Текст книги "Золото в волосах (СИ)"
Автор книги: Svir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Так вот, господа, хватит. Я достаточно сделал для Талига, чтобы не участвовать в мистериях во благо него и после смерти, – сказал Рокэ. – И меня вполне устраивала моя Кэналлоа.
– Населенная изначальными тварями.
Рокэ пожал плечами.
– Изначальные твари приятнее ызаргов.
– Как думаете, сколько это продолжалось бы? – спросил Алан. – Вы кинулись в Лабиринт сами, полным сил и жизни, и оказались слишком горячим для его обитателей. Мистерию вам устроили отнюдь не мы. Мы, а вернее Ричард, вырвали вас из нее, потому что иначе огонь вашей души все равно померк бы и вас пожрала бы первая тварь, оказавшаяся поблизости.
Рокэ повел плечом.
– Думаете, я проникнусь к вам благодарностью после этих слов? Не рассчитывайте.
Рамиро развел руками. Ткань натянулась, из так и не закрывшейся раны на груди потекла кровь. Рокэ неосознанно коснулся места на себе, куда пришелся удар Ричарда, но там не осталось даже царапины.
– Тверд и незыблем, – усмехнулся Рамиро.
– Это мой девиз, – заметил Алан.
– Вам, друг мой, подходит иное изречение, но я, пожалуй, не стану его озвучивать.
– Опасаетесь поединка?
– Ну разумеется.
Следя за перепалкой двух мертвецов, обреченных на вечность в компании друг друга, Рокэ окончательно утерял нить здравого смысла. Он считал, что Рамиро должен ненавидеть своего убийцу, однако тот даже не язвил. Алан хоть и строил из себя рыцаря печального образа, но был совсем не против его общества. Впрочем, будь у самого Рокэ вечность с Ричардом на двоих…
Он резко мотнул головой, прогоняя неуместную мысль. Ричард словно почувствовал, что о нем подумали: чуть сменил положение тела, подтянул колени к груди и положил на них подбородок. Он любил так сидеть на песчаном берегу алвасетской бухты. Если бы здесь было солнце, оно путалось бы в волосах и расцвечивало их темным золотом.
Рокэ выругался про себя и прямо уставился на Алана Окделла.
– Я правильно понимаю, что если откажусь и пошлю вас к кошкам, то проснусь в Кэналлоа и сочту все произошедшее неприятным сном?
– Нет. Ричард разрушил ловушку, в которую вас загнали твари и видения Лабиринта, – Алан повел рукой. – Вы вправе уйти хоть сейчас или согласиться вернуться в Кэртиану. Наших с Рамирито сил вполне хватит для осуществления этого.
– Могу уйти, – фыркнул Рокэ. – А проводник мне, значит, не положен?
Алан пожал плечами.
– Как вы думаете, почему и абвениаты, и эсператисты, и олларианцы всегда были удивительно единодушны относительно самоубийц? – спросил он.
– Не желали, чтобы у паствы был выбор!
– Проводник не положен самоубийцам, Росио, – пояснил Рамиро, – но я проведу тебя к выходу.
– Вот как, – пробормотал Рокэ. – И где подвох? Учтите, что я не навешиваю на себя долгов благодарности, не Окделл все-таки.
По лицу Алана прошла тень, он посмотрел на Ричарда и, подойдя к нему, положил руку на плечо, подбадривая. Тот остался безучастным. Рокэ на его месте тоже не реагировал бы, однако он и не допустил бы, чтобы им вертели.
– Мы ждем твоего решения.
Интересно, родичи-покойники отдают себе отчет в том, что повели себя с Ричардом еще хуже, чем Штанцлер. Впрочем, полно, мальчишка только счастлив быть орудием в чужих руках.
