Текст книги "Вакуум (СИ)"

Автор книги: Solveig Ericson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Пролог. Глава 1

Пролог

2177 год, в преддверии жопы мира

Фрегат снова тряхнуло, механический голос бортового помощника сообщил, что нам пришел полный и безоговорочный каюк:

«Произошла разгерметизация грузового отсека…. Произошла разгерметизация грузового отсека… Произошла…»…

«Внимание! Третий двигатель вышел из строя! Внимание!»

– Да заткнись ты! – крикнул я.

Помощник заткнулся. Плохой знак, суливший новую кучу дерьма. В следующую секунду все тот же голос сообщил: «Все двигатели выведены из строя….Все двигатели выведены из строя…Все двигатели…»

Я взвыл нечеловеческим голосом и в защитном жесте обхватил собственный живот, пытаясь сохранить жизнь, которую у меня скоро отнимут. По теории вероятности у нас один шанс на миллиард. Да какой там миллиард? Нет такого числа, способного показать соотношение шансов на наше спасение.

«Утечка кислорода…Утечка кислорода… Уровень кислорода упал на 10%... Уровень кислорода упал на 10%... »

Я подбежал к креслу первого пилота, понимая, что все равно ничего не смогу сделать.

– Будь оно все неладно! – заорал я, с размаху всадив кулак в хаотично мигающую панель управления.

– Оно и так ВСЕ неладно. Я не могу попасть в грузовой отсек, дверь заблокирована.

Я развернулся на рычащий голос, в котором четко улавливался чужеродный акцент, и встретил спокойный взгляд изменчивых глаз. Из-за завывающего аварийного сигнала я не услышал, как он вернулся. Мы катились в сам Тартар, а этот мужчина был спокоен и безмятежен. Мало того, он и меня каким-то непостижимым образом заразил спокойствием.

Я подошел к нему и впервые позволил себе проявить слабость… к нему – уткнулся лбом в металлически твердую грудь, обтянутую грубой тканью кителя.

Сказать или нет? Он же был полностью уверен, что это невозможно, а так я хоть перед смертью посмотрю на его вытянувшуюся физиономию…

«Уровень кислорода упал на 15%... Уровень кислорода упал на 15%».

Черт, слишком быстрая утечка!

Фрегат снова тряхнуло и меня повело, стальные руки помогли удержаться в вертикальном положении, крепко прижав к сильному телу. Я снова посмотрел в ставшие для меня целым миром глаза и… не смог произнести ни слова. Стоя одной ногой на собственной, а второй на его могилах, я не мог сказать ЕМУ правду. Не мог…

Со стороны грузового отсека прогремел взрыв, нас опрокинуло на пол, и едкий запах гари проник в капитанскую рубку.

«Уровень кислорода упал на 50%...»

Глава первая

2174 год, Земная Федерация, Гранд-Манхеттен

Немного основы под макияж, чтобы придать коже сияющий вид, самый светлый оттенок тонального крема, серебристая тушь и стальная подводка на верхнее веко, на губы – светло-лиловый блеск. Платиновые волосы уже собраны в высокую прическу, каскадом переплетений спускающуюся до поясницы. Узкие брюки из белой с перламутром змеиной кожи и тесный корсет из той же твари. На ногах – открытые белые босоножки со стальной шпилькой – эксклюзивная работа. Завершающим штрихом – платиновая змея с бриллиантом в пасти и изумрудным глазом, обвившая плечо тремя кольцами.

И, как результат, на меня из зеркала смотрит прекрасная, но недоступная Снежная Королева. Ну, в современном варианте, конечно.

Я придирчиво окинул взглядом свою тонкую высокую фигуру в отражении, повернулся спиной, чтобы оценить, как сидят штаны на крепкой заднице, шлепнул оную ладонью и остался доволен инвентаризацией.

– Ну что, блондинко, готов сразиться с потрепанными светскими львами? – спросил я сам себя, подмигнул зеркалу и сунул подмышку сумочку-сигаретку.

***

Аэрмобиль пристыковался к платформе ночного клуба «Сады Семирамиды». Дверная панель поднялась, и первым, кого я увидел, был красавец-брюнет. Мэтью Рендэл. Хозяин «Садов» и по совместительству мой будущий муж.

