереть, а в промежутке между двумя этими событиями —
быть счастливыми».(с)
***
– Элизабет Уайт, пройдите в кабинет директора. Повторяю: Элизабет Уайт, пройдите в кабинет директора!
Громкий голос одной из послушниц, раздающийся через небольшие старые радио-колонки, висящие под потолком, эхом прошелся по классу, в котором занимались воспитанники приюта при католическом монастыре имени Святой Девы Марии.
Элизабет, услышав сообщение, удивленно вскинула голову. Дождавшись кивка старшей монахини, сгребла все учебники в старую, потертую сумку и быстро вышла из класса, стараясь не обращать внимания на провожающие ее презрительные взгляды. Лиз Уайт не любили не только в этом интернате, но и во всем их крошечном городе. Поначалу маленькая Лиззи старалась понравиться сверстникам, но все ее попытки были тщетны. Несмотря на светлую улыбку, лучезарный взгляд и добрый характер, ее пинали и отталкивали все вокруг, включая некоторых насельниц, послушниц и даже монахинь. Как объяснил старик Кристофер – садовник при монастыре, все дело было в людских страхах и неприятии кого-либо, отличного от окружающих. Лиз стала всеобщим раздражителем только потому, что отличалась от остальных слишком разительно своей уникальной внешностью.
Пожалуй, единственными близкими людьми Лиззи за одиннадцать лет пребывания в монастыре стали лишь директор Коллинз и старый садовник Кристофер. Мать-настоятельница тоже относилась к ней с изрядной долей показного дружелюбия, но после некоторых событий, имевших место быть около четырех лет назад, сама Уайт не могла позволить себе подпустить эту женщину ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
Это случилось в декабре две тысячи десятого года, аккурат в канун Рождества. Лиз провела весь день на городской площади, рассматривая пестрые витрины магазинов, украшенные фасады домов, вдыхая аромат имбирной выпечки, которым буквально пропитался воздух. Она будто купалась во всеобщем одухотворении и воодушевлении, даже те люди, которые обычно хмурились, стоило ей пройти мимо, сейчас дарили свои счастливые улыбки. Опомнилась она только к вечеру, когда сумерки поглотили весь город, а снегопад усилился вдвое. Холод пробирал до костей, и от него не спасала ни легкая куртка на пару размеров больше, доставшаяся Лиз «по наследству» от предыдущей владелицы – старшеклассницы Мэри, которую удочерили в начале лета, ни хлипкие кеды, готовые в любой момент развалиться на части.
Уайт шмыгнула носом, сильнее натянула вязаную шапку, смахивая налипшие на нее снежинки, и ускорила шаг – двери приюта были открыты до восьми вечера, а часы на высокой башне показывали, что до закрытия осталось всего несколько минут. Разумеется, опоздавшую воспитанницу никто не стал бы ждать, а провести ночь перед Рождеством на морозе Лиз совершенно не хотелось.
Добравшись до забора монастыря, Лиз разочарованно выдохнула. Заветная дверь находилась всего лишь в десяти метрах, но Уайт, к сожалению, опоздала – калитка была закрыта на замок, следовательно, и в здание ее никто уже не пустит. Не зная, что делать, она шагнула вперед, но внезапно застыла – со стороны главного входа в монастырь шел напряженный священник, обеспокоенно разглядывая заснеженную улицу, а за ним с нечитаемым выражением лица семенила мать-настоятельница.
Лиз юркнула за большое дерево у забора, боясь, что ее заметят. Она почти перестала дышать, когда служители подошли совсем близко к ее укрытию. Высунув голову, она заметила, что мистер Коллинз по-прежнему не отрывает взгляд от широкой улицы, ведущей к центру города.
– Святой отец, не стоит так переживать, – произнесла монахиня, скупым движением поправив головной убор и раздраженно отмахнувшись от снежинок, летящих в лицо.
– Вам следует проверить остальных детей, сестра, – беспрекословно заявил священник и по совместительству директор интерната.
Настоятельница скривилась, возмущенно всплескивая руками.
– До каких пор вы будете покрывать эту взбалмошную девицу, Святой отец? Я устала наблюдать за тем, как вы потворствуете и покровительствуете этому ребенку!