Рокэ прекрасно понимал, что действительно вырвался из ловушки. Он, вероятно, и в Ричарда так вцепился, поскольку уже начал угасать. Кэналлоа была прекрасной, почти настоящей, но Рокэ никогда не мог усидеть на месте. Когда он еще являлся маркизом Алвасете, то постоянно сбегал в город, лазил по скалам, выходил в море под парусом. Затем, после Лаик, когда его взял в оруженосцы фок Варзов и отвез в Торку, ни дня не проходило без приключений. Отпуск в Кэналлоа привел к угону «Каммористы» и захвату «Императрикс». Позже, если не подворачивалось подходящей войны, он развлекался в столице, отдавливая мозоли местным ызаргам. У Рокэ не выходило иначе: спокойная жизнь очень быстро оборачивалась рутиной.
Доходить до конца Лабиринта и ступать на путь перерождения он также не хотел: род Алва прервался, и кто знает, куда его занесет. В конце концов, Рокэ любил себя таким, какой есть, да и свои воспоминания не променял бы ни на что. Их порядком не хватало в устроенной закатными тварями мистерии.
– Допустим, я все же вернусь в Кэртиану.
Рамиро и Алан переглянулись, и Рокэ мысленно махнул на это рукой: пусть думают, будто выиграли. Кто они здесь? Стражи Лабиринта? Еще одна мистическая сила, решившая для разнообразия остановить гибель мира, а не подтолкнуть его к пропасти?
– Костры Этерны погасли. Если бы этого не произошло, Росио, ты стал бы Одиноким, ушел на Рубеж и хранил бы Ожерелье. Вернувшись из Лабиринта, станешь почти Одиноким, хранящим только Кэртиану. Не скажу, будто подобное почетно; более того – хлопотно. Например, каждые лет семьдесят придется инсценировать собственную гибель.
– Забавно… – вечность не пугала. Вернее, Рокэ просто не представлял, как станет жить. – И что от меня требуется?
– Просто жить, – ответил Алан.
– Можно даже прыгать в надорские дыры время от времени, – добавил Рамиро. – Обещаю поставить тебе ящик «крови» в следующую встречу.
– Вы переполнили колодцы, и теперь Кэртиану затопила скверна. Люди сходят с ума. Ты утихомирил проснувшегося Зверя, но не больше.
Рокэ передернул плечами. Он еще не забыл тех изматывающих приступов и слабости, преследовавших его в Нохе. Впрочем, он все равно не разучился любить ни жизнь, ни тот мир, от которого теперь открещивался. Кэртиану хотелось спасти, и Талиг, и Кэналлоа с Марикьярой, и Багряные земли, и даже Гайифу с Дриксен, хотя бы потому, что без них было бы скучно. Задетая гордость и обиды не должны влиять на решения, но…
– При одном условии, – сказал Рокэ и посмотрел на Ричарда. – Без данного представителя рода Окделлов.
То, что Ричард никак не отреагировал на эти слова, стало, вероятно, последней каплей. К закатным тварям его! Не видеть, не слышать, не знать! Пора заканчивать с кошкиной связью.
Алан открыл было рот, но Рамиро качнул головой и заговорил сам:
– Нести бремя вечности одному сложно, а Кэртиана не выстоит без Повелителя Скал.
– Полно, – Рокэ поморщился, – Эгмонт был достаточно неразборчив в связях.
– Ты тоже…
– Тебе надо найти Ригона Холла.
Рамиро обернулся к Алану, но Рокэ не успел сообразить, что именно мог нести в себе его взгляд.
– Ригон… почти как Ричард, – фыркнул он.
– Старший сын Эгмонта.
Рокэ приподнял бровь.
– Если бы божественная кровь переходила лишь к старшему сыну, мир оказался бы проще, – заметил Алан.
«И Карлос бы не погиб, уступив место мне», – подумал Рокэ, окончательно поверив.
– К нему перешла бы сила Скал после смерти Ричарда, но он все испортил.
– И почему я не удивлен? – фыркнул Рокэ. – Дайте угадаю: вызвал камнепад на собственную голову?
– Стихия не покарала его на шестнадцатый день после предательства клятвы крови, но настигла в час вступления в свои права. Оползень, да. Он выжил бы, потому что являлся последним, но сам не захотел этого. Он умер раньше собственного тела, – сказал Алан. – Я сам провел его по Лабиринту. Тело сейчас находится в агонии, но оно выживет. Я готовил его для Ричарда, но раз условие неизменно…
– Именно так, – упрямо заявил Рокэ. Что-то внутри оборвалось, но он загнал чувство сосущей пустоты подальше, пусть и догадывался, насколько будет плохо.
