Текст книги "Действительность. Том 2"

Автор книги: Текелински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Для самой природы вещей, как известно, не существует ни «главного», ни «второстепенного», ни «низа», ни «верха». И все наши оценки, как феноменального, эстетического, так и морального характера, всё те же оценки объекта познания, – субъектом, и необходимо вбирают в себя принципы присущие форме пребывания оценивающего субъекта, трансцендентальной форме его ноумена. Мы, в силу собственного состояния, необходимо вынуждены смотреть на всё и вся, с точки зрения этого состояния. И та вездесущая и повсеместная иерархичность мира, вытекает как необходимая, для оценивающего разума, непреодолимая потребность.

Личность всегда жаждет двух вещей. – Возвыситься, и познать себя. Но как ей это сделать, как только не сравнивая себя со внешним? Как почувствовать себя, как только не на контрасте? Как возвыситься, не зная и не имея «низа»? Куда стремится, не видя, и не распознавая перспективы?

Каковы же преимущества и недостатки, (условно говоря), имеют по отношению друг к другу относительно «грубые», и относительно «тонкие» формы сцепления? Если посмотреть в мир феноменов исследовательским взором, и обозначить некие условные полюса «грубости» и «тонкости», и сравнить, взять к примеру, с одной стороны условного представителя «грубой формы материи» – камень, и «тонкой формы» – фотон, то их преимущества и недостатки будут совершенно относительны, и не в коей мере не будут нести в себе никакой абсолютной иерархической истинной абсолютности. Первая форма – инертна, жёстко сцеплена, медлительна в своём движении, и тем самым, долговечна в сохранении собственной формы. Вторая же, более мобильна, стремительна, агрессивна и гибка, и тем самым, менее долговечна. И вот что характерно. Существование этих противостоящих форм в пространственно-временном континууме, протекает в различных фатумах. Они существуют в разных мирах, и не встречаются никогда. И только наш ноумен, соединяет их в едином пространстве и времени. Наш разум втискивает в мир всё и вся, что только способен вообще, видеть, слышать, чувствовать и оценивать. Он объединяет и смешивает всё, что попадает в его поле зрения. Он разделяет и классифицирует, раскладывает по категориям все вещи, их принципы, которые сам же и создаёт, и которые не существуют в практике мира в себе. Ему необходима иерархия мира. Он не может существовать в ином контексте.

Для нашего впечатления и разумения «тонкая материя» впитывается «грубой». «Грубая» трансформируется в «тонкую». И по большому счёту, в природе всё течёт и меняется без всякого главенствования, без всякой иерархии. И как «тонкая материя» утончается до бесконечности, выходя за рамки нашего восприятия и даже осмысливания, так и «грубая» форма, «грубеет до бесконечности», превращаясь в нечто не доступное нам. Нам известна, (а по большому счёту неизвестна), лишь наиболее грубая форма для возможностей нашей осмысленности, в виде гипотетической «Чёрной дыры», как наиболее «грубой» формы существующей материальности, как некоего объекта за пределами наших чувств, как нечто существующего только в нашем разуме в виде трансцендентального опыта, и представляющегося нам, самой доступной (и в тоже время недоступной), некоей пограничной для нашего восприятия, формой.

Мы, люди, как некая определённая в себе «форма материи», с определённой тонкостью, и определённой грубостью, не являем собой вершину мироздания. Наше «царское повеление», в отношении более «грубых» форм, (впрочем, как и в отношении более «тонких» форм материи), лишь суть – «само-возвеличивание», не имеющее под собой, почти никаких оснований. Наше превосходство над ними, – суть наша иллюзия. Мы как тот майор, который чувствует себя верхушкой командования, находясь в своём подразделении, вершит свой произвол. Но стоит выйти из него, и обязательно найдётся тот, кто будет повелевать им. Мы разделяем и властвуем только в собственных критериях и оценках. Мы, в сути своей, лишь «форма материи определённой тонкости» и «определённой грубости». И вполне естественно, взирая в обе стороны от себя, видим, как более «грубую», так и более «тонкую» относительно себя, форму материи. И чем тоньше наша общая внутренняя структурность, тем больше для нас в мире будет «грубого», и инертного. Ведь всюду, во всех без исключения плоскостях, царствует – относительность.

