Текст книги "Коловрат. Пепел Надежды (СИ)"

Автор книги: Сумасшедший Писака

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10. Пепел Души

От Автора:

У меня есть такое поверье, что комментарии-отзывы, а то и вовсе обсуждения сюжета книги, помогают автору писать быстрее и лучше, а еще делают его счастливым. Как думаете, врет поверье?

Приятного чтения!

С Уважением и Благодарностью,

Сумасшедший Писака

БЕЗ ВЫЧИТКИ

Закон равновесия гласит: за все в этом мире приходится платить, ведь у всего есть причина и следствие.

Сумасшедший Писака

Первое, что я услышал, придя в сознание – мерное пиканье, какого-то прибора. Тело ощущалось, словно оно есть, и в то же время его нет. Попытка пошевелиться и вовсе не возымела никакого эффекта. Но, что хорошо – дыхание мое было ровным. Это я осознавал явственно и четко. А вот открывать глаза я не спешил, занятый восстановлением в памяти предшествующих событий.

Таким образом, я и вспомнил, все что случилось на поле боя. А вспомнив, как говориться прослезился.

Медленно приоткрыв глаза, я какое-то время, бездумно пялился в потолок, старательно избегая любых мыслей, что настойчиво стремились проникнуть в сознание. Боюсь, если бы у них это получилось, то у меня случился бы сердечный приступ, даже невзирая на мой юный возраст.

Тот ужас, что мне пришлось пережить, то решение, которое мною было принято… черт! Это навсегда останется со мной. Уже тогда, я это прекрасно понимал, как впрочем, и тот факт, что не думать, я просто не в силах, а потому, рано или поздно мне все равно придется встретиться с последствиями, но именно в тот момент, когда я пришел в сознание, я отчаянно оттягивал этот момент.

Трусость ли это? Или возможно сознательный шаг человека, который понимает, какие будут последствия? Сложно сказать. Да, уроки Марины Викторовны, определенно не прошли для меня даром, и я прекрасно понимал те последствия для своей психики, но в то же время…

Я действительно боялся. Сам не знаю чего – просто боялся. Этот иррациональный страх глубоко сидел в недрах моего подсознания, а мое стремление не думать, не позволяло работать с причинно-следственными связями.

А потому я и лежал, устремив пустой, лишенный мыслей и эмоций, взгляд в белый потолок больничной палаты, и просто считал ритм своего сердцебиения, что передавался мне через писк медицинского прибора.

Сколько я так пролежал, даже не знаю. Просто не следил за временем. Но как известно – у всего в этом, да думаю и других мирах тоже, есть начало, и есть конец.

– О! Очнулся! – Донесся до меня женский возглас, после которого послышалось топотание бегущих ног и хлопок, закрытой двери.

А спустя пару минут, двери в мою палату раскрылись и в нее кто-то прошел, уверенной и стремительной походкой. Невольно скосив глаза в том направлении, я смог рассмотреть мужчину лет тридцати пяти, одетого белый халат из-под которого виднелись свободные брюки без стрелок, да удобные кеды.

– Поздравляю больной! – Бодрым голосом, сообщил мне этот русоволосый мужчина с короткой стрижкой, поправляя висящий на его шее фонендоскоп. – Вы живы. Не спешите отвечать, вам это может быть еще трудно.

Целитель подошел к моей кровати, после чего передвинул стоящий возле нее стул, и поставил его таким образом, чтобы я мог его видеть. Устроившись возле меня, и продолжая улыбаться, доктор продолжил свой монолог, подавая его в виде своеобразного диалога.

– И так, самое критичное уже позади и прямо сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Если вас интересует, что было, то сразу отвечу, – он на секунду задумался, воздев глаза к потолку, после чего широко улыбнулся, видимо прибывая в прекрасном расположении духа, – был полный звиздец. Чудо, что вы выжили. Девяносто процентов тела получили ожоги разной степени тяжести, потеряна часть правок руки ниже локтя, также вырван клок тела вместе с мышечной тканью с правой же стороны, но вам повезло, что этот участок получил ожог, который не позволил вам скончаться от кровопотери. Открытый перелом правой ноги и пулевое ранение правого бедра и левого предплечья. Сломано пять ребер, одно из которых пробило левое легкое. Что удивительно, голова у вас при этом не пострадала. Так, что вам несказанно повезло несколько раз.

Целитель, который так и не представился, сделал небольшую паузу, во время которой что-то клацал в своем планшете, после чего подняв от него свой взгляд на меня, продолжил.

– Теперь, по текущему состоянию. – Он вновь что-то клацнул в своем планшете. – За неделю, которую вы провели в коме, нам удалось решить вопрос с пулевыми ранениями, ребра уже практически зажили, перелом ноги, будет заживать еще пару недель точно. – Целитель вновь посмотрел мне в глаза, после чего покосился на обрубок моей руки. – А вот с возвращением потерянной конечности все несколько сложновато.

Отчаянье усилило свой натиск на мое сознание, грозя погрести меня в свои пучины, но я стойко продолжал стараться не мыслить, а потому до сих пор не осознавал значение услышанных слов. Да, я их запоминал, но не обдумывал. То есть, информация ко мне поступала, но не обрабатывалась. Боюсь в противном случае, я рисковал бы наложить на себя руки.

А еще, при упоминании доктором «обрубка», меня обожгло фантомной болью, от которой невольно проступили слезы на моих глазах. Целитель же это истолковал по-своему.

– Ну, не стоит отчаиваться. Сложности естественны, но решаемы. – Поспешил он успокоить меня. – Здесь, для вас, всего лишь вопрос времени и определенного комплекса упражнений. Ну, а сами осложнения связаны как раз с полученными ожогами. В то же время, повторюсь. – Он сделал небольшую паузу, воздев глаза к потолку. – В который уже раз. Вам несказанно повезло! Будь ожог чуть сильней, пройди чуть больше времени, и шансов на восстановление уже не было. А так, через год, полтора, будет у вас полноценная правая рука.

«Год-полтора!» – Молнией обожгло мое сознание, прорвавшейся мыслью и осознанием.

А следом прорвались и остальные мысли, от которых я старательно закрывался.

«Дети! Дерьмо! Дети выжили? Хоть, кто-то?» – Это была первая волна, наполненная болью от которой хотелось орать благим матом.

А следом пришло и осознание содеянного.

«Из-за меня, погибло около двухсот человек» – а вот уже эта мысль, заполнила собой все мое сознание, поднимая волну ненависти к самому себе.

Доктор что-то говорил, а в моей голове билась уже всего одна единственная мысль – «Я убийца!».

– Коловрат, вы как? Вам плохо? – Донесся до моего сознания голос целителя, который уже водил руками у меня над головой, видимо снимая какие-то показания.

«Ни хрена я не в порядке» – хотел бы я ему сказать, да только говорить я не мог. Чертово тело вообще не желало слушаться, а тем паче шевелиться. Единственное, что мне было доступно это глаза и веки.

– Так, отклонений я не вижу. – Продолжал тем временем доктор. – Хм… посттравматический синдром? Вероятно. Марина! – Обернувшись к двери, прокричал он. – Позови Семена Михайловича, здесь нужно его экспертное мнение.

Через пятнадцать минут, пока целитель, который зараза так и не представился, ходил из стороны в сторону, а я лежал вмыкая в потолок, занятый самым паскудным из всех возможных дел – самобичеванием, явился выше означенный Семен Михайлович.

– Петр, что случилось? – Пройдя через дверь, первым делом обратился мужчина лет сорока пяти к доктору, который при его появлении наконец-то перестал мельтешить.

– Кажется, у пациента психологическая травма, Семен Михайлович. – Кивнув головой в мою сторону, ответил целитель.

– Он же военный, это логично. – Пожал плечами психолог, как я тогда понял. – Раненый, после боя.

Дальнейший разговор между врачами я не слушал, погружаясь все глубже и глубже в дебри собственного отчаянья. Я не мог спросить, выжил ли кто-то из детей, не мог узнать, смог я спасти хоть кого-то. А еще мне было очень хреново от осознания, что минимум на год, а то и полтора я превратился в калеку.

«Двести человек» – пронеслось в моей голове и тот час же появилось жуткое желание наложить на себя руки, а в качестве добивания перед внутренним взглядом начали проноситься и лица, тех, кого я пытался и не смог спасти. Тех девочек и мальчиков, которые не успели спрыгнуть в вырытое мной укрытие. А еще, дополняя внутреннюю боль, память, с*ка, услужливо показала и момент их смерти.

– Кха-кха! – Кашлем вырвался крик из моего горла.

«С*ка! Даже заорать не могу!» – Злобно промелькнула мысль в моей больной голове.

Не знаю, сколько я так лежал, сжигая свою душу, и терзаясь чувством вины, но в какой-то момент просто уснул.

А проснувшись, вновь уставился в потолок, пока плотина медитации удерживала поток мыслей, стремящийся вывести меня на новый виток отчаянья.

Я не обратил внимания на то, как пришла медсестра, на то, как она сменила мне капельницу, но оставаться безучастным, когда девушка меняла мне утку…

Стыд. Именно это чувство обуяло меня, снося плотину отчуждения, которую я строил. И вновь меня захлестнули противоречивые эмоции, сжигающие мою душу.

Потом приходил все тот же целитель Петр. Он что-то говорил, говорил и говорил, но я его не слушал. Банально за шумом мыслей и эмоций, что разрывали мои мозги и душу, я не воспринимал окружающий мир. Я все больше и больше погружался в глубины самого себя.

Я не хотел жить. Я вообще жалел о том, что выжил.

«Лучше бы я сдох!» – В конечном итоге подумалось мне.

Дни сменяли друг друга в калейдоскопе серой однообразности. Каждый день, начинался одинаково. Я просыпался, старался не думать, а затем плотина отчуждения проламывалась, и меня захлестывало чувство вины, с которым мне теперь и предстояло жить дальше.

В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что даже не представляю, сколько уже здесь лежу. Помню, что кто-то приходил, что-то говорил, но кто и что… хрен его знает.

Хотя вру. Один визит мне запомнился, он смог ненадолго вырвать меня из этого калейдоскопа. Приходил Сергеич, забегал навестить, пока было время в увольнительной.

– … Двое выжили… – Вычленило моей сознание из всего сказанного, в то время, как я точно так же, продолжал бездумно смотреть в потолок.

«Двое. Только двое» – отдалось эхом в моей голове.

– Ты не вини себя. Ты сделал все что мог и даже больше… просто. Просто представь, как тем магистрам, что нанесли удар, когда ты убрал защиту Серых.

«Магистры. Удар. Магия» – Проносилось в моем сознании, после чего уносилось в бескрайнюю пустоту, что постепенно занимала мое сознание и душу.

И вновь дни, сменялись днями, а я все так же лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как боль и горечь, сменяются пустотой и безразличием.

– … В конечном счете, именно совесть и ее муки, делают человека человеком. – Сквозь вату отчуждения, дошли до меня слова Сергея Михайловича, сидящего по левую руку от моей больничной койке.

Вот тогда я первый раз и пошевелился, повернув голову к нему и пристально вглядываясь в глаза мужчины, пытаясь найти там какой-то подвох.

– Просто подумайте об этом Евпатий. – Продолжал тем временем психолог. – Совесть этот самый наш моральный компас, который позволяет понять, что хорошо, а что плохо. Возможно только благодаря ее голосу, человечество еще не поубивало друг друга.

– Спорно. – Выдавил я из себя первое слово за много дней, от чего по горлу, словно наждаком прошлись. – Пить.

Сергей Михайлович тот час же подскочил ко мне, поднося стакан с водой. Сделав несколько осторожных глотков, я почувствовал, как по горлу прошла холодная волна, принося с собой облегчение.

– Спасибо. – Произнес я едва слышно, после чего вернул свой взгляд обратно в потолок.

Психолог же постоял пару минут надо мной, о чем-то размышляя, после чего попрощался и покинул мою палату, оставляя меня наедине с самим собой.

«Совесть. Великий дар каждого человека, и великое проклятие любого грешника. Правда грешник рискует оглохнуть и не слышать ее голоса. Хорошо это или плохо?» – Продолжил я рассуждения Сергея Михайловича. – «Он ведь прав, Патя. Совесть это компас, который позволяет выбирать человечность. Но… как быть тогда мне? Я повинен в гибели людей. Но и ситуация была такой, что я не мог их спасти. Так почему тогда совесть мне так рьяно кричит, что я виноват? Почему вина меня так гложит?»

Помню, я так рассуждал до самого вечера, пытаясь найти ответы на вопросы, которые задавал самому себе, да только куда уж мне там. Совесть. А осталась ли она у меня? Сколько человеческих жизней я уже успел забрать? И стоило ли оно того? Как там говорилось в прошлом моем мире? «Делая добро – побойся Бога»? Или хуже: «благими намерениями выстлана дорога в ад». И то, и то, подходит под мою ситуацию. Я ведь не стремился никогда кого-то убить, наоборот я спасал себя и тех, кто меня окружал, тех, кого мог спасти. Так почему же тогда, мне сейчас так хреново? Почему каждую ночь мне сняться кошмары, от которых я просыпаюсь в холодном поту?

А на следующее утро, я вновь открыл глаза, уставившись в ставший уже ненавистным потолок. Вот только пустота и отчужденность, сменилось чем-то иным. Словно трансформировалась в нечто другое.

Изменился ли я? Конечно же да. Я определенно стал другим, но был и один очень страшный для меня момент. Я не знал, что дальше. Я не знал, зачем и как мне дальше жить. Если от всех предыдущих моих действий погибло столько человек, то может лучше и вовсе бездействовать? Тогда ведь люди перестанут гибнуть! И я не буду чувствовать себя виноватым, а там глядишь и кошмары сойдут на нет, когда душевные шрамы немного подживут.

В тот день мне остро хотелось нажраться в хлам, до обниманий с мраморным товарищем. Он казался мне в тот момент идеальной компанией. Той самой компанией, которую я заслужил.

И да. Я себя ненавидел. А от того становился все более и более безразличным. Парадокс, блин. С одной стороны я вышел из состояния отстраненности, а с другой шел в объятия его родного брата – безразличия. И вот когда, оно все же смогло мной завладеть, меня начали настигать и другие последствия.

Я уже мог самостоятельно передвигаться, а потому в тот день сидел на стуле у окна, рассматривая столичные улицы, что были видны из него, и мечтал о сигарете. Логика моя была проста, и я бы даже сказал, прозаична. Раз нельзя бухать, то усмирить чувство вины, которое осталось единственным в моей душе, на фоне общего безразличия, можно только дымом сигареты. И хоть я не курил в этой жизни, но старые привычки, пусть уже и позабытые, из прошлой жизни, активно стремились меня догнать.

От созерцания прохожих и проезжающих-пролетающих мимо автомобилей, меня отвлек уверенный стук в дверь.

– Войдите. – Не поворачивая головы, чуть повысив голос, произнес я, с помощью силы, подталкивая звук своего голоса к двери.

Этот прием я освоил буквально намедни, пока умирал от скуки. Все же безразличие требовало от меня действий, хоть каких-то, ибо они придавали моему существованию, хоть какого-то смысла.

Дверь открылась, и в нее прошел, парень лет двадцати пяти, с зелеными волосами, по классике зачесанными набок. Высокий, спортивный. Взгляд холодный и внимательный. Едва зайдя, парень первым делом осмотрел палату, и только после этого, сделал несколько шагов вперед, но уже ища взглядом место, где разместиться. Все это выдавало его с потрохами, еще до того как он представился.

«ВСБ или контрразведка? Хотя глупый вопрос. Контрразведке я на хрен не нужен. Остается внутренняя служба безопасности. Ученик капитана Вронского? Судя по возрасту, учил нас один и тот же человек» – в одно мгновение пронеслось у меня в голове.

– Лейтенант ВСБ Мартынов, Игорь Васильевич. – Представился парень, наконец-то найдя взглядом второй стул.

Подхватив означенный предмет мебели за спинку, он подошел ближе ко мне, после чего уселся напротив меня, так чтобы его взгляд мог охватывать сразу всю мою фигуру.

«Учили его на совесть» – с уважением отметил я.

– Евпатий Ярославович, – перешел к делу лейтенант, закидывая ногу на ногу и доставая из внутреннего кармана пачку сигарет и зажигалку, но вспомнив где находится, с тяжелым вздохом пряча обратно, – я уже успел в общих чертах ознакомиться с произошедшим на поле боя.

Я же в это время мысленно усмехнулся, по достоинству оценив этот ненавязчивый прием с сигаретами, которые по своей сути являлись раздражителем и своеобразным тестом с попыткой вызвать эмоцию и собрать информацию. Вот только я оставался по-прежнему равнодушным.

«Ну, посадят. Ну, назначат исправительные работы. И?» – Мысленно произнес я, понимая, что это уже и угрозой то для меня не выглядит. После всего через что мне пришлось пройти, это выглядело в моих глазах не наказанием, а скорее избавлением. Получением хоть какого-то смысла.

– Теперь, хотелось бы послушать вашу версию произошедшего. – Продолжил тем временем Мартынов, внимательно рассматривая меня. Я же продолжал молча следить за тем, что происходило на улице, никак не реагируя на слова представителя ВСБ,

– Не хотите говорить? – Вздернув левую бровь, спросил Игорь Васильевич, с ноткой скрытой угрозы.

«Наигранно» – невольно отметил я, хотя был вынужден признать, что отыграно качественно, но… видимо я слишком хорошо учился на занятиях Вронского.

Лейтенант же видя, что от меня нет никакой реакции на свои слова, скинул пиджак, после чего откинулся на спинку стула, заложив руки за голову и тяжело выдохнул.

– Послушай, Евпатий Ярославович, допрос, чистая формальность. Из слов свидетелей, ты совершил вообще подвиг. Тебя по логике не допрашивать, а награждать нужно.

«Ох! А он хорош!» – Уважительно отметил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы фыркнуть. И не потому, что испытывал презрение, напротив. Фыркнуть я хотел именно от слов Мартынова, которому практически удалось вывести меня на эмоцию. Это достойно уважения. – «С другой стороны, он ведь просто выполняет свою работу, а мне… мне ведь и скрывать нечего».

– Что ты хочешь знать? – Не поворачивая головы, спросил я у него, но чуть подумав, все же посмотрел на парня. – Простите. Что вы, хотите узнать?

– Просто расскажи свою версию произошедшего. – Обаятельно улыбнувшись, развел руками Игорь Васильевич.

«Хорош чертяка. Небось, один из лучших учеников» – Отметил я.

Нет, я, конечно, мог упереться рогами и просто молчать, глядя в окно, тогда он был бы вынужден назначать мне допрос с использованием артефакта правды, а там могут пойти разные совсем уж неудобные вопросы, отвечать на которые мне нельзя, ни под каким предлогом, а не ответить на них не получится. В общем, во избежание осложнений, лучше было бы быть честным и открытым. Собственно, как и учил нас капитан Вронский поступать, когда скрывать нечего. Это когда есть, что скрывать, действовать нужно тоньше и искусней. Но главное, на допросе всегда нужно петь соловьем. И чем больше ты говоришь, тем лучше. Нет, не для следователя, для тебя самого, так как, пока ты говоришь, тебе меньше задают вопросов, и меньше сомневаются в сказанном. Главное, заливаясь соловьем, помнить, что именно ты говоришь. Как говорили в прошлой жизни «дьявол в мелочах».

– Да, что там рассказывать? – Пожал я плечами. – Я увидел, что Серые собираются, что-то провернуть, и скорее всего, что-то мощное. Вот и решил попытаться сорвать их план.

– И поэтому в одиночку бросился против целой армии? – Сделав скептичное выражение лица, спросил у меня Мартынов.

– А нужно было компанию собрать? – С сарказмом спросил я у него. – Кинуть приглос в общий чат? Собираю команду суицидников. Минимальные шансы на выживание! Только сегодня и только у нас! Так, что ли?

– М-да. Звучит сомнительно. – Обезоруживающе улыбнулся лейтенант. – Но все же. В одиночку, ломануться туда. Вы ведь уже имели представление, с чем можете столкнуться?

– В общих чертах. – Отведя взгляд к окну, и устремив его на проезжающие, у больницы, автомобили, ответил я, после чего невольно скривился от фантомной боли в отсутствующей части руки.

Если сам локоть напоминал о себе постоянной ноющей болью, то вот отсутствующая часть руки, регулярно добавляла дискомфорта, такими вот приступами фантомной боли.

«Черт! А ведь, если бы рука нашлась, то я уже щеголял бы целым, а не калекой» – с ноткой грусти подумалось мне.

– Высота сто сорок семь. – Продолжил я свою мысль. – Когда мы туда пришли, твари собирались приносить в жертву людей.

– И с этим актом вашей жизни я знаком. – Тяжело вздохнул Игорь Васильевич, бросив на меня взгляд с едва уловимой жалостью.

– Я тогда тоже попытался спасти их. В компании. – Отстраненно продолжил я. – А выжили только я и Колотов. А потом и его не стало.

– Понял. – Тяжело вздохнув, произнес Мартынов, тоже устремляя свой взгляд в окно. – Скажи, Коловрат, кто ж тебя так не любит, что вместо награды, послал меня? А главное за что?

«А оно тебе надо? Ты жить еще хочешь?» – Едва не ответил ему я, но вместо этого, лишь безразлично пожал плечами.

А догадки у меня уже были. Да и не мудрено догадаться, что в дело вновь вошел тот самый Крот, которого мы искали с Михаилом, и из-за которого меня по сути и отстранили от службы.

«Получается, комбинация Котова не сработала и Крот не теряет интерес ко мне? Почему?» – Спросил я самого себя, продолжая пялиться на прохожих. День к слову за окном стоял пасмурный. По ощущениям, вот-вот должен был начаться если не ливень, то затяжной дождик уж точно.

И в этот момент в небе сверкнула молния, подтверждая мои ощущения, после чего стекло окна завибрировало от раската грома.

«Что и требовалось доказать» – мысленно хмыкнул я.

– Ладно. Будем считать, допрос состоявшимся. Ты мне только скажи, сколько там было мирных? – Уже поднимаясь на ноги спросил лейтенант.

«И все же профессионал он серьезный. Так тонко подгадать момент с вопросом» – с внутренней тоской, что проклюнулась сквозь мою броню отчуждения, подумал я.

– Двести. – Едва двигая губами, ответил ему я. – И я там видел лишь детей.

– И выжило только двое. – В тон мне, продолжил Игорь Васильевич. – И что? Не было ни одного варианта спасти их? Ты же мог устроить подкоп, вывести сперва людей…

– И остаться лежать там мертвым, как и они бы все погибли. А еще твари бы нанесли свой удар по нашим порядкам, и вероятнее всего, погибли бы еще и наши солдаты. – Закончил я за него, вновь погружаясь в безразличие.

Да. Я уже раньше думал об этом. Ох, как же много, я, черт возьми, думал, о спасении остальных. Но каждый вариант приводил все к одному и тому же результату, так что в какой-то момент меня даже посетила мысль, что стоило сложить там свою голову. Всяко бы проблем меньше было, да и совесть бы не мучала.

– Прости. Работа такая. – С тяжелым вздохом, обронил лейтенант ВСБ, после чего направился к двери палаты. Но сделав буквально пару шагов, обернулся ко мне. – И это. Ты поступил правильно. Мало кто смог бы сделать больше. Выздоравливай.

А дальше он молча ушел, оставляя меня одного, наедине с мыслями, которые вновь принялись штурмовать мою израненную душу.

Так я и просидел до самого вечера, глядя на старинную улочку Алексанграда, по которой сновали люди по своим, несомненно, очень важным делам, проезжали колесные и левитирующие автомобили.

Я смотрел на эту мирную идиллию, и пытался понять, как? Как может такое быть, что там, на передовой гибнут солдаты, а здесь такое спокойствие?

«Может ради того, чтобы здесь так и было, они и гибнуть? Ради того, чтобы дети жили? Другие жили? Почему я был готов пожертвовать собой? Разве не ради этого?» – Тут же задался я вопросами. Ох, как же это в моем духе, отвечать самому себе вопросом на вопрос.

Отвлекся я только на вялое поглощение ужина, который мне принесла та самая Медсестра Марина, которая первой зашла, когда я только вышел из комы. И ладно бы еда была вкусная, так нет же! Просто безвкусная каша, отдаленно напоминающая чьи-то испражнения.

«Зато там витамины, которые необходимы для восстановления руки» – мысленно уговаривал я себя, ковыряясь ложкой в этой бурде.

А после того, как я все же доел, Марина поставила мне капельницу, с затаенной жалостью и тоской посмотрев на меня.

«Иди на хрен!» – Мысленно вырвалось у меня на этот взгляд. – «И без тебя тошно!»

После того, как медсестра удалилась, я просто смотрел в потолок, плавно погружаясь в медитацию. Все же привычки, вбитые в меня наставниками, никуда не делись, и саморазвитие уже давно стало неотъемлемой частью моей личности.

А развивать мне было что! Все же прав был Даматов, когда говорил, что с каждым моментом, когда мы встаем на грань жизни и смерти, мы становимся сильнее. Экспериментальная группа, чтоб ее. С того момента, когда я очнулся и немного пришел в себя, если это можно так назвать, я вновь начал медитировать. И тогда уже явственно заметил, что стал сильнее. Взял ли я уровень Мастера? А хрен его знает. Как говорил майор, нас нельзя оценивать по общепринятой градации, ибо сила наша несколько другая и имеет свои отличия. Вот только кто бы мне нормально объяснил, в чем именно ока заключается.

От размышлений меня отвлек тихий скрип двери, и едва уловимый звук чьих-то мягких шагов. Я же плавно начал выходить из медитации, трансформируя ее в боевой транс. Это проходило как-то естественно. Словно, я просто повел глазами в нужную сторону.

В магическом диапазоне, мой незваный гость был едва заметен, что говорило о наличии у него специального артефакта, способного скрывать магический фон.

Тем временем, незнакомец приблизился ко мне и посмотрев на мою тушку, убедился что я якобы прибываю во сне. Ага! Как же! Едва незнакомец достал из кармана своего белого халата шприц, я уже понял к чему идет дело, а потому осторожно перерезал инфузионную трубку маленьким, кинетическим лезвием. И к моему удивлению, столь тонка манипуляция силой, далась мне очень легко. Ведь само лезвие было длиной с сантиметр, а это, уж поверьте на слово, очень непростая задача. Была. Раньше.

А мой убийца тем временем вводил, вероятно, яд, в капельницу. Стоило тому только закончить и спрятать в карман шприц, как он, поправив закрывающую лицо, медицинскую маску, наклонился ко мне и тихонько прошептал.

– Тебе привет, от Лорда Бернарда.