355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Беляков » Амория » Текст книги (страница 1)
Амория
  • Текст добавлен: 4 ноября 2020, 21:00

Текст книги "Амория"


Автор книги: Валентин Беляков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Глава 1. Осколки сознания.

Наши дни

После того, как увезли очередную партию, я решил было, что можно вздохнуть спокойно. Даже нашёл свободную койку на одном из нижних уровней. Но не тут-то было: через пару часов меня разбудили стенания и нервные вскрики – новичков привезли, сразу ясно.

Я буквально сполз на пол, уступив место молодой женщине, бессильно рухнувшей на кровать. Стянул вместе с собой тонкое синтетическое одеяло, решив прикорнуть на полу, но девушка вскоре начала всхлипывать, уставившись в стену невидящим взглядом.

– Ближайший туалет там, – на всякий случай сказал я, махнув рукой на боковой коридор, перед которым уже столпилась нестройная очередь, накинул одеяло ей на плечи и побрёл, куда глаза глядят.

На станции принудительной эвакуации не было иллюминаторов. Вид оттуда мог ещё больше шокировать людей, а они и так были чертовски напуганы. Кто-то буйствовал, желая вернуться обратно, нападал на служащих станции. Кто-то пытался найти своих близких. Кто-то… Мой блуждающий взгляд наткнулся на подростка неопределённого пола в рваной зелёной кофте. Я не мог понять, что чувствует этот человек. Почему я вообще решил, что он молод? Как я понял, что это человек?

Я видел его лицо – бледный вертикальный овал с двумя овалами поменьше. Горизонтальная складка внизу – это рот. Маленькие складки отходят по бокам, под углом примерно десять градусов к горизонтали… Чёрт, кажется, опять началось!

Когда такое начинает твориться с моим восприятием (все лица превращаются в бессмысленную кашу чёрт), я перестаю понимать окружающих людей: вроде вижу даже больше, чем обычно, даже мельчайшие подробности, которые запомню с фотографической точностью, только вот… Они больше не имеют для меня никакого смысла, не образуют целой картины. Верный признак того, что накрылся имплантат – чудо техники, пронизавшее мой мозг своей нано-паутиной.

Эта мысль удерживает меня на плаву как якорь: "дело в тебе, Яро, дело только в твоей голове, имплантат опять козлит, возможно, помогут обновления или новый антивирус…". Есть вариант просто лечь спать и надеяться, что всё пройдёт, но вот проблема… Я забыл, как спать. Я знаю, что люди ложатся и закрывают глаза, всё их тело расслабляется и сознание выключается. Знаю, что и сам делал так много тысяч раз. Но это – чисто теоретическое знание.

Нужно добраться до ближайшего медицинского сегмента. Мозг услужливо выдаёт объёмную карту, сам, не скачивая из сети. С пространственным восприятием у меня всё в порядке, без контроля имплантата оно даже обостряется.

Только бы добраться до медсегмента. Там мне должны помочь, только придётся объяснить свою просьбу на межпланетном пиджине, который сварганили "на коленке" специально для нас, землян. У меня есть переводчик, вживлён под кожу ладони. Как сформулировать? У них есть слово "имплантат"? Отлично, значит, они знают, как с ними работать. Скорее всего, эти технологии и пришли-то на Землю извне. "Сломался"? А, вот, можно сказать "не исправен".

Почти ползу, перебирая руками по стене. Кругом сотни сотен говорящих тел, все звучат, пахнут, нагревают воздух. Я знаю, что они живые, как я. Но что это значит – "я"? Они все кричат от общей боли, которая чувствуется даже в воздухе, значит ли это, что мне тоже должно быть больно? Может, это я их обидел, они злятся на меня, хотят меня убить? Я ускорил шаг из последних сил.

Переборки, ниши, светящиеся панели непонятного назначения, коридоры, длинные и гофрированные, и люди, люди, люди… Вот, если я правильно запомнил обозначение, и дверь медсегмента. Кругом полумрак, чтобы беженцы могли поспать, но из-за приоткрытой двери льётся холодный свет. Я тоже так хочу спа-а-ать…

Видимо, пытаясь возобновить работу, мои кустарные дополнения выключили что-то важное в мозгу, потому что я перестал чувствовать ноги и медленно сполз по стене. Перед глазами всё поплыло и свечение из медсегмента померкло, но вместо сна разум затопило море воспоминаний…

16 лет назад

–…Куда смотрит зайчик?