– Кто-то ведь должен это делать, – совершенно спокойно ответил директор. – От вас, я смотрю, такой привилегии не дождаться.
– Да как вы смеете? Я отношусь ко всем детям одинаково! – возмутилась сестра.
– Ко всем, кроме Элизабет. – Коллинз тяжелым взглядом окинул вмиг сжавшуюся монахиню.
– И, признаюсь честно, мне совершенно не понятны причины вашего поведения.
– Я… – сестра запнулась, нервно сцепив пальцы.
– Вы взволнованы? – Святой отец удивлённо вскинул брови. – Нет, вы боитесь. Ребенка.
Сестра виновато опустила взгляд и обхватила себя руками.
– Вы не можете меня осуждать. Только не после той ночи, когда к нам ее привезли! Ее кожа, глаза – это ужасно! Никогда прежде такого не видела. Она – монстр!
Лиззи, прекрасно слышавшая каждое слово старших, судорожно вздохнула и прижалась щекой к стволу дерева, не обращая внимания на ледяную корку и небольшие острые выступы. Горькие слезы жгли глаза. Она не раз уже слышала в свой адрес каждое слово, произнесенное матерью-настоятельницей, но до этого дня и не подозревала, что, помимо сверстников и других воспитанников приюта, ее презирают и боятся служители.
– Немедленно прекратите! – Лиз вздрогнула. Она никогда в жизни не слышала, чтобы директор повышал на кого-либо голос. А теперь, судя по напряженной позе и сжатым в тонкую полоску губам, он был не просто зол, он был в бешенстве. – Кто позволил вам нести этот бред, сестра? Элизабет Уайт – чистый и невинный ребенок с прекрасной душой. Вы – вот, кто самый настоящий монстр, а не это дитя. Взгляните на себя, вам должно быть стыдно не только перед Господом, но и перед девочкой, которая вам ничего плохого не сделала.
– Святой отец… – лихорадочно пробормотала монахиня. – Простите, я…
– Уходите, сейчас же. Нам не о чем больше разговаривать.
Ту ночь Лиз провела в раздумьях. Если раньше ей казалось, что она одна на всем белом свете, то теперь явное покровительство Святого отца будто теплой волной омывало сердце.
Разговаривали ли о ней Коллинз с матерью-настоятельницей еще раз, Уайт не знала, но уже спустя некоторое время монахиня стала относиться к ней с большей теплотой, нежели раньше. Несмотря на все попытки поладить, Лиз видела явную фальшь в ее поведении, и от этого было больнее всего. Нетрудно было держать дистанцию после услышанных из уст монахини слов.
Несколько позже в жизни Лиз появился Кристофер. Старик всегда работал в монастыре, помогая с садом и небольшим огородиком, находящимся за зданием интерната. Местные дети сторонились его, так как Кристофер наводил на них ужас одним своим видом: лицо его было испещрено глубокими морщинами, правый глаз отсутствовал, а на щеке был грубый рубец, ползущий вниз по шее и исчезающий за воротом неизменной хлопковой рубахи. Кристофер был высоким, сутулым и очень худосочным. Он часто ворчал и кряхтел, но к Лиззи относился почти с отеческой нежностью.
Они познакомились в тот год, когда местный хулиган и задира попытался повысить свой авторитет за ее счет – его звали Микки Вильнус, и он первый положил начало «охоте на мышь». Как оказалось, желающих поучаствовать в жестокой игре было много. Они гнались за Лиз почти час, пока не потеряли след. В это же время Уайт сидела на дереве, стараясь даже не дышать. Дерево было не высоким, но ветвистым, поэтому ей и удалось остаться незамеченной.
Когда преследователи, разочарованно переговариваясь, ушли, Уайт попыталась слезть, но у нее ничего не вышло – нога крепко застряла между двумя прочными ветками. Внезапно ее лодыжку схватили крепкие пальцы, а саму Лиз будто подкинуло в воздух, мир сделал сальто перед глазами – и вот она уже стоит на твердой земле, испуганно зажмурившись. Когда она открыла глаза, прямо напротив стоял старик Кристофер, недовольно глядя на нее.
