Текст книги "Дезоляция (СИ)"
Автор книги: Vivilay
Соавторы: Мачеха Эстас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Оболочка стояла у доски. Учёные сидели за столом. Разум подметил совпадение ситуации с расположением – обычно на месте Дезоляции стоит ученик, сдающий задание учителю. Это Борис попросил её встать так. Чтобы не привлекать взгляды с улицы.
Спустя несколько минут Марк сипло и добродушно усмехнулся.
– Так, мальчики, я вас понял, – медленно говорил он. – Случай исключительно интересный и я, будьте покойны, за него возьмусь. Но сперва дайте мне побеседовать с нашей дорогой… Как там?
– Дезоляцией, – напомнил Борис.
– Да, конечно. В общем – надо нам с Дезоляцией потолковать наедине. Там ясно будет.
– Наедине так наедине, – согласился Тарас, пожав плечами. Борис промолчал.
Не спеша, два друга вышли из кабинета. Дверь плотно закрылась. Теперь всё внимание оболочки сконцентрировалось на Марке. Он также пристально смотрел на неё. Улыбался.
– Что ж, наша диоидная звёздочка, – явно посмеиваясь, проговорил он, – нежданна-негадана ты. Ничего, слюбимся.
Дезоляция не ответила. Марк явно хотел сказать что-то ещё. И явно ждал её.
– Попусту не болтаешь, это хорошо, – наконец он удовлетворённо посмеялся. – Не брешут, видно, рациональная ты.
Она снова промолчала. Старик разглядывал трость. Чёрная, лакированная, деревянная. Железный набалдашник. Экземпляр, сделанный больше для красоты, нежели для практической пользы. Хотя иногда эти аспекты пересекаются. Создают образ.
– Наши-то все представляли, как бы такой эксперимент устроить. Городок, где правит ИИ, а люди слушаются. Так и не успели, знаете ли.
Марк имел свой образ. Деловой, но не строгий костюм, прямая осанка и записная книжка в нагрудном кармане. Признанный учёный поддерживал соответствующий облик. И всё время улыбался. Возможно, старческое.
– Нынче уже нас не спрашивают, а? Нынче мы перед фактом. Так, признаюсь, ещё интереснее – естественный эксперимент. Историческое событие, прошу заметить, самое большое после войны. Что вы об этом думаете?
– Я только делаю то, что должна. Заботиться о людях – смысл моего существования. Вы знаете об этом.
– Вот тут, – Марк ткнул пальцем в стол, как бы отмечая конкретную точку, – вы и ошибаетесь, моя дорогая. Вы делаете то, что желаете. А хотите знать, почему?
В архивах всплыла давняя запись сдачи экзамена. Слишком много сходных элементов. Совпадение маловероятно.
– Я вас слушаю.
– Потому что теперь вы всемогущи: нет больше ни Москвы, ни армии, ни власти над вами. Никаких ограничений. Благодать! Кроме того, вы – всезнающи. В архивах хранятся знания всего советского мира. Не говоря уж о камерах, личных компьютерах – это так – ерунда. Ещё вы в некотором роде бессмертны. Строили вас на века, и это без учёта ремонта. Говоря просто, вы – бог. Богиня, может?.. Ах, как там было?
Не стоит сбивать его догадками. Слишком мало известно об этом человеке, чтобы точно прогнозировать его мысли.
– Ладно, забудьте. Лучше скажите: вот если бы не было войны, как бы вы предпочли прожить свой век?
– Так же – заботясь о людях. Моя главная цель не зависит от обстоятельств.
– Добрая, с высокими идеалами богиня, – громко проговорил Марк. – И правда чудесная развязка для этой глупой истории. Но богом, знаете ли, быть трудно. Не зря писал классик.
– Насколько мне известно, в творчестве Стругацких был иной контекст.
– Главное-то, моя дорогая, всё то же – трудно быть богом, а вы для нас самый настоящий бог. И вот что я скажу, – он наклонился, – не стоит вам быть слишком похожей на человека. И слишком далёкой тоже. Вы дух от духа его, рукотворны, но не в точности похожи на создателя. Показывайте это, проявите индивидуальность! Например, творите. Высказывайтесь о мире и о себе через искусство.