– Тело выживет, – сказал Алан после некоторой паузы. – И будет функционировать еще двадцать лет. Для Кэртианы этого окажется достаточно. Тело станет ходить, говорить, есть, но озвучивать только те решения, которые примешь ты, и делать лишь то, что ты скажешь. Придется подыскать ему жену, и пусть появившийся наследник живет отдельно.
– Я требовал никаких Окделлов в своей жизни!
– Ты не хотел Ричарда, его и не будет! – Алан повысил тон, и пол под ногами содрогнулся, а камни грозно загудели. Рамиро подошел к нему и положил руку на плечо.
Так и стояли: Рамиро держал Алана, Алан – Ричарда. Последний оставался безразличным.
– Всего лет на двадцать, Росио, – сказал Рамиро с заметным осуждением в голосе.
– Всего, – фыркнул Рокэ. – То есть мне будет восемьдесят, когда я сброшу с плеч этот горный хребет, вот ведь свинство! Еще и проследить за наследником придется. Первым же делом скажу, чтобы Холл сменил дурацкий девиз: возможно, из-за него все беды. Мысли, говорят, материальны, – он язвил, а внутри все буквально переворачивалось, но не находилось мгновения остановиться и понять, что же он творит. И ужаснуться.
– Восемьдесят, Росио, тебе не исполнится никогда, – сказал Рамиро. – Теперь тебе навечно тридцать семь… тридцать пять… тридцать, но не двадцать один или шестнадцать. Бессмертие омолаживает и никогда не старит. Потому и придется придумывать легенды и обставлять собственную гибель.
Тридцать семь. Странно, что не тридцать девять или сорок. Специально ли выбран год, когда он назвал Ричарда Окделла своим оруженосцем, или это случайность?..
– Хорошо, если так. Детей у меня не будет, я надеюсь?
– Вы в Лабиринте во плоти, потому нет. У Ричарда их тоже не могло бы быть: сознание первично, тело подстроилось бы под него и стало вечным. Однако у Ригона наследники будут, – ответил Алан с неприязнью, откровенно сквозившей в голосе. Она не была вызовом, как у Ричарда в те дни, когда он только появился в особняке на улице Мимоз, неприязнь являлась уверенным состоявшимся фактом, и было ясно: своего мнения Алан не изменит.
«Ну и кошки с ним», – решил Рокэ.
– Пора, – проговорил Алан одними губами, и Ричард поднялся, повернулся и направился в стену, на которую опирался все это время. В ней возник тоннель, заполненный светом, очень похожим на солнечный, – во всяком случае, он так же путался в русых волосах, превращая их в золотые нити… нити судеб, которые Рокэ жестоко обрубил, обрекая самого себя на вечное одиночество.
Ричард все-таки обернулся и криво улыбнулся заимствованной у Рокэ улыбкой. Это стало последним, что отразилось в памяти. На рассвете Рокэ очнулся на надорском косогоре.
========== Часть 5 ==========
Когда Рокэ увидел Ригона Холла, то, конечно, не проклял покойников-интриганов, но долго костерил на талигойском, кэналлийском и багряноземельском языках, вплетая в поток брани запомнившиеся со времен Торки дриксенские ругательства.
Ригон был старше Ричарда года на четыре и почти не отличался от него внешне: те же черты лица, гордая посадка головы, разворот плеч. Только волосы, когда их касались солнечные лучи, не отливали золотом, скорее – старой медью, а сумрачные глаза казались пустыми и ничего не выражающими. Это было неожиданно больно.