Вся наша произвольность, (то, что мы называем свободой, в самом широком смысле слова), обеспечивается именно самой «тонкой составляющей» нашего субъекта, – «ноуменом». Ведь именно тонкость, а значит гибкость материи, является «эквивалентом свободы», как таковой. Ведь чем тоньше материя, тем она мобильнее. А мобильность, как в физическом, так и в трансцендентальном смысле, и есть воплощённый лейтмотив свободы. Наше преимущество перед более «грубыми» формами материи, именно в гибкости и мобильности, то есть, в наличии большей свободы. А недостаток, естественно, в скоротечности, и недолговечности нашей формы, в пространстве и времени. Но является ли первое преимуществом, а второе недостатком, с точки зрения метафизики? С точки зрения отсутствия «полной свободы», и отсутствия «общего для всех времени»?

Если бы в мире «самом в себе», было хоть какое-то становление, то у мира должен быть определённый «конец», как и необходимо должно быть «начало», как непременные условия всякого становления. Ведь без этих «полюсов», всякое становление теряет свой смысл.

Скажите на милость, как вообще, может быть становление там, где ничего не появляется, и ничего не исчезает? То, что мы оцениваем, как становление, на самом деле является простым изменением форм, трактующееся нашим спекулятивным по своей природе, разумом, как некое совершенствование. И становлением всё это, и совершенствованием, является лишь в нашем, ограниченном своим «пространственно-временным синтезом», разуме.

То, что в нашем разумении встаёт так ясно, почти неоспоримо, как становление, на самом деле является фикцией. «Прогресс», как и «регресс», правомерны только по отношению к ограниченному промежутку времени, который порождает действительная природа нашего разумения. Прогресс и регресс вообще, – так же абсурдны, как существование «низа и верха» вообще. И в этом смысле становление мира вообще, – абсолютная фикция. Но становление формы, в определённом нашим разумом промежутке времени, с последующим неминуемым распадом, – реальность. Только в рамках нашего пространственно–временного разума, только в рамках нашей действительности, возможно, какое-либо становление. Для природы совершенно всё равно, в какой стадии находится её объект, в стадии ли прогресса, или регресса. Для неё вообще не существует этих категорий, как не существует и иных других.

И вы поймёте всё это тогда, когда, проникнув в суть мироздания, осознаете по-настоящему, что такие критерии нашего осмысления как «высшее» и «низшее», «верх» и «низ», «прошлое» и «будущее», «живое» и неживое» наконец, отталкиваются друг от друга, и в тоже время стремятся друг к другу, подобно планетам космоса. Они, в нашем разуме, подобно сталагмитам и сталактитам в пещере, стремятся друг к другу, отсчитывая веками капли летящие сверху вниз, но им никогда не слиться в «сталагнаты», пока жив, пока существует разум, пока он функционирует. И обязательно сольются в нечто единое, когда ваш мозг, с его синтезированным коллапсирующим разумением, исчезнет. В мире не останется ничего противостоящего друг другу, ни «высшего» ни «низшего», ни «живого» ни «мёртвого», ни «прошлого» ни «будущего», – лишь незыблемость и полная фатальность пустоты.

Невинность мира и всего того, что в нём происходит, осознаётся только тогда, когда ты начинаешь понимать, что все твои поступки продиктованы, с одной стороны; необходимостью обстоятельств, с другой; твоей неизменной и в сакральном корне своём, не свободной сущностью. Что борьба в тебе, непримиримая борьба «грубого» (инертного) и «тонкого» (агрессивного), борьба мотивов «инстинкта» и «разума», определяет всё твоё воззрение и поведение, от самых незначительных поступков, до тех, что переворачивают подчас, мир социума вверх дном. И В этой борьбе, твоему гипотетическому «Я», по большому счёту, отведёна роль «приказчика», или, по крайней мере «наблюдателя». – «Зрителя», сидящего даже не в первом ряду. И когда ты осмыслишь всю фатальность этого положения, тогда для тебя откроется, что все твои решения и поступки, это результат победы того или иного мотива, – победы сильнейшего, где роль твоего «Я», сводится лишь к фиксированию, почти к нолю, как бы это ни было неприятно констатировать. Ведь по большому счёту, никакой свободной воли - не существует. Свободы, в своей абсолютной категории, быть – не может. Есть лишь иллюзия свободы, дающая нам возможность самой жизни, нашего бытия в действительности, средь вещей полярного мира, между «инертных скал», и «сверх мобильных фотонов».

