Текст книги "«Откровения о…» Книга 4. Верность"

Автор книги: Стася Андриевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8

Декабрь 2010г.

…Так значит, Алматы? Ну что ж. Там я, кстати, не искала, даже в голову такое не пришло. Да и сейчас особо не буду – зачем? Так, просто… Одним глазком.

Но ничего не нашла. В смысле Лёшку. Хотя с меня такой поисковик, что… Если бы не Катя, которая, несмотря на поздний час, примчалась ко мне по первому же зову, я бы, наверное, и свои старые аккаунты восстановить не смогла. Она посмеивалась надо мной, мол, ну как можно быть такой отсталой в плане виртуальной жизни, у тебя, вон, ребёнок больше знает и умеет! А я только нервничала и поглядывала на часы. Тут бы с реальной жизнью разобраться, какие, нафиг, соцсети?

Но неожиданно затянуло. Как и в прошлый раз, я мгновенно увязла в просмотре страничек своих одноклассников. Их стало гораздо больше, чем в две тысячи седьмом, но среди них по-прежнему не было Ленки. А потом до меня дошло, что ищу-то я Машкову, а она, наверняка, уже давным-давно замужем и сменила фамилию. Тогда Катя подсказала искать среди «друзей друзей». И я снова кинулась в пучину, чувствуя себя неопытным следопытом. Терпение и труд – всё перетрут, и я бы обязательно чего-нибудь нарыла… вот только времени у меня на это было катастрофически мало.

В тот же вечер, проводив Катю, я завела разговор о поездке в Москву с мужем, и он сразу же встал в позу. Я ожидала это, даже Алекс ожидал, чего уж там, но всё равно заупрямилась. На самый бесючий вопрос Ника «Зачем тебе это?» мне так и хотелось воскликнуть  – «Да потому что!», и в этом ответе были бы все мои доводы сразу, просто Нику надо было бы суметь проникнуться их глубиной… Но увы, это было невозможно. И чтобы добиться понимания немца мне и самой приходилось быть немкой. И я действовала методами самого же Ника: призывом к логике, обоснованием своего мнения и манипулированием вопросами прав свободы личности.

– Ну ты же сам неоднократно бывал в Москве, Ник! Причём с пятнадцати лет, так ведь? Наверняка это был для тебя интересный опыт и приключение? Да, я понимаю, что это была работа твоего отца, но ведь он не тащил тебя с собой насильно? Ты сам хотел побывать там, да? Вот и Алекс хочет! Потому что это естественное желание, Николос! Такое же естественное, как и желание побывать в Париже, Лондоне, Будапеште или Мехико! Да где угодно! Это наш мир! Что плохого в том, чтобы его увидеть?

– Ты прекрасно знаешь, Мила, что Россия, это, увы, вовсе не та страна, где стоит побывать непременно. Мы с тобой оба это знаем. А новый год можно встретить и в Бангкоке, например! Море, солнце, фрукты – чем хуже? Или тебе нужен снег? Можно отправиться в Швейцарию или в Финляндию. Куда захочешь!

– Ник, мне обидны твои слова. Я ведь, если ты помнишь, русская. И Алекс, кстати, тоже! Но, несмотря на это, я уже давным-давно Камила Трайбер, и в Москве буду всего лишь иностранной туристкой. Что в этом такого ужасного?

И когда Ник наконец согласился, что нет причин упираться, я, как та старуха из сказки Пушкина, решилась попытаться выпросить больше:

– Только, Ник… мы с Алексом поедем на машине.

– Исключено. Даже не обсуждается! – тут же повысил он голос. – Если вы и едете, то только на моих условиях! Так что я возьму вам туристические путёвки с перелётом бизнес классом и проживанием в отеле де-люкс в центре Москвы. Тридцать первого с утра отправитесь отсюда, первого, второго и, ладно уж, третьего побудете там, и обратно. И я считаю, что этого более чем достаточно.

– Но Ник, раз уж Алекс впервые едет в Россию, и непонятно, когда попадёт туда вновь, я хочу чтобы он увидел страну, а это невозможно из самолёта! Вспомни, ты же сам когда-то восхищался красотой России! Тем более, сейчас зима, и действительно есть на что посмотреть!

– Мила, ты ведь прекрасно понимаешь, в чём истинная причина того, что тебе лучше не возвращаться туда, да? – напрямую спросил он.

– Да Господи, в чём, Ник? – чем больше он упрямился, тем сильнее во мне взыгрывал нестерпимый бунтарский огонь. Я словно почуявшая свободу птичка не хотела даже слышать о том, что за пределами клетки меня может поджидать гибель. Бросалась на её золочёные прутья, и каждое «нет» Николоса вместо голоса разума вызывало во мне всплеск злости. – Я уже десять лет, как Трайбер! Пятнадцать, как не Кобыркова! Россия изменилась за это время, разве нет? Или, думаешь, меня там по-прежнему кто-то караулит? Глупости! – нервно рассмеявшись, заметалась по комнате. – Глупости! У меня не осталось близких, а бывшим знакомым уже давно нет до меня дела. А если возникнут вопросы, я просто могу сказать им, что всего-навсего уехала тогда из страны и понятия не имею, почему они записали меня в погибшие. Недоразумение и всё – вот что я могу сказать! Но не придётся, Ник, потому что уже никому нет до этого дела. Даже мне, если честно! И только ты один упрямишься! – замерла, чувствуя, как гудит в висках перевозбуждённая кровь. Меня реально несло, и какой-то частью сознания я понимала это, но остановиться уже не могла. Слишком сладко пьянила мысль о том, что уже послезавтра я могу оказаться на родине. Нужно только проявить настойчивость. – Так что это, Ник? Ревность? Ты ревнуешь меня к моей стране? Ты настолько не уверен в себе? Так может, это тебе надо к психологу?

Николос разозлился и, не пожелав продолжать разговор, хлопнул дверью. Лёг в гостевой. Н-да. Кажется, я всё-таки перегнула, надо было соглашаться на самолёт.

И я лежала полночи без сна, и думала – а какого чёрта, вообще? Неужели его мнение может стать для меня решающим? С чего вдруг? Разве я много хочу? Или хочу чего-то из ряда вон? Нет! Всё дело исключительно в его дурацком упрямстве! Но даже если он снова попытается манипулировать тем, что не отпустит со мной Алекса, я могу поехать одна. Ведь могу? Что сделает Ник, человек, который так упорно не хочет развода? Разведётся? Смешно.

А потом, замучавшись ворочаться с боку на бок, встала и потихоньку спустилась вниз, в свою маленькую студию.

Вспоминала, что показывала мне Катя и упорно пыталась разобраться, как работает Вконтакте. В итоге, результат поиска не выдал ни одного Алексея Савченко и Елены Машковой на всю родную сто пятнадцатую школу, по нулям и на физкультурный институт и технарь, и никого в строго указанном возрастном промежутке. А так, если на весь город и без конкретных данных, то пять Елен и восемь Алексеев. И даже если предположить, что Ленка давно уже не Машкова – это всё равно уже что-то. Помнится, в две тысячи седьмом и этого не было.

В первую очередь полезла по Лёшкам. Но всё не он. Очень жаль.

Потом по Ленкам. Четыре из них точно не то, и одна непонятная. На аватарке – мультяшная принцесска, раздел с подробной информацией толком не заполнен, а то, что написано – всё ерунда какая-то. Всего шесть друзей, среди них три подростка, две тётки и мужик. Состоит в четырёх группах. Две из них совсем нейтральные, что-то вроде «Мир на ладони» и «Веселья вагон». Третья, не говорящая ни о чём конкретно, но навевающая мысли о материнстве – «Детки-конфетки». А вот четвёртая – «Призвание Экономист» – неожиданно заставила замереть. Глупо, правда же? Как будто экономика, это какая-то уникальная примета Машковой!

Но я снова полезла к ней в профиль. На стене всего с десяточек постов: несколько подборок ландшафтного дизайна; парочка крылатых фраз от великих людей; приколы с котятами и всё такое. Самый верхний пост – фотография мальчика примерно полутора лет, со смаком терзающего огромный, разрезанный на две части арбуз. Забавный такой мальчонка… Каюсь, я изучила его вдоль и поперёк. Но не похож он на Машковых, ни капли!

Дата последнего визита – аж полгода назад. Все посты выложены незадолго до этого, с интервалом в один, два дня. Ну понятно. Примерно тоже самое, что и с моими заведёнными, но успешно заброшенными три года назад аккаунтами. Катя называет такие дохлыми.

И всё-таки сердце билось чаще. Наверное, мне так хотелось найти хоть кого-то, что я была готова поверить в невероятное. Написать ей сообщение? Спросить, та ли она Елена? А не странно это? И, к тому же, если и та – как она на меня отреагирует? Скажет, чего надо этой немке…

Я подошла к окну, приоткрыла его, впуская свежий воздух. Голова была тяжёлой, наконец-то захотелось спать, но интерес не отпускал. А что, если прикинутся ну, например, журналисткой или, там, писателем, или сотрудником немецкой патриотической организации, который ищет родственников героя афганца Машкова? Да что угодно можно наплести, и чем невероятнее, тем лучше! И просто спросить, не дочка ли она ему, под предлогом, например, желания взять интервью.

Это враньё? Не совсем. Скорее игра. Николос сотни раз проделывал такое, когда ещё работал в журналистике. Окажется, что это Машкова – отлично! Буду знать, что это она и тогда уже решу, что дальше. Не Машкова – ну тоже хорошо! Буду знать, что это точно не она…

Первым делом исправила в своём профиле город Пермь на Гамбург. Тут же пришлось и «Камила Трайбер» писать латиницей, иначе система не давала сохранить изменения. Залезла в компьютер, отобрала из сделанных мною же фотографий виды города, загрузила. Потом ещё парочку кадров с официальных мероприятий добавила и интерьерчиков офиса Ника – для солидности. Весь текст и описания – на немецком. Получилось очень даже. Вполне можно предположить, что за всем этим стоит серьёзный человек. На аватарку – чужое фото. Потом добавила группы, видео, музыку…

Уже перевалило за три часа ночи, а я всё сидела. Меня захватила эта игра. Я словно создавала параллельную реальность, а на самом деле… На самом деле тянула время, ведь я отчаянно боялась что-то писать этой Елене.

В дверь тихонечко стукнули. Я тут же закрыла соцсеть и развернула на весь экран папку с фотографиями выставок.

– Да?

Это был Ник. Тоже не спит, оказывается. Переживает из-за ссоры? Эта мысль как-то вдруг слегка отрезвила. И действительно, моя реальная жизнь – вот она. Спокойная, стабильная. И вроде бы  даже наладившаяся. А там… фантом. И нужно ли мне это? Не знаю. Просто влечёт туда, как бабочку к огню. Снова.

– Почему ты не спишь? – подходя ко мне со спины, спросил Ник.

– Работаю, – соврала я. – Завтра последний день подготовки экспозиции для выставки в Саратове.

– А тебе оплачивают работу в ночное время?

– Это моя инициатива, Ник. Коллеги работали даже на следующий день после Рождества, пока я отдыхала в Куршевеле. Теперь нужно и мне, иначе совесть мучает. А ты почему не спишь?

– А ты как думаешь?

– Ник, я вспылила, извини. На самом деле я вовсе не думаю, что ты не уверен в себе. Знаю, что это не так, просто… Просто вспылила. Извини.

Помолчали.

– Но мне, правда, не понятно твоё упрямство! Как будто я собралась в какую-то горячую точку, где идут боевые действия. Но это всего лишь мой родной город!

– То есть, как я и понял сразу, Москва – это только предлог? Ну и зачем тебе это? Чего не хватает здесь?

– Ну как же ты не понимаешь, Ник? Москва не предлог, а скорее вишенка на торте. А вот проехаться по стране и навестить родные места – это как коржи, без которых не будет самого торта, понимаешь?

Ник не понимал. Для него эти метафоры были слишком аморфны. А может, и просто прикидывался.

– К тому же, сам подумай – Алекс имеет полное право хотя бы увидеть родину своих предков, раз уж он не живёт на ней. Тебе так не кажется? И я тоже имею право навестить её. Прийти на могилу к матери, например. Сына привести на могилу бабушки. В чём проблема? Хочешь, поехали с нами, так даже лучше будет.

Конечно, я так не считала. В идеале, я вообще хотела бы очутиться там совсем одна. Просто пройтись по знакомым улицам, по значимым местам. Поговорить с ними. Вспомнить. Попытаться почувствовать самое ценное, что возможно, ещё осталось в памяти и в сердце. Но и Алекс мне не мешал, наоборот – было бы интересно посмотреть на его реакцию. А если бы ещё и общага оказалась на месте, это вообще стало бы аттракционом!

А вот Ник однозначно был бы там лишним. Но он категорически отказался ехать, и я заранее знала, что так будет, потому и предложила. Называется – почувствуй себя такой же дрянью, как маэстро Князев…

– Тогда как же нам быть, Ник? Ты и сам ехать не хочешь, и мне не даёшь. Разве это отношения свободных личностей?

– Мила, – он положил руки мне на плечи, потянулся пальцами под волосы, – я просто волнуюсь. Не забывай, что ты, вполне возможно, уже беременна.

– Глупости, Ник! Я выносила Алекса в таких условиях, что никакая поездка в комфортном авто с этим не сравнится. Всё? Это единственная твоя причина?

Он прижал мой затылок к своему животу, погладил волосы.

– Скажи честно, там ты собираешься рассказать ему о его отце?

– Что? – я растерянно обернулась. – Даже в мыслях не было! Но если бы и так, что тут такого? Просто абстрактный русский отец обрёл бы, наконец, лицо. К тому же, Денис всё-таки был военным, да ещё и героем, и Алексу это должно понравиться. Почему нет? Может, это станет для него новым импульсом к развитию?

Ник помолчал и, убрав руки с моих плеч, отошёл.

– Да что не так, Ник? – Я тоже встала. – Ты же сам рассказал Алексу, что не являешься ему родным! Но для него по-прежнему есть только ты, это же очевидно! Чего ты боишься? Нет, ну правда, я не понимаю тебя!

– Я боюсь, что ты не вернёшься, Мила. У меня есть ощущение, что я тебя теряю. И мне очень не хочется этого, вот и всё.

Он сказал это так спокойно, но так обречённо, что мне стало его жалко.

– Господи, Ник, ну что ты такое говоришь! – я прильнула к нему, обняла. – Ну как не вернусь? А куда я денусь? У меня же кроме тебя и Алекса никого в целом свете! Здесь мой дом, работа, друзья, семья. Всё здесь! К тому же, Ник, я прекрасно помню, что ты сделал для нас с Алексом! Ну перестань. Что значит, не вернусь?

Он обнял меня в ответ, прижался лбом ко лбу:

– Обещай, что вернёшься.

– Гарантирую, Ник! – рассмеялась я. – Сам подумай, во-первых, здесь нас будешь ждать ты, во-вторых, у Алекса с седьмого января уже начинается учёба, ну и в-третьих – у меня виза всего на тридцать дней! М? – Разряжая обстановку, я игриво прикусила мочку его уха. – А-а-а… Я, кажется, поняла, почему ты настоял тогда на том, чтобы я всё-таки получила гражданство! Вид на жительство тебя не устраивал тем, что ты опасался, что я могу сбежать, и затеряться в необъятной России, да? – снова куснула.

– Нет, Мила. Это нужно в первую очередь тебе, для того, чтобы ты могла участвовать в выборах и референдумах государства, в котором живёшь. Ответственная гражданская позиция, только и всего.

Ну… Вообще-то я пошутила, Ник. Но ладно.

– Хорошо, теперь я активная гражданка. А что ты скажешь на счёт поездки, мой герр законный супруг? Отпускаешь?

Он скользнул пальцами по вырезу пеньюара, раздвигая шёлковые полы, под которыми белела невесомая ночная сорочка.

– Нам обязательно нужен ещё один ребёнок, Мила. Давай договоримся, что как только ты вернёшься, мы займёмся этим вопросом вплотную. Клиники, доктора – всё как положено. Хорошо?

Ответ неожиданно застрял где-то в горле. Я дежурно ластилась к мужу, позволяя ему сминать в ладонях груди и задирать подол халатика. Целовала его губы, выгадывая время. Вот только, что выгадывать-то? Скажи «нет» и всё. Ну? Не можешь? Тогда скажи «да». Не хочешь? Но тогда, как ты собираешься жить дальше?

– Клиники, доктора – всё, как положено, Ник!

Достаточно нейтрально? Ника, судя по всему, устроило. Странно. Его внутренний юрист теряет хватку?

– А сейчас пойдём наверх, и продолжим начатое, да? – спросил он в ответ.

– Хорошо. Я только сохраню проект, ладно?

– Давай, но не долго.

Он ушел, а я, запахнув пеньюар, кинулась к компьютеру. Нетерпеливо барабаня пальцами по столу, дождалась, пока загрузится соцсеть, нырнула в аккаунт той Елены. Ну и что? Пишем?

А пишем! Чего нам терять?

«Здравствуйте, Елена! Прошу прощения за беспокойство! Я Камила Трайбер, журналист немецкого молодёжного издания «Internationaler Heldentum»77
  «Internationaler Heldentum» – «Международный героизм» (нем)


[Закрыть], собираю информацию о герое войны в Афганистане полковнике Машкове Денисе Игоревиче. Раньше он жил с вами в одном городе и носил такую же фамилию, как у вас. Скажите, может ли быть так, что вы с ним являетесь родственниками? Тогда я имела бы смелось попросить вас об интервью о нём. Пожалуйста, очень жду вашего ответа»

Немного зависла, держа палец над «энтером»… И щёлкнула. Всё. Теперь пусть будет так, как будет.

Пока выключала компьютер и переживала по поводу того, что уже порядком задержалась, подумалось, вдруг, что Денис бы, например, однозначно оприходовал меня прямо здесь, в угаре страсти, и только потом пошёл бы спать, тогда как Ник занимался сексом исключительно в постели. Скучно? Не то слово! Иногда до бесючки! Но зато Ник никогда не поставил бы на коленки малознакомую пьяненькую девочку в два раза младше себя, даже если бы она была ему симпатична. Он однозначно выбрал бы для этого другое место и время – просто из уважения к ней. А ведь тогда с Денисом, за Удачей, речь шла даже не о симпатии, и уж тем более не о уважении, а всего лишь о том, что «Кто девочку ужинает, тот её и танцует» И почему я не понимала этого раньше?

Глава 9

Выехали в шесть утра тридцатого декабря и, обойдя по касательной Берлин, через четыре часа уже въехали в Польшу. Ещё через восемь часов, лишь два раза остановившись на заправке чтобы залить бензина, прекусить и немного отдохнуть, благополучно миновали Польско-Белорусскую границу. В Волковыске, маленьком Белорусском городке до боли похожем на любой маленький городок России, сделали остановку на ночь. А в шесть утра тридцать первого числа, ещё по темноте, рванули дальше, и к одиннадцати были уже на Российской границе. И хотя всё, что я видела, проезжая Белоруссию, отчаянно напоминало мне Россию – только теперь сердце сжалось по-особенному. Накопившаяся усталость мигом исчезла, а по крови пополз трепет. И в нём были и волнение, и страх, и нетерпение.

На границе застряли в очереди на досмотр. Машины ползли еле-еле, создавалось впечатление, что там на всю заставу работает всего один таможенник, да и тот сонный… Время поджимало. Нервничала я, нервничал Алекс. Прогнозов не было никаких – только надежды на то, что Новый год не придётся встречать в дороге.

Алекс, с самого начала не оценивший мою идею ехать на машине, и до этого-то с недовольным видом заткнув уши наушниками и практически не глядя по сторонам, полпути просидел в телефоне, а теперь и вовсе избурчался. И я его, если честно, понимала. Мы могли бы быть в Москве ещё накануне к обеду, если бы полетели, как и настаивал Ник, на самолёте. И уже посетили бы десяток-другой достопримечательностей, будучи при этом бодрыми и свеженькими. Сейчас же мы больше походили на биороботов с квадратными задницами, уж я не говорю про свою общую усталость и стремительно понижающийся уровень внимательности. Я уже пару раз проскакивала нужный поворот, уходя на развязках не на ту линию. Один раз даже пришлось сделать из-за этого крюк в почти тридцать пять километров, о чём я предусмотрительно промолчала, боясь новых возмущений Алекса. Так что да, сына я понимала… Но сама кайфовала! Вот только не хотелось бы всё-таки испоганить Новый год, встретив его на трассе.

Около двух часов дня мы наконец-то прошли таможню. И я почти сразу ощутила разницу с Европой, и даже Белоруссией. Моя красавица Хонда, попав в колею, отчаянно цепляла брюхом несчищенный снежный горб, местами прямо-таки рискуя повиснуть на нём, а там, где снег неожиданно превращался в подтопленную реагентами слякоть – я и вовсе теряла контроль над управлением. Один раз даже чуть под фуру не влетела, благо Алекс в тот момент дремал, а когда очнулся от резкого броска, ничего не понял. Я же с трудом добралась до съезда с трассы и остановилась. Вышла из машины. Меня трясло. Я и представить себе не могла, что это может быть так сложно. Самонадеянно посчитав, что вся дорога будет похожа на немецкий автобан, я планировала часам к пяти вечера тридцать первого числа уже заехать в гостиницу в Москве, немного поспать и выдвигаться на Красную площадь. Но время был уже седьмой час вечера, снова спустилась эта долбанная темнота, да ещё и снег пошёл, а мы были всего лишь где-то в Подмосковье… И ведь ничего не сделаешь, надо брать себя в руки и ехать дальше.

Проверила сотовую связь – по нулям. Ну извини, Ник, вечерний созвон отменяется. Допила кофе из термоса, покидала снежки в ствол придорожного дерева. Даже сумела взять на слабо Алекса и тоже заставить его размяться, подышать кислородом.

И снова в путь.

***

И всё-таки я смогла! Минут двадцать двенадцатого, когда все нормальные люди, уже нарядившись и проводив старый год, сидят за столами, готовясь встретить новый, мы с Алексом ввалились в гостиницу. Благо номер был забронирован заранее!

На стойке регистрации купила местную симку, сразу же позвонила Николосу. Не ответил. Ладно. Кинула СМС о том, что добрались нормально и, даже не приняв душ и не переодевшись с дороги, потащила Алекса на Красную площадь, благо, что до неё от нашей гостиницы всего десять минут быстрым шагом.

Москва была другая, совсем не такая, какой я помнила её по кадрам из телевизора или своей единственной поездки сюда на конференцию. Стряхнувшая с себя эклектику и доморощенный шик девяностых в стиле «дорого-богато», осознавшая, наконец, себя в статусе новой страны и нового времени, она словно превратилась из гадкого утёнка в лебедя. Иногда даже казалось, что я где-то в Европе, настолько Москва была благородная, нарядная, осыпанная огнями и шумным весельем! Алекс тоже, похоже, думал, что это будет нечто совершенно особенное, – может, матрёшек ожидал или медведей с балалайками? – а увидел нечто привычно цивилизованное.  Но он всё равно с любопытством озирался и всё пытался остановиться, чтобы сфотографировать то то, то другое на свой Nikon, но я не давала ему, всё тащила за собой, понимая, что не успеваем…

И действительно, с Красной площадью едва не случился облом. Она была настолько переполнена народом, что на неё уже не пускали. И только в последний момент толстенький полицейский, услышав, как я по-немецки прошу Алекса не расстраиваться, широко улыбнулся:

– Дойчи?

– Ja, wir sind Deutsche! – с готовностью отозвалась я. – Können wir durchkommen?88
  Ja, wir sind Deutsche! Können wir durchkommen? – Да, мы немцы! Можно, мы пройдём? (нем.)


[Закрыть]

Сомневаюсь, что он понял меня, но всё-таки махнул рукой, пропуская нас под рамку металлоискателя:

– Ну ладно, идите. С наступающим, Дойчи! Раша форевер! Хеппи нью ир!

– И вас с наступающим! – забывшись, радостно взвизгнула я, и он только беззлобно развёл руками.

И вот когда мы вошли на Красную площадь, где народу было столько, что не протолкнуться, когда Алекс увидел Кремль и собор Василия Блаженного вблизи, а ещё каток, гигантскую ёлку и всё-таки матрёшек в человеческий рост, и даже медведей – он просто обалдел. Я смотрела на него и радовалась – мне удалось! А что чувствовала сама – до этого сейчас не было времени… Этого даже касаться не хотелось, было страшно – настолько сильно оно раздирало меня изнутри, грозилось прорваться то ли слезами, то ли сумасшедшим смехом.

…С шумной весёлой толпой орали во всё горло, считая удары курантов, потом добрых минут пять смотрели грандиозный фейерверк, поздравляли друг друга, случайных прохожих, и сами получали поздравления и объятия незнакомых людей…

В гостиницу вернулись около двух ночи, едва живые от усталости, но довольные. Тут же набрали Николоса, у него Новый год как раз только-только должен был наступить. Поздравления, пожелания, наставления, обещания, благодарность…

Спать, господи, спать!..

Мне снилась Красная площадь, салюты и кутерьма человеческих лиц. Потом я потеряла в ней Алекса и бегала, искала, проклиная себя за дурацкую идею ехать в Москву. А потом во всей этой толчее встретила вдруг Ленку – ту ещё Ленку, одноклассницу лет девяти… за руку с отцом. Денис был в смешной меховой шапке, с усами и красными от мороза носом и мочками ушей.

– Люда, привет! – увидев меня, пискляво закричала Ленка и потащила Дениса за собой, ближе ко мне. – Пап, это Люда, мы с ней в одном классе учимся!

– Здравствуй, Люда, – широко улыбнулся он, отчего усы встопорщились, и я увидела в них капельки влаги, под самым носом. – На пятёрки, надеюсь, учишься? На вот, держи! – и протянул мне мандарин. Теплый такой, ароматный, из кармана. – С Новым годом!

– С новым годом, – несмело ответила я. Неужели он меня не узнал? Или только сделал вид, потому что Ленка рядом? Или просто я теперь совсем другая?

А они уже исчезали в толчее. Я поспешила следом, пытаясь не потерять из виду широкую спину Дениса и белоснежную кроличью Ленкину шапку с помпонами, и в памяти вдруг всплыло чётко, как молитва: «От Павелецкого – в метро на Замоскворецкую линию, и до Тверской. А оттуда – к памятнику Долгорукому. Там тебя будут ждать…»

Проснулась в девять утра, как-то сразу. Просто открыла глаза и лежу, прислушиваясь к сопению Алекса. Голова тяжёлая, надо бы ещё поспать, но на сердце как-то тоскливо. Денис… Было в этом сне что-то такое знакомое, как будто я его уже видела раньше. И усы его эти дурацкие с конденсатом, и красный нос, и меховую высокую шапку, и мандарин – особенно мандарин, я ведь тогда их только на новый год и видела – две штучки в школьном подарке с ёлки…

И осыпало вдруг мурашками – это не сон был, а воспоминание! Настолько далёкое, настолько стёртое временем, но самое настоящее. Это год восемьдесят пятый, наверное, ещё начальная школа. Мы вывалили тогда гурьбой из Дворца Пионеров, с Ёлки, и строились по парам, чтобы идти обратно в школу, когда за Ленкой неожиданно пришёл отец. Вот именно такой – усатый и довольно худой. Совсем другой. И Ленка действительно сказала ему, что мы с ней в одном классе учимся, и он действительно спросил меня про пятёрки, а я застеснялась и ничего не ответила. А он подарил мне мандарин. Это было, точно! Недавно, но так давно… Как будто та девчонка – и не я вовсе, а тот мужчина – не будущий отец моего сына. Как жаль то время, какое оно было счастливое…

Следующий раз проснулась ближе к двенадцати, разбудила Алекса. И мы с ним до самого вечера бродили по улицам и даже прошлись тем самым маршрутом, что неожиданно всплыл в памяти этой ночью: Замоскворецкая, Тверская, памятник Долгорукому…

Денис сказал тогда, отправляя меня в Москву: «Может на год, может на два… Как пойдёт», и мне казалось, что это нереально долгий срок, казалось, невозможно его пережить! А вот теперь, пятнадцать лет спустя, я шла этим маршрутом рядом с сыном-подростком и пыталась представить себя восемнадцатилетней девчонкой… И не могла. Может, Алекс без конца отвлекал расспросами, но, скорее всего, я и не хотела на самом-то деле.

Меня захлестнуло ощущением свободы и чего-то настолько светлого впереди, что от нетерпения чесалось под ложечкой. Я была счастлива здесь и сейчас, как, пожалуй, ни разу за последние Бог знает сколько лет. Поразительно… Я просто шла по улице и была счастлива без всяких условий! Прошлое больше не болело. Оно приятно грело самое донышко сердца, но не щемило уже, не тянуло назад. Зато впереди призывно расправляло свои горизонты будущее.