Текст книги "Врата Славы. История Ашурран-воительницы (СИ)"

Автор книги: Тиамат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Рассказы об авантюрах Ашурран передавались из уст в уста. Больше всего прославилась она, когда чуть не захватила с горсткой воинов Линдалаи, эльфийскую столицу, куда так опрометчиво привез ее Дирфион. Приказала она скрытно изготовить большие челноки, достаточные для перевозки тысячи воинов. Сделали их из дерева и шкур, легкие и прочные, по способу горцев-хадраутов; на таких челноках она плавают по горным рекам, с легкостью преодолевая пороги, а там, где не могут преодолеть – переносят челноки по земле. Было их сделано двести, каждый для пяти человек. Взяв челноки, Ашурран с тысячей воинов отправилась на север, к горным грядам Хаэлгиры, и с помощью племени саууаев отыскала истоки реки Кинн Сарг, протекавшей по всему Великому лесу, заканчиваясь в бескрайних южных болотах. Спустили они челноки на воду и менее чем за семь дней оказались в окрестностях Линдалаи, где их никто не ждал, и охраны было немного. Напав на город, захватили они много добычи и город подожгли; однако пришлось им отступить под натиском защитников эльфийской столицы. Не имея достаточно легких лодок, не смогли Древние их преследовать, и Ашурран с воинами преспокойно скрылась вниз по реке с награбленными сокровищами. Эльфы, видя дым над Линдалаи, спешно бросились на помощь, оголив границы, и Ашурран с легкостью прошла через Великий лес и воссоединилась со своим войском.

Нет нужды говорить, что подвигами этими прославилась она по всему Юнану, как ни один смертный и бессмертный до нее, и имя ее гремело от Фалкидского моря до Грейна Тиаллэ, и не было, пожалуй, среди людей и эльфов ни одного мужчины, женщины и ребенка, кто не слыхал о ней. Простой народ восхищался ей, воины обожали пылко, и каждый второй новобранец был в нее влюблен. Знатные вельможи и высокопоставленные чиновники искали ее расположения и дружбы. Король приблизил ее к себе, осыпал милостями и сделал, наконец, своей военачальницей, и сменила она стяг в виде барсовой шкуры на стяг с черным драконом.

Нашлись, однако, те, кто ненавидел Ашурран, завидуя ее славе, богатству и удачливости; те, кто считал ее соперницей в борьбе за благосклонность короля. Не по душе была царедворцам солдатская прямота Ашурран и ее острый язык, ее низкое происхождение и варварские ухватки. Больше всего не любил ее первый министр короля Цурэмаса, поскольку прочил должность военачальника своему сыну.

Приходилось Ашурран сражаться не только с Древними, но и с людьми. По-прежнему случалось варварам угрожать границам Юнана, и князьям – поднимать смуту. Но горше всего было ей воевать против вольных городов, заключивших мирный договор с Древними, снабжавших их конями, зерном и железом. Нередко упрекали Ашурран в жестокости, с которой расправлялась она с Древними и их союзниками; свирепость ее аррианских предков оживала в ней, и именем ее лились потоки крови и творились неисчислимые зверства. Однако Ашурран считала их необходимыми.

–  Друг моего врага – мой враг, – говорила она. – Врагов же следует устрашать и наказывать; тех же, кто предает свой народ, трусливо ища покровительства Древних – наказывать втройне.

Несмотря на подвиги Ашурран и соратников ее, несмотря на победы королевского войска, не было конца-края этой войне, названной впоследствии Великой, и продолжалась она без малого тридцать лет, явив миру примеры невероятного мужества и невероятных злодейств и с той, и с другой стороны.