Подобен книге.

«Подобно книге сокровенный мир,

лежит на полке молча, тихо.

Он первым редко говорит,

И если говорит, то очень сухо.

Как глубочайший фолиант,

его обложка – неприметна,

его присутствие едва заметно,

ему не нужен украшенья бант.

Нарядом ярким привлекает пошлость.

Смотрите! – Книга разноцветная лежит!

Навязчивость в ней и угодность,

своей доступностью манит.

Как проститутка у дороги,

своим нарядом привлекает похоть,

кому трудиться головою лень,

кто смотрит в книгу – видит фигу.

Мир сокровенный говорит лишь с тем,

кто, невзирая на неброскую обложку,

на труд извилин уповает, и на сплин

открыть стремится новый мир

Кто в каждой вещи ценит глубину,

Назойливую пошлость отгоняет, как-нибудь.

Мир говорит с ним языком идей,

в них образы божественного откровения,

открылась истина! – Ты чувствуешь, что рядом с ней,

ступая в такт божественного провидения,

всегда идет какой-нибудь злодей,

Герольдом правды машет, – лживый чародей…

Подобно книге, сокровенный мир,

лежит на полке, молча, тихо.

Раскрой же книгу, и она заговорит,

но диалект её, звучать он всё же будет сухо.

И краска горькая великих истин,

окрасит с ног до головы,

плоды смоковниц с потолка повиснут,

увидишь ясно ты значение борьбы.

Своей невинностью война любая,

твоим глазам откроет новый путь,

жестокостью своею соблазняя,

Мир светлый – сокровенную рисует суть…»

Каннибализм разума

Ты непременно хочешь собрать побольше истин? Словно грибник, ты ходишь по лесу мироздания, и собираешь «Грибы – истины». Выискивая их под «листвой обыденности», под «корягами привычки». Чем скрытнее лежала истина, тем большее удовлетворение ты получаешь, – охотник за грибами. Ты даже не представляешь, как один «гриб», похож на другой. Тебе они кажутся, такими разными. Как всякие грибы леса, приобретая различную форму, в сути своей, имеют идентичную споровую основу, так и истины, имея различную форму в нашем представлении, в сути своей, – одно. И как всякие грибы, истины не так безобидны, как кажутся на первый взгляд, и даже совсем не безобидны. В одних больше яда, в других меньше, но совсем без яда, истин – не бывает.

Порой нам кажется, что мы нашли совершенно отличный от других «гриб», но надрезав ножку, понимаем, что всё одно. Мы находим, казалось бы, совершенно самостоятельную, объективную и отличную от других истину, но через некоторое время вдруг осознаём, что её генетика, её суть – та же, что и у предыдущей. И что она отличается лишь формой, но никак не содержанием. И вот это содержание определяет только наш «разум». И как всякий предмет мира есть его отражение, так и всякая истина есть его собственная дефиниция. Ведь как вся действительная феноменальная реальность, с её бесчисленными предметами, это результат некоей экспансии твоего ноумена во вне, в виде некоей «синтетической волны», волны «искривлённой» на определённый лад после столкновения с внешними объектами, волны отражённой этими объектами, и вернувшейся обратно в виде зашифрованного алгоритма определённой формативности, так и всякая трансцендентная истинность твоего осмысления, есть лишь впечатление твоего оценочного разумения, относительно экспансируемых и возвращающихся волн твоей осознанности, но лишь на полях сверх тонкого астрального мира той же действительности.

Наша реальная действительность, это некое «дитя», зачатое от «совокупления» твоей внутренней сути – с внешней, более фундаментальной сутью бытия. И не только истина, как нечто законченное в своей форме, но и всякая иная форма нашего сознания, есть суть формодинамика нашего разума, с его экспансией во вне собственной волны, оплодотворённой уже устоявшейся в нём же самом, и лишь накладываемой на вне, укоренившейся грубой действительностью, так называемой внешней феноменальной реальностью. Реальностью, которая по большому счёту, есть лишь «окаменелая форма нашего прошлого архаического представления». «Действительность», со всей своей реальностью, подобна вековому древу, выкладывающему свои кольца, и покрывающемуся фундаментальностью коры, предстаёт нашему взору, как непреложная истинность реальности внешней действительности. Сталкиваясь с которой, каждую следующую секунду, наше тонкое мышление, оплодотворяется, и вместе с тем прикрепляется очередным кольцом, к этой длинной цепочке представлений. Синтез «внутреннего» с «внешним», а по большому счёту, синтез «грубого» – укоренившегося, с тонким – мобильным, гибким и уязвимым – вот что есть в сути своей, всякая реальная действительность. Зачатая в совокуплении, и взаимно оплодотворении, она развивается как всякое «дитя», самостоятельно, являя нам свою неоспоримую истинную реальность.

