Текст книги "Если вызов брошен (СИ)"

Автор книги: Svir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Пролог ==========

– В чем наша сила?

– В памяти и чести.

– В чем наша слабость?

– В чести и памяти.

– Что нас ждет?

– Бой.

– Когда пробьет наш час?

– Мы узнаем.

– В чем наш долг?

– В том, что никто иной не исполнит.

(с)

В. Камша «Талигойская баллада».

Король был сер, как небеленое полотно. Лицо не выражало ничего, в глазах плескалась безнадежность. Меч Раканов располагался за его спиной, но Эрнани не мог не только взмахнуть им, но и просто поднять.

Эории чинно рассаживались по залу. Они пришли безоружными, как и велел обычай. Женщины занимали специально отведенные для них скамьи, устланные мягким сукном под цвета Великих Домов, к которым они принадлежали. Мужчины располагались напротив. Если кто-либо и понимал, зачем их позвали, то молчал. Как безмолвствовали и те, кто не понимали ровным счетом ничего.

Голос Эрнани был невыразительным, но слушали его все (даже, кажется, затаив дыхание). То ли пытались проявить почтение, то ли просто стремились наконец услышать причину ночного сборища.

– Глава Дома Волн, Эктор герцог Придд, по праву Чести потребовал собрать Полный Совет. Пусть говорит, – разрешил король, и вслед за ним все присутствующие произнесли ту же фразу.

– Пусть говорит.

– Пусть говорит…

– Пусть говорит!

…

Ненависть, презрение, непонимание, недоумение, наигранное безразличие, злорадство и скрытый триумф звучали в их интонациях. На фоне эмоций, облеченных в слова, абсолютно нейтрально, отрешенно и лениво звучал голос Рамиро Алвы. Алан Окделл не удержался от того, чтобы взглянуть на него. А еще – на Октавию. Срок подходил, и ночные бдения вряд ли шли ей на пользу. Его собственная супруга волновала Алана в гораздо меньшей степени.

Происходило что-то очень скверное. По крайней мере, он, Рамиро и Шарль понимали это очень хорошо. У Алана даже возникло почти нестерпимое желание встать возле короля, но подобную дерзость он, разумеется, не мог себе позволить.

Придд поднялся со своего места.

– Я обращаюсь к Чести и Памяти, – уверенно и даже нагло заявил он.

Алан поморщился. После того, что Придд натворил, после всех промахов и ошибок, которые исправил за него Рамиро, он не смел не только так держаться, но и вообще говорить.

– Я, Эктор-Фридрих-Иоаганн Придд, глава Дома Волн и маршал Талигойи, с болью и горечью объявляю, что силы нашего возлюбленного короля Эрнани истощены, и он просит Высокий Совет принять на свои плечи заботу о государстве.

Произнесенное позже Алан не слушал: в висках набатом била кровь, а взор заливало алым. Какой недуг, право?! Эрнани болен – это известно всем. Враг под стенами тоже стоял не первый день. Так почему разговор зашел именно сейчас?

Придд мог узнать о том, что король собрался забрать у него маршальский жезл. Но тогда все происходящее – не иначе как…

Неприметная серая бабочка – такие обычно рождались в старых тканях – сделала попытку сесть Алану на сгиб локтя. Он раздраженно отогнал ее и невольно проследил взглядом за полетом. На хорах стоял арбалетчик в лиловом – цвет герцога Придда!..

– Измена!

Вначале Алан не понял, кто кричал. Он машинально ударил по бедру, но меча не было. А потом он неожиданно осознал, что это Эрнани. Странно изменившимся, совершенно не своим голосом, но все же Эрнани!

Время остановилось. Все уже было кончено, когда он бежал к королю. Алан видел, как падал Эрнани, смотрел на дротик, глубоко засевший в горле, на тонкую струйку крови, вытекающую из уголка рта. Глаза короля распахнулись и медленно стекленели, а Алан все бежал к нему.

