Текст книги "Хобби (СИ)"

Автор книги: Valdera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Как я и просил, Ноя отсчитывает про себя до пяти, продолжает:

– Господин просил передать, что Вы можете доставить коробку по указанному адресу, если того желаете. Ежели нет – это плата за беспокойство, – на стеклянный столик, чуть сбоку девушки, её рука кладёт стандартный гонорар курьера за доставку, после чего Ноя разворачивается, покидая крайний холл первого этажа.

С удовольствием откидываюсь на спинку стула, закидывая руки за голову, наблюдая через камеры слежения за Человеком. С места не двинулся, лишь руки пульсируют, продолжая комкать бумагу. Парень слегка поворачивается к коробке, смотря на неё вопросительно-смущенно, закрывает глаза, пряча от моего любопытства чудесную игру в принятие решения, где внутри, в зрачках всё кипит, шумит, устраивая цунами радужке.

Хватает коробку.

Одновременно с его руками, мои хватают ключи от машины, в предвкушении чарующего представления, направляюсь к лифту.

Встречен равнодушно. Боится. Себя. Меня. Сокращающегося расстояния.

Протягиваю руку, разделяя нас чем-то существеннее, нежели дождь, но не плотнее эфемерной ненависти – ручка зонта между нами, бессмысленная крыша, натянутая на распростертые лучи железного солнца, скрывает нас от непогоды.

Словно статуя, внутри которой всё хочет бежать, но верхний камень слишком тяжел, слишком неподъёмен, чтобы нутро заставило повиноваться мрамор.

Моя жажда капает звонче дождя, колючий дёргается, будто в моей руке нитки, повелевающие телом.

Мучительно смотреть, как небо достает твоих скул дождём, а я – нет, хотя стою здесь, ближе. Невыносимо держать лицо… Что там лицо, когда тело едва ли контролю поддается.

– Идём, – рука хочет толкнуть или обнять, порвать, схватить за недовольный подбородок. Не сейчас. Секунда после реплики, заставляю воспринимать только запах ливня. Упокоенный землей аромат послушно наполняет голову. Но чёртов человеческий запах забивается в бардачок, обволакивает руль, внутреннюю сторону окон, облепляет меня, игриво обнимает за шею, щекочет затылок.

Мне нравится его безмолвие. Оно не принадлежит бездушной кукле. Это молчание принадлежит Человеку, который слишком долго боролся, чтобы дать властной руке перекрыть кислород.

Паркуюсь. Ловлю Человека за ворот одежды, наклоняюсь. Сам. Сейчас можно. Провожу кончиком носа вдоль его шеи.

– Ты пахнешь человеком, – тыкаюсь в изгиб, в край промокшей одежды, вдыхаю в себя. Тепло внутри колючего человека нагрело вымокшую ткань, чтобы та источала усиленный запах того живого в нём, что ещё не сгинуло, что не убили, не сломали, не втоптали.

– А ты – нет, – в тон мне. Заглядываю вглубь его холодной синевы: если я болен желанием обладать, он – желанием бороться.

– Чем я пахну? – шёпотом. Разговор заходит в интимно-философское русло, когда мозг всё ещё думает, а руки требовательны до чужого тела.

Ловлю лицо в ладони, съезжаю пальцами ниже, обнимая за горло, слегка приподнимаю большими пальцами челюсть, упираясь в изгиб между ней и шеей. Моргает, вперившись в меня взглядом. Сглатывает. Наблюдаю этот жест, провожу подушечками вдоль кадыка к ямочке между ключиц, исследую взглядом бледную кожу.

– Так чем? – провожу кончиком языка вдоль его нижней губы, кусая уголок рта, по-хозяйски забираюсь руками под слои куртки и футболки, глажу ребра. – Ты дрожишь, – не без удивления замечаю вслух, отрываясь от приоткрытых губ. С наслаждением вдавливаю ладони в тело, желая получить эту дрожь из глубин его души.

– Мне не нравится… – горячо выдыхает ложью мне в лицо. Подрагивая, ресницы скрывают глаза, мальчишка отворачивается.

