Текст книги "Нет слов (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

В отеле после ужина в ресторане, на котором моих фиников не было, хожу как неприкаянный, их ищу. Окна тёмные. Спрашиваю на ресепшен о гостях из 302 номера. Как уехали с утра, так и нет? Блин! У них экскурсия какая-то дальняя? О чём он думает! Беременным нельзя на автобусах раскатывать подолгу! Я завёлся и злой! Время одиннадцать вечера! Их нет! Пью в ресторане испанский коктейль из текилы со жгучим перцем! Ещё! Ещё! Даже температура поднимается, по-моему! Время двенадцать – а в 302 номере всё ещё никого! Я его увижу сегодня? Хожу по коридору, по комнате, вокруг бассейна. Персонал начинает на меня косо поглядывать. Уже почти в час ночи увидел из окна своей комнаты, как подъехал автомобиль и из него осторожно вышла Лара (я теперь знаю, как её зовут) и ещё более осторожно выполз Фил. Лара беременная, ясно. А Фил пьяный в дымину. Кто кого вёл до номера – непонятно. Вот ведь скотина пьяная, беременную жену так напрягает! А главное, меня напрягает, я измучился уже! Быстренько спускаюсь на третий этаж, подглядываю, но не сильно скрываясь. Фил идёт вслед за женой, делает руками «фонарики» и виляет бёдрами, при этом напевает избитую песню Энрике Иглесиаса:

– Bailamo-о-оs – ты-ды-ты-ды-ды-ды-ты-ты – Bailamо-о-os

Te quiero amor mio – Bailamo-о-оs…

Вдруг заметил меня, помахал мне рукой и послал мне воздушный поцелуй. Его жена рассерженно дёрнула парня, запихнула в комнату, не забыв сказать мне:

– Пэрдоне*…

Не прощу! На хрена мне его воздушный поцелуйчик! Мало того что он бегал от меня с утра, так и вечером одни издевательства! Ух! Я злой! Просто в ярости! Выпорол бы негодника (не в сексуальном смысле)! Я что, восемнадцатилетний пацан, чтобы дрочить в душе? Ну, финик, погоди!

* Perdоne – простите (исп)

Фил

С утра бегал от Алехандро. По-моему, он в ярости, вроде бы даже глаза кровью налились! Пусть хоть спермой нальются! Я смелый тореро! Не удастся меня на свой рог посадить! Даже если он русский выучит, серенаду под балконом споёт или на тот же балкон залезет. Не-а! Буду стойким!

Мы с Ларой едем на свадьбу. Сначала в дом к родителям Грацианы – нифига себе фазенда! Нифига себе Пашка невесту подцепил! Вопреки испанским обычаям родители невесты – Ана и Хосе – оплатили часть свадебных прибамбасов: цветы, салют и музыку. Всё остальное на Пашкиных плечах, вижу, нехило он раскрутился в Испании. Хотя ему его родители тоже помогли, мой дядя тоже бизнесмен. Но свадьба на двести человек! На хрена нужно такое «удовольствие»! Сначала мы знакомились с многочисленной роднёй, никого не запомнил! Потом мы поехали в храм на венчание. Всё необычно, как в кино! Невеста с длинной шторой с головы идёт между рядами под руку с папашей, Пабло с бутоньеркой в кармашке, набриолиненный, волнуется. Хм, как они окатоличились-то? Потом всей толпой поехали в загородный ресторан с огромной террасой на свежем воздухе под тентами. Грациана в начале праздника всем незамужним подружкам булавки приколола к платью вниз головкой. Типа, у кого булавка к концу вечера потеряется, та в течение года замуж выйдет. Я не выйду, мне не прикололи! Как и у нас, бросали букет, запускали голубей, участвовали во всяких непонятных конкурсах, правда, обошлось без стихотворных речей гостей. Приглашённые просто складывали в корзинку конвертики с деньгами – sobres. Пабло торжественно передал Грациане белую коробочку с тринадцатью золотыми монетками, как бы на «чёрный день», чтобы финансовое благополучие молодой пары не иссякало. Ещё мне понравилось, что уже во время горячих танцев друзья жениха потребовали криком его галстук. Грациана торжественно сняла его с Пабло и передала друзьям, те разрезали ножницами на кусочки, начался торг этими оборвышами. Ну, вымогательство денег для молодых! Как и у нас! Торт был офигенно большой, чтобы его разрезать принесли специальную шпагу! И молодожёны вместе его разрезали.

