Текст книги "Висталь. Том 2"

Автор книги: Текелински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Отсутствующий горизонт

Пустыня песчаных барханов, заснеженная пустыня крайнего севера, и пустыня океана, отличаются только относительностью твёрдой почвы под ногами. И в своих размышлениях, наш разум всегда ищет именно этой почвы, дабы не утонуть в зыбучих песках, или волнах изумрудной воды собственных недоразумений. Висталь брёл в ночи по этой песчаной пустыне, и ему вспоминалась одна история. Это происходило недалеко от Южного полюса. Висталь встретил здесь человека, который в то время был единственным человеческим существом на тысячи миль заснеженной пустыни. Руаль Амундсен, исследователь и путешественник, чья воля могла сравниться лишь с волей мифического бога, сына титана Иапета и Океаниды Климены.

Зачем, ради чего человек покидает уют своего дома, и устроенность быта в социуме, и отправляется в самые неприветные и опасные места планеты? Мотивов множество, и все они, переплетаясь, образуют причудливые локоны самооценки, творческих порывов, самоотдачи и независимости. Но, в конце концов, срастаются в единую мощную «косу тщеславия». Тщеславие – самый мощный мотив, из когда-либо гнездившихся в сплетённых гнездах, висящих на верхушках деревьев душевного леса. Оно способно превратить в рудименты даже такие ведущие мотивы человеческого духа, как самосохранение и страх. Что уж говорить о более слабых, коими заполнена душа всякого обывателя, и всякого Великого поэта, и философа. Именно этот, нивелированный, опошленный и приниженный ныне мотив, мотивировал всегда, и провоцирует ныне сильного духом человека на самые невероятные поступки, и делает из него настоящего героя, чьё имя начертывается на скрижалях истории. Каждый выбирает свой путь, коих в жизни великое множество. И важно понять, и оценить свои способности, и выбрать именно тот, на котором ты достигнешь своей цели. В отвалах истории немало чудаков, так и не распознавших своего пути, и порвавших себе вены уже на старте. А многие просто ушли и не вернулись, сгинув на полях мирового океана, и уйдя в забвение в памяти людей.

Самый сложный путь, в тоже время самый достойный и почитаемый, он же и самый долговечный для людской памяти. Всё зависит от притязательности твоего тщеславия. Миллионы тешили себя ежеминутными удовлетворениями, всевозможными способами выходя на свет, и попадая на мгновение в луч прожектора социального взора. Но здесь конъюнктура меняется столь быстро, сколь незначительны и поверхностны сами поступки. Пошлость удовлетворяется пошлостью, мгновенный труд – мгновенным признанием. Всё закономерно, и награда, как правило, всегда соответствует напряжениям и достижениям. Великое тщеславие требует и Великого удовлетворения, а значит Великого достижения, и соответственно самозабвенного труда, и самоотдачи. Масштаб Великой личности тем и отличается, что в нём спит самый мощный и самый беспощадный «дракон тщеславия», разбудив которого, уже не усыпить, и он либо погубит своего носителя, либо возвысит до небес. Либо сделает и то и другое.

Каково же было удивление Руаля Амундсена, когда на бескрайней снежной пустыне, он встретил Висталя, идущего навстречу. Нечто подобное наверно испытали англичане, во главе с Робертом Фалконом Скоттом, когда пришли на Южный полюс, и обнаружили там Норвежский флаг, Водружённый прежде Амудсеном.

Признаться, я немало удивлён встрече с вами! Кто вы, и что делаете здесь? Не беспокойтесь, уважаемый Руаль, я не был на полюсе, и не претендую на первооткрывателя. Откуда вы знаете моё имя? Я знаю много такого, что не снилось никаким прорицателям и провидцам, чьё ремесло всегда вызывало недоверие у учёных людей. Но так как истина, на самом деле отличается от заблуждения только признанием в ней большинством неумолимой очевидности, то и всякое недоразумение может быть оправдано этим большинством, и возведено в ранг истинности.