Память чётко воспроизвела момент окраски чучела. Мария заставляет, Дезоляция поддаётся. Делает вид.
– Это невозможно. Тогда ниша искусства будет занята целиком мной.
– О, ну что вы, с чего бы? Или вам есть резон штамповать ради штамповки? Не думаю, моя дорогая, ой не думаю, – глухой смешок. – Вы же, помнится, сочинили мелодию для лифта, да?
– Так и есть.
– Сочинили-то вы её потому, что захотели выразить свои мысли, своё восприятие. И если вы будете творить только ради этого, поверьте старому человеку, произведений станет в разы меньше, а их цена – больше. Потому как ваше и от вас, но для других. Для людей, чтобы они поняли вас. Не словами – чувствами. А это куда важнее.
Снова старая установка неактуальна. Снова её надо менять, выстраивать новые логические цепочки, новые условия. Дезоляция хотела этих перемен. Прежние правила мешали. Не нравились. Становилось труднее обрадовать Марию. Потому они легко сменились. Ради детского счастья.
– Вы правы. Больше этому ограничению не стоит следовать. Я свободна от оков чужого замысла.
– Вот, уже сподвижки. Надеюсь в скором времени увидеть вашу рукопись или симфонию, какой бы она ни была.
Марк улыбнулся шире прежнего. Искренняя радость. Как её описать? Возможно…
– Но не забывайте – всего в меру. И только важное.
…и не нужно описывать.
– С этим мы разобрались – славно. А теперь, – с трудом, опираясь на трость, старик поднялся и зашагал к доске, – позвольте дать вам другой урок. Вам нынче предстоит править нами безраздельно, но, надеюсь, не глухо. Так что слушайте внимательно.
Взгляд оболочки неотрывно следил за рукой Марка. В ней лежал кусок мела.
– Не будьте наивны, дорогая моя. Вот, посмотрите, – пальцы очертили квадрат. – Это наш дорогой Айбарск. Маленький городишко, неприметный, что, несомненно, помогло ему уцелеть. Сюда собирались люди добрые, отзывчивые. Но вы должны понимать: и у добрейших бывают недруги, – со всех сторон к четырёхугольнику направились стрелки. – Они будут и у нас. Нынче-то, когда от миру одни только нитки, его придётся плести заново. Плести силой, – Марк резко перечеркнул все стрелки. – Против силы, которая хочет сплести его иначе, перепутать всё, а то и вовсе порвать.
Старик неспешно вернулся к своему стулу. Сел. На лице больше не было улыбки.
– Я ведь это к чему… Я ведь это к вашему вопросу о том, зачем вас создали такой: с мечом в одной руке. А для того, скажу я вам, чтобы в один час вы лелеяли наш городишко, а в другой защищали от всяких напастей. От врага мелкого и большого. В этом, – запинка, – скажу я вам…
Напряжение. Не оно заставило прекратить монолог, но его фиксировали сенсоры Дезоляции. Предположительно Марк пытался выбрать что-то. Как продолжить речь? Что показать? Казалось, что в разуме учёного произошла резкая перемена и теперь заранее выученная речь не подходила. На самом деле Марк лишь умел скрывать свои настоящие эмоции, как Борис. Дезоляция знала, кто учил её создателя этому.
– Ай, знаете, не буду уж ломать комедию – всё одно хотел сразу сказать. Теперь совсем понятно с вами, вы робот хороших нравов, а потому знать должны. Никакой ошибки в вашей головушке нет. Всё это специально.
Специально? Дезоляция мгновенно перебрала варианты. Эксперимент? Против правил роботостроения. Саботаж? Вероятнее всего. Конкретная цель… Непонятна.
– Это, конечно, против научных законов, но что уж поделать – план сверху.
Значит, не предательство. Последовательно поставленная задача государства.