 

История Афагду из Солха

В битве Ночных огней при холме Узаяр среди прочих отличился один юноша по имени Афагду, всего лишь четырнадцати лет от роду. Захватил он эльфийское знамя, шитое серебром, с белым лебедем, и принес к ногам воительницы Ашурран. Посмотрела она на него и увидела, что лицо его покрыто шрамами от ожогов, а волосы на голове растут совсем седые. Грустно было видеть, как увяла его красота, не успев распуститься, подобно розе, гибнущей от зноя пустыни. По этим приметам признала его воительница. Был то мальчик, спасенный в Солхе, единственный, кто уцелел во всем цветущем краю. В столь юном возрасте пришлось ему познать тяготы войны, и у тех, кто видел его, сердце сжималось от жалости. От рук Древних погибла вся его семья: мать и отец, и шесть братьев с женами и малыми детьми. Преисполнившись ненависти, сбежал он из приюта, где его оставили, и отправился воевать, желая кровью Древних насытить свою жажду мести, и недостаток опыта с лихвой возмещал яростью, в умении же упорно упражнялся с утра до ночи.

Видя его усердие, воительница Ашурран приблизила Афагду к себе, давая ему самые трудные поручения. Несколько лет был Афагду ее оруженосцем и вестовым, за доблесть пожалован был чином сотника, а потом и тысяцкого. Так он свирепо сражался, что единодушно прочили ему в будущем чин королевского военачальника или на худой конец место полководца при князе Фалариса. Однако после окончания Великой войны, когда был заключен мир с Древними, Афагду безотлагательно оставил военную службу, не видя больше для себя смысла воевать. Говорят, что поселился он с женой в Солхе и заново отстроил усадьбу своей семьи, а князь Фалариса пожаловал ему звание наместника и сделал его главой ополчения. Много лет еще после окончания Великой войны в Солхе каждый год созывали народное ополчение, опасаясь, что Древние нарушат мирный договор и снова выступят против людей. Живы были еще те, кто помнил зарево над Солхом, те, кто в жестокой бойне потерял родных и близких. Обычай сей оказался весьма кстати, когда началось нашествие варваров, но не о том сейчас речь.

Афагду недолго оставался наместником и главой ополчения; молва оклеветала его, обвинив в пособничестве Древним. Ибо и в древности, и в наши дни времена, в великой ли стране, в малой, люди нередко склонны распускать слухи, лишенные всякого основания. Каждому ясно, насколько вздорен этот слух, принимая во внимание, как отважно бился с Древними Афагду и какой ненавистью к ним пылал. Однако жена у него была из Древних, и это заставило многих поверить слуху; известно же, что трудно противостоять тому, о чем просит супруга на ложе любви, и все знали, что любил ее Афагду беззаветно и слушать не хотел, когда советовали ему отослать ее в Великий лес. Поистине редкость такая любовь между смертным и бессмертным созданием. Случилось же это так.

Во время войны в одном из боев был взят в плен воин-эльф без правой руки. Была она отрублена по запястье, и верно, порядочно времени тому назад, потому что рана успела затянуться. Несмотря на увечье, сражался он доблестно, держа меч в левой руке, а на правую повесив щит, и много людей положил. Нашлись те, кто знал о прошлом Афагду, о том, как потерял он в Солхе семью, и об обстоятельствах этого дела. Тогда привели к нему связанного пленника, бросили к ногам и сказали так:

–  Не этот ли лиходей убил твоих родных собственной рукой и эту же руку потерял от секиры твоего старшего брата Амори? Бери же его, пытай и казни, как тебе угодно.

Долго молчал Афагду, глядя на коленопреклоненного Древнего, и наконец выхватил меч. Ждали все, что снесет он Древнему голову с плеч. Однако Афагду разрубил связывающие того веревки и велел дать ему оружие.

–  Не по чести мне казнить беспомощного пленника, у которого связаны руки. Пусть примет смерть, как положено воину, с мечом в руке.

Воины зашумели:

–  Да ты, никак, разума лишился, Афагду! Древний превосходит тебя многократно по быстроте, силе и воинскому искусству; и даже в левой его руке меч страшен, и многим нашим воинам он успел снять головы, прежде чем его пленили!

Ответил так Афагду:

–  Если этот Древний действительно пролил невинную кровь и заслужил кару, то боги позволят мне с ним справиться. А если справедлива была смерть моих отца и братьев, если заслужили они смерть от рук разгневанных Древних, то и мне жить незачем, следует отправиться в загробное царство вслед за ними. Пусть боги нас рассудят!