Кто-то попытался заступить дорогу, но не преуспел в этом. Алан давно не верил в одряхлевшее величие, но если и осталось в нем что-то от прежних Повелителей Скал, сейчас оно проявилось. Он ощущал себя горным селем, сметающим все на своем пути. Никто и ничто ему не помешало бы. Еще один дротик чиркнул совсем рядом, но не задел, а потом Алан на кого-то налетел, замахнулся, но успел остановить руку.

Рамиро широко улыбался ему – так, словно ничего не произошло. Он стоял и держал за плечи, не позволяя ступить ни шагу дальше, не подавая вида, будто эти действия стоят ему значительных усилий. Только теперь до Алана начали долетать звуки, но вовсе не те, которых он ожидал. Кроме него и Рамиро, никто не сдвинулся с места. Впрочем, вряд ли нашелся бы кто-нибудь отчаянный: за спинами эориев стояли арбалетчики. Но много хуже было то, что под прицелом находились и женщины.

– Вы только что совершили чудовищное преступление, – заявил Шарль.

– Я только что дал надежду всем нам! – прокричал Придд, и его голос многократно повторило эхо.

– И чего вы хотите? – спросил кто-то. Алан не узнал голоса, а обернуться не посмел. Ему казалось, если он отведет взгляд от черных глаз Рамиро, то сойдет с ума.

– Что дальше?!

– Далее мы принесем присягу юному принцу, а ныне королю Эркюлю Ракану и разгромим выскочку Оллара! – воскликнул Придд.

– А регентом, конечно, будешь ты, – выплюнул Шарль.

– Не обязательно, – отозвался Придд. – И хотя моя кандидатура была бы предпочтительнее прочих, я уже сделал больше, чем мог.

Алан хотел выкрикнуть ему в лицо все, что думал по этому поводу, когда Рамиро до боли сжал его плечо и произнес скучающим тоном:

– Так вам нужны лишь клятвы, а после мы можем быть свободны?

– Совершенно верно, – отозвался Придд с немалым удивлением в голосе; похоже, он не ожидал от Рамиро этого вопроса. – Вы поклянетесь кровью в лояльности к Талигойе и королю Эркюлю и можете быть свободны вместе со своей супругой.

– Превосходно! – Рамиро улыбнулся еще шире. – В таком случае я клянусь кровью защищать свою страну и делать все, что сочту нужным для ее блага, – Придд попытался перебить, но он не обратил внимания. – Также я обещаю хранить своего короля. Алан, скажите этому господину то, что он хочет услышать, и идемте отсюда.

– Я, Алан герцог Окделл, клянусь кровью быть верным роду Раканов и хранить свою страну.

Если бы не Рамиро, он никогда не поддался бы на шантаж этой скользкой мрази. И уж точно не извратил бы слов клятвы. В голове промелькнула мысль о том, что неспроста кэналлийский герцог не назвал принца Эркюля, но поразмыслить над ней как следует Алан не успел.

Рамиро вцепился в его руку как клещ и уже тащил к скамьям, на которых расположились дамы. Первым делом они забрали Октавию, затем Алан подал руку Женевьев.

Они покинули зал вместе, и никто не посмел им помешать. Придд, возможно, и не поверил, да только уже ничего не изменишь: нельзя клясться дважды, как и дополнять уже произнесенное. Теперь горячая кровь Алана принадлежала Раканам и Талигойе, и он даже не испытывал по этому поводу противоречивых чувств.

До вечера следующего дня.

Всего несколько часов отделяли его от того момента, когда Рамиро попытается открыть ворота Франциску Бастарду, но окажется убит, а сам Оллар настолько тяжело ранен, что почти не будет отличаться от мертвого. Когда Алан ворвется в покои едва родившей Октавии и, схватив ее на руки и не слушая причитаний кормилицы, наскоро собирающей ребенка и все необходимое, побежит к королеве Бланш, а потом – дорогой королев – дальше из города.

Он так и не поймет, как кэналлийцы окажутся именно там, куда выведет их подземный ход, но будет рад хмурящемуся Эчеверрии, как никому в жизни. Там он простится с Октавией и передаст ей то единственное, что сумеет взять у погибшего друга, – амулет Ветра.

Октавия будет звать его с собой, да только клятва на крови не оставит Алану выбора. К тому же в городе у него останется Женевьев и сын.