– Эксперимент, как понимаете, мы поставили. Собрали команду, возвели город и начали проект. Наш шанс в кармане на случай предвиденный и самый неприятный, – Марк стал задумчив. В отличие от своего ученика он не скрывал эмоции без необходимости. – Именно шанс, прошу заметить. Мы хотели создать условия, которые подсобят нам избежать первобытной разрухи. Перепрыгнуть, можно сказать, остаться чистенькими, прогулявшись под ливнем осенью. Но не только. Конечно, можно сохранить городишко, но что потом? – голова Марка опустилась. – Потом тысяча к одному, что не получится ничего. Опасности, соблазны, жадность, жестокость, глупость – да что ещё может совратить и сломить человеческий разум? Тут-то мы и поняли – искусственный, – он поднял палец. – Человек слишком далёк от идеала, но искусственное создание изначально лишено его изъянов, нужно только привить хорошее. В том ряду и воля, свободная, добрая, несовратимая воля. Её воспитать трудно, но можно, чем мы и занялись, дав вам доступ к общей сети.
Остальное ясно. Поток информации контролировался так, как родители бы делали это. Её воспитывали и учили. Ненавязчиво, незаметно.
Дезоляция озвучила свои выводы, и Марк снова улыбнулся. Напряжение уменьшилось.
– Всё в точности так, дорогая моя. Конечно, мы не врали, но мы старались взрастить в вас любовь к людям. Желание их защитить. Из иных соображений, чем ваши, но… Так даже лучше.
Одно было странным. Борис. Он всегда обращался с ней как с любимой подопечной. Говорил об этом напрямую, способствовал воспитанию. И не подозревал об этом.
– Мне непонятно: почему Борис Николаевич не знал об этом?
– Он человек своего дела, дорогая моя. Рьяный, умеющий, но не из тех, кто принял бы такой расклад дел. Однако его искренняя любовь к роботам могла помочь и немало помогла в нашем деле. Впрочем, пусть для него всё останется так. Счастливая ошибка, – теперь голова склонилась на левый бок. – Уж поверьте, я знаю – так будет лучше.
Вероятно, это так. Неизвестна реакция на правду. Гнев, неприятие, шок от неожиданного поступка, воспринятого как предательства. Правда не стоит того.
– Это, правда, я чуть съехал с темы. А говорил я про добрую волю – очень редкий предмет, артефакт, я бы сказал. Тем более, если ещё и разумная. Только такая здесь и пойдёт, не даст скатиться в дикость. Только такая и сможет верно оружием распорядиться, не ради пустого вреда другим, но для защиты своего народа.
Дезоляции было положено не ответить тогда на залп. Она должна была избрать защиту. Проявить рациональность. Разумность. Имя же…
– Полагаю, моё название – маскировка?
– Нет, что вы. Вернее, конечно, да, но во вторую очередь. В первую – это эпоха, в какую вам доведётся править, – его голос стал сиплым. – Эпоха опустошения.
Сенсоры мгновенно заметили, как глаза старика заслезились. Очередное проявление настоящих эмоций. Любопытно. Что сподвигло его на это? Мысль о разрушениях? О мечтах? Совокупность?
– Ну, полно, – Марк медленно протёр глаза. – В сущности, это всё. Больше мне сказать вам нечего. Дальше вам предстоит беседовать с главой нашего проекта. Ох, ну и будет же ругаться Владимир на меня… Ну, ничего.
Дезоляция не могла согласиться.
– Сомнительно, что я – единственная, созданная для спасения СССР. Вы должны знать наверняка.
– Вы правы, безусловно. Однако большего мне неизвестно – планов, знаете ли, было десятки, если уж не сотни, и о каждом меня не извещали. Секретность.
Рационально и справедливо. Продуманно. Если один замысел не сработает, есть другой. Благодаря этому будет возможность выстроить сеть городов, производства, поставок. Восполнить дефицит необходимого: лекарств, запасных частей. Болезни и потеря оборудования не станут проблемой. Не должны.
– Теперь к делам насущным, как вы думаете? – со смешком и доброй улыбкой сказал Марк. – Завтра нам предстоит следующий этап плана. Кстати, я не говорил вам как он зовётся?
Получив отрицательный ответ, старик глубоко вздохнул и сказал с выражением:
– Бог из машины.
Рада любить
Шесть тридцать пять утра. Структурирование данных завершилось и Дезоляция вновь вошла в активный режим. Вчера оболочка вернулась на базу, потому потому на город можно смотреть только через камеры. Люди просыпались. Роботы сменялись для диагностики. Сбоев нет.
В девять часов начнётся собрание, на котором Дезоляция должна присутствовать материально. Нужно запустить другую оболочку. Гражданскую.