И воины замолчали, не зная, что возразить.

Вышел тогда Афагду на поединок с Древним. Воля богов была тому причиной, или Древний пал духом в плену, или потрясен был благородством смертного, да только сразил его Афагду одним ударом, сам же не получил ни единой царапины.

Вытерев меч, сказал он такие слова:

–  Похороните его, как подобает. Даже когда мы охвачены жаждой мести, не следует уподобляться зверям и неразумным варварам, творить беззаконие и бесчестье!

Изумились все величию его духа и милосердию. Воина-эльфа зарыли на опушке леса и щит его поставили вместо надгробия. Прошло несколько дней, и увидели дозорные на могиле свежие цветы. "Что за изменник воздает почести врагу?" – подумали они и решили проследить за могилой. Три дня и три ночи провели воины в засаде и на третью ночь увидели, как эльфийка несравненной красоты приносит цветы на могилу. "Верно, был то ее муж или брат", – смекнули дозорные. Известно было, что Древние сердцем чуют гибель своих родных и близких, будто бы им кто-то весть присылает, и могут найти их могилы, даже если заросли они бурьяном и сорной травой, не отмеченные никаким образом.

Девушку немедля схватили и отвели к Ашурран.

–  Если это жена или сестра воина, убитого Афагду, то пусть он ее и забирает, – порешила она не без тайного умысла, ибо хотела унизить гордую дочь Древних, отдав ее безобразному собой Афагду.

Однако судьба распорядилась по-своему. Афагду принял подарок, не смея отказаться, и возвел эльфийку на свое ложе, ибо немыслимо было не почтить подарок воительницы Ашурран, и не терпела она, когда подаренного скакуна держали в стойле, а дорогой меч не обнажали в битве. Но Афагду был чист душой и не желал принуждать эльфийскую девушку; положил он между ней и собой обнаженный клинок и так проводил ночи, не прикасаясь к своей пленнице. Нетрудно было ему хранить обет целомудрия, ибо пленница его грустила и тосковала, лила слезы, и лицо ее всегда было полускрыто, рукавом или распущенными волосами. Любой бы прослезился, глядя на ее горе!

Время шло, и печаль эльфийки как будто отступила. Привыкла она к своему суровому хозяину, и временами тень улыбки озаряла ее бледное лицо, когда смотрела она на Афагду. Он же, страшась нарушить свой обет, решил тайно отослать ее прочь, в Великий лес, дав ей коня и припасы на дорогу. Афагду посадил девушку в седло, она же медлила, сжимая поводья, и слезы катились из ее глаз. Истину говорят: доброта людей страшнее ненависти, она наносит раны, которые невозможно исцелить. Так и девушку-эльфийку в самое сердце поразило великодушие Афагду. Соскочила она с коня и бросилась к его ногам, говоря о любви. И хоть говорила она на языке Древних, он же этого языка не знал, слова ее были понятны.

Первым из всех смертных мужчин Афагду женился на эльфийке и не расставался с ней до самой смерти, хоть она и не родила ему детей и была причиной того, что на него косо смотрели в Солхе и не доверяли ему.

Девушку ту звали Аргиель; а убитого воина Кастамир, и приходился он ей мужем. Ее выдали замуж по желанию родителей, как водится у эльфов и даже у людей кое-где; никогда она не питала к мужу ничего, кроме уважения и привязанности, а после того, как участвовал он в сожжении Солха и убийстве мирных людей, стали и эти чувства понемногу таять. Все же немыслимо для Древних не почтить память умерших, потому она носила цветы на могилу Кастамира, рискуя оказаться в плену. Казалось ей тогда, что незачем ей больше жить, ведь не принято среди эльфов дважды жениться или выходить замуж, избирают они супруга на всю жизнь и не ищут после их смерти другого. Но увидев красоту души Афагду, скрывавшуюся за его безобразным обликом, полюбила его Аргиель великой любовью и не расставалась с ним ни в болезни, ни в горе, ни в старости, хоть сама за эти годы не постарела ни на день, оставаясь молодой и прекрасной. Когда же он тихо скончался в возрасте девяноста лет, она закрыла ему глаза, проводила в последний путь и по прошествии трех дней умерла от горя, и положили ее в ту же могилу.

