Текст книги "Друганы (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

– Ну… как оно?

– Быть мёртвой? Если бы не дёргали по пустякам, не оскорбляли за прожитую жизнь, то даже неплохо: есть не хочется, ничего не беспокоит, спина не хрустит.

– Звучит как мечта фермера, хм. Ну и напугала же ты меня, признаться: когда тебя с дерева снимал, думал, всё – Таос не добил, а тут на тебе, откуда не ждали.

– Что… дерево?

– А знаешь, не бери в голову! Ты жива – это главное!

– Да меня единственное волнует…

– Не переживай: за корабль я из твоей казны заплатил, всё по бумагам, хотя в порту пришлось мечом погрозить – для ускорения формальностей. Они все как Эотаса увидели, забегали, словно курицы с отрубленными головами.

– М-м, ясно… а ты кто, напомни?

Едва затянувшись, бородач-юморист закашливается. Пока он бьёт себя в грудь кулаком, Амбра разминает шею и плечи: после чудесного воскрешения тело словно чужое и соломой набито. Ещё почему-то горят щёки.

В наступившей тишине своё слово берёт наглая чайка, облюбовавшая мачту – они везут её из Дирвуда как питомца и кормят галетами – пусть не специально – за свой счёт. Амбра благоразумно делает шаг в сторону, чтобы не попасть под её обстрел, и брезгливо осматривает загаженную птицами палубу. Матросов в порту почему-то не нашлось, чтобы навести тут порядок.

– Так это… Я же… – хрипит её собеседник, покрасневший от кашля и ужаса, и Амбра не выдерживает – аж скулы сводит от сдерживаемого хохота.

– Ты бы видел своё лицо, Эдер!

– Да я представил, сколько баек придётся заново рассказать, и что-то прихватило. Ну тебя, шутница.

Казалось, Эдер и правда обиделся, но в глазах блестит озорная искорка одобрения. Попыхивая трубкой, он расправляет плечи и смотрит на горизонт, где серой стеной вдалеке двигается грозовой фронт. Рядом с кораблём же идеальные голубые волны, точно с картинки, едва касаются борта, а лёгкий бриз треплет паруса. Так их встречает Архипелаг Мёртвого Огня.

– Не к добру, – бормочет Читупек.

Амбра же вообще не понимает, как её угораздило сюда попасть: часть воспоминаний будто отрезало. Кажется, ещё вчера она была в Каэд Нуа, а сегодня узнаёт, что крепость с неделю назад разнёс оживший бог. Поначалу сконцентрироваться сложно, и разум не замечает подвоха – плавно обходит тёмные прорехи, словно восстанавливая увиденный сон. Однако это же её жизнь!

Кусая губы в смятении, Амбра делится секретом с Эдером – мол, не совсем шутка была. Тот смотрит пристально, пожёвывает мундштук, и на сердце у неё неспокойно, словно воспоминание исчезло, но чувства-то помнят.

– Это из-за смерти?

– Можно и так сказать, – вздыхает Амбра. От напряжения болит голова, но кое-какие знания она получила от Бераса. – Эотас собирает души, чтобы поддерживать своё тело из адры, и часть моей тоже там.

Эдер резко качает головой, хмурится, и Амбра понимает, как тому неспокойно: его вера пережила все возможные кульбиты, подъёмы и разочарования, а затем тихо скончалась в озлобленном сердце. Невозможно простить смерть брата в войне ни за что, как и сотни других убийств и казней, сломанные судьбы и ненависть.

Видеть, как тень гнева искажает лицо Эдера, невыносимо, но Амбре в то же время приятно, что он о ней так волнуется. Только мысль эта какая-то тоскливая.

Он говорит, пять лет прошло после смерти Таоса, а она не помнит, когда именно Эдер ушёл из Каэд Нуа, виделись ли они за это время хоть раз? Спрашивать напрямую она стесняется, поэтому вливается в родное течение: они снова путешествуют вместе, словно и не расставались, шутят и гладят всех встречных бродячих котов, придумывая им нелепые имена.