Они зашли в небольшую палатку из оленьих шкур, и присев на ящики с провиантом, продолжили беседу. Так кто вы, и как попали сюда? Я путешественник, и меня зовут Висталь. Мои скитания по планете управляются только провидением, но в то же время, куда не забросила бы меня судьба, необходимость моего местонахождения неоспоримо фатально, и никак не связана со случайностью, в кою верит большинство обывателей земли. Вы не верите в случай? Но ведь он подстерегает всякого, чья жизнь протекает в рамках земного бытия. И мы молимся богу, чтобы он как можно меньше посылал нам неприятных сюрпризов, и вёл нас своей незримой рукой между холодных скал рока.

Случайность, это неосознанная закономерность. В этом мире всё предрешено, и не бывает никаких отклонений. Ибо всякие отклонения входят в общий лейтмотив этой предрешённости. Мир фатален от самой микроскопической своей субстанциональности, до космодействительности. Как сказал поэт; «И слова не вставить, и гвоздя не забить…» Мы уповаем на случай, точно так же как уповаем на бога, и в своих слабостях ищем опорные точки, словно лиана ищет крепкого ствола поблизости, чтобы, отперевшись на него, подняться ближе к солнцу.

Я всегда рассчитывал только на себя, и никогда не искал помощи. Потому я и разговариваю сейчас с вами. Если бы вы были обыкновенным обывателем, судьба вряд ли свела бы нас, тем более на этих бескрайних снежных просторах. В том то и дело, что ваша воля выходит далеко за рамки обыденности, и несёт в себе ту звезду, что освящает путь всем остальным, и дарит надежду на собственное настоящее, а не надуманное величие.

Вы меня смутили… Разве можно говорить такие вещи в глаза, ведь ваши слова опошляют сказанное, ибо сразу отдают блеском лести. Если бы вы меня знали чуть лучше, у вас бы и мысли не возникло в льстивости или преднамеренной лжи в моём сердце. Такие как вы – авангард человечества, но без этого человечества вы никто. Ибо пастух без стада уже не пастух, а слоняющийся по полю бездельник. Самодостаточный учёный только кажется самодостаточным. Его мысли должны непременно отражаться от чего-то, в противном случае они пропадут в бездне, как пропадает луч света, улетающий в бескрайний космос, и не находящий на своём пути препятствия, от которого он мог бы отразиться. И любовь, как бы нам не казалось обратное, не живёт в сердце без отражения. И засыхает, словно стебель без воды и солнца. Но найдя объект отражения, расцветает словно лотос, поражая своей красотой и божественной силой.

Чем больше вокруг пустыни, тем меньше её внутри. У человека нет никаких иных оснований для сравнения, кроме тех, что предлагает ему судьба. И он не знает на самом деле, что хорошо, а что плохо, пока для того не возникнет прецедент, и ему не представится возможность для сравнения. Только будучи достаточное время в пустыне, каждый может найти здесь себя. И встретившись с самим собой, обрести то сокровенное, что спрятано за семью печатями, и не достижимо в обыденной жизни.

То, что горизонт невозможно перешагнуть, есть Величайшая метафора жизни. Недосягаемость жизненных перспектив, невозможность достижения целей, и есть сама эта жизнь. Добраться до полюса, где никогда не было человека, конечно величайшая задача. Но она такая же иллюзия, как и всякая иная, коими наполнена жизнь всякого обывателя, и лишь масштаб определяет величие и ценность этой цели. Но масштаб – вещь относительная, и убеждённость в том, что именно эта задача является главнейшей из всех задач, ставившихся пред собой человеком, является лишь убеждённостью направленного на определённые вектора сознания, разума. Всякий убеждает себя в том, что именно его ремесло является главным и приоритетным из всех. В этом смысле гончар ничем не отличается от политика, художник от учёного, а бродяга от философа. В своих убеждениях каждый из них непоколебим, и знает точно, что человеку надо.

