Текст книги "Подсолнухи (СИ)"

Автор книги: VeraWerunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Нет уж, лучше через поле. Ничего, пошли, дойду как-нибудь.

Всю дорогу, пока не прошли поле, она шла оглядываясь. Ей казалось, что позади неё кто-то идёт, ей даже казалось, что она слышит шаги, слышит чьё-то дыхание. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она уже покаялась, что вообще послушалась Любу и приехала сюда. Ну, если даже и завёл кого Алексей? Что может быть в этом удивительного? Она знала, что он её не любил, и никогда уже не полюбит, знала, что сама женила его на себе. Только когда они прошли всё поле, она оглянулась – на тропинке, кроме её и Любы никого не было. Передохнув немного и успокоившись, они пошли в село.

***

– Здорово, Алёхи, – крикнул сидевшем на крыше, занимаясь её ремонтом, шедший мимо местный тракторист Иван. – Всё возитесь с домом?

– Так время-то какое, только успей. Август уж на носу, – крикнул Алексей Вальков. – Помог бы лучше, чем от дела отвлекать.

– Ну, это вы сами. У меня отдых, у меня ещё впереди работы не початый край, дай мне хоть сейчас-то отдохнуть. Моя вон проходу не даёт, то покоси, то прибей, надоела, а тут вы ещё. Нет уж.

– Здрасьте, дядя Вань, – крикнула вышедшая на крыльцо Маша. – А вы чего это за калиткой? К нам бы зашли.

– Здорово, красавица, – с улыбкой ответил он. – Да я так, мимо проходил.

Вальков слез с крыши, и, закурив, подошёл к Ивану.

– Вот смотрю я на вас с Лёхой, не знал бы, подумал, что отец с сыном, прям под себя ученика подобрал.

– Не я, Яков подобрал, у Вениамина в городе работал, теперь вот к нам устроился.

– А он тебе точно не родня? Похож чем-то на тебя? Такой же крепкий.

– Крепкий. Так наш, земляк, в селе здешнем родился, будешь крепким.

– Что да, то да. Манька – дочь – уехала в город, замуж вышла там, – начал Иван. – Муж инженер какой-то, а дохлый – кожа да кости, ну, и сынок родился такой же. Я ей и говорю, мол, давай к нам, быстро щёки наест, а она не в какую, еле уговорил. Ну, лето провёл у нас, зад в штаны не влазит, пришлось новые покупать, так дочь приехал и давай орать, до чего, мол, ребёнка довели. Увезла обратно и опять – это ешь, это не ешь, и снова кожа да кости. Это не наша деревня, – вздохнув закончил он.

– Да, – задумавшись о чём-то, вздохнул Вальков.

– Смотри-ка, не твоя ли суженая сюда топает? – Иван кивнул головой в сторону идущих к их дому двух женщин.

– Чего ей здесь делать-то? Она же в эти края и дорогу уж забыла. С шестидесятых сюда нос не кажет.

– Да нет, сам посмотри, с Любкой вместе топают, чего я твою от других что ли не отличу? Она.

Алексей поглядел в ту сторону, куда показал Иван. Недовольно поморщившись, увидев жену, он, выругавшись, швырнул окурок за забор и пошёл обратно к дому.

– Здорово, бабы! Чего это вас вдруг сюда-то потянуло? Ты ж, Люба, вроде здесь и родни-то не имеешь, а смотрю прёшься?

– Так по тебе соскучилась, вот, смотрю, стоишь, один, без Алёны. Не уж-то не скучал? – с хитрой улыбкой ответила Люба.

– Ну, поздно уж мне любовь-то крутить, да и ты смотрю, не та уж, в ширь пошла, раньше-то можно было спокойно руками обхватить, а сейчас и рук-то не хватит.

– Когда это ты меня обхватывал-то? – удивлённо посмотрев на Ивана спросила она.

– Не уж-то забыл? Молодость-то, бурную, – хитро улыбнувшись спросил он.

– Тоже мне вспомнил, когда это было-то? – недовольно ответила Люба.

– Вот вишь, и с памятью уже не то, старость видать подкатила, а ты – любовь. Поздно уж. Любовь уходит, маразм приходит.

– Ой, Ванька! Как был дурак, так и остался. Умеешь ты комплименты разбрасывать, – слегка обиженно ответила Люба. – Мы и не к тебе шли-то. Нужен ты кому, такой старый хрыщ, мы вон, – она кивнула на сидящего на лавочке у крыльца Валькова. – К кому помоложе.

Они подошли к калитке. Алексей слез с крыши.