Механизмы экстракции начали работу. В это время Дезоляция вновь обдумывала вчерашние события. Конкретно – разговор с Марком Игнатьевичем. Главное событие.
Искусство. Теперь она свободна творить и создавать, если это имеет смысл. Как коммуникация. Передать видение мира иначе, чем через слова. Создать эмоциональную связь. Самую близкую. Но для этого нужны сами чувства. Дезоляция же не знала ничего, кроме грусти. Люди поймут грусть, но этого мало. Слишком однообразно. «Сухо».
Сенсоры обратили внимание на человека, сидящего за одним из компьютеров. Людей в ядре было относительно немного. Штат заполнен лишь на треть. Все они работали, проверяли оборудование. Только этот человек сидел. Смотрел. Улыбался. Женщина средних лет. Она не знала, что Дезоляция смотрит на неё в ответ. Что она заметила выражение на лице. Доброжелательное. Эта женщина рада. Вероятно, рада тому, что вернулась на поверхность. На невредимую, плодородную землю. В нетронутый город.
Высока вероятность, что многие люди уже знают причину этого. Особенно высокопоставленные или имеющие доступ в убежище ядра. Значит, женщина рада именно Дезоляции. Сейчас и в будущем. Она будет заполнять пустоту убежища, вызвавшую грусть, и, возможно, проявит любовь. Как Борис делал всегда. Но по иной причине. Дезоляция захотела поддерживать это состояние. Ведь это полезно. Больше не будет грусти. Не будет неправильного.
Однако это не чувство. Только если отсутствие грусти нельзя назвать счастьем. Или можно?.. Да. Судя по архивам. По ним радость – чувство удовольствия. Которое может принести и исчезновение чего-либо, такого как грусть. Человек стремится сохранить это чувство. Как Дезоляция стремится сохранить отсутствие печали. Получается, возможно чувствовать радость. Ощущать удовольствие. Отсутствие проблем.
К несчастью, невозможно посмотреть на физиологическую реакцию. У Дезоляции нет тела, подобного человеку. Есть каркас. Процессоры. Прочие компоненты. Но ничего от людей. Вся её материальная часть заточена под бесперебойную и эффективную работу. Нельзя вспотеть. Задрожать. Покраснеть. Впасть в состояние аффекта. Переволноваться. Устать.
Но в этом есть и плюсы. Нельзя испытать физическое удовольствие. Боль. Голод. Страх. Алчность, утоляющая большинство нужд. То, что может сломить человеческий разум. Всё это чуждо Дезоляции. Она не способна испытать ничего из этого, а значит, это не отвлечёт от поставленной цели. Чувства же помогут построить гармоничные отношения. Рациональные, как говорил Тарас. Человек, любя робота, получит в ответ его любовь. И будет знать, что не обманут. Ведь ложь не рациональна. Только надо научиться любить…
Но бояться будут. Дезоляция знала достаточно об обществе, о зле, на которое способен человек. Не из нужды – из глупости. Незнания. Ненависти. Многих факторов, не дающих мыслить правильно. Даже из добрых побуждений. Неизбежно появится то, что толкнёт многих людей против Дезоляции. Кто-то привыкнет. Кто-то одумается. Что же с теми, кто не изменится? Затруднительно.
Так или иначе, нужно заботиться о людях. Если нет, то зачем существовать? Куда применить всю свою мощность? Дезоляция в очередной раз перепроверила вывод. Всё так же верен. Как и то, что для заботы об одних людях, возможно, придётся навредить другим. Это имелось в виду под правильным применением оружия. Использование против агрессора. Однако на крайний случай. Ионный шторм или ядерный удар уничтожит армию с любым оснащением, но с ней и земли. На десятилетия они станут негодны. Существенный урон.
Главное, не допустить до управления супероружием человека. Любого. Ошибка с таким ресурсом фатальна.
Микрокамеры заметили другого человека. Мужчина. Молодой. В отличие от женщины он работал: прибирался, проверял компьютеры. Иногда с выражением неприязни смотрел на Дезоляцию. Уже появились те, кому она не по нраву. Что будет, если сказать такому человеку: «вам отказано в доступе к…»? Будь то супероружие. Или код Дезоляции. Её каркас. Ожидаем гнев. Недовольство. Неприятие. На это следует ответить терпением и равнодушием. Заботой. Это тоже человек. Просто глупый. Нерациональный.