Он вернется тем же путем, что и уходил, а в покоях королевы окажется Придд, домогающийся внимания Бланш. Вернее, так покажется Алану. Насилует ли Придд королеву, или все происходит по обоюдному согласию, будет для него неважно. Алан впервые пойдет против своей чести и совести, но до самой казни не пожалеет об этом. Он заколет безоружного Придда в постели, потому что скользкая тварь, убившая своего короля, недостойна поединка.

========== Глава 1 ==========

Дик лениво рассматривал придворных, раз уж дворец не произвел на него никакого впечатления; те, впрочем, тоже наводили скуку. Он впервые посетил столицу и пока не сформировал окончательного мнения о ней, но нынешний бал его не воодушевлял, а заинтересованные взгляды, которые он то и дело ловил на себе, настораживали.

Ехать ко двору он не хотел, но по обычаю, введенному королем Анэсти Раканом, все отпрыски Великих Домов и их кровных вассалов, достигшие совершеннолетия, обязаны были предстать перед королем и поклясться тому в верности собственной кровью. Учитывая то, что в возраст Дик вступил еще год назад, его пренебрежение традицией могли счесть неприличным и даже заподозрить в готовности к мятежу.

Отец, вот уже полтора года участвующий в вялотекущем военном конфликте с Дриксен, отписал, чтобы Дик решал сам. У него, как и у всех Окделлов, начиная с Алана, с талигойской властью были весьма натянутые отношения, благо Надор являлся настолько богатой провинцией, что приструнить его герцогов не мог даже король. Да и сам род Повелителей Скал разросся, и совершать покушения как на главу Дома, так и на его наследника оказалось бы совершенно бесполезным занятием.

Временами отец сетовал на то, что только древняя клятва все еще держит Надор под властью Талигойи, однако исказить хоть слово из нее не решился еще ни один Окделл. Вернее… почти ни один. Алан, которого прозвали Убийцей после того, как королева Бланш прилюдно обвинила его в покушении на нее саму и регента Придда, клялся кровью в верности Раканам и их стране, и вслед за ним так же поступали все его потомки, владеющие провинцией.

«А королевский дворец запущеннее нашего замка, хоть и менее древний», – злорадно подумал Дик, наткнувшись взглядом на жирного паука, устроившего себе пристанище между позолоченной рамой с портретом Эркюля Ракана и стеной, по которой вились мелкие трещинки.

Король, танцующий сейчас с его сестрой, герцогиней Айрис Окделл, вызывал у Дика странные чувства. На первый взгляд он не мог не нравиться – высокий, светловолосый и голубоглазый, почти тридцати лет от роду, Альдо Ракан казался самим воплощением мужественной красоты, каким и обязан быть потомок анаксов, однако лишь до того момента, пока рядом с ним не оказывался экстерриор. Герцог Вальтер Придд и Его Величество были слишком похожи, а кто же из потомков Алана не помнил, за каким именно занятием тот застал Эктора.

Танец закончился, Его Величество вернул ему сестру и не удержался от дружеского похлопывания по плечу. Дику подобное поведение показалось бестактным.

– Герцогиня, вы прелестны, – проговорил король и удалился.

– Павлин, – фыркнула Айрис; к счастью, достаточно тихо, чтобы ее услышал только Дик. – И отец еще размышлял, не отдать ли меня этому… пугалу в белых штанах? Ни за что на свете!

– Айри, прошу тебя, не здесь.

– Замечу, дорогой братец, Женевьев Окделл не стала бы стесняться в выражениях, будь она на моем месте.

– Лучшей компаньонкой Женевьев Окделл являлась вдовствующая королева Бланш, – заметил он. – Потому ей многое сходило с рук, в том числе и то, что она так и не вышла замуж и владела Надором практически единолично до вступления в совершеннолетие своего сына Ричарда, а после его отъезда в Ноймар и женитьбы – Эдварда.