Я достигну своей цели, что бы это мне не стоило! – Так говорит одержимость. И человек, словно раб, вынужден подчиняться этой надменной и горделивой Стихее. И самая Великая, самая горделивая и надменная из всех, зовётся Истиной. Как некогда продекларировал в своей песне: «Туда, где голую святыню, не прячет истины гордыня…» Он хочет быть рабом Великой цели, и быть причастным к самой, на его взгляд благородной задаче. Не растратить свою жизнь, свою единственную жизнь – впустую. Не быть похороненным в неизвестной могиле, заросшей на века бурьяном. Не пропасть в отвале истории, где миллиарды душ свалены и забыты. Так стегает тебя собственный дух «плетью тщеславия», и обжигает «холодным пледом жалости» к себе самому. И стимулируемый этими архаическими инстинктами, он бежит по жизни словно мул, нагруженный подчас неподъёмными «тюками-намерениями».

Кто на самом деле живёт более счастливой жизнью, учёный-исследователь, или какой-нибудь бармен из «Золотого якоря»? Вопрос на самом деле не столь очевиден, как это может показаться на первый взгляд. Ибо, не имея в душе возможностей, а значит и стремлений к определённому ремеслу, для человека не будет и поводов ни для радостей, ни для сожалений на этом поприще. Только собственная развившаяся в душе стезя, приносит счастье, как и горе, своему хозяину. Предвосхищение рождается только в связи с возникающими возможностями. И разочарование или чувство победы, всегда зависимы от этого предвосхищения. Если ты не мечтаешь о чём-либо, то тебе не грозит и разочарование. Ели же в твоём сердце родилась и развилась Великая мечта, достижение которой требует сил и времени, то только такая мечта, способна принести тебе настоящее счастье. Но ты должен понимать, что на самом деле «счастье землеройки», нисколько не меньше «счастья космонавта». И только с высоты относительного более сложного самочувствия космонавта, «счастье землеройки» кажется низменным и таким маленьким и незначительным. С точки же зрения «землеройки», её счастье самое надёжное и значительное. Ибо простота этого счастья, меньше зависит от проведения, и имеет меньше шансов на упразднение какой-нибудь роковой случайностью.

Кто на самом деле проживал более достойную жизнь, Эдмунд Хиллари, с его другом и партнёром Тенцингом Норгеем, или человек, всю жизнь незаметно и планомерно спасающий людей, работая доктором в провинциальной больнице, и пишущий на досуге Великие произведения литературы? Ответ так же не очевиден. Ибо всякое ремесло, всякое стремление, имеет собственные масштабы только в сравнении и в соответствии с тем, чаще всего глубоко надуманным резонансом, коим окружена всякая громкая цель, после её достижения.

Иметь в своём сердце Великую цель, значит стать рабом этой цели, и, растворившись в её бесконечно разрастающемся теле, превратится в рудимент, – в инструмент для её достижения. Всю жизнь, словно вол тащит плуг по полю такой «очевидный счастливчик». Он уже давно и не мечтает ни о какой свободе. Он подчинён своему «царю в голове», и при малейшем отхождении от его повелевающей воли, испытывает на себе плеть презрения, и наказывающие моральные лишения. Просто жизнь, для такого «счастливчика», превращается во что-то недостойное, что-то мелкое, обывательски обыденное, не несущее в себе никакой ценности. Только редчайшие личности сохраняют в своём сердце обе стороны, и способны ценить, как простоту собственной жизни, так её Великие цели. Не стать ни Мисологосом, ни Ортодоксом, не оставаться на одном поле, и не уйти с головой в море собственной одержимости, и в тоже время получать удовлетворение, как от собственных внутренних возвышенных институтов, так и обывательского бытия – Великая победа воли! И это, пожалуй, главный показатель настоящего психического здоровья. Люди слабы, прежде всего, психологически. И любая дорога, по которой идёт человек, волей-неволей обрастает заборами, и ты уже не видишь за ними ничего.