Я сижу в помещении, больше похожем на склад, чем на кабинет приличного врача. Мне пять. Я смотрю на голую жёлтую лампу на потолке, вокруг которой бестолково вьётся мошка. Тётя Доктор мягко берёт моё лицо за подбородок и опускает голову так, чтобы я смотрел на картинки.

– Яр, куда смотрит зайчик? – терпеливо, но настойчиво повторяет она. Я без понятия, если честно, куда он смотрит. Даже не сразу понял, что это зайчик. Устал. Надоело.

– Полечи меня Добрым Магнитном, я сразу пойму.

– Нет пока, смысл в том, чтобы ты сам научился. Куда зрачки в глазках сдвинуты, в какую сторону?

– Вниз, – на такой вопрос я способен ответить.

– А что внизу, проследи.

Мне интереснее смотреть на мигающую лампу, но чтобы Тётя Доктор не расстроилась, прилежно провожу пальцем по картинке от глаз проклятого зайца.

– Не знаю, на что смотрит, тут мячик закрывает.

– Так, может, он на него и смотрит?

– Не знаю.

Сколько раз за вечер я уже произнёс это словосочетание? В который раз я уже провожу вечер в этом кабинете? Иногда мне вокруг головы надевают "Добрый Магнит", как назыает его Тётя Доктор, и после него всё становится понятно, правда, ночью потом немного болит голова. Но когда я прихожу в следующий раз, всё повторяется заново.

Вообще я люблю, когда Тётя Мама приводит меня сюда. Здесь нет других детей, которые бы дразнили меня и говорили, что я дурачок и инопланетянин, а ещё Тётя Доктор никогда не кричит. И иногда мы пьём чай. Но лучше бы мы почаще играли в такие игры, где не нужно понимать, кто что чувствует, о чём думает и куда смотрит. Да, я плохо понимаю людей, но даже мне ясно, что Тётя Доктор расстраивается, когда я в сотый раз говорю "не знаю" на её картинки.

– Я тебя расстроил? – на всякий случай спрашиваю, чтобы знать наверняка.

– Нет, что ты, – с улыбкой отвечает женщина, мотает головой.

– Может, Добрый Магнит? – киваю на груду приборов в углу. Она отворачивается.

– Магнит сейчас отдыхает, Яро.

– Он уже две недели отдыхает! Я хочу всё понимать! – от раздражения в голосе звенят слёзы.

Тётя Доктор вздрагивает, откинув за плечо пряди медно-рыжих волос и резко встаёт, так что я пугаюсь. Если бы я тогда уже умел понимать чувства людей, то догадался бы, что она на что-то решилась, хотя решение далось ей очень не просто.

– Магнит не работает, потому что ему не дают электричества. Оно нужнее для освещения нового храма… Но у меня для тебя кое-что есть.

Я снова пялюсь на лампу, но краем глаза наблюдаю, как женщина заглядывает в какой-то непонятный ящичек, роется там и достаёт маленькое серебристое зёрнышко.

– Тебе нужно осторожно засунуть это в нос и вдохнуть. Оно полечит твой мозг.

Кажется, Тётя Мама предупреждала, чтобы я не брал у доктора подобных вещей. Если это то, о чём она говорила, то они делают из человека робота и зомби.

– А это не имплантантантант?.. – я не помню, сколько именно букв должно быть в этом слое.

– Нет, просто таблетка.

Тогда я ещё не мог отличить правду даже от плохо скрываемой лжи. Но если бы отказался в ту минуту, то не смог бы никогда.

– Добрая Таблетка?

– Очень добрая, – отвечает Тётя Доктор почти шёпотом.

Я послушно кладу зёрнышко в нос и вдыхаю, даже не почувствовав, как оно проскальзывает в носовые пазухи и, выпустив синтетические ложноножки, добирается до обонятельного нерва.

– Голова будет болеть?