Когда упрекали Афагду, что умрет он, не оставив потомков, и род его прервется, отвечал он так:

–  Боги мне судили умереть вместе с моими братьями и прочими жителями Солха, и с тех пор живу я заемной жизнью, лишь одну цель имея: послужить Юнану и славной воительнице Ашурран. И если бы роду нашему не суждено было угаснуть, верно, родились бы от меня дети у какой-нибудь из дев веселья, с которыми я сходился во время войны, или жена бы моя понесла, но этого не случилось. Не к лицу мне роптать; и покину я сей бренный мир, благодаря богов за щедрые подарки, которых я вовсе не достоин – долгую жизнь, удачу в бою и супругу, свет очей моих и розу моего сердца.

Впоследствии в Солхе поставили памятник Афагду на народные деньги, на месте дома, где он жил. Памятник этот, из красного гранита, изображал розу, обвившуюся вокруг секиры. Надпись гласила: "Афагду, сыну Солха, человеку великой ненависти и великой любви". Поистине прекрасные слова!

Третья встреча Ашурран с драконом из Аолайго

Схлынула вода из пещеры морского дракона Лайбао Синяя Чешуя, и раздались знакомые шаги. Снова вошла Ашурран в жилище Лайбао и приветствовала его, как старинного приятеля.

–  Здравствуй, здравствуй, воительница Ашурран, – ответил дракон, и любой бы мог поклясться, что он улыбается. – Чего ты попросишь на этот раз?

–  На этот раз пришла я не с просьбой и не с вопросом, не за советом и не за подарком. Хочу я тебя одарить, как друга и советника, ибо не без твоей помощи пришли ко мне удача и богатство.

–  Во всем подлунном мире не было ничего, что могло бы меня удивить, однако ты уже в третий раз меня удивляешь. Поистине, нет тебе равных во всем Юнане, благородная Ашурран!

–  Надеюсь, мои скромные дары тебе понравятся, – сказала Ашурран, сбрасывая с плеч поклажу.

И поднесла она дракону Лайбао большое серебряное блюдо эльфийской работы, взятое как трофей из Гаэл Адоннэ. Было оно сплошь покрыто изящной чеканкой, а изображала чеканка с большим искусством и правдоподобием морского дракона.

–  Может, это портрет кого-то из твоих родственников или даже тебя самого, – подмигнула Ашурран.

Как зачарованный, Лайбао смотрел на блюдо и не мог насмотреться, так хороша была и работа, и рисунок, и само серебро высшей пробы. Никогда прежде не получал он подарков, и было ему это необычайно приятно. Дождавшись, пока он налюбуется, Ашурран насыпала на блюдо горсть изумрудов, рубинов и сапфиров, крупных, как ярмарочные леденцы. От радости Лайбао чуть их не облизал, ведь драконы любого рода и вида больше всего любят сокровища, морские же драконы всем сокровищам предпочитают серебро и самоцветы.

Присоединив подарок к куче своих драгоценностей, Лайбао обвился вокруг Ашурран и положил голову ей на колени.

–  Чем же я могу отдарить тебя, прекрасная воительница? Увы, нет у меня власти доставить тебе то, о чем ты больше всего мечтаешь – победу над Древними. Но, может, есть у тебя желание поскромнее, которое бы я мог исполнить?

–  Не отказалась бы я сейчас от красивого юноши, да только вряд ли найдется он где-то поблизости, – пошутила Ашурран.

–  Почему нет, – дракон ударил по полу хвостом... и превратился в красивого юношу.

Чудесен был облик юноши. Был он изящен и гибок, как змея или ласка. Волосы, зеленые, будто морские волны, спадали ему на спину извивами да кольцами. Кожа у него была голубой, будто ясное небо, и кое-где покрывала ее мелкая узорчатая чешуя. И глаза были у юноши, как у дракона Лайбао: золотые, с вертикальным зрачком.