Амбра помнит, как вместе они приводили крепость в порядок, всё было отлично, а затем Эдер решил посвятить себя другим и стал мэром Дирфорда, словно в Каэд Нуа ему тесно. Он не мог уйти ради титула, денег или призвания – Эдер ведь не такой, она знает. Глупая ревность застилает глаза пеленой, хоть Амбра и напоминает себе: он сразу пришёл ей на помощь, достал корабль и пустился в погоню за богом – на что рассчитывал только? Более того, он бы мгновенно погиб и стал частью Эотаса, если бы остался с ней.

Что-то случилось между ними – о чём теперь молчать удобнее. Порой, когда речь заходит о былых временах, Эдер так смотрит на неё, словно ждёт удара, возгласа: «Я вспомнила!» Только Амбра не настолько жестока, чтобы мучить его расспросами – велика вероятность получить рикошет побольнее. Однажды всплывает вся правда – как Хранитель, она знает, что у тайны нет срока давности.

========== Наши звёзды сошлись ==========

Комментарий к Наши звёзды сошлись

Хранитель томится в зоне вечной дружбы и винит Хайлию во всех своих бедах.

Пять лет назад, пока они борются с Таосом и проклятием пусторождённых, Амбра долго выбирает себе покровителя и останавливается на Хайлии – добрейшей из богинь, покровительнице материнства, любви и птиц. Среди кровожадных и безумных собратьев она и правда кажется милой.

Амбра слишком долго думает и взвешивает последствия, но не видит цельной картины – или же очень плохо слушает болтовню богов, – а потому после смерти Таоса с чистым сердцем отправляет украденные им души обратно в Колесо. Логика проста: боги нечисты на руку, уж точно что-нибудь с этими душами нехорошее удумают, а Колесо – вот надёжное перерождение. О личной выгоде Амбра почти не думает, пока Дирвуд тонет в беспомощности, а детские могилы множатся вместе с невинно повешенными на дереве в Позолоченной Долине.

Все эти события Амбра помнит смутно, словно глядит в прошлое через мутное стекло: вместе с половиной души Эотас прикарманивает часть воспоминаний, как хороших, так и нежелательных. Однако при первой встрече через пять лет Хайлия всё припоминает:

– Ты! Как ты посмела выжить после того, как лишила душ невинных пусторождённых детей?!

Милая Хайлия обещает Амбре расплату, что птицы сдерут мясо с её костей, как только исчезнет покровительство Бераса, а та не понимает, в чём собственно проблема: как бы повернулась судьба остальных, «лишних» душ, которым не досталось бы тела? Наверное, так или иначе богиня останется недовольной.

Да и вообще, если бог поручает такое важное дело берсерку с тремя классами крестьянской школы за плечами, где учат только правильной стороной мотыгу держать, то можно и получше объяснить задание. Зато с Эотасом всё однозначно, хоть Амбра и не знает, что станет делать с адровым колоссом, когда его догонит – так дворовые псы бегают с лаем за телегами.

Боги ставят невыполнимые задачи, но и у людей полно сложностей: Амбра мучается, не зная, какие подобрать слова, чтобы утешить, вселить надежду или дать совет. Если кому-то плохо, то у неё самой словно язык отнимается. Вместе веселиться – другое дело, хотя и не каждому дано это искусство (например, Паледжине). Как нормальное живое существо, она тянется к подобным себе и пробует мириться со странным, будто позабытым чувством – горячим, неловким, отупляющим и удушающим, – а возникает оно, когда в поле зрения появляется Эдер.

Амбра плохо помнит своё прошлое, поэтому ей остаётся слушать остаточные чувства. Тело ещё при ней, как и сердце, которому не прикажешь – а воспоминания можно и новые записать. Только чувства те невзаимны, и Амбра, несмотря на приятельские подколы, граничащие с отчаянным флиртом, увязает в зоне вечной дружбы. Она и сама не хочет рушить их особую связь, но ничего с собой поделать не может.

Эдер любит другую – в его случае старые чувства не ржавеют. Амбре тошно, но она спрашивает каждого эотанца на пути, видел ли кто-нибудь Элафу из Дирвуда. Найти Детей Утренней Звезды легко – по безумным взглядам и глупому счастью на лицах, как бывает у наркоманов. Вдвойне тошно узнать о ребёнке-подростке Элафы, и Алот, смеясь, любезно предлагает Эдеру посчитать года. Трудно сказать, рад ли он сам новости, но от цели не отступается.

