Текст книги "Слезы космоса (СИ)"

Автор книги: trashed_lost

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Прислали мне его в аккурат на следующий день после того, как Деннис погиб. Ну да тот сам виноват – нечего было в газовый карьер лезть. Дураков у нас и так хватает, а квалифицированный состав наперечет.

Значится, встал он такой передо мной – щупленький, волосы светлые, глаза голубые, – и рапортует:

– Сержант Расмуссен, прибыл под ваше командование, сэр!

– Финн, что ли? – говорю.

– Никак нет, датчанин, сэр!

– А я думал, вы все вымерли уже, – говорю.

Тут он на меня взгляд кинул пронзительный и говорит:

– Какие будут приказы, сэр?

– Никаких, – говорю. – Просто живее шевели своей ленивой задницей. Садись в патрульную машину и поехали.

Едем мы по Пустоши час, второй – молчит мой сержантик. Молчит и смотрит куда-то в горизонт.

– В первый раз, что ли? – спрашиваю.

– Да, – говорит, – в первый.

– А раньше где служил?

– Третий отдел префектуры Преториума.

– Ого, – говорю, – блатное местечко. А сюда за какие косяки перевели?

Молчит.

– Что ж, – говорю, – здесь тебе не Преториум, у нас все жестко. Будешь слушать меня – останешься в живых, не будешь – не останешься. Краткий ликбез: самостоятельно ничего не трогать, без команды дальше, чем на триста метров, не отходить. Обо всех подозрительных объектах немедленно докладывать. В случае внештатной ситуации самообладания не терять, выполнять распоряжения. Усек?

– Так точно, сэр, усек.

Вышли мы возле развалин электростанции, провел я его вокруг, показал, что да как.

– В разведпатруле главное – внимательность. Любые изменения – фиксировать. Сегодня проворонил, завтра уже не проснешься. Пока что вроде все гладко, но кто этих гребаных марсиан знает, что у них за технологии.

Кивает он головой, только вижу, что мимо ушей пропустил половину.

– Куда смотрите, сержант Расмуссен? – спрашиваю.

– Чуете ветер, лейтенант? – говорит.

– Да, – говорю. – Норд-норд-ост, примерно восемь метров в секунду. А что?

– Свободой пахнет. Дышать полной грудью хочется.

– Влажность повышенная, – отвечаю. А сам смотрю на него искоса и думаю: «Вот же уроды, прикомандировали психа мне. Теперь глаз да глаз за ним нужен, чтобы не свалился куда, романтик хренов».

Обратно вернулись, стоим перед Вратами, ждем, пока сканирование кончится (долгое оно у нас). Вдруг он мне говорит:

– Посмотрите наверх, сэр.

– Зачем? – спрашиваю.

– Небо, сэр.

– Что с ним не так? Оно каждый день одинаковое – серое, как штаны пожарника.

– А вы взгляните.

Запрокинул я голову, смотрю наверх. Стены защитные замшелыми корпусами в высоту уходят. Железяки ржавые болтаются. На ветру тряпка какая-то дырявая треплется. Птица по типу вороны кругами летает. И над всем – тучи бескрайние, пепельные, без единого просвета. Тысячу раз все это видел – а тут вдруг проняло, да так, что дрожь по телу пробежала.

Так и познакомились.

Патрулировали мы с Расмуссеном с неделю примерно, пока он не обнаружил ту самую штуку, из-за которой вся каша и заварилась. В тот день поехали мы на сто первый километр, туда, где шахта ртутная заброшенная. Все стратегические объекты положено по инструкции пешком обходить для более детального контроля. Вылезли мы, значит, у маяка и пошли к шахте. Расмуссен опять рассеянный, вдаль смотрит, а не под ноги.

– О чем задумался, сержант? – спрашиваю. – Ландшафт изучаешь?

– Красиво здесь, сэр.

– Чего ж красивого? Одни камни, деревья голые да перекати-поле катается. Вот где красота – так это на Эспланаде ночью. Бывал? Неон везде, бары дорогие, и у каждого столба девочки топлесс стоят.

– Не бывал, – говорит, и покраснел как рак вареный.

– Брось, – говорю, – чтобы из Преториума да на Эспланаду не ходили?