– Ну, проходите, раз пришли. Чего вы все за калиткой-то стоите. Не удобно как-то, гости всё-таки, – он посмотрел на жену наставника.

Она, разглядев, наконец-то, его ближе, побледнев, попятилась, чуть не упав на Ивана.

– Валентина, ты чего это? Чегой-то тебя ноги-то на держат? – придержал он её.

– Да что-то голова вдруг закружилась, – с беспокойством ещё раз поглядев на Алексея, ответила Валентина.

– Вы проходите, и вы, дядя Вань, давайте, – с улыбкой сказала подошедшая Маша. Прядь волос выбилась у неё из косынки, и она, поправляя, подняла руку с перстнем, так, что он заиграл на солнце.

Валентина с ужасом посмотрела на перстень, побледнев ещё больше.

– Ой, мы лучше пойдём. Нам ещё к тётке Любиной зайти надо. Мы же к ней и приехали. Так, пришла проведать, да сказать мужу, чтобы зашёл, когда домой-то соберётся. Спасибо, но мы пойдём, – с бешено колотящимся сердцем, смотря то на Машу, то на Алексея, с трудом подбирая слова, ответила Валентина. И дёрнув за рукав Любу, пошла к дороге.

Немного отойдя Люба с подозрением посмотрела на Валентину.

– Валь, что с тобой? Ты как парня увидела, прям сама не своя. Ты знаешь, что ли, его? Что хоть с тобой?

– Да не знаю. Просто так, напомнил одного человека. Слушай, пошли лучше домой. Не могу, не хорошо мне что-то.

– А если Лёшка придёт к тётке?

– Ну, объясню ему дома. Пошли. Я тебя очень прошу. Только не спрашивай ничего.

– Опять давление, что ли? Хорошо, пошли обратно.

Уже подходя к полю, Валентина с ужасом отпрянув назад, дёрнула за рукав Любу.

– Люб, что это? Там кто-то стоит, вроде? – показывая рукой на противоположную сторону, спросила она.

– Валь, да ты чего? – посмотрев с удивлением и одновременно беспокойством на подругу, ответила Люба. – Нет там никого. Там берёза.

– Да нет же, смотри, девушка какая-то. Что я не вижу, что ли. Стоит около берёзы.

Валентина действительно видела девушку в белом платке, одиноко стоявшую к ним спиной, около такой же одинокой берёзы. Только сейчас, приглядевшись, она поняла, кто стоял там. В ужасе, чтобы не закричать, она закрыла ладонью рот.

– Валь, Валя! Ты слышишь меня! – кричала, тормоша её Люба. – Валь! Да что с тобой! Валя!

Валентина, казалось, совсем не слышала криков подруги. Она была так поражена зрелищем, которое предстало перед ней. Внезапно девушка обернулась, посмотрев на неё, как ей показалось, с упрёком, и исчезла совсем, так же неожиданно, как и появилась.

– Валя! Ну, ты что! Валя! – продолжала тормошить её Люба.

– Ничего. Всё прошло, – тихо, еле слышно, наконец-то ответила Валентина. – Поехали домой, не могу я здесь больше оставаться. Только ты иди рядом, я сама не дойду.

Всю дорогу, Валентина шла, вцепившись в руку Любы, боясь посмотреть в сторону берёзы, росшей чуть в стороне от тропинки. Девушка, то появлялась, смотря на неё, то пропадала снова. Валентина чувствовала, как ноги подкашиваются, но, держась из последних сил, всё же прошла поле. Она боялась выдать себя, боялась расспросов подруги. Что она могла ей сказать? Страх снова, как и тогда, в ту ночь накрыл её с головой, но, слыша, как наяву, слова Серафимы: «…Кто узнает… Молчи до самой смерти. Поняла?»

– Ну, и чего ты боялась? Вот берёза, – показав на дерево рукой сказала Люба. – И нет тут никого.

– Вижу, – тихо ответила Валентина.

– Слушай, Валь, что хоть с тобой в последнее время? Из-за Лёшки, что ли, так переживаешь? Или Ксенька чего опять набедокурила? Может вам съездить куда, отдохнуть малость? Того гляди долбанёт давление-то, так нервничать-то.

– Да ничего, отойду. Устала просто. Полежу дома, успокоюсь.

– Ну, смотри. Может мне остаться с тобой-то, пока девчонки и Алексей не вернутся?

– Нет, не надо. Мне лучше одной. Посплю немного и пройдёт.

***

Иван, поглядев в след Любе с Валентиной, повернулся к Алексею.