– Дален, – улыбнулся Мэтью, окинув меня сияющим взглядом, и протянул мне ладонь. Я подал ему руку и выскользнул из мобиля. – Ты, как всегда, ослепителен.

Последнюю фразу он прошептал мне на ухо, слегка прижав к себе.

– Спасибо, – ответил я, улыбаясь направленным на меня объективам.

– Мистер Эро! Дален! – кричали со всех сторон репортеры, ослепляя меня вспышками. Рендэл стал прокладывать сквозь назойливый рой папарацци путь в клуб, направляя меня за собой твердой рукой на пояснице. Бодигарды оцепили нас плотным кольцом, но ко мне все равно пробивались искатели свежего скандала, рискуя нарваться на грубость со стороны охраны.

– Мистер Эро, будете ли Вы объединять свою корпорацию с корпорацией Эндрюса Уайта? – прокричал женский голос.

– Нет, – ответил я, не оборачиваясь.

– Почему?

– Без комментариев, – бросил я репортерше, и мы, наконец-то, зашли под своды «Садов».

Внутри бухала музыка, приводя меня в хорошее настроение также успешно, как и отсутствие репортеров. Распространять в массах события этого светского мероприятия была допущена пара корреспондентов от двух крупных и серьезных каналов, поэтому можно было расслабиться.

Сегодняшний вечер был посвящен юному певцу-дебютанту, протеже Мэтью. Парнишка действительно замечательно пел, я сам его не раз слушал и получал удовольствие от его сильного глубокого голоса. Алекс Рид был неграненым алмазом, когда Мэтт нашел его в какой-то зачуханной забегаловке. У моего будущего супруга хорошо развита коммерческая хватка, и «Сады Семирамиды» были тому примером. Клуб являлся малой частью от всего одноименного комплекса в пять тысяч этажей, нашпигованного всем, чем только можно было нашпиговать этого монстра урбанизации. В нем находились самая крупная на планете гостиница и двести с лишним садово-парковых зон, и это помимо частных жилых секторов, плюс огромного количества развлекательных центров, бассейнов, косметических салонов, различных фото– и модельных студий, бесчисленного количество дизайнерских магазинов и еще черт знает чего. Но именно этот клуб был любимцем у Мэтта, он ассоциировался у него с большой уютной гостиной в собственном доме. Да, по большему счету, так оно и было, потому что пентхауз Рендэла находился сразу над Садами.

Окунувшись в атмосферу клуба, я позволил Мэтью завести себя в лифт и поднять в нашу ложу. У него был пунктик по поводу старых оперных театров, поэтому здесь были многоярусные ложи с танцполом в центре.

– Солнце, я на пару минут отлучусь, – Мэтт ткнулся губами мне в шею и ушел.

Его не было больше чем пару минут, за это время я успел сделать и получить свой заказ от официанта, снующего по залу на аэрборде. Рендэл пришел, когда в клубе стихла музыка и публика стала приветствовать Алекса.

– Сейчас начнется, – сказал он, усаживаясь напротив меня и в предвкушении глядя вниз, где по сценарию должен был появиться его протеже.

Свет погас, и зал стал заполняться нарастающей музыкой. По мере усиления звука центр сцены стал медленно освещаться и насыщаться туманом, и когда в клубящейся дымке появились очертания фигуры, музыка оборвалась. Дымка рассеялась, и нашему взору предстал мужчина в черной хламиде. Широкий капюшон скрывал его волосы и лоб.

Алекс стоял, опустив голову и прикрыв глаза, словно каялся. Эта немая сцена продолжалась где-то полминуты, а потом Рид тихим срывающимся шепотом заговорил на итальянском. Шепот превратился в молитву, а молитва в отчаянный крик души. Сильный голос резонировал от стен и вспарывал наши души. Я ни черта не понимал по-итальянски, но его пение, эта исповедь раскаявшегося грешника, заставила меня замереть в кресле. Я очень впечатлительная натура.

Когда стих последний аккорд, повисшую в клубе тишину не нарушил ни единый шорох. Но это было ошеломленное молчание, наполненное немым восхищением. Поэтому вслед за ним грохнули овации. И я, признаюсь, отбил себе все ладони.