– У меня девушка есть, – говорит.

– Какой размер? – спрашиваю. – Блондинка? Брюнетка?

– Любимая, – отвечает. Я аж рот приоткрыл от такой классификации.

– В бабе что важно, – говорю. – Чтобы место свое знала и мозг не трахала. Правильно?

– Вы правы, сэр. Только не хочу говорить об этом сейчас.

– Иди направо, пуританин, – говорю. – Террикон обойдем и с той стороны встретимся.

Обошел я террикон, стою, жду – нет Расмуссена.

– Доложить обстановку, – приказываю по рации. Треск, шипение, потом слышу ответ:

– Я тут что-то нашел, сэр.

– Что нашел?

– Не могу объяснить. Лучше, чтобы вы подошли посмотреть.

Нашел я его возле карьера небольшого: стоит, тычет пальцем вниз. Заглядываю и вижу лужу синего цвета.

– На медный купорос похоже, – говорю.

– Да, сэр. Только если присмотритесь, увидите, что там огоньки светятся.

Навел бинокль, смотрю – действительно. Будто искорки в глубине лужи вспыхивают и гаснут. Дозиметр достал – излучения нет.

– Вот что, сержант, – говорю. – Надо образцы для исследований взять. Лезь вниз и две пробирки набери. А я пока фото сделаю. Только перчатки не забудь надеть. И респиратор натяни.

Расмуссен помялся немного и полез в карьер. Гляжу – застыл, как заколдованный.

– Что застрял? – кричу ему.

Тут он будто проснулся, живо пробирки наполнил и наверх бегом.

Вернулись в город, сдали трофей куда следует. Отчет заставили писать – полдня убил. На следующее утро первым делом туда же с Расмуссеном поехали: вдруг еще что интересное осталось. Подъезжаем – мать твою за ногу! Все оцеплено. Колючей проволокой вокруг карьера замотали. Из префектуры полно народу, из самого Преториума какие-то шишки возле шляются, а по периметру солдаты с автоматами стоят. «Ни хрена себе, – думаю, – вот это купорос!»

Только подошел поближе, как мне навстречу майор Росс из управления делами президента выходит.

– Добрый день, лейтенант Ли, – говорит. – Прошу вас покинуть зону повышенного риска.

– Что происходит, майор? – спрашиваю. – Вы можете объяснить?

– Ваша вчерашняя находка представляет угрозу для безопасности населения, – говорит, а сам в сторону смотрит. – Было принято решение ограничить доступ на территорию. Вход без спецразрешения воспрещен. У вас его нет, так что прошу удалиться.

«Серьезно, – думаю, – вляпались».

– Вас понял, – отвечаю. Повернулся и пошел.

Расмуссен в машине сидит, весь как на иголках.

– Что там случилось, лейтенант? – спрашивает.

– Ничего, – говорю. – Едем ТЭЦ проверять.

Молчит, но по лицу вижу – разочарован.

– Не наше дело, сержант, – говорю. – Лучше нам в это не лезть. Меньше огребем.

***

Из дневника Белой Рыси. Запись № 94.

Сегодня у нас круглая дата. Пять лет исполнилось со дня чудовищной катастрофы, унесшей жизни миллионов людей. Потом были и другие потрясения, не менее страшные, но именно первое впечаталось в память каленым железом.

Возмездие снизошло с неба, и настал Страшный суд – за все прегрешения человечества. Падал сверху огонь, и земля была залита кровью. Полностью была уничтожена Северная Европа, Западная Африка, Юго-Восточная Азия. Города взлетали на воздух, как щепки. Охваченные паникой люди зарывались в подземные бункеры, надеясь скрыться от карающих ударов судьбы. Потом все стихло. Мы выползали из нор, как кроты, слепые и голые. И не могли узнать планету – вся зелень была выжжена дотла. Вместо садов, лесов и полей простиралась бескрайняя сухая равнина, названная Пустошью.