Наш разум, – разум абстрагированных идей, подобно кошке без конца рожает истины. Он рожает эти «формы своего разумения», чтобы кормить ими себя же. Эти «дети», как некий плод сношения нашего разума с «внешней действительной реальностью», а по сути, плод сношения разума с собственным искривлённым отражением, – кормят его. Он словно «каннибал», пожирает своих же «детей», получая истинное удовлетворение, лишь от этого процесса. Его «каннибальская сущность», это его естество. От других «блюд», необходимо выставляемых на общий стол его представления, восприятия и впечатления, он дряхлеет. Да! Ему иногда кажется, что он может питаться и чужими «истинами», что он только этим и занимается. Но на самом деле, его «желудок» способен по-настоящему усваивать только собственные истины. «Ферменты его желудка», способны к усвоению только близких форм сочетания. Всякого рода «суррогаты», это не то, что может сделать его по-настоящему сильным. Лишь собственное «мясо», делает его мощным, даёт ему рост и крепость. Такова природа нашего разума.

Мы, те, кто относительно отдалены от общей людской осмысленности, до поры до времени, пока наш разум не созрел, питаемся как все остальные чужими мыслями, суррогатами, словно «детским питанием». Но приходит время, и это «блюдо» становится для нас слишком пресным. Что ещё может удовлетворить наш «голодный разум», как ни «собственное мясо», «мясо собственных детей – мыслей»? Перейдя на эту пищу, мы всё меньше и меньше нуждаемся в суррогатных разносолах обыденности. И, в конце концов, мы уже не можем «есть» ничего кроме «собственных детей», «собственных мыслей», «собственных истин».

Но абсолютное большинство людей, так всю жизнь и питается чужими мыслями, и чужими идеями. Зациклившись на них, они останавливаются в своём развитии. Они не знают вкуса собственных мыслей, собственных идей. Я ни в коей мере не упрекаю их за это. Ведь это их природа, и с этим ничего нельзя поделать. Они даже гордятся этим, ведь, по крайней мере, как им кажется, то есть, они сохраняют в себе силу той иллюзии, что они не стали «каннибалами» в своей сути. Что их разум, питается чем-то посторонним. – Блаженные! Они думают, что, не питаясь «собственным мясом», но питаясь «мясом соплеменников», они не являются «каннибалами»?

Но дело в том, что и мы также живём в собственных недоразумениях. Ибо тот, кто считает, что питается только своими мыслями, так же культивирует в себе иллюзию. Иллюзию того, что это только его мысли, не спровоцированные и не навеянные никем и ничем из вне. Что он их рожает сам, даже не будучи оплодотворённым, без постороннего вмешательства. «Дети – истины» – сами из себя. – Эдакий «метафизический партеногенез».

Способность разума

Осознал ли ты, способен ли ты осознать великую фатальность мира, его незыблемую абсолютную безответственность. Его могущественное размеренное движение, подобное широчайшей реке. Не взирая ни на что, ни на помехи, ни на водовороты, она медленно течет, перекатывая разнообразные камни, и несёт в себе всё, что только способен вообразить ищущий разум.

Осознал ли ты своё место в этом мире? Осознаёшь ли своё ничтожество, когда смотришь широко, в масштабе бескрайнего космоса? Осознаёшь ли в полной мере свою мощь, когда твой взор устремлён в «узость мира», в микромир? Понимаешь ли, что единственно возможный, и единственно существующий центр мира, это твой взор, твой маленький, и в то же время безграничный разум.

