Текст книги "Золото в волосах (СИ)"
Автор книги: Svir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Пролог ==========
Пленник появился в замке будто сам собой, стал одним из его обитателей, почти призраком, потому что за более чем полгода так ни с кем и не заговорил. Запирать его прекратили приблизительно через месяц после того, как Росио приказал поселить его в западной башне. С тех пор бледной тенью шатался пленник по коридорам и либо пропадал в библиотеке, либо в саду, либо просто сидел у распахнутого окна, как сейчас.
Росио усилием воли заставил себя отвести взгляд. В конце концов, это странно: с чего ему смотреть? Пусть яркое, жаркое солнце Кэналлоа играет в русых волосах, расцвечивая их золотом; целует давно уже не бледную кожу – поначалу она краснела и вздувалась белесыми волдырями; покрывает бронзовым загаром, который все равно светлее, чем у любого кэналлийца. Что в этом такого? Пленник – не дорита (и в любом случае недостоин внимания соберано). Он – никто. Росио даже имени его не смог выяснить, хотя в первые дни с пленником работал дознаватель и применял не только уговоры.
Как так вышло, что теперь Росио становилось не по себе, если, уезжая из замка, он не видел пленника, а приезжая, не находил взглядом в окне башни: печального, задумчивого, смотревшего на него, но видевшего кого-то другого? Возможно, прав Хуан: это не человек, а дух, горный демон, выпущенный на волю камнепадом, и давно бы следовало если не отдать его палачу, то вышвырнуть вон и из замка, и из Кэналлоа. Только Росио никак не мог решиться на подобное, ведь пленник исчез бы из его жизни.
– Хуан?
Озвучивать вопрос не требовалось: домоправитель уже выучил его наизусть. И пусть ему это не нравилось, привык, что по возвращении соберано первым делом интересуется пленником.
– Встал после рассвета, читал, за полчаса до вашего приезда поднялся в башню, – доложил Хуан и, помолчав, прибавил с неприязнью: – Будто учуял.
– Он ел?
– Кусок хлеба и шадди.
Как обычно. Росио давно уже не понимал, в чем у пленника держалась душа. Впрочем, не меньше интересовал его вопрос о том, имелась ли у него эта самая душа вообще.
– Принеси вина в кабинет, – сказал он и едва не распорядился позвать к нему пленника.
========== Часть 2 ==========
После оползня его остановил патруль, инспектирующий горную дорогу через перевал. В Кэналлоа, случалось, забредали из земель, ныне считавшихся оскверненными: по большей части бесноватые или твари. Их не щадили. Однако тот, кого впоследствии прозвали пленником, с виду ничем не отличался от нормальных людей: вел себя мирно, камнями не швырялся и не кидался с кулаками на любого, кто к нему приблизится. Его даже чуть не приняли за местного скотовода, заплутавшего в горах, но уж больно необычно он выглядел. Рассказывали – где-то на севере жили светловолосые и сероглазые существа, но, сколько Росио себя помнил, никто из них до Алвасете не добирался.
Однако кое-что в его поведении не давало покоя. Пленник ходил так, словно грезил наяву, и почти не понимал человеческую речь: только самые простые фразы, проговариваемые медленно и четко. Плохо слышал? Не понимал кэналлийского? Выяснить не получалось.
Почему его не убили и не отогнали? Росио устал искать и не находить ответа на этот вопрос. Наверное, пленник околдовал патрульных, как и его самого. Ведь поначалу, когда ему доложили о странном человеке, пришедшем с той стороны гор, Росио даже не собирался интересоваться им. Позже абсолютно случайно ему на глаза попалось грубой работы кольцо с черным камнем и напомнило… он сам не знал о чем.
Все остальные конфискованные у пленника предметы – трехгранный кинжал, амулет с изображением треугольника, золотая цепь – тоже не находили отклика в памяти, зато вызывали тянущее ощущение в груди и беспокойство. Росио не собирался играть в судьбе пленника какую-либо роль и интуитивно понимал, что видеться им не стоит, однако все равно поехал в казематы, спустился в подземелья, приказал проводить к «каменному мешку», в котором проходило дознание, и отворить заслонку на двери, а затем и отпереть.