– Ты не заметишь, – отвечает Тётя Доктор, протягивая ещё одну таблетку, на этот раз – снотворное, и стакан воды. Я снова делаю всё, как она говорит, и ложусь на кушетку в углу.

– Только никому не рассказывай об этом! – вот последнее, что я слышу…

Глава 2. Осознанное отречение.

…В следующий момент я уже погрузился в другое воспоминание, отстоящие от предыдущего всего на пару недель. Ну почему, почему именно это?! Почему, когда наступают тяжёлые времена, я невольно вспоминаю об ещё более тяжёлых?!

После активации имплантата, который прореживал лишние синапсы в коре моегле мозга и контролировал образование новых, я стал лучше взаимодействовать с людьми. А это значит: обманывать, льстить и подмазываться к кому надо, вовремя улыбаться или наоборот хмуриться и, конечно, утаивать информацию. Лучше разбираясь в мотивах окружающих, я понял, что действительно не стоит никому рассказывать об имплантате. Это повредило бы не только Тёте Доктору, но и мне самому. В Союзе Искупления и Воскресения Земли было спорное отношение к медицине, особенно к психиатрии. Большинство манипуляций, дополняющих организм синтетическими деталями, считались вне закона. ББог не одобрял, когда его творения сами творили с собой невесть что. А в Союзе Искупления и Воскресения с большим почтением относились к ББожьей воле, потому что все произошедшие с Землёй за последние столетия катаклизмы подозрительно совпали с всеобщим безББожием.

Так что теперь Союз Искупления и Воскресения Земли пытался наверстать упущенное, приписав ГГосподу сразу две заглавные буквы. Всё это я узнал много позже, в пять лет мне было невдомёк даже, что представляет собой СИВЗ, возникший в двадцатых годах двадцать третьего века на территории некогда огромного государства. Сейчас он и сам стал огромным государством, наряду с закрытым Плэйглэндом на востоке (по-сивзовски – Чумляндией) и далёким не менее закрытым Ворлэндом (Бой-земли, о которых здесь упоминают исключительно в негативном контексте).

В пять лет я знал только то, что вдалбливали экраны и Тётя Мама. Эта женщина не являлась мне ни мамой, ни тётей, равно как и остальным двадцати девяти приёмышам из моей партии. Она просто следила, чтобы мы вовремя ложились спать, отводила на занятия и в столовую, приводила в приличный вид перед важными мероприятиями вроде ББогослужения или… Показательной казни, как в тот день, о котором я невольно вспомнил.

Это была первая показательная казнь, которую предстояло посетить нашей группе, поэтому Тётя Мама недоумевала, чего это я так рыдаю и вырываюсь (странно бояться того, чего никогда не видел). Дважды я пытался сбежать и дважды получил серию крепких подзатыльников.

На главной площади, казалось, собралось всё товарищество. Низкое серое небо с тупым любопытством уставилась на эту плешь посреди тысячи гектаров одинаковых приземистых домов. Посреди площади ровными рядами стояли девять высоких столбов с привязанными к ним людьми, прогневившими ББога или как-то по-иному сильно нарушившими закон. Одним из них была Тётя Доктор – единственный человек, который никогда не повышал на меня голос и не поднимал руку, которого хоть немного интересовала моя судьба. Я так и не узнал, за что именно её приговорили, но моей вины в этом не было – я успешно притворялся, что всё ещё немного не от мира сего, потому что слишком быстрое выздоровление при неработающем Добром Магните показалось бы подозрительным.

В тот день имплантат впервые перегрузился моими эмоциями и забарахлил. А может, просто среагировал на погоду, но оглядываясь назад, я даже радуюсь, что он вырубился в те минуты. Потому что иначе я бы просто сошёл с ума.

Помню так точно, будто записал видео в высоком разрешении да ещё и замедленной съёмке: ритмично бьют записанные барабаны, и священник провозглашает что-то торжественно и нудно. Прелюдия заканчивается быстро – хмурое небо обещает дождь, грозящий сорвать церемонию. Девятеро безликих товарищей одновременно, как роботы, подходят к девяти кострам с зажжёнными факелами.