Что способен узреть твой глаз? Что способен узреть твой внутренний взор? Способен ли твой разум переварить всё то, что воспринимает твой взор? Только лишь малую часть? Он начинает ворчать и кашлять, говоря при этом: Куда столько…, я не осилю! Я не в состоянии всё это переварить. Отплёвываясь, он, в конце концов, отворачивается. «Аппетит его воззрения» прямо пропорционален его способностям. А когда ему в «глотку» начинают запихивать то, что он не в состоянии переварить, не в силах воспринять, он выплюнет и скажет: Мне это не нужно! Или даже так: Кому это вообще нужно? И это вполне естественно. Ведь каждый разум, невзирая на свои способности, всегда точно знает, что для него интересно, а что нет. Всегда считает себя последней инстанцией в оценке всего мелкого и всего глобального, всего грубого и всего тонкого. Всегда считает себя последней инстанцией в оценке «полезности», или «бесполезности» того, или иного. И это вполне правомерно, ведь он судит только по отношению к себе, ему интересно только то, что он способен переварить. И в этом смысле наш разум, похож на наш желудок, который диктует нам, наши кулинарные вкусы. Наш разум, его «оценивающая ганглия», диктует нам вкусы нашего воззрения, формирует наши желания, в зависимости от потенциального удовлетворения. Способности нашего разума переваривать, определяют не только наши пристрастия и наши интересы, но и всю картину мира, всю его пошлость, величие, и истинность. Ведь нам интересно только то, что мы способны усвоить. Мир наших оценок, это единственно существующий для нас мир. Мир всегда прекрасен для нас, когда мы в состоянии его воспринять и оценить, и становиться сверх безобразным, когда мы не в состоянии этого сделать.

Физиология существенности

Ещё более углубляясь в физиологию разумения, как всякого иного процесса, хочу продолжить эту параллель. Способность переваривать пищу, зависит от наличия определённых «ферментов» в организме, которые производятся «секреторной функцией». Работа же, секреторной функции, то есть продуцирование и выделение необходимой определённой группы ферментов, зависит напрямую от того, какая пища поступает в организм. Здесь одно, – формирует и определяет другое, которое, в свою очередь, зависит от первого. То есть способность переваривать определённую пищу, зависит от способности выделения ферментов, а выделение ферментов, в свою очередь, зависит от поступающей в организм определённой пищи. Круг замыкается. – Взаимопровокация.

И вот к чему собственно, я. Дело в том, что это самая наглядная схема механизма формирования всякого восприятия, вообще. В этом механизме скрывается креативная причина нашего взаимоотношения с внешним миром. Этот механизм определяет взаимодействия во всяком синтезе формирующем, как отдельные составляющие внешней феноменальной действительности, как саморегулирующие системы и организмы внутренней действительности, так и нейрофизические процессы головного мозга, и вытекающие из этого механизма трансцендентальные образы сознания, как воплощения самого «тонкого метаболизма нашей реальной действительности». Ведь эти механизмы присущи как чисто физиологическим процессам, происходящим в желудке, так и процессам, происходящим в нашем разуме, инстинктивного, рационального, и трансцендентального и идеального планов.

Эти механизмы питают древние корни, имеющие главной своей целью приспособляемость к внешним условиям. Как наш желудок питается внешней пищей, так и наш разум нуждается в определённой пище из вне, которая, в свою очередь, формирует его вкусы и пристрастия. – То, что я назвал простым взаимовлиянием. Как развитие способностей желудка, зависят от поступающей пищи, так и развитие разума, так же, зависит от того, какими «продуктами» вы его кормите. Желудок и разум. У них разные «рты», и разные формы функционирования, но сущность их сакральных механизмов, – аналогична.

Скажу несколько слов о взаимодействии нашего разума и желудка. О том, что наша мысль, в своей глубинной трансцендентной метафизике, немало зависит от пищи, потребляемой нашим желудком. Ведь если форма мысли, её острота, её гармония, это отражение формы нашей внутренней организации, то её энергия, это трансформированная субстанциональность той материальности, которая приносится в нас с поступающей через желудок пищей. И «субстанция мысли», зависит как от физической пищи, перевариваемой нашим желудком, так и от трансцендентного влияния нашего разума на работу желудка. Продукты, поступающие в наш организм, проходят колоссальный путь трансформации и преобразования, начиная с пережевывания, переваривания в желудке, они обрабатываются ферментами, всё время на своём пути, получая новую форму, в конце концов, поступают в каждую клеточку нашего организма. Где как на фабрике, преобразовываются в самую тонкую форму материи, в электромагнитные импульсы, – токи мизерной величины. Затем эти токи, вливаясь в «общую реку внутреннего энерготока», наконец, конденсируются в нашем мозге, приобретая уже законченную форму разумения, самую тонкую и самую упорядоченную и организованную из всех форм, присущих нашей действительности. Они воплощаются в продукт, называемый нами мыслью, которая экспансируется вовне, создавая и меняя внешнюю реальность бытия. И в этом смысле, именно в нашем желудке, начинает своё рождение всякая мысль.