Он был незнакомым и одновременно очень близким, почти родным. Росио всматривался и не мог отвернуться. И пленник – тоже. Тогда это не показалось странным: нечасто на дознаниях присутствовал сам соберано, вот допрашиваемый и разглядывал его. Много позже он убедился, что пленнику безразлично, кто находится рядом с ним, а для Росио тот просто сделал исключение. Это… льстило? Да, пожалуй, как Росио ни смешно было бы думать в таком ключе. На него с детства засматривались все: сначала как на последнего сына соберано Алваро и красивого синеглазого мальчика, потом – наследника, блистательного военачальника, обещавшего стать вторым Алонсо, а то и затмить его. Знойные дориты и доры одаривали его призывными взглядами. Да и не только они, бывало… бывало всякое. Но! Именно пленника не хотелось отпускать.
Росио ушел тогда, ничего не сказав тюремщикам, а те решили, будто соберано заинтригован, и удвоили усилия. Они ошиблись: вовсе не сведения интересовали Росио.
Он посетил тюрьму через четыре дня. Начальник казематов отводил взгляд, тюремщики смотрели словно мокрые коты, а пленник…
Росио не рассвирепел, не вызверился на собственных людей, говорил спокойно и холодно, но видел страх на обычно суровых лицах. Он приказал доставить пленника в Алвасете и поселить в западной башне, которую с тех пор старательно обходил стороной, но не любоваться на окно просто не мог.
Пленник не являлся демоном или тварью и болел столь же долго, как и любой человек, подвергшийся пусть и не жестоким, но изматывающим пыткам, а еще он отказывался от еды и не слушал врача. Временами думалось, он не выживет, и тогда Росио поднимался по крутой винтовой лестнице в башню и сидел у двери ночи напролет в обществе бутылки вина. Морисский лекарь качал головой, говорил, что больной не следует его рекомендациям, и разводил руками: если человек не хочет жить, никакая магия не поможет.
И тогда Росио отправился к нему. Он уже не помнил, о чем именно говорил, какие нашел слова, и они или сквозящие в голосе эмоции расшевелили пленника. Тот согласился подкреплять свои силы, но только куском хлеба и водой или шадди. Он оправился недели через три, и Росио приказал дать ему волю, в тот же день об этом пожалев.
Сначала он натерпелся, узнав о прогулке к морю, затеянной пленником: ожидал всего самого худшего, но убеждал себя, что деться тому некуда, – бухта окружена скалами, единственная дорога ведет в замок, и сбежать невозможно, разве только вплавь. Последнее тоже не вышло бы: слишком сильное течение к берегу. Утонуть в их бухте мог лишь самоубийца, но такой и в кружке воды захлебнулся бы.
Пленник вернулся, когда Росио уже настолько извелся, что собирался послать на берег стражу, а то и отправиться туда лично. Светлая кожа покраснела почти до гранатового цвета, к вечеру у пленника начался жар, а затем по спине и плечам вздулись волдыри. Сколько Росио себя помнил, с ним никогда не случалось ничего подобного. Несмотря на бледность, он не обгорал ни разу.
«Видите, соберано, не человек это. Наше солнце ласково, нам оно жизнь несет, а вот у тварей отнимает», – предупреждал Хуан, но Росио отказывался слушать. Он уже был одержим, и ничего поделать с этим не выходило.
После того случая пленник больше не пропадал в бухте дольше, чем половину часа, предпочитая находиться в замке или спускаться во внутренний двор, и, пожалуй, больше всего раздражал Росио тем фактом, что не искал с ним никаких встреч.
Подобное не могло продолжаться бесконечно, и однажды, подгадав правильное время, Росио пришел в библиотеку.
«Здравствуйте, юноша. Как самочувствие?»
Пленник едва заметно кивнул, не поднимая глаз от книги. Статный, высокий, привлекательный, но чужой. И родной при этом. Наваждение. Воплощенное безумие, рано или поздно настигающее всех представителей рода Алва.
«Интересуетесь древними легендами, юноша?»
Пленник оторвался от чтения и посмотрел на Росио рассеянным взглядом, в котором удивление мешалось с сумерками, туманом и дождливым небом.