Из-за дара Хранителя Амбра всегда чувствует себя одинокой, но с недавних пор – особенно сильно. Друзья пытаются помочь, пошутить, поинтересоваться, что она видит, но до конца никто не поймёт бездну смерти у границы сознания, где перекинут шаткий мост к безумию. Такие, как она, редко доживают до старости; ещё меньше – в своём уме. Амбре кажется, что она имеет право быть жадной, жить быстро и как захочется. Как капитан, она властна прекратить поиски этой сектантки, сказать своё строгое «нет» и гнаться за Эотасом дальше, но не может отказать Эдеру – тому единственному, кто сотни раз спасал её шкуру и ни на что не жаловался.

Что же хранит часть её души в Эотасе – и хочет ли Амбра её вернуть, вместе с пятью годами в зоне вечной дружбы?

Заброшенный храм Хайлии на безымянном острове видится ей знаком, но каким – пока остаётся загадкой. Амбра косится на Ичи, помня об угрозах богини, однако птица невозмутимо чистит яркие перья и гадит на многострадальную палубу. Сложно объяснить Майе, почему её так редко берут на вылазки, что дело не в ней.

В святилище будто все позабыли о любви, кроме двух призраков, которых может видеть только Амбра: мужчина встаёт на колено, а женщина прикрывает лицо ладонями, чтобы не закричать от счастья – впору сахар ложкой с них соскребать. Эдер восхищается огромной золотой скульптурой птицы и проходит сквозь влюблённых, почёсывая густую бороду, затем смотрит под ноги.

– Кажется, я на что-то наступил.

Нет, это не гордость Амбры, но скоро она рискует с ней распрощаться: в песке лежит деревянное обручальное колечко – простое с виду, но с хитрым зачарованием. На внутренней стороне выжжена надпись: «наши звёзды сошлись», а две нарисованные горы соединяет цепь крошечных драгоценных камней. Позже, заперевшись в капитанской каюте, Амбра рассмотрит находку получше и поймёт, сколько силы таится в простоте: цепь – не что иное, как связь между двумя людьми, крепкое чувство уверенности и заботы близких, которое мешает чужому воздействию на разум.

Будь на месте Амбры кто-то другой, он бы тут же выкинул кольцо и проклял Хайлию, но отчаяние из-за встречи с потенциальной соперницей, невыносимое одиночество и желание взаимности берут своё. Она не считает, что переступает черту, когда тошно станет уже от себя, а верит в этакий толчок из дружбы к чему-то большему – и без раздумий целится в Эдера, пока тот драит зверинец.

Поначалу ничего не происходит: он стоит спиной к ней, опёршись о швабру, и вытирает пот тыльной стороной ладони, затем поворачивается, глядит на Амбру – и громогласно чихает так, что Алот подпрыгивает на койке.

– Прошу прощения – продуло, наверное!

– Или у тебя аллергия на шерсть, – вздыхает Алот. – Хотя скорее она начнётся у меня.

Других знаков, что связь установлена, не видно. Амбра вертится перед Эдером, заглядывает в глаза, когда приносит очередного кота, но тот радуется как обычно, подмигивает и пошучивает с полусерьёзным видом. Уверенная в силе магии любви, она наслаждается каждой битвой бок о бок, спором, кто убьёт больше пиратов, их вечерней болтовнёй за игрой в орланскую орлянку – и тут же кидается в бой, когда слышит сбивчивое, но такое нежное признание:

– Пять лет назад мы пережили Таоса и вернули тебе рассудок, теперь мы ищем твою душу и гонимся за богом, которого я считал мёртвым – уму непостижимо, как нам до сих пор везёт! Наверное, всё благодаря тому, что мы до сих пор вместе. Честно говоря, у меня нет человека ближе тебя…

– Эдер, неужто ты признал, что влюблён в меня? – кокетливо лыбится Амбра, считая, что олицетворяет само очарование, однако улыбка тут же исчезает с лица Эдера. Спохватившись, он начинает забирать слова обратно, точно выдирая каждое из её кровоточащего сердца:

– Ты не так поняла… ох, Гхаун, забери меня… Я имел в виду… А, понял – ты шутишь! Ну даёшь! Нет, честно говоря, я никогда в таком направлении не думал…

Вся выдержка уходит на поддержание улыбки, точно так и было задумано. Только руки трясутся, сцепленные за спиной до боли; кровь отливает от головы, от сердца – оно едва стучит в грудной клетке – и словно застывает в венах красным желе. Амбра не помнит, как добирается до каюты и падает ничком на койку, не раздеваясь. Если она сейчас умрёт, то будет умолять Бераса отправить душу подальше, а лучше вообще растворить в небытие.