– Спасибо, – запнувшись, произнесла Лиз. Не зная, чего ожидать от старика, она опасливо шагнула назад.
– Чтоб я тебя здесь больше не видел, ребенок. Только почву мне портите своими глупыми играми и беготней, – проворчал старик и потряс в воздухе старой, облезлой метлой.
– Это была не игра. – Уайт тряхнула головой, неожиданно даже для самой себя смело глянув на садовника. – Со мной никто не играет обычно.
Старик прищурил здоровый глаз, задумчиво почесал затылок и прицокнул языком. Развернувшись, он зашаркал в сторону небольшой сторожки, находящейся в нескольких десятках шагов от них; когда он почти дошел до двери, то внезапно обернулся.
– Овсяное печенье.
– Что? – удивилась Лиз и даже шагнула вперед, боясь ослышаться.
– По вторникам я пью чай, но только с овсяным печеньем. Другого не признаю.
Лиз почувствовала, как невольная улыбка растягивает ее губы.
– Я приду! – воодушевлённо воскликнула она. – И печенье принесу, нам на каждый завтрак по две штуки дают!
Старик что-то проворчал и исчез за обшарпанной дверью. Лиз еще долго стояла посреди сада, широко улыбаясь.
С тех пор в ее жизни многое изменилось. И старик Кристофер, и Святой отец Коллинз стали для нее пусть странной, но все-таки семьей. Все они были одинокими людьми, нашедшими утешение друг в друге.
Лиз встряхнула головой, отогнав старые воспоминания, и ускорила шаг. Она была искренне удивлена вызову директора, обычно Святой отец не беспокоил ее во время уроков. Постучав в деревянную дверь, Лиз дождалась приглашения и вошла внутрь.
– Добрый день, Элизабет, – улыбнулся директор, откладывая бумаги. – Присаживайся.
– Святой отец, – приветственно кивнула Лиз, садясь на стул напротив стола. – Зачем вы хотели меня видеть?
Коллинз сцепил руки в замок, пристально взглянув на воспитанницу.
– У меня есть для тебя важная новость касательно обучения в колледже. – Лиз подалась вперед, недоуменно моргнув. – Да-да, ты не ослышалась, это имеет к тебе непосредственное отношение. Как ты знаешь, ежегодно наш монастырь отправляет одного из воспитанников-старшеклассников в частный колледж-интернат. В этом году честь выбрать ученика комиссия предоставила именно мне, и мой выбор пал на тебя. Я хочу, чтобы ты собрала вещи и была готова отправиться в путь уже завтра.
– Нет, – Лиз покачала головой. – Я никуда не поеду!
– Элизабет! – строго сказал священник, но видя, что его тон не возымел нужного эффекта, смягчился: – Лиззи, дитя, я хочу, чтобы именно ты выбралась из этого места. Все дети здесь достойны того, чтобы поступить в колледж. Но ты, ты особенный ребенок, и не спорь со мной.
Уайт сглотнула ком, застрявший в горле, пытаясь сдержать предательские слезы.
– Но мы же все обговорили, я стану послушницей, потом пройду обряд пострига в монахини, буду жить здесь и заботиться о вас и Кристофере. Пожалуйста, сэр, не отправляйте меня туда.
– Лиззи, – Коллинз встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Уайт. – Ты не невеста Христа и никогда ею не станешь. Это место не для тебя, поверь старику, который знает тебя с малолетнего возраста. – Он аккуратно приподнял ее за плечи, призывая подняться со стула, и, когда Лиз встала, крепко, по-отечески, обнял. – Пообещай мне, что проживешь яркую и интересную жизнь. И никогда сюда не вернешься, разве что только для того, чтобы проведать друзей. А о Кристофере не беспокойся, я позабочусь о старике.
– А как же вы? – всхлипнув, произнесла Уайт. – Кто позаботится о вас?
– Дитя, поверь, я не буду здесь одинок. К тому же, мысли о том, что ты будешь встречать каждый новый день с улыбкой на лице, сделают меня намного счастливее, нежели если я эгоистично позволю тебе остаться здесь и так и не познать сладость свободной жизни. Ты очень разочаруешь меня, если будешь все время прятаться в своей скорлупе. Дай людям шанс узнать, какой дивный цветок они принимают за дикий сорняк.