Никакая одежда не стесняла его стройный стан, позволяя разглядеть с ног до головы. Несмотря на всю свою удаль, растерялась Ашурран на мгновение. А юноша Лайбао посмотрел на нее зазывно и без всякого стеснения сел к ней на колени.

–  Раз в сто лет позволено нам принимать человеческий облик. Если упустишь этот случай, другого не представится, – сказал он голосом нежным и приятным, как журчание ручейка.

Ашурран два раза приглашать не пришлось. Сплелись они в объятиях на куче сокровищ и сполна насладились друг другом. Хоть и был Лайбао морским драконом, все у него оказалось вполне подобно смертному юноше, а может, даже и получше. Хоть кровь его была холодна, как у рыб и прочих морских обитателей, страсть его оказалась горяча. И час, проведенный вместе, показался им кратким мигом.

На прощание сказал Лайбао Синяя Чешуя:

–  Еще один мой подарок унесешь ты с собой, несравненная Ашурран. Зреет в тебе новая жизнь, ибо суждено тебе зачинать детей от бессмертных. Но даже мне неведомо пока, девочка это или мальчик. Можно вот что сказать: будет твой ребенок наделен великой мудростью и долголетием. Проживет он жизнь человека и сможет оставить потомков. Станут они великими книжниками и чародеями. Когда же его земной срок подойдет к концу, превратится он в морского дракона и сможет лишь раз в тысячу лет принимать человеческий облик.

Ашурран вернулась в Кассандану, и через положенный срок родился у нее сын. И если бы не предупредила она заранее повивальную бабку, верно, уронила бы та ребенка от страха. Голубая кожа была у младенца и золотые глаза с вертикальными зрачками, а на теле кое-где виднелась узорчатая чешуя.

Ашурран назвала сына Юуджи и отослала его на воспитание к Леворхам в Кимбаэт, опасаясь, что станут другие дети дразнить его и швыряться камнями. Вдосталь было у Юуджи книг, и свитков, и магических кристаллов, и даже Леворхам порою дивилась его мудрости и учености. Ашурран часто навещала их в Кимбаэте, глядя, как сын ее борется с медвежатами или плавает в реке наперегонки с выдрами, и радовалось ее сердце. Но когда возвращалась она в Кассандану, радость сменялась печалью. Думала она: "Если я заберу Юуджи в столицу, что его ждет? Он кроток и нежен и не вынесет, если люди будут смеяться и показывать на него пальцами". Но в конце концов решила она: "Мой это сын, и моя должна быть у него стойкость. Не вечно же ему сидеть на зеленом лужку и ловить бабочек". И привезла Юуджи в Кассандану, а исполнилось ему в ту пору пятнадцать лет, и поселила в своем доме.

–  Если кто-то скажет тебе, что ты урод, то вспомни, что ты похож на своего отца, а твоего отца любила сама воительница Ашурран, – так напутствовала Леворхам юношу.

–  А потом плюнь ему в глаза и врежь, как следует, – подсказала Ашурран со смехом.

Много было шуму в Кассандане, когда люди увидели Юуджи. Шептались они: "Один у Ашурран сын, да и тот урод!" Но когда два раза подряд выиграл он состязание ученых и книжников и самому королю подал несколько ценных советов, замолчали злые языки.

Однако Юуджи с детства привык к уединению и даже в столице вел жизнь затворника, изучая старинные фолианты. Именно он, говорят, со слов Ашурран написал "Записки об эльфийской войне". И то верно, откуда у военачальницы слог изящный и обширные познания по истории Юнана!

Книга третья. Лепестки жасмина

Любовные истории Ашурран-воительницы

История Лиссэ из Лахора

Вольный город Лахор был велик и богат. Высокие стены и мечи стражников защищали его равно и от разбойников, и от князей, ничем не отличающихся от разбойников, а от Древних защищал его мирный договор и дань конями, зерном и оружием. Торговцы рекой стекались в Лахор, преумножая его богатство. И люди в Лахоре были веселы и довольны, носили драгоценности и одежду из дорогих тканей, а закрома их ломились от припасов и предметов роскоши. А еще люди Лахора славились своей красотой, потому что красота проистекает от сытной еды и праздной жизни.