Конечно, все выпивали, а проспиртовавшись основательно, танцевали. Ржачно, но танцы начались с пасодобля и сальсы. Особенно старались самые старые и самые малые, которых было очень много. Какая-то испанская горячая женщина в белом платье с огромными воланами вытащила меня танцевать. Я, конечно, больше придурялся. Какой ещё пасодобль? Я и слово-то такое матершинное только тут услышал! Зато был вознаграждён крепким поцелуем этой мадам. И меня сразу передали другой леди. И опять поцелуй! Мне нравятся испанские традиции! Я весь в помаде, сияю. Девушки тут вообще с парнями не церемонятся, не ходят вокруг да около. Нравится парень – пови-и-исла на шее у него, целует, хохочет в ухо, преследует повсюду – демонстрирует свою симпатию и не скрывает своих намерений. Хотя почему только девушки? Вон Алехандро! Тоже как бы не скрывает! Правда, его поцелуи во мне отдавались сладким эхом, а эти, танцевальные, оставляли только слюнявые следы и никакого замирания сердечного.

Но я гоню эти мысли бестолковые. Ещё не хватало во время свадьбы о нём думать! Если вдруг вспоминался этот развратитель, то я тут же бежал за вином. К концу праздника упал в синенькую яму так, что не вытащить. Салют был однозначно отличный, но я был такой никакой, что ничего не увидел, дрых лицом в морепродуктах, которых тут было немерено. Говорят, что полезно для кожи лица! Ларе пришлось, конечно, туго. Во-первых, все веселятся, пьют, едят всякое, а ей нельзя. Во-вторых, все лезут к ней обниматься, пузико погладить. В-третьих, братец пьяный, за которым она взялась присматривать. Уже ночью над Ларой сжалились и предоставили нам машину, чтобы в отель ехать.

В «Апельсинах», я хоть и пьяный, но Алекса разглядел и даже ручкой ему что-то сделал. Караулил он меня, что ли? Ох, у него и видон! Строгий папа сейчас выпорет подвыпившего подростка-сына. Если бы не Лара, затолкнувшая меня в номер, я бы устроил представление! Думал снять ремень с себя и подойти к нему с опущенными глазками, и промямлить: «Я больше не бу-у-уду!..» Уха-ха-ха! Всё бы понял без переводчика! Можно было бы ещё задницу подставить! Хотя нет! Задницу не надо!

Утром безбожно проспали завтрак! Прибежали, когда уже еду начали убирать. Разумеется, кабальеро не было, поэтому утренняя пробежка от него по этажам не состоялась. Зато ездили на второй день свадьбы. Почти безалкогольный, из напитков – кофе и тинто де верано (такой газированный слабоалкогольный винный напиток). Были у Пашки и Грацианы дома. Начал братцу двоюродному завидовать. Как бы так суметь? Кризис ему не кризис! Всего 28 лет, а такой домина, такая жена! Грациана – классная, действительно! И не только из-за богатых родителей! Может, полновата на мой вкус, но мой вкус в последнее время что-то сбоит! Если к нему прислушиваться, то Пашка на томном, поджаром, щетинистом мачо должен был жениться!

Во дворе их дома мы жарили на гриле дораду и овощи. За мной, между прочим, одна девчонка здесь приударила! Лилита! Красивая, высокая, с упругой круглой попой. В руку мне вцепилась и везде со мной ходит, к уху прижимается. Под финал я даже целоваться с ней надумал. Лучше бы не надумывал! Лилита старается, языком выделывает что-то во рту, пахнет цветочками, наглаживает мне спину, а я как чурбан, никакого желания. Не целуюсь, а мусолю! И стало мне очень грустно… Лилиту я, значит, не хочу, а от Алекса меня уносит! С Лилитой я – чурбан, а с Алексом – пластилин! От расстройства уговорил Лару уехать раньше!

Приехали к ужину, я сразу в ресторан, где должен быть тот, который хорошо лепит из пластилина. Соскучился уже по нему! Погляжу на него, а может, и побегаю от него… Но его там нет. Не уехал случайно? А вдруг он вчера вечером меня ждал, чтобы попрощаться? А я, урод, только жопой повилял! Хотя он ведь на неделю должен тут зависнуть! Просто заработался, бедняжка! Но время уже девятый час! Сколько можно работать! От работы кошки дохнут! Надо будет ему об этом сказать, как-нибудь жестами! И потом, сегодня же выходной! Начинаю переживать за кабальеро. А что, если он не работе? Тусует где-нибудь, наблюдает за танцами какого-нибудь испанского чико, целует его страстно, кружит вокруг себя, давит своим рогом. Блядь! А как же я?