Уцелевшее население смешанного этнического состава, отконвоированное в относительно безопасные места, отстроило города, укрепленные защитными сооружениями. Мы попали в Доминион. Это громкое название выбрал для своей крепости президент Ллойд. Никто его не выбирал, он сам вызвался командовать, когда погруженный в хаос народ остро нуждался в управлении. Бывший полковник разведуправления министерства обороны США, Ллойд обладал достаточной харизмой, чтобы быстро подчинить себе полицию и военных, а вскоре и завоевать симпатии гражданских.

Нам объяснили, что произошло, – нападение инопланетных сил. Сначала это казалось шоком. Мир просто перевернулся. В ужасе смотрели мы на экраны телевизоров, где в мутных, трясущихся кадрах, заснятых случайными камерами, мелькали очертания тяжелых космических крейсеров. Пришлось принять, свыкнуться с мыслью, что внеземные цивилизации существуют, что они разумны и что они намерены истребить человечество – как в самых страшных фантастических фильмах. Мы жили каждый день как последний, готовясь бежать в убежище по первому вою сирены. Но постепенно и к этому привыкли. Человек ко всему привыкает.

Инопланетяне, тем не менее, не давали о себе знать более трех лет. А потом, в один день, мы потеряли контакт со всеми остальными городами. Президент Ллойд выступил с обращением к горожанам, в котором говорилось, что все прочие укрепления, кроме нашего, были уничтожены пришельцами и что Доминион остался единственным оплотом человечества на Земле.

Руководство Доминиона быстро прибрало бразды правления к рукам, установив абсолютную диктатуру президента. Все ветви власти теперь управлялись Ллойдом лично. Выход из города гражданским запретили из соображений безопасности. Мониторить пространство Пустоши поставили патрули, выискивающие признаки присутствия инопланетян. Но те больше не появлялись. То ли они решили, что с нас достаточно, то ли готовились к новому, более масштабному вторжению.

Само собой, были и те, кто подверг сомнению все события минувших лет и попытался выступить против консолидации власти в руках президентской группировки. Но их быстро объявили вне закона. Движение Сопротивления, поначалу оформившееся как оппозиционное, превратилось в малочисленное подпольное братство революционеров. Лозунгом Сопротивления стала правда. Правда и ничего, кроме правды.

Требования оппозиции: продолжение поиска контактов с остальными городами, обнародование результатов исследований причин катастрофы и военно-научного наблюдения за космической зоной, установление государственного демократического строя, прекращение преследования инакомыслящих, освобождение всех политических заключенных – ни разу не были выполнены. Но как действующий участник Сопротивления и как его бессменный лидер с момента показательной казни Джордано «Сокола» Ренци, я еще раз клянусь: я отдам свою жизнь ради того, чтобы люди узнали истину – какой бы она ни была.

***

Решил я отдохнуть после тяжелого дня. Пивка себе синтетического достал из холодильника, на диване растянулся, телик включил. После ежевечерней речи президента («внутренние враги народа подчас опаснее внешних, долг каждого сознательного гражданина сообщить» и бла-бла-бла) футбол пошел: сборная мостотреста против сборной университета. Только расслабился – слышу звонок в дверь. «Кого нелегкая в пятницу вечером принесла», – думаю. Открываю – Расмуссен.

– Ну проходи, – говорю, – гостем будешь. Пива налить?

– Нет, – говорит, – не пью.

– Крепче нету, – говорю. – Виски порошковый кончился, а текилу последнюю вчера с Дэнверсом распили.

– Нет, – говорит, – вы меня не так поняли. Я вообще не пью.

И законфузился.

– Извини, – говорю, – с дурью сейчас тоже проблемы. Там кого-то из чайнатауна прихватили за яйца, перебои теперь с поставками.

Тут он совсем замялся.

– Как хочешь, – говорю. – Больше ничего предложить не могу. Зачем пожаловал?

Лег я обратно на диван, а Расмуссен на углу стола пристроился.

– Лейтенант Ли, – говорит, – а все-таки, как думаете, что мы с вами нашли?

– Не знаю, – говорю, – ничего хорошего.

– И не хотите узнать?

– Не хочу.

– А я, – говорит, – хочу. Очень.

– Забудь, – говорю. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– И все же… что это, по вашему мнению?

– Биологическое оружие инопланетян, – говорю. Скорее, чтобы отвязаться от Расмуссена, так сказал. А он вскочил и забегал по комнате. Впечатлился, видимо.