Конечно, мстительная Хайлия не могла не наказать её самым изощрённым из способов, а она, дура наивная, поверила в магию!

– Ты же богиня любви! – кричит Амбра в подушку, но не рыдает – стыд и гнев едва не разъедают внутренности желчью.

Она умудряется уснуть без сновидений, без упрёков от богов: ещё бы, страшно, наверное, попасть под руку! Будит её стук в дверь и голос рулевого:

– Прибыли в Асонго, капитан!

Амбра наспех умывается и пытается вспомнить на ходу, зачем они вообще вернулись в разрушенную крепость. Бедно одетые люди падают ниц перед отпечатком ноги адрового гиганта, но их заметно поубавилось. Эдер уверенным шагом ведёт команду к группке эотанцев и нависает над тщедушным мальчишкой-подростком.

– Ты обманул меня, сказав, что не знаешь Элафу. Ты Бирн, её сын – ведь так?

– И что с того? Я вас не знаю!

С каменным лицом Эдер выслушивает, что любовь его юности давно мертва, а её сын – и, возможно, его сын – примкнул к радикально настроенным эотанцам, чтобы отдать поскорее душу богу-разрушителю. Талантам организаторов этой прощальной вечеринки остаётся только позавидовать.

Старые чувства рвут ему сердце, и Амбра леденеет от мысли, что радуется его мучениям.

– Даже не думай! Как старый друг твоей матери, я запрещаю с ними связываться!

Амбра вглядывается в веснушчатое лицо, зная, что и Эдер занимается тем же самым. Потеряв на войне брата, разочаровавшись в вере, он всей душой ненавидит всё, что связано с Эотасом, хоть и умело скрывает гнев. Только «доброго дядю» Бирн слушать не желает. С Амброй же на корабле говорит совсем другой Эдер:

– Мы должны их остановить, убить того, кто затеял это преступление! – доброе и улыбчивое лицо искажается гримасой ненависти; он делает шаг вперёд, возвышаясь над Амброй, машет руками и то и дело хватается за меч, пока та, обливаясь потом, старается не шевелиться.

Когда она командует отойти от Асонго на расстояние безопасного преследования и ждать корабль эотанцев, Эдер наконец успокаивается. Амбру трясёт, как в горячке, пока она перекатывает кольцо Хайлии в ладони: во что они превращаются? Как можно так легко обратить светлое чувство во зло – что любовь к человеку, что к богу?

Маленькая шхуна отходит от Асонго средь бела дня – и никому нет дела, куда те держат курс. Они нагоняют эотанцев в открытом море, подальше от любопытных глаз, и берут на абордаж. Как обычно Амбра не отстаёт от Эдера и прикрывает спину на открытой палубе – к сожалению, мозги промывают не только детям, но и разумным взрослым – жрецам, солдатам и фермерам.

В трюме тихо; Амбра аккуратно переступает через тела и лужи рвоты, пытаясь выцепить знакомое веснушчатое лицо, но Бирна среди них ещё нет – как и главаря. Блаженные улыбки наркоманов перекошены предсмертными судорогами, а души их томятся здесь же, в ожидании Хранителя. Если Эотас занят не только разрушением мира, то он должен вмешаться в это безумие – однако бог молчит, и Эдер с Амброй вершат правосудие самостоятельно.

– Ты – Гхаун? Я служу тебе, лорд Заката!

Девушка пытается схватиться за плащ, но Амбра тут же отправляет её душу к Берасу.

– Вашу любовь отравили, простите, – шепчет она почти с каждым взмахом. Сил на ненависть уже не наскрести даже под крики выживших фанатиков.