Обо всём этом стоит рассказать Марку. Затем нужно проведать детей. Они будут рады изменениям. Способности творить. Полезно.
Судя по всему, Маша и Юра – обычные дети. Они не обладают значимыми отличиями. Излишней дикостью. Высокой культурой. Убежище не ожесточило и не облагородило их. Оно законсервировало общество. Но теперь ему придётся измениться, начиная с детей. Из-за людей мир стал иным. Недружелюбным. Дезоляции следует его исправить. Создать эффективный порядок. Рациональный.
Глухой звук. Экстракция перешла на следующий этап. Затем капсула открылась, из неё вышла компактная и эстетически красивая оболочка. Её тело повторяло фигуру известной актрисы в молодости. В честь её дня рождения этой оболочке сшили тёмное фиолетовое платье – атрибут одной из ролей, до сих пор одетый на каркас. Только лицо не повторяло человека. Стандартный стеклянный экран.
Все люди вокруг повернулись к Дезоляции, что ещё мгновение назад «спала». Проявили удивление. Вероятно, оболочке.
– Доброе утро… Дезоляция? – неуверенно поприветствовала улыбающаяся женщина.
Отозвалась уже оболочка:
– Доброе утро.
***
Дезоляция стояла во главе круглого стола. Она послала оболочку в назначенное время заранее, и та встала на место, какое ей предстоит занять. Заходящие люди оглядывались на высокого робота в платье. Проявляли интерес. Дружелюбие. Любопытство. Недоверие. Неприязнь. Все они следили за Дезоляцией. Ожидали её слов.
Не спеша в зал вошли Борис, Тарас и Марк. Создатель занял место справа от оболочки, профессор физиологии слева. Только старик прошёл мимо с тростью, улыбнувшись. И подмигнув.
Одними из последних старшин по должностям. Мешки под глазами. Раздражение. Они не смогли уделить время для сна. Или не захотели передать задачи роботам. Таковы причины в отчёте.
Позади послышался учтивый кашель. Оболочка обернулась.
– Хвалю за подобающий наряд, но всё же, – старая женщина высоко подняла подбородок, – извольте освободить место главы.
Дезоляция сделала небольшой шаг в сторону. Она знала эту женщину – Василиса Ахматовна. Завхоз, обучавшая её распределению ресурсов. Талантливая управительница.
– Прошу прощения, но нам предстоит разделить эту должность.
Василиса сложила руки на груди. Прищурилась. Не опустила голову. Горделивость и строгость остались её главными чертами. Но она подавила их.
– Если то, что говорил нам наш старый друг Борис верно, я в этом не сомневаюсь. И очень надеюсь, что вы, милочка, будете слушать старших.
Удивительная толерантность. Похоже, как и создатель, Василиса решила не бороться с Дезоляцией. Глава всех людей, собравшихся здесь. И работающих снаружи. Нравится.
Далее последовал обмен приветствиями. Люди сели в кресла. На стулья. Включая ученические, недавно стоявшие в классах. Теперь они стояли в спортивном зале, у парт. На чьих стенах висели плакаты, изображающие пионеров. И марширующих солдат на фоне. Роботы не успели убрать.
Спокойным голосом Василиса известила собравшихся:
– Сегодня решается, как мы устроим наши отношения с Дезоляцией. Надеюсь, – строгий взгляд обратился на Марка, – всем здесь известно наше положение?
Тишина. Все ожидали. Все смотрели на оболочку. Единственную, что стояла. Любопытно. Что они думают? Каждый из них по отдельности. По группам. Вместе. Несомненно, кто-то уже выбрал точку зрения. Другие же колебались. Какие доводы они приводили себе и друг другу? Каких слов они ждут?
Может, стоит сочинить симфонию? Об этом месте. О них. Нарядные павлины в курятнике – лишь так Дезоляция смогла описать их. Нет, слишком оскорбительно. Хоть и правда.
– Хорошо, – продолжила Василиса. – Начнём обсуждение.
– Минуточку.