– Вы верите в пришельцев, лейтенант? – спрашивает.

– Странный вопрос. Конечно, верю.

– А вы хоть раз их своими глазами видели?

Подозрения у меня Расмуссен стал вызывать.

– Поосторожнее, сержант, с такими словами, – говорю. – Ты что, враг народа? Боже упаси нам с пришельцами лично встретиться. Они и так нас разбомбили вчистую. Телевизор, что ли, не смотрел? Съемки же были, когда Бангкок взрывали.

– А вам не кажется сомнительным, что сохранились эти пленки, когда целые страны зачистили?

– Не кажется, – говорю. – Можете не пытаться меня вербовать в свое расследование, сержант Расмуссен. Меня это не интересует.

В общем, съехал я с этой скользкой темы, поговорили мы еще немного ни о чем, и он ушел. Я еще пивка взял. Сижу, думаю, и начало до меня доходить, что Расмуссен-то, пожалуй, того – из этих. Из оппозиции. Больно он странный какой-то. Лезет, куда не просят, интересуется, чем не надо. Не пьет, не курит, вопросы задает каверзные. Стал я дальше мысль развивать и понимаю: мне же его с префектуры прислали. Само собой! Решили меня на благонадежность проверить. Поэтому он ко мне домой и заявился – задание отрабатывает. Небось со мной поговорил и отчет пошел строчить, гнида… В любом случае мне одно остается – предоставить заявление в Преториум. Чего от меня, собственно, и ждут. Я не стукач, но форму доклада знаю.

***

Из дневника Белой Рыси. Запись № 66.

Устройство Доминиона.

В центре города находится Преториум – административный квартал, на главную площадь которого выходит президентский дворец, в котором проживает президент Ллойд. Там же располагаются соединенные между собой министерства, научные институты и здание префектуры – следственно-полицейского подразделения Доминиона. Элитный центр кольцом охватывает Эспланада – бульвар с металлическими арт-конструкциями. Сам город окружен многослойными стенами высотой в 250 метров и накрыт куполом из особо прочного стекла. В Пустошь ведут четыре прохода – Северный, Южный, Восточный и Западный – называемые Вратами. Врата строго охраняются, а каждый проходящий сквозь них подвергается тщательному сканированию с целью идентификации личности.

Лучами расходящиеся из центра улицы приводят к трущобным окраинам, где люди вынуждены выживать в условиях ужасающей нищеты. Повсюду процветает преступность и проституция, а также меновая торговля вещами и искусственными продуктами питания. Больше всего в цене предметы, оставшиеся со времен до катастрофы. Население, призванное работать за идею, проводит свой досуг за синтетическим алкоголем и наркотиками…

Тем не менее президент Ллойд (из официальных титулов: Благодетель, Гарант Мира, Dominus Dominioni и прочие, не менее пышные и пустые имена) пользуется огромной поддержкой. Люди, бледные от недостатка света и кислорода, страдающие тяжелыми заболеваниями, возникшими после трагедии, превозносят его до небес и искренне верят, что без него их вовсе бы не существовало. На Центральной площади даже стоит памятник президенту, воздвигнутый благодарными верноподданными. Они не могут – и не хотят – вообразить, что причины произошедшего, возможно, не связаны ни с какими пришельцами, и более того: что инопланетян вовсе не существует, доказательства – подделаны, а сама катастрофа – дело рук вполне земных существ.

«Сомнение – это путь к Истине; кто не сомневается – не видит, кто не видит – не понимает, кто не понимает – остаётся в слепоте и в заблуждении». Многие члены Сопротивления жестоко пострадали, отстаивая это старое изречение на митингах, вспыхнувших после объявления Доминиона последним городом на Земле. Большая часть из них до сих пор сидит в карцерах Преториума, не надеясь на освобождение; несколько человек во главе с идеологом движения Джордано Ренци были расстреляны на Центральной площади за экстремизм в присутствии нескольких десятков тысяч воодушевленных зрителей.