– Чего это с Валентиной-то? Стоят вон с Любкой у поля, руками машут, спорят, что ли, о чём?

– Да кто её знает? Понапридумает себе головной боли, а потом сама и мучается. Небось приходила меня высматривать, не верит всё, думает, у бабы какой. А может с девкой опять чего, с дочкой младшей. Сама воспитала, теперь вот получает. Мне же слова не давала сказать, начну ругать за провинность, так нет, влезет и рот затыкает, ну, и чего теперь удивляется? Вот только Катя, старшая, одна радость для меня. Хорошая девка выросла.

Вальков подошёл к забору, посмотрев в ту же сторону. Валентина стоя у подсолнухов, казалось о чём-то спорила с Любой, показывая рукой на тропинку, и что-то оживлённо ей говоря.

– Мож к ним пойти, случилось чего, что ли? – смотря на них предложил Иван.

– Да чего там у них случиться может? Валька не была тут уже больше двадцати лет, чего-то боится поля этого. Спрашивал – молчит. Напридумала себе страхов. Сама сюда дошла, вот также пусть и обратно, ничего с ней не будет. А мне заняться больше нечем? Делать мне больше нечего, буду ещё её через поле туда–сюда водить. Дурная баба, и есть дурная баба.

***

– Ты чего это сегодня, как увидела Алексея, так прям побелела вся, как будто не человека, а самого нечистого увидела? Знаешь его, что ли? – спросил вечером Алексей, приехав, вскоре после Валентины, домой.

– С чего ты взял-то? – стоя перед плитой, боясь посмотреть на него ответила Валентина. – Так просто, воздух видать такой, цветёт может чего, вот голова и закружилась. Мало ли чего может быть с человеком.

– Да? Со стороны другое казалось, – подозрительно посмотрев на неё ответил Алексей. – Чего приезжала-то? К тётке Любкиной не пошли, а сразу домой. Меня, что ли, подозреваешь? Ну, теперь-то убедилась, где я бываю. Спокойна теперь?

– Есть будешь или там поел? Ужинать скоро готовить не на кого будет. Мотаетесь все, кто где.

– Кто где, – недовольно повторил Алексей. – Я на работе, да вон парню помогаю, у Кати работа, а вот где твоя любимица мотается, это уже сама себе вопросы задавай.

Валентина на этот раз промолчала, не стала, как всегда, защищать дочь. Да и не до того ей было. То, что хотела забыть всю жизнь, то, от чего пряталась двадцать лет, вдруг всплыло наружу. Как теперь дальше жить с этим, зная, кто этот парень, которому её муж помогает, чей он сын? Давний грех, взятый на душу, стал с новой силой давить на сердце. Жить, как прежде ей уже не получится, она это чувствовала, но что делать, как быть, она не знала. Мысли одолевали, не давая сосредоточиться.

«Сказать ему всё? – думала она, когда муж ушёл в комнату. – Убьёт ведь. Как себя поведёт, узнай правду? Страшно, но и так тяжело. Думала всё, прошло. Забыла всё, не возвращалась туда, а нет, всё, как и прежде, вернулось. Не даст она мне жить, не даст».

Всю ночь Валентине снилась Серафима, грозя пальце, снова и снова напоминала ей о той давней тайне, что скрепила их двоих. Давно уже не было Серафимы, но так и не отпускала она её, казалось, что даже оттуда крепко держала в своей власти. Валентина просыпалась, крича и толкая мужа. Он, не выдержав, перебрался спать в коридор, на раскладушку.

– Тебе, Валь, нервы бы полечит надо. Совсем с ума сходишь. Орёшь всю ночь, вчера вот представление устроила. Обратилась бы тогда куда, что ли, чем так и самой, и других мучать, – в сердцах бросил он ей, беря подушку.

Она и сама понимала, что так долго продолжаться не может. Ей и самой казалось, что она сходит с ума от этих воспоминаний, но что она могла поделать? Страх навсегда сковала её, то давнее обещание, нарушить которое она не могла, боялась, зная, чем может это обернуться.

На следующий день, вскоре после того, как Алексей снова уехал в село помогать своему тёзке, к ней снова пришла Люба.

– Ну, как ты тут, подруга? Алексей-то где? Там же, что ли?

– А где ему быть-то? Днюет и ночует там. Мёдом там, что ли, намазано, так и летит туда. Всю жизнь сына хотел, а я всё никак, не могла родить, теперь вот к парню и привязался. Слушай, Люб, я чего тебя хотела спросить-то, – она вопросительно посмотрела на подругу. – Ты не знаешь, что хоть за Рязанцевы-то такие?

