Текст книги "Ячейка"

Автор книги: София Брюгге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Ваши многообразные познания токмо преумножают ваши достоинства, – нашел, наконец, в себе слова консул.

Ян коротко хохотнул.

– Что вы! Брежением моих родителей я получил лише добротное основное образование. Священное писание, елиньскый1717
  Елиньскый – греческий


[Закрыть] и латинский языки, счет, геометрия, философские трактаты, и тожде химия и ботаника. Всего лагодно1818
  Лагодно – помалу, понемногу


[Закрыть]. Но, волею фатума, длань моя потянулась к краскам и полотну.

– А елико времени заимает у вас сделать набросок? – после паузы поинтересовался Гарс, пригубив несколько глотков из бокала.

– Набросок чего? – уточнил художник.

– Ну, скажем, фигуры человека. Или святого. Или – лучше – елико времени у вас ушло, дабы объяти одно из тех лиц, украшающи ваши чудесные свитки?

Ван Эйк зачерпнул пригоршню изюма из тарелки на столе. Хелин, опасаясь опять с чем-нибудь напортачить (и как у нее язык повернулся упомянуть механизмы будущего?), молча сидела и слушала, как беседуют умные люди, не то, что она.

– В нашей мастерской – аки в других – хранятся готовы образцы, по которым можно писати фигуры для разных работ, – признался Иоанн, – Но я писал и с натуры, всяко. Моя сестра, Маргарета, позировала неколико раз, с терпением истинного ангела. Ныне я делаю черновой набросок достаточно быстро. Очерчиваю контуры, а затем, оставшись в уединении, труждаюсь над объемами и полутонами. Инольды, дабы удержати свежесть вдаяния1919
  Вдаяние – впечатление


[Закрыть], я делаю себе знаковины о том, что не хочу упустить послежде. И… работаю, покамест не досягну результата.

Художник повернул голову и посмотрел на Хелин.

– Я мог бы нарисовать вашу семью, – внезапно предложил он с энтузиазмом, – Нашего гостеприимного хозяина, и тожде менеера и фрау ван Асперен.

На лице Гарса промелькнула мимолетная мысль.

– А… возможно ли такое, чтобы вы писали обличие по лиценачертанию2020
  Лиценачертание – описание лица


[Закрыть]? Если бы я рассказал, как выглядит человек?

Ван Эйк выглядел озадаченным.

– Сия мольба необычна, абаче… – но ученый уже пошел на попятную.

– Приношу извинения, нет, я попустил себе лишнее, – Гарс немного сбился из-за вырвавшихся у него слов, – Да, сие бе лишним… Но, – переключился он, – драгой Иоанн, просить мою кузину попозировать вам мощно2121
  Мощно – возможно


[Закрыть]!

Хелин не могла поверить своим ушам.

– Кузен, – девушку раздирали сомнения, – а вы уверены, что…

– Почто бы и нет? – Гарс повернулся к ней, – Мастер Иоанн сделает малый набросок. Не думаю, что вас ежедней рисуют подобные даровитые художники, дорогая Хелин.

– Создание наброска не займет големо времени, – добавил Ян, – И я бех бы рад возможности отточить свои навыки.

Путешественница не знала, как намекнуть.

– Но разве мы вправе… вот так… Вы же понимаете… И супруга моего сейчас с нами нет.

– Мы можем договориться на вечер, – предложил художник.

– Не хотелось бы спужать подобную возможность, – почесал подбородок Гарс, – Давайте попробуем премо сейци. Ежели стварети зарисовку токмо лица кузины, например? Драгая Хелин, у вас пребудет хотение и неколико времени? – видя взволнованный вид девушки, он, смягчившись, наклонился к ее уху и прошептал, – Мы можем сделать такой рисунок. Во все времена черновики и пробы художников исчисляются десятками тысяч, и у ван Эйка их не меньше. И ведь всего пара его рисунков дошли до современности, все – поздние! Тебе не о чем беспокоиться.