«Вы слышите меня, юноша? Понимаете?»
Он отвернулся, а Росио едва удержался от того, чтобы ухватить его за подбородок и заставить смотреть глаза в глаза.
Росио смирился, отступил тогда, но не на следующее утро.
– Он ел?
– Да, соберано. Хлеб и шадди.
– Как обычно…
– Соберано, – Хуан глядел осуждающе и сильно обеспокоенно, – послушайте меня, а еще лучше – посмотрите на него. Он молод; возможно, еще растет, а питается словно дора, обеспокоенная шириной своих бедер.
– Неверно, – хмыкнул Росио. – Доры питаются фруктами, это знаю даже я.
– Как скажете, соберано, но я о другом. Ваш пленник должен был давно отощать и превратиться в тень себя прежнего, но нет. Вы понимаете, о чем это говорит?
– Просвети меня, – Росио покачал головой.
– Его внешность – всего лишь личина. Мы только видим человека, на самом же деле…
– С тех пор как он здесь, никто не пропал и не стал вести себя странно. Более того, единственное происшествие, о котором чешут языки в Алвасете, – как оружейник Сурита подрался с рыбаком Хосе. Будь мой пленник тварью, алчущей крови или душ, он давно проявил бы себя.
Росио прикусил язык с досады: не следовало ему употреблять словосочетание «мой пленник»; впрочем, оно лучше любых других отражало настоящее положение вещей. И, в конце концов, не перед Хуаном же ему таиться?
Пленник любил бродить во внутреннем дворе. Солнце заглядывало в него только в полдень, все же остальное время удавалось наслаждаться прохладой. Он сидел у бортика фонтана и снова читал. Однако пусть взгляд и следил за строчками, Росио мог поклясться: пленник либо грезил наяву, либо скрывался ото всех, делая вид, будто сильно увлечен.
– Как твое имя? – спросил Росио, не сомневаясь в том, что ответа не удостоится.
– Ричард.
Росио вздрогнул. Из легких словно выбили весь воздух. Непонятное, странное, нездешнее имя отозвалось в сердце глухой тоской. Пленник назвался без запинки – вряд ли выдумал. Звуки привычно слетели с губ. Но почему же тогда он молчал на допросах?
– Рикардо…
– Нет! – оскорбленно воскликнул пленник. На памяти Росио он впервые повысил тон. – Ричард! Не Рикардо.
– Почему раньше молчал?
– Ты не спрашивал.
Непривычное «ты» нисколько не покоробило и не оскорбило, но почему-то вызвало тихую щемящую радость.
– А кто я, знаешь?
– Рокэ, герцог Алва.
Росио шумно выдохнул, в груди что-то оборвалось, а перед глазами поплыли алые пятна. На мгновение показалось, будто внутренний двор замка исчез, а он очутился в какой-то пещере, отделанной древними базальтовыми плитами. В темноте прятались аметистовые колонны, поддерживающие свод. Фонтан, возле которого они находились, почти не изменился, но был сделан не из серого мрамора, а черного; по бортам вместо чаек, искусно вылепленных из белой глины, сидели малахитовые ящерицы и найери, а в центре возвышался факел зеленого пламени. Только пленник остался прежним, хотя вместо простых полотняных штанов и рубахи оказался одет в странного покроя черный камзол с багряной оторочкой. Серые глаза впервые взглянули ясно, из них ушли муть и туман, осталось лишь серое дождливое небо. Росио обожал всматриваться в такое, запрокидывать голову и ловить губами капли.
– Мое имя Росио Алва, и я соберано, а не герцог, – поправил он, когда снова смог дышать, и едва не взвыл от тоски: взгляд пленника снова наполнился туманом.
Впоследствии, лучше наблюдая за ним, Росио начал замечать странную особенность: Ричард не реагировал ни на кого, кроме него.
– Он невероятно опасен, соберано, – повторял Хуан. – Он тварь!
Росио не слушал.
– Тварь не выжила бы здесь, – повторял он и Хуану, и самому себе и шел во внутренний дворик или в библиотеку.
Было интересно. В молчании, мимолетной улыбке, мнимо покорно склоненной голове, поджатых губах и нарочитом бездействии Росио видел вызов. Только ему было под силу растормошить пленника, и он собирался добиться этого во что бы то ни стало.