Короче, сижу в фойе на первом этаже, жду его. Время десять! Где ж его носит? Кобель! Или всё же трудоголик? В знакомую дискотеку идти искать его не осмеливаюсь, ещё уволокут меня куда-нибудь. А кабальеро рядом не будет! Я хожу вокруг отеля, сижу у бассейна, опять в фойе, для виду в интернет-кафе посидел, на цыпочках на его этаж поднялся. В каком номере он живёт? Прошёлся, прислушиваясь к каждой двери… Спускаюсь опять вниз. Я, как ревнивая беспокойная жена, места себе не нахожу, поджидая гуляку-мужа.

В двенадцать ночи! Увидел из интернет-зоны, как его привезли на автомобиле. Он в деловом костюме! Значит, не шлялся, а работал! Мой трудоголик! Вид усталый, лицо зелёное, плечи вниз. Бе-е-едненький! Я лечу к нему на этаж по ступенькам, чтобы успеть посмотреть, где хоть он живёт?

Стою в конце коридора у лестницы. Лифт приплывает, и Алекс, не видя меня, направляется в свой номер, ага, третий! Мне обидно, что меня не видят! Кхекаю. Алекс разворачивается, удивляется, меня узрев, и улыбается… Класс! От вчерашней ярости нет и следа. Смотрим друг на друга. Я хмурю брови, сжимаю губы, руки сплёл калачиком, носком ноги выстукиваю, типа, где был? Он улыбается ещё шире, посылает мне воздушный поцелуй! Я выгибаю бровь! А чё воздушный-то? Давай! Приставай ко мне! Но Алекс не ринулся в мою сторону, видимо, ему не до бегалок, устал мой Дон Жуан. Зато он мотнул головой в сторону своего номера, типа, зайдёшь? Я расширяю глаза, мотаю башкой: «Неа!» Он ещё раз кивает: «Пойдём ко мне! Не ссы!» (это я так понял) Я уверенно показываю ему фигу. Хотя не знаю, принят ли такой жест в Испании? А демонстрировать ему «фак» я посчитал слишком интимным и сексуальным. Кабальеро понял фигу, покачал головой и поцокал, ай-яй-яй, как нехорошо! И опять пальчиком меня поманил. Я понял, что нужно уходить, так как разговор затягивается! Помахал ему ручкой: «Бай!» – И поскакал с лесенки вниз, напевая:

– Bailamo-о-оs – ты-ды-ты-ды-ды-ды-ты-ты – Bailamо-о-os!

Чёрт! Я счастлив? Да! Вроде бы и не пьян сегодня… Лара дрыхнет! Эй, Артёмка, Арсенька, прикиньте, какой у вас дядька дурень!

========== 6 часть ==========

Алекс

Марокко высосало у меня всю жизненную силу так, что прыти атаковать финика не осталось. Но он меня ждал! Все случайности того, что он оказался на моём этаже, исключены. Он приходил ко мне! Не пошёл за мной в номер? Жаль! Но ясно же мне дал понять: ждал, сердился, что я пропал. Разъярённый финик! А как было бы хорошо, если бы он всё же решился и зашёл… Странно, что он мне кукиш показал! Не думал, что у финнов это принято. Хотя почему бы и нет?

Завалился в постель и на полном серьёзе задумался, а не поцарапаться ли в их номер? Он нос свой высунет. А я его за этот нос и прихвачу! Он орать не станет, это точно! Затащу его к себе тёпленького, Лара наверняка уже спит. Блин, Лара! Как-то я всё время о ней забываю! Нет, не буду царапаться! Только вот время уходит, ещё два дня – и уезжать! В Барсу уже позвонили, что прилечу на день раньше. Передовик, чёрт подери! А туда финики не собираются, совпадения закончились…

Утром на завтраке болтали с Филом через весь ресторан, можно сказать, не умолкали. Я же, когда зашёл в ресторан, сразу направился к этой парочке претворять свои планы в жизнь. Но Фил буквально завопил взглядом:

– Пожалуйста, не надо!!!

Он в отчаянии, он просит по-человечески, а я что же буду лезть к ним и топтаться по их отношениям? Чёрт! Сажусь через три стола от него, но так, чтобы можно было видеть.

– Как жизнь? – подмигиваю ему ободряюще издалека.

– Не знаю, что делать? – это он закусывает губу и пожимает плечами.