В этот миг мой блуждающий взгляд отворачивается от действа и натыкается на тысячи людских лиц. Глаза – прищуренные щёлки или огромные белёсые круги, рты – ряды стиснутых желтоватых зубов или бесформенные чёрные провалы. Всё зависит от выражения. Но что они выражают? Радость? Ярость? Удовольствие? Я никогда раньше не видел такого выражения, и не знаю, что должен сейчас чувствовать.

Поворачиваюсь. Пламя уже пляшет на облитом керосином хворосте и мусоре. Никогда не видел, как горит одежда. Я наблюдаю, как от неожиданныго порыва ветра языки огня взмываются и разлетаются волосы Тёти Доктора. Рот её открыт широким овалом, как будто она поёт. Жаль, что я не слышу слов песни – слишком громко шумит толпа. А волосы всё пляшут – рыжие в сияющем рыжем. Так красиво!..

Когда на следующее утро я осознал, что произошло, то решил: если бы оттуда, из-за серого неба, кто-то наблюдал за этим, он бы не допустил казни. А раз этого не случилось, значит, и нет там никого, сколько ни добавляй к его имени больших букв.

наши дни

…Вынырнув из омута памяти, я услышал обрывки инопланетных фраз. Яркий свет светил в глаза, будто пробирался под веки и вгрызался прямо в глазные яблоки. Голова болела нещадно. Почему-то инопланетный язык казался смутно знакомым, хотя пиджин я не учил, пользуясь исключительно автоматическим переводчиком. И тут я догадался: это язык Ворлэнда! Просто с очень необычным акцентом.

– Warland? – спросил я. Голос прозвучал очень хрипло, я начал кашлять и не мог остановиться, пока чьи-то руки не поднесли мне стакан воды, – please… Dim the lights.

Свет притушили, и резь в глазах немного утихла. Я смог разглядеть присутствующих в помещении. Это были двое землян, пожилой мужчина и некто, чей пол я не смог определить, оба в стерильно-белой одежде. Врачи. Значит, я всё-таки добрался до медсегмента.

– Earthglish? – с некоторым удивлением в голосе спросил мужчина.

– Earth… What? I know a few Warland words.

Врач удивлённо переглянулся со своим (своей?) коллегой и снова обратился ко мне. Мы попытались поговорить, но потом всё же были вынуждены прибегнуть к услугам переводчика-имплантата. Дело в том, что я кое-как изъяснялся на ломаном Ворландском, подслушанном тут и там, а врач говорил на так называемом "Земглише", ставшим языком землян, которым повезло свалить с Земли задолго до Эвакуации, даже до Голубиного Инцидента.

– Так вы из бывшей Европы? – уточнил я, когда уже мог нормально соображать.

– Мы? Что вы, я, как и моё коллега, родился на Мире, одной из развитых планет земного типа. Но наши предки – действительно выходцы из Европы, однако, почему вы называете её "бывшей"?

– Сейчас это практически незаселённая часть света, – пояснил я, исходя из своих скромных познаний современной географии, – большинство европейцев эмигрировали в самом начале эвакуации, потому что большинство правительств Европы изначально положительно относились к Контакту.

– Мы практически не получаем информации о Земле. Для межпланетного сообщества это закрытая территория, – сказало человек третьего пола, ставя передо мной непроливаемую миску с каким-то супом. Чёрт, я готов был расцеловать за еду его андрогинную мордашку. Знал бы, что здесь кормят вовремя – давно бы прикинулся больным.

– Что именно представлял собой "Голубиный Инцидент"? Что произошло после?

– Вы, скорее всего, знаете, что не все страны разделяли оптимизм Европы по поводу Контакта. К две тысячи двадцатому она уже потеряла хватку и хотела вернуть выгодное положение, получив монополию на инопланетные технологии. Две другие державы, напротив, не хотели наживать ещё одного конкурента за господствующее положение на Земле. Они объединились против общего врага, прикрываясь тем, что просто не хотят позволить Европе решать за всю Землю. И использовали ядерное оружие. Ответ не заставил себя ждать.

– Да, информация о ядерной катастрофе есть в Астронете, – вздохнуло оно, – а "голуби"?