– Неправда, – улыбаюсь, накрываю ладонью колено, скользя пальцами вдоль внутренней стороны бедра, по прилипшим к коже джинсам, вдоль шва, очерчиваю проступающий полувставший член. Колючий дёргается, шипя. Упёрся руками мне в грудь, пытаясь куда-то деться, просочиться, провалиться из весьма небольшого салона для игры в сопротивление.

Думаю, достаточно. Вылезаю из машины, раскрасневшийся Человек следом. Кладу ладонь ему на плечо, целую за ушком:

– Веди. Ты же знаешь куда.

Дёргает плечом, пролетая к лифту. Знакомая ему дверь. Киваю. Заходим. Жадный до движений, наблюдая механические жесты снятия куртки, следом на пол летит футболка.

Перехватываю за запястье, юноша дёргает головой, резко вскинув голову, смотрит в глаза с жгучей ненавистью.

Опускаюсь на одно колено, разжимаю пальцы, взяв его ладонь в свою, провожу языком вдоль вен на внутренней стороне руки.

– Так не пойдёт, – шепчу, залюбовавшись плоским животом, мягко провожу тыльной стороной ладони над линией джинс, поднимаю взгляд вверх, натыкаюсь на расширенные от удивления глаза. – У тебя есть выбор, – провожу кончиком языка над пупком и выше, не разрывая контакта взглядов. – И тогда он был, – аккуратно тяну на себя за руку, заставляя поддетого ласковым тоном Человека опуститься на пол. Надавливаю рукой на плечо, укладывая на лопатки, склоняюсь над мальчиком, уперевшись одной ладонью в пол, параллельно его голове. – Я тебя не насилую, – провожу ногтем по нежной коже под нижней линией роста ресниц. Моргает, всматриваясь куда-то вглубь моего желания.

– Лишь предлагаю, – собственный голос срывается на охрипший шёпот, затыкаю себе рот его губами, засасывая, властно срывая долгожданную встречу губ. Какой же ты вкусный. Вылизываю его рот, сплетаясь с языком, кружу с ним в танце, выгрызая права на собственность. Нехватка кислорода заставляет кончики пальцев покалывать, отрываясь от губ, жадно хватать ртом воздух.

Я соскучился по его губам.

Словно кораблик, мальчишка уплывает в ванную на ватных ногах, оглядываясь на меня через плечо. Замирает в проходе ванной, смотря в дальний угол коридора, откуда за ним жадно наблюдаю я.

Нас разделяет дверь, от которой у меня есть ключ. Усмехаюсь. Шагаю в сторону ванной Хозяина, сливаясь с темнотой коридоров. Ледяной душ помогает унять возбуждение, но стоило закончить и опуститься на диван в ожидании, в брюках вновь заныло болезненным желанием близости Человека.

Колючий возникает бесшумно. Мирный огонёк камина находит отражение в его глазах, окрашивая синеву в чёрный. Вот что происходит со льдом, стоит его растопить. Он чернеет и начинает кипеть. Юноша перекидывает ногу через мои колени, забираясь на них, упирается в мой живот членом, выгибая поясницу. Ликование не успевает накрыть меня, как он касается кончиком носа щеки, горячо выдыхая в шею, шумно втягивает носом воздух, выдыхая мне на ухо:

– Порочностью.

Смысл сказанного доходит медленно, тягуче распространяясь понимаем в мозгу. Открываю глаза, нахожу взглядом его поблескивающие в тени комнаты огоньки. На его губах не играет улыбка, лицо не краснеет пятнами возбуждения или желания. Огонь поутих, обволакиваясь привычной серьёзностью глетчера.

Отрываюсь лопатками от спинки дивана, приподнимаю голову, смотря внутрь его глаз, руками снимаю с бёдер полотенце, кидая на яркое пятно на полу от света камина. Человек послушно приподнимает таз, обратно сесть не разрешаю, хватая тонкий стан, заваливаю на диван, вжимая в него бёдрами. Кожа честерфилда скрипит, юноша протяжно выдыхает, закрывая глаза, открывая моему взору бледную шею. Провожу губами вдоль подставленного изгиба, наслаждаясь вкусом чистоты.