Айрис вздохнула. И она, и все Окделлы конца круга Скал пытались и никак не могли разобраться в той давней истории. Эдвард погиб при невыясненных обстоятельствах: спустившись однажды в подвалы надорского замка, он так и не вышел из них, попросту исчезнув. Прибывший спустя месяц Ричард, к тому времени являвшийся правителем Ноймара – независимого королевства на севере, – не захотел отделять Надор от Талигойи, а оставил в нем наместником шурина. Элрин Литтенкетте управлял провинцией до того момента, пока старший сын Ричарда – Мэттью – не вступил в возраст.

Его Величество уже занял трон и о чем-то пылко беседовал с Робером Эпинэ, Первым маршалом Талигойи. Регентом при юном короле Эркюле после смерти Эктора Придда стал Шарль Эпинэ. С тех пор Повелители Молний и Повелители Волн всегда стояли подле трона Ракана.

Дик прикусил губу. Будь Надор слабее, не имей он прочных и нерушимых связей с Ноймаром и Гаунау, его непременно попытались бы уничтожить. Словно прочитав его мысли, Альдо поднял взгляд, послал им еще одну улыбку и помахал рукой.

– Павлин, – фыркнула Айрис.

– О Дивине ты и то лучше отзывалась, – заметил Дик.

– Вот уж от чьего предложения я не стала бы отказываться, – заметила Айрис.

– Но он же старый.

– Значит, не станет мешать устраивать личную жизнь так, как захочу я, – она повела плечом.

– Да, но он… – Дик не знал, как поделикатнее намекнуть. Айрис, несмотря на отсутствие у нее большинства предрассудков, свойственных талигойской знати, все же являлась барышней. – Гайифец, – наконец сформулировал он.

– Именно! – воскликнула Айрис, забыв, где именно находится, и привлекая к себе ненужное внимание. – Значит, он к тому же не будет требовать от меня исполнения супружеского долга, а его мальчиков я уж точно переживу, – заметила она тише.

Дик с сожалением ощутил, как щекам стало жарко. Он терпеть не мог детской особенности легко краснеть, так и не ушедшей с возрастом. Говорили, что она свойственна рыжеволосым людям, но в роду Повелителей Скал точно не могло затесаться ни одного гогана.

Айрис, разглядев его реакцию, звонко рассмеялась.

– О, Создатель, Дикон…

«Пламя Севера» – так называли в Талигойе надорских герцогинь. Ярким взрывным темпераментом они затыкали за корсажи даже дорит жаркой Кэналлоа.

– Если таково твое желание, я отпишу отцу. Не сам Дивин, но его ближайший родич….

– Только если он тоже будет… гайифцем.

Дик хотел ответить, но не успел. Раздался трубный глас, и все разговоры тотчас смолкли.

– Соберано Кэналлоа, Рокэ герцог Алва, – возвестил герольд, после чего в залу будто ворвался черный вихрь.

Сопровождаемый четверыми рэями, одетыми во все черное, как и он сам, повелитель некогда подконтрольного Талигойе полуострова подошел к трону. Дик отметил, что, несмотря на цвет волос, который нынешний соберано наверняка унаследовал от родичей-морисков, кожа у него была бледнее, чем у исконных талигойцев. Даже они с Айрис выглядели смуглее.

Дик впервые видел знаменитого Кэналлийского Ворона. В детстве он рассматривал гравюры с изображением Рамиро Алвы, прозванного Предателем после неудачной попытки открыть ворота Франциску Бастарду. Внешне Рокэ отличался от него, однако при этом и неуловимо походил. Из мемуаров, оставленных Женевьев Окделл, было известно, что Рамиро казался воплощением собственной стихии. Спокойный и даже отрешенный, он мог в мгновение ока сорваться с места. Рокэ производил такое же впечатление.

Он быстро пересек зал и, остановившись подле возвышения, на котором находился трон, водрузил ногу на первую ступень.

– Позвольте засвидетельствовать свое почтение, – небрежно проронил он и застыл.

Кажется, король не подозревал, будто все произойдет столь стремительно. Конечно, о приезде в Кабитэлу кэналийского посольства во главе с самим Вороном было известно заранее. Южане прибыли вчера в полдень. Разумеется, все ждали, что обустраиваться на новом месте соберано будет минимум неделю и лишь потом посетит дворец. Алва решил иначе.