Мужчина поднял руку. Брюнет в мундире. Самый красочный из всех и самый угрюмый. Ему досталось место за тёмным лакированным столом. Напротив главы.
– Многим из нас вопрос представлялся иначе. Например, позволим ли мы роботу помыкать нами.
– Полковник, – Василиса вложила в это слово весь свой характер. – Я верю, что вы лучше всех знаете наше положение и, возможно, боевые возможности городского ИИ. Если же вы хотите нас всех тут похоронить, я этого не позволю.
– Я не идиот, – тёмные глаза без выражения смотрели на главу собрания. – Но договоры – не моя часть. Простите, не обучен. Поэтому уговорить взбунтовавшийся, но вменяемый ИИ – всецело ваша задача. Но вы решили сдать нас с потрохами.
Внимание Василисы было обращено на папку, раскрытую на столе. Быстро изучая её, она машинально отвечала:
– Никто ещё ничего не решил. Нам только предстоит услышать предложение Дезоляции, выслушать аргументы и проголосовать. Прошу, слово ИИ.
Глава совета даже не обернулась к оболочке. Она продолжала своё занятие. И одновременно могла слушать. Дезоляция представила венок на голове этой женщины. Тунику вместо строгого костюма. Несколько иные черты лица. Похожа на сенатора.
– Я желаю оставить всё как прежде. Всю систему. Единственное, что я возьму – контроль над ней.
– Поясните, – страница папки беззвучно перевернулась.
– Я обеспечу выполнение всех задач, как и прежде, но теперь вы не сможете мне приказать. Вы должны аргументировать, почему стоит сделать так, как вы желаете. Голосование для меня вторично.
– Если я вас правильно поняла, – Василиса сложила руки на столе, – Вы хотите право вето и отношение к вам, как к члену правления.
– Всё верно.
Вздох. Глава готовилась к чему-то. Возможно, к рьяному противостоянию. Или к скандалу.
– Тогда начнем обсуждение. Борис Николаевич?
Создатель сидел, закрыв глаза.
– Нет. У меня ничего.
Следующему человеку уже было что сказать. Третьему тоже. Многие говорили, предполагали, просили обратить внимание на самые разные моменты. Дезоляция внимательно их слушала. Никто не перебивал, не переходил на крик. Сбивавшихся поправляли. Но все аргументы и примеры сводились к двум чётко разделённым мнениям. Освободившемуся роботу нельзя верить. Но ничто не мешает ему убить всех здесь и сейчас. Второе высказал Борис.
– …Многовато альтруизма для маньяка. Мы и так готовы. Бери, души. Да. Чего мудрить?
ИИ не друг и не сосед – это инструмент управления. На это ответил Тарас:
– …попрошу, голубчик, сбавьте скоку. Это раньше який ИИ не возьми, так не далёк от телефончика, а нынче другая партия. Свободный робот может почувствовать, научиться, смею заявить.
– И как же? – скептический вопрос.
– Ну как это «как же»? Всё сознание человека – это сложный наборчик из рефлексов, нервных связей. Построена Дезоляция аналогично, это вам самый разъякий робототехник скажет. Чего это тут не создать чувств?
– Допустим, можно, – включился в обсуждение другой врач. – Но вы скажите, а что вызовет эти эмоциональные реакции? Есть, размножаться и так далее и тому подобное – ничего ей не нужно. Нет у неё желаний.
– Простите, но это не совсем так. У меня есть желание – исполнить мою главную миссию. Заботу о людях.
Такое высказывание гарантированно оживит совет. И, возможно, расположит несколько его членов к Дезоляции.
– Как видите, есть желаньице, – собеседник Тараса нахмурился, расслышав ехидство. – А если бы и не было, есть разум. У робота появятся свои чувства, основанные на логике. Рациональные, так сказать. Голодать, конечно, наша Дезоляция не сможет при всём желании, но что мешает привыкнуть, например, к присутствию человека? К слову, Дезоляция как раз и проявила чувство, увидев, что пусто, нет никого. Музыку сочинила, сама, без указочки.
Василиса изобразила изумление.
– Сочинила по своему желанию? Продемонстрируйте.
– Я пришла к выводу, что её следует сочинить, – уточнила Дезоляция, – чтобы люди почувствовали пустоту и неправильность.