– В самый напряжённый момент, когда ракеты уже были выпущены, откуда ни возьмись взялись беспилотники – высокотехнологичные дроны, которые перехватили все боеголовки и попытались вывести их за пределы атмосферы. До сих пор не известно, кто их выпустил, но ясно одно – это были миротворцы. Поэтому их назвали "Голуби". Ну, понимаете, типа символ мира и тоже летают. Хотя эти скорее прилипли к боеголовкам, как летучие клещи, и корректировали их курс силами своих двигателей.

– Вы сказали "попытались вывести"? Произошла какая-то ошибка?

– Скорее, диверсия. Кто-то хакнул голубей, и они вырубились в самый ответственный момент. Боеголовки вернулись в атмосферу и взорвались в случайных местах, большинство пришлось на восточную и южную Азию. Одна попала прямиком в крупный спящий вулкан. К тому времени это и так была закрытая зона… С тех пор там вообще творится кромешный ад. В Ворлэнде эта часть света зовётся Плэйглэнд, в СИВЗ именуют Чумляндией.

– Это из-за эпидемии начала двадцать третьего века?

– Да. Как за двести лет до этого она разразилась внезапно, только унесла куда больше жизней и так и не была остановлена. Вообще это было сразу несколько эпидемий, начавшихся почти одновременно в нескольких местах. Наверное, из-за колоссальной плотности населения.

– А что такое Ворлэнд? – продолжало любопытствовать молодое врач. А я и рад был наконец-то поболтать с адекватным человеком и поделиться своими "пиратскими" знаниями.

– Из-за жуткой гражданской войны, начавшейся сразу после…

– Но откуда вы всё это знаете? – прервал меня старший доктор, – неужели на Земле к этой информации предоставили свободный доступ, чтобы больше не совершать таких чудовищных ошибок?

Я рассмеялся коротко и сухо.

– Я раскопал эти знания в интернете, к которому получил доступ единственно благодаря моему имплантату, вживлённому незаконно.

– Кстати, о вашем имплантате… – доктор нахмурил аккуратно подстриженные брови, – его что, на помойке собирали?

– Там, откуда я родом, в СИВЗ, они строжайше запрещены. Мой психиатр раздобыла его на чёрном рынке, когда я был ещё совсем маленьким. А дальше я кое-как добыл ещё кое-какие девайсы, а некоторые собрал сам, из того что не доел дед.

– Какой дед? – опешил доктор.

– Просто устойчивое выражение, – отмахнулся я.

– Так на Земле ещё работает интернет?

– Не то чтобы работает… Скорее это просто гигантская информационная помойка или кладбище, к которой почти ни у кого нет даже доступа. Всё потеряно. Всё погибло.

Среднеродное хотело что-то сказать, видимо, утешительное, но старший коллега опередил его:

– Мишель, у нас пациент, – проговорил он, – к счастью, пара свободных коек ещё осталась.

Мишель кивнуло и помогло мне подняться, а затем перелечь с кушетки на более удобную кровать в соседнем помещении, где уже спали несколько больных.

– Советую поспать, – сказало оно.

– Спасибо… Мишель, – улыбнулся я, с трудом вспомнив, как это делается. С удивлением узнав, что где-то людям ещё дают нормальные имена, и они владеют хотя бы своим телом.

– Серьёзно, тебе конкретно сменили прошивку теменной коры. Пришлось. Потому что все эти девайсы, которые ты себе вмонтировал, без контроля центрального имплантата могут тебя и убить.

– Я прямо полуробот, да?

– Для землянина с Земли, возможно. Жители развитых планет могут себе позволить вживить в организм куда больше электроники и синтетической органики.

– Как только доберусь до них, испробую всё. Только благодаря этим штукам я до сих пор жив.

– Странная цель… Но удачи. У большинства твоих соотечественников и такой нет.

Я ещё раз поблагодарил андрогина и закрыл глаза. Кажется, я вспомнил, как спать…

Глава 3. Новые возможности.

Уснуть… И видеть сны. Земля отпустила моё тело, но всё ещё держала разум в цепком плену. Хотя это лишь глупая метафора – он сам цеплялся за эти воспоминания в стойком Стокгольмском синдроме. Потому что просто не знал пока ничего другого.