Эдер тоже устал и пытается воззвать к благоразумию Бирна, как пять лет назад говорила с ним Амбра. Это работа Хранителя – раздавать горькие пилюли истины, – но теперь он знает, что это за чувство такое, когда разрушаешь веру и чужие жизни.

Моряки снуют по палубе, обшивка кряхтит под ударами волн, и Амбра подставляет лицо свежему ветру. Она совсем одна – ну и пусть! Всё будет хорошо, пока она не окажется с ядом в руках и желчью в сердце… как Таос.

Бирн на борту, а Эдер впадает в отчаяние, гадая, его ли это кровь, и вглядываясь в черты лица. Память об Элафе не позволит ему бросить пацана – чужой он Эдеру или нет. Нет гарантий, что в Асонго он снова не вернётся к сектантам, не попробует выпить яд – теперь уже набравшись храбрости. Пусть он слеп, но не виноват в том, что родился среди эотанцев, и его мать, судя по воспоминаниям Эдера, цепко держала сына за воротник.

Разве Амбра не была когда-то такой же, когда в прошлой жизни примкнула к Таосу? Что за мука – забыть, что было пять лет назад, но помнить прошлую жизнь в облике слепого орудия подобного безумца! Чтобы искупить грехи, пришлось поставить на кон свой разум, и повторять подобное кому-то Амбра не желает.

А ведь этот парень куда моложе, чем была она в начале пути. Как же научиться беспристрастно судить?

Бирн сходит с корабля и мнётся на причале, пока Эдер что-то говорит ему на прощание; лишь когда парень исчезает в толпе, он садится на ограждение набережной, закуривает и свободной рукой поглаживает бороду, глядя на серые крепостные стены. Амбра садится рядом и, не произнося ни слова, обнимает его поперёк груди, кладёт на плечо голову и закрывает глаза, наслаждаясь таким уже родным табачным дымом.

– Спасибо… – шепчет он бегло, растерянно, хочет сказать ещё что-то, но Амбра сжимает его крепче, словно пытаясь переломить.

– Не надо. Я знаю.

– Нет, давай убьём какого-нибудь работорговца, я в настроении.

– У меня есть кое-что, – она протягивает кольцо Хайлии Эдеру и поясняет: – Тут защитные чары от чужого воздействия на разум. Попробуй на Бирне – вдруг поможет?

Эдер снова улыбается краем губ и заговорщически подмигивает, затем заботливо треплет ей волосы, надевает кольцо и, вздохнув, поднимается. Проводив его взглядом, Амбра ловит себя на мысли, что продолжает ревновать; ничего в общей сложности не меняется.

Она прячет лицо в ладонях и громко вздыхает, а затем понимает, что звуки улицы стихают – кто-то врывается, как вор, в её сознание.

«Ты умеешь преподносить сюрпризы, смертная».

– Привет, пернатая, давно не виделись, – недовольно бурчит Амбра, как обиженный ребёнок. – Пришла поглумиться, обклевать меня до косточек?

«Напротив, я довольна твоим поступком. Весьма… неожиданно. Поначалу я ничего нового не увидела – все существа хотят добиться любви, часто – вероломным способом, но кольцо бы тебе всё равно не позволило: оно и не может создать чувства – на это способны только вы, смертные».

– Понятная мораль: ничего не дадим, работайте сами.

«Если ты так этого желаешь, тогда послушай мудрость на своём языке: нельзя склеить две половинки, если одна от яблока, а другая от бобра».

– Но Эдер не бобёр! Он тоже применил кольцо!

Алот шокировано таращится на Амбру и боком, как морской краб, скрывается в трюме. Матросы, привыкшие ко всяким чудесам, даже не поворачиваются.

«Любовь принимает разные формы – подумай об этом».

– Да знаю я… получше некоторых.

Скрестив на груди руки, Амбра продолжает в одиночестве сидеть на ограждении и щурится на солнце, выглядывая в толпе знакомый силуэт.

========== Её милая рыбка ==========

Комментарий к Её милая рыбка

На безрыбье Хранитель соглашается на свидание с Такеху, но божественная мамаша Ондра не упускает его из виду.