– Мы рады приветствовать соберано независимой Кэналлоа, – произнес Альдо, невольно выделив «независимой».

Если бы в свое время Алан Окделл не вывел из столицы Октавию с новорожденным соберано, полуостров наверняка вошел бы в состав Талигойи как одна из провинций. Однако Рамиро Младший не только отказался присягать Ракану, но и объявил о том, что отныне не желает знать и слышать ни о Талигойе, ни о каких-либо кровных клятвах и древней чепухе, из-за которой погиб отец. Позже он сам и его потомки все же оказывали Раканам военную помощь, но только за отдельную плату, действуя как наемники, а не дружественные соседи. При этом Кэналлоа отказывалась входить в союзы и коалиции против Талигойи и никогда не сражалась на стороне ее врагов.

Пойти на Кэналлоа войной не представлялось возможным никому. Южане не пустили бы захватчиков на свою территорию с суши, закрыв перевалы. А с моря их прикрыли бы мориски. Независимое герцогство не примкнуло к Багряным землям, но сохранило с ними прекрасные отношения. Тому немало способствовали многочисленные браки и договоры на крови по древним абвениатским обычаям.

– Беспрецедентно, – проговорил вслух кансилльер, неожиданно оказавшийся рядом с Диком. – После Рамиро Предателя никто из соберано не приезжал в Кабитэлу.

Дик резко обернулся: ему показалось, что Квентин Дорак произнес эти слова не просто так, а лично для него. Тот улыбнулся уголками губ и поинтересовался:

– Помнится, Окделлы дружили с этими южными дикарями, не к вам ли он примчался?

Дик на мгновение лишился дара речи, а лис с борзой собакой на гербе поспешил откланяться раньше, чем удостоился ответа.

– Вот ведь… – с досадой выплюнул Дик. С другой стороны – может, и к лучшему, что не ответил. Грубить старшим нехорошо.

– Черный лев, – с восхищением в голосе произнесла Айрис, глядя на Алву.

В облике кэналлийца действительно прослеживалось нечто хищное, но столь лестная оценка сестры Дику не понравилась.

– Вороны, как известно, всеядны.

– А еще не поддаются дрессировке. Слишком уж свободолюбивые птицы с капризным нравом, – она поиграла бровями. – По крайней мере, так утверждает отец Маттео, но у меня нет ни малейшего желания оспаривать его мнение.

Вскоре Айрис заинтересовала игра в фанты, и она покинула Дика. Он остался подпирать спиной колонну. Танцевать ему не хотелось, к тому же он помнил наставления матушки и наказы тетушки Аурелии: большая часть незамужних эрэа была бы совершенно не против надеть на запястье браслет будущей герцогини Скал. Отец часто смеялся, рассказывая о том, что за первым танцем обязательно последует второй, а там и до слухов о романе недалеко, которые сначала распустят деятельные родичи эрэа, а потом сами же и придут скандалить.

Дик предпочитал не допускать распрей и не отвечать на предъявленные претензии, попросту не влезая в неприятности. Ни с эрэа, ни с эрами он общаться не желал и, пожалуй, единственное исключение из этого правила он готов был сделать для наследника Вальтера Придда – Валентина. Граф был приблизительно того же возраста, что и Дик, но держался слишком высокомерно, раздражая самим своим видом. Дома Скал и Волн враждовали с начала круга, но это вряд ли давало право Валентину демонстрировать презрение.

Несколько раз поймав на себе заинтересованные взгляды Катарины Ариго и ее наперсницы Дженнифер Рокслей, скучающих в ожидании кавалеров, Дик понял, что пора менять диспозицию. Обе питали интерес к ухажерам младше себя и не постеснялись бы подойти первыми. Тем более к нему направлялись кансилльер Дорак с одной стороны и преподобный Штанцлер с другой. Последний был духовником еще Алисы Дриксенской, но остался в Талигойе после ее высылки на родину, отчаянно и безнадежно пытаясь завладеть доверием вдовствующей королевы Матильды. Та не поддавалась, но и не гнала, предпочитая общество давно известного шпиона Дриксен тому, чтобы вычислять нового.