Алекс исполнил еще пару композиций, получил заслуженный восторг публики и утонул в цветах.

– Ну что скажешь, Мэтт? – спросил юноша, появившись в нашей ложе с азартным огнем в карих глазах и ярким румянцем на скулах.

– Ты их покорил, теперь вся Земля будет у твоих ног, а там и до Союза Десяти недалеко! – довольно сообщил Рендэл.

Красивое лицо Алекса расплылось в счастливой улыбке, юноша снял с себя хламиду, обнаружив под ней тесные черные брюки и обтягивающую водолазку, а затем повернулся ко мне.

– А как Вам мое выступление, Дален? – смущено пробормотал он, но глаз не опустил.

– Алекс, это было восхитительно, благо у меня макияж водостойкий, а то бы его смыло потоком восторженных слез, – заверил я дебютанта, и получил такую же широкую, ничем незамутненную, кроме радости, улыбку.

– Так, Рид, а ну, присаживайся, хватит топтаться, – сказал Метью, вставая из-за стола, – составь компанию Далену, пока я отлучусь ненадолго.

Я проводил взглядом своего будущего мужа и потом ободряюще улыбнулся застенчивому певцу. Он сел на стул рядом со мной, пытаясь смотреть без смущения прямо мне в глаза.

– Дален, я сейчас сам удивлен, что начал этот разговор, – вдруг произнес Рид, глядя на меня восхищенными, почти щенячьими глазами. – Возможно, меня опьянил успех, но если я не скажу этого сейчас, то потом пожалею.

И замолк, понурив темноволосую голову.

– Ну, так говори, я слушаю, – подтолкнул я, смутно догадываясь, о чем пойдет речь.

– Я…Вы…Дален, Вы безумно мне нравитесь! – выпалил он, заливаясь румянцем от макушки до ворота водолазки. – Вы невероятны, Вы прекрасны! Я грежу Вами днями и ночами. И…и… и не говорите об этом Мэтту, я не хочу его огорчать, он замечательный друг, он меня из нищеты вытянул, жизнь мою устроил. Только я не могу больше молчать, Дален, Вы сводите меня с ума, и рано или поздно я выдал бы себя. Так почему бы не сейчас?... Я никогда не встречал такой красоты.

Я улыбнулся и постарался, чтобы моя улыбка выглядела мягкой, а не снисходительной, незачем было оскорблять мальчика.

– Это не удивительно, Алекс, моя ДНК усовершенствована, – сказал я ему, доверительно накрывая его горячую ладонь своей, – таким меня придумал отец.

Таких, как я, называют поколением будущего. Еще в конце прошлого века над человеческим геномом разрешили проводить эксперименты. В результате опытов были рождены первые дети с измененной структурой ДНК, которая оказалась весьма «гибкой и пластичной» для внедрения инородных генов. Корпорация моей семьи первая и единственная на Земле поставила это дело на поток, и в наших инкубаторах теперь рождаются диковинной красоты дети. Любой каприз за Ваши деньги, как говорится. Вот и мой отец решил обзавестись наследничком к шестидесяти годам, устав от свободной, не обремененной браком жизни.

– Я знаю, – тихо ответил он и повернул свою руку так, что мои пальцы оказались в захвате. Алекс поднес мою кисть к кубам и запечатлел поцелуй на костяшках, растягивая момент дольше приличного. А затем отстранился и усмехнулся. – Черт, я чувствую себя долбанным фетишистом, готовым получить кайф лишь от прикосновения к Вашей руке.

Я рассмеялся и отнял руку, напряжение момента рассеялось само собой, и Мэтт обнаружил нас за непринужденной беседой.

Спустя час веселье перешло на тот уровень, когда вместо официантов по залу на аэрбордах летали посетители. Алекс был счастлив и пьян, искренне радуясь происходящему, а я смотрел на него и испытывал чувство умиления, словно передо мной был маленький грудничок.

Мы шептались с Ридом о какой-то ерунде и хихикали как подростки, впервые урвавшие рюмку с родительского стола. Я кинул взгляд на Мэтта и увидел его напряженное лицо, только смотрел он не на меня, а мне за спину, в сторону входа. Мне резко расхотелось смеяться, и, развернувшись назад, я почувствовал, как мое приподнятое настроение рухнуло вниз.