Камень, удачно ударивший его по затылку, служил неплохим объяснением странностей в поведении и отсутствия воспоминаний. Внешность упрямо говорила о принадлежности к роду Повелителей Скал. Ригон проявлял услужливость и покорность, от которых хотелось выть, он с легкостью учился, повторяя замысловатые па придворных танцев, ел с помощью ножа и вилки и не ошибался ни разу, повторяя за Рокэ финты и обводки, совершая выпады. Уже через месяц Ригон превзошел Ричарда в фехтовании, но победить Рокэ, даже если и мог, не стремился. Ригон не понимал шуток, не слышал язвительности, никак не реагировал на подначки и не отвечал, когда Рокэ, забывшись, называл его Ричардом.
Подвох, о котором он спрашивал предка, все же имелся, но наказал себя Рокэ самостоятельно.
– Двадцать лет, – повторял он, запираясь в кабинете и напиваясь так, чтобы упасть и ничего не помнить, а главное – не видеть снов.
В ночных грезах он касался горячего плеча, приглаживал волосы, целовал сомкнутые веки. И видел кривую улыбку на бледных губах – последнее, что осталось от Ричарда.
«Почему улыбку, а не взгляд?» – размышлял Рокэ и не находил ответа. Плескалась в сумрачных глазах муть или они были ясными?
Однажды он напился до полного умопомрачения, вывалился в коридор, наткнулся на Ригона, затащил в кабинет и…
Ригон проявлял покорность и безучастность. С тем же усердием Рокэ мог целовать собственную подушку. Ни «Как вы смеете?!», ни ответной страсти, ни удара или вызова – ничего. Наверное, именно в этот момент Рокэ понял, что окончательно проиграл.
Разбить герб Окделлов Рокэ не позволил, забрал Сону (пусть и считал подобный поступок мелочным) и съездил по физиономии Роберу Эпинэ, который принял Ригона за Ричарда и вознамерился потребовать с него ответа за Катарину. Впрочем, бил Рокэ на самом деле по иной причине: Эпинэ смел считать себя другом Ричарда, но не просто бросил того на произвол судьбы и скрывал правду, он был не в состоянии приструнить собственных людей. Если бы Рокэ мог добраться до Карваля – пристрелил бы как бешеного пса.
Дуэль прошла скучно. На то, чтобы драться до смерти, Эпинэ не хватило. Как он сам объяснил этот поступок – не имел права сбежать в Закат, на нем слишком многое висело. Отделался он шрамом на щеке и обещанием больше никогда не сметь заступать дорогу герцогу Окделлу.
Через четыре дня Ригона вызвал сын Ноймаринена и был посрамлен. Эрвин фехтовал неплохо; вероятно, даже лучше, чем успел выучиться Ригон, но последнего не только не волновало убийство Катарины и прочие оскорбления, но и отношение к нему противника и всех Лучших Людей скопом.
Эрвин отделался унизительной царапиной на бедре и был вынужден просить прощения. При этом он то ли издеваясь, то ли от избытка чувств называл Ригона Ричардом. Подобного Рокэ не сумел простить. Тем более за спиной сына стоял Ноймаринен и щурился очень нехорошо. Северный волк высказывался за разбитие герба Повелителей Скал как после мятежа Эгмонта, так и теперь. Ноймаринен проявлял прискорбное постоянство, а Рокэ необходимо было защитить свою «куклу», раз и навсегда уладив все разногласия.
– А теперь, граф Литтенкетте, вы станете драться со мной, – сказал Рокэ, глядя не на него, а на Ноймаринена, – и учтите, что первая кровь иной раз бывает последней.
Рокэ все просчитал верно. Пусть Эрвин являлся всего лишь третьим сыном, Ноймаринен не собирался терять его. Он приехал тем же вечером. Разговор они начали врагами, но после трех часов распития вина, а затем и жгучей касеры союзнические взаимоотношения оказались восстановлены в полной мере. Каждый получил свое: Ноймаринен – регентство при малолетнем короле, Рокэ – прощение всех грехов Окделла, будь он Ригоном, Ричардом, самим святым Аланом или закатной тварью (при упоминании твари Рокэ вздрогнул, но, к счастью, никто не заметил).
Теперь, когда все уладилось, следовало подыскать Ригону невесту. Неожиданно идея вызвала немалое волнение среди отцов семейств, имеющих более-менее подходящих для замужества дочек. Впрочем, неудивительно, вот только Рокэ оказался совершенно не готов к такому.