– Держись! Я рядом, я поддержу, – это я рисую на лице понимание, доброту и решимость.

– У меня жена! – он косится на Лару.

– Ну и что! Хочу тебя поцеловать, – это я дёргаю носом и провожу пальцем по губам вокруг и нежно смотрю на него.

– И я, – он мне почти незаметно кивает.

– Приходи ко мне, – это я пальцем на него тыкаю и глазами наверх показываю.

– Я подумаю, как это можно устроить? – это он трёт виски. – Мне сложно! – делает жалостливо-слезливый взгляд, морщит лоб.

– Ничего сложного! Но думай быстрее, – я отрицательно мотнул головой и показываю кистями рук нервными крутящими движениями, – у меня мало времени, бизнес! – тыкаю на запястье, где красуются дорогущие часы и потираю большим и указательным пальцем.

– Уезжаешь? Как так! Мне это не нравится! – он поджал губы, прищурил глаза обиженно и даже отвернулся на какое-то мгновение.

– Фи-и-ил! Пожалуйста, будь со мной, – нежно-пренежно смотрю, умоляю, улыбаюсь, нанизываю его на зрачок.

Он не отвечает, по-моему, смущается, поворачивается к Ларе и о чём-то с ней говорит. Северные народы не привыкли говорить громко, темперамент не южный, поэтому ни черта не слышу. Взглядом он говорит громче и понятнее… Хотя финик сумел и с помощью Лары определить моё направление на сегодня, она вдруг закрыла уши и громко сказала:

– Пи-ка-ссо!

Фил нервно взглянул на меня, типа: понял?

Фил

На завтраке вижу Алекса, он не в деловом костюме, неужели выходной? Не собрался ли он к нам подсесть! Не-е-ет! Умоляюще на него смотрю! Он хмыкает и соглашается, садится недалеко и начинает телепатировать.

Он мне подмигивает: «Что, ждал меня вчера? Прокололся?»

Я закусываю губу и пожимаю плечом: «Надо больно! Я случайно там оказался!»

Он как-то добродушно на меня взглянул: «Признайся! Переживал? Ждал? Страдал?»

Я покосился на Лару и вздохнул: «Она вон страдает, а я-то что!»

Он проводит по губам: «Мы не будем разговаривать при всех. Делаем вид, что не знаем друг друга?»

Я киваю: «Согласен! Это правильно!»

Он тыкает в меня пальцем и закатывает вверх глаза: «Но ты ведёшь себя как идиот! Я в трансе».

Я тру виски: «Это потому, что ты уже весь мозг мне вынес». Смотрю умоляюще: «Может, уже прекратим?»

Он вообще оборзел, башкой мотнул, руками вертит: «Нет, не прекратим! Пойдём, покувыркаемся! Я готов заплатить, вот, например, дорогущие часы! Очень дорогие!»

Я демонстрирую обиду: «Хам!»

Он взгляд смягчил, как собака смотрит на меня и улыбается: «Я шучу, не обижайся!»

Я отворачиваюсь к Ларе, уговариваю её идти на пляж, а она требует музей Пикассо. Блин! Орёт на весь зал:

– Пи-ка-ссо!

Ладно, поедем в центр Малаги. Идём наверх, переодеваться, идём мимо Алекса, он руку опустил и успел сжать меня чуть ниже коленки. Я только пискнул.

Конечно, крики Лорены в ресторане имели прямые последствия. Пока мы стояли в очереди к музею на жуткой жаре, я Алекса не видел. Зато увидел его внутри музея. Вернее, почувствовал. Лара уже в первом зале зависла, так долго стоять у картины, пусть даже и великой, я не могу. Поэтому сказал ей, что пройду всё самостоятельно и буду смиренно поджидать её на выходе в музейном кафе, один пошёл в другие залы. Уже даже не помню на какой картине, но точно на какой-то недоступной для моего скудного понимания, чувствую, что один из многочисленных любителей искусства подходит очень близко к моей спине, ещё ближе и уже дышит в затылок. Оглядываюсь. Алехандро. Я от него делаю шажок вперёд, он за мной. Более того, пользуясь, что Лары нет рядом, обеими руками обнимает вокруг шеи и помещает свой подбородок мне на голову, чувствую загривком, как его кадык туда-сюда двигается. Стоим перед абстрактным сексуальным уродством великого художника, типа любуемся. Думаю, со стороны мы смотримся как парочка молодожёнов.