– Он не трогает других, ведь у него есть вы, – говорил Хуан, и на сей раз Росио прислушался и неделю не видел пленника, а потом обнаружил его нисколько даже не осунувшимся.
– Не я, – ответил он тогда Хуану. – Тебе не нужно беспокоиться по этому поводу. Я бодр как никогда и ощущаю скорее не отток, а приток сил.
Хуана он вряд ли переубедил, но управляющий отстал. Росио ведь не упомянул, что, пусть и не виделся с пленником, думал о нем каждую свободную минуту.
– Зачем ты пришел? – Росио сидел на балконных перилах, внизу разбивались о скалистый берег волны и вскрикивали чайки. Ничего не стоило слететь вниз, но он не собирался этого делать, а у пленника, похоже, не возникало мысли помочь ему упасть.
– За тобой.
Рокэ и испугался, и порадовался: услышь подобные слова кто-либо из кэналлийцев, пленник был бы уже мертв.
– Не «за тобой», а «к тебе», – поправил Рокэ. – Я понимаю, кэналлийский язык тебе не родной, но следует быть осторожнее в выражениях, Ричард.
Он упрямо мотнул головой, взметнулись вверх отросшие волосы, внезапно выглянувший из-за тучи солнечный луч превратил их в темное золото.
– Я знаю твой язык. И я сказал, а ты услышал.
Все, что оставалось Росио, – спрыгнуть с перил на уложенный каменной плиткой пол и уйти. Он так и поступил, а еще приказал снова заточить пленника в башне, хотя следовало бы отправить в казематы. Ричард не сопротивлялся и перестал появляться у окна, сидел в углу на стуле или на постели, уставившись в стену (Росио уточнял потом у служанок), спал или просто лежал с закрытыми глазами и казался еще более спокойным и отстраненным, чем раньше. Зато Росио бесился за двоих.
– Что ты за тварь такая?! – спросил он, когда дней через шестнадцать все же не выдержал и явился к пленнику.
И получил в ответ:
– Я не тварь.
Пленник снова был бледен, ведь солнце не заглядывало в его узилище.
– Но ты пришел за мной.
– Да.
– Упаси тебя Абвении сказать такое при слугах.
Пленник пожал плечами, а потом ответил так, что Рокэ развернуло на каблуках и буквально вынесло из комнаты:
– Они знают.
========== Часть 3 ==========
– Красивый, – с мечтательным придыханием говорил Тарг. Он родился в Багряных землях, и для него светлая масть пленника была еще более непривычна, чем для Росио. – Прекрасно понимаю тебя, дядя.
Ричард (вернее, его тело) интересовал Тарга, и это бесило Росио необычайно, до кровавых кругов перед глазами. Он ощущал липкий и приторный, как багряноземельские сласти, взгляд на Ричарде, словно на себе самом.
– И даже не рассчитываю на подарок, – дерзко и прозрачно намекал Тарг.
– И правильно, – говорил-одобрял Росио, беззаботно улыбаясь.
– Я знаю, какой ты собственник.
– И не разбрасываюсь вещами, которые пока годятся хоть на что-то, – Росио говорил скучным тоном и прилагал все возможные силы, чтобы не сорваться. Ричард был всего лишь пленником, Тарг – родичем и будущим нар-шадом, от хороших отношений с которым зависело будущее Кэналлоа. Но!.. Если бы тот взялся настаивать, Рокэ вцепился бы ему в глотку.
Одержимость пленником разрослась в душе и породила странный плод. Теперь Росио не просто смотрел и не мог оторваться, он вожделел. Племянник помог ему осознать не только ревность, но и желание.
«Я соберано и могу все, – размышлял Росио, меряя шагами кабинет. – А он – никто, всего лишь бесправный пленник, не имеющий за душой ничего. Ему просто несказанно повезло сохранить жизнь, – прибавлял он. – Случись Ричарду появиться в Багряных землях, его сделали бы рабом и…»
На этом перед глазами возникали совершенно распутные картины и образы. Они отличались разнообразием (Росио никогда не страдал от недостатка воображения), но вертелись всегда вокруг одного и того же.