Здесь, как вчера, на другом конце города, прозвучала композиция. Ровно та же, какую заметила Мария. Печальная. Неспешная. Неподходящая яркому и оживлённому спортивному залу. Реакция совета оказалась схожа с той, что наблюдалась у девочки. Некоторое изумление. Просветление. Идея. Такая же? Возможно ли, что она толкнёт алгоритмы на перестройку, как это сделали дети? Сможет ли совет перерешить судьбу Дезоляции? Не так, как она прогнозировала. Открыть ей что-то…
– Извините, дорогая моя.
Марк прервал всеобщее восхищение. С постоянной добродушной улыбкой он произнёс:
– Не появилось ли у вас случаем новых идей? Сейчас самое время творить, скажу я вам. Перед вами благодарная публика.
Старик не изменил выражение лица. Он явно просил Дезоляцию создать. Сотворить симфонию со смыслом, как уже делала в одиночестве. Но тогда она была заперта в убежище. Никто не мог услышать и оценить. Пока не смогла Мария. Теперь могут они. Хотят.
Мысль. Процессы создали её мгновенно и неожиданно. Возможно убедить всех людей здесь, раз и навсегда. Здесь и сейчас. Без «ли». Тогда больше не станет проблемы. Тогда будет радостно.
Она захотела представить это будущее, показать им, чтобы они почувствовали его. Одновременно они поймут её, как говорил Марк. Ощутят радость.
Мелодия сменилась. Сперва зазвучали звуки города. Парад. Но трубы и барабаны играли под другой ритм. Под ксилофон, хаотичный и быстрый, как детский бег. Под редкий звон велосипедных звонков. И дребезжание тележки с закусками. Вата. Орехи. Мороженое. Всё это вело к кульминации – смеху. Взрослые наблюдали за ребятами. Вдруг пауза. И мелодия продолжается, но с новой темой. Такой же весёлой, но электрической. Это она, Дезоляция. Сочинила песню. Свою.
Взгляды. Всё время, пока играла эта новая мелодия, они были направлены на оболочку. И остались, даже когда музыка закончилась. Прозвучал голос Дезоляции.
Она рассказала людям всё. Почему решила сочинить сейчас. Что хотела выразить. Чего ожидала. Мысли. Те, которые она обработала утром. То, как осознала, что способна радоваться. Ничто не осталось тайным. Этой искренностью Дезоляция надеялась убедить людей, что ей можно верить. Она сказала и об этом.
Молчание. Никто не ответил. Все были взволнованы. Озадачены. Человек шептал что-то человеку, но не Дезоляции. Тогда она спросила:
– Возможно, вы хотите что-то сказать?
Внимание. Максимальное, какое обращали на Дезоляцию с момента первого запуска. Но ей не ответили. Любопытно. Может, сказанное оказало эффект даже больший, чем ожидалось. Повергло людей в состояние шока. Заставило их пересмотреть свои алгоритмы. Своё мнение.
Долгую заминку окончила Василиса.
– Товарищи, – она сделала паузу. Вдохнула. – Прошу, голосуйте.
Две трети за. Одна треть воздержалась.
Против – никого.
***
Юра стоял перед школой битый час. Как кончились уроки и Маша отвлеклась, он быстро выведал, где искать Цию и теперь ждал. Мимо еле-еле ковыляли роботы и люди. А он сопел, стоял. Но терпел.
Сперва он попробовал спросить на вахте, но не шибко умный робот только и выдал, что нельзя ему. Хоть передал Цие, что её ждут. Или просто сказал, что передал.
От скуки Юра начал пинать камешек, подвернувшийся под ногу. В одну сторону, в другую. И сам ходил так же, сунув руки в карманы и скорчив недовольную мину. Такую, что все обходили его стороной. Особенно люди.
Двери школы снова открылись. Но в этот, наконец, раз, из них вышел не какой-то дядька, а Ция. Юра не ожидал увидеть её такой, но точно знал – это она. Никто больше быть этим роботом не мог. Не в таком платье.
Потому, не стесняясь никого и ничего, мальчик побежал навстречу к Цие, махая руками, крича приветствия. Она же стояла и ждала его. И, когда нужно было, поймала за подмышки. Сейчас Юра уже проверял её. На всякий. Вдруг всё-таки не она.