Алекс стал меня водить по музею. За руку! Молча! Ладонь в ладонь! Боже! Как это сексуально, когда ладонь в ладонь! Алехандро подводил меня к каким-то картинам, причём двигался хаотично, видно, что он музей знал, показывал любимое и нелюбимое. У некоторых полотен останавливался и на ухо мне озвучивал:

– Буэ-э-э… – тошнотно ему, значит, я кивал и смеялся, соглашался.

А у чудной картины с сыном Пикассо, сидящем на ослике, которая была в первом зале, мы стояли долго. Он ткнул в картину пальцем и сказал:

– It’s you!

Я недоуменно взглянул на Алекса и спросил, мыча и показывая пальцем: я – мальчик или осёл? Алекс засмеялся:

– Together!

Вот как, значит, он видит меня! Упрямый, ершистый, милый ослик и белощёкая наивная юность together (вместе)! Щёчки-яблочки, впечатление свежести и нежности. Наверное, лестно! Хотя хотелось бы чего-нибудь брутального, сексуального, не ослика, а породистого коня! Эх! Стоим перед этой картиной, и насрать, что рядом туристы и обожатели творчества Пикассо толкаются. Алекс обхватил меня со спины, горячий. Большим пальцем по скуле водит. К чёрту все эти сомнения. Надо переспать с ним и всё! Я уеду через три дня и буду потом жалеть, что не стал его! Завожу руки назад, помещаю на его ягодицах, трусь затылком о его губы. На нас поворачиваются, плевать!

Правда, в одном из залов мы всё-таки чуть не напоролись на Лариску. Я увидел её первым и дёрнул Алекса за руку, мы спрятались за угол, дождались её ухода. Жаль, что музей небольшой! Наше романтическое свидание на фоне абстракционизма и примитивизма примитивно закончилось кафешкой, где Алекс, поцеловал меня в ладонь и исчез, оставив меня дожидаться Лару. Вот и приобщился я к мировой культуре!

Как с Лореной сидели в кафедральном соборе, как ели вкусности в кафетерии, как посетили бесплатный музей современного искусства – уже неинтересно. Алекса же рядом нет! Лара заметила мою потерянность:

– Филя, ты не влюбился часом? Какой-то ты тормознутый!

– Это жара, Лорена!

– Ты мне по ушам-то не езди, Филиппок! – это она всегда в отместку за «Лорену» меня так называет. – Я тебя уже выучила за двадцать-то лет! Правда, в этот раз что-то особенное: у тебя глазки заволокло, и ты перманентно пьяный! Какие-то шуточки, подпрыгивания… Колись, братец!

– Лорена, боюсь, что тебе не понравятся мои откровения, поэтому ставим точку!

– Мне не нравится, что откровений нет, мне казалось, что уж мне–то ты мог бы рассказать даже что-нибудь такое стыдное!

– А если я влюблюсь в парня! Ну, гипотетически! Как ты отреагируешь?

– Мм-м-м… Значит, всё таки вы с этим Алехандро нашли друг друга?

– Лара! Я гипотетически! Причём здесь Алехандро? Мы вообще не общаемся!

– Филя! Я беременная, а не слепая!

– Лара… мы уедем, и я протрезвею, чессслово! Нехрен об этом даже париться, у тебя ж мальчик в животе, вдруг что нарушится! В общем, не лезь ко мне с расспросами! И даже не думай на эту тему!

До конца вылазки Лариска ехидно хихикала и снисходительно посматривала на братца-уродца. Вернулись только после обеда. Лара устала, легла спать – у неё поздняя сиеста. А я пошёл на пляж купаться. Там скучно, солнце шибает по голове, дурманит, развозит до горизонтального недвижного состояния. Старался думать о Питере, о друзьях, о книгах, прочитанных недавно, о Светке Карповой, которая мне типа нравится. Перебирал подробности свадьбы Пабло, представил, сколько это может стоить. Стало ещё скучнее. Чувствую, кожа начинает подпаливаться от солнца, верчусь и вижу, что за мной пришли.

Алекс стоит одетый не по-пляжному. Смотрит. Исследует мою спину. Не знаю, долго ли? Мотает мне головой, пойдём, хватит загорать. Я и сам знаю, сам чувствую, что хватит, что сгорел, машу ему кистью руки: «Иди!» Нашёлся тоже, нянька заботливая! Он уходит. Я собираюсь, одеваюсь, направляюсь в номер. Правда, когда поднимаюсь на третий этаж, понимаю, что дело не в том, что «он нянька заботливая». Он меня там ждёт. И ждёт так, что мне к двери комнаты не подойти и мою беременную Лару не вызвать! И я начинаю отступать. Нелогично, конечно, вроде, хотел его, но… отступаю вдоль по коридору.