Лиз покорно кивнула и уткнулась лбом в плечо священника.
– Я буду скучать, – едва слышно, будто стесняясь своих слов, произнесла она. – По вам обоим.
– А уж мы-то как будем, – хихикнул Коллинз. – Боюсь, старик меня поколотит, когда узнает, что это именно я отправил тебя в колледж. Но и он скажет тебе то же самое – езжай, двигайся вперед, ищи себя.
– Я ведь не смогу с ним попрощаться?
– Увы, автобус отходит с утра, ты должна быть на месте завтра в полдень, чтобы получить комнату, расписание и уже на следующий день успеть попасть на свое первое занятие в старших классах. В колледже учебный год начинается позже, чем у нас.
– А старик, он?..
– Он гостит у сестры, как и каждый год до этого, пробудет там до середины сентября.
– Ясно, – Лиз растерянно кивнула. Больше всего на свете она не хотела уезжать не попрощавшись.
– Напиши ему письмо. Я сам отдам, как только он вернется.
– Спасибо.
Святой отец отстранил от себя Лиз и ладонью стер слезы с ее щек.
– Иди, собирайся. Ужин можешь пропустить, я попрошу послушницу Миранду отнести тебе еду в общую спальню.
Уайт вышла из кабинета директора, передвигаясь, словно во сне. Она огляделась вокруг, не веря, что уже завтра покинет стены родного приюта на долгое время. Помимо тревоги все ее существо наполняло предвкушающее волнение, ожидание чего-то неизвестного. Эти ощущения пугали, но в то же время и манили.
Весь вечер она была занята письмом, не зная, как бы помягче объяснить Кристоферу причину своего отъезда. Вещи были собраны меньше, чем за час, да и собирать было особо нечего: зубная щетка, старая костяная расческа с частыми зубьями, пара полотенец, чистое белье, хлопковая сорочка для сна и шерстяное школьное платье, подаренное Коллинзом на ее шестнадцатый день рождения. Вот и все нехитрые пожитки, которые успели накопиться у нее за одиннадцать лет проживания в приюте при монастыре Святой Девы Марии.
В кармане свитера, свернутое в платок, покоилось старое серебряное кольцо, которое всю сознательную жизнь было при ней. Святой отец предполагал, что это вещь принадлежала родителям Лиз, которых та совершенно не помнила. Она в тайне надеялась, что когда-нибудь члены семьи найдут ее и тогда она сможет предъявить кольцо как доказательство подлинности своей личности. Впрочем, Уайт понимала, что попросту тешит себя несбыточными мечтами, так как с такой приметной внешностью ее родственники, ищи они ее на самом деле, нашли бы в два счета. Вряд ли многие приюты страны могли «похвастаться» наличием девочки-альбиноса с ярко-выраженными признаками.
Ее никто никогда не искал.
***
Утро следующего дня встретило ее напряженными лицами соседок по спальне. Они все удивлённо оглядывались и перешёптывались, очевидно, заметив собранные чемоданы и приготовленную заранее верхнюю одежду, висящую на спинке кровати.
– Что, уродина, удочерили тебя, что ли? – растягивая слова, проговорила Мишель – задиристая, коренастая брюнетка на год старше самой Элизабет.
– Не твое дело, – равнодушно произнесла Лиз, заправляя постель.
– Еще как мое, – продолжала бесноваться Мишель. – Кому нужна бледная моль, да еще и чокнутая. Ты же страшилище! Только извращенцы и могли позариться на такое уродство. Будешь натурой отрабатывать своё проживание в их доме?
Окружающие заулюлюкали, поддерживая Мишель. Лиз натянула пальто, деловито поправила воротник и вздохнула.
– Святой отец всегда говорит, что если пытаться доказать глупцу, насколько тот глуп, то сам в дураках и останешься. Поэтому я просто промолчу. До встречи.
Пока до Мишель доходил смысл ее слов, Лиз уже успела подхватить свой чемодан и степенно выйти из спальни, провожаемая острыми, завистливыми взглядами теперь уже бывших соседок.
Директор ждал ее у ворот, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Поторопись, Элизабет, такси уже ждет.