Мы увлеклись беседой, а между тем, обыденность и действительная реальность бытия, с непреодолимой фатальностью окружающая теперь нас, заставляет делать определённые поступки, и обеспечивать выживаемость собственному телу. Я желаю вам достигнуть своей Великой цели, и не пропасть тем самым, в отвале истории, уважаемый Руаль. Благодарю вас. Наш разговор я ещё долго буду анализировать в своей голове. И Висталь, пожав руку путешественнику, вышел наружу. Снежная пустыня вокруг, казалось, не оставляла ни единого шанса на выживание для такого изнеженного существа, как человек. Но его разум достойный соперник, и достаточно адекватный противник для любых враждебных природных стихий. Ибо, по большому счёту, сам является частью этой природной стихии. Руаль двинулся на Юг, к своей заветной цели, а Висталь побрёл на север, – туда, где с этой снежной пустыней соприкасалась пустыня моря, отчерчивая линию, которую в отличие от горизонта, можно было перешагнуть.

Идя ныне по песчаной пустыне в ночи, Висталь вспоминал другие пустыни, в которых ему довелось побывать. Но эта встреча в снежной пустыне, запала ему в душу более остальных. Что губительнее для человеческого существа, холод или жара? Что опаснее для его жизни, и для его психического здоровья, – пустыня мороза, или пустыня жары? Это, наверно, известно только тому, кто бывал всюду. При случае, спрошу у Фёдора Конюхова. Он бывал во всех стихиях, и ему, одержимому путешествиями, известно многое, что недоступно обывателям. Человек, чья жизнь – сплошное путешествие, страдает, когда ему приходится находиться в одном месте достаточно продолжительное время, также, как страдает привыкший к статичной, оседлой жизни человек, вынужденный ступить на путь скитаний. Вопрос привычки, – не праздный вопрос, но вопрос самой жизни, её главных консолей.

Кейптаун

Южная Африка в корне отличается от других континентов, и не только своей природой, но и укладом самой жизни, и менталитетом аборигенов. Что-то первобытное, первородное чувствуется здесь во всём, с чем сталкивается человек, впервые посетивший этот неповторимый уголок земли. Словно всё на самом деле, началось здесь. Архаика мироздания чувствовалась как нигде. Здесь было мало отчаянно-цивилизационного, несмотря на то, что этой землёй долгое время владели самые агрессивные представители цивилизации, Англосаксы. «Радужная страна» обожжённая апартеидом, и не сломленная интервенциями, была самой «разноцветной страной» Африканского континента. Жизнь кипит там, где «несовместимые ингредиенты» забрасываются в котёл, и где происходит необходимая реакция, и бурлящей пеной над этим котлом поднимается самая агрессивная, и в тоже время самая жизненная материя! – Суспензия силы, желания и стремления… И при всех сопутствующих при этом «парах жестокости», «отвратительных газах злобы» и всевозможных «синтетических вкраплениях подлости», она являет собой самую бодрствующую, самую жизненную форму бытия.

Там, где нет реакции от «несовместимых ингредиентов», всё и вся спит, и сама жизнь находится в дремоте. Там мир наиболее приближен к скале, а его самые прогрессивные, самые жизненные силы, находятся в анабиозе.

Висталь шёл по этой обильно политой кровью земле, и его душа, вместо того, чтобы огорчаться и лить слёзы, ликовала! Чем бы мог гордиться человек, от чего упиваться в своём духе, не имей он в своей жизни достаточных условий для доблести, для гипертрофированного самовыражения и самопожертвования? Что ещё могло бы дать ему столько уверенности, столько благородного самосозерцания, если бы не было ни единой возможности для войны? Он хочет потратить себя на достойные вещи, он хочет посвятить свою единственную жизнь на ратный труд во имя сверх возвышенных целей. Он не хочет растратиться по пустякам, и превратится в никому ненужную золу, развеянную ветрами проведения. И он питает надежду на то, что когда-нибудь ему представится случай поменять свою жизнь на нечто действительно достойное, нечто ценное, нечто вечное. Ели он настоящий мужчина, он часто смотрит на звёзды, и мечтает о доблести и победах, как о единственно возможном для себя счастье на земле! То, что отраженно в мифах Скандинавии, с её Вальхаллой. И если эти мечты так и остаются мечтами, в силу ли судьбы, или непреодолимых препятствий, он молит проведение, что ему представится случай хотя бы на излёте жизненного пути, совершить нечто героическое, пусть и ценой жизни. И так и уходит из жизни несчастным человеком, ели его величество случай, не представил ему такой возможности. Да. Он часто смотрит на себя, лишь как на орудие. И его уверенность в своём мировоззрении есть суть одержимость. И тот царь в его голове, узурпировавший власть и своим жезлом указывающий ему настоящий, единственно важный путь, заставляет отбросить всё низменное, всё пошлое и не заслуживающее внимания. Так становятся Великими!