– Почему не знаю? Знаю. Степан этот, ну, Рязанцев, отец этому парню, как его зовут-то забыла?

– Алексей.

– Тёзка значит. Так вот Степан с моим Валентином одно время работал, а Тамара – мать Алексея, там у нас в сельпо недолго работала. Он – Степан – уехал куда-то, сын ещё маленький был, развёлся с ней и уехал. Куда, зачем, никто не знает, как в воду канул, а она на Север, говорят, подалась.

– А сын? Ну, он-то чего не с ней-то?

– Его сестра Тамары к себе забрала. У ней самой сын, чуть постарше, ну, она и их сына к себе, как родного вырастила. Она же тоже соседкой моей была, ну, когда мы там ещё жили, на том конце, пока квартиру новую не получили. Говорили, что сын, мол, у них не родной, а откуда, не знаю. Тамару-то уважали все, баба-то она хорошая, вот и молчали все. Да он и не похож на них. Степану даже одно время говорить начали, что, мол, сын-то не твой, кто уж ляпнул, я не знаю, но он с тех пор, говорят, и начал пить, а потом и совсем ушёл. Но это всё слухи, а как там на самом дела, кто знает? Чужая жизнь потёмки, да и я там уже не жила, редко бывала, так что не знаю, что и как.

Валентина задумалась.

«Значит, правда. Как теперь узнать-то? Да и ему сказать… Только надо ли?»

– А он где же теперь, всё у тётки живёт, что ли?

– Да нет, вроде, она с сыном, по-моему, так и живёт. Я и не видела её уж лет десять. Ой, нет, вру. Как-то года четыре назад, приезжала туда, ну, помнишь, я тебе рассказывала про Людмилу-то, у ней ещё пальто я перешивала? Ну, вот, зашла от неё в магазин, а она – Сима-то – там, поговорить, правда, не успели, кивнули друг другу, а больше и не видала.

– Она здешняя, что ли? Или тоже землячка? Ну, Тамара и сестра-то эта?

– Нет, они откуда-то подальше, деревня какая-то, я и не знаю. Их оттуда мужья взяли. Вначале Сима вышла замуж за нашего деревенского, это потом они сюда переехали, вскоре, а потом и Тамара за Степана вышла.

– А Серафима эта, за кого хоть?

– Да за Ивана Степного, ну, бабки Серафимы сына младшего.

Валентина побледнела, услышав знакомое имя.

«Опять она. Как будто преследует», – подумала Валентина, снова вспомнив во всех подробностях ту давнюю историю.

– Валь, чего опять, давление что ли? Может врача? – с беспокойством посмотрев на неё спросила Люба.

– Да нет, сейчас пройдёт. Ничего. Просто бабку эту вспомнила. Все ж говорили-то, сама знаешь, чего про неё.

– Говорили, помню. Ведьма говорили, мол, а там, кто его знает. Помню, как боялись её. До чего ж неприятная бабка была, – покачав головой ответила Люба, вспомнив бабку Серафиму. – Говорили, не одного человека сгубила она, правда, нет, не знаю, но говорили.

Валентина повернулась к окну, сердце снова бешено забилось, опять вспомнились слова бабки Серафимы.

«Везде она, прямо преследует, дышать уже не даёт. Действительно, знать, ведьма. Сведёт она меня с ума, либо в могилу», – думала, тяжело дыша, Валентина.

– Валь, может остаться мне? Вдруг чего, ну, давление или сердце прихватит, а рядом никого? – беспокойно посмотрев на неё, спросила Люба.

– Да нет, Люб, не беспокойся. Просто вспомнилась бабка эта, Серафима. Сколько же про неё слухов ходила. Сама её, как огня боялась всегда, – повернувшись к Любе ответила Валентина. – Всё нормально. Уже отошла, от вчерашнего-то. Видать надышалась чем, цветёт там, мож, чего у них? Вот и голова закружилась. Да и тут живём – завод рядом, чем дышим-то? А там воздух свежий, вот и закружилась голова, – как-то задумчиво ответила она.

– Ну, смотри, у меня сегодня дел-то особых нет. К тётке только съездить вот надо и могу опять к тебе?

– Нет, не переживай, всё нормально. Ты езжай, привет там передавай, а я тут, отдохну, полежу немного.

Как только Люба ушла, Валентина закрыв за ней, подошла к зеркалу в прихожей.

«Да, Валя, изменилась ты. Синяки под глазами. А может и вправду поехать куда, отдохнуть? Небось от работы дадут путёвку?» – подумала она, оглядев себя.