Эндрюс Уайт собственной персоной. Мой старый и нечистый на руку конкурент.

– Дален, – расплылся он в широкой отталкивающей улыбке, что выдавалась у него за благодушную, – как я рад тебя видеть. Ты не против, если я присоединюсь?

Конечно я против, но вопрос был риторическим, потому что Уайт уже сидел напротив меня, расположившись рядом с Мэтью. Рендэл нажал на панель управления, и ложа закрылась звуконепроницаемым стеклом.

– Я слушаю тебя, Эндрюс, – нарушил я молчание, когда мне надоело играть в гляделки.

– Зачем так грубо, малыш, – сморщился он, – я сто лет тебя не видел, а ты встречаешь меня недовольной миной.

«Да я б твою рожу еще сто лет не видел бы», – подумал я про себя. Нет, Эндрюс Уайт не был уродом, это факт. У него была весьма привлекательная внешность: высокий рост, спортивное телосложение (которое подчеркивали неизменные, по-военному строгие, костюмы), правильные черты лица, серые глаза и красивого медово-каштанового оттенка волосы. Но его личностные качества наложили на всю эту привлекательность неизгладимый отпечаток, по крайней мере, для меня.

– Говори, Эндрюс, не отнимай у меня время.

– Хорошо, – вскинул он руки в примирительном жесте, – раз ты настаиваешь. Ты подумал над моим предложением?

– Да, Эндрюс, подумал, и мой ответ все тот же – нет, – ответил я резко и без колебаний.

Вот и слетела с его лица вся напускная благодушность.

– Это твой окончательный ответ? – серые глаза угрожающе прищурились.

– Да, – решительное от меня, и скрещенные на груди руки – жест, говорящий, что я считаю разговор закрытым.

– Так, значит, нет, – кивнул он сам себе, а потом посмотрел на меня таким взглядом, что моя уверенность пошатнулась. – Ты хорошо спишь по ночам, Дален? Собственная смерть не снится? Говорят, это к долголетию.

Сзади послышался гул электропушек. Бодигарды решили поиграть мускулами.

Вот тварь! Я зло прищурился и стал цедить слова сквозь стиснутые зубы:

– Угрожаешь, Уайт? Опять собираешься играть нечисто?

– Ну что ты, малыш, я всего лишь спросил, – снова нехорошо улыбнулся Эндрюс. – Так все же нет?

– Нет, твою мать, Уайт, сколько можно говорить?! – не выдержал я.

– Тогда до встречи, Эро, – сказал он, уже поднявшись, и направился к выходу, где сверлила друг друга взглядами его и наша охрана.

– Может, ты все же согласишься? – подал голос Мэтт, когда наш незваный гость покинул ложу.

– Что за малодушие, Мэтью? – разозлился я, и посмотрел на него раздраженно. – Я не собираюсь отдавать корпорацию, созданную моим дедом. Это семейный бизнес, успешный и без постороннего вмешательства!

– Ты же знаешь, что из себя представляет Эндрюс! – зло кинул он. – У него весь черный рынок Земли на поводке сидит, да и за пределами планеты полно малоприятных связей!

– Вот именно поэтому я и не хочу отдавать ему «Сферу Жизни», ты только представь, что он сделает с ней! Представь, кого он начнет выращивать в инкубаторах!

– Ты что, совсем не понимаешь?! Он же убьет тебя, но корпорацию получит! – стукнул по столу Рендэл.

– Хватит, – сказал я тихо, и отвернулся к дребезжащему от басов стеклу, за которым бурлила клубная жизнь. – Я устал и хочу спать.

– Ладно, извини, – буркнул он, – я просто волнуюсь за тебя.

– Извиняю, пошли спать, – ответил я, нервно закусив губу.

– Ко мне?

– Естественно, – пожал я голыми плечами.

– Приятных снов, Дален, – пожелал Алекс, о котором я, признаться, забыл.

Утомленно улыбнувшись ему, я поймал немного тревожный, но влюбленный взгляд. У юноши были очень красивые миндалевидные глаза, при свете дня шоколадные, а в полумраке клуба бархатно-черные.

Я потом часто вспоминал его глаза. Они – единственное, что заставляло меня бороться. И не спрашивайте: «почему?» – не знаю.