Особенно же среди юношей Лахора славился сын городского советника по имени Лиссэ. Красотой он затмевал луну шестнадцатой ночи, а стройностью был подобен обнаженному клинку. Кроме того, был он учтив к старшим, рассудителен и скромен, как полагается наследнику уважаемой и богатой семьи.

Случилось так, что Лиссэ с приятелями отправился в торговые ряды, чтобы выбрать себе седло и сбрую для охоты. Был он в этот день одет в белый шелк, затканный серебром, его широкие рукава были вышиты жемчугом, и в уши продеты сережки из лунного камня, а волосы, собранные на затылке заколкой слоновой кости, спускались золотыми волнами на шею и плечи. Прелесть его было невозможно описать словами, и торговцы обоего пола дивились на него и улыбались ему ласково.

Лиссэ обошел много богатых лавок, но не нашел ничего подходящего. Одна из торговок подмигнула ему и сказала с насмешкой:

–  Видно, ты больше любишь подарки, чем покупки, и то верно, что с таким лицом у тебя нет недостатка в первых!

Юноша Лиссэ смутился, потому что в словах женщины, кроме насмешки, было и восхищение, и он не знал, что ему думать.

Он посмотрел на женщину и увидел, что она высокая и статная, с черными волосами и синими глазами, улыбка у нее дерзкая, а взгляд откровенный и наглый, приставший больше хозяйке веселого дома, а не лавки. Она же посмотрела на него и увидела, что его брови изогнуты, будто крылья ласточки, лицо белизной подобно цветку лилии, и румянец на щеках только придает ему прелести. И женщина сказала:

–  Я подарю тебе этот кинжал, если ты откроешь мне окно сегодня ночью, – и показала ему кинжал из белой стали, с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.

И юноша смутился еще больше, потому что был он благонравен и кроток, и его любовный опыт был невелик. Нравились ему девушки его возраста, миловидные и стройные, а женщина эта была широкоплечей, с высокой грудью и крутыми бедрами, и хотя у нее были красивые синие глаза и алые губы, миловидной ее назвать было нельзя, и она была много старше его. Кроме того, в семье Лиссэ считали, что женщинам к лицу не наглость, а скромность, и он сам думал так же. Однако внимание женщины было ему приятно, и против воли он улыбнулся, опустив глаза.

–  Похоже, мы случайно оказались на улице красных фонарей, а не в торговом ряду, – сказал ему приятель. – Пойдем скорее отсюда.

–  Разве он твой любовник, что ты позволяешь ему командовать собой? – усмехнулась женщина.

Лиссэ вспыхнул и закусил губу, а потом сказал:

–  Мы зайдем в эту лавку.

И женщина раскинула перед ним товары – шелка и бархат, шитые попоны для коней, седла и сбрую и прочую походную утварь. Говоря с ним, она бросала на него жаркие взгляды и касалась его рукава, и юноша чувствовал себя так, будто пол уходит у него из-под ног. Наконец он выбрал одну уздечку и заплатил, не торгуясь. Женщина сказала:

–  Приходи завтра, мне привезут еще всякого добра, и я оставлю для тебя все самое лучшее.

Назавтра Лиссэ не пришел, и на следующий день тоже, но потом ему пришла в голову мысль, что его поведение похоже на трусость, и это было ему не вполне приятно. Поэтому он снова пришел к ее лавке, на этот раз не взяв с собой никого из приятелей. Женщина ввела его внутрь и налила ему сливового вина из расписного кувшина, но он его лишь пригубил.

–  Есть у меня товар, который я отдаю бесплатно красивым юношам, – сказала женщина и попыталась его поцеловать.

Однако юноша Лиссэ вывернулся из ее рук и ушел, дав себе зарок больше не приходить в эту лавку. Через два дня он встретил женщину на улице. Она снова подмигнула ему и сказала с насмешкой:

–  Если целомудрие не поддалось огню страсти и блеску золота, оно поддастся силе оружия.