В саду стоял томный вечер, напоенный ароматами сирени и роз, рано расцветших в этом году. У Дика голову вело от цветочных запахов. Он предпочитал тонкий еловый дух – ненавязчивый, не лезший в нос и не оседавший на одежде.

Блуждая по тропинкам, он в конце концов забрался в сущую глушь и устроился на скамье, притаившейся в зарослях акации. Отсюда он не мог видеть возможных посетителей этой запущенной части сада, но и сам оставался незаметным. Когда прямо над головой послышались голоса, Дик посчитал неправильным привлекать внимание, а позже не захотел.

– Мне не верится, что этот молодой вепрь не захочет что-либо изменить.

Дик плохо запоминал голоса, когда не старался намеренно, однако следующая реплика, произнесенная вальяжным снисходительным тоном, могла принадлежать только Его Величеству.

– После принесения клятвы будет уже совершенно неважно его желание менять или не менять существующее положение вещей, – послышался хлопок; видимо, Альдо ударил собеседника по плечу. – Этот, как ты назвал его, вепренок проговорит присягу Святого Алана слово в слово и останется ей верен на всю жизнь.

– Не слишком ли сильно мы держимся за старое, Альдо?

– Робер…

Дик прикусил губу. Так собеседником короля был Эпинэ? Не то чтобы он говорил с явным пренебрежением, но интонации все равно не нравились.

– Робер, – повторил король, – неважно, держимся мы за клятву крови или нет, главное – ей следуют Окделлы. Они связывают руки сами себе и слишком глупы, чтобы не делать этого. Традиции, мой дорогой друг, – вещь столь же полезная для одних, сколь разрушительная для других.

Дик сжал кулаки.

– Поступи Ричард как-то иначе, его не поймут свои же. Ему в таком случае останется лишь посочувствовать. Слышал историю про Эдварда, младшего сына Алана Убийцы? Он изменил слова клятвы и в один прекрасный день пропал в собственном замке. Думаешь, просто так?

Дик едва заставил себя усидеть на месте. Подобное отношение и к его роду, и к нему самому сильно задевало. Тот, кто называл верность глупостью и распускал сплетни, был недостоин зваться сюзереном!

– Все Окделлы клянутся быть верными роду Раканов и хранить свою страну, – продолжил Альдо. – И если под последним каждая свинья, то есть… хм… вепрь понимает свой Надор, в который даже дриксы, донимающие Северную Придду, не суются, то лично мне они верны, несмотря ни на что. Кровь ведь не проверить, и являлся ли король Эркюль сыном Эрнани или Эктора, уже не доказать. А кроме того, – он понизил голос до шепота, но Дик все равно услышал, – Повелители держатся вместе перед Изломом. Вон, даже Алва не выдержал и прискакал.

– Если бы ты знал, как мне это не нравится, – вставил Эпинэ.

Они направились дальше, оставив Дика потрясенным до глубины души. Он, разумеется, не питал напрасных надежд по поводу истинного отношения столичных господ к своему роду, но и подобного оскорбления не ожидал. Любого другого он давно вызвал бы на дуэль, но Альдо, как король, мог назначить любого вассала драться вместо себя. Какой толк в убийстве невиновного?

Ему хватило ума дождаться, пока шаги не стихли окончательно. Затем Дик поднялся и, радуясь тому, что черный камзол практически незаметен в сумерках, направился обратно во дворец. Следовало найти Айрис, проститься с ней и отправиться в столичный особняк Окделлов. Жаль, она фрейлина Ее Величества Матильды и не сможет уехать вместе с ним. Хотелось рассказать об услышанном, посоветоваться. Сестра наверняка поймет его. Она всегда все понимала, стоило ей лишь взглянуть на Дика.

То, что он уже не в одиночестве, Дик осознал, услышав звучание странного инструмента и звонкую незнакомую речь. Слишком спеша и не замечая ничего вокруг, он умудрился вломиться на поляну, где расположилась группа из нескольких дворян. Они тоже предпочитали черное облачение. Пожалуй, Дик не заметил бы их и прошел мимо, если бы его не окликнули.