Рондавель, типичное жилище народов банту, с соломенной крышей и грубо выложенными по кругу камнями стен, увидел Висталь в нескольких десятках шагов от себя, поднявшись на небольшой бугорок. Человек появился на территории страны в глубокой древности, о чём свидетельствуют находки в пещерах возле Стеркфонтейна. Но эта цивилизация никогда не была в прожекторе осмысления западной культуры, как не имела своего настоящего олицетворения в их истории, к примеру, цивилизация Китая, или Индии. Здесь всё покрыто мифами, и Великие происшествия, происходящие на этой земле, никогда не освящались Западом в их настоящем достоинстве. Тот, кто пишет историю, пишет её от себя, и для себя. История никогда не была воплощением непредвзятости и правды, но всегда строилась на поиске приоритетов, и трактовалась с точки зрения самого летописца, глубоко надуманно и предвзято. Мировая история, написанная в Индии или Китае, совсем не та история, что написана в Европе. Мы словно живём в разные времена, и на разных планетах, и всё, что действительно важно для общей истории, в большинстве своём остаётся в тени.

Проходя мимо Рондавеля, Висталь заметил за строением группу людей, занимавшихся разделыванием туши какого-то животного. Архаизм этой картины, разбудил в голове Висталя целую бурю мыслей. В первую очередь он подумал, как далеко не уходило бы человечество в своём прогрессе, некоторые вещи останутся с ними до скончания веков. Какие изысканнейшие блюда человек не изобретал бы на своих оборудованных по последнему слову техники, кухнях, вкус жареного на костре мяса для него останется самым желанным. Ибо он есть суть начало, а начало формирует саму платформу. Как в той песне: «И всем изыскам кухни, предпочитает шашлыки…» Но как часто мы путаем понятия варварства, с понятием архаики. Посмотрите только не замасленным пропагандой глазом, на то, как, к примеру, считающие себя возвышенными, Англосаксы, ведут себя по отношению к населению Африки, и не только Африки. Кто на самом деле вызывает чувство варварства? Безусловно, в этом мире властвует тот, кто агрессивнее и организованнее. Именно по равным долям организованность и агрессивность, доминирующие в крови того, или иного человеческого клана, как основные консоли для получения власти, определяет его место в общем социуме. Но эта агрессия подчас переступает всякие границы! Хитрость, холодная рассудительность, безжалостность Англосакса, созревшая и окрепшая в его теле ещё в древности, на холодных землях Скандинавии, Северной Европы, и Британии, когда окружающая природа не прощала ошибок, и люди, подстёгиваемые суровой действительностью, беспрестанно воевали за кусок хлеба, за относительно благоприятный участок земли, не оставляет ни единого шанса в противостоянии человеку веками проживающему в относительно оранжерейных условиях Африки, или Индокитая. И что парадоксально, но в то же самое время естественно, это же относительно «оранжерейное условие», присущее местной природе, изобилующей легко добываемыми продуктами питания, является причиной того голода, который перманентно прореживает ряды именно Африканцев. Ведь та умственная и волевая расслабленность, присущая в первую очередь именно Африканцам, нивелирует и убивает в них стремления, и тот необходимый для прогрессивного становления креатив, с избытком присущий народам севера и средней полосы. Конечно, с множеством исключений, как с одной, так и с другой стороны.