Тревога охватила сердце юноши, потому что речи женщины были непохожи на речи простой торговки. Он заметил, что у нее необычно смуглая кожа, и волосы заплетены в четыре косы по варварскому обычаю, и она носит в рукаве кинжал. Однако он никому не сказал о своих подозрениях, стесняясь признаться, что его преследует женщина. Так человеческие слабости нередко становятся причиной многих бед!

Не прошло и двух дней, как в окрестностях города появилось неизвестное войско, и одни говорили, что это разбойники, другие – что это соседний князь, а третьи – что это военачальник короля, но все сходились во мнении, что от гостей ничего хорошего ждать не приходится. Тогда ворота были закрыты, на стенах расставлена стража, и горожане препоясались мечами. Осады Лахор не боялся, потому что припасов в городе было достаточно, и гарнизон его был силен. Случилось, однако, так, что изменник из числа горожан в предрассветный час перерезал стражу и открыл захватчикам ворота. Утром горожане проснулись – глядь, а всадники в доспехах и с копьями уже наводнили улицы, и их предводитель диктует городскому совету свои условия.

–  Презренные собаки, вы предали человеческую расу, заключив договор с убийцами людей! – сказал он грозно, и сердца советников затрепетали от ужаса. – Мне следует камня на камне не оставить от вашего города, убивая всех – и мужчин, и женщин, и даже детей в колыбелях. Так поступают с предателями благородные люди, привыкшие воевать с оружием в руках. Однако мало мне будет чести, если я перебью вас, трусливых торговцев, и все ваше добро без пользы погибнет в пожарах. Кроме того, нашему королю не по нраву бессмысленное кровопролитие. Справедливо будет, если вы дадите мне богатый выкуп и станете платить дань, как платили эльфам.

Когда предводитель назвал размер выкупа, советники побледнели, и лица у них вытянулись, но все же пришлось им согласиться. Чего не сделаешь перед лицом смертельной угрозы! Ведь о королевских военачальниках ходили слухи, как о людях жестоких и распутных. А предводитель и его офицеры не снимали шлемов и не выпускали из рук обнаженных мечей, желая показать, что в любой момент могут начать резню. Советники попросили два дня на сбор выкупа, но предводитель рассмеялся и дал им два часа.

–  До меня дошли слухи о красоте юноши из этого города, по имени Лиссэ. Я желаю, чтобы он был прибавлен к выкупу, – сказал он.

Отец Лиссэ зарыдал и упал к ногам предводителя, умоляя пощадить мальчика.

–  Он мой единственный сын и наследник, ему всего шестнадцать лет!

–  Тем лучше, значит, он избалован и строптив, и неискушен в любовной науке, – усмехнулся тот. – Тем приятнее будет его укротить.

–  Он слишком нежен для развлечений воинов и не вынесет, если вы станете употреблять его, как женщину. Сударь, отмените ваш приказ, и мы подберем вам самого красивого мальчика с улицы красных фонарей, который станет услаждать вас по собственной воле и желанию!

Остальные советники зашумели и сказали, что вольный город Лахор может заплатить выкуп деньгами и товарами, но не имеет привычки выдавать своих граждан на потеху захватчикам.

Предводитель грозно сказал:

–  Выбирайте, или ваш сын поедет со мной по доброй воле, как гость, окруженный почетом, или его поволокут за мной на аркане, после того как я сожгу Лахор. А если только об этом ваша печаль, то я даю свое слово, что не стану употреблять его, как женщину.

Отец юноши, конечно, ему не поверил и продолжал плакать. Остальные советники посовещались и решили, что следует спасти Лахор любой ценой.

–  Мы поговорим с юношей. Если он не согласится, то придется привести его в кандалах, – сказали они.