Алекс за мной. Но коридор на третьем этаже не бесконечен, я на лестницу не вышел и теперь в тупике, рядом с какой-то рабочей комнаткой! Алекс замедлился, уставился в глаза, прожигает своим карим огнём моё лицо, наступает, как танк: нос, как пушка – раздувает свои ноздри, изрыгает воинственный настрой. Я лихорадочно соображаю, что надо что-то сказать! Хотя после музея мой протестующий лепет будет казаться капризным, жеманным фырканием!

Алекс совсем рядом, надвигается на меня своим сосновым горячим знойным запахом, упирается в мои плечи руками.

– No! – смог я вспомнить по-английски, я просто полиглот!

– Yes! – вспомнил по-английски он и заткнул мне рот горячей ладонью.

– Я не могу! – громко говорю я в его ладонь по-русски. Но получается: «М-м-мааеээм-м-моо-ууууу». А это не совсем по-русски!

– Тссс! – велел мне Алекс и, по-хозяйски разворачивая рукой мою зажатую челюсть, начинает сладко мучить меня – целовать. В шею, много раз, каждый раз – взрыв, в ухо, каждый раз – стон, в лоб, и каждый раз какая-то волна накатывает и топит меня. А потом и в губы, и я ждал, я принял, я погнался за ним, я не отпущу. Нет времени, нет расстояний, нет языков, есть только наши языки, наше время и наше пространство. Я не чувствую ног, они предали меня и подгибаются. Вместе со мной стекает по стенке Алекс, давит меня своим упругим незнакомым телом к полу. Зачем говорить? Зачем учить язык? Его язык понятен! Вот он! Сучий кабальеро, как он хорош! Сама нежность, звериная и раскатистая, рокочет у него внутри басом, а я впитываю этот рокот. Но и я нежность! Звонкая и высокая, я – сопрано! Я не дам ему остановиться! Тут никого нет! Но даже если бы и были, похуй! У нас дуэт! Это мои губы, мой кадык, моя впадинка у ключиц, моя родинка на загривке. Не отдам никому, и ему тоже, он их потерял!

Мы уже почти лежали в тупике третьего этажа, звуки – страсть, слышу только их, не вижу ничего. Алекс уже отпустил моё лицо, нырнул под футболку и захватывает мою кожу губами, зубами на груди и на животе, а я захватил его ногами, глажу его руки и стону. Его руки на моей пояснице, на заднице, на ногах. Стон – универсальное интернациональное выражение чувств: «Как мне хорошо с тобой!» Мне ничего не нужно говорить, спрашивать, уговаривать, контролировать. Понимание на уровне губ, кончиков пальцев и паха. Оххх! На уровне паха уже всё давно на уровне… и уровень всё выше, сознания всё меньше…

Алекс выныривает из-под футболки, сжимает эту футболку в кулаки и шипит мне в лицо:

– Come with me!

Я просто киваю головой. Какое «yes»! Я и «да» не мог вспомнить! Идём! К тебе! Хочу! Не здесь ведь! Он за одежду поднимает меня, но мы не удерживаемся, падаем снова на пол, он хохочет:

– Come with me! Feel… – и тут уже я затыкаю ему рот, ещё про чувства он не говорил!*

Мы снова поднимаемся, Алекс не отпускает одежду из захвата, тащит за собой и тут же целует, дышит, мы преодолеваем таким образом совсем немного, по пути я теряю и полотенце, и флакон с кремом, и ещё что-то пляжное и непляжное, мне руки нужны для другого! Трогать его!

И вдруг это «что-то ещё», выпавшее на пол, зазвенело! Телефон! Как холодный душ на голову, на совсем больную голову! Я включаю мозг, включаю зрение и начинаю дышать. Где телефон? Вот он, на полу! Хватаюсь:

– Лара?

Она мне что-то говорит, говорит, говорит в трубку. Что-то про то, куда я пропал, что сгорю ведь, что её брат, как маленький… Но вижу, что Алекс сдох, погас, руки отпустил, сглатывает, отходит. Он отодвигается от меня спиной к выходу, смотрит на меня уже без страсти, виновато, смотрит с сожалением! Вытирает ладони о штаны, причёсывает пальцами волосы, он только бугор свой прижать не может… Он уходит! И в глазах мука!