– Пойду, подогрею нам вина с пряностями, – сказал Мэтт, выйдя из ванной в банном халате.

– Давай, – согласился я, не отрывая взгляд от окна.

Далекие огни внизу приковывали к себе взгляд, там проходили подвесные железнодорожные линии и воздушные трассы, огибающие серпантином высотные дома и исчезающие между их огромными «телами». По линиям и трассам размытыми световыми полосами проносились аэрмобили и скоростные электрички. С четырехтысячного этажа я не мог рассмотреть людей, выходящих на остановках, потому что они располагались значительно ниже, максимум до трехтысячного, выше были только шлюзы для стыкующихся мобилей. Города больше не могли расти вширь, они росли вверх, подпирая крышами стратосферу. Мегаполисы поглотили всё пространство, поэтому даже трущобы были высотными, а сады с теплицами разбивали на ярусах небоскребов.

С кухни раздался звон бьющегося стекла, и я вынырнул из того гудящего колодца, что образовался в моей голове. Злость на Мэтта все еще не отпускала меня. Как он мог предложить сотрудничество с Уайтом? По этой твари давно вакуум плачет. Самый могущественный воротила на черном рынке. Оружие, наркотики, органы, рабы – все это проходит через его руки, но к нему не подкопаешься, он умело прикрывает свой зад. И отдать ему «Сферу Жизни»? Да ни за что! Я костьми лягу, но он её не получит!

Опять на кухни что-то звякнуло. Да что он там делает?! Я гневно запахнул на себе шелковый халат и вышел из спальни. Вся кухня была выполнена в белом металлике, создавая эффект операционной. Мне не нравилось, но Метью было так комфортно, и я не лез со своими предпочтениями: это его дом, в конце концов. Сейчас горели только несколько подсветок на полу, поэтому я чувствовал себя уютней в этой стерильной обстановке.

– Мэтт, – позвал я его.

Мэтью вздрогнул и повернулся ко мне лицом. Взгляд его был растерянным и немного испуганным. А может, мне показалось. Но вот морщинка точно залегла между темных бровей.

– Ты решил всю посуду перебить?

– Да нет, ничего не разбилось, – как-то натянуто улыбнулся он, – слушай, думаю, простой глинтвейн мне не поможет, пойду выпью какое-нибудь легкое успокоительное.

– Эй, да перестань, – я положил ладонь ему на голую грудь, когда он проходил мимо, – расслабься, я выкручусь.

Моя рука скользнула вниз, к животу и потом за спину, под халат, обняв за талию. Мэтью обхватил меня одной рукой за плечи, а другую запустил в волосы на затылке.

– Я знаю, солнце, знаю, – ответил он мне, и мягко поцеловал, – все будет хорошо. Пей глинтвейн, я сейчас приду.

Я отпустил его и подошел к столу, где стоял бокал с темно-розовой жидкостью. Бокал был расслабляюще теплым, мне сразу стало хорошо и уютно. Я поднес его к губам и прежде чем пить, втянул носом аромат трав. Меня переполнила благодарность и нежность к Мэтту. Он всегда был необычайно внимателен ко мне, предугадывая мои желания на шаг вперед. Я считал, что мне невероятно повезло с выбором супруга, и в свои тридцать лет не боялся связать себя с ним узами брака.

Я нахмурился, увидев небольшое пятно желтоватой жидкости, совсем неэстетично растекшуюся по белой столешнице. Окунув в жидкость палец, поднес его к носу и понюхал. Запах был хорошо знаком. Это был запах ядовитого фермента одной тропической рыбы, который вызывал полный паралич мускулатуры тела, и отравленный умирал от остановки сердца раньше, чем успел бы задохнуться. Наши лаборатории использовали этот фермент для изготовления сильнейшего анестетика, который не вызывал поражение нервной системы.

Вопрос напрашивался сам собой: откуда здесь это? И главное – для чего?

Хотя, если учесть то, что этот фермент имеет белковое происхождение, и в чистом виде полностью распадается в мертвом уже организме за два часа, то ответ напрашивался сам собой, но я гнал его из-за абсурдности мотивов.

Как я потом проклинал своё биологическое образование и болезненный перфекционизм.