Как бы СИВЗ не хотел нас контролировать, мы не были постоянно на виду. В свободное время многие находили лазейки, чтобы заняться каким-нибудь запретным делом, и весь рабочий день жили ожиданием этого. По крайней мере, так было со мной. Впервые я услышал и увидел своих "электронных призраков" благодаря глюку имплантата. По идее, он должен был быть чисто медицинским приспособлением, без выхода в сеть и других мультимедийных функций, но это не изначальная специфика – доктор просто переделала его.

Поначалу я боялся, что имплантат сломается, и я снова стану "глупым", но потом понял, что мелькающие на краю сознания незнакомые слова, слышащееся будто издалека "введите пин-код" или "по вашему запросу ничего не найдено" не причиняют никакого вреда. Несмотря на моё чудесное исцеление, никто из моей группы особо не стремился со мной пообщаться, поэтому не удивительно, что в минуты скуки я пытался обращаться к мимолётным образом в своей голове.

– Включение голосового управления. Введите запрос.

– Кто ты? Можно тебя увидеть? – я отчаянно метался взглядом по всему двору, ещё не понимая, что источник голоса находится у меня в голове. Точнее, голоса вовсе не было – лишь стимуляция слуховых центров мозга, отвечающих за распознавание речи. Я бы слышал его, даже если бы оглох.

– Визуализация интерфейса.

Я вздрогнул, когда вверху и внизу поля зрения появились полупрозрачные панели с разноцветными иконками.

– Вы используете бесплатную сеть, купите pro-версию, чтобы повысить скорость поиска и скачивания.

– Может… В следующий раз, – неуверенно пробормотал я, поспешно отходя в затенённых угол школьного двора, чтобы одноклассники не заметили, как я болтаю сам с собой.

– Введите запрос.

– Какой вопрос?

– Поиск в интернете позволяет найти ответ практически на любой вопрос. Вы можете также воспользоваться медиатекой и скачать файлы во внутреннее хранилище, – услужливо объяснил бесполый электронный голос. Я призадумался. Если честно, из его объяснений почти ни слова не понятно.

– А можно сделать так, чтобы мы не вслух разговаривали?

– Переключение на окулярное управление. Перед вами появится виртуальная клавиатура. Задерживайте взгляд на символах, которые хотите напечатать.

Сначала я, разумеется, был опьянён открывшимися возможностями. Но оказалось, что так называемый "Рунет" более чем мёртв, так что для того, чтобы получить доступ к основному массиву информации, мне пришлось учить язык Ворланда. В этом мне помогали не только старые виртуальные учебники, но и песни, мультики и сериалы, завалявшиеся в закоулках сети ещё с доконтактной эпохи. Было немного дико осознавать, что этим больше никто не пользуется – я чувствовал себя драконом, лежащим в одиночестве на груде сокровищ. Возможно, какие-то пользователи ещё подключались к интернету из Ворланда или Бывшей Европы, но, как бы то ни было, я ни разу с ними не взаимодействовал.

Сложнейшей задачей моего детства стало изображение интереса к реальной жизни. Иногда я не выдерживал и использовал имплантат прямо в школе, пропуская слова учителей из-за музыки или уставясь в однотонную поверхность стены, чтобы детали не мешали смотреть кино. Из такого блаженного состояния меня мог вырвать только окрик над самым ухом или грубый толчок в плечо, но никто так и не догадался об истинной причине моего "витания в облаках", потому что я и без того слыл чудилой. Но моя запретная музыка была гораздо дороже их мнения. Дело в том, что в СИВЗ большинство музыкальных жанров запрещены, так как считаются развращающим чувства порождением дьявола. Здесь можно послушать только церковные хоралы во время службы (куда без них), детские частушки и колыбельные (детям музыка разрешена, так как считается, что она благотворно влияет на умственное развитие) и различные прославляющие СИВЗ военные гимны.

Однажды произошло событие, действительно напугавшее меня и поставившее под вопрос саму возможность новобретённой свободы: хотя бы раз в жизни всем приёмышам полагалось пройти медосмотр, а это включало томографию мозга. Не знаю, могло ли это выявить наличие имплантата, но я стал судорожно искать информацию и инструкции для подключения с помощью нейро-интерфейса к другим компьютерам. С этого и началось моё увлечение взломом. За три недели я кое-чему научился и во время медосмотра сумел заменить свой снимок на чьи-то другие результаты из их местной базы данных.