– Sorry! – прошептал он мне и побежал вверх по лестнице.

А я, как олень рогатый, стою, пережёвываю ситуацию и тоже стояк не могу унять. Доходит, и я ору на весь коридор:

– Лоре-е-ена!

* Come with me! Feel… (англ.) – Идём ко мне! Чувствую… (созвучно с именем Фил)

========== 7 часть ==========

Алекс

Вляпался я на все сто! Как-то нужно выходить из этой ситуации, ломать эти долбаные обстоятельства. Это не может быть любовь! Для таких чувств нужно проникнуться человеком, совпасть с его внутренним миром, нужно переговорить 1001 ночь, нужно полюбить его образ жизни, желать видеть и трогать те милые вещи, что его окружают ежедневно. И многое другое! Я уже любил, я знаю. Причём первой любовью был парень. Мой одноклассник, но не друг. Враг. Мы с ним бились до крови, все вокруг знали, что мы ненавидим друг друга. Однажды он мне сломал нос, а я ему ребро. Это мы из-за девчонки дрались, которая ни его, ни меня не интересовала, просто принцип! Нас пытались мирить родители, учителя и даже из подразделения по делам несовершеннолетних. Придумывали всякие способы, педагогические и дилетантские. Посадили за одну парту специально, записали к одному репетитору по английскому на парные занятия, отправили в составе одной группы в автобусный тур по Европе, где мы вынуждены сидеть вместе и жить в одной комнате в разных отелях.

В этом туре и выяснилось, что подростковая ненависть на самом деле извращённая любовь. Это было в Вене. В ночном отеле я матерился на Лешку во всё горло, так как он долго не выходил из душа. А он не отвечал, сидел там и сидел. Я настолько был зол на гада, что, покричав ещё минут десять, решил, что выброшу его самолично. Рву дверь, рассчитывая, что она заперта, и получаю ей по лбу, он не закрылся в душевой? Но дальше вообще странно: Лешка сидел одетый на крышке унитаза, обняв голову руками, а душ работал вхолостую. Я понял, что он даже не начинал мыться:

– Ты чё? Совсем охуел, я его ору, ору!

Он поднимает голову, и я осёкся, слёзы, что ли, в глазах?

– Ты чё? Лёш… – это я его по имени впервые назвал.

Он сглотнул и хрипло сказал:

– Да терпеть нет сил уже! Херово мне из-за этого! Давай хоть в Милане попросимся в разные комнаты!

Я сразу же понял, о чём он говорит. У меня в голове выстроилось сразу всё в правильную картинку. Все наши драки, подъёбы, косые взгляды, толкания на лестнице, шипение в лицо, злые шутки на уроках – это стремление быть рядом, это желание трогать, чувствовать и участвовать в жизни друг друга. Я замолчал, а Лёшка встал и пошёл мимо меня вон из туалетной комнаты.

– Я тоже тебя люблю… – сказал я тихо, когда он поравнялся со мной. И Лёшка остановился. Мы целовались всю ночь, дрочили друг другу, рассматривали. А потом ещё был Милан, Париж, Брюссель, Берлин… До траха не дошло, мы боялись оба. Но любил я его очень. Оставшиеся полгода учёбы прошло в идиотской и захватывающей игре. Мы с ним бились по-прежнему, с презрением смотрели и материли друг друга, но под партой сплетали руки, мяли коленки. В школьном туалете пару раз целовались, запершись в одной кабинке. Прогуливали репетитора по английскому, находя выделенному для этого времени более нежное применение – либо у меня, либо у него дома. И ни разу не спалились!

Я всё о Лешке знал, какие он видит сны, на что у него аллергия, о чём он мечтает, как он любит проводить свободное время, о том, что он в детстве заикался, и о том, что у него неродной отец. Мы с ним болтали в эпоху начавшихся мобильных телефонов все ночи напролёт. А потом школа закончилась, и я в универ, а он не поступил. Он запил, а я не помог, я увлёкся студенческой жизнью. Один раз Леха пришёл ко мне, а я ему не открыл. Тот просидел около двери два часа и ушёл. А ведь он приходил попрощаться, Лешка отправился в армию и не вернулся, стал контрактником, связал свою жизнь со службой. Мы не переписывались, не перезванивались, не виделись. И, видимо, любовь прошла, осталось только сладкое воспоминание о той венской ночи, вкус его солёного лица и его подарок – кожаный ремень, который я никогда не носил… Пожалуй, мне сегодня не хотелось бы с Лешкой увидеться…

Но это была любовь! Пусть я и предал её! Она долго зарождалась и потом очень долго не угасала. Позже были Кристина и Марья. И вновь долгий въезд, принюхивание, привыкание. Страсть всегда на финал. После неё любовный пыл рассеивался постепенно, побеждала физиология и привычка. Но ВСЕГДА своих возлюбленных я узнавал до! Я не мог себе позволить впустить в жизнь незнакомого человека. Любовь – плод узнавания. А здесь, в Испании… Разве это любовь? Страсть в самом начале, без прелюдий и предысторий. Бах! И не могу сдерживать себя, хочу до рези в паху и остановки сердца! Я ничего не знаю про своего финика. Ни-че-го. Знаю только, что, соблазняя его, я обязательно пораню Лару. Этот её звонок вчера в коридоре! Как удар в челюсть, больно! Я же вижу, она хорошая девушка. Да и Фил к ней относится хорошо, как к человеку по-настоящему близкому и любимому. Беременность – тоже немаловажное обстоятельство! Без любви она вряд ли бы образовалась! Значит, Фил любит Лару! Что же я делаю?

Весь вчерашний вечер я откровенно страдал. Выкурил столько сигарет, что могу записать в личную книгу Гиннеса! Решил, что справлюсь и остановлюсь! Проклял себя, идиота, что, поддавшись мимолётному желанию, поехал за Филом в этот отель. Рационально размыслив, поставил перед собой задачу: не видеть Фила. Это будет нетрудно. Завтра заключаем новые договоры, послезавтра улетаю в Барселону. Нужно только правильно организовать завтрашний вечер, прийти попозже, не есть в отельном ресторане, найти себе занятие, которое отвлекало бы меня от навязчивых мыслей о финике. Может, вообще стоило съехать в другой отель, но это было бы очевидной взбалмошностью в глазах партнёров и моего работодателя. Да и моё самомнение требовало проявить стойкость и хладнокровие. Всегда же получалось! Будем закалять свою волю…

Решил твёрдо, больше его не увижу. Но есть то, что я не могу контролировать. Во-первых, сон. Вернее, сны. Ночью просыпался и засыпал раз десять. Всякий раз во сне видел Фила. Вот он ругает меня почему-то на русском языке, называет «козлом», кидает в меня какие-то вещи, короче, устраивает истерику в моём сне. В другом сне он танцует мне приватный танец почему-то у меня дома в Питере, на нём стринги! Боже мой! Я тут же просыпаюсь, переворачиваюсь на правый бок, чтобы сердце так не напрягалось и не бухало. Но уже в следующем сне опять Фил: он кормит меня кедровыми орешками и приговаривает: «За папу, за маму, за Лару, за моё ушко, за мои глазки, за мою шейку…» И таких коротких снов много. Самый бредовый, где я бык. Фил с красной мулетой, в ослепительной короткой жилетке с золотыми и серебряными кисточками, на ногах розовые медиас – гольфы, весь обтянутый красной тканью, на голове треугольная ушастая шапочка, из-под которой косичка с чёрным бантиком. Хорош! Я себя не вижу, но знаю, что я чёрный бык, злой и почему-то единорогий. Мы собираемся сражаться не на арене, а на площадке перед бассейном. И публики нет, только на шезлонге восседает… Лёшка. Он кричит: «Всади ему!» Кому он кричит? Мне? Или Филу? Мы ходим вокруг друг друга, лицо у финского матадора серьёзное, белое, безжизненное, но красивое. Фил машет мулетой, р-раз, и я бегу на него, мимо! Ещё раз красная тряпка, двас-с, и я опять мимо! Фил подтягивает тело в победную стойку и пропускает мой рывок. Он разворачивается, он удивлён, руками зажимает живот, там кровь! Но на нём уже не наряд тореро, он в белой шапочке, в белой курточке и в белых гетрах, как сын Пикассо на картине, красная кровь на белом смотрится страшно. Ко мне же подходит Лёшка и шепчет: «Ты даже ослика не пожалел…» Я просыпаюсь в поту! Курить! Зачем мне Лёшка снится? Больше десяти лет уже прошло! Это моё подсознание меня упрекает… Нет, я ослика не трону! Я решил: уеду послезавтра (хотя уже завтра, время шестой час утра) и не попрощаюсь даже! Если он сам придёт, не открою ему дверь… Как Лёшке когда-то… Блин! Но сейчас-то это не будет предательством! Наоборот, это правильно!