Нужно было осушить этот чертов бокал…

– Господи, ну почему ты не можешь просто выпить глинтвейн, а, Дален? – услышал я тихий голос, полный неприкрытого недовольства.

Я развернулся лицом к Мэтту, удивленно хлопая глазами.

– Что?

– Зачем ты все усложняешь? – он медленно подошел ко мне и забрал из моих рук бокал. А я продолжал смотреть на него, не понимая, что происходит и не узнавая собственного любовника. Вроде бы, то же красивое лицо, синие глаза и темные волосы. То же мускулистое тело. Но взгляд был чужой, не Мэтью.

– Мэтью?

Он схватил меня за волосы, и я вздрогнул от резкой боли.

– У тебя потрясающие волосы, солнышко, такие густые и длинные, твоя обнаженная спина выглядит сногсшибательно, когда по ней струится это великолепие. Знаешь, я буду скучать по тебе.

Я широко распахнул глаза от страха и изумления.

– Я тебя не понимаю, Мэтт, – сказал я, стараясь совладать с дрожью, – ты меня пугаешь. Отпусти.

– Чего тут не понимать? Я тебе говорил, соглашаться на условия Эндрюса? Говорил?! – крикнул он и дернул меня за волосы. Я взвыл от боли. – Теперь мне приходится выполнять грязную работу! А я, блядь, не железный, думаешь, мне легко травить тебя, после всего, что у нас было?

– Так не трави, – прохрипел я, глотая ком в горле.

– Не получится, милый, моя шкура мне дороже, поэтому пей, сделай одолжение, – он поднес бокал к моим губам, – открывай рот.

Я истерично затряс головой, округлив глаза еще больше. Жесткие пальцы стальной хваткой впились мне в щеки, заставляя разомкнуть челюсть. Жидкость полилась в появившуюся щель между губ, но я тут же выплюнул все ему в лицо.

– Вот сучонок, – выругался Мэтью и ударил меня наотмашь тыльной стороной ладони. Удар оказался такой силы, что меня отбросило назад, провезло по полу и укрыло собственными ногами.

Я закатился под стол, но выделившейся в кровь адреналин быстро привел меня в чувства. Сильные ноги, мелькнувшие в распахнутых полах халата, были почти рядом, когда моя рука наткнулась на лазерный нож на полу. Я успел схватить его прежде, чем Мэтью вытащил меня из-под стола. Он не успел нанести первый удар, потому что я замахнулся рукояткой, на ходу выпуская синее лазерное лезвие. Оно легко вошло в тело и распахало грудную клетку с брюшиной сверху вниз. Крови не было, лазер выжег, сплавил сосуды по краям, но внутренности скользкими червями выпали на пол.

У Мэтта расслабилось лицо, он медленно свел руки на животе, посмотрел на меня жалобно и совершенно по-детски. А потом тяжело осел на пол.

– Бляааа, я ёбаный джидай! – засмеялся я.

Я смеялся долго, до болезненных спазмов в мышцах живота, валялся на полу, а потом начал выть и орать в голос, таращась в белый потолок.

Так меня и нашли.

В каждой современной квартире стоит система безопасности, настроенная на сердечный ритм хозяина. Когда сердце Рендэла остановилось, сработала сигнализация в медблоке на этаже, и не прошло и пяти минут, как скорая была в квартире Метью.

Суд был очень быстрым. На вопрос: «Признаете ли вы себя виновным в совершенном преступлении?» я ответил: «Да, признаю». Отпираться было бесполезно. Стоя за силовым полем перед судьей, я мечтал только о том, чтобы снять тюремную робу, которая была сделана из ужасного материала, похожего на полиэтилен, чтобы дольше сохраняла свежий вид. У меня все чесалось и зудело, и я даже на приговор толком не обратил внимание.

Как оказалось, отупение было следствием сильнейшего психологического шока и релаксантов, которые мне впрыскивали в кровь. А когда шок прошел, я кричал и просил пересмотреть приговор, просил о высшей мере – выбросе в космический вакуум, но было поздно. Меня уже запихивали в цисту, чтобы погрузить в анабиоз на долгих два года.