Нам пришлось скрыться – и мы скрылись, но не сдались. По-прежнему мы ведем тайную работу по восстановлению полной картины событий. Наши активисты есть везде: среди ученых и рабочих, учителей и медиков, инженеров и архитекторов. Мы собираем информацию по крупинкам. Нас мало, но мы верим, что рано или поздно справедливость восторжествует, и наши погибшие товарищи будут отомщены.

***

Взял я отгул в понедельник с утра и пошел в первый отдел префектуры заявление катать на Расмуссена. Честно говоря, давно я там не был – с тех пор, как на должность патрульного меня назначили. Отстроились они за это время будьте-нате. Снаружи та же самая халупа семиэтажная из клепаного железа, а внутри: коридоров понаделали, двери везде с табличками, чинуши с префектами вперемешку толпами бегают. Пока дошел куда надо, чуть не потерялся. Даже пожалел, что компас с собой не взял.

Перед кабинетом приемная, в приемной несколько стульев стоит, стол, а за столом девица в форме.

– Вы по какому вопросу? – говорит.

– Хочу донос сделать, – говорю.

– Капитан Готье сейчас занят, – отвечает. – Подождите, он вас примет. Я доложу. Вы можете присесть. Чай, кофе?

«Разжились, – думаю, – буржуи сраные».

– Откуда у вас кофе? – спрашиваю. – Гватемала? Колумбия?

– Эрзац-запасы, – и глазом так игриво подмигивает.

Короче, налила она мне чашку, сел я на стул, пью. А девица в бумаги зарылась и периодически на меня поглядывает. Глянет и обратно в текст смотрит. И вроде как улыбается слегка. Кофе, конечно, дерьмовый оказался. Но хоть какой-то. Я его уже пять лет не пил. Аж тошнить стало с непривычки. А капитан все не выходит.

Сидел я так минут сорок, пока не понял, что срочно надо отлить.

– Где сортир у вас? – спрашиваю.

– По коридору направо, потом по лестнице вниз, потом налево, потом еще раз направо, – и хихикает в рукав. – Не заблудитесь?

– Да уж постараюсь, – говорю.

Спустился я ниже этажом, дела свои справил, обратно возвращаюсь. Иду не спеша, названия кабинетов разглядываю. «Отдел политтехнологий», «Работа со СМИ», «Проектное бюро»… У самой лестницы дверь без таблички приоткрыта, и слышно – обсуждение идет или лекция. А в коридоре нет никого. Ну и дернул меня черт послушать, что там вещают.

Заглядываю осторожно в щель: сидят чины за длинным столом. Проектор показывает. Председательствует генерал Дрейк (я его сразу узнал). На стенах плакаты развешаны. И модель стоит в костюме наподобие экзоскелета.

И тут я такое услыхал, что у меня волосы дыбом встали.

– …Мы не можем допустить падения рейтинга президента ни на один процент. Нужна постоянная, растущая поддержка. Вы с этим согласны?

– Конечно. Но что вы предлагаете, генерал?

– Нужно сплотить народ вокруг своего лидера, – говорит Дрейк. – Что для этого требуется? Остин, дайте изображение на экран. Мы должны переключить недовольство толпы. Сейчас многие ропщут на плохие условия проживания. Надо сделать так, чтобы эти условия показались им раем по сравнению с теми, в которые они попадут. Требуется еще одна катастрофа. Трагедия. С массовыми жертвами среди мирного населения. Их нужно объединить против внешнего врага, тогда они забудут о внутренних проблемах.

Члены собрания сидят, в блокнотиках строчат.

– Вы гений, генерал! Но как это осуществить технически?

– Очень просто. Назрела необходимость показать людям крупным планом то, против чего они, собственно, сражаются. Сделанные на коленке кадры атаки пришельцев уже не производят былого впечатления, а подпольщики сеют смуту среди горожан. Сомнения должны быть развеяны! Министерство обороны разработало проект спецоперации под кодовым названием «Кара небесная»…

Вгляделся в изображение – мать вашу! – карта осадных действий вокруг Доминиона.