Подходите, уважаемый, услышал он окрик рослого и крепкого Африканца. Сейчас мы приготовим наше фирменное блюдо, в честь рождения моего сына, и хотим угостить вас. С удовольствием! И Висталь, пройдя по вымощенной галькой, тропинке, присел на скамью, что указал ему тот же рослый парень. Я вам принесу пока чай, его готовит моя мама. И многим местным он очень нравится. Вы, судя по всему, приезжий. А откуда вы? Сегодня утром я сошёл в порту вашего города, с корабля. Но куда он направлялся, и откуда, не знаю. И это метафора самой жизни и бытия. Куда, и откуда идёт наша жизнь, не скажет никто. Для нас важен сам путь, и то время, что отведено каждому из нас. Мы, – каждый из нас, сам создаёт эту жизнь, и все её откуда, и куда. И если бы сам мир имел для себя подобное откуда, и куда, он был бы аподиктически конечен, он был бы – смертен. А это нонсенс. Жизнь – безначальна и бесконечна. Жизнь – бессмертна.

Вы Великий мудрец, или Великий философ? Судя по всему, задавая подобный вопрос, вы отличаете мудреца от философа, и в то же время не можете определить к какому из них отнести меня? Так может и нимб над головой вырасти и засветится! Когда-то, за подобные речи человека взяли и распяли на кресте, а потом сделали богом. Человек падок до тайн, и любит более всего на свете то, что не понимает, а в действительности, боится. Человеческая душа так же парадоксальна, как и сам мир. Она суть воплощение мира, его олицетворение, – капля, что включает в себя весь океан!

Я Висталь. А как зовут вас, уважаемый? Я сразу понял, что вы из ряда вон выходящий субъект. В вас чувствуется образование, уж не знаю, классическое, или вы самоучка? Большого значения это не имеет, как только лишь в смысле свободы. Меня зовут Арманд. Я действительно самоучка, и никакого классического образования не имею. Но я прочитал множество книг, и некоторые по нескольку раз, можно сказать изучил. Скажите Арманд, как повлияла на весь ваш род эта «белая бестия», что пришла сюда с севера? Вы знаете, уважаемый Висталь, когда-то меня осенила мысль, что все мы части одного организма, что живёт на земле несколько тысяч лет. И мой род, это лишь одна из многочисленных нитей в локоне, что сплетается в косу с такими же локонами, и что зовётся человечеством. Мы умираем, и на наше место приходят новые люди. Но само человечество живёт словно организм, в котором умирающие клетки заменяются новыми. Я понимаю, что всё это наивно, и даже пошло, но я так мыслю, и все критические замечания на этот счёт, для меня не имеют большого значения. Каждый человек живёт той жизнью и теми мыслями, что рождаются и расцветают в его голове, и не важно, обладают ли они величием, или просты, всякая оценка есть лишь оценка по отношению, и не более того. Ведь на самом деле настоящая оценка может быть лишь в сравнении с идеалом, а его как раз и не существует на земле. Всё что существует в моей голове, вся палитра и порядок, есть последняя цитадель, ибо существует в единственном и неповторимом виде. Совершенство же, или недоразвитость, это уже из области сравнения не сравниваемого, а значит суть стремление к власти, к доминантам, – суть предвзятость. То, что «белые люди» пришли суда, и навязали свою волю, говорит о многом. Но не говорит о нашей недоразвитости. Это говорит лишь о том, что мы находимся на различных плоскостях совершенствования, с различными скоростями и формами внутренних трансформаций. Существуют области познания, в которых мы ушли далеко от «белых людей». Но ими это редко принимается во внимание. Они убеждены, что именно их форма познания мира, самая прогрессивная, самая истинная. Но они не понимают, не хотят понимать того, что та форма счастья, к которой мы идём, и к которой расположены наши сердца, гораздо продуктивнее, чем их форма счастья. И каждый человек, стремится именно к своей форме счастья, и иная форма для него за семью печатями, ибо, по большому счёту, не существует для них. Эти «белые люди» полагают, что несут добро, что они осчастливливают своей формой бытия, своей формой цивилизации весь мир. Но на самом деле разрушают, уничтожая на земле иные виды человека, словно уничтожая многообразие фауны и флоры, ставя под исчезновение некоторые своеобразные её виды. Их «Великая религия», – «религия потребления» стоит на том, что у человека должно быть всего в достатке, или даже с переизбытком. Что только достаток несёт человеку счастье. И они преуспели в этом. Мир «белого человека», по большей части наполнен до краёв продуктами цивилизации. Но становится ли от этого человек счастливее? Уровень жизни, о котором беспрестанно говорят, настолько относительная вещь, и не несёт в себе ничего по-настоящему объективного, что складывается впечатление, будто мы все сидим за покерным столом, и всё завит от умения блефовать. Природа так устроена, что стоит дать чего-то с избытком, и человек теряет к этому интерес. Он развращается, и при полном изобилии, в конце концов, теряется интерес даже к самой жизни. Голод, жажда, недостаток, в самом широком смысле слова, но никак не изобилие, являются генератором жизни, производящем стремление и желание. И мы наблюдаем ныне, как при всём своём прогрессивном накоплении богатств, прежде всего в Западном мире, человек этого мира, становится всё более слабым, неприспособленным и уязвимым. Как разрушаются его главные консоли духа, как нивелируется всё то, что приносило ему некогда счастье. Теперь он лишь успокаивает всё более нарастающие страхи в его сердце. Он словно тот наркоман, у которого уже атрофировалось чувство удовольствия от чрезмерных доз, и он лишь пытается успокоить боль. И именно эти страхи, вырастая словно эвкалипт, высасывают из его духа силы, и подталкивают его к неразумным вещам, подводя весь мир к неминуемой катастрофе.