Проснулся я в Десятой галактике на орбите Гхоллога – спутника Лога. На последнем находилась горно-рудниковая колония, куда ссылали серийных убийц, насильников, маньяков и наркоторговцев.

Это была самая задница космоса, потому что дальше были только черные дыры, мимо которых не решался пройти ни один исследовательский крейсер.

Я старался не думать о том, что ждет такого, как я, среди отбросов общества, в тюрьме, где надзирают гуманоидные ящеры. Приговор был пожизненным, а средняя продолжительность жизни «поколения будущего» составляла около двухсот лет. Регенерация тканей соответствующая, иммунитет – заебись, лучше не бывает.

Короче, просто так мне сдохнуть не светило.

Глава 2

Я открыл глаза и рефлекторно сделал вдох.

Вода хлынула в нос – и ужас от непонимания того, где я и почему тону, заставил меня биться в панике, стучать в стекло ладонями, обламывая то, во что превратились мои ногти. Я кричал, но трубка в глотке сидела плотно, обдирая слизистую, вызывая спазмы. За стеклом был воздух: я видел точно такие же цисты-камеры напротив, и люди в них так же неистово бились в прозрачную панель.

В следующее мгновение меня выплеснуло на пол вместе с анабиотической жидкостью. Мне показалось, что я сейчас выкашляю собственные легкие, стоило мне выдрать трубку подачи кислорода изо рта. Это получилось отнюдь не с первого раза, потому что ногти у меня отросли сантиметров под пятьдесят. Меня выворачивало желчью, тело сотрясала дрожь – я был так слаб, что запутался в собственных волосах, которые мокрыми нитями облепили все тело до колен. Я пытался встать, но ноги разъезжались на скользком полу.

Сражаясь со слизью и волосами, я услышал насмешливо-удивленное:

– Еееепа мать, нам тут что, девку по ошибке подсунули?

Оставив попытки подняться, я осмотрелся вокруг, пытаясь найти «девку». Но увидел только толпу скользких и голых уголовников, почему-то смотревших в мою сторону. Это я – девка?

Меня медленно, но верно стали обступать со всех сторон, а я боялся сделать лишнее движение, поэтому так и сидел на коленях в луже, по консистенции напоминающей околоплодные воды, – в жидком мелкозернистом желатине.

В отсеке с заключенными было темно, только подсветка цист давала слабое освещение. В этой полутьме лица мужчин, стоящих полукругом ко мне, казались искаженными и угрожающими. Облепленные отросшими до плеч волосами, с длинными ногтями на пальцах рук и ног, они внушали мне первобытный страх. Тяжелые взгляды скользили по моему телу, беззастенчиво отмечая особенности моей физиологии. Кто-то выглядел разочарованным, кто-то наоборот – приободренным тем фактом, что я, все-таки, мужчина. Среди серьезных и хмурых лиц я заметил и откровенно гнусные ухмылки. Внутри меня все сжалось от перспективы оказаться в лапах одного из окружающих.

От дальнейших угрожающих действий по отношению к моей персоне меня спас вспыхнувший над нами яркий свет. Послышался характерный гул набирающих заряд бластеров. Я не мог видеть происходящего возле входа из-за спин заключенных.

– Построились в ряд! – скомандовал кто-то зычным басом. – Живо!

Толпа стала рассеиваться и выстраиваться в шеренгу вдоль цист-камер. Один я продолжал борьбу с собственным телом, и, в итоге, остался единственным на своей стороне – в полусогнутом состоянии, опираясь на одну руку, в тщетных попытках подняться.

– Так-так-так, – раздался надо мной тот самый голос: – это что у нас тут за русалка хилая?

Я поднял голову и увидел средних лет мужчину с коротким ежиком русых волос и с обычными голубыми глазами. Он был одет в серый спецкомбинезон с капитанскими нашивками Земной Федерации на предплечьях.

– Что, до сих пор не отошел от анабиоза? – участливо поинтересовался он.

Я отрицательно мотнул головой: горло саднило, и ответить я не мог. За спиной капитана надзиратели защелкивали кандалы на щиколотках и запястьях осужденных.

– Тим, Берт! – крикнул он в сторону входа. – Помогите этой кисейной барышне встать на ноги.

Тим и Берт опустили свои бластеры и вышли из строя охранников, держащих нас под прицелом. Две пары сильных рук вздернули меня как сухую ветошь вверх.