Я перевёл некоторые функции имплантата в режим так называемого "интуитивного управления", то есть, мне уже не нужно было сознательно формулировать словесные команды. Ощущение наличия любого искусственного интеллекта стало одним из моих чувств, что, разумеется, сначала сбивало с толку, но после долгих тренировок стало очень полезным. Я мог где-то отключить камеру видеонаблюдения в нужный момент и вставить на место вырезанного куска фрагмент другой записи. Где-то вскрыть электронный замок, вырубить свет или даже заставить навигатор показывать владельцу неверное направление. Впрочем, невозможно объяснить, как именно я договаривался с компьютерами, человеку, мозг которого не прошили вдоль и поперёк волокна имплантатов.

Как я доставал свои усовершенствования – тоже отдельная история. Не все граждане СИВЗ, к счастью, свято чтили закон и порядок. Некоторые умники сами собирали, точнее, синтезировали нейродевайсы, а ещё более умные умники каким-то образом закупали их в Ворланде. Уж не знаю, как им их доставляли: на самолётах и внедорожниках, дронами или почтовыми голубями – никогда не интересовался, потому что не собирался включаться в их индустрию. Правда, приходилось трудно, если имплантат требовал индивидуальной доработки: я корректировал его работу химически, помещая в сложные растворы, ингредиенты для которых достать было порой сложнее, чем само биокибернетическое устройство. Или даже вынужден был действовать вручную (с помощью специальных инструментов и микроскопа, конечно). Всю необходимую информацию о нейрокибернетике, хоть и не без труда, я узнавал из Сети и баз данных ворлэндских военных клиник.

В легальной сфере моей жизни всё тоже складывалось довольно удачно. Ещё в школе я проявлял кое-какие математические способности, поэтому не закончил её после семи лет обучения, как большинство моих одногодок из приюта, а был распределён в инженеры и проучился ещё четыре года. Как говорится, стал полезной человеческой единицей для своего родного человейника, Города Номер Восемнадцать, проектируя для его бесконечных бетонных коробочек санузлы, электроснабжение, канализацию, вентиляцию и пожарные выходы. Постепенно мне стало понятно устройство этого города, и в нём обнаружилась, как и в любой сложной (пускай и несовершенной) системе, некая красота. Благодаря фотографической памяти, которая проявлялась во время неисправности имплантата, я в точности запомнил многие его фрагменты. А кое-какие даже сконструировал, согласно своему удобству. Мне было приятно думать, что я делаю Город Номер Восемнадцать чуть более комфортным не только для себя, но и для других его жителей.

Всё бы ничего, но Союз Искупления и Воскресения Земли не был мирным муравейником – крови собственных жителей ему было недостаточно. К востоку от его владений лежали куда более страшные места – Чумляндия, которой мамы пугали своих детей (а "тёти мамы" – воспитанников). Как я уже говорил, никто не знал, что там происходит. Жёсткий специфический естественный отбор из-за множества инфекций, радиоактивное заражение почвы, воды и вулканического пепла, неудачная попытка тамошних учёных спасти ситуацию – что-то из этого, а может, всё вместе, породило уродливых и агрессивных существ, которые лишь отдалённо напоминали людей. Нынешние "чумляндцы" отличались к тому же редкой живучестью. Из Сети я даже узнал ворландский слух о повторном контакте. "Несмотря на изоляцию, в Плэйглэнд продолжают прилетать пришельцы, они и ставят эксперименты над людьми, выводя породу, которая окончательно добьёт цивилизацию, – писали ворландцы в своих локальных форумах, но часто добавляли: – но сначала узкоглазым мутантам придётся сцепиться с орками из СИВЗ, так что будем надеяться, что они сожрут друг друга".