В таверну Такеху приглашает Хранителя на переспать, а в работе это просто первое свидание.

– А вы с Хранителем… близки?

Амбра вмиг напрягается и обращается в слух, как только речь заходит о ней, и с надеждой молится Хайлии о шансе на чудо – пусть до Эдера дойдёт, что быть пять лет лучшими друзьями как-то даже неприлично! Вот уже и перед новыми знакомыми стыдно.

Тот давится табачным дымом, громко откашливается и утирает проступившие слёзы тыльной стороной ладони. Взгляд же старательно избегает улыбчивого лица Такеху.

– Да… – утверждение звучит скорее как вопрос; Эдер мучается, пытаясь понять, какого же ответа от него хотят, и добавляет уже увереннее, с напором: – Конечно, мы близки: она – мой лучший друг!

– И ты спал с ней, – ухмыляется Такеху, довольный своей догадкой.

Эдер бледнеет, снова судорожно вдыхает и громко возмущается:

– Нет, конечно! Да как ты только мог подумать… я бы никогда…

Амбре хочется провалиться сквозь землю, лишь бы больше не позориться. Она-то понимает, что Эдер отнекивается из лучших – рыцарских, мать их – побуждений, но со стороны его отпор выглядит так, словно хуже варианта попросту не существует.

Подумав немного, Такеху усмехается:

– Ну и дурак же ты.

С тех пор Амбра зауважала его хотя бы за проницательность: уж в чём, а в сердечных делах Такеху явно толк знает, раз каждый второй прохожий в Некитаке и соседних островах строит ему глазки – и мужчины, и женщины. Легенды о его любовных похождениях восхищают и вводят в недоумение; большинство из них Такеху рассказывал сам во всех интимных подробностях – громко и нараспев, – приводя в ужас Алота и Эдера. Неловкие ситуации и правда кажутся забавными, как морские байки.

Поэтому, когда он без расшаркиваний и полунамёков приглашает Амбру на свидание в любимую таверну, та соглашается без раздумий. Почему бы, собственно, и нет? Для народа уана богоподобный Такеху олицетворяет главную надежду нации на возрождение, но и Амбра тоже не простая морячка, а Хранитель Каэд Нуа. Груз ответственности примерно равен, и оба подходят к нему со своеобразным чувством юмора.

Однако как только они остаются наедине – посреди шумного зала, – Амбра чувствует смутную тревогу, какое-то странное давление на череп, словно под толщей воды, но поначалу не придаёт ему значения. Такеху обменивается с завсегдатаями сальными шутками, крутит бёдрами и всячески красуется под улюлюканье моряков. Трактирщик устраивает смешную сцену, рассказывая в красках, как тот покинул заведение в прошлый раз, и Амбра от души хохочет.

Под бодрую музыку они выпивают по пинте пива и делятся историями – конечно, у Такеху они снова о бывших любовниках, что начинает настораживать, – но и она с охотой отвечает на вопросы. Чувство уверенности в себе слегка качается, однако для первого свидания это не смертельно. Душой она отдыхает, наконец расслабляется, и когда сильные руки обхватывают её за талию, чтобы вывести на танец в центр зала, Амбра даже ничего не имеет против. Его светящиеся волосы, как рыболовные приманки, увлекают её внимание.

Тем временем гул нарастает, пока не перекрывает веселый гвалт в таверне, и сдерживать его в голове становится непросто. Голос Ондры разливается штормовыми волнами и ударяется о стенки черепа, как о скалы:

«Что здесь происходит?»

– Да мы просто… – начинает объяснять Амбра, однако Ондра её мигом перебивает:

«Ты должна Эотаса преследовать, а не по тавернам шляться! И сына моего развращаешь! Ему ещё рано! Пусть думает о предназначении!»

– Вообще-то он меня…

«И не позволяй моему мальчику есть дрожжевую выпечку – это вредно для его желудка!»

– Что такое, капитан?

Лишь теперь Амбра понимает, что замерла, точно истукан, посреди зала, а Такеху с беспокойством вглядывается в её лицо.

– Ничего, просто видения… дела Хранителя!