Росио закрывал глаза и опускался в глубокое кресло. Он представлял, как лежит на песчаном берегу бухты, а волны ласкают его ноги. Ричард сидел на бедрах, запрокинув голову, и щурился. Закатное солнце играло в его волосах и на мокрых плечах, заставляя вспыхивать алым капли воды и пота. Иногда Росио казалось, что Ричард в крови, и тогда сердце срывалось в бешеный галоп. Может, Росио и не понимал, что с ним происходит, но отдавал себе отчет в собственном страхе. Он боялся – до дрожи, стиснутых кулаков и зубовного скрежета. Если бы пленник… Ричард, тварь с севера, пришедшая за его душой и даже не скрывающая намерения увести с собой, вдруг исчез, заболел или погиб – Росио, наверное, тоже умер бы.
Ричард закусил губу, но Росио все равно услышал тихий стон и сильнее сжал ягодицы, надавил, побуждая двигаться. Ричарду нравилось, и это заводило еще сильнее, он выгибался, зажмуривался, вздыбленная плоть призывно покачивалась, сверкая капелькой смазки, и Росио просто не мог отвести от нее взгляда. Он протянул руку, провел по стволу и самодовольно улыбнулся, услышав новый стон-вскрик. Ричард больше не сдерживался, он увеличил темп, и теперь уже Росио стало не до чего, он тоже стонал и шептал проклятия.
Он на мгновение вынырнул в реальность, но только для того, чтобы приспустить штаны. Невообразимо глупо заниматься рукоблудством, когда достаточно свистнуть, и от желающих удовлетворить его потребность не будет отбоя, они даже сделают вид, будто ничего не слышали, если в пылу страсти Росио позовет…
Ричард в видении ускорял темп, задыхался, срывался на крики. Росио быстрее ласкал себя. Разумеется, излились они одновременно… хотя нет, Ричард чуть раньше, а Росио – уже от осознания того, что доставил ему удовольствие. Семя забрызгало ткань штанов, и пришлось идти в купальню. Хотелось наплевать на все, на собственный вид в частности, и видеть пленника немедленно, но он сдержался.
Росио ни за что не пошел бы к Ричарду для удовлетворения страсти. Он имел на это полное право! Никто его не осудил бы – более того, сказали бы, что соберано оказал пленнику честь. Но, вероятно, именно это его и останавливало. Росио слишком хорошо знал себя. Окажись он на месте Ричарда – может, и смирился бы с подобным времяпрепровождением, но не принял бы никогда и уж точно не питал нежных чувств, какое бы удовольствие ни испытывал.
Одержимость брала свое. В купальне он снова представлял: казалось, достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до бледной кожи. На внутренней стороне бедер она не слишком-то и нежна – сказалась привычка к верховой езде, что лишний раз подтверждало принадлежность Ричарда отнюдь не к простолюдинам, – зато на запястьях, под коленями, у основания шеи… Росио целовал, вдыхая горьковатый аромат, не имеющий ничего общего с морисскими благовониями; подсадил его на бортик бассейна, развел ноги… и снова вынужденно сжал собственный член.
С этим следовало что-то делать.
У морисков существовало множество изречений относительно первой, второй и следующих юностей. Росио не чувствовал себя ни счастливым, ни влюбленным, однако отдавал себе отчет в собственной одержимости.
Он боялся выдать себя. Поначалу думал – стоит увидеть Ричарда, и будет уже не удержаться от того, чтобы схватить его, толкнуть к первой попавшейся горизонтальной поверхности или к стене, расправиться со штанами и взять почти без подготовки. Оказалось – достаточно просто посмотреть ему в глаза. Серая хмарь разошлась, прозрачный серый взгляд охладил мысли, но не сердце, и безумие отступило. Ричард несмело улыбнулся, словно обо всем догадался, но не отступил, – это сделал Росио, впервые на своей памяти устыдившись собственных мыслей. Желание, впрочем, никуда не делось, но больше не мучило, не резало по живому, а тлело в сердце.
