сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Вдох, выдох, вдох, выдох. Почему же ей все еще не хватает воздуха? Здесь, под огромным каменным куполом, мрамором закрывающим бескрайнее небо, пахло многовековой пылью, металлом и смертью. Смертью десятков, сотен гномов, решивших принять свою судьбу без сопротивления, залечь в подземных глубинах, сделать из теплого старого дома сырую могилу. Радостных мыслей эти стены не порождали в воображении хоббитянки.
Золото блестело в скудном свете, проникавшем не то через бойницы, не то сквозь окна, которых Бонни не могла увидеть. Не потому, что те были слишком высоко для ее малого роста, но из-за того, что хоббитянка не могла поднять глаз. Она не видела, но чувствовала: дракон, пожравший сотни гномов, прячется где-то здесь, зарылся в золото и спит, наслаждаясь одиночеством. Один неверный шаг, шелест тяжелых монет, звон упавшего бокала, и тот обнаружит ее.
А потом? Смерть, смерть под его лапой, в его желудке, в пасти – разница не велика, когда итог предсказуем. Бонни сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Передвигаться здесь было слишком страшно, сердце выпрыгивало из груди, что-то отчаянно сдавливало легкие. Хотелось тут же юркнуть обратно, вернуться в холодный каменный коридор и ждать там вместе со всеми… Только вспоминая серое лицо Торина, хоббитянка понимала, что вернуться ни с чем она не может.
И чего она вообще вылезла из норы, когда могла бы спокойно сидеть сейчас на крыльце, курить трубку, наблюдать за рассветом. Интересно, как там нора, как там соседи, Шир… Хоббитянка прикрыла глаза на секунду, чтобы в очередной раз попытаться восстановить дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох, нельзя забывать последовательность. Так лучше. Девушка шла вперед, мимо блестящих гор желтеющего на свету золота, мимо сундуков, набитых драгоценными камнями, мимо доспехов, валявшихся у ее ног. Бонни не взяла и монетки, понимая, что ее доля и без того велика, и станет только больше, если найти аркенстон и принести Торину уже сегодня.
Ей бы хотелось сейчас выругаться, да также грязно, как ругаются гномы, думая, что она не слышит, только кончиться это может плохо. В детстве бабушка рассказывала Бонни, что у драконов чуткий слух, и золото они чуют за тысячи миль, а человеческий шаг слышат за долю секунды до того, как ступня касается земли. Конечно же, бабушка не всегда вела себя адекватно, но сомневаться в ее словах – скверное дело, особенно сейчас, когда все знания хоббитянки о драконах кончаются ее сказками.
Бонни продолжала идти, пытаясь разглядеть в грудах золота огромный белый камень, что сверкал бы так ярко, что при одном только взгляде начинали болеть глаза. Аркенстон та представляла себе смутно, но верила, что узнает камень сразу, как увидит. Вокруг не было ни его, ни дракона, только горы из золотых монет и старинные каменные колонны-охранницы. Хоббитянка услышала, как где-то вдалеке капает вода, слышала, как ветер шумит в высоко спрятанных окнах, и успокаивалась. Выходит, не каждый звук пробудит дракона, да?
А в Шире сейчас время обеда, всюду, наверняка, слышатся запахи горячей еды, кто-то принимает гостей. Будь хоббитянка дома, сейчас сидела бы у окна, с довольным видом поедая свиную рульку. Отвлекшись на собственные мысли, девушка оступилась, неосторожно спихнула вниз старинный деревянный сундук, и тот с грохотом покатился вниз. Неподвижные груды золота пустились тому в погоню, монетка к монетке, они сползали одна за одной, словно играя в догонялки. Бонни затаила дыхание, одновременно наслаждаясь золотой пляской и пугаясь того, что последует за ней.
Монеты перед хоббитянкой замерли, остановились, где-то вдали раздавались отзвуки их движения, лавина продолжала скользить вниз. Неосторожным шажком девушка вызвала целую волну, движущую золотые склады дракона. Бонни прикрыла глаза, понимая, что пора бы ей поспешить, оставив от себя только воспоминание у этих древних колонн. Пытаясь отвлечься от страха, незваная гостья использовала давно знакомый ей прием – обратить свое внимание на нечто иное.
На своего пони, например! Бонни вспомнила о миниатюрной лошадке, привезшей ее к старой горе, уцепилась за мысли о ней с огромной охотой. Грива его была мягкой и черной, густой, как у ее кузины – Корнелии Хобб, разве что не такой кудрявой и всклоченной. Девушка улыбнулась своему сравнению, с радостью подумав о том, что сестрице оно бы не понравилось, и сильно.
Останься Бонни наверху, со всеми, могла бы продолжить свои размышления и дальше, безопасно болтая ножками, могла бы рассказать о них гномам. Только теперь, в самом сердце драконьего логова, такой роскоши хоббитянка была лишена. Вор всегда должен быть осторожным, как только аккуратность покинет его, вор быстро обернется трупом, только и всего. Вот и сейчас мечтательность принесла Бонни неприятности. Крупные, в несколько тонн.
За поисками наследия Дурина, мыслями о Васильке и Шире, она не заметила, как всего в нескольких метрах от нее заворочался дракон. Его огромный отливающий золотом глаз распахнулся, затем и второй, узкий зрачок мгновенно остановил свое внимание на незваной гостье, замершей в страхе за свою судьбу. Кто бы мог подумать, что этим непримечательным утром его ждет такой сюрприз.
– Мой сон был таким сладким… – произнес дракон тихо, но голос его эхом прокатился под куполом потолка, падая на хоббитянку с удвоенной тяжестью. – В нем я очнулся в собственных покоях и нашел под боком маленького воришку.
Хоббитянка подпрыгнула на месте, понимая, что только что произошло. Дракон оставался за ее спиной, его горячее дыхание щекотало лопатки, воздух вокруг словно стал слишком тяжелым для дыхания. Бонни осторожно, на негнущихся ногах, повернулась к говорившему, считая, что стоять к нему спиной – слишком невежливо, когда речь идет о беседе с древним злом. На лбу девушки заблестели бусинки пота, а все мысли и мечты прошли, словно их у нее никогда и не было.
– Во сне я разорвал его в клочья и отобедал, как не обедал уже давно. Не так уж сытно, но все же лучше, чем остаться голодным, – говорил дракон, поднимая голову. – А что делать с такой малявкой, как ты?
– Я… Я, простите, я не воришка, – пробормотала она, поджимая руки к груди. – Я даже ничего не взяла.
– Потому что не успела? – издеваясь, спросил дракон.
– Н-нет, – произнесла та, вздрагивая. – Я бы никогда не осмелилась.
Он говорил, а Бонни не переставала пятиться назад, преследуемая его холодным взглядом. Хоббитянка рассматривала Смауга, восторг закипал в ней, возвращая в далеко лежащие времена детства. Когда-то давно, слушая рассказы старой полуслепой бабушки, она представляла драконов совсем другими: словно ящерки, ползавшие в ее саду, разве что крылатые, да ростом побольше. Не такими крупными, не такими величественными и пугающими, не такими прекрасными, даже для безжалостного убийцы. Чешуя старого Смауга словно преломляла свет, впитывал в себя все сияние, чтобы излучать его поджарым брюхом.
Дракон поднялся, медленно. Он действовал осторожно, понимая, что юркая добыча боится резких движений и слов. Огромные крылья ящера не были расправлены, тот осторожно наклонил голову вперед, присматриваясь к девчонке. Бонни отчего-то почувствовала стыд, думая о том, что грязные после дороги русые волосы сегодня не заплела в косу, что штаны ее подчеркивают несуразно короткие ноги и широкий таз, а за рубахой видно плоское тело.
Древний ящер втянул в себя воздух, хоббитянке пришлось поддержать полы собственного пиджака, чтобы тот не угодил чудовищу прямо в пасть. И без того небольшой зрачок Смауга сузился, дракон вновь поднял голову выше, осматривая гостью со всех сторон. Бонни не могла прочитать эмоцию по его морде, но хоббитянке все же казалось, что увиденное не разожгло драконий аппетит.
– Твой запах мне не знаком, ты – не человек, не гном, не орк и не эльф. Что ты такое? – спросил он с неподдельным интересом. – Даже чародеи не пахли так… Мягко.
– Я из племени хоббитов, о, Смауг, – взволнованно пролепетала девушка.
– Хоббиты, – повторил дракон, наслаждаясь употребленным обращением. – О таких мне раньше не приходилось слышать. Неужели, я сплю так долго, что по поверхности теперь бродят незнакомые мне существа?
Дракон улыбнулся, и Бонни смогла разглядеть его зубы. Клыки, только клыки украшали его раскрытую в оскале пасть, давно не знавшую мягкой плоти добычи. Может быть, он спал слишком долго, и уже не желает охотиться? Охотиться – возможно, но охранять свои многочисленные пожитки, как любой другой дракон… Смауг не мог сбежать от собственной природы.
Дракон сделал пару мелких, осторожных шагов, желая вновь рассмотреть воришку со всех сторон, но гостья поворачивала голову вслед взгляду ящера. Хозяин горы улыбался, забавляясь поджидающей его игрой. В конце концов, сколько времени прошло с тех пор, как кто-то проникал под гору? Здесь, в одиночестве, пусть и столь блаженном, иногда и ему приходилось заскучать.
– Да, Смауг Великолепнейший, Смауг Ужаснейший. Твой век так долог, что нам, скромным хоббитам, и не снилось. И я даже… Я даже не верила…
– Во что? – с неподдельным интересом осведомился дракон.
– В то, что на свете может существовать такое великолепие, – осторожно ответила хоббитянка.
Дракон улыбнулся ее словам. Смауг, как любой себялюбивый ящер, ценил и лесть, и восторженный трепет, что несчастные смертные испытывали при виде его. Когда-то давно, в молодости, он частенько встречал путников, падавших перед ним на колени, молящих о пощаде, и сейчас, живя в затворничестве, Смауг вспоминал те времена с щемящим сердце удовольствием. Тоска не охватывала его, лишь желание снова закрыть глаза и увидеть происходящее во сне, провести еще день или неделю в мечтах.
Бонни зажмурилась, судорожно вспоминая все бабушкины сказки. Ели ли они хоббитов? Возможно, только непослушных… Спиной девушка уперлась в стену. Отходить было некуда, дракон загнал ее в угол между лестницей и стеной. Смауг опустил голову, чешуя его блестела на свету, жадные глаза изучали испуганную жертву. Ящер больше не улыбался.
– Если ты пришла не для того, чтобы украсть что-то, то зачем тебе пробираться под гору, хоббит? И неужели тебя не учили представляться? Кто ты и откуда пришла? – добавил он, чуть повысив тон.
– Бонни Бэггинс, – произнесла хоббитянка быстро. – Меня зовут Бонни. Я проделала очень долгий путь, – расплывчато ответила та, опасаясь, что узнав о Шире, дракон и сам захочет нанести хоббитам визит. – Я желала посмотреть на тебя хоть одним глазочком.
Говоря, хоббитянка то краснела, то бледнела, и сластолюбивый Смауг принял то за смущение, не за дурноту, подкатывающую к ее горлу. Бонни опасалась смотреть ему в глаза, но опустить взгляд к полу не могла: слишком опасно. Пасть дракона открывается быстро, зубы его могут перемолоть ее кости в муку за несколько коротких, но мучительных секунд.
– Я принесла подарок, – произнесла Бонни тихо, вспомнив очередную историю своей бабушки.
– Что-то золотое, да, я чую, – подтвердил дракон. – Так покажи же мне.
Чует, конечно, Бонни понимала. Девушка осторожно, дрожащими руками сняла с ушей две старинные золотые серьги, что мать подарила ей много лет назад. В каждой красовалось по крупной розовой жемчужине, расставаться с которыми было сложно. Только жить хоббитянке хотелось сильнее, можно было пожертвовать хоть всем семейным добром ради этого.
– И все? – обронив смешок, спросил Смауг, когда безделушка упала в золотую горку монет, слившись с сокровищами.
– Мы… Мы небогатое племя, о, Смауг огромнейший, – виновато произнесла девушка.
– Я чувствую, что у тебя с собой есть что-то еще, – заметил хозяин горы. – Что-то более ценное, чем два жалких грамма золота.
Хоббитянка снова сглотнула скопившуюся под языком слюну. Рука ее сама нырнула в карман пиджака, нащупав проклятое кольцо, сжав его так, что острые края больно врезались в кожу. Металл его жег руку, просился ближе и ближе, требовал внимания все настойчивее. Зловещие шепотки эхом раздавались в мыслях, каждый подталкивая к одному: надень же.
Нет, его она не сможет отдать. Ни сейчас, стоя перед верной смертью, ни потом, если опасность не отступит. Хоббитянка решилась поднять взор, скомканно улыбнуться дракону, шагнуть вперед, словно внезапно обретя смелость неосторожных движений. Что-то сверкнуло там, вдалеке, сверкнуло так ярко, что в душе Бонни поселилась греющая мысль: «Аркенстон».
Нужно разглядеть его, подобраться поближе, схватить и убежать в самое нутро горы, к спрятавшимся гномам. Неужели она не сможет перехитрить многовекового зверя, когда смогла уничтожить трех горных троллей, убить с десяток пауков и облапошить мудрого лесного короля? В конце концов, пугающий, недружелюбный, а все же приятный шепот прав. Она ведь всегда может надеть кольцо и скрыться из виду, а ящеру останется только клацать зубами, пытаясь поймать ее невидимую плоть.
– Что же, – словно подведя итог, произнес дракон, обрадованный ее наигранным воодушевлением. – Вот, ты взглянула на мое величие, смогла подышать одним воздухом с чем-то столь прекрасным, – говорил дракон, показывая острые зубы. – Пора предложить мне что-то взамен.
– Но, – произнесла хоббитянка, глядя на сережки, ныне затерявшиеся в золотой бесконечности монет.
– Этого мало, ничтожно мало в обмен на мое величие, не находишь? Я бы посчитал это оскорблением, но вижу, что ты слишком проста.
Да, этого мало, только большего у Бонни не было. Когда хоббитянка попыталась пройти вперед, когтистая драконья лапа преградила ей путь. От Смауга пахло пылью, запеченной кровью и чем-то первобытным, словно запах этот существовал еще до начала времен. Незваная гостья не рискнула пуститься в бег: все равно прятаться ей негде, до разрушенной колонны, что смогла бы защитить от острых драконьих зубов своим могучим телом – несколько долгих метров. Верная смерть.
– Правда, я не был до конца откровенен. Ты увидела совсем не все.
– Но я здесь только за вами, о, великий, – пыталась льстить Бонни. – И мне повезло: вы прямо передо мной. Весь.
Может, так он ее отпустит? Может, нужно пообещать ему вернуться с чем-то более ценным, а самой скрыться в чертогах горы? Смауг загадочно улыбнулся, взмахнув могучим хвостом. Золото за его спиной поднялось от удара, тяжелые монетки подпрыгнули, с оглушительным звоном разрезая воздух, чтобы вновь упасть вниз. Белые клыки древнего ящера в последний раз сверкнули на свету, он наклонился к девушке, продолжая хищно улыбаться.
– Так смотри же.
В последний раз взмахнув могучими крыльями, Смауг поднял в воздух облако золотой пыли, поломанные украшения отскочили прочь. Бонни пришлось прикрыть глаза рукавом потрепанного пиджака, отвернуться на пару мгновений, но потом снова взглянуть на него. Зрелище, представшее перед хоббитянкой, оказалось слишком любопытным, чтобы теперь отворачиваться.
Танец света сыграл ему на руку, холодное рассветное солнце мягко стучалось в зал, и монеты за спиной зверя переливались, поблескивали, точно звезды. Крылья дракона медленно уменьшались, его руки, ноги и тело обретали другой вид, пасть Смауга оставалась плотно сцепленной. Такой странной, но завораживающей метаморфозы хоббитянке еще не приходилось видеть. Ее троюродный дядя Сэмюель страстно любил самых разных насекомых, называл себя энтомологом и показывал маленькой Бонни засушенные экземпляры и рисунки с ними. На одном из исчерканных карандашом листков девушка увидела гусеницу, превращавшуюся в бабочку на глазах смотрящего. Сейчас перед ней словно происходил обратный процесс: крылья дракона становились все меньше, тело и само теряло форму и вес, Смауг менялся.
Наконец, нечто, именно «нечто», уже не дракон, опустилось перед нею. «Он… Неужели он…» – не понимая, думала хоббитянка, смотря за тем, как Смауг твердо стоит на ногах. Перед ней больше не было дракона, закрывавшего своими могучими крыльями небеса, в огромном каменном зале оставались только Бонни, горы драконьего золота и человек. Но человек ли? Смауг обернулся чем-то средним между человеческим мужчиной и ящером. Крылья, пусть и маленькие, все же остались при нем, на красивом лице с высокими скулами кое-где поблескивали острые чешуйки, за спиной извивался длинный бордовый хвост. Бледный человек улыбнулся, и что-то в его взгляде заставило девушку дернуться с места, пуститься в бег.