«А еще мы в «Ячейке»», – сказала про себя Хелин, – «Ячейка каждый день перезаписывается».

– Кузен, – попробовала еще сопротивляться девушка, – но почему именно я? Пусть мастер Иоанн нарисует вас тоже!

К консулу тут же вернулось хорошее настроение. Однако парному портрету он воспротивился:

– Нет-нет-нет, велелепная Хелин. Я не из тех, кто любит взирати на свое лицо («Вообще-то я тоже», – мысленно парировала ученая).

– Добро! – воскликнул Ян, – С вашего попущения, давайте туде прелучим стул – свет будет удачней низноситися. И, я мню, нужен ощо один светильник.

– Я сделаю необходимые распоряжения, – заверил Гарс.

Хелин толком не успела понять, как это произошло, но она обнаружила себя уже сидящей на стуле, в попытках расправить складки пышной юбки. В голове теснился наказ самой себе держать спину прямо и – не менее важный – улыбаться (путешественница по опыту знала, что очаровательная живость мимики – не ее конек. Позировать всегда было для нее испытанием, граничащим с вызовом. Господи, она вообще сейчас хоть как выглядит? Она имеет право шевельнуться? Встряхнуть плечами? Повернуть голову?).

Ван Эйк облокотил на стол дощечку с закрепленной бумагой и выбирал металлический карандаш из дорожного набора. До девушки долетела фраза консула: «По вознаграждению – мы напоследок стяжем сей вопрос, в накладе не останетесь». Ян в ответ сразу назвал стоимость работы, которая вполне устроила его собеседника, и сосредоточенно развернулся со своими инструментами к модели. Его глаза скользнули по ее положению. Он в задумчивости подошел ближе.

– Хелин, блаже развернитесь на мя. И ничего не бойтесь, – он тепло улыбнулся, и девушка почувствовала, как ее зажатость начинает мелкими шажками сдавать свои позиции. За спиной ван Эйка, угомонившись, Гарс наблюдал за происходящим, опираясь о стол и поглаживая собаку. Путешественница гадала, что у него на уме и почему он так стремится заполучить не существующий еще набросок? Ее взгляд вновь перебежал к Яну, который стоял перед ней. Губы уже деревенели.

– Вам не надобно улыбаться, ежели к сему не лежит душа, – читая мысли, заверил ее художник, – Моя сестра, Маргарета – я про нее упоминал, – обычно усаживается прямо холста с неохотой, понеже я ее отнюдь не щажу и извожу одной за другой пробами без конца. Имже ми удается добиться ее согласия, елижды с ее лица все равно не сниит2222
  Не сниит – не сходит


[Закрыть] самое мрачное выражение, – Ян вернулся к столу и взял еще горсть изюма, – Но ведаете, что тогда я делаю? Нет? Усаживаю ей на колени толстенного откормленного кота Пеппу. Сестрица некогда нашла под дверью котенка, принесла в дом – и сообща с нашим дядюшкой выходила почти до величины пони. Так что, ежели случаем среди моих скромных картин вы иззреете портрет Маргареты с блаженным лицем, належит ведати, что сия заслуга целиком принадлежит не ми, но дерзому кошаре черепахового окраса.

– Ну ежели только кот меня и спасет, – со смешком заметила Хелин, – Боюсь, я не слишком привычна к подобной роли. Хотя, – поспешила она добавить, – сей опыт мне крайне интересен.

– Мне видится, вы для сего созданы, – возразил Ян со все той же прямодушной манерой, – Поверьте, я не каждому человеку явленно предложу позировать для рисунка. И не всем просящим о сем дам положительный ответ.

Дело было даже не в комплиментах, к которым путешественница не привыкла, а в том, как они подавались, – честно, без заискивания, и немного авторитетно. И все это в совокупности выбивало землю из-под ног. Когда Хелин в самых смелых мечтах воображала, что подтвердит свою догадку о ван Эйке и – о Боже – заведет с ним разговор, она и помыслить не могла, что разговор способен повернуться в такую сторону.