Ричард понемногу оживал, и все же он являлся тварью. Росио выяснил это, когда пригласил его в кабинет и попытался напоить вином. С некоторых пор они практически не расставались, только спали в разных комнатах. Росио водил своего пленника даже на встречи с вассалами, пусть те и не испытывали радости от такого общества. Хуан хмурился все сильнее, и отблески свечей в его карих глазах почему-то казались лиловыми.
Ричард отказывался от вина ровно до тех пор, пока Росио, которому надоело уговаривать, не порезал палец и не влил в бокал несколько алых капель.
– Не желаете «Черной крови», отведайте моей, – сказал он и вздрогнул, когда поймал серый взгляд. В нем не было лиловых отблесков, но таилось нечто жуткое, болезненное и… то ли печальное, то ли горькое – он так и не понял.
Затем он играл, пока Ричард не заснул, и впервые гитара так плакала и смеялась, а Росио сочинял и подхватывал мелодию на лету.
– Что это?..
Сегодня они ушли под парусом в море. Росио правил, а Ричард сидел на носу лодки и смотрел на воду. Солнце ласкало русые волосы, подсвечивая их золотом. Разумеется, такое чудо не могло не привлечь внимания.
– Вы никогда не видели найери?
Морская дева полностью поднялась из воды. Издали ее удалось бы даже спутать с человеком, однако вблизи чешуйки на коже переливались перламутром. Волосы свисали до пояса, змеиное тело, оканчивающееся широким белесым хвостом, чертило спирали на поверхности.
– Только воплощенных в камне или на холсте, – проронил Ричард. – Но у них не имелось клыков и шипов…
Росио окинул ее удивленным взглядом, потом посмотрел на Ричарда и, пересев на нос лодки, взял его за руку. Пальцы переплелись и стиснулись, пришлось вдобавок приобнять за плечи, успокаивая: сердце билось так, словно собиралось вырваться из груди, Ричард дрожал и переживал тихую панику. Росио впервые задумался о том, что тот мог видеть окружающий мир совсем иначе.
– У найери нет клыков, ночами они поют, – сказал Росио. Когда они вернулись на берег, он сел на песок, а потом и лег, приподнявшись на локте и всматриваясь в профиль Ричарда на фоне закатного неба. – А еще здесь можно увидеть астэр. Надеюсь, вы не испугаетесь, они ведь, по легенде, спутники Анэма, а соответственно, и мои.
– Значит, и здесь ты считаешь себя только Повелителем Ветра, – расстроенно и непонятно проговорил Ричард.
– Только? – рассмеялся Росио. – А вы кто? Ракан?
– Нет, к счастью, – прошептал он. – И, как предполагаю, больше не имею к Скалам никакого отношения. Если бы имел, то, скорее всего, умер бы, а впрочем, я уже…
Слова казались бессвязным бредом, но Росио они беспокоили не этим. Что-то неясное снова тянуло в груди, его хотелось отшвырнуть, загнать в какой-нибудь темный угол и запереть на шестнадцать замков.
– Астэры часто принимают облик тех, кого любишь. Если ваше сердце занято, берегитесь, – пошутил он, а на самом деле весь обратился в слух.
– Знаете, когда-то я любил женщину… вернее, мне так казалось, а она предала меня и унизила, более того… оказалась не той, за кого себя выдавала, – простолюдинкой на троне. Я убил ее.
– В Багряных землях ее забили бы кнутом у позорного столба, так что вы поступили великодушно, – Росио пожал плечами.
– И у меня был… друг и советчик.
Росио нахмурился, но тотчас же выдохнул с облегчением, стоило Ричарду продолжить рассказ.
– Я слушал его, как отца, а он помыкал мной…
– Этого человека вы тоже убили?
– Нет, не смог.
– Зря… – протянул Росио. – Уж я бы…
– Дорак помыкал тобой не меньше, чем мной Август Штанцлер! – неожиданно зло воскликнул Ричард. – Просто тебе было почти сорок, и Дорак вел себя более осторожно, а мне… даже двадцати не исполнилось! – он тотчас побледнел и прикрыл рот ладонью, взглянул испуганно и дико.
– Не имею никакого понятия, кто такой Дорак, – фыркнул Росио, а потом и рассмеялся, хотя этого совсем не хотелось. Гораздо сильнее он желал бы снова обнять Ричарда за плечи, наверняка тот опять дрожал. – И мне не сорок. Абвении! Неужели я так плохо выгляжу?!