Она улыбается, когда представляет ревнивицу Ондру восседающей где-нибудь на троне морском в окружении слуг – воинственных морских коньков, разноцветных рыб и грустного кракена: строит ли она сама планы на личную жизнь великовозрастной кровиночки? Трещит ли с подружками-богинями о нравах молодёжи? Подбирает ли в жёны акулу из приличной семьи, чтобы Такеху остепенился?

Конечно, Амбра сама понимает, что перегибает палку с шутками, и ничего не произносит вслух, позволив обнять себя покрепче. Незачем ему знать, что божественная мамаша следит за каждым шагом и пыхтит в затылок.

– Ох, ну и улыбка у тебя, капитан, – воркует тем временем Такеху. – Осторожнее, чтобы я не расценил её как сигнал к активным действиям.

– А может, уже давно пора?..

«Что-о-о?! – вопит Ондра так громко и внезапно, что Амбра язык прикусывает на слове «действовать». – Мой мальчик заслуживает самого лучшего – и уж точно кого-то получше тебя!»

Любая нормальная женщина давно бы пустилась в бега – подальше от такой надоедливой, требовательной и всесильной маменьки, – однако из чистого упрямства Амбра встаёт в позу, как всегда делает, когда боги упираются рогами.

– Да с ним спала половина города, разуйте глаза! Неужто я хуже всех, по-вашему?!

«Ты неуправляемая хамка и тлетворно на него влияешь! Как подумаю только, что моя милая рыбка каждый день рискует жизнью на твоём корыте, материнское сердце тут же шалить начинает, а там и шторм, и водовороты – разве ты этого для Архипелага хочешь, распутница? Нет у тебя с ним будущего!»

Сцепив зубы и чуть не рыча, Амбра думает, что такое бы рвение да в паруса попутным ветром, раз настолько о сыне печётся. Выборочное какое-то вмешательство выходит, да и про совместное будущее даже речи не идёт – Ондра его сама себе придумывает во всех кошмарных подробностях.

– Так, Такеху, – гневно и громко, в тон его мамаше заявляет Амбра на всю таверну. – Планы меняются: я готова уже сейчас к активным действиям! Как твой капитан, я приказываю! – добавляет она, уловив в его нежном взгляде обиду. Даже могучие плечи сутулятся под внезапной атакой.

Пьяные моряки поддерживают её аплодисментами, внушив ещё больше уверенности, однако Такеху не спешит бежать на второй этаж, волоча Амбру за руку.

– Капитан, ты для меня – особенный человек, и я не планировал так спешить. Да, в это трудно поверить, но я хочу сделать всё правильно!

– А к чему тогда истории о случайных связях? – искренне недоумевает она.

– Я рассказывал о жизни, от которой намерен отказаться!

«Вот, мой мальчик готов к серьёзной карьере. Немедленно вези его в Укайзо!» – командует Ондра, видно, позабыв, что остров сама же и скрыла от посторонних глаз, а маршрутом не поделилась даже с сыном… как и способностью к логическому мышлению.

Голова болит так, что Амбра едва держится в сознании. Чтобы не упасть под ноги шальных танцующих пар, она отходит в сторонку и облокачивается о стену, впервые крепко задумавшись, стоит ли дальше продолжать затянувшийся фарс. То, что раньше казалось забавным, теперь раздражает. Очевидно, что приглашение она приняла на эмоциях, назло Эдеру, который вряд ли даже понял, почему они с Такеху ушли вдвоём, без толпы прикрытия.

Её поведение недостойно Хранителя и капитана, а главное, что Амбра, сама того не замечая, однажды превратится в ту же Ондру – требовательную командоршу, желания которой должны быть незамедлительно исполнены. Такеху точно не заслуживает подобного отношения, да и следует за Амброй скорее по привычке: сыновья ведь ищут девушек, похожих на матушек. Если он уже воспылал сильными чувствами, то сходство точно разительное.

Такеху уже тут как тут – придерживает её под локоть и глядит сверху вниз щенячьим взглядом. Амбра и сама хочет быть на его месте, а не изображать госпожу.

– Прости, – вздыхает она, опустив взгляд, – у нас ничего не получится. Давай здесь и остановимся.