– Друзья, давайте приступим, – поторопил Гарс, спуская ученую с небес на землю, – Кузина, у вас ощо беша2323
  Беша – были


[Закрыть] некоторые планы, я не ошибаюсь?

– Ох, да! – не сразу поняв, о чем речь, спохватилась девушка, – А сколько сейчас времени?

– Било половину третьего. Сейци без двадцати, – подсчитал консул, – Вы успеваете?

Хелин вздохнула.

– Значит, у меня есть двадцать минут.

– Сего достаточно, – заверил Иоанн, усаживаясь на стул перед ней, – А таже вы оставите наше общество?

– С крайней неохотой, – призналась путешественница, стараясь держаться под его рассекающим взглядом.

Приступив к работе, ван Эйк совершенно преобразился. Хитрый блеск в глазах уступил место сконцентрированному прищуру, брови сошлись, лицо, красиво очерченное тюрбаном, неуловимо изменилось. Он нанес первые общие штрихи на бумагу, аккуратные, без особого нажима, и снова впился острым взглядом в ее лицо, пробежал по нему сверху вниз, от ее невысокого широкого лба, выбивающихся из-под грима медных колечек волос, и до плавной линии подбородка под бледными губами. Другой штрих лег, дополнив предыдущие. Хелин смотрела то на художника, то на свиток поверх деревянной дощечки, то снова на Иоанна. На листе размера А4 постепенно разрастался рисунок, но девушка видела лишь самый край. Ван Эйк чуть задержался, прокладывая линию скул, которая не ложилась так, как он хотел. Затем перешел к шее и общим деталям платья, которое старательно воспроизводила мефрау Вандербек в своем ателье шестью столетиями позднее.

Гарс не вмешивался, предпочтя находиться в стороне, запустив руку в шерсть Бруно. Взгляд консула был обращен в пустоту, выражение лица не проглядывалось. Откуда-то с улицы доносились звуки музыки. Прерывистая игривая песенка, перекликающаяся с хохотом и выкриками. Поверх этого наслаивался далекий тягучий гул колокола. Ян покрывал лист все новыми линиями, периодически сверяясь с оригиналом, иногда его рука зависала в воздухе, а затем точно, шустро, плавно падала на бумагу, обтачивая овал лица. По спине Хелин пробежал холодок, она коротко дышала и ощущала отстук своего сердца. Во рту пересохло. Она смотрела на свиток и тихонько шуршащий по нему карандаш. Штрих. Штрих. Еще штрих. Пауза. Ян вглядывался в свою работу, вносил дополнения. Наконец карандаш замер. Художник на несколько секунд позволил взгляду застрять на ее лице… – а потом вдруг улыбнулся, возвращаясь к своему первоначальному образу. Путешественница все еще сидела, не шевелясь. Гарс оттолкнулся от стола, подошел и стал рассматривать готовый набросок. Он шумно втянул носом воздух, приоткрыл рот, но не произнес ни слова.

В комнате сквозила тишина. Наконец Хелин подалась вперед:

– Можно я…? – и ее вопрос повис в воздухе.

Ян развернул к ней дощечку.

Это была она, это было ее лицо. От светлых бровей, миндалевидных глаз и до широкой линии рта с чуть приподнятой верхней губой и тяжеловатым подбородком. Не настолько поставленная кисть, как в более поздних портретах художника, но достаточно, чтобы безошибочно определить, кто изображен, даже на черновом рисунке. Точно переданный взгляд, но вместе с ним какая-то возвышенность и одухотворенность. Хелин никогда не могла подумать, что кто-то увидит ее так. Она бы даже назвала девушку на портрете красивой.

– Спасибо, – услышала она со стороны свой голос, – Спасибо, – повторила Хелин снова.