– Прошу внимания. Итак, смысл таков: происходит новое нападение инопланетян. На этот раз они высаживаются десантом в Пустоши здесь, здесь и здесь. Наши доблестные войска сражаются с коварным и сильным врагом, и в конце концов одерживают убедительную победу… Все это, естественно, транслируется в прямом эфире. Успех обеспечен. Теперь ключевой момент – откуда мы достанем инопланетян. Представляю вам новейшую секретную разработку – костюм пришельца. Остин, свет на модель. Он еще не закончен, но общая идея ясна. Изнутри на маску под прозрачной лицевой частью шлема будет нанесено изображение (какое именно – сейчас в стадии утверждения), сверху останутся прорези для глаз бойца…

Вдруг меня сзади кто-то за плечо трогает. Я от неожиданности по стойке смирно выпрямился. Оборачиваюсь – сержантик какой-то.

– Вам чем-нибудь помочь, сэр? – спрашивает. – Вы что-то искали?

– Э… нет, – говорю.

– Давайте я вас провожу, сэр, – говорит. – На какой этаж вам надо?

Так он меня обратно до кабинета и отконвоировал. Девица на нас вылупилась с удивлением. Тут дверь открывается, и капитан Готье выходит.

– Добрый день, лейтенант, – говорит. – Проходите, пожалуйста.

И что-то в этот момент у меня в голове повернулось. Быть может, оно и раньше повернулось – когда я возле двери подслушивал, – но сейчас осознал: не могу я сдать Расмуссена, и точка.

– Прошу прощения, капитан, – говорю. – Произошла ошибка.

– Не понял? – говорит, и брови кверху поползли.

– Я ошибся, – говорю. – Я не собирался писать заявление. До свидания.

Повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел.

Бродил я по городу до самого вечера, как в воду опущенный. А когда стемнело, пошел к Расмуссену на квартиру. Адресом его я еще с утра поинтересовался – жуткий район на восточной окраине. Прошел дворами с наркоманами, поднялся наощупь по вонючей лестнице и в дверь облезлую позвонил.

Открывает мне Расмуссен, а рядом блондинка небольшого роста суровым взглядом сверлит. Я рот открыл, а сказать ничего не могу. Стоим в дверях, молчим. Так бы и стояли, если бы Расмуссен каким-то чутьем не догадался, что со мной.

– Не бойся, – говорит блондинке, – он свой.

И мне:

– Заходите, лейтенант.

Прошел я внутрь, Расмуссен на площадку выглянул, головой повертел и дверь на три замка закрыл за нами. Представил меня блондинке. Та руку мне тряхнула стальным пожатием и говорит:

– Рита Майер, учительница в девятой школе Доминиона. Что случилось?

– Ты был прав, – говорю Расмуссену. – Ты, черт подери, был прав, сержант! Мы все в глубокой заднице.

– Я ждал вас, – отвечает. – Ждал, когда вы прозреете и поймете, что к чему.

– Все еще хуже, – говорю. – Ожидается атака Доминиона пришельцами. Роль пришельцев будет выполнять армейский батальон. Будет много жертв среди гражданских. И не спрашивай, откуда я это знаю.

Рита Майер снова на Расмуссена взгляды недоверчивые кидает.

– Ему можно верить, Ларс?

– Можно, – говорит Расмуссен, и взгляда с меня не сводит. – Помните, лейтенант, нашу первую встречу? Когда я вас попросил на небо взглянуть? Я уже тогда понял, что не все потеряно.

– Спасибо на добром слове, – говорю. – Только что делать-то будем?

– У нас кое-какие новости, которые могут оказаться полезными, – говорит Рита. – По каналам связи дошла интересная информация о вашей с Ларсом находке. Сегодня ночью нас приглашает к себе доктор Шьяндал Сингх, ведущий ученый института физико-химической биологии. Он выяснил некие вещи, о которых хотел бы переговорить лично. Пойдете?

– Пойду, – говорю. – Если это поможет.

– Все может помочь, – говорит Расмуссен. – Мы в нашем положении не выбираем. Пройдемте на кухню. Коньяк будете? На вас лица нет.

– Ты ж не пьешь, – говорю.

– Я уже сказал, что ждал вас, лейтенант, – и улыбается, зараза.