Но что самое интересное, как я уже отмечал, существует не только взаимозависимость, но и взаимовлияние между работой нашего разума, и работой нашего желудка. Наш разум развиваясь, и приобретая новые свойства, (в развитии которого не последнюю роль играет желудок), посылает флюиды нашему желудку, меняя тем самым, его вкусы и пристрастия. Желудок, через целый комплекс посредников, выдавая более качественную продукцию, заставляет мозг ещё более интенсивно развиваться. Это взаимовлияние, повторюсь, отражение всякого взаимодействия в мире, порождающего восприятие, как таковое. Вот такая физиология. Всякое влияние, – есть суть взаимовлияние. Всякое становление, – есть суть взаимостановление.

Наш организм, – это слепок с мира. Чтобы понять, как происходят те или иные процессы в природе, достаточно внимательно посмотреть в себя. Там ты найдёшь всё, что тебе для этого нужно. Всё, что ты найдёшь в себе, ты найдёшь и в окружающем мире. И наоборот. Всякая «конструкция» внешнего мира, и главные принципы всякой «саморегулирующейся системы», (если посмотреть на них непредвзято, а главное глубоко), будет непременно походить на наши внутренние механизмы и внутренние принципы. Отличаясь лишь своими феноменальными индивидуальными формами. Ведь все оценки, оценки принципов и механизмов, это всеобъемлющая и неистребимая способность нашего разума, видеть то, что он хочет видеть. Он всегда находит то, что желает найти.

Посмотрите непредвзятым взглядом на то, что мы делаем, что создаём и изобретаем. Нам кажется, что мы делаем что-то новое. Но всё это не выходит за рамки общих природных принципов и механизмов, присущих как нашему организму, так и миру в целом. «Машины», – (дополнительные «органы для тела», как продолжение и усиление наших возможностей). «Политические партии, государства», – (системы, в сути своей, повторяющие устройство как нашего, так и всякого организма). «Меж клановые баталии», – (как отражение внутренней борьбы во всякой системе). «Искусство», – (как чистое отражение нашей души). И т. д. и т. п. Всё, в своей сущности, повторяет уже существующие принципы, одно копирует другое, находя своё отличие лишь в форме, объёме и скорости.

Ну а последние изобретения электроники, как дополнения к нашему разуму, пролонгация увеличения его возможностей. – В сути своей, новые искусственно созданные «ганглии» для нашего мозга. Я имею в виду, конечно же, компьютер. Это вообще отдельная история. Его механизмы, его свойства, подошли так близко к функциональным особенностям нашего мозга, к принципам и формам его функционирования, что подчас создаётся обманчивое впечатление, будто он копирует и полностью повторяет работу разума. И пусть, на самом деле, его возможности ещё слишком далеки от возможностей нашего формирующегося веками «процессора», но его принципы аналогичны процессам, протекающим в нашем мозге. И даже «сущностный фундаментальный материал» для его функционирования – один – электротоки малой величины, с их безграничными возможностями собственного форматирования, и соответствующей этой формативности, бесконечно возможной информативной кодированной содержательности. Здесь нет лишь, присущего нашему разуму произвола, и свободы выбора, как некоей изначальности, некоей самопроизвольности, являющейся в нашем представлении главным пантеоном жизненности, как таковой. – Всего того, что по большому счёту, является нашей же иллюзией, и составляет главную основу веры в жизнь, как в нечто выходящее за рамки всего существенного, всего существующего вне нас в мире реальной действительности, и стоящего над всем мирозданием, бастионом божественности.