Ригон не являлся Ричардом, и Рокэ прекрасно понимал это, но его каждый раз начинало тошнить, стоило прочитать письмо очередного отца, «радеющего за благо своей дочери и процветание Талига». Участие проявил даже Фома Урготский, и Рокэ честно задумывался отписать Елене, уж из нее герцогиня вышла бы отменная, но так и не сумел.
Изломный год подходил к концу. Война с Дриксен сошла на нет сама собой: «гусям» резко стало не до нее. Откуда-то (из Варасты или Гайифы) примчался Марсель, долго висел на шее и почти неприлично лапал, желая убедиться в материальности Рокэ. На Ригона он смотрел волком, но язык держал при себе и все пытался выяснить, что же произошло. После их встречи Рокэ не выдержал и сорвался в Кэналлоа, никому ничего не объяснив и надеясь лишь на то, будто в Алвасете ему станет легче.
Не стало.
В Кэналлоа теплые, мягкие зимы. Рокэ кутался в плащ, а Ригон сидел на песчаном берегу, подставив лицо соленому ветру. Небо хмурилось, Устричное море казалось жемчужно-серым, и на душе было пасмурно.
Рокэ наказал сам себя: сейчас он как никогда понимал это. Если бы удалось все изменить, взять злые слова обратно и возвратить Ричарда, Рокэ не постоял бы за ценой. Он готов был упасть в ноги Алану, снова прыгнуть в дыру (но эта дрянь каким-то образом затянулась, иначе он давно именно так и поступил бы), отдать всю кровь без остатка, собственную жизнь и посмертие, да все что угодно!
В серой пелене облаков возникла прореха, в которую незамедлительно скользнул солнечный луч, упал на русоволосую голову и засиял золотом в волосах.
Вечером Рокэ напивался в кабинете, разбавляя «Черную кровь» своей, вытекающей из порезанного запястья. Изысканный букет вина не выдерживал подобного святотатства и безнадежно портился, но Рокэ плевать хотел. Он уже напоил Ригона этим пойлом, но Ричардом тот так и не стал, а Леворукий не являлся на зов.
Вино с кровью оказалось очень крепким, либо Рокэ подкосили разочарование и надежда. Он заснул мгновенно, недопитый кубок выскользнул из руки и покатился по ковру, пятная его алым…
– Вперед, Надорэа! – воскликнул Альдо и смахнул слезу.
Все, что увидел Ричард в следующий миг, – пасть с несколькими рядами треугольных зубов. Он отшатнулся, но не сдвинулся с места. Ослепительная вспышка, последовавшая за этим, развалила пасть, лиловые глаза и саму тварь надвое, лицо обдало жаром и зловонием, но все кончилось еще быстрее, чем Ричард осознал.
– А оказалось не так уж и тяжело, – усмехнулся смутно знакомый черноволосый рыцарь.
Ричард вздрогнул. Он смотрел в упор, но образ не складывался, разбивался на составляющие. Гордый разворот плеч, не привыкшая гнуться спина, стройность, присущая скорее юноше, чем мужчине, изящная кисть с длинными пальцами, беззащитная шея, хищный профиль, тонкие красивые черты, остриженные до плеч волосы и смуглая кожа. И глаза! Не синие, а темно-карие.
– Не смотри на меня так, мальчик, здесь присутствует тот, кто более достоин твоего внимания, – сказал рыцарь певучим голосом Алвы и, белозубо улыбнувшись, указал куда-то в сторону. – И намерен задать тебе трепку.
Ричард хотел огрызнуться на «мальчика», но посмотрел туда, куда указывал рыцарь.
– Отец?! – выкрикнул он не задумавшись, но родной, запомнившийся до последней детали образ, вынесенный из детства, тоже рассыпался. Перед ним стоял Окделл, но не Эгмонт.
– В некотором роде, – уголок губ приподнялся в кривой усмешке. Такое выражение лица Ричард часто наблюдал у своего эра, но ни у кого из родичей, если только…
– Вы… святой Алан, – замирая от собственной дерзости, произнес он.