«Твоя мама против», – рвётся назло, но ей хватает гордости проглотить остроту: Такеху должно быть нелегко жить с такой именитой матушкой, да и не приглашал он её на свидание.

Известие он принимает как удар и растерянно приоткрывает рот, точно настоящая рыба. Амбре тошно от самой себя, однако ей хватает мужества не прогнуться, не затянуть заведомо обречённые отношения из чувства вины. Такеху говорит, что понимает и готов принять её решение, и растерянно хлопает глазами, не зная, как дальше быть: отказывают ему в чём-то явно впервые.

«Ты! Как ты посмела разбить сердце моему милому мальчику?! Он не заслужил такой удар! – чайкой кричит Ондра, пока Амбра ошарашенно молчит, подбирая все известные ей ругательства. – Жди цунами, как только выйдешь из порта! Слышала?!»

– Но на борту же будет ваш…

Как и пришла, Ондра так же стремительно исчезает – если бы могла, то и дверью бы хлопнула, наверное. В наказание за своё поведение Амбра возвращается обратно на пару с Такеху под стрекотание сверчков. В голове шумит из-за выпитого пива, на языке ощущается привкус тлена и невыносимого стыда. Однако Такеху непростительно быстро начинает заглядываться на редких прохожих, пока Амбра шарит взглядом в поисках какой-нибудь компании, чтобы ввязаться в целительную для гордости драку.

Ветерок едва шевелит паруса, небо чистое, однако Амбра благоразумно привязывает себя к мачте и крепко хватается за канат. Моряки её мрачному предсказанию не верят, но посмеиваются недолго: огромная волна, внезапно появившаяся на ровной глади, разламывает судно в щепки и смывает команду в море – благо близко к побережью Некитаки. Такеху успевает трансформироваться в акулу и, смеясь, плещется на волнах, пока остальные спасают свои жизни.

Сплёвывая тину, Амбра тащит бюст Ключницы и падает ничком в песок, обещая себе заняться делом, но не потому что так сказала Ондра – новый корабль сам себя не купит. Как раз и план подходящий на примете имеется: принц хочет зачистить чёрный рынок Некитаки от мутных личностей, а Амбра просто свою долю возьмёт, арестует нелегальные ценности, так сказать.

Со временем недоразумение забывается, жизнь возвращается в прежнее русло, что Амбру вполне устраивает. Как Хранитель, она знает, кто на самом деле самый верный и внимательный слушатель, кому она должна всецело отдаваться…

– Секс – это, конечно, хорошо, но ты хоть раз стоял на палубе галеона? Боги, когда я захватила свой первый, то на пару секунд ослепла от экстаза! А как накопить на приличную джонку? Я сама на рисе пару месяцев сижу, с надеждой трясу каждого пирата и работорговца!

Неупокоенная душа, случайно встреченная ею в заброшенном доме, поднимает руку, привлекая к себе внимание, и робко уточняет:

– Хранитель, так ты проводишь меня на ту сторону?

– А мы куда-то торопимся? – улыбаясь, Амбра отмахивается. – Я тебе ещё про пушки расскажу…

========== Пробивая дно ==========

Комментарий к Пробивая дно

Порой спасти мир проще, чем изменить его к лучшему.

Трагедия и черви.

Амбра ни разу не видела таких городов, как Некитака: вырезанной в скале жемчужиной она раскрывается перед её взором, всё выше и выше, почти до небес, усеянная храмами, садами, мастерскими, магазинами, шикарными домами и дворцом на вершине. Здесь всегда приходится подниматься вверх – что в прямом, что в переносном смысле, – и к вечеру после ежедневной беготни ноги едва не отваливаются. Однако усилия вознаграждаются прекрасными видами с обзорных площадок и длинных мостов через пропасти, ухоженными площадями и фонтанами, зачарованными магами воды. Прохожие уана смеются и называют Амбру деревенщиной, когда та суёт руки в переливающийся шар воды, чтобы поймать живущую внутри рыбку.

Некитака – оплот цивилизации посреди островов, населённых полудикими племенами, последнее напоминание о великом наследии ныне потерянного Укайзо. Уана зациклены на утрате, хотя достойны хорошо жить и сейчас, имея под рукой всё необходимое: плодородную почву, отличный климат и любовь самой Ондры.