Текст книги "Улыбайся! (СИ)"
Автор книги: Старки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Комментарий к часть 4
========== часть 5 ==========
Конечно, это хорошо, что я проснулся первым. Феликс сладко спал: голубоватые веки безмятежны, брови ровные, верхняя губа чуть приподнята, уголки рта безвольно смотрят вниз. Он не улыбается. Лицо другое. Нормальное. И выглядит сразу взрослее, хотя всё равно не могу поверить, что ему двадцать четыре. Кожа на подбородке гладкая, где щетина? А фигура? Гуттаперчевый мальчик: узкие бедра, неразвитая мускулатура, тонкая шея. Я бы комплексовал… Рассматриваю его недолго: нужно в душ бежать, пока Феликс не проснулся и не узрел мою боевую готовность.
А вообще, утром всё не так! То, что вечером и ночью кажется привлекательным и захватывающим, с утра пугает и тяготит. Только сейчас, стоя в душе, я представил, что кто-нибудь из наших мог ночью вломиться по-дружески, а утром и Нюська могла прийти, хотя Азата и нет. Вот это был бы конфуз! В одной постели с преподом, пусть даже и подросткового вида. И дело не только в опасности огласки, дело в моем состоянии в принципе. Как это может быть такое, что я целуюсь с парнем, что он ласкает меня, что сейчас в душе гоняю рукой дурную кровь и изливаюсь белым киселем на кафель, представляя лишь две родинки и приподнятую розовую губу. Как это может быть? Никогда даже мысли не было о сексе с парнем, все настолько казалось мерзким и неправильным. А этот голубоглазый заяц поддел меня, заставил нервничать. Нет, нет. Все будет как прежде! Я нормален во всех смыслах и обожаю мять девичью грудь, гладить безволосые мягкие ножки, вдыхать съедобный запах женщины, а не потный мужской фон, издаваемый волосатыми кривыми конечностями. А сегодняшняя ночь и это юношеское веселье в ду́ше – пустяк, мимолетность, шутка… Хотя, конечно, в каждой шутке есть только доля шутки.
Феликс еще спал, когда я пришел из душа. Его разбудили шкворчание и запах яичницы с помидорами. Медленно потягивается, выгнувшись дугой, сознание заливает лицо, и тут же проявляется улыбка. Улыбка как напоминание о том, что помимо тупых переживаний о моих гейских наклонностях есть гораздо более серьезные проблемы.
– Это мы сейчас есть будем? – вместо «с добрым утром» спрашивает Феликс.
– Будем! Марш умываться! Кровать заправлять! Зарядку делать! – приятно командовать своим преподом.
– А-а-а-а-о! – зевнул белобрысый заяц. – Нихрена себе, малолетка раскомандовался! Давай корма в мой пищевод! – открывает рот, как только может, и пальчиком туда указывает.
– Не фига! Вставай! Я уже накладываю себе! Ты можешь не успеть к раздаче, всё клювом прохлопаешь!
– Минус два балла за грубость учителю! – провозглашает радостно Феликс и подскакивает с дивана. Ест он, как пылесос, заглатывает все, не разбирая. Такое ощущение, что ест впрок.
– Когда приедет твой сосед? – спросил он меня с набитым ртом.
– Сегодня вечером, завтра же в институт.
– И как ты будешь меня охранять?
– Буду ночевать у тебя!
– Круто!Может, Азата ко мне переселим? У вас-то поуютнее будет! – смеётся Феликс
– Тогда Азату тоже баллов десять накинь! – в том же духе отвечаю я.
– Тоже? А я что-то тебе уже успел пообещать в порыве страсти?
– Ага… Автомат по криминалистике, двадцать баллов просто так, зачет по юридической психологии, само собой, и еще публичные извинения…
– Нифига у тебя губа раскатана! Лучше кофе наливай! Да нам пора уже. Панченко ждет…
И сразу не захотелось шутки шутить. И сразу щемящая тишина. И сразу не могу смотреть ему в лицо: там улыбка. Посуду он мыть отказался, улизнул к себе переодеваться. Удивительно, что только он ушел, как повалил народ: Гарику понадобилась соль, Нюська примчалась в поисках зонтика, притащился комендант «с переписью населения», преследуя «мертвые души», постучались парни из 504-ой, звали курить, прирулила Улька Бокова, вручила объявление про новый режим работы прачечной. Ёоу! Просто аншлаг!
Из общаги мы вышли вместе. Феликс тут же повел себя странно. Схватил меня за руку, ладонь в ладонь. Блин! Я попытался вывернуть руку!
– Ты чего! – шиплю я. – Не смей! Все же смотрят.
– Терпи! – тихо и яростно отвечает он. – Так надо!
– Кому надо! Отцепись!
– Иди как идешь и не дергайся! Улыбайся! Так надо! Не мешай мне!
Феликс продолжает непринужденно шествовать рядом, крепко держа меня за руку. Представляю, как это противно выглядит со стороны. Блин! Зачем он это делает! До трамвая мы добрались, как счастливые влюбленные, один из которых психовал и дергался. В транспорте он тоже чуть не сел на меня, я вовремя успел его оттолкнуть. Так он навалился всем телом, сложил голову на плечо.
– Феликс, ты охуел! Что за интермедия! – я дергаю плечом, и его белобрысая башка подлетает, как легкий кочанчик.
– Мне же больно! – скулит он в ответ. – Сиди смирно…
Короче, всю дорогу он натурально меня позорил. Вращался вокруг, заглядывал в глаза, брал под ручку. И даже угроза врезать не помогла. Правда, как только мы переступили порог областной прокуратуры, где и следственный комитет находится, его игривое настроение улетучилось. Он мгновенно стал нормальным человеком, без липучих ужимок!
Панченко действительно нас ждал в унылом кабинете с просиженным диваном. Следак – уже немолодой человек, круглолицый и круглофигурный. Да еще и круглые очки на носу. Реденькие рыжеватые волосики курчавятся в разные стороны. Если бы не умные глаза и серьезное выражение лица, то Панченко вызывал, скорее, впечатление легкости и нелепости своей внешностью. Но я в курсе, что он один из лучших, много громких дел на его счету. Я рад знакомству. Еще бы не те ужасные обстоятельства, которые сопутствуют нашему общению. В кабинете был еще один человек: моложе следака, тридцати нет, сухонький, чернявенький, с носом-сливой, маленьким подбородком и бровками-домиком.
– Морозов Виталя, – представился он мне, – помощник, ну и заодно айтишник. Гоните телефонюгу и симку!
Ему торжественно выдали мешочек с останками телефона. И он сразу подключился к какому-то разъёму, погрузился в технические ковырялки. Феликс стал рассказывать Панченко про звонок.
– Имени не было! Ведь это важно! Он позвонил просто так! Да еще и через неделю после убийства! Он увидел меня и был поражен этим!
– Согласен! – тихо отвечает Панченко, кусая кончик шариковой ручки. – Он сказал, что ты повзрослел. Значит, он видел тебя достаточно близко! И живьем, без телевизионного искажения. Теперь нужно анализировать. Где это могло быть?
– Я думаю, нужно смотреть на последнюю неделю! Он сказал, что «я уже здесь», то есть думает, что я только что приехал… Он не видел меня в Екатеринбурге раньше. Ни в июне, ни в июле…
– Ни в августе, – вставляет следак, – он думает, что ты приехал после убийства…
– Может, он так и не думает, но увидел меня точно недавно. На этой неделе. Где? Возможно ли, что случайно встретил на улице?
– Не стоит исключать… Но все-таки вспоминай, где был… Может, какие-то новые места? Ходил всегда в один магазин, а тут раз, и зашел в другой?
– Неее… магазины исключены: вообще туда не хожу. Ем в столовках – в вузе, у вас тут в пристройке и в пицце напротив общаги. Новых общепитов за начало сентября не освоил. Из нового – сам факт, что преподаю в юридическом. Студенты исключены… нужно проверить преподавательский состав, хотя бы кто, когда поступил на работу, был старше пятидесяти. Отбираем русоволосых и сероглазых… В тот же список – водители, подсобные работники, охранники.
– Это, в принципе, быстро… Сейчас Саяпину позвоним… думай, где еще мог засветиться?
– А когда нашли тело последнего мальчика, – робко вставил я, – там народу много было, у стадиона? Может, и он в толпе… Ты же там был?
– Я был… Толпа была маленькая, место такое неудобное, там и камер нет! А это ты о теории, что убийц тянет на место преступления? Можно, конечно, проверить. Фотки есть, эксперт снимал… но на него это не похоже. Он не пойдет на место преступления, он теряет интерес к жертве сразу после убийства…
– Так! А общественный транспорт? Может, ты на такси ездил? – морщит лоб Панченко.
– Ни разу. Несколько раз сюда приезжал с Саяпиным в его машине. Обратно мог пешком или на трамвае, номер 15.
– А ты говорил, что батарею ноута заходил менять! – вклинивается айтишник Морозов.
– Было дело! Подвальчик по улице Вайнера. Это было второго сентября. Там работали два парня. Слишком молоды. Еще там посетитель был. Мужик в годах. Конечно, я его не помню…
– Он что-то заказывал? Забирал? Или консультировался?
– М-м-м… по-моему, что-то покупал. Там подержанную технику еще продают…
– Так, это контора «Пиксан», сейчас я звякну им! – и Морозов выходит с телефоном в коридор.
– А можно вопрос? – опять вякаю я. – Как вы думаете, клоун знал, что ты один, когда он звонил?
Панченко и Феликс переглянулись.
– Говорил уверенно, не торопясь… наверное, знал…
– Откуда он это знал?
– Ты думаешь, он на этаже в общаге живет? Или из дома напротив наблюдает?
– Нет! – мотает головой Панченко. – Общежитие исключаем! Ты там живешь почти три месяца! Разве какой сосед новый появился рядом?
– Да нет вроде… никого нового.
– Соседний дом мы обойдем на всякий случай. А что там?
– Тоже общага, – отвечаю я, – поэтому дохлый номер, там молодые все, в основном из политеха.
– Но вообще, в этом есть резон, – рассуждает Феликс, – клоун где-то рядом. Возможно, следит…
Вернулся Виталя.
– У меня в «Пиксане» знакомый работает, – включился он, – обещал найти чела, который второго сентября был. Документы-то есть.
И в кабинете установилась тишина. Вероятность того, что клоун увидел Феликса случайно, резко выросла. Тупик. Надежда на то, что проверка вузовских работников и поиск покупателя в «Пиксане» что-нибудь даст, призрачная.
– А еще Феликс в парк на зарядку ходит! – вспомнил я.
– Там никого не бывает! Так, иногда пьяные студенты… – пресекает мои размышления Феликс.
– Как ты думаешь, что его так поразило, что он нарушил свои правила и позвонил просто так, – опять размышляет следак, – сам факт, что он увидел тебя? Или то, каким он увидел тебя?
– Я тоже об этом думал… – грустно отвечает Феликс. – В Нижнем он тоже меня видел, хотя бы по телевизору. Но там его это не беспокоило.
– Что изменилось за четыре года в тебе?
– Ну… Он же сказал: я повзрослел… Хотя тогда у меня дурь в башке была, я выглядел не так, как сейчас. У меня были длинные волосы, и они были рыжими, носил кожу, – Феликс скосил на меня взгляд, – я музыку всякую тяжелую депрессивную слушал. Конечно, не панк, но видон был несколько неформальным.
Я даже рот открыл, представляя его в косухе, патлатым, грязным, с шипованными браслетиками. Невозможная картинка, зайка просился наружу, перечеркивал всевозможные варианты проявления агрессии и мужественности, присущие описанному образу.
– Хм… то есть ты сейчас выглядишь так, как в шестнадцать лет? – уточняет Панченко.
– Ну, я надеюсь, что всё же повзрослел малость… Цвет волос тот же да и длина тоже…
– Тогда ясно, почему клоун вдруг позвонил вне программы… Феликс, а ты не боишься, что он на тебя начнет охоту?
– Это было бы лучше, чем на кого-нибудь другого… Но… Я для него стар, да и он знает, что я в следственной группе. Он психопат, но не глупец. Для него это очень опасно.
– Ты уверен?
И Феликс кивнул. Кивнул! Но не сказал! Не уверен? По-моему, он даже недоволен, что следак высказал такое предположение, и он заминает тему, убеждает, что клоун не может им заинтересоваться. У меня начало что-то зудеть под сердцем. Я же вижу, что храбрый заяц понимает, как маньяк близко к нему, но он хочет убедить следователя, что опасности нет.
Мы еще долго сидели в кабинете Панченко. Виталя исследовал данные с симки. Назвал номер телефона, с которого звонил клоун. Номер был зарегистрирован на какого-то уроженца Таджикистана; еще позже он установил идентификационный номер самого аппарата звонившего. Нашел хозяина – выяснилось, что телефон был давно потерян (украден) и забыт. Короче, никаких ниточек. Феликс с Дмитрием Сергеевичем еще разбирали отчет патологоанатомов по последнему трупу, сравнивали с другими отчетами. Дождались сведений от Дамира по институтским работникам. Под нужные признаки подходило только три человека: наш физрук (работает только три года, 39 лет, не женат, русоволос, занимается единоборствами, на хорошем счету), водитель ректора (работает только год, 40 лет, служил на Кавказе, угрюмый тип), преподаватель с кафедры государственного права (45 лет, приехал из Казани четыре года назад, красивый мужчина, женат, что не мешает ему зажигать налево и направо). Остальные: либо черноволосые, либо старые, либо с физическими недостатками (один препод хромает, а сторож – немой), либо женщины. Основной костяк работников в вузе уже больше пяти лет, намного больше. Позвонили из «Пиксана», назвали имя и адрес клиента, который второго сентября покупал ноутбук б/у. Мы с Феликсом решили съездить на него посмотреть. А Панченко и Морозов отправились на беседу к водителю ректора. Воскресенье не воскресенье – всё равно!
Нам ехать в район Ботаники было лучше на метро. Стоило нам выйти из здания прокуратуры, Феликс схватил меня опять за руку. Опять двадцать пять!
– Феликс! Хрена ли ты устраиваешь?
– Не парься, тебе ничего не грозит! Иди рядом и делай так, как я хочу! – раздраженно заявил белобрысый. – Мне так нужно! Потерпи!
И я почему-то притих. У меня начала прорастать какая-то мутная мысль. Чтобы она зазеленела и зацвела, нужно время и тишина. Иду за руку с Феликсом, который беззаботно шлёпает по лужам и крутит головой, и проращиваю это зерно догадки. Затаился и жду, когда мысль вылезет, оформится… Веду этого зайку-аналитика к станции метро широким шагом, как будто младшего брата в школу. Так мне приятнее думать, надеюсь, прохожие тоже так думают, глядя на нас.
Когда приехали на Ботанику и нашли адрес, то Феликс купил в киоске маленький блокнотик и ручку. Велел мне превратиться в работника соцслужбы и отправил в квартиру «клиента», чтобы якобы задать пару вопросов о работе ЖКХ и отношении жителей к созданию ТСЖ. Научил меня, как незаметно сфоткать мужика на телефон, отключив звук щелчка и вспышку.
Всё прошло как по маслу. Легкомысленный дядька лет сорока пяти и приличным пузом с радостью ответил на вопросы и даже указал свою фамилию. Пришлось выслушать про сволочей из ТСЖ и сочинять про цели анкетирования. Но когда я показал фотки Феликсу, тот помотал головой:
– Не он… Плечики маловаты, живот великоват…
– Это тоже из психологического портрета преступника?
Феликс зыркнул на меня и не ответил. В общагу мы ехали, опять держась за руки.
***
– Вчера ты меня кормил! Сегодня я! – заявляет Феликс. – Мы идем в «Pizza-mia»! Здорово я придумал?
– Супер… – расстроенно говорю я, так как пиццу не очень люблю и рассержен из-за поведения прилипчивого зайца.
В кафе всё было еще хуже. Меня усадил за стол, а сам пошёл покупать еду. Принес целую гору. И стал меня кормить. Из рук. Как инвалида. Я стал орать. На что получил ответ разъяренным шепотом:
– Жри давай, не выёбывайся! Мне надо, чтобы это видели!
– А мне надо?
– Пофиг! Потерпишь!
– А кто должен видеть этот дурдом?
– Дед Пихто!
Чик! И мысль проклюнулась и быстро заколосилась в моей голове!
– Ты думаешь, что клоун за тобой может следить? И ты его провоцируешь?
– …рот открывай и жри, видишь как вкусненько… ммм…
– Подожди! Ты говорил, что у него бзик на целомудрии! И ты хочешь, чтобы он увидел нас с тобой и подумал, что ты и я… это…
– …вот еще кусочек, давай с сырным соусом!
– Шфо фы сфофой фафа и уфофнифи… Погоди! Ты хочешь его разозлить этим?
– …а попробуй пиццу по-баварски! Ну кусо-о-очек!
– Отстань от меня! Поговори нормально! Он ведь действительно за тобой начнет охоту, если ты его разозлишь! Ты специально разыгрываешь кроличью страсть, чтобы его вызвать на себя? Я не понимаю!
– …я так много купил, а ты ничего не ешь! Я обижусь!
– А я тебе сейчас врежу! Ты относишься ко мне, как к придурку! Просто скажи… почему ты не видишь красного?
– Так… – игривый тон исчез, заяц прекратил улыбаться, что тоже жутко. – Я пойду, ты тут доешь…
И я вцепляюсь в его куртку, не даю ему уйти. На нас уже оглядываются с соседних столиков.
– Феликс! Говори! Я не могу так! Не играй со мной! Это не смешно! Ты хочешь вызвать его на себя? Ты таким образом хочешь его найти?
– Гера, наоборот. Я пытаюсь предотвратить это. Он УЖЕ охотится на меня, я надеюсь, что он увидит нас с тобой и разочаруется. Посчитает меня грязным и недостойным его! – тихо и четко проговаривает Феликс.
– Но ты же сам сказал, что ты стар для него, что он в курсе твоей профессии…
– Гера! Он назвал имя по телефону. А это значит…
– Какое имя?
– Имя следующей жертвы… всё, пойдём, я наелся!
Он вырвал свой рукав из моих рук и удрал вон. Я еще посидел минут пять. И даже доел копченые крылышки. С тяжелым сердцем и с тяжелым желудком отправился в общагу. Маньяк назвал имя? Это значит, что Феликс не всё рассказал Саяпину и Панченко? Нет. Не может быть. Когда звонил Панченко, Феля (вот как к нему можно обращаться! И его мама, наверное, так же называет), так вот, Феля был еще не вполне вменяем, он не мог наврать. Что там сказал клоун? «Ты взрослеешь, ФЕЛИКС, жаль…» И мой заяц-преподаватель решил, что таким образом серийный убийца заявил о новой жертве? Феликс в этом почти уверен, он полночи думал. Он придумал. Он решил меня использовать: разыграть любовь. И сразу две задачи убить: заставить маньяка нервничать и проявиться и, возможно, защитить себя… Возможно. Феликс точно не знает, что у ублюдка в голове, он действует интуитивно, рискует, экспериментирует. Почему не сказал об этом Панченко?
В общежитии уже шумно, после тихого утра всегда пьяно-топающий воскресный вечер, все приехали к учебе. Приехал и Азат. Приволок кучу банок лобио. И он сразу с порога – мне вопрос:
– Это правда, что ты где-то пропадал с Феликсом сегодня?
– Откуда знаешь?
– Нюська видела, как вы с ним выходили за ручку!
– Она уже всем разнесла?
– Нет, я пресёк! Так что?
– Я пропадал с Феликсом. Это правда. И я выходил с ним за ручку. И, пожалуй, я тебе сейчас все расскажу…
Азат слушает внимательно, не улыбаясь. Никаких эмоций на лице. Потом берет сигарету и прикуривает! Прямо в комнате!
– Недурно он придумал… Ты бы, вообще, шел к нему ночевать! Тогда этот клоун вам и поверит! – серьезно заявляет Азат. – А маньячина на тебя не осерчает за совращение планируемой жертвы?
Пропускаю последнюю реплику:
– Феликс считает, что клоуна в общаге нет… Панченко тоже так считает…
– Всё равно иди. Но! Сначала сделай элементарную вещь! И его о «красном» и об «улыбке» не спрашивай! Включай инет!
Мы склонились над мерцающим экраном старенького Асуса, ввели в поисковике «дело серийного убийцы-клоуна». Браузер выдал тонны ссылок на американского маньяка Гейси. Вау! Столько смертей! Пипец! Потом ввели «серийный убийца москва – нижний новгород». Одна белиберда! Ничего о таком факте… И Азат предложил написать прямо: «Феликс Патиц».
Результатов миллионы страниц. Во-первых, какой-то рокер из Германии. Во-вторых, Рудольф Патиц – известный врач-кардиолог с уникальными операциями, умер пятнадцать лет назад. В-третьих, статья восьмилетней давности «Забери наших детей!» авторства разъяренного бездействием милиции журналиста в известной московской газете. Главная идея статьи в том, что правоохранительные органы замалчивают о серийном убийце и тем самым попустительствуют маньяку. Подробно описан первый случай, когда было найдено завернутое в целлофан тело четырнадцатилетнего Антона Полуянова с разрезанным ртом, распоротым животом. Говорилось о самом мальчике, о горе родителей, о том, как долго не принимали заявление о пропаже ребенка. Затем журналист называл других жертв, доказывал, что это серия, что нужно поднимать общественность. Были фотографии четырех мальчиков, которых убили тогда в Москве. Четвертая фотография – беленький мальчик с голубыми глазами, со смешным вихром на голове, с приподнятой губкой, в школьной форме. Подписано: «Ф. Патиц, 16 лет, убит 22 ноября 20… года».
Комментарий к часть 5
========== часть 6 ==========
– Вот это хрень! – прошептал Азат.
– Но на фотографии он! – прошептал я в ответ.
– Как так?
– Может, это какая-то уловка? Типа сообщить, что жертва убита, чтобы убийца не искал, не добил?
– Нелогично! Понятно, что маньяк и так не будет его искать: парня бы охраняли, как золото скифов! Слишком большой риск! Логично, когда, наоборот, жертва мертва, а тут объявляют, что жива-здорова: преступник начинает мельтешить и совершать ошибки!
– Может… может, это вообще подменная фотка! Убит другой ребенок. Полиция, тогда милиция, придумывает ход: размещает другую фотографию. Убийца смотрит и глазам не верит, ну и… психует… ищет парня по фотке… попадается…
– Ты офигел? Менты, конечно, фантазеры, да и уроды есть среди них, но подставить реального ребенка, то есть Феликса, под удар! Это перебор!
– Согласен, да и то, что Феликс сам лично был в руках клоуна, – практически факт!
– Не знаю… Как он уцелел-то? Рот не разрезан… А на животе есть швы?
– Откуда я знаю!
– Вы же ночевали вместе!
– И что? Мы в одежде были! А проверить я как-то не догадался!
– Вот и иди к нему и позырь… Хотя, конечно, всё это ничего не объяснит…
– Я просто спрошу у него!
– И он ответит?
Я сомневаюсь, что Феликс ответит; нужно поймать момент, нужно подловить настроение, иначе он отрежет меня от себя. Найдет другого исполнителя завидной роли второго плана. А я буду психовать. Нет. Я буду ревновать. Эта роль, конечно, убогая, но она моя. Он хочет, чтобы я подыграл ему? А я просто хочу побыть рядом… Ведь хочу? Я помогу ему, а он… А он запудрит мне мозги окончательно! Блин.
– Азат! Я, пожалуй, схожу к нему. Только ты ничего такого не фантазируй по этому поводу!
– Ну, уж это как получится! Иди!.. У меня в тумбочке презики есть, возьми!
– Икса!
Мой друг хохочет.
***
У него опять не закрыто.
– Феликс! Ты почему не закрываешься никогда?
– Я тебя жду!
– А если бы я не пришел?
– Не может быть! Ты, во-первых, любопытный. Во-вторых, тебя тянет на подвиги. В-третьих, я тебе нравлюсь!
– Ну ты… – я даже задохнулся и не нашелся, что сказать этому белобрысому подростку, который валялся на диване, сложив ноги на спинку.
– Да ла-а-адно! Заходи! Твой сосед тебя благословил, я правильно понимаю?
И это уже не первый раз, когда он внедряется в мою голову. Вот откуда он знает? Я прохожу в комнату, останавливаюсь у окна. Напротив – общага политеха. Желтые, оранжевые и зеленоватые квадратики живут своей загадочной жизнью. А вдруг, действительно, оттуда из-за какой-нибудь шторы выглядывает нелюдь, шарит острым зрачком по нашему окну, прищуривается, пытается угадать, что за движение, что за фигура, что за сюжет раскручивается в проёме на восьмом этаже. И видит меня. Лохматую гриву, широкие плечи, узкие бедра, кулаками упираюсь в подоконник. Смотришь? Смотри, ублюдок! Я поздоровее буду, чем зайка, на которого ты нацелился. И если я буду рядом с ним всегда, то как ты подберешься? Меня прихлопнешь? Давай, попытайся! Что же ты все на тринадцати-пятнадцатилетних малюток-то охотишься?
– Феликс, ты же мне расскажешь всё?
– Конечно! Звонил Дэ. Эс. Панченко. У водителя Фролова алиби на двадцать девятое и тридцатое августа – на время убийства и время, когда клоун выложил труп мальчишки у стадиона. Водитель Фролов возил свою любовь на Челябинские озера. Фролов встретил следака в крайнем раздражении, искренне злился – короче, не он. И еще неожиданная инфа из «Белого такси». Стало понятно, как клоун зацапал этого мальчика, Никиту. Он повторяется, точно так он увез Ярика в Нижнем…
– Он таксист?
– Нет. Из этого «Белого такси» позвонили и сообщили, что у них информация, которая, может быть, нас заинтересует. Один таксист прочитал статью про убийство Никитки и понял, что его вызывали к той самой музыкальной школе и в то время, где и когда мальчишку в последний раз видели живым. Он приехал – никого. Прождал десять минут, на звонок по телефону вызывавшего никто не отвечал. Таксист даже вышел из машины и спросил у девчонок, которые там стояли, никто ли не ждет машину? Те сказали, что не вызывали, но только что какой-то мальчик со скрипкой уехал на такси.
– И вы решили, что тот, кто опередил таксиста, и есть маньяк?
– Скорее всего!
– Это значит, он следит за жертвой? Изучает его передвижения, его режим. И вот он видит, что ребенок вызывает такси. Надевает на свою машину шашечки, подруливает. Парень сам садится в якобы такси, и тут же в машине он его вырубает!
– Я об этом же. Точно так же было в Нижнем. Может быть, и еще где-то. Не все способы нам известны… Но есть и еще кое-что! Это значит, что у него белая машина! В такси обычно сообщают модель автомобиля, а в этом такси не сообщают, так как у них фишка – все машины белые… Только вот марки могут быть разными.
– А девочки эти у школы… Они машину запомнили?
– Так кто ж знает! Этих девочек еще найти надо! Таксист-то только сегодня объявился!
– И мы завтра поедем девчонок искать?
– Мы? У тебя завтра пары!
– Ни хрена! Я тебя охраняю! И потом! Мы же с тобой любовники!
– Мы? И давно?
– Феликс! Уже целый день!
– Так это юбилей! Надо отметить! Давай напьемся?
– Чая?
– Обижаешь! – И Феликс вытаскивает из-под дивана бутылку водки: – Прямо рядом с пиццей есть чудный магазинчик! Та-да-да-дам! Правда, в качестве закуски пакетик с фисташками! Подойдет?
– Ты собираешься пить со своим ученико-о-ом?
– Неа! Со своим любовником!
И как-то быстро мы перешли на шутливый тон: из крайности в крайность, от смертельного страха к легкости каламбура. Как-то быстро мы перешли к водке. Как-то быстро мы перешли на мою личность. Феликс потребовал автобиографию. Ну и мне нечего скрывать! Чем больше говорю, тем меньше пью! Подливаю зайцу, заливаю его бирюзу зелененьким градусом, так чтобы носик порозовел и язык стал заплетаться. Думаю, что Феликс тоже напивается сознательно: с некоторых пор я его воспринимаю адекватно, он все-таки психолог и юрист. Это адская смесь! Он понимает, что я его спаиваю, это точно! Так он решил уйти от моих вопросов? Рассказывает какие-то анекдоты, истории про студентов, потом начинает пулять в меня скорлупками от фисташек. Смелый зайка! Гоняюсь за ним по комнате ровно тридцать секунд! Скручиваю и бросаю на диванчик! А сам сверху усаживаюсь. Зайка дергается, хохочет, я подсыпаю перца в виде щекотки! Мило!
Диван расправляю вместе с белобрысым пьяным преподом на нем, подбрасывая того скрипучими пружинками. Выясняется, что у Феликса одна подушка и один плед. Логично так-то! Ну и что! Мы же все равно одеты! Вырубаю свет и прыгаю к нему под плед, пододвигая его к самой стене.
– Э-э-эй! Я не такой! – подвывает он. – Так-то я не сплю с кем попало!
– Ты в плену! Не трепыхайся!
– Ну-ну… в плену…
Я обнимаю его вокруг талии и лезу под футболку, на живот. Теплый, мягкий, гладкий. Никаких швов и шрамов. Веду рукой по коже наверх на грудь, ощупываю, никаких рубцов и рытвин. Только упругие мелкие соски, бумкание сердца, хрупкость ребер, ключиц, тикание венки на шее. Завожу руку на спину – кожа ровная, бугорки позвоночника не в счёт. Направляюсь ниже, под резинку штанов, на расслабленное полушарие…
– А там-то ты что ищешь? – вдруг спрашивает меня Феликс, блин, он с такой легкостью позволил себя обшарить, что я подумал, что тот отключился уже!
– Э-э-э…
– Ничего не нашёл?
– Э-э-э…
– А хоть понравилось?
– Феля, ответь мне на пару вопросов, а то умру…
– Лишь бы я не умер от твоих вопросов!
– Только да или нет!
– Ну? Руку-то убери оттуда!
– Ты видел серийника близко?
– Да.
– Ты четвертая жертва?
– Да.
– И именно ты сказал, что маньяк был в клоунской маске?
– Да.
– Он… он тебя изнасиловал?
– Нет.
– Но хотел?
– Да.
– Но отпустил?
– Нет.
– Тебе удалось сбежать?
– Да.
– В газете было написано, что Феликс Патиц убит. Обман?
– Нет.
Я затих, ибо мурашки спринтерски пробежались вдоль линии позвоночника. Я приподнимаюсь на подушке, пытаюсь найти его глаза. Они закрыты. Лицо безмятежно, уголки рта вниз.
– Феликс, я не понял, зачем написали, что ты убит? – шепотом спрашиваю я. Он не реагирует. Молчит. Спит? Сбежал? Успел? Укрылся бессознанием, как одеялом! Спрятался в крепость невидения и неслышания. Гад! Мягко обнимаю его, прижимаюсь и дышу им. Надо спать, спать, спать и чтобы никаких снов подлых и разоблачающих. Нужно нырнуть и вынырнуть там, где все ясно и безопасно! Спать.
***
И я боялся проснуться. Спишь и боишься проснуться! Ни разу такого не было раньше! Боялся, что обнаружу следы поцелуев, отпечатки нежности зубовной, пальцы в его волосах, переплетение ног. Боялся и ждал, что именно так и будет. Но проснулся один, без следов, отпечатков, пальцев и переплетений. Феликс занимался йогой. Лежал в позе запятой, закинув ноги за голову. Бесшумно поменял позу и опять окаменел. Я лежу и молча рассматриваю его, не скрывая любопытства. Что может заставить человека заниматься йогой? Парня? В спорте должен быть кураж, порывистое дыхание, быстрота ума и победный клич. А это что? Самолюбование собой? Дань моде? Так ведь по-женски как-то! И когда он закончил эту пластику и открыл на меня глаза, я и спросил:
– Почему йога? Что за спорт ты выбрал?
– Это не спорт. Это способ собрать мысли и обуздать эмоции.
– А спортом ты не занимался никогда?
– В детстве… прыжки в воду.
– Хм… тоже мне спорт!
– Так! Ты сейчас получишь! Я, между прочим, был в олимпийском резерве!
– Ой, ой! Страшно! Сейчас как прыгнет солдатиком, как забрызгает меня водичкой хлорной! Боюсь, боюсь…
– Быстро встал и сбегал к себе за кофе и бутиком каким-нибудь для меня!
– А что же ты бросил прыгалки?
– Ты всё еще здесь? Если через десять минут у меня не будет кофе, то ты отправляешься слушать интересную лекцию по гражданскому процессу и позориться на семинаре по юридической технике, о чем ты ни слова не прочитал! Осталось уже девять минут!
Пришлось подчиниться воле грозного зайки. Азата разбудил. Плеснул растворимого кофе в две кружки, под мышку взял банку той самой фасоли, что Икса привез вчера, пару кусков хлеба в карманы толстовки, ложки в задние карманы джинс – загрузился и пошел на восьмой этаж. Чуть было не обжег кого-то, обгоняя на поворотах лестницы. Ногой открываю двери:
– Феликс! Вот хрена ли ты не закрываешься опять! – ору я. – Я буду сам тебя на ключ запирать!
– А смысл закрываться, если ты сейчас приползешь?
– Ты не в том положении, чтобы быть таким легкомысленным! Всегда закрывайся! И никому не открывай!
– И тебе? Ух ты! Баночка с чем-то вкусненьким!..
Завтрак на табуретке посреди вакханалии разбросанных скорлупок от фисташек, рядом с Феликсом, агрессивно поедающим лобио прямо из банки, щипающим хлеб из моего кармана, – чистый секс, млею от его деловитого профиля, послушно кивающего на мои нотации. Велел Феликсу быть осторожным: никаких магазинчиков с водкой, только если со мной! На окно нужно повесить какую-нибудь штору, надо попросить у коменданта. Открывать дверь только мне, а я буду музыкально выстукивать песенку тореадора. Разумеется, о передвижениях на такси не может быть и речи, о зарядке в парке тоже. И вообще, может, стоит волосы перекрасить в какой-нибудь черный цвет?