Тонкие пальцы ловко вклиниваются между бёдрами, потянув меня за пуговицу брюк. Поднимаю взгляд к его глазам. Сморит, стягивая домашнюю одежду до середины бёдер вместе с бельем. Закидываю руку, стаскивая футболку через голову, избавляюсь от брюк и белья, не разрывая взгляда. Изучает, касается интересом плеч, рук, живота, задерживается на члене, в обратном порядке вверх, чтобы задержаться на губах; рычу, впиваясь в его рот, хватаю за волосы, крепко держа, дёргаю голову назад, вгрызаясь в шею. Мальчишка обнимает ногами за бёдра, скольжу ладонью к заднице, сжимая пальцы на ягодице. Смазки натекло столько, что его анус с лёгкостью пропускает пару пальцев. Перерыв в пять недель. Будет больно. Хищно наблюдаю за колючим, тяжело дышащим, плотно закрывшим глаза. Надавливаю подушечкой пальца на простату. Стонет. Глубоко. Низко. Дико улыбаюсь, растворяясь в звуке. Вынимаю пальцы, с размаху входя в узкий проход. Парень распахивает глаза, стеная без былого наслаждения. Замираю, кладу ладонь на его щеку.

– Смотри на меня, – одними губами.

Неспешно начинаю движения, ощущая, как член сдавливает божественная, горячая теснота; набираю темп, наслаждаясь его телом, запахом, взглядом, открытым ртом, с которых срывается стон желания, стоит мне начать вбиваться жёстче, не жалея гортанных срывов. Тело подо мной двигается, извивается, плотно обхватив руками за шею. Мальчика находит своими губами мои, ублажая язык развратными жестами, насилуя мой рот, срываясь в громких стонах. Моя шлюха.

Довольно улыбаюсь, растягивая искусанные губы в улыбке, плавлюсь внутри него и над ним. Зажатый между движущимися телами член начинает биться, от чего его обладатель громко стонет, запрокинув голову, сжимая меня внутри своего тела. Задыхаюсь от навалившегося кайфа, чуть ли не теряя сознание, кончаю внутрь мальчишки. Мышцы ануса расслабляются, позволяя мне выйти, делаю ещё одно поступательное движение, ощущая, как стало скользко внутри, выхожу, утыкаясь лбом в изгиб его шеи. Человек тяжело дышит, подрагивая, выравнивает дыхание.

Ему понравилось. Он не боится. Чувствую внимательный взгляд на себе. Кажется, только что колючий понял что-то важное, и это понимание смотрит мне в лицо, закрадываясь в морщины в уголках глаз, сейчас почти невидимые, обездвиженные реализованным желанием, мгновением абсолютной наполненности и осмысленности.

***

Сотрудничество с Конфо двигается в предсказуемом положительном ключе. Улыбаясь цифрам с первых совместных продаж, вовремя вспоминаю о своём жизненном графике вне документации.

– Ноя, зайди ко мне.

Девушка появляется спустя пару секунд, ещё пару секунд ей требуется для интерпретации моей узнаваемой для неё улыбки.

Чуть отъезжаю назад в кресле, смотря, как уверенность её жизни проступает звёздами внутри глаз. Ровная спина, плавные движения бёдер. Узкое колено вклинивается между моих ног, ладони упираются в спинку кресла, сжимая. Задираю подбородок вверх, чтобы видеть её удивленное, смущенное радостью лицо.

Пора сменить действующие лица в спектакле театра моей жизни.

– Ты уволена, малыш, – ласково улыбаюсь, тянусь пальцами к её щеке, проводя подушечками по нежной коже. Лицо застывает в немом вопросе ужаса, как и остальные части тела. Надо мной нависла статуя, а над ней – мой фантом заносит молоток.

– Можешь быть свободна, – тяну кошачью улыбку, почти мурча от удовольствия. Наконечник разбивает камень: осколки гордой уверенности – в себе, во мне – осыпаются вокруг. Ноя неверяще смотрит мне в лицо, открывает рот, собираясь задохнуться в вопросе.

– Ты же знала, – шепчу в розовые подрагивающее разрушенными мечтами губы, сцеловывая, прогоняя с них фантазии, возвращая через короткие поцелуи в реальность.

– Я думала, что нравлюсь тебе… Я думала… – шёпот разочарования борется влагой с моим щедрым, глубоким поцелуем благодарности за чудесный, но уже отыгранный акт.