Вышли мы уже после полуночи и в Преториум направились. Вот уж не ожидал, что институты по ночам открыты. Пропустили нас без вопросов. Охранник на входе покосился было на меня, но Расмуссен ему знак сделал. Поднялись на пятый этаж и по коридору пошли. Темно кругом – хоть глаз выколи, и спиртом пахнет. Повернули мы за угол, и вижу вдалеке – полоска света из-под двери.

Когда вошли, я присвистнул даже. Кабинет огромный, и набит всякими исследовательскими штуками: микроскопы, реторты. Трубки тянутся, шкафы по стенам стеклянные, компьютеры… Общий свет выключен, но где-то в глубине лампочка теплится. Расмуссен покашлял и зовет:

– Доктор Шьяндал!

– Проходите-проходите, – отвечает и рукой из-за заваленного стола машет.

Подошли мы поближе, доктор встает и руки всем пожимает. Маленького роста, волосы всклокочены, очки в толстой оправе – а за очками глаза горят.

– Вы очень вовремя, дорогие мои, – говорит. Мне он не удивился ни капельки. – Невероятные дела творятся, не-ве-роятные!

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – говорит Рита. – Как может ваше открытие помочь нам?

– Сядьте для начала, – загадочно говорит доктор. – Сядьте, чтобы не упасть. А теперь смотрите сюда.

Пощелкал он что-то на компьютере, вывел на большой монитор. Вижу: та самая жидкость синяя под микроскопом увеличенная. Красивая, надо сказать. И будто пульсирующая: то сжимается, то растягивается.

– Как только мы получили ваши образцы, мистер Расмуссен, то сразу приступили к исследованиям. И немедленно обнаружили удивительные свойства. Во-первых, она не замерзает и не кипит. Был исследован диапазон температур от -100 до +350 градусов. Никаких изменений. Во-вторых, как видите – она живая. Она словно дышит. Когда ее пытались соединить с кислотой, она убегала от нас по предметному стеклу… Но самое интересное не это. Раствор 0,00001 мг вещества был введен внутримышечно группе лабораторных мышей. Оговорюсь сразу: мышки у нас не в лучшем состоянии. Порой приходится ставить по нескольку опытов одновременно на одних и тех же животных…

– И что же произошло с мышами, доктор Шьяндал?

– Они выздоровели. Все до единой. За считанные минуты. Опухоли пропали, шерстка новая выросла. Все, все пришло в норму! Мы не могли поверить своим глазам. Сделали контрольный укол другой партии – то же самое…

– И конечно же, вы сразу доложили об этом Президенту?

– Что я мог поделать, ребята… Вы сами не хуже меня знаете, что и куда положено докладывать.

– Понятно, – говорит Расмуссен и на меня смотрит. – Немудрено, что карьер сразу оцепили. Вы продолжили исследования?

– Исследования получили гриф «совершенно секретно». Я рискую жизнью, сообщая вам эту информацию. Но я не могу поступить иначе! Я за правду! И я с вами.

– Мы безгранично благодарны вам, доктор Сингх, – говорит Рита и руку доктору трясет. – Пожалуйста, продолжайте. Мы хотим знать все.

– Дорогая моя, на самом деле все печально. Новых проб нам сделать не дали. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Эта жидкость вызывает новые вопросы, но не дает никаких ответов. Состав до сих пор так и не известен. Могу лишь сказать, что в него входит водород, азот, углерод – все те же вещества, что есть во всей Вселенной. Соединяющая субстанция похожа на плазму, но это еще не точно. Я уверен лишь в одном – во внеземном ее происхождении.

– Откуда же она взялась?

– Не знаю, – говорит доктор и задумчиво в окно смотрит. Глаза у него какой-то дымкой подернулись. – Раньше ничего подобного не находили. Может быть, просто пробил час X. Я бы назвал эту синюю влагу «слезы космоса». Слезы космоса по своим заблудшим детям. Вселенная плачет целительными слезами на планету, обезображенную ядерной войной…

– Да вы романтик, доктор, – говорю.

– Приходится добавлять лирику в физику, чтобы оставаться человеком, – отвечает он на той же ноте.

А Расмуссен с Ритой сидят, переглядываются.

– Вы сказали – «целительными слезами». Послушайте, но ведь это прорыв! Вы понимаете? Достаточно сделать больному человеку инъекцию – и он снова здоров!