Вдалеке пробило три часа. Все в комнате вздрогнули и спешно засобирались. Пес взвился и принялся путаться под ногами, перебегая между людьми и пробуя заходы с разных сторон.

– Кузина, молвите камо2424
  Камо – куда


[Закрыть] и я некосненно вас сопровожу, – вызвался консул, неожиданно подавая девушке руку.

– Я… – Хелин смотрела на Иоанна. Придя в себя, она развернулась к ученому, – …Сейчас же должен подойти мой супруг.

Ян собирал свой дорожный набор. Набросок лежал около него на столе.

– Сюда? – Гарс выглядел застигнутым врасплох.

– Ну… да, – удивленно посмотрела на него путешественница, – Сюда. На второй этаж.

– …Как скажите, кузина, – пробормотал консул. Хелин замерла.

Его лицо. Почему ее коллега выглядел так, словно слышал эту новость впервые?

Голова наливалась тяжестью. Что-то не так.

Девушку начало затапливать осознание, что что-то происходит неправильно. Слишком много странностей в поведении такого человека как Гарс. Что это было за «как скажите»? Что творится? Внезапно – Хелин почувствовала, что ей не хватает воздуха. Как он может не знать о возвращении Годарта? Следом принялись накатывать другие вопросы. Мелкие детали, которых за все время в комнате скопилось слишком много. Почему он не ждал ее перед входом в гостиную, как они условились? Почему глядел на нее с таким подозрением? Был поникшим и настаивал на создании портрета? Что..? Что..?

Она побледнела. Гарс смотрел на нее.

Этот человек не имел ни малейшего понятия о том, что консул должен был знать гарантированно.

– Я посижу сде, – вторгся голос Яна, – Благого вечера вам с Божьей помощью. И, фрау ван Асперен, спасибо за утешное общество.

Нужно было остановить это. Все выходило из-под контроля. Что не так с Гарсом? С его настроением и словами? Откуда эти проблемы с памятью? Нехарактерное поведение? Что за человек находится сейчас с ней рядом?

Ученой хотелось кричать.

– Иоанн, вы… – в страхе начала девушка, но осеклась.

– Да? – спросил художник, придерживая забитую до отказа сумку.

Она не могла впутывать его в это.

– …Вы необыкновенный человек, – закончила путешественница, – Если мы с вами разминемся и больше не увидимся, обещаю, я буду помнить сегодняшнюю встречу.

Ван Эйк улыбнулся.

– Не пренеможите мой скромный рисунок. Он для вас.

Хелин подошла к пергаменту, лежащему поверх парадной скатерти. Девушка не могла заставить себя отказать просьбе, хотя с жалостью понимала, что не заберет набросок. Все вещи, выносимые из «Ячейки», обращались в прах. Они могли существовать только в этом закольцованном пространстве. Неважно – заберет она портрет, забудет на столе или выбросит из окна – маленькому шедевру оставалось жить считанные минуты.

Для работы ван Эйка это было ужасной несправедливостью.

Хелин слегка подрагивающими пальцами стиснула рисунок, понимая, что видит художника в последние убегающие секунды. Нужно было закончить все правильно, формально, по этикету, и выйти из комнаты с высоко поднятой головой. И остаться наедине с Гарсом – если человек, в обществе которого она находилась, был им. Ученая не знала, что и думать. Да, путешествия во времени – это призвание, в котором она уже немного поднаторела. Да, есть уже установленные законы, которые, как ей казалось, работают. Но это же все так хрупко, шатко и ненадежно. Это новая область науки! На что, в сущности, она могла полностью полагаться? Вероятности допустимого – одна сплошная терра инкогнита с неизвестным воздействием на суть вещей и психику. Она вдруг поняла, что не может доверять ничему и никому. Ян, Гарс, слуги, прохожие – находясь одна, как она могла гарантировать, что ее не подводят даже собственные глаза и уши? Привычная гостиная консула, в которой девушка была уже много раз, начала давить, и путешественница захотела оказаться дома.