Пройдя в ванну, умылась, нагнувшись над раковиной и, посмотрев в зеркало, с ужасом отпрянула назад. Оттуда на неё смотрела Катя, всё также в белом платочке, как и тогда у берёзы. Валентина, сама не зная зачем, брызнула на зеркало водой, видение исчезло.

«Что это? Что со мной?» – не в силах сдвинуться с места, тяжело дыша, подумала она. Но, кое как успокоившись, вышла из ванной.

Весь день она ходила сама не своя, никак не могла ни на чём сосредоточиться. Сходила в парк прогуляться, но и там везде ей казалось, что вон там за деревом опять стоит она, Катя. Вечером готовя ужин, ей вдруг показалось, что позади кто-то стоит, казалось, чьё-то дыхание холодным воздухом касалось её шеи. Валентина резко повернулось, но взгляд упал на раскрытое окно, лёгкий ветерок слегка шевелил тюль.

– Что ты от меня хочешь?! – крикнула вдруг она, сев на табурет. – Что ты мне жить не даёшь?! – и она, закрыв ладонями лицо, горька заплакала.

***

На следующий день, наспех собравшись, Валентина поехала на другой конец городка. Помня только приблизительно дом, где когда-то жила Люба, и то, что он был двухэтажным и двором выходил на небольшую речушку, она начала искать похожий. Благо таких домов здесь было всего восемь, так что отыскать нужный не составило большого труда. Поднявшись на второй этаж, она, подойдя к одной из дверей, нажала на звонок. Дверь открыл молодой человек.

– Здравствуйте, я ищу Степную Серафиму.

– А, так это к нам. Мам! Тут к тебе пришли! – крикнул он, обернувшись. – Проходите.

Из комнаты в коридор вышла женщина, немного постарше Валентины.

– Всё, мам, я побежал, – поцеловав на прощание мать, молодой человек вышел за дверь.

– Вы ко мне? – удивлённо посмотрев на неё спросила Серафима.

– Да я к вам. Я про Алексея, племянника вашего хотела спросить.

– Что-то случилось? – с беспокойством посмотрев на Валентину, спросила она.

– Нет, вы не волнуйтесь, с ним всё хорошо. Мне просто спросить надо, – нерешительно, опустив голову, начала Валентина. – Говорили, что он приёмный, – она посмотрела на Серафиму.

– Слухи такие распускали, – уже с подозрением тихо ответила Серафима. – А почему вас это интересует?

– Это правда или нет?

– Зачем вам это? Кто вы?

– Он похож на одну мою давнюю знакомую. Она была с животом, когда… Скажите правду.

– Кто вы ей?

– Вы только скажите, пожалуйста, – она схватила за руку Серафиму, та, вырвав руку, чуть отошла.

– Это правда. Алексей уже всё знает. Вы знаете, кто его мать?

– Она была моей приятельницей. Она утонула… Утопилась.

– Вы были там? – пристально посмотрев на Валентину, спросила Серафима.

– Где там? – испуганно спросила она, что сразу бросилось в глаза.

– Когда всё это случилось? Были. Вы та самая девушка, что привела её?

– Я не была там, я не знаю, о чём вы. Я знала, что она была с животом, но как это произошло, не знаю. Она к вашей свекрови ходила?

– Ходила, – с усмешкой ответила Серафима. – Значит, не были?

– Нет. Если и была кто, только это не я. Как вы его нашли?

– Свекровь, на следующую ночь, как к ней пришли… две девушки, вынесла свёрток и положила его в подсолнухи, прям на середине поля, рядом с тропинкой. Вот там его я и нашла… И перстень, старинный какой-то. Я, когда нагнулась, чтобы его взять, он мне палец-то и поцарапал. Значит, это она потом утопилась? Говорили, что платок на берегу нашли, девушка, говорили, какая-то утонула.

– Она. Значит, он всё знает?

– Знает. Как часто и бывает, доброжелатели сказали. И раньше говорили, не раз, а тут взрослый уже, вот и зацепился, и не похож, мол, и отец всю жизнь, мол, его сторонился как-то. Пришлось рассказать. А кто же отец?

– Мой муж. Он, не зная, сейчас ему помогает с домом. Вот так судьба распорядилась, – вздохнула, опустив голову, Валентина.

– И что же теперь? Вы ему расскажете?

– Не знаю. Я пойду. Мне только это нужно было. Я вас очень прошу, не говорите никому, что я у вас спрашивала, не надо пока. Пожалуйста, – она умоляюще посмотрела на Серафиму.

– Хорошо, только и Алёшка тоже должен знать, он имеет на это право.

– Я знаю. Только не сейчас. Он узнает, я вам обещаю.

Валентина, открыв дверь, хотела уже выйти, но обернувшись на пороге, спросила:

– А что случилось с бабкой Серафимой? Всякое говорили.

– Говорили, – вдохнула Серафима, пристально посмотрев на Валентину. – Никто не знает, что там было. Ушла из дома, а дом сгорел. Говорили потом, что, мол, сама подожгла. Вначале все думали, что погибла в пожаре, так что и найти ничего нельзя было. А потом, через неделю, кто-то по пьяни наткнулся на тело в лесу. Опознали её. Зверями уже погрызана была, по одежде, да по украшениям и опознали. Вот так вот.

– Спасибо, я пойду, – тихо ответила Валентина.

Валентина, вернувшись домой, села на кухне. Страх накрыл её с новой силой. Она поняла, что Серафима обо всё догадалась, как не пыталась скрыть, но она себя выдала.

«Как же теперь быть? Что делать?»

Сердце вдруг начало бешено биться, предчувствие чего-то страшного накрыло её с новой силой. Она, подняв голову, вскрикнула от страха. Перед ней полупрозрачным облаком, чуть шевелясь, стояла Катя.

– Зачем ты меня преследуешь? В чём я-то виновата? Зачем ты ходишь за мной?! Дай мне пожить спокойно! – кричала, смотря на видение, Валентина.

Девушка всё также стояла, чуть шевелясь и не исчезая. Валентина, схватив со стола солонку, кинула её в сторону Кати. Солонка, ударившись о косяк, с глухим званом разбилась, рассыпав соль. Видение исчезло. Валентина закрыв лицо ладонями, зарыдала. Сколько прошло времени с тех пор, как она пришла, сколько она так просидела, она не знала. Придя в себя, она встала и прошла в комнату. Взяв два листа бумаги, она начала писать, затем найдя конверты, положила каждый лист в конверт. Оставив один дома, второй положив в сумочку, вышла из квартиры.

========== Часть 4 ==========

В дверь кто-то постучал, Люба, сняв фартук, пошла открывать. Пока она шла, в дверь ещё раз постучали, затем ещё раз, кто-то настойчиво барабанил в дверь.

– Да иду я, иду! Чего так барабанить-то?! – недовольно проговорила она.

Открыв, она с увидела бледную, смотрящую, казалось, каким-то безумным взглядом Валентину.

– Валь, плохо что ли? Ты проходи. С сердцем или давление? Я сейчас капли принесу.

Она собралась уже идти в комнату, но Валентина остановила её.

– Нет, не надо. Я только тебя попросить. Передай это, – порывисто дыша начала Валентина. – Передай этот конверт участковому нашему, ну, Сергею, – она, вынув из сумки конверт, протянула его Любе. – Знаешь, про кого я. Очень прошу, передай, как только я уйду.

– Валь, ты чего? Ты чего затеяла-то? Валь я не отпущу, может, лучше врача? Валь, ну, что ты молчишь? – испуганно произнесла Люба.

– Передай! – крикнула Валентина, испугав её. – Ничего я не затеяла! Она не даст мне спокойно жить, не даст! Сделай, как я прошу! – с отчаянием крикнула она.

– Да сделаю, сделаю. Только ты объясни, кто она-то? Что случилось?

– Потом, потом всё расскажу. Ты только сделай, прошу тебя. Передай ему! – умоляюще смотря в глаза Любе, проговорила Валентина.

– Валь, а может всё-таки я капли принесу?

– Давай, я подожду.

– Да, ты тут посиди, я сейчас.

Люба, уйдя в комнату, только открыла сервант, когда услышала, как захлопнулась входная дверь. Она побежала в коридор за Валентиной, но та, как будто испарилась, она оглядела всё вокруг, её нигде не было.

***

Валентина, выбежав из подъезда, побежал вперёд, в сторону парка, находящегося прямо напротив дома Любы. Спрятавшись за высокими кустами, она, дождавшись, когда Люба уйдёт обратно, пошла через парк к остановке.

Снова приехав на тоже подсолнуховое поле, она подошла к той самой берёзе, возле которой ей померещилась Катя. Подойдя к ней, она упала на колени.

– Ну, что ты снова вернулась? Что тебе от меня надо. Ты же сама этого хотела! В чём я виновата перед тобой?! Не я тебя убила! Не хотела я этого, слышишь?! Не хотела! – сквозь рыдания говорила Валентина. – Зачем ты приходишь?! Что ты хочешь от меня?! Не хотела я этого! Не хотела! – она закрыла лицо ладонями. – Я его любила! Я тоже его любила! Ну, что он в тебе нашёл?! Ты хочешь знать правду? – уже тихо, без слёз спросила Валентина. Ей снова померещилась Катя, прямо рядом с берёзой, она стояла и казалось смотрела не неё с упрёком. – Да, я наврала тебе. Он любил тебя всегда, и сейчас не забыл, а меня никогда не любил. Он не нашёл другую, это я хотела вас разлучить, зачем он тебе, ну, зачем?! – она снова начала рыдать. – Ты так и стоишь между нами, всегда стояла, и тогда, и теперь. Он в госпитале был, а ты? Ты его любила?! Мне поверила, а ему нет! Зачем ты ему такая нужна?! Ну, зачем?! Ты его не любила! Это я его любила, всегда любила, а не ты! Ты этого сама захотела. В чём я виновата?! А теперь ты и меня забрать хочешь? – Валентина посмотрела на Катю, та также молча, чуть шевелясь, как дым на ветру, стояла перед ней. – Молчишь. Чего ты хочешь? Убить меня? Ты меня уже убила, тогда ещё. Если бы ты знала, какого мне было все эти годы. Я только сейчас забывать начала, и ты опять? Зачем? Что тебе надо?! Вот твои любимые подсолнухи, рядом, – она махнула рукой назад, в сторону подсолнухов. – Всегда рядом. Знаю, как ты там встречалась с Алексеем, а на меня он даже не смотрел. Вот они, твои любимые. Будь они не ладны! – крикнула она, ударив кулаком по земле.

***

– Ой, Лёш, – запыхавшись, Люба подбежала к Алексею, схватив за руку. – С Валькой что-то не то.

– Чего не то? Давление, что ли, опять. В больницу увезли, что ли? – взволнованно спросил он, смотря на бледную Любу.

– Да какое там. Ой, пошли лучше зайдём в квартиру, а то не пойми чего разнесут по округе.

Они зашли в квартиру.

– Прибежала ко мне, бледная, глаза какие-то дикие, ничего не объяснила, передай говорит участковому нашему – Сергею, ну, Михееву. Он сейчас там в деревне участковым. Конверт протянула, – Люба достала из сумки конверт. – Я за каплями пошла, а она из квартиры, и как сквозь землю провалилась. Куда делась? Я туда-сюда, нет её нигде. Ну, я сразу к тебе.

– Так чего ты сразу ко мне то?! – закричал Алексей. – Вот и беги скорее к Михееву-то. Вдруг чего серьёзно, а она тут лясы точит.

– Ты же муж всё-таки. К кому же ещё-то сначала?

– К нему беги скорее. Сегодня же выходной, а у тебя, у Валентина мотороллер, вот и запрягай его.

– Ой, я и не подумала, – всплеснув руками ответила она. – Пойду, действительно, пойду.

– Не подумала она, – закрывая за ней дверь проговорил Алексей.

Он в задумчивости пройдя на кухню, посмотрел на разбитую солонку на полу.

«К ссоре говорят, – вздохнув подумал он. – Вот только этого и не хватало».

Потом заметил конверт на столе, подошёл, удивлённо взяв его в руки, и, покрутив его руках, открыл и начал читать.

***

Валентина всё так же стояла на коленях у берёзы, не замечая ничего и никого вокруг. Не заметив и стоявшего невдалеке мальчика, с испугом смотревшего на неё.

– Бабушка, бабушка, там тётенька какая-то стоит у берёзы на коленях, – подбежав к шедшей по тропинке, чуть позади него, пожилой женщине.

– Какая ещё тётенька? Ты чего говоришь-то.

– Да вон там, – он махнул рукой в ту сторону.

– Ой, и вправду, – испуганно посмотрев на Валентину сказала женщина. – Болтает чего-то. Блаженная, знать. Ой, Господи, помилуй, – перекрестилась она. – Блаженная. Пойдём скорее, – она, схватив внука за руку, быстро пошла по тропинке в сторону деревни.

– Бабушка, а может ей помощь нужна?

– Да какая помощь-то. Блаженная она. Видишь, сама с собой разговаривает? Пойдём скорее отсюда. Ой, прости, Господи, – она ещё раз испуганно перекрестилась.

Через час уже вся деревня была в курсе происшедшего.

– Так, бабы, хватит орать? Ты, Евдокия, чего тут сумятицу развела? – недовольно глядя на неё, спросил председатель сельсовета Михей Дмитриевич. – Всех переполошила. Куры вон, – он махнул рукой в сторону. – и те все переполошились, носятся по всей деревни, а бабы потом передерутся, где чья курица. Ты чего тут за самодеятельность развела? Какая ещё блаженная, в наше-то время? Чего на людей панику наводишь?

– Да вон там, у берёзы. Сама видела, и Петька – внук мой – видел. Вот тебе крест, – она порывисто перекрестилась. – И он видел, дитё ещё, врать не будет, спроси у него, если мне не веришь!

– Берёза, берёза. Развела балаган. Ну, пошли, покажешь свою блаженную.

Все пошли к тому месту, где Евдокия с внуком видели Валентину. Она всю дорогу бежала впереди, оглядываясь, рассказывала размахивая руками.

– Ой! – первой придя на место вскрикнула Евдокия, закрыв ладонью рот.

Валентина лежала, не шевелясь, около берёзы.

– Кажись, померла, – тихо сказал кто-то в толпе.

– Чего померла-то сразу? – испуганно сказал Михей Дмитриевич, оглянувшись. – Может, плохо стало.

– Так проверить надо-то? Живая или нет? – опять раздалось в толпе.

– Так иди и проверь, раз смелая такая. Я чего врач? Знаю, что ли?

– За лекаршей послать надо, чего судить-то?

Из толпы вышел молодой мужчина, подойдя к ней, наклонился, потрогав шею.

– Кажись, всё. Умерла.

– Ой! – испугано произнесли несколько человек из толпы.

– Так, всем разойтись, нечего вам тут стоять, не в театр пришли, – из толпы, раздвигая руками себе путь, вышел местный участковый, Михеев.

– Сергей Петрович, чего хоть тут? – недосказав, испуганно спросил Михей Дмитриевич.

– Чего, чего, – вздохнув ответил он. – Совесть видать заела, вот и померла. Так, всё, на этом всё! Всем разойтись. Михей, ты только, как власть, всё-таки останься. Ну, и кто нашёл-то?

– Да вот Евдокия с внуком, – он показал на испуганную женщину, стоявшую чуть поодаль, прижимавшую к себе мальчика лет семи – восьми. – Живую ещё видели, её-то, – он кивнул на лежавшую Валентину.

– Ну, вы тогда останьтесь, раз так.

***

Алексей, выйдя из задумчивости, ещё раз раскрыл письмо, и снова перечитал.

«Прости меня, Алёша. Виновата я перед всеми. Перед тобой, перед Катей твоей, перед Алексеем – учеником твоим. Если бы только знал, какого это, столько лет носить в сердце правду, а сказать нельзя. Камнем лежит, правда эта, всю душу мне истрепала. Катя твоя не утонула, умерла она, как сына родила, твоего сына. Алексея, того самого. Он – сын твой. Лежит теперь она у берёзы, перед своими любимыми подсолнухами. Бабка Серафима, пригрозила мне, вот и похоронили её там, а платок специально оставили, чтобы все подумали – утопла, мол. Столько лет в себе держала, а теперь, как его увидела и перстень тот на Маше, жене Алексея, так всё по-новой и вернулось. Катя приходит ко мне, стоит передо мной, как живая. Не могу я так больше, не могу. Не даст она мне жить, как и Серафима, на даст. Не хотела я этого, не хотела. Сказала ей, что ты её бросил тогда, когда служить ушёл, а она поверила. Мне поверила. Не тебе, а мне. Разве это любовь, когда не веришь человеку? А я тебя любила. Если бы только знал, как я тебя любила. Я бы не поверила, а она поверила. Не захотела она его, ребёнка-то. Помоги, говорит, избавиться, а живот уж большой был. Не думала она о нём. Вот я к Серафиме и обратилась. Кто же знал, что так получиться? И она, Серафима, и я перепугались, вот она и решила так избавиться, а мне пригрозила. Всю жизнь живу со страхом. Серафимы уж нет, а я живу. Прости меня, если сможешь, не хотела я ей ничего плохого. Думала уедет куда, а мы с тобой будем, а видишь, как всё вышло? Расскажи Алексею всё. Он должен знать, кто ты для него. А меня прости, не держи на меня зла, глупая была, любовь к тебе мне весь разум затмила. Если сможешь, прости. Серафима – тётка Алексея – всё тебе расскажет, где его нашли, и про свекровь свою. А я так не могу больше. Не дадут они мне жить. Да и камень этот не даёт дышать спокойно, давит на сердце. Прижал меня к земле, вздохнуть не могу. Дочерей поцелуй за меня. Пусть на меня зла не держат. Прости ещё раз и пусть он – Алексей – простит меня и зла не держит».