Лиз неловко передала чемодан хмурому таксисту, который небрежно запихал его в багажник, и оглянулась на четырехэтажное здание приюта. Тяжелая рука директора легла на ее плечо.
– Это не то место, по которому стоит тосковать.
– Я знаю, – кивнула Лиз. – Но ничего не могу с собой поделать.
– Садись в машину, нам пора.
Уайт еще раз быстро оглядела серые обшарпанные стены, кривой водосток, старые деревянные оконные рамы, разбитую по кромке крышу и с усилием отвела взгляд.
Новая жизнь начиналась прямо сейчас. Глава 2
Прощание со Святым отцом вышло скомканным и излишне официальным. Как только они приехали на вокзал, Коллинз стал неожиданно напряженным, его одолевали некоторые сомнения по поводу отъезда Лиз и ее социальной адаптации на новом месте, но ей он этого старался не показывать.
Сама же Элизабет была слишком взволнована и рассеянна, чтобы заметить состояние Коллинза. И только в последний момент, когда прозвучал предупреждающий сигнал водителя, она крепко обняла его и передала письмо для Кристофера, после чего быстро заскочила в автобус.
Уайт долго стояла у двери, прижавшись щекой к прохладному стеклу, и смотрела вслед исчезнувшему вдалеке вокзалу, пытаясь воспроизвести в памяти фигуру священника в черной рясе, страшась, что забудет, как выглядит пастор.
Спустя некоторое время пришлось взять себя в руки и отправиться на поиски свободного места. Ей повезло: первая же пара кресел за водителем пустовала. Затолкав чемодан под сиденье, она присела у окна и откинулась на спинку, прикрывая слезящиеся глаза. Думать о чем-либо не было ни сил, ни желания.
Однако ее уединение продлилось совсем недолго, и уже через час на следующей остановке в салон автобуса ввалился высокий парень с взъерошенными темными волосами. Он озадаченно оглядел салон и, наткнувшись на Лиз, приветливо ей улыбнулся. Закинув свою спортивную сумку на верхнюю полку, пассажир шумно уселся на смежное сиденье.
Уайт удивленно приподняла брови: обычно люди совсем не так реагируют на ее присутствие.
– Почему ты так на меня смотришь? – внезапно встревожился парень и пальцами поспешно ощупал своё лицо. – Что-то на щеке?
Лиз смутилась и медленно покачала головой.
– Нет, просто…
– А, – понятливо протянул парень, разворачиваясь к ней всем корпусом, – ты думала, что я завизжу как девчонка, видя, что у тебя волосы цвета снега и ресницы как будто покрыты инеем. Я же не идиот.
– Цвет снега, – шепотом повторила Лиз, будто на вкус пробуя эти слова и чувствуя странный прилив тепла. Никогда в жизни ей никто не говорил таких странностей касательно внешности.
– Мой двоюродный дядя Чарли тоже альбинос, – беспечно продолжил болтать Джон, так, словно они с Лиз были старыми друзьями. – Он сейчас живет в Дублине, там почти все время пасмурно, даже летом мало солнца, следовательно, для кожи и глаз минимум вреда. А у тебя тоже?.. – Он помахал рукой перед глазами.
– О, нет, – Лиз отрицательно мотнула головой, – нет, у меня все в порядке со зрением.
– Странно, – с любопытством прищурился Джон. – Такого ведь не может быть при альбинизме? Какой у тебя тип?
Уайт неловко пожала плечами, не зная, что ответить. В госпитале ей проверяли общее самочувствие и зрение раз в год, но монахини-медсестры были не особо компетентны в отношении ее расстройства, а в городскую больницу ее никто бы не отправил, пока не возникла серьезная угроза здоровью или жизни.
– Кстати, я Джон Уокер, – тем временем продолжил парень, горделиво выпятив грудь. – Я еду учиться в частный колледж-интернат, расположенный за городом!
– Здорово, – без энтузиазма пробормотала Лиз, догадываясь, что их путь лежит в одно и то же место.
– А тебя как зовут? – с любопытством спросил Джон.
Лиз немного помялась, но, видя, что Уокер не проявляет никаких отрицательных эмоции, сдалась:
– Элизабет Уайт.
– Ого, – присвистнул Джон. – А тебе подходит фамилия. Как будто специально выбрали.
– Ее как раз специально и выбрали. Если ребенок при поступлении в приют не может вспомнить свои имя и фамилию, монахини или нянечки дают ему новые. Нередко фамилии связаны с какими-то чертами характера или внешности.
Уокер пораженно приоткрыл рот. Покраснев, он затараторил:
– Извини, я не знал, я…
– Ничего, – спокойно произнесла Лиз. Она действительно не поняла, отчего так сильно всполошился Джон.
– Я не хотел тебя обидеть.
Недоуменно приподняв брови, Лиз молча уставилась на Уокера.
– Ты меня не обидел, – наконец с расстановкой произнесла она.
– Ладно, – все еще скованно пробормотал Уокер.
Они замолчали. Лиз невольно заметила, что Джон хотел что-то сказать, но всякий раз замолкал, обрывая себя на полуслове. Наконец, ей надоели эти гримасы.
– Что?
Уокер застыл, будто его поймали на месте преступления.
– Я… Извини, я не хотел…
– Прекрати извиняться, – строго попросила Уайт. Вздохнув, она добавила более дружелюбным тоном: – Я тоже еду в колледж. Скорее всего, мы будем учиться в одном месте.
– Здорово, – просиял Джон, вмиг расслабившись. – Я надеялся на это, но не был уверен.
Лиз не поддержала его энтузиазма, лишь сильнее запахнула ворот пальто и перевела взгляд на окно, за которым быстро сменяли друг друга серые дорожные массивы.
– Почему ты так тепло одета? Замерзла? – обеспокоенно спросил Джон, шумно ерзая на месте. – Здесь же жарко, я даже жакет снял.
– Все в порядке, – оборвала его речь Элизабет. – Я часто мерзну, это не зависит от температуры в помещении.
– У тебя анемия?
– Откуда ты знаешь? – удивилась Лиз.
Джон смущенно почесал затылок.
– Я немного изучаю медицину на досуге. Только не смейся, я хочу поступить в Беркли в будущем.
– А почему я должна смеяться? – спросила Лиз.
Она была настолько серьезной, что Джон даже растерялся.
– Не должна. Просто обычно люди не воспринимают мои слова всерьез. Беркли – это не мой социальный и финансовый уровень, все это понимают.
– Зачем же ты тогда собираешь именно туда, почему не выберешь что-нибудь своего уровня?
– Я... – произнес Джон, но так и не закончил фразу, внезапно растеряв все слова.
– Ты хочешь доказать всем, и в первую очередь себе, что, несмотря на всеобщее мнение, ты в состоянии достичь определенных высот в жизни?
– Откуда?.. – пришла пора Джона удивляться.
– О, мне прекрасно знакомо это чувство. – Лиз криво и как-то по-взрослому улыбнулась и отвернулась к окну.
Больше они не разговаривали. Джон еще пытался вытянуть из нее хоть слово, но Уайт замкнулась в себе, не отрывая взгляд от простирающегося за окном пейзажа.
Автобус ближе к полудню прибыл на конечную станцию – это был небольшой вокзал в черте города.
Лиз вытащила сумку из-под сиденья и последовала за Джоном, который как ребенок осматривал все вокруг, буквально фонтанируя положительными эмоциями. Осеннее солнце светило настолько ярко, что Уайт даже пришлось надеть темные очки, которые ей выдали в госпитале. Обычно такие выписывали только незрячим, но после сильного приступа светобоязни, когда ей было семь лет, монахини решили сделать исключение.
Оказывается, помимо них с Джоном, было еще трое пассажиров, которые тоже держали путь в колледж – все они были первокурсниками, поэтому точную дорогу никто не знал. Но благодаря Уокеру, который быстро нашел общий язык со спешащей мимо пожилой парой, они узнали, что до учебного заведения всего лишь сорок минут ходьбы прямо по дороге. Проще было бы вызвать такси, но в итоге, переговорив, решили самостоятельно найти колледж.
Всю дорогу ребята знакомились, весело переговаривались и делились мыслями о будущей учебе. Лиз шла немного в стороне, потому что понятия не имела, как начать разговор. Она попыталась еще в начале пути ответить на вопрос одного из парней, но была грубо перебита невысокой, коренастой девушкой – Эшли Румор, как позже она представилась. А больше Лиз и не пыталась разговаривать. В конце концов, она редко общалась со сверстниками, и глупо было надеяться найти общий язык здесь, если у нее не получилось сделать этого в приюте, полном подростков.
– Не кисни, Элизабет Уайт! – Джон, подошедший совсем близко, попытался хлопнуть ее плечу, но Лиз ловко вывернулась. – Оглядись вокруг, мы студенты лучшего колледжа страны. А у тебя такое выражение лица, будто кто-то умер. Мы – счастливчики! Да многие и мечтать о таком не могли.
– Ты прав. – Лиз сухо улыбнулась и на выжидающий взгляд Уокера добавила: – Немного волнуюсь.
– Все мы волнуемся, правда, парни? – Джон обернулся к новым знакомым.
– Еще как, – хохотнул высокий рыжий парень, тот самый, который несколько минут назад спрашивал у Лиз про ее средний балл в школе. – Патрик, – он взглядом указал на своего низкорослого приятеля, – так вообще всю дорогу не затыкался, а Эшли истерила без конца.
– Ничего подобного, – девушка надулась и грубо пихнула его в бок.
– Не обращай на нее внимания, она переживает, что не найдет друзей в колледже. С таким-то характером – это немудрено. – Парень доверительно улыбнулся и смешно подергал бровями, в последний момент ловко уворачиваясь от сильного тычка Эшли. – Я, кстати, Роджер Уильямс.
Он протянул Лиз руку.
Растерянно застыв, Уайт уставилась на загорелую ладонь в десятке сантиметрах от нее. Сердце забилось где-то глубоко в горле.
– Эй, что с тобой? – прошептал Джон, заметив состояние Лиз.
Уайт медленно вдохнула, выдохнула и неосознанно шагнула назад.
– Я… – начала было она, но Джон спас положение.
Он повис на руке Рождера, радостно лепеча что-то о том, как давно мечтал о лучшем друге. Забытые всеми Патрик и Эшли рассмеялись, видя, как Уильямс пытается отцепить от себя любвеобильного Джона.
Когда троица новых знакомых отошла немного вперед, Джон замедлил шаг и обернулся к Лиз.
– Что это было? – немного помедлив, спросил он.
– О чем ты? – Лиз дернулась, поспешно поправила очки и нервно сунула руки в карманы.
– Твоя реакция на Роджера.
– Я не очень люблю прикосновения, – честно ответила Лиз. Джон, пожалуй, был единственным человеком, который не пугал ее и не раздражал. Наверное, причиной тому было то, что он отнесся к ней, как к равной, принимая ее отличительную черту не как недостаток, а как что-то привычное и совершенно нормальное.
Некогда беззаботный взгляд Джона потяжелел.
– С тобой, – он шумно сглотнул, – случилась какая-то беда?
– Что? Нет, – Лиз для убедительности покачала головой. – Нет, ничего подобного. Это у меня с самого детства.
– Ты необычная, – Джон наклонил голову к плечу. – Я никогда таких не встречал.
Лиз оторопело пожала плечами. А Уокер шагнул ближе и, пока она не опомнилась, быстро схватил ее за руку.
– Я не хочу быть чужим человеком, я хочу стать твоим другом. – Он широко улыбнулся и помчался догонять остальных, пока Лиз молча приходила в себя.
– Я тоже хочу, – тихо сказала Уайт, растерянно уставившись на свою ладонь, которую только что сжимала рука Джона.
***
Лиз пораженно разглядывала здание колледжа – оно походило на самый настоящий средневековый замок, с острыми шпилями на крышах, башенками и с ровным рядом зубцов по краю высокого каменного ограждения. Услышав сбоку восклицания Джона, Лиз поняла, что не только она очарована будущим местом обучения.
У ворот их уже встречали – высокая женщина с высокомерным выражением на некрасивом лице. Ее строгий бордовый костюм был идеально отутюжен, а из прически не выбивался ни единый волосок.
– Молодые люди, – она сухо кивнула подошедшим, – добро пожаловать в колледж Тринити. Меня зовут Элеонора Стрикт. Я занимаю должность помощника декана и помогу вам обустроиться в колледже. Пройдемте внутрь, я покажу вам учебный корпус и общежития. Вы опоздали, поэтому все остальные уже расселились по комнатам.
Студенты гуськом направились в сторону главного входа.
Экскурсия заняла всего полчаса. Мадам Стрикт оказалась женщиной скупой как на эмоции, так и на слова. Она коротко описала структуру обучения в колледже, выдала всем расписание и поведала обо всех правилах, которые необходимо было соблюдать, чтобы обучаться в этом заведении.
Лиз слушала внимательно, так как ее никто не информировал об этом заранее. Впрочем, ничего нового она не узнала. Правила хоть и отличались от монастырских, но были к ним все же близки: обязательная школьная форма, которую должны были выдать к концу первой учебной недели, сигареты, алкоголь и наркотики облагались строгим запретом, так же как и беспричинные прогулы занятий, выезды в город без разрешения, неуважительное отношение к профессорскому составу и многое другое, что Лиз успела прекрасно вызубрить за долгие одиннадцать лет жизни в приюте.
Парней первыми расселили в западном жилом корпусе для мальчиков. Джон на прощание бросил на Лиз быстрый взгляд и, улыбнувшись, приподнял большие пальцы.
Уайт благодарно кивнула.
Женский жилой корпус располагался в противоположной части здания. Он был на порядок уютнее и чище мужского.
– Жилой корпус разделен на двухместные комнаты. Настоятельно советую подружиться с соседями, потому что у нас не поощряются переводы из комнаты в комнату, – проговорила мадам Стрикт, вынимая из темной папки несколько листов и пару ключей. – Мисс Эшли Румор – пятьдесят вторая комната. – Заместитель декана протянула ей лист и ключи и, отвечая на вопросительный взгляд Эшли, пояснила»: – На листе номер комнаты и фамилия соседки. Все ясно, мисс Румор? Тогда пройдите дальше, ваша комната расположена в конце коридора.
Эшли поспешно поблагодарила замдекана и быстро направилась в самый конец длинного светлого коридора.
– Мисс Уайт, я так понимаю, – миссис Стрикт вопросительно приподняла бровь.
– Да, мадам, – согласно кивнула Лиз.
– Отойдем в сторону. – Замдекана рукой указала на большое окно, расположенное в паре метров от них, и подошла к подоконнику. Лиз молча последовала за ней. – Насколько мне известно, вы – стипендиат, а все стипендиаты живут, как правило, вместе, дабы избежать возникновения конфликтов между учащимися разных социальных слоев. Однако сейчас у нас нет свободных комнат в женском корпусе, так как мы считали, что вместо вас приедет юноша. Поэтому мы вынуждены поселить вас со студенткой, обучающейся по коммерческой программе. Надеюсь, вас это не смутит?
– Нет, все в порядке.
Лиз и правда не видела разницы, с кем жить. В прошлом она жила в одной комнате с пятнадцатью девушками разного возраста, поэтому перспектива жить всего с одной была более чем хорошей, и совершенно неважно, стипендиат это или нет.
– Отлично. – Мадам коротко кивнула и записала что-то у себя в блокноте, после чего протянула Лиз ключ и лист. – Однако у меня все же имеются некоторые опасения на ваш счет. Поэтому, в случае чего, вы всегда можете подойти ко мне или к декану Дженкинсу. Это наша прямая обязанность помогать студентам, особенно новичкам.
– Спасибо, мадам.
– Что ж, раз вам все ясно, ступайте. И не опаздывайте на первое занятие, мистер Хауэл очень не любит нарушителей.
Лиз кивнула и глянула на листок.
«Комната № 11, Роксана Энн Бишоп»
Уайт обошла все закоулки, но такой комнаты не обнаружила. Оказалось, что одиннадцатая комната располагалась этажом ниже. Поняв это, Лиз обрадовалась, ей показалось, что Эшли с самого первого взгляда невзлюбила ее, и теперь, когда они не будут даже пересекаться, можно было вздохнуть с облегчением.