Как всякая машина, созданная человеком, расширяет возможности его тела, так компьютер расширяет возможности его разума. Лишь как некое усиление и расширение функциональности, в дополнение его доминирующему «произвольному разуму». Но и некое подобие относительной «произвольности компьютера», не за горами. Он уже показывает чудеса самостоятельности. И пусть «абсолютная произвольность», как некое воплощённое олицетворение «свободной воли нашего разума», являются фикцией нашего же разума, но относительная произвольность, воплощающаяся в доминировании исходящих из его недр апперцепций и дефиниций, здесь бесспорно, имеет место быть. По отношению ко всему, так называемому «неживому материалу», мы, на самом деле обладаем относительным произволом, и относительной свободой. Но этот произвол и эта свобода, являются таковыми, и несут в себе истинность только с точки зрения нашего же проблематического, ассерторического и аподиктического разума. То есть, с точки зрения его же модальности. Он создаёт относительный произвол, и выращивает в себе свободу воли, так же как мир действительности создаёт и выращивает свою фауну, с её разнотипными, казалось бы, произвольными и свободными насекомыми и животными. Но эта произвольность и свобода им только снится.

Для того чтобы осмыслить метафизику, понять все процессы происходящие в мире действительности вообще, и в нашем социуме в частности, достаточно проанализировать глубинные процессы, происходящие в доступных нашему анализу локальных системах, к примеру, в так называемых «живых органоидах». Природа явлений всюду одна. Строя параллели и проекции можно достаточно точно предсказывать возможное разворачивание событий в социуме. Ведь его «организм», «организм социума» и его «кланов», в точности повторяет все динамические и статические процессы, происходящие в организме всякой «биологической единицы». И эти процессы глубоко индифферентны по отношению к принадлежности форме системы. Главное здесь суметь идентифицировать тот или иной процесс, и провести параллель. Или говоря метафорически сделать нечто вроде лингвистического перевода, с языка на язык, но только в области метафизики этих явлений.

«Незримый первофеномен», – суть мира, воплощённая в каждом явлении так называемой «неживой природы», необходимо составляет основу субстанциональности всей так называемой «живой природы». Где лишь форма системности, её строгой упорядоченности на определённый лад, определяет её относительную абстрагированность от мира «неживой природы».

Я уверен, что на этой дороге лежат большие открытия, как для нашего «рационального разума», так и для «трансцендентального» и «идеального». Если смотреть в суть нашего восприятия мира, то всё, что мы оцениваем, как «наблюдатели», с одной стороны; Есть наш субъективный взгляд, который всегда находит то, что хочет найти, и всегда оправдывает то, что ему оправдать необходимо. Он находит «сходство и нераздельность», даже в явном противоречии. Он делит то, что неделимо! Он всегда будет видеть, осознавать, и оценивать в соответствии настройке своего собственного «фокуса». Ведь, строго говоря, при определённом настрое, при определённом «фокусе воззрения», можно найти схожесть между топором и земляникой. Ибо всё это, лишь игры нашего разума. С другой стороны, всё, что нас окружает, и мы сами в этом окружении, в своей сакральной сущности – одно. Всё есть материя, сцепленная в разные формы пребывания. И отличие одного от другого лишь в самой форме, в определённом порядке этого сцепления. – Порядке, в самом широком смысле слова. И всякие, называемые «природные силы», являющиеся генератором и толкателем всевозможных трансформаций в этом мире, необходимо относить к «форме материи». – К самой «тонкой» в нашем кругозоре. И в силу своей «тонкости», чрезвычайно гибкой, мобильной и агрессивной. И всякая «форма материи», даже самая «грубая и инертная», при определённых условиях может трансформироваться в самую «тонкую форму». – В волну определённого порядка, со своей определённой длинной и амплитудой колебания. Которая в силу приобретения новых качеств, начнёт действовать в соответствии приобретённой субстанциональности. Камень превращается в свет (поток фотонов), железо в электричество (поток электронов) и магнетизм, наша плоть в мысль. – Всё что, так или иначе, относят к чему-то сверх возможному, к некоему «божественному началу», является в сути своей, проявлением «утончённых форм материи». А точнее сказать, проявлениями выходящих за пределы простых возможностей нашего тела, волн. Они не появляются каким-то мистическим образом в нашем мире, они часть этого мира, а значит, являются лишь определенной формой субстанциональности общего мироздания.