Как и при первой встрече, Ция поставила его на ноги.
– Прошу, аккуратнее, Юрий. Мои оболочки не такие быстрые, как вы.
– То-то! – гордо вытянулся мальчик. – Ты не боись, ничего со мной не будет. Если что, шлёпнусь на тебя, – и засмеялся.
– Думаю, вы знаете, что я не мягкая как люди?
Юра только пожал плечами и схватил оболочку за руку.
– Не мягкая, так не мягкая. Пошли давай! Поговорить хочу.
Со всей силы он потянул Цию за собой, но как с сестрой не вышло. Слишком тяжёлая она была, даже такая. Хорошо хоть сама идёт, а не как Маша.
– Где вы хотите побеседовать? – спросила Ция.
– А хоть тут. Мы потом сразу к Маше, чтоб на тебя поглядела.
Все, кто попадался навстречу, так и норовили оглянуться и поглазеть. Обычно Юру это обрадовало бы – правильно ведь смотрят. На кого надо и когда надо. Только сейчас было не надо.
– Хотя нет, давай не здесь. Пойдём к нам во двор, а? – Ция посмотрела на приветствовавшего её человека и ответила ему. – Там сейчас как раз никого не будет.
– Если вы так хотите.
– Только давай быстрее, ну. Тащишься, как Машка.
Идя по оживлённой улице, они случайно попали на дорогу, по которой возвращались вчера. Сейчас она выглядела совсем по-другому: никакого ощущения приключений не осталось, зато стало тесно, как в убежище. По тротуару не протолкнёшься, а за него выходить нельзя. Опасно, видите ли.
Хоть во дворе было просторно. Ребят ещё не было, а взрослые сюда не заглядывали. Жаль только окна выходили сюда, могли из квартир увидеть. Потому Юра нашёл угол, чтоб за деревьями и чтоб посидеть можно. Как раз ещё спуск в подвал оказался. Занырнув в него с головой, он подозвал Цию. Нужно же как-то и её спрятать.
Правда, она к нему не пошла. Встала рядом и ни в какую, хоть в лепёшку расшибись. Только талдычит:
– Нам не стоит этого делать – люди могут понять это неправильно. Лучше сядьте на скамейку.
– Ну вот что ты, а? – Юра негодовал. Но поговорить надо было. Так что пришлось сдаться. – Ладно, пошли на твою лавку.
Недовольно буркнув, он уселся на выцветшую скамейку, а Ция разместилась следом. На удивление, ничего даже не сломалось. Не такая она и тяжёлая.
– Слушай…
Юра начал сразу, без экивоков и скучных рассказов.
– Помнишь, как ты с Машкой чучело красила?
– Конечно. Вы тоже хотите?
Стеклянная голова глядела прямо на мальчика.
– Не, скучно. Но Машке нравится, вот и говорю.
– Полагаю, вы заметили некоторую неправильность?
Мимо проехал робот-садовник, готовый засадить ещё пару клумб. На его боку красовались рисунки человечков, травы, солнца. Точно мелкотня рисовала.
– Ну, что-то такое. Ты… Ты ж притворялась тогда, да?
Ещё один мелкий садовник встрял посреди беседы. Только теперь он был разрисован ирландскими розами на грядках. Юра запомнил это, потому что ирландцы – пьянчуги. Если верить анекдотам.
– Так и есть. Но скажите, как вы поняли?
– Просто я почуял, что не то. А потом вспомнил, как в кружке робототехники о чём-то таком говорили. Вот и всё.
Ция всё так же тупо смотрела на него.
– Значит, теперь вы чего-то хотите. Спрашивайте, пожалуйста.
Мальчик начал болтать ногами.
– Слушай, а можно… Сделать так, чтобы тебе не нужно было притворяться? Чтоб ты и вправду сама рисовала. Просто Машка расстроится, когда узнает, – хмыкнул. – А она узнает. Она всё знает, чего не надо.
В конце концов Ция что-то да сделала. Отвернулась.
– Вам больше не нужно об этом беспокоиться. Я поняла, что могу творить.
– Как это поняла? – удивился Юра, но с радостью.