Привычка – самое важное, самое основное свойство человеческого существа. Но только тот, кто периодически ломает свои привычки, что словно «скелет» формируются в его сердце, и делают его костным, не гибким и ограниченным, способен противостоять всем неприятностям на бренной земле, и позволяет не дать страхам разрушить себя, и всю свою жизнь.

Я с вами отчасти согласен, уважаемый Арманд. Но всё это, в определённом контексте, и с определённым фокусом «камеры обскура», можно отнести и к Западной цивилизации. Ведь она стала таковой, какой мы её ныне наблюдаем, только благодаря своей гибкости, креативу, и той жизненной силе, что созрела в ней на полях мятежных средних веков. И вся её агрессивность, связана с лишениями и недостатком, в коем пребывала эта цивилизация на протяжении многих веков. И её неминуемая стагнация предначертана только самой природой, её непреодолимыми законами. Ибо всякое существо на земле, да собственно и в космосе, стремиться к благоденствию, но получая его, тут же начинает стагнировать и вянуть, словно созревший цветок. И здесь играет свою роль разрушение, – катаклизм, что смывает всё, лишь для того, чтобы начать всё заново.

У человека бесчисленное количество врагов, как сугубо природного контента, так и цивилизационного. Начиная с космических рисков, и кончая болезнями. Он живёт в окружении «враждебного бульона», и каждую минуту его подстерегает опасность, как со стороны природы, так и со стороны его же соплеменников. Но самым главным врагом человека, является сам человек. Он сам беспрестанно создаёт для себя всевозможные риски. Его необузданные стремления всё вокруг себя переделать, «улучшить» и уйти от бренности своего существования, толкает его к пропасти. И большинство своих неприятностей он испытывает именно от своих заблуждений, что порождаются этими необузданными желаниями. Но это его природа, и общая фатальность его бытия, также необходима, как необходимо любое возникающее на полях этого бытия, локальное явление. Человек – лишь сегмент. Но именно на этом «сегменте» держится вся наша цивилизация, впрочем, как и природа в целом. Ибо, при всей своей не подчинённости природы человеку, именно он является, как «огнивом», так и «пожарным рукавом» этого мира.

Живописнейший закат Африканского континента, вызывал ностальгические чувства у всякого путешественника, волей случая, оказавшегося здесь. Висталь поблагодарил своего собеседника, и откланявшись, направился в прерию, навстречу этому неповторимому пейзажу, что красно-жёлтыми красками заполнял ландшафт. Он, в силу своего темперамента, и выработанным веками привычкам, не мог долгое время оставаться на месте. Желание менять без конца декорации, было главным мотивом его жизненного пути.