– Итак, господа заключенные, думаю, вам не стоит объяснять, как работают эти кандалы? Вижу, что не стоит. Но для тех, кто не знает, – капитан окинул меня пристальным взглядом, – поясню: стоит вам сделать шаг шире пятидесяти сантиметров или поднять руку выше сорока пяти градусов относительно тела, сработают датчики и вам оторвет конечность. Ясно?

Я проглотил болезненный ком в горле и кивнул.

– А если мы просто споткнемся? – задал вопрос кто-то из толпы.

– А вы постарайтесь не спотыкаться, – обманчиво нежно улыбнулся капитан. – Еще будут вопросы?

Вопросов не было.

– Отлично. Теперь все дружно на водные процедуры, а потом – в медблок, – удовлетворенно сказал он и направился к выходу.

– Это будет сложно промыть, – один из надзирателей кивнул другому на мои волосы, – принеси ножницы.

Я уставился на него в немом ужасе, машинально схватившись рукой за мокрые пряди у шеи.

– Не смотри на меня так, волосы – это рассадник вшей, – сказал тот.

Второй вернулся и развел руками.

– Нет ножниц – давай ножом.

Первый возмущенно цыкнул, но попросил повернуться к нему спиной. Я выполнил его просьбу – парень собрал мои волосы в кулак и, попросив не двигаться, отсек их ровно под затылок. Мне внезапно стало холодно и непривычно легко голове.

Потом мне и ногти подрезали.

Водные процедуры были унизительными. Нас выстроили в ряд вдоль стен в душе и окатили едва теплой водой из шланга. Напор был как из брандспойта, струя больно била по телу и мне, ко всему прочему, приходилось из последних сил удерживаться на ногах.

– Наклонитесь вперед и раздвиньте руками ягодицы! Ну!

«Будьте вы прокляты…» – пронеслась в моей голове усталая мысль.

Потом нас под конвоем отвели в медблок в той же «одежде», в которой мы вышли из цист-камер. После прохладного душа меня трясло как эпилептика, что вызывало презрительные взгляды других заключенных и многозначительные сальные усмешки в мою сторону.

Бортовой врач взял кровь на анализ, заглянул мне в рот как призовой лошади, а потом попросил нагнуться и сунул мне пальцы в анус. Твою мать! Это долго еще будет продолжаться?! Я дернулся и втянул со свистом воздух сквозь зубы. Медик оказался грубым и бесцеремонным.

– А ну, куколка, стой спокойно! – рявкнул эскулап в белом форменном комбинезоне. – По сравнению с тем, что в тебя загонят зеки на Логе, мои манипуляции будут казаться нежной лаской любовника.

Меня прошиб холодный пот, и затрясло уже совсем безудержно.

– Что, страшно стало? – глумливо спросил он. – Не ссы: привыкнешь, глядишь, еще кто-нибудь из авторитетов тебя под крылышком пригреет – будешь ему свой сладкий зад подставлять.

Врач решил больше не тратить на меня своего внимания и попросил за дверь. Конвоир взял меня под локоть и буквально вытащил из медблока на подгибающихся коленях.

***

Я сидел в каюте капитана, куда меня пригласили для приватной беседы. Хозяин каюты сочувствующе посмотрел на мою окончательно обритую голову, и я машинально провел по короткому ежику ладонью, мысленно успокаивая себя тем, что это не самое страшное, что могло со мной случиться.

– Как тебя зовут, котик? – фамильярно обратился он ко мне, облокотившись о стол.

– Дален Эро, сэр, – ответил я, не понимая, для чего меня сюда затащили: остальные заключенные этой чести не удостоились.

– Дален, я предложу тебе сделку, – сказал он, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на слегка выпирающем животе. – Ты вправе отказаться.

– Я слушаю Вас.

– Котик, – тут он встал, и, заложив руки за спину, стал мерить шагами каюту. – Ты представляешь, что будет с тобой в колонии? Такие красивые мальчики, как ты, долго там не протягивают. Наш бортовой врач выпишет свидетельство о твоей смерти, это проще простого, скажем, ты захлебнулся анабиотической жидкостью, придя в сознание раньше времени.