– Юноша, – обронил насмешливый ленивый баритон, – куда вы так спешите?

Дик остановился, словно налетел на невидимую стену, и медленно повернул голову. В темноте позднего вечера выделялось только лицо Алвы. Остальные кэналлийцы были достаточно смуглыми, а кожа их соберано едва ли не светилась. Дик оказался так поражен этим зрелищем, что почти не заметил унизительного обращения.

– Да что с вами? – Алва усмехнулся. – Юноша, на вас просто лица нет. Возможно, я могу вам помочь чем-либо?

– Я хотел бы узнать у вас одну вещь, герцог Алва, – сейчас Дика не волновало то, что они официально не представлены. Более того, он напрочь забыл, кто по этикету должен представиться первым: заговоривший или младший по возрасту и титулу. В голове засела интересная мысль, а за неимением никакой другой она еще и казалась единственно верной. В конце концов, Алана Окделла и Рамиро Алву связывала дружба, и последний тоже клялся кровью, но попытался открыть ворота Оллару.

– Спрашивайте, – позволил Алва и повел плечом (даже если он и был заинтригован, виду не подал).

– Вы ведь знаете, как именно клялся Рамиро Старший?

– Помню слово в слово, – фыркнул тот и тряхнул головой, убирая с лица мешающий локон. – Он клялся кровью защищать свою страну и делать все, что сочтет нужным для ее блага, а еще – хранить своего короля.

– Благодарю вас! – воскликнул Дик, поклонился и ушел. У него возник план, как избежать той самой зависимости, из-за которой над Окделлами насмехался даже король. Не хотел Дик хранить мерзавца, возомнившего о себе невесть что! До кровавых кругов перед глазами – не желал. Будь его воля, он вообще отказался бы клясться кровью, только, увы, это могло плохо отразиться и на отце, и на сестрах. Пусть Айрис неустанно повторяла, что Ее Величество Матильда не даст в обиду своих фрейлин, Дик предпочитал не рисковать.

Уже подходя к дворцу, он с сожалением подумал о том, что не узнал, как обстоят дела с кровными клятвами в самой Кэналлоа.

========== Глава 2 ==========

На лицах эориев застыли удивление, непонимание, злость и неуверенность. Даже обидно стало: неужели все эти люди считали род Окделлов настолько недалеким, что не ждали от его представителя ничего нового? Мелькнуло отрешенное лицо Алвы. Тот казался спокойным, но в глазах бушевало синее пламя. Похоже, соберано Кэналлоа разозлился.

– Дикон, – спросила Айрис, – ты это из-за Алвы, да?

– Скорее, из-за себя самого. Не желаю хранить род того, кто считает меня недалеким северянином.

Айрис пожала плечами.

– Я остаюсь при дворе в свите Матильды Ракан. Тем не менее сильно рассчитываю на то, что вы с отцом вызволите меня из банки с пауканами в самое скорое время. Рассчитываю на Дивина.

– Если не отыщешь кого-нибудь по нраву здесь.

Айрис закатила глаза к небу и фыркнула, выражая свое отношение к этой идее. Дик поцеловал ей руку и вскочил на Баловника. Приземистый неприметный конек плохо соответствовал его титулу, но был вынослив и неприхотлив. Ему, как и хозяину, не нравилось в столице.

Дик направился в столичный особняк Окделлов. Следовало отдать слугам последние распоряжения, собраться, а дня через четыре выехать в дорогу. В Кабитэле его больше ничто не держало.

Прежде чем он осознал, что окончательно заблудился в переплетении городских улиц, прошло не менее двух часов. Небосвод заволокли тучи; скатывающееся за горизонт солнце окрашивало их алым зловещим светом – казалось, кровь разлили над миром. Он пытался выспросить дорогу, но, как назло, горожане словно попрятались, а те, кто все же попались ему на пути, указали неверное направление.