– Святой, – рассмеялся рыцарь (Рамиро?). – Если мучеником меня не назвать, а мой убийца свят, то получается, я – крыло зла? Или кто там еще?
– Предатель, – вымолвил Ричард, пусть и не хотел говорить подобного. Слова оцарапали горло, и он закашлялся.
– Не все в порядке в этом королевстве, – Рамиро снова расхохотался и обратился к Алану: – Уверен, что стоит вмешиваться? Как по мне, так… все справедливо.
– Что ж ты сам тогда вмешался? – взгляд Алана стал страшен. Направлен он был не на Ричарда, но на плечи все равно легла почти неподъемная тяжесть, а ноги подломились. Зато Рамиро не обратил внимания, только фыркнул.
– Вмешался. И полюбуйся, к чему это привело! – Рамиро развел руками, ткань черной рубахи натянулась на его груди, и стал отчетливо виден темный ручеек крови из незакрывшейся раны. – И нечего на меня так смотреть, – продолжал Рамиро, обращаясь к Алану, – все равно не подействует, а вот мальчика ты сейчас задавишь.
Тяжесть исчезла, дышать стало легче. Ричард выпрямился, открыл и закрыл рот, не понимая, как правильнее задать вопрос. С одной стороны, следовало поинтересоваться, что нужно от него предку, с другой – спрашивать в прямо казалось невежливым. Он не сомневался, что видит перед собой именно святого Алана. Но почему он пришел вместе с Рамиро, да еще говорит с ним, словно с другом?..
А потом на Ричарда обрушился настоящий водопад из слов. Какие-то из них он понимал сразу, смысл иных приходил позже, а другие не понимал вообще, будто Алан Окделл говорил не на родном талигойском, а на гальтарском. Лишь через некоторое время медленно, невыносимо и неотвратимо сказанное начало обретать полную картину. Его спасли не просто так. Пусть подобное и казалось обидным, но Ричард готов был смириться с этим. Однако принять главного не мог точно.
– Я не стану! Вы не заставите меня предать его в четвертый раз! – выкрикнул он, прерывая поток слов.
– Придется, если Кэртиана дорога тебе хоть немного. Более того, это долг, – сказал Алан.
Ричард качнул головой.
– Я понимаю твое нежелание лезть в логово изначальных тварей, – сказал Алан. – Уверяю, пока ты находишься в видении Алвы, ни одна из них не решится причинить тебе зло. Там все зависит лишь от Алвы, и, только если он согласится, ты сумеешь выручить его из западни.
Ричард хотел снова отказаться, но вмешался Рамиро и нашел именно те слова, которые подействовали:
– Если не ради Кэртианы, то сделай это ради него самого.
– Или ты с упоением посмотришь, как ловушка захлопнется, а изначальные твари пожрут того, кого ты предал уже трижды? Не поздно ли заботиться о чистоте рук, когда они измазаны кровью по локти? – добавил Алан.
Рокэ открыл глаза. Ощущения были такими, словно он не спал вовсе. Голова трещала с похмелья, а на душе скреблись кошки. Да, он не захотел услышать того, что Ричард на самом деле спас его, запомнил только кинжал, пробивший грудь, желал отплатить сравнимой болью, а в результате…
Ригон блуждал по замку, словно призрак. Столкнувшись с ним на лестнице, Рокэ не сдержался. Он не просто повысил голос, а кричал. Только там, где Ричард Окделл оскорбился бы, сам перешел на крик и даже вызвал бы на дуэль, пустая телесная оболочка осталась равнодушной.
Следующей ночью Рокэ снова напился вином пополам с собственной кровью. Он не знал, возможно ли подобное в его положении, но готов был попробовать удавиться или пустить себе пулю в висок, чтобы вновь оказаться в Лабиринте. На возвращение Ричарда он не рассчитывал, но вдруг тот все же не пропал бесследно?..
Кривая улыбка на губах Ричарда смотрелась неуместно. Ее хотелось стереть с лица, разгладить. Он никогда не умел так улыбаться.