Ричард не поддержал шутку, ссутулился, обняв и прижав к груди колени, уперся в них подбородком.
– И у меня был… сюзерен, которого я считал своим лучшим другом. Ради него я готов был… предать самого себя.
– Насколько понимаю, тоже не срослось? – Росио испытывал нечто сродни злорадству и вместе с тем облегчение. Если Ричард свободен, то, возможно, сумеет принять в свое сердце того, кто (Росио мог поклясться хоть кровью) никогда не предаст его, в отличие от всех прошлых друзей и влюбленностей. А потом он просто начал рассказывать о том, что видел, и со временем это вошло у него в привычку.
– Мы стоим на вершине Закатной башни, в которой располагается ваша комната, – говорил Росио, – ветер треплет волосы и одежду, неся с моря соль и свежесть, небо ясное и синее, солнце запуталось у вас в волосах, и они кажутся золотыми.
– Я темно-русый…
– Неважно.
– А дальше? – он спрашивал, словно был слепцом, и Росио все чаще убеждался, что это действительно так. Вернее, Ричард видел все совсем иначе, нежели он. Наверное, потому и шарахался от всех.
– Замок стоит на скале, далеко выдающейся в море; если спуститься, то можно выйти в нашу бухту, на песчаный пляж; если пройти в Рассветные ворота, то попадем в город. Алвасете прекрасен: белоснежные дома, радушные люди, знойные дориты, гранатовые деревья в цвету…
– Красиво… я никогда не видел, как цветут гранаты.
– Как по-вашему, где мы? – спрашивал Росио, отведя Ричарда на виноградники.
– В тоннеле, – отвечал тот. – Одно из ответвлений Лабиринта. Серый камень стен то сужается, то расширяется. В монолите встречаются аметистовые жилы, скоро начнется зал со сталактитами и сталагмитами, сросшимися в виде колонн…
– Красиво.
– Нет. Страшно.
Росио пожимал плечами, улыбался, брал его за плечи, всматривался в лицо, и из серых глаз уходила муть.
– Мы посреди виноградника…
Поначалу казалось – пленник врет, но сочинять с таким постоянством и выдумывать столько разнообразных деталей мог бы не каждый. Росио решил, будто Ричард безумен, но все чаще начинал подозревать, что, возможно, сам повредился рассудком.
Хуан оставался услужлив. Он приносил в кабинет «Черную кровь», старался не замечать Ричарда, смотрел на Росио с почтением и печалью, и все чаще в его взгляде проскальзывали лиловые отблески.
– Мы на скале. Возле самой пропасти стоит сухое дерево, ветви которого увешаны бусами из жемчуга. Небо сегодня хмурое, свинцовые тучи затмили небо, оно сравнялось цветом с вашими глазами, но дождь не прольется. Вы видите?..
– Да, красиво.
– А вот и астэра. Она смеется, слышите?
– Да, колокольчики…
– У нее крылья за спиной, она смотрит на вас, меняет облик… – Росио на мгновение замолкает, ругает самого себя и быстро спрашивает: – Кого вы видите перед собой?
– Ты сейчас же потребуешь сатисфакции, но… я вижу тебя.
У Ричарда сухие губы, жаркие, запекшиеся, словно у него лихорадка. Странно: Росио видит и чувствует их совсем по-разному. Впервые он задумывается о том, что, возможно, из них двоих безумен вовсе не Ричард. Но как же не хочется отказываться от своей жизни – спокойной и радостной. Росио не знает другой, он не помнит ни имен, ни событий, о которых иногда проговаривается Ричард, но они все равно задевают.
Однажды он проснулся, увидел вместо синего полога балдахина зеркальный коридор, на поверку оказавшийся сделанным из слюдяных пластин, и услышал журчание подземной реки. В дверь постучали, раздался голос Хуана, и видение развеялось, но целый день Росио ходил словно сам не свой. Могло ли быть так, что его окружали лишь иллюзии?
– Здесь слишком красиво, а мое время истекает, – сказал Ричард одним вечером. – Ты не уйдешь со мной, а Кэртиана не может существовать без сердца.
Росио понятия не имел о той Кэртиане, он только сжал горячее плечо и спросил, ужаснувшись:
– Вы больны?!
Ричард покачал головой и вздохнул.
– Как это случилось?! – требовал Росио ответа несколько дней спустя. Он всего на четыре часа отлучился из замка. Выезжать следовало рано утром, а Ричард так хорошо спал, его не хотелось будить, вот и уехал.
Теперь он ругал себя последними словами и смотрел на верного Хуана едва ли не с ненавистью.
– Он упал на лестнице. Не увидел ступеней, – почтительно отвечал тот, а в глазах разгорались лиловые огоньки, и губы растягивала кровожадная улыбка.
Росио никогда не давал воли рукам в общении со слугами, но тогда он ударил. И ворвался в покои Ричарда, выгнал лекаря, потому что взгляд у того тоже отчетливо светился лиловым, склонился над бесчувственным телом и звал, умолял впервые в жизни или жизнях, сколько бы тех ни было.
Ричард не отвечал, он лежал спокойно, и могло показаться, будто просто спал, но рука, которую Росио сжимал, была очень горячей, а жилка на запястье билась часто и сильно.
– Я уйду с вами, только позовите…
Ричард открыл глаза. Во взгляде не было мути, и Росио искренне радовался этому, пока не охнул от резкой, жгучей боли. Ричард вогнал невесть откуда взявшийся кинжал под левую ключицу и с облегчением улыбнулся.
– Как были предателем и убийцей, юноша, так и остались, – успел проговорить Рокэ, отзеркалив эту улыбку, и мир рухнул в темноту.
========== Часть 4 ==========
– И что дальше? – Рокэ рассматривал двух рыцарей: черного и серого. Больше всего на свете хотелось их проклясть, потому что именно они связали нити судеб всех своих потомков, принадлежащих Домам Скал и Ветра, да еще так переплели и запутали их, как ни одной кошке Леворукого не под силу. И разорвать нити не выйдет, вот ведь беда, если только разрубить, но Рокэ уже пытался, и привело это к гадким последствиям, даже в посмертии не нашел он покоя. Впрочем, ему вполне хватало и собственного проклятия (которое, учитывая, как с ним обошелся Ричард, и после смерти никуда не делось), сотрясать воздух не имело смысла.
– Вы вернетесь, Кэртиана оживет.
Рокэ поморщился. Алан Окделл не нравился ему еще сильнее, чем Эгмонт и его отпрыск. Хотя бы тем, что пафосно говорил о вещах непонятных и именно Рокэ ненужных.
– Она вышла из осени, а ты – вошел. Не уверен, но попытаться придется, – собственный предок изрекал не менее запутанно, и только Ричард, сидевший у дальней стены пещеры, не участвовал в мистерии.
– Миру нужно сердце – вы, как это ни прискорбно, – продолжал Алан.
Рокэ (пусть он давно и вышел из детского возраста) очень захотел ответить неприличным жестом.
– И почему у меня возникает чувство, – начал он, – будто вы, господа, пытаетесь загрести жар чужими руками?
Означенные «господа» воззрились на него: Окделл – с недоумением святого, который наверняка был уверен, что Рокэ почтет за честь вернуться к жизни и спасти мир; Рамиро – с ехидным фырканьем.
– Поймите меня правильно, – продолжил Рокэ, – я был бы не против и не сказал бы вам ни слова, если бы не одно обстоятельство: руки эти принадлежат никому иному, как мне.
Кажется, Окделл вообще не понял данную фразу. Зато Рамиро расхохотался весело и зло, что в принципе не сулило ничего хорошего. С одной стороны, Рокэ действительно мог наплевать на желания предка, с другой – плохо представлял себе последствия этого шага. А еще он смотрел на безучастно сидевшего Ричарда и ждал хоть какой-то реакции. Прежний глупый оруженосец наверняка накинулся бы на него с обвинениями. Первым пунктом фигурировало бы нежелание плясать под дудку покойников, вторым – неготовность совершить подвиг во имя Кэртианы или все равно кого и чего. Однако Ричард даже не повернул головы – это злило.
