Текст книги "Шесть тайных желаний Тома Риддла (СИ)"

Автор книги: theoremI

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Волдеморту порой казалось, что в его сознание кто-то проникает. Это случалось редко, в основном в моменты сильной ярости, когда перед глазами появлялась пелена – тогда даже природная окклюменция давала сбой. И все же это странное ощущение чужого присутствия нельзя было оставить без внимания, так как появлялось оно с тревожащей регулярностью. В последнее время чаще, словно и он – Волдеморт, – и весь мир двигались в поезде, набирающем скорость по направлению к обрыву. Из-за пустоголовых Пожирателей приступы гнева случались чаще, а тот, кто попадал в его сознание, перестал стесняться и внаглую пользовался этим.

Конечно, у Волдеморта были предположения о личности таинственного гостя, ведь он давно подозревал – их связь двусторонняя. Правда, не рассчитывал, что Поттер об этом догадается тоже.

Осознание, что его ослабленным состоянием окклюментных щитов пользуется бестолковый бесталанный мальчишка, заставляло злиться перманентно. На благо защите разума это, конечно же, не шло.

Понимая, чем это может ему грозить, Волдеморт укреплял щиты, параллельно пытаясь Поттера отыскать.

Нечасто, но случались моменты, когда ему удавалось проникать в сознание мальчишки и оставаться незамеченным. Каждый раз время пребывания в чужой голове увеличивалось, словно разум Волдеморта, обживаясь, пускал корни и закреплялся там. Он видел его глазами, чувствовал то же, что и Поттер, постепенно спектр ощущений становился больше, распространился на обоняние и осязание. И Волдеморт знал: лишь вопрос времени, когда удастся подчинить себе тело врага.

Не имело смысла теперь высматривать каждую деталь окружения, пытаясь вычислить, где находятся Поттер и его друзья, и раз за разом посылать по наводкам бестолковых егерей.

Волдеморт умел ждать.

Чувство приближающейся победы сделало его спокойнее, потому в его собственное сознание проникнуть теперь стало невозможно – что, к слову, Поттера волновало. У Волдеморта же с этим не было проблем: он много времени проводил в голове мальчишки, мягко пытаясь подчинить его себе.

Единственным минусом оказались чувства Поттера. Волдеморт, с появлением крестражей, перестал ощущать столько. Смятение, воодушевление, смущение, страх, радость – все эмоции от самых незначительных до бьющих обухом по голове, все приходилось проживать вместе с парнем. И хотя его терзания касались и важных вещей, вроде размышлений о скором проигрыше, случались и приземленные душевные метания. Поттер испытывал сомнения, ревность, угрызения совести – все это копилось неприятной тяжестью в груди, заставляя и Волдеморта ощущать дискомфорт.

Но гораздо интереснее стало, когда Поттер и его грязнокровная подружка остались вдвоем.

Во-первых, теперь Волдеморт практически в любое время мог попасть в сознание мальчишки беспрепятственно – тот был так увлечен переживаниями, что не замечал проникновений. Во-вторых, его раздражающая, разъедающая душу ревность куда-то исчезла, сменившись чем-то более приятным.

Поттер мог подолгу наблюдать за подругой, и Волдеморт был вынужден заниматься тем же. И пусть сначала он делал это неохотно, больше внимания уделяя попыткам завладеть чужим телом, после тоже с интересом за ней следил – то ли чувства Поттера усиливались, влияя и на Волдеморта, то ли просто от скуки. Он ощущал, как прежнее отвращение под гнетом чужой симпатии постепенно вымывается.

Сквозь призму восприятия Поттера он словно наполнялся чувствами. Адская смесь из исчезающих отвращения, презрения и поднимающегося вожделения закручивалась в ураган, напитывающий каждую клеточку тела.

Их сознания, обретя в лице грязнокровки общую цель, сливались активнее. И Волдеморт понимал, что это – шанс, которым нужно воспользоваться. Словно змей-искуситель подталкивал Поттера к девчонке, внушал ему идеи, подкидывал образы, не замечая, что и сам постепенно проникается ими.

Кровь в молодом теле вскипала, повинуясь двойной силе возбуждения. Мысли Поттера были целиком и полностью посвящены Грейнджер – Волдеморт очень этому способствовал. Вошел в некий азарт и распалился сам, подталкивая мальчишку к активным действиям.

Граница между их сознаниями медленно рушилась. Поттер сдавался своим чувствам и постепенно проигрывал в битве за разум, даже не подозревая об этом.

Проникнув в очередной раз в его сознание, Волдеморт привычно обнаружил Поттера рассматривающим Грейнджер: девчонка, сгорбившись над столом, читала в слабом свете лампы; желтые огни вырисовывали на бледной коже причудливые блики, выделяя заострившиеся скулы и подчеркивая темные круги под глазами.

Образ Грейнджер, мягко говоря, во вкус Волдеморта не вписывался. Ему не нравилась ее излишняя худоба, пушистые волосы, дурацкая одежда – все это раньше вызвало бы в нем скорее раздражение, чем вожделение.

Однако желание Поттера, вкупе с фантазиями, делали свое дело.

Взгляд Поттера скользнул по аккуратному носику, зацепился за острые ключицы, длинные ловкие пальцы, вернулся к закушенной губе. Волдеморт не сразу заметил сбившееся дыхание мальчишки – лишь обратив внимание на мерно вздымающуюся грудь Грейнджер, понял, что сердце Поттера колотится как ненормальное. Ему – им – было тесно в брюках, а к щекам приливал жар.

Ненавязчивая мелодия, доносящаяся из радио, разрезала плотный от напряжения воздух.

Волдеморт ощущал, что Поттеру не хватает малейшего толчка. Перед глазами заплясали, как в калейдоскопе, живые образы молодого податливого тела под сильными мужскими руками; ее раскрасневшаяся влажная кожа, приоткрытый рот, бьющаяся на шее жилка.

Ощущение напряжения в паху стало практически нестерпимым.

– Гермиона?

Девчонка вздрогнула и вскинула испуганный взгляд на Поттера, который и сам, кажется, был в ужасе от того, что заговорил с ней.

– Да?

Она быстро взяла себя в руки, в отличие от мальчишки. Волдеморт чувствовал, что тот готов сдать назад, отмахнуться.

Призвал образы стонущей под ним девушки, сжимающейся вокруг его члена; запах секса и ощущение горячей кожи под пальцами.

– Потанцуем?

Кто это сказал – Поттер или же он сам, Волдеморт уже не был уверен; их сознания, две прямые линии, твердо двигались в одном направлении, переплетаясь.

Грейнджер послала ему полуулыбку и кивнула.

Поттер поднялся, протягивая руку ладонью вверх, терпеливо дождался, пока девчонка прикроет книгу, а после проводил ее к центру импровизированного танцпола.

Волдеморт ощутил, что обладает влиянием на тело Поттера, когда вместо первоначальной идеи оставаться с девчонкой на расстоянии вытянутых рук, притянул ее к себе. Грейнджер сначала напряженно замерла, но быстро расслабилась. Положила голову ему на плечо, крепко обняв за талию.

Поттер – или Волдеморт, или оба – зарылся носом в ее волосы, вдыхая ее неповторимый дразнящий аромат, и прикрыл веки, отдаваясь лишь ощущениям.

Горячая – настолько, что ее прикосновения плавили его через одежду. Что заставляло все чувства и эмоции бурлить и пульсировать, лавой растекаться под кожей.

Волдеморт, огладив ее спину, ощутил под ладонью все острые позвонки и ребра. Запустил руку в волосы, мягко массируя затылок. Грейнджер судорожно выдохнула, зарываясь носом в изгиб его шеи и чуть не мурча от удовольствия.

Тугой горячий узел внизу живота уже начинал доставлять дискомфорт, но Волдеморт не решался торопиться.

Второй рукой поглаживал ее спину, изредка опуская ладонь чуть ниже.

Сознание Поттера наблюдало за сценой отстраненно, будто не веря в происходящее, сомневаясь в собственной решимости. Приходилось действовать осторожно и для того, чтобы разум мальчишки не взбунтовался и не заметил чужого присутствия.

Волдеморт ласкающим движением на пробу коснулся полоски голой кожи под задравшейся на спине рубашкой. Не встретив сопротивления со стороны Грейнджер, решительно нырнул под ткань – нестерпимо тянуло прикоснуться к разгоряченной коже.

– Гермиона, – прошептал практически ей в губы, мягко сжимая пальцами шею.

Грейнджер подняла на него затуманенный взгляд. По расширившимся зрачкам и сбившемуся дыханию Волдеморт понял, что она возбуждена не меньше, чем он. Пальцы в обманчивой ласке скользнули по ее щеке, чтобы мгновение спустя нырнуть в волосы и остаться на затылке. Он невесомо поцеловал ее в уголок губ, прошелся до другого края, как бы оставляя путь к отступлению.

Грейнджер положила ладони на его грудь в жалкой попытке оттолкнуть. Волдеморт немного отстранился, предоставляя ей иллюзию свободы, и посмотрел вопросительно.

– Гарри, мы не должны…

– Почему?

– Просто мы… – она запнулась. Абсурдность ситуации зашкаливала. Рука Поттера так и оставалась под задравшейся рубашкой, кончики пальцев поглаживали кожу поясницы, периодически забираясь под резинку белья. Он все еще придерживал ее голову, не давая возможности отпрянуть. Его пах плотно прижимался к низу живота, так что она не могла не почувствовать силу его – их – желания. – И Рон…

– Плевать на него, – рыкнули и Поттер, и Волдеморт одновременно. – Иди ко мне.

Он притянул ее к себе, впиваясь в губы поцелуем. Грейнджер вновь попыталась оттолкнуть его, но, быстро осознав, что победы в этой неравной битве ей не одержать, сдалась. Расслабила губы и чуть приоткрыла их, позволяя Волдеморту большее.

Его ладонь переместилась с поясницы к застежке на ее магловских брюках. Он шумно выдохнул, получив долгожданный доступ к телу. Магией заставил пуговицы на ее рубашке выскользнуть из петлиц, пальцы нырнули под чашку лифчика, мягко сжимая упругое полушарие, и Грейнджер сдавленно застонала в его губы.

Осознание того, что она так быстро сдалась своим желаниям, опьяняло Волдеморта. Наслаждение проникало в каждую клеточку его – Поттера – тела, вызывая мощный вихрь ощущений, которых он давно не испытывал. Он больше не удерживал Грейнджер – в этом не было смысла: она сама тянулась к нему, но действовала нерешительно. Догадавшись, что ее опыт, скорее всего, ограничен лишь развлечениями с собой, Волдеморт направил ее мечущуюся по спине и плечам руку на пах и сжал его.

Мягко подтолкнул ее в сторону двухъярусной железной кровати, с трудом удерживаясь от того, чтобы не трансфигурировать ее в более удобную мебель. Грейнджер разорвала поцелуй и явно собиралась снова что-то возразить, но Волдеморт не дал этого сделать, прикоснувшись указательным пальцем к ее губам.

Стащив рубашку, отбросил ее в сторону и потянулся к застежке лифчика – та не с первого раза поддалась его манипуляциям. Как только ненужная ткань оказалась на полу, он наклонился и обхватил губами напряженный сосок. Гермиона запрокинула голову и непроизвольно сжала бедра, стараясь таким образом сдержать нахлынувшее возбуждение. Волдеморт мысленно усмехнулся, прекрасно понимая, что рано или поздно его плавные ненавязчивые движения окончательно накроют сознание Грейнджер ядовитым маревом.

Отстранившись, снял футболку, что за это короткое время стала ненавистной, и притянул Гермиону к себе. На контрасте с прохладным воздухом внутри палатки ее кожа казалась просто обжигающей. Желание буквально переполняло его, подталкивая к грубым и резким действиям. Это состояние чем-то напомнило Волдеморту момент его самой первой близости, но нисколько не удивило – он был уверен, что Поттер ранее такого не испытывал, потому эмоции и имеют столь яркий окрас.

Подхватив Грейнджер под бедра, он уложил ее на кровать и навис сверху. Не удержался от того, чтобы пробежаться взглядом по молодому подтянутому телу. С трудом справляясь с диким желанием взять ее прямо сейчас, Волдеморт огладил ладонью тонкую талию и скользнул пальцами к кромке белья. Удовлетворенно отметив, что Грейнджер замерла под его касаниями, наклонился и прикоснулся губами к животу. Пальцы обхватили пояс брюк и аккуратно потянули ткань вниз, оголяя бедра.

Гермиона приподнялась, помогая расправиться с мешающей одеждой, и вслед за брюками на пол полетело нижнее белье. Оставшись обнаженной, она напряглась, хотела было прикрыться руками, но в итоге опустила их обратно на кровать и взволнованно посмотрела в его глаза. Она словно желала продолжения и одновременно боялась его. Но Волдеморт не собирался спешить – впервые за долгое время он хотел услышать стоны от подаренного им удовольствия, а не боли. Потому ласково и терпеливо провел ладонями по телу, согревая его своим горячим дыханием и поцелуями. Гермиона буквально таяла в его руках, но стоило коснуться внутренней части бедер, как она вновь сжалась и, распахнув глаза, напряженно посмотрела на него.

– Не бойся, – шепнул Волдеморт ей на ухо, касаясь пальцами складочек.

Гермиона ослабила хватку на его плечах и выгнулась, подаваясь навстречу движениям. Он с жадностью ловил каждую эмоцию, что отражалась на ее лице, кружа пальцами вокруг самой чувствительной точки ее тела. Тихие стоны, тяжелое дыхание, громкий стук сердца и потрескивание огня в созданном с помощью магии камине сливались в одну мелодию, во много раз усиливая и так уже нестерпимое возбуждение.

В следующий момент он ощутил, как Поттер попытался вытолкнуть его из сознания – видимо, решил сыграть на эффекте неожиданности и копил силы для одного сокрушительного удара. Шрам на лбу пронзило болью, и Волдеморт, резко оттолкнувшись руками от кровати, оказался на коленях. Надавил ладонями на виски, мысленно помещая Поттера обратно в клетку. Он старался в деталях визуализировать этот процесс, зная, что воспроизводимыми в сознании образами сможет достичь большего эффекта. И вот дверь заперта, ключ отброшен в сторону, а откуда-то снаружи донесся тихий встревоженный голос:

– Гарри, что с тобой? – Теплые ладони обхватили его лицо.

Волдеморт улыбнулся, мягко отстранил ее руки, не открывая глаз, и опрокинул Гермиону обратно на постель.

– Все отлично, – прошептал, покрывая ее скулу поцелуями. – Не думай ни о чем. Больше нас никто не побеспокоит.

Грейнджер собиралась спросить что-то еще, но Волдеморт увлек ее в поцелуй, не дав полноценно проанализировать произошедшее. Взял ее руку, опустил на ремень, подталкивая таким образом к действиям. Грейнджер, с трудом расправившись с пряжкой, потянула молнию на ширинке вниз. Волдеморт шумно выдохнул, стоило давлению ткани немного уменьшиться. Опираясь на локоть, он нетерпеливо стянул брюки и белье чуть ниже бедер и, положив ладонь Гермионы на напряженный член, сжал его. Она сначала растерялась, но после быстро перехватила инициативу, двигая рукой так, как ему нравилось.

Помимо приятных эмоций Волдеморт чувствовал злость, но шла она не от него, а потому доставляла особое наслаждение. Сходящий с ума от возбуждения и бессилия Поттер и ублажающая его Грейнджер прекрасно дополняли друг друга. Поттер метался по вымышленной клетке, не зная, что именно ему делать в данной ситуации: пустить все на самотек и наслаждаться близостью, не имея при этом контроля, или бороться за свое сознание дальше. Глядя на эту картину и ощущая все более уверенные ласки Гермионы, Волдеморт уже готов был кончить, но не мог позволить празднику завершиться так быстро.

Разорвав поцелуй, вернул ладонь Гермионы обратно на свое плечо и провел пальцами по половым губам, собирая влагу. Удовлетворенно отметил раскрасневшиеся щеки и поплывший от вожделения взгляд. Она была готова, а от его терпения уже ничего не осталось. Не давая Грейнджер опомниться, Волдеморт толкнулся в нее. Ее пальцы тут же впились в плечи, но он продолжал двигаться вверх, подавляя желание действовать грубо. Ощутив преграду, сделал движение назад, а после – решительно вперед. Гермиона замычала от дискомфорта, а ее хватка стала еще крепче; она почти причиняла боль.

Волдеморт немного отстранился и прижал большой палец к клитору, не прекращая плавных движений бедрами. С каждым его толчком глаза Гермионы все сильнее закатывались от удовольствия. Болезненные стоны превращались в удовлетворенные, а крепкая хватка на плечах – в поглаживания.

Рука сама собой потянулась к ее волосам, намотала их на кулак – Волдеморт больше не мог себя сдерживать. Возможно, он делал все слишком грубо. Возможно, сжимал ее нежное тело руками слишком сильно. Возможно, целовал ее шею слишком жадно, оставляя красные следы. Но все это не имело никакого значения для него, это волновало лишь Поттера, который, наконец смирившись с положением, следил за происходящим, пытаясь разобраться в своих эмоциях: возбуждение, ярость, стыд – целый коктейль. Волдеморт упивался этими чувствами.

Гермиона кричала, охваченная наслаждением, а Поттер ни на мгновение не отрывал взгляда, жадно запоминая каждую секунду. Наблюдал за тем, как Грейнджер выгибается в оргазме, как размыкаются ее губы и из груди вырывается стон. Она гладила его тело, влажными беспорядочными поцелуями осыпала его лицо.

Сделав еще несколько резких толчков, Волдеморт излился в нее.

Слегка отстранившись, навис над Гермионой, внимательно следя за меняющимися эмоциями. Она открыла глаза, рассматривая его в ответ. Мечтательная расслабленная улыбка медленно сползла с ее лица, брови нахмурились, а губы вновь приоткрылись. Судорожно выдохнув, она наконец произнесла:

– Гарри, твои глаза…

– Что не так с моими глазами, милая? – поинтересовался Волдеморт, склонив голову к плечу.

– Они красные, – прошептала Гермиона, и на ее лице отразились ужас и понимание.

========== Одна забытая страница (Том Риддл/Джинни Уизли) ==========

Комментарий к Одна забытая страница (Том Риддл/Джинни Уизли) Автор: unknown_sweetness

Пейринг: Том Риддл/Джинни Уизли

Заданный кинк: связывание

Она аппарировала на кухню Норы вечером. Миссис Уизли как раз занималась приготовлением ужина для супруга, который должен был вот-вот вернуться с работы, когда услышала тихий хлопок. Молли подняла глаза, вокруг которых за последнее время ещё шире расползлась паутинка морщин. Увидев дочь, женщина поджала губы и покачала головой. Джинни стояла посреди комнаты с чемоданом в руках и виновато-упрямым выражением на лице.

– Опять? – тяжело вздохнула Молли, вытирая руки о передник и отворачиваясь.

Джинни закатила глаза и промолчала.

Это действительно было «опять». Если точнее – третий раз за последние семь месяцев. Раньше, правда, вместо чемодана она приносила с собой небольшую сумку с наспех собранными вещами, которую даже не успевала разложить – Гарри появлялся максимум на следующий день и уводил уже не сопротивляющуюся жену домой.

Но в этот раз всё было серьёзнее: в руках чемодан, на безымянном пальце – там, где должно быть кольцо – ничего.

– Я ушла от него, – Джинни упрямо вздёрнула подбородок.

– Ещё помиритесь… – ответила Молли, не глядя на дочь и помешивая лопаткой жаркое в сковороде.

– Мама… – хотела возразить девушка, но та перебила:

– Отнеси вещи в свою старую комнату, – она бросила взгляд на фамильные часы, на которых стрелка с именем Артура Уизли переместилась на отметку «в пути». – В спальне Билла, где ты останавливалась в прошлый раз, отец опять поставил какую-то магловскую рухлядь с работы. Его уже даже могила не исправит – была бы возможность, выселил бы нас из Норы и заставил жить в этих ужасных муравейниках в Лондоне…

Улыбнувшись привычным причитаниям мамы, Джинни оставила её одну. Она взмахнула над чемоданом палочкой, мысленно произнося «Локомотор», и направилась по лестнице на самый верхний этаж, где под чердаком располагалась её старая крохотная комнатка.

Зайдя в неё, девушка первым делом распахнула окна, выпуская затхлый воздух наружу, и заклинанием очистила помещение от пыли. Присев на постель, растерянно огляделась. Всё было точно так, как она помнила – маленькая кровать у косого окна, шкаф по левую сторону и письменный стол, заставленный коробками, напротив. Словно она и не уезжала из отчего дома, будто ничего и не изменилось. Кроме неё самой.

Джинни тяжело вздохнула и откинулась на покрывало, буравя взглядом белый потолок. В груди до сих пор назойливо царапались сожаление и чувство вины. Но не перед мамой или Гарри – она до сих пор была уверена в своём решении уйти. Была уверена ещё вчера, когда надрывала горло, бросая мужу в лицо свою боль от несбывшихся надежд и разочарований. В нём, в семейной жизни, в себе самой. И последнее, наверное, жалило сильнее всего. Ей ведь так хотелось поверить в эту красивую, идеальную жизнь – жена национального героя, свой собственный особняк, семейные вечера с друзьями и званые ужины, бесконечные интервью для модных журналов… идеальная сказка, в которую она не вписывалась. Никогда не вписывалась.

С самых малых лет Джинни была белой вороной – выросшая среди братьев, она была слишком громкой, слишком своевольной, дерзкой, не такой, как все. Как ни пыталась Молли вшить в её упрямый характер покладистость, мягкость, женственность, Джинни с грацией взрывопотама топтала чужие ожидания и нормы. Внутри неё словно горел огонь – дикий, необузданный, непримиримый. Наверное, поэтому у неё почти не было подруг – лишь Полумна и Гермиона. Но первая в принципе могла наладить контакт с кем угодно, хоть с фестралами, и потому их дружба была скорее случайностью, а вот со второй их свели обстоятельства в лице её семьи и войны. Другие девушки ещё в школе начали обходить Уизли стороной – для них она была слишком странной, непонятной, неправильной. Её не интересовали девчачьи разговоры и увлечения, и поэтому она легче находила общий язык с парнями (пусть и не всегда в переносном смысле).

Да, младшая Уизли никогда не была обделена мужским вниманием. И если поначалу ей это льстило (даже слизеринцы неоднократно засматривались на «рыженькую с Гриффиндора»), то потом надоело. Каждый из них, даже самый отъявленный с виду мачо, оказывался слабым и неуверенным в себе придурком. Никто не мог усмирить огонь внутри Джинни.

Наверное, поэтому она влюбилась в Гарри. Он не был нарочито маскулинным, а в отношениях и вовсе чувствовал себя слепым щенком, но имелась в нём та искорка, которая заставляла сердце девушки биться чаще. Стоило им остаться наедине и пройти через стадию неловкости, как из неопытного мальчишки Гарри становился непреклонным и страстным любовником. Странная порочность, властность, жестокость – от этого буквально поджимались пальцы на ногах, а бельё стремительно намокало. Он мог быть груб, не терпел неповиновения и любил крепко фиксировать партнёршу, заставляя ту добровольно подчиняться и подставляться под жёсткие ласки.

Словом, в его омуте водились такие черти, что Джинни готова была им поклоняться.

Но это продолжалось только до финальной битвы. В тот день, когда Гарри умер и воскрес, когда закончилась война, он изменился. Долгое время Джинни не могла понять, что именно произошло, почему он стал таким инертным и обыденным. Куда делись его искра и страсть. И лишь недавно, спустя несколько лет брака, он рассказал, что в тот день вместо него на поле битвы умер крестраж – частица души Тёмного Лорда. И как бы страшно Джинни ни было это признавать, кажется, именно та часть тьмы, спрятанная за зелёными глазами Гарри, привлекала её непокорную натуру.

С тех пор всё пошло наперекосяк. В отношениях появился разлад – Гарри успокоился, остепенился, мечтал о детях и стабильности, а Джинни всё так же продолжала гореть, правда, в рутине и скуке её огонь, скорее, слабо тлел и сжигал нутро неудовлетворённостью. Поэтому она ушла, чтобы не потерять себя окончательно.

Джинни поднялась с кровати и подошла к открытому окну. Сумерки густым туманом покрыли бескрайние поля. Папа, скорее всего, пришёл с работы, и они с мамой наверняка сейчас сидят на кухне, ужинают и осуждают свою непутёвую дочь. Джинни поморщилась – спускаться к ним не было никакого желания. Вместо этого она подошла к своему столу и провела пальцами по большой закрытой коробке, что стояла прямо на нём. Не зная, чем себя ещё занять, девушка сняла крышку и достала из коробки свои старые тетради, учебники, мантии и другие школьные принадлежности. Щемящая ностальгия захватила Джинни, и, улыбнувшись, она села на стул и принялась рассматривать свои сокровища.

Здесь была вся её школьная жизнь! Все подержанные учебники, дневники, поломанные перья, любовные записки с последних курсов и даже тетрадки с первых. Она схватила самую нижнюю, датированную тысяча девятьсот девяносто вторым годом – её первым годом обучения в Хогвартсе. Если честно, она плохо его помнила, и не без причины. В воспоминаниях хранились только ощущения. В тот год ей казалось, что она была самым одиноким, несчастным и маленьким человеком во всём мире. Насмешки однокурсников, отсутствие близких рядом, страх перед началом чего-то нового… неудивительно, что он так легко завладел её доверием и заставил совершить страшное.

Джинни поёжилась то ли от холодного сквозняка, тянущегося из открытого окна, то ли от замелькавших образов. Странно. Она уже очень давно не вспоминала его; заперла в своём подсознании так далеко, насколько это было возможно. Том Марволо Риддл… её самая большая ошибка и самое большое разочарование. Человек, который стал ей самым близким другом, а потом безжалостно использовал, предал и попытался убить. Пусть она и была маленькой тогда и почти ничего не запомнила, потому что находилась длительное время под внушением, боль от предательства не утихала долгие годы.

Девушка тряхнула головой, коря себя за нахлынувшие мысли. И правда – с чего она опять вдруг погрузилась в воспоминания? Ей понадобилось несколько лет, чтобы перестать винить себя и начать жить дальше. Не хватало ещё в моменты личных переживаний накручивать себя из-за ошибок прошлого. Пытаясь отвлечься, она открыла тетрадь, которую держала всё это время в руках. Обычная рабочая тетрадка по заклинаниям, ничего особенного. Джинни бездумно листала старые конспекты, как вдруг наткнулась на какой-то лист, аккуратно сложенный вдвое. Он был явно не из этой тетради – пожелтевший пергамент казался старым и чужеродным на фоне белых страниц. Она задумчиво нахмурилась и раскрыла его.

Пусто.

Лишь странное покалывание на кончиках пальцев и смутное волнение не дали ей положить его обратно.

«Бред какой-то…» – подумала девушка, опуская пергамент на столешницу. Это было словно наваждение. Джинни закусила губу и, ведомая непонятным предчувствием, взяла перо и баночку с почти засохшими чернилами. Капнув в неё каплю воды, появившуюся на кончике волшебной палочки, она обмакнула кончик пера, а после – вывела на пергаменте несколько слов.

Джинни Поттер – неудачница.

Слова застыли на пергаменте на мгновение, а затем их словно затянуло внутрь. Совсем как… мысль не успела оформиться до конца – на листке появилась надпись.

Привет, малышка Джинни. Я скучал.

Джинни резко вскочила с места, опрокидывая стул и чувствуя, как внутри поднимается паника. Сердце бешено заколотилось в груди, а дыхание то и дело сбивалось на хрипы.

Это листок из дневника! Как он здесь оказался?! Гарри уничтожил его! Ведь так? Неужели много лет назад она каким-то образом в момент помутнения вырвала из него страницу и спрятала в случайную тетрадь? Что теперь делать?

Первым и самым разумным желанием было срочно связаться с Гарри и рассказать об этом. И Джинни уже почти занесла палочку, чтобы вызвать Патронус, когда внутри что-то царапнулось. Маленькая, но настойчивая мысль – неужели ей опять придётся пройти через это? Чувствовать липкие сочувствующие взгляды, за которыми скрывается осуждение, ведь это именно она открыла Тайную комнату и натравила Василиска на студентов. Конечно, тогда никто ей ничего не сказал – что взять с маленькой глупой девочки? Но она знала: они все считали её виноватой. Она сама себя таковой считала. А что же теперь – окажется, что её вина не закончилась? Ведь, получается, она вновь всех подвела, вырвав долбаный листок из дневника и тем самым не дав уничтожить крестраж!

Ей вдруг овладело едкое чувство стыда, а злость поднялась по шее холодным ознобом. Позвать Гарри – значит признаться в очередной ошибке, которых и так было слишком много в её жизни. Что он скажет ей? Неужели она вновь позволит ему упасть в этот ад бесконечной борьбы? Да и к тому же она давно не маленькая наивная девочка – ей двадцать, она прошла войну и стала куда сильнее. Она сможет решить эту проблему сама. Она справится.

Медленно выдохнув и подойдя обратно к столу, Джинни посмотрела на пергамент, который уже снова был чист. На секунду ей даже захотелось поверить, что злосчастная надпись ей привиделась, но тяжёлая аура, исходившая от листа на столе, не могла быть игрой воображения. Сжав палочку вспотевшей рукой, она села на стул и вновь взяла перо. Капля чернил упала на листок, и пока девушка судорожно пыталась придумать, что написать, вместо того чтобы исчезнуть, клякса начала разрастаться и светиться. Джинни успела лишь испуганно ахнуть, после чего её затянуло куда-то в темноту.

Зрение вернулось к ней не сразу. Вначале она не видела ничего, только чувствовала. Ей казалось, будто она застыла в густой вязкой темноте, которая словно ощупывала её, изучала. Это не было неприятно, но сковавший тело ужас не давал расслабиться, то и дело вызывая неконтролируемую дрожь. Джинни не знала, сколько это продолжалось, но затем по тьме прошло колебание, как будто она… усмехнулась? Глаза девушки уловили размытые цвета, которые с каждой секундой обретали форму. Спустя мгновение Джинни обнаружила себя стоящей в центре незнакомого помещения.

Это, определённо, было не похоже на её комнату. На подземелье Василиска тоже – самая обычная комната, не очень большая, довольно уютная: несколько свечей под потолком освещали книжный шкаф, рядом находился камин, глубокое кресло, чуть дальше дубовый письменный стол с какими-то свитками на нём. Помещение не казалось знакомым, и Джинни растерянно пыталась найти хоть какую-то подсказку, чтобы понять, где находится.

Краем глаза она заметила движение в левом углу и резко развернулась, вскидывая по инерции руку, но та оказалась пуста – палочки не было. Тень в углу хмыкнула, а затем словно колыхнулась, и из неё на свет выступил… Мерлин…

– Ты! – выдохнула Джинни, чувствуя, что от страха подгибаются колени.

Том Риддл стоял прямо перед ней, почти такой же, каким она запомнила его в детстве. Разве что эта версия казалась удивительным образом более взрослой. Перед ней находился уже не подросток времён Хогвартса – молодой мужчина примерно её возраста. Забыв на секунду о страхе, она склонила голову набок, рассматривая того и непонимающе хмурясь.

– Здравствуй, малышка Джинни, – его губы растянулись в холодной улыбке, а глаза насмешливо следили за ошарашенным выражением на лице девушки.

– Почему ты выглядишь таким… – она сделала неопределённый жест рукой, пытаясь подобрать слова.

– Взрослым? – спросил Том, улыбаясь шире. – Ты тоже уже не ребёнок, Джинни Уизли. Или правильнее будет сказать – Поттер?