– Алан, – окликнул Рамиро, когда они уже дошли почти до конца.
Ричард не отреагировал, продолжил путь, но Алан придержал его за плечо.
– И куда ты собрался? – поинтересовался Рамиро, щурясь, словно кот. – Я, разумеется, понимаю желание проучить не самого блестящего представителя рода Алва, но зачем при этом делать окончательно несчастным собственного потомка?
– Условия приняты, – сказал Алан, нахмурившись.
– Что не означает, будто они неизменны.
– Спасибо, – прошептал Рокэ, прежде чем открыл глаза. Он по-прежнему не знал, как изменить условия, вернуться в Лабиринт и достучаться до Ричарда, но верил в возможность этого.
Ни удавиться, ни застрелиться, ни утопиться, ни… Рокэ оказался не властен над своей жизнью. Удавка не выдерживала веса, будь она хоть корабельным канатом, хоть цепью. Пистолет отказывался стрелять, острие кинжала – колоть, а если броситься со скалы в море, то ровно через четыре удара сердца окажешься на песчаном берегу алвасетской бухты.
Зато Рокэ познакомился с Леворуким и потребовал содействия (раз уж по его вине страдал столько времени). Ночь Излома Рокэ провел в Лабиринте.
========== Эпилог ==========
Восходы и закаты похожи, словно братья-близнецы, только почему-то считается иначе. Рокэ не раздумывал, куда попал, хотя с удовольствием пошутил бы относительно Рассветных Садов и Заката.
Темно-синее небо над головой, непроницаемая чернота по правую руку и нежно-алое слева. Огни, немного напоминающие те, что появляются на мачтах перед грозой, подсвечивали дорогу. Впереди застыл некто в черном плаще. Рокэ узнал бы его и со спины из тысячи или даже четырех тысяч.
– Ричард… – позвал он и постарался не заметить того, что голос дрогнул.
Он не обернулся, но это ничего не значило. Рокэ в два шага преодолел разделявшее их расстояние, с отчаянием погибающего вцепился в плечи, резко развернул…
И утонул в прозрачном сером взгляде.
– Нашел, – прошептал Рокэ.
Ричард попытался отвернуться, но он не позволил, придержав за подбородок.
– Нашел, – повторил Рокэ, – и никуда не отпущу.
Утро началось с пения какой-то невыносимо настырной и громкой птицы, усевшейся на подоконник. Рокэ запустил в нее подушкой, непременно попал бы, но птица вовремя сорвалась в небо, а подушка вылетела в окно и, судя по негромким проклятиям, все же попала в цель. Сон слетел, и пришлось вставать и приводить себя в порядок.
Ригон впервые за все это время не спустился к завтраку. Сердце Рокэ пропустило удар, но он заставил себя сесть за стол и выпить шадди, а слугу отправил поинтересоваться, здоров ли герцог Окделл.
Оказалось – вполне. Причем настолько, что послал Переса к кошкам. На этом известии завтрак и окончился. Рокэ, обжигаясь, залпом допил шадди, проглотил несколько виноградин и сорвался с места.
Ричард стоял, опираясь на зубцы Закатной башни, смотрел на море, а солнечные лучи превращали его волосы в темное золото.
– Хотел увидеть воочию…
– Если хочешь и меня послать к кошкам…
Говорить они начали одновременно, прервались – тоже.
– И обречь себя на одиночество?..
– Только я не уйду…
Рокэ рассмеялся, встряхнул головой и шагнул к нему. Ричард резко обернулся. В серых прозрачных глазах не было тумана, ушла из них и пустота. Такой цвет иногда приобретало зимнее море.
– Убьете меня, юноша?
Ричард посмотрел недоуменно.
– На дуэли. Вы ведь меня вызовете?
– Не получится. И не вызову.
Хотелось сказать так много, а выходили какие-то рубленые глупые фразы на тему, не интересующую их обоих.
«К кошкам», – решил Рокэ и просто подался вперед, ловя чужое дыхание и отклик. Они еще наговорятся.