Шьяндал оживился:

– В правильном направлении смотрите, голубушка. Я бы даже больше сказал. Если столь малая доза оказывает огромное оздоравливающее действие, то что же будет, если ее увеличить? Результаты могут быть потрясающими: вплоть до обретения вечной молодости. Ведь процесс основан на регенерации клеток. Но, конечно же, нужно время на опыты. И добровольцы.

– У нас очень мало времени, доктор Шьяндал, – говорит Расмуссен. – По информации лейтенанта Ли, нас скоро ожидают весьма безрадостные изменения… Оппозиция должна склонить людей на свою сторону, любой ценой! Мы очень надеемся на вас. Продолжайте работать. Сами мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить вам безопасность.

– Спасибо, – говорит доктор. – А теперь идите. Не хочу лишний раз подставлять вас.

Проводил он нас до дверей. Отдельно мне руку пожал и говорит:

– Рад знакомству, мистер Ли. Сопротивлению нужны такие люди, как вы.

***

Из дневника Белой Рыси. Запись № 103.

Сегодня ночью было тайное собрание членов Сопротивления в подвале клуба «Новая эра». Увы, оно открылось минутой молчания. Доктор Шьяндал Сингх был убран спецслужбами президента Ллойда: как раз, когда он приступил к более углубленным исследованиям «слез космоса». Близкие коллеги Сингха успели сделать копии с его последних записей. Доклад о свойствах синей жидкости поразил всех присутствующих. Доктор Шьяндал установил, что лечебный и омолаживающий эффект проявляется при любом виде поступления внутрь: будь то внутривенное, внутримышечное, накожное или пероральное введение. Для человека достаточно дозы 0,2 мг. То есть на всех жителей Доминиона хватило бы пол-литровой бутылки.

Людям, связанным непосредственно с министерством обороны, невероятными трудами удалось узнать подробности о «Каре небесной». Очень вовремя. Начало операции назначено на завтра, на шесть утра. Разработка костюма и подготовка солдат заняли гораздо меньше времени, чем мы ожидали. К счастью, мы получили информацию о точных местах дислокации отрядов, а также о количестве бойцов и их вооружении. Но масштабы планируемой атаки вогнали всех в дрожь, если не сказать – в отчаяние.

В этой ситуации особенно ярко проявил себя новоприбывший в наши ряды лейтенант Ли. Кто бы мог подумать, что этот малоразговорчивый, полный скептицизма патрульный предложит блестящий план действий. План был принят единогласно. На всякий случай я не буду описывать его здесь, чтобы не подставить оппозицию под удар, если начнется обыск и мой дневник обнаружат; но скажу лишь одно: в случае успеха Доминион обретет свободу раз и навсегда.

Кажется, у нас появилась надежда. Слабая, призрачная – но надежда. Остался лишь последний рывок.

***

Прибыли мы с Расмуссеном в полночь к Южным Вратам. Заходим в проходную, как ни в чем не бывало. Только я ключи от машины взял – капрал Нуньес из комнаты охраны выскакивает, глаза протирает.

– Куда вы собрались, лейтенант Ли? – спрашивает. – Сегодня не ваша смена. И вообще, первый час ночи!

– У меня приказ, капрал, – говорю. – Сержант Расмуссен со мной.

– Где документ, покажите, – говорит и руку тянет. Я ему тут же по рукам и дал леща.

– Документа не будет, – говорю. – Секретное задание министерства обороны. Или я обязан вам отчитываться? Хотите проверить – позвоните куда следует. И там вам расскажут в подробностях, как вы должны выполнять свою работу.

Смутился Нуньес.

– Мне приказано никого не выпускать вне смены, – мямлит. – Если у вас нет приказа…

– Подозреваешь меня во лжи, капрал? – говорю и надвигаюсь на него угрожающе. – Или просто решил перечить старшему по званию?

– Никак нет, сэр! – и по струночке вытянулся.

– Вот и молодец, – говорю. – Доминион тебя не забудет. Мы пошли. Можешь написать это в отчете.

Выехали мы в Пустошь и прямиком на ртутную шахту рванули. Расмуссен бутылку пустую из-за пазухи достал, сидит, в руках вертит.