Когда на небо высыпали первые звезды, он добрался до Данара и с облегчением вздохнул: река являлась неплохим ориентиром. Двигаясь вдоль ее русла, Дик рано или поздно достиг бы одной из широких улиц, выводящих к королевскому дворцу. Оттуда добраться до особняка Окделлов не составило бы труда. Дику просто следовало быть внимательнее. Например, не путать левую руку с правой, сворачивая в переулки и пытаясь сократить путь.

Дорога вела между двух заброшенных аббатств, и поначалу Дик не видел в ней ничего зловещего. Пока не всхрапнул Баловник, а тени возле стены показались слишком черными. Он оглянулся, но и там сгущалась темень, от которой так и веяло опасностью. Света тонкого серпа луны, едва вскарабкавшегося над горизонтом, отчаянно не хватало. В Надоре в такие ночи зажигали факелы, но не в столице. Дик повел себя слишком беспечно, отпустив свиту сразу после церемонии принесения клятвы и заявив, что в состоянии добраться до дома самостоятельно.

Он осторожно, стараясь не привлекать внимания, проверил, хорошо ли выходит из ножен шпага, и поторопил Баловника. Тот шагнул к аббатствам, но в следующий миг попятился, чего-то испугавшись. Возможно, ничего особенного впереди не было, но Дик все равно натянул повод. Лошадиному чутью он доверял больше, чем своему собственному.

Баловник встал на дыбы, разворачиваясь на задних ногах, и, уже приняв нормальное положение, по неисправимой жеребячьей привычке опустил голову, приподняв круп.

– Ах ты… пегая кобыла! – выругался Дик, роняя повод, припадая к лошадиной шее и обнимая ее обеими руками. Только это движение, несвойственное аристократу, привыкшему к верховой езде и вышколенным коням, спасло его от падения и сохранило жизнь.

Выстрел снес с головы шляпу, но сам Дик остался цел. Он немедленно упал на землю, откатившись под прикрытие хлипких кустов, найдя хоть какое-то, пусть и мнимое убежище. Баловник фыркнул и отбежал подальше, готовый явиться по первому зову.

Второй выстрел ударил в землю в трех шагах от кустов. Кто-то выругался. Дик отметил шипящий акцент, как правило свойственный дриксам, однако имя стрелка оказалось вполне талигойским.

– Никола, не трать пули. Темень – хоть глаз выколи.

Говоривший не скрывался – отлепился от стены и вышел на относительно освещенное пространство. В темном одеянии, в широкополой шляпе ему абсолютно нечего было опасаться. Дик при всем желании не разглядел бы его лица. Он даже не мог кинуться на мерзавца со шпагой: стрелок все еще оставался где-то в тени, а стрелял он не так уж и посредственно.

Дик снова посетовал на свою беспечность: если бы у него с собой имелся пистолет, то убить хотя бы этого висельника не составило бы труда. С другой стороны, он ведь приехал в столицу, а не на поле боя.

Наличие шпаги на бедре у медленно продвигающегося в его сторону убийцы намекало на то, что Дик нарвался не на обычный сброд. Кто-то подослал к нему мерзавцев, но зачем? Герб Повелителей Скал уж точно не разбили бы в связи с его гибелью. Отец немедленно объявил бы своим наследником кого-нибудь из Ноймара.

Убийца приближался, Дик готовился ударить, даже если этот последний выпад будет стоить ему жизни. Он надеялся на темноту. Однако геройствовать не пришлось. Расстояние между ними сократилось до трех шагов, когда еще один выстрел уложил мерзавца наповал.

– Вы живы? – этот голос Дик не спутал бы ни с чьим другим. Он поверить не смел в подобную удачу, пока не рассмотрел легкую изящную фигуру кэналлийского соберано. Тот появился со стороны Данара, а не проулка.

– Герцог, осторожно! – в данный момент Дик не думал о том, что именно Ворон мог быть инициатором покушения, а теперь выяснял его местоположение столь оригинальным образом. И о том, что привлекает внимание стрелка, – тоже. Алва сейчас представлял собой много лучшую мишень.

Звук его голоса совпал с грохотом выстрела. С Алвы слетела шляпа, но он не обратил на это ни малейшего внимания и, даже не пригнувшись, резко вскинул руку. Грянул ответный залп, и Дик услышал сдавленный крик стрелка.