Один из советников отправился к Лиссэ в сопровождении вооруженных воинов и рассказал ему, что произошло. Юноша был так испуган, что не знал, на том он или этом свете. Всем было известно, что делают королевские военачальники с красивыми мальчиками. Советник не сводил с него глаз, опасаясь, что он осмелится бежать или покончить с собой. Однако Лиссэ и не помышлял об этом, потому что в таком случае он стал бы причиной гибели города и своей семьи. Собравшись с силами, он решил, что такова его судьба – после шестнадцати лет радости познать горечь жизни и ее несправедливость. Он закрыл лицо рукавом и сказал, что делать нечего, он согласен. Прощаться с матерью и сестрами он не стал, хоть слышал за дверью их плач и крики, потому что боялся, что лишится мужества.

Юношу Лиссэ отвели к предводителю. По дороге он украдкой вытирал слезы, и ноги у него подгибались от страха. Предводитель не сказал ему не слова, лишь приказал отвести его в свой лагерь. Лица его Лиссэ не мог разглядеть, потому что оно все еще было закрыто шлемом. Но он видел, что предводитель суров и испытан в битвах, и вороненый панцирь его носит следы ударов мечей и копий, а дракон на шлеме выглядит устрашающе. Да, от такого человека не приходилось ждать жалости!

Получив выкуп, войско покинуло Лахор, и с ним ехал юноша Лиссэ. Той же ночью его привели в шатер предводителя и оставили там, полумертвого от страха. Юноше больше смерть была по сердцу, чем ложе королевского военачальника. Рукава его промокли от слез. Он развязал на себе пояс, но заплакал еще горше, поняв, что даже если бы у него хватило мужества покончить с собой, все равно в шатре не за что было зацепить веревку и повеситься.

Вдруг снаружи послышался шум, и в шатер вошел предводитель в вороненом панцире и шлеме.

Юноша Лиссэ бросился к его ногам и сказал:

–  Сударь, вы дали слово моему отцу, что не причините мне обиды, так сдержите его!

–  Мне не случалось нарушать своего слова, не случится этого и теперь, – ответил предводитель. – Раздевайся.

Но юноша не сдвинулся с места, только сказал:

–  Если я уступлю вам сейчас, вы все равно убьете меня, когда натешитесь. Лучше убейте меня сразу, потому что мне лучше умереть, чем разделить с вами ложе.

–  Мои объятия слаще, чем объятия смерти, – сказал предводитель, снимая шлем.

Голос его, звучащий теперь яснее, показался юноше знакомым. Лиссэ поднял голову, и что же? Перед ним стояла женщина с черными косами, в которой он сразу же узнал торговку из Лахора. Изумлению его не было предела.

–  Кто вы? – воскликнул он.

Женщина усмехнулась.

–  Льстецы говорят, что моя слава идет впереди меня. Должно быть, они лгут, раз ты не догадался, кто я.

И только тут Лиссэ понял, что перед ним воительница Ашурран, и сердце у него в груди затрепетало. Про нее говорили, что она не прощает отказа от мужчины.

Ашурран сняла панцирь, и сердце у юноши затрепетало еще больше, когда он взглянул на ее высокую грудь.

–  Что ж, если целомудрие не поддалось силе оружия, может, оно поддастся огню страсти? Ради тебя я пощадила Лахор за то, за что сожгла Идзаан.

Ашурран стала распускать завязки на его одежде, и кровь юноши взволновалась. Говорили также, что одним прикосновением пальцев она может заставить запылать и костер, и страсть в мужчине. Неизвестно, правда ли это, но Лиссэ охотно позволил ей увлечь себя на ложе, и желание его не ослабевало ни в эту ночь, ни в последующие. Через некоторое время Ашурран охладела к нему и предложила отправить его домой с охраной и богатыми подарками. Однако юноша Лиссэ отказался. Он не мог простить горожанам, что они выдали его на поругание захватчикам. Еще он боялся того, что в Лахоре не поверят, что он стал любовником самой Ашурран, и будут считать, что все это время он был игрушкой для воинов. Поэтому он попросил Ашурран дать ему должность при дворе короля. Через несколько лет Лиссэ женился на дочери кассанданского купца и жил долго и счастливо до конца своих дней.