Пальцы сжимают мои плечи, горло. Укусы в шею. Сильнее. Закрываю глаза. Пуговицы с треском рассыпавшихся бусин ударяются о кафель.

– Я достиг дна твоего моря, – реальность смотрит на неё через мои закрытые глаза, отзываясь холодным тоном эха в ушах. Руки дёргаются, стук каблуков на три шага назад. Открываю глаза, безэмоционально смотря на актрису, выступающую в последний раз на моей сцене.

– Я никогда не нанимаю курьеров просто так, – хищно улыбаюсь, наблюдая фатальную смерть. Летальный исход на моих глазах. Хитросплетения паутины сломали, опустошили очередную душу, оставив такую же плотную оболочку, как ту, что осыпалась каменной крошкой на пол.

Дверь за ней не хлопает, тихо закрывается, как если бы заглядывал ветер.

***

Колючий осматривается, проезжаясь взглядом-бритвой по натертому полу, отполированному дубовому столу, картинам на стенах. Сразу видно искусственно приобретенную аллергию на роскошь. Его взгляд задерживается на мне, синева машет прибоем.

– Зачем пригласил? – человек проходит к столу, пренебрежительно садясь на край.

– Написал, что по поводу работы, – задерживаюсь взглядом на предложенную столу пятую точку.

– Знаю я твою «работу», – усмехается, почти не криво, можно сказать и мне, и ему понравилась эта реплика.

– Я хочу, чтобы ты работал моим личным секретарём, – приподнимаюсь, садясь на край стола со своей стороны. Человек вопросительно изгибает бровь, конечно, позволяю себе сладкие объяснения – ядовитые нити собственного производства.

– Мой секретарь должен приходить раньше меня, уходить после меня, быть в курсе всех дел компании, соображать, варить отменный кофе и великолепно трахаться.

Мальчишка фыркает, скрывая улыбку, не выдерживает, рассмеявшись. Сосредоточенно наблюдаю искренний, такой живой, на фоне всей этой мёртвой роскоши, смех. Отсмеявшись, лицо вновь приобретает относительно серьёзное выражение, настолько серьезное, насколько это вообще возможно после неудержимого приступа хохота, согнувшего тело пополам.

Смотрю на его губы, глаза, притягиваю к себе за подбородок, рассматриваю на расстоянии миллиметров. Он тоже рассматривает, не моргая, скользя жадным взглядом. Глажу скулы, уголки рта, спинку носа.

Мне нравится смотреть на эту красоту. Уникальную человеческую красоту души, плескающуюся в синеве глаз.

Как скоро я достигну твоего дна,

Колючий Человек?

Мальчишка болезненно жмурится, скрывая лицо в изгибе моей шеи, стараясь скрыть скачущий пульс, учащенное сердцебиение, очередное осознание себя и воображаемых «нас», якобы «внезапно» возникших в его голове.

Впиваюсь зубами в его беззащитность, собственнически кусая – я тебя получил.

В твои объятия закралась змея, Человек.

***

Мальчишка возникает в проёме, поправив галстук, окидывает нечитаемым взглядом недавно приобретенный бюст Аристотеля, ныне покоящийся у двери на колонне.

– Господин, – кивок.

– Возьми, – подвигаю бумаги на край стола. Человек подходит, беря в одну руку документы, пальцами второй руки цепляясь за ткань кармана брюк, задумчиво пробегается взглядом по строчкам. Удивление скользит в бровях, спускаясь к губам, кривя их в вопросе:

– К чему Вам курьер? Насколько мне известно, компания сотрудничает с курьерской фирмой. Зачем нанимать кого-то со стороны?

Отрываюсь от вычитки речи на предстоящем собрании, складывая руки на стол, сплетаю пальцы между собой.

– Займись этим.

Послушный наклон головы, разворот с прямой спиной, мерное постукивание лоферов в направлении двери.

Венецианских художников кормит их хобби. Жажда творить толкает в ветвящийся лабиринт извилистых улиц в поисках удовлетворения клокочущей внутри потребности искусства. Моё хобби тоже меня кормит. И я вновь оголодал.