СИВЗ и вправду часто был вынужден отражать атаки монстров с востока. Не совсем понятно, хотели ли они завоевать нас или просто сбежать подальше от того проклятого места, но в какой-то момент в Союзе решили, что лучшая защита – это нападение. ББог, конечно же, одобрял очищение земли от исчадий ада, поэтому ради дополнительной мотивации их участников зачистки приграничных территорий Чумляндии были названы Новыми Крестовыми Походами. Нет, ходили туда не только с мечами, факелами и святой водой. И да, там тоже нужны были талантливые инженеры. Но до рассказа о том, как я чуть не стал воином святого дела СИВЗ, хотелось бы поведать об ещё одном любопытном событии.

***

Это случилось вечером, в выходной день. Я сидел в своей комнате и как раз занимался тем, что вживлял новый нейродевайс, который должен был дать мне способность "видеть" в темноте с помощью эхолокации. Он издавал высокочастотные сиглалы, исходящие из моих ноздрей, и в соответствии с эхом стимулировал зрительную кору так, что мой мозг получал изображение о предметах. Так вот, я уже вживил его и выпил обезболивающее, можно сказать, кайфовал в своей личной комнате, полученной за прилежную работу, как вдруг услышал звонок по внутренней связи, доносившейся из коридора.

Конечно, у нас в комнатах не было камер слежения, как в известной старой книге-антиутопии доконтактных времён. Серьёзно, кто будет тратить столько денег на установку и поддержание исправности этого оборудования? А обрабатывать все полученные данные? Бред. Зато каждую квартиру можно было вызвать по внутридомовой связи с первого этажа. Я с тревогой прислушался и хотел было сам пойти в коридор и ответить, но мой сосед по квартире оказался ближе к переговорному устройству.

– Здрасьте, вам кого?.. Яр, это тебя!

Теряясь в догадках, я на ходу вдел в штаны ремень, натянул свитер поверх майки и вышел в прихожую размером с небольшой шкаф.

– Август Яролист?

– Да. Это я, – сиротское убогое имя из приюта для сирых и убогих. Как номер экземпляра и номер партии: "Август" – фамилия для всех, родившихся в этом месяце. Имя – название растения, потому что так назвали всех сирот Города Номер Восемнадцать в год моего рождения, ну и "Яролист" – на букву "Я", что означает тридцатое число месяца, потому что буквы "ъ", "ы", "ь" по понятным причинам пропущены. Я вообще не знаю, существует ли такое растение, или его выдумали, чтобы не повторяться, потому что нормальные имена закончились? Ну, спасибо хоть не ясень или ягель.

Спускаясь по лестнице, пропахшей мочой и чьим-то капустным супом, я размышлял, что могло понадобиться от меня Органам в такое время. Если бы они прознали или хотя бы что-то заподозрили о моих махинациях, точно не стали бы вызывать меня снизу, давая возможность улизнуть, а просто вломились бы в квартиру. "Приставлен к почётной обязанности за успехи в профессиональной деятельности" – типично СИВЗовская формулировка, которая может означать что угодно.

Когда я спустился и подошёл к окошку, за которым сидел консьерж, меня всё ещё ждали двое. Серая форма (да, чёрт побери, любая униформа в СИВЗ серая, кроме медицинской), а на плечах нашивки в форме… Сердца. Министерство контроля семейной жизни и демографии. И чего этим купидоном понадобилось от меня? С девушками я фактически не общаюсь вне работы, так что докопаться не до чего – дело в том, что в СИВЗ официально запрещён секс вне брака – а для принудительной женитьбы я ещё слишком молод. Я поговорил с этими на редкость приветливыми товарищами, и в итоге выяснилось, что моя "почётная обязанность" состоит в том, чтобы сделать вклад своих генов в будущее Города Номер Восемнадцать, обеспечив прирост населения. Проще говоря, совокупиться с одной из женщин из службы прироста населения. Их дети впоследствии распределяются по приютам, так что ни я, ни даже мать ребёнка не будет принимать участия в воспитании. Как говорится, сделал дело – гуляй смело. Таким образом СИВЗ решил проблему кризиса рождаемости, делопроизводство поставлено на поток в каждом городе, как и любая промышленность. Таким образом появился на свет я и остальные "серийные" дети – с существительным вместо имени и месяцем вместо фамилии. И я в этом образе не желал принимать никакого участия. К счастью, имелась веская причина отказаться от данного "поощрения":


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю