Текст книги "На костре истории (СИ)"

Автор книги: Тень Звезды

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Молодой девушке было страшно, но она боялась не ангела. Он добрый, усталый, с мягким голосом и так похож на молодого чиновника, который помог ей пройти к королю. Больше всего она боялась не понять.

– Я глупая, мессир, – тихо и даже грустно сказала она. – Я не знаю, почему Господь говорил со мной. Не знаю, почему и вы говорите…

Весна пришла на территорию Франции без предупреждения. Третьего дня ещё лежал повсюду снег и ветер пробирался к самому сердцу через одежду, через новую кольчугу. А потом, одним взмахом ангельского крыла, за два дня показалась из земли и зазеленела трава, и яркие сорные цветы высыпали на полях, словно оспа…

– Господь доверяет тебе, – ласково улыбнулся в ответ ангел. – И ты вовсе не глупа. Глупец не смог бы дойти до короля.

Они сидели на согретом солнцем ковре недалеко от крепостных стен. Вернее, она сидела, а он парил. У стен собралась армия, её разноцветные штандарты свешивались и развевались по жаре, как языки усталых собак.

– Его пути неисповедимы. Мы часто сами не понимаем, чего Он хочет. Но ты поймешь, я обещаю.

Девчонка глядела на него во все глаза. Семнадцатилетний цыпленок, даже не похожая на других девушек, на голове хохолок, уши торчат… здешний цирюльник не привык стричь женщин.

– Мы скоро выступаем, – в пустоту сказала она. Без ангела в душе стало пусто, будто из мира исчез весь свет.

Архангел Михаил, как же… Франциск Бонфуа. Франция, вот кто он, но никак не правая рука Господа Бога. А ведь сейчас он даже ни на что не влияет, отстранён своим же правительством, так, просто помощник разработчика «Немыслимого», заигравшийся со временем.

– Все, – сняв наушники и закрыв программу, тяжело вздохнул Франциск. – Она не боится и готова нас выслушать. Звоните… куда там надо.

– Отлично! – не сдержав детскую радость, захлопал в ладоши Джонс. – Мы сделали это!

Остальные промолчали, неодобрительно покосившись на Америку. Ларсен, наконец-то вернувший себе левую руку, достал из холодильника бутылку виски.

– Если б знать, что мир в самом деле станет лучше, – так и не прекратив грустно улыбаться, вздохнул Россия.

– Не станет, – сказал, отрезав иные варианты, Израиль. Бонфуа узнал в его голосе ту горечь, что он сам прятал глубоко в себе.

«Господи, – мысленно прошептал Бонфуа. – Господи, что же мы творим?»

В боги никто из них не просился, это точно. Для многих стран прошли те времена, когда желания воплощений руководили желаниями их правителей. Сейчас они лишь советники, по мнению президентов, ненужные им вообще и в конечном итоге отстранённые и отправленные играть в доработанную версию «Цивилизации». А теперь они получили власть, и неизвестно, как не перегрызли друг другу глотки за право единоличного владения ею.

****

Проект «Немыслимое» начался с обучающей программы, которую русский студент готовил для диплома. Студент давно состоял в конференции любителей альтернативной истории и часто задумывался над извечными, в его среде обитания, вопросами. Изменить одно событие и просчитать поворот в истории. Если бы у матери Гитлера случился выкидыш? А если бы Кеннеди не убили в Далласе? А если бы Хрущёв не взорвал Царь-бомбу? Старый профессор часто повторял – да не начинайте вы с Гитлера. Чтоб повернуть назад одно незначительное событие, времени требуется куда больше, чем дается на диплом.

Виктор похоронил два компьютера, сидя ночами за подробным алгоритмом действий. Отсчитываешь от выбранной точки в истории по одному шажку, ставишь стрелочки, чтобы не потерять ни одного изменения, чтоб не промахнуться ни на один вдох-выдох времени. Точка наименьшего влияния – виртуальное вмешательство не заставит прошлое даже еле заметно вильнуть. Точка наибольшего влияния – нажимаешь и разом меняешь известный тебе мир. Всё это, оказалось, подсчитывается программой, разработанной студентом…

Профессор был впечатлён, а диплом был защищён с поздравлениями комиссии. Но отложить проект бывший студент не сумел, идея изменить прошлое все сильнее будоражила сознание. Днями не выходя из дома, Виктор передвигал стрелочки на схемах… а коллеги на конференциях поджимали губы. Хоть одним пальцем тронуть прошлое хотелось многим. Но все знали – путешествие во времени невозможно.

Но, оказалось, знали не все.

– Запросто! – сказал ему директор Лаборатории Альфред Джонс. А потом, почесав кончиком пальца переносицу под очками, добавил. – Ну, не совсем перемещение, конечно, виртуальная проекция, но практически путешествие во времени…

Им нужно было только довести до конца программу, и они обратились к Виктору. Лаборатория самостоятельно пришла к выводу: если изменить ничего нельзя, то можно нашептать нужным людям на ушко. В идеале, по крайней мере. А на идеал Лаборатория и работала, и никого из сотрудников не смущало, что от создания Лаборатории прошло всего полгода. Это был первый звоночек. Снова начались бессонные ночи, и теперь руководитель проекта забыл о подозрениях, он писал новый код…

В Лабораторию, как и в космос, набирали интернационал, а как еще было объяснить наличие француза, американца, англичанина, ирландца, двух русских и множества людей из стран, чьи названия запоминать было бесполезно. И, как в космосе, работало всё на американских деньгах, русском оборудованье и французских молитвах… «Немыслимое» ставили везде в Лаборатории, как игру, как рабочую программу, но главный компьютер, обещавший путешествие, был только у Виктора.

Вторым звоночком, вновь воскресившим подозрения, стало странное поведение коллег. Стоило произнести название какой-либо страны, как кто-нибудь оборачивался и нервно оглядывал помещение. Довольно часто вспыхивали небольшие беспочвенные конфликты между коллегами, которые иногда вели себя так, будто бы знают друг друга давно… а по досье ни разу и не встречались за пределами Лаборатории.

В конце концов, они нашли идеал. Бывший руководитель «Немыслимого» уже не работал над проектом. Он и его соотечественник Иван пытались усовершенствовать проекцию в прошлое. У них получалось, но до поры до времени их это не пугало, просто не верилось что мелькающее на экранах – реальная жизнь. Разве что Иван в некоторые моменты оказывался в нерабочем состоянии вследствие шока.

По тому, как звучал голос Ларсена в динамике – надрывно, на самых высоких для него нотах, – уже стало ясно – произошло нечто чрезвычайное. То, что называют переворотом – в науке или чём-то подобном.

Совершенный мир оказался таким простым.

– Вот, посмотрите, – ирландец водил указкой по экрану со схемой, как полководец по карте будущего сражения. – Здесь наибольшая точка влияния. Отсюда всё пошло. Если бы французы не взяли Орлеан, Англия и Бургундия в итоге одержали бы полную победу…

Ларсен старался показать всё. И все, кто в ночное время оставались в Лаборатории, подходили ближе, толпились вокруг поста, словно футбольные болельщики в баре вокруг телевизора. Пол Европы и кусочек Азии, так в шутку называл ночёвщиков Джонс… Это был третий звоночек, в его досье не был написан его родной город, там были лишь прописаны места обучения в северной столице Россия, и никто не мог знать что родился создатель «Немыслимого» во Владивостоке.

– Посмотрите, что будет в нашем веке, – Ларсен нажал кнопку, перематывая события вперед, все находящиеся в помещении были самых разных оттенков, от бледно-розового до мертвенно-белого… то, что они видели, было немыслимо. – Соединенное Королевство осталось в некоторых колониях и в Европе лишь на территории современной Франции. Видите, границы со Швейцарией и Прусской республикой… Шотландия, Ирландия и Бретань объединяются в Кельтский союз… по обе стороны континента… Италия почти не тронута. Российская империя… сморите, нет наполеоновских воин, нет СССР… Нет Гитлера.

– А я! Со мной что? – за спинами раздался голос Альфреда. В голове прозвучал четвертый звоночек: никто не обратил внимания, словно и не было забавной оговорки, когда человек назвал себя страной.

С Америкой все оказалось в порядке, на виртуальной карте ирландца сохранилась почти вся её территория. Революции не случилось, британской колонии свобода была подарена короной. Корабли продолжали уходить в море, но колонизаторская политика не дошла до масштабных войн и геноцидов.

– Это утопия, – шумно сглатывая, произнёс Брагинский.

– Кто вы? – наконец-то задал свой вопрос Виктор, словно сбросив с себя марево, заставлявшее его не обращать внимания ни на что, кроме проекта. Он даже почти забыл свое имя, начав отождествлять себя с одной из миллиарда стрелочек на схеме… – Кто вы? Почему вас так волнуют территориальные границы стран?

Ему ничего не рассказали, просто повернулись и смерили взглядом, от которого тело превратилось в мраморную статую. Такую же бледную, неподвижную и безмолвную.

– Глупый человек, – практически распихав всех собравшихся, вперед вышел англичанин, Артур, кажется. – Вот зачем задавать такие глупые вопросы.? Ты ведь и сам понимаешь, что ответ на них не получишь.

– Я… Я… – все слова с возражениями, вопросами и доводами застревали в горле, сдерживаемые не страхом, а чем-то иррациональным и куда более сильным. Но Виктор через пару рваных вздохов сломал этот барьер. – Кто вы такие?

– Как я и думал, упертый русский, – поджав нижнюю губу, практически прошипел Керкленд, похлопывая себя в районе карманов на халате. – Значит, оставить тебя и дальше развлекать нас нельзя, а жаль, хорошее прикрытие было.

Достав из кармана детскую, с глупой желтой звездочкой волшебную палочку, никак не вязавшуюся с образом серьезного ученого, которого уже несколько лет играл Артур, он медленно подошёл к Виктору.

– Что? Зачем? Это же бред, магии нет!

– Забудь, – яркие искры и усмешка, достойная бандита из прошлого, впечатываются в память, стирая из нее всё остальное. Через несколько лет Виктор Иванов очнётся от продолжительной комы в больнице Владивостока и обнаружит, что ему уже сорок, игра «Историко» перестала быть популярной и он не помнит более половины жизни.

Может, всё и спустилось бы в итоге на тормозах, как обычно происходило со всеми игрушками воплощений, и было бы забыто, если бы не одно но. Альфред Джонс, Америка, был директором Лаборатории и после столетия, наполненного комиксами про спасение мира его гражданами, не мог не поиграть в вершителя судеб. Россия же не мог оставить Америку одного с игрушкой, что опаснее любого ядерного пистолета… А Англия просто не мог оставить мысли о былом величии и Россию с Америкой в одном замкнутом помещении.

– Господа, давайте не будем драться, – впервые без ложного пафоса провозгласил Альфред. – Мы переживаем исторический момент, которым вы обязаны мне, Герою!

Иван усмехнулся, прикрыв глаза и сдерживая в себе желание убить Америку и после сходить на сеанс психотерапии к Англии, желательно, с последующим стиранием памяти о проекте «Немыслимое». Останавливало лишь знание о характере Артура, его длинной памяти и ностальгии… с него бы сталось под шумок сделать Россию британской колонией.

Схему изменения истории, разработанную Ирландией, долго проверяли, и уже не сами страны. На специальных машинах, в Токио, Гарварде и Тель-Авиве проверяли точность подсчетов, и каждый раз получали один и тот же результат. Если бы французская армия с Жанной Д’Арк во главе не взяла под свой контроль Орлеан, мир жил бы совершенно спокойно, даже с учетом наличия в нем таких разнообразных личностей, как страны. Из войн в период от точки влияния до современности, машины с трудом нашли лишь войну, нет, небольшую потасовку между Германией и Англией за колонию в Тихом океане, которая по количествам жертв не сравнится ни с одной мировой войной.

Если перед человеком открыть дверь, он обязательно в неё зайдет, а если не зайдет, то заглянет обязательно. Это практически рефлекс. И как только данные о проекте ушли дальше небольших групп ученых и попали в руки правительства, был дан приказ, которого ослушаться воплощения не могли. Вцепившись в шанс всё исправить, правительства, словно обезумев, потребовали хоть раз послужить людям и создать утопию…

Первым сломался Израиль, он мог спокойно вместе со всеми играть в вершителя истории, но изменить всё… не мог. Всё происходящее ему напоминало недалёкое прошлое.

– Ты же понимаешь, Стены Плача не будет, – преградив выход, размахивая руками, пытался убедить уходящего Израиля Америка. – Тебе даже не придется делить страну с Палестиной! А ты. ты хочешь лишить себя лучшей жизни…

– Когда-то решили, что всю жизнь миру мешал один народ, – усталым голосом. Авраам даже не пытался переубедить Джонса, это бесполезно… – Что люди думали? Думали, убрать этот народ – и сразу все станет замечательно… Теперь им мешает одна страна.

Но всё же его заставили остаться, напомнив, что стирать память Англия умеет не только людям. Что не раз доказывал, заставляя Франциска забыть о найденных настоящих планах «Немыслимого».

Это не могло зайти так далеко, Франция просто не мог заставить себя поверить в реальность происходящего, даже когда собрали первый по-настоящему всемирный совет, где собрались все лидеры стран и их воплощения. Не верил, даже после того, как его собственный президент, седеющий практически на глазах, обратился к народу со словами, что он не имеет права противиться воле народа. И если народ желает лучшего мира, он его получит…

Теперь Бонфуа мог только лишь удивляться рекламе, отныне транслирующейся по всему миру. Дети, подростки и даже взрослые люди на фоне прекрасных пейзажей и одна и та же фраза на всех существующих языках: «Нас ждет лучший мир!» А после – смазанные кадры хроник, фильмов и фотографий всех мировых трагедий, могилы под Верденом, печи Освенцима, руины Хиросимы, сентябрьский теракт… «Я хочу, чтоб этого не случилось», повторял детский голос за кадром. И резко – статуя Жанны на коне, перечеркнутая ярким крестом…

– С каким же энтузиазмом можно пропагандировать конец света?! – однажды, не выдержав, задал вопрос Франциск. Его, как и многих, просто игравших, отстранили от участия, но следить за проектом не запретили.

– Удивительно, как устали от этого мира простые люди… неудивительно, что даже некоторые воплощения практически сошли с ума, – как бы не в тему вздыхает Израиль, прикрыв глаза и уже не следя за происходящим на экране.

Франция не верил до самого конца, до того, как решил съездить в Ватикан. Он думал, надеялся, что папа не допустит, образумит мир.

– Вы же не хотите сказать, ваше святейшество, что она не слышала голосов? – Франциск готов был кричать, но не мог, столетняя привычка не давала ему повышать голос. – Ей было явление, это подтверждают хроники! Что же вы, будете Его волю оспаривать?

В конце концов, его практически за шкирку выставили охранники при помощи самого Ватикана. И всё же он оказывался поверить в это, наверное, это из-за консерватизма воплощений, но верить в новый мир Франция не мог и не хотел. До самого всемирного референдума. До того, как объявили результаты и позвонили в мнимую Лабораторию, объявив подготовку к смене реальности.

– Да что же это, Господи! – голос прыгал от хриплого шепота до девчачьего визга. – Что же они, почему люди ни черта не понимают?!

– А до тебя, что ль, только сейчас дошло? – практически смеялся Авраам, наблюдая за нервным срывом Франциска. – Что ж ты раньше старого еврея не спросил? Если б спросил, я бы сказал, они никогда не понимали…

****

В день, когда собрались раз и навсегда изменить мир, Бонфуа пришел в пока ещё пустующую Лабораторию на рассвете. К черному ходу, у главного уже начинали собираться репортеры, как простой человек, пешком, Англия заранее поставил барьер, не дающий странам прыгать в пространстве. С пластиковой бомбой на поясе, сделанной кое-как, за полчаса… мальчишка в Ираке сделал бы лучше. Но на эту чертову машину должно хватить, и детекторы не заметят. Россия рассказывал, как защищён компьютер, от взлома сотней паролей, от «разработчиков» второй сотней… вот только, как в старом русском анекдоте, абсолютно надежной техники не существует, доказано краном и тротилом.

Охранники-янки, такие молодые, для стран почти дети, впускать его не хотели, но были не в курсе, что Ивана отстранили, и никогда в лицо его не видели. Убедить, что он один из главных разработчиков, не составило труда, все же он Франция, заслуженный мастер переговоров. Электронного консьержа пройти было чуть проще, Иван как бы в шутку два дня назад дал свой пропускной.

– Добро пожаловать, Иван Брагинский, уровень допуска для вас выше среднего, – мелодичный голос автомата заглушал звук открывающихся дверей.

– Я и без тебя это знаю, – на русском пробурчал привычный ответ недовольного всем России Франциск. Было смешно, словно это и была комедия, хотя с самого начала это было комедией. Воплощение Франции, как какой-то агент, пробирающийся к машине, созданной каким-то русским ученым, с целью остановить заигравшихся в богов людей и горстку безумных стран. Вот только бомба под сердцем настоящая, и умирать больно, даже если знаешь, что возродишься где-то дома, в безымянной провинции или в всемирноизвестной столице.

– Жеанна?

– Да, мессир, – её голос остается таким же спокойным, кажется, что она привыкла к ужасам откровений, и только неровность движений выдает ее волнение. Исцарапанные пальцы рефлекторно обрывают лепестки с маргаритки, любит – немного – сильно – без памяти… Теперь бесполезное занятие, она знает, что её сожгут раньше, чем кто-нибудь успеет её полюбить.

– Господь не всегда посвящает нас в Свои планы, и в этот раз мы не знаем, чего Он на самом деле хочет. Ты помнишь, что Он говорил тебе?

– Да, мессир, – стебелек, стиснутый, ломается надвое, и соцветие летит вниз, в этот раз они стоят на крепёжной стене.

– Ты понимаешь, если спасешь Францию, погибнет множество людей, – голос ангела готов сорваться на шепот, – будут другие, более страшные войны.

– Понимаю… – практически безмолвно соглашается.

– Мы не можем думать за Него, ты одна должна решать… ведь Он обратился к тебе. Прислушайся к себе, к Его голосу, и когда решишь по-настоящему, не слушай больше никого. Даже если они назовутся ангелами. Потому что, слушай меня внимательно Жеанна, потому что все они будут от лукавого.

– Я уже решила, – ее шепот отдает металлом решимости. – Простите, мессир, но, кажется, что я знаю…

– Что же ты знаешь?

– Бог любит Францию, – Жанна поднимает лицо, смотря куда-то сквозь ангела, из её глаз льется чистый свет, непохожий на свет от проекции, заполняя все вокруг и смывая любые сомнения.

«И они ещё не знали, объявлять ли её святой, – воспоминания готовы заполнить всю сущность Франциска, и тот еле держится, что не погрузиться в них. – Чего тут не знать? Я, боящийся Артура и его солдат, провел её к королю. И стоило ей обратить свой сияющий взгляд на короля – и тот дал ей армию, так же она посмотрела на солдат – и они пошли за ней… »

– Тебя будут жечь на костре, – говорит он и добавляет мысленно: «и я не решусь спасти тебя, любовь моя».

– Это же не очень долго, – девушка ёжится, но её глаза теперь наполнены не страхом, а огнем решимости. – Господь не даст, чтоб было долго… А потом сразу на небо.

– Бог любит Францию, – вдруг невпопад добавляет Бонфуа, понявший, почему эта игра так повернула реальность. – Прошу, передай эти слова Франциску, он помог тебе пройти к королю…

Франциск повертел головой, отгоняя прошлое и стряхивая с глаз навернувшиеся слезы. Настоящее отсталость прежним. По зданию уже рыскали охранники, догадавшиеся, что их немого некультурно обманули, и уже вызвавшие себе на помощь спецслужбы. В подтверждение мыслям в коридоре раздавались шаги и грохот, даже через стальную дверь было слышно, что охранники были вооружены.

– Франциск Бонфуа! Вы арестованы по обвинению в государственной измене!

Было смешно слышать такое заявление от сотрудников американских спецслужб: его, воплощение Франции, обвиняли в измене, априори не умеющего изменять самому себе, и кому – Америке. Клавиатура под пальцами была теплая, ничего, скоро в этой комнате не будет ничего… жалко, конечно, сколько труда было вложено, но кому-то нужно остановить заигравшихся людей в созданную не для них игру.

– Отойдите, – хрипло закричал в коридор, на остатках воздуха, вздохнуть он уже не мог. – Здесь сейчас рванет!

– Не делайте глупостей, Бонфуа! – так же хрипло отозвались из-за двери. – Сдавайтесь! Выходите с поднятыми руками…

Дальше слушать было бесполезно, сколько раз слышал эту формулировку Франциск уже и не вспомнить, наверное, с самого детства. А и всё равно, он не собирался выполнять их требованья… Быстрым движением руки, чтоб успеть, прежде чем в помещение вломятся агенты, он расстегнул тонкую куртку и дернул, вырывая подобие чеки из пояса. Раз.

– Бог любит Францию, а Франция верит в Бога! – последние слова, Франция не догадывался, что он станет первым воплощением страны, добровольно самоубившимся. Два.

«Это недолго, потом в Париж… или на небо, к Жанне». Три. Уши закладывает, а вокруг, используя тело как пищу, вспыхивает пламя, поглощая всё, что не успел разрушить взрыв.