Не стоило разделяться. Тысячу раз – не стоило.

Стоп. Хелин глубоко вздохнула. Прекратить панику. Нужно поговорить с Гарсом. Отставить пустые фантазии. Прекратить. Панику. Немедленно.

Она умела приводить себя в чувство приказами. Категоричность к самой себе подействовала как пощечина, и ученая оправилась. Нужно было разобраться в ситуации, прежде чем пороть горячку.

Иоанн отвесил поклон, а Гарс и Хелин ответили тем же.

– Вы рекли «разминуться»… Аще ли мне не узреть на трапезе вас и вашего супруга, о ком я онолико наслышан? – на прощанье поинтересовался художник, придавая вопросу форму легкомысленной светской болтовни.

Ученая почувствовала, как внутри у нее зазанозило. Возможно – наверняка – она его еще увидит, но как это будет? Если в новой «ячейке», то ван Эйк даже не вспомнит про ее существование. Хелин постаралась улыбнуться.

– Боюсь, нам придется пропустить сегодняшний ужин. Годарта уже пригласили в другом месте, и, надо полагать, я составлю ему компанию.

– Жаль, – Ян, казалось, действительно немного опечалился, – Так или иначе, мы с учителем пробудем в Ди Хагхе ощо неколико дней, и я уповаю хотя бы ненадолго завладеть вашим вниманием. Возможно, нам удастся поустити2525
  Поустити – побудить


[Закрыть] вашего кузена к сеансу позирования, в этом деле я всею душой уповаю именно на вас.

Хелин и Гарс с Бруно вышли из гостиной. Последнее, что видела путешественница – как слуга, похожий на Бена, убирал со стола блюда, отвечая на какой-то вопрос, заданный художником. Ян перевел на нее взгляд и.. -

Дверь захлопнулась.

Коридор был темным, гулял сквозняк, с кухни доносилось клокочущее шипение. Хелин стало страшно. Какое-то дурное предчувствие от того, что сейчас произойдет, комом стояло в горле. Ее спутник тоже насупился, он отбросил обходительные манеры и под метающимся огоньком светильника выглядел суровым и внезапно закрытым. В воздухе зависла тяжесть от всех невысказанных слов. Первым нарушил молчание консул:

– Я думаю, настало время поговорить, – эта банальность упала и покатилась первым камнем перед обвалом. Гарс продолжил, – Встреча на втором этаже? Тогда идем туда, нам не нужны лишние уши.

Девушка предпочла бы сейчас быть где угодно, только не с ученым наедине, но нынешнее их место действительно не подходило для важного разговора. Она задумалась, где сейчас Годарт. Он должен был уже быть на подходе. Возможно, он ждет около спальни консула. Если с ним все в порядке, конечно. …Нет, подобные мысли нужно прекратить. У нее в кольце есть гарнитура для связи. У нее есть медальон. Вспомнив про него, Хелин почувствовала себя под защитой: всегда оставался выход – зажать пальцами комбинацию на боковых клавишах и запустить работу аэтернума, спрятанного за уплотненными стенками. Лучше, конечно, было сделать это с напарником, но, в экстренных ситуациях, она могла активировать его самостоятельно. Если что – она не даст себя в обиду.

Пес не стал следовать за ними. Он пристроился на своей лежанке и с шумным вздохом положил голову на лапы. Гарс и Хелин спустились на пол-этажа с возвышенности коридора, затем поднялись из передней комнаты по винтовой лестнице на пролет выше. На улице продолжалось веселье, но дом как будто враз вымер. Им не встретились ни монахини-цистерцианки, ни Хуберт, который, наверняка, уже спал блаженным праведным сном, ни толстая кухарка-Ханна, ни слуги или компаньоны хоть кого-то из проживающих. Гулкий, унылый отзвук шагов рубил, не щадя, по нервам. Хелин перебрасывало то в жар, то в холод.

На втором этаже Годарта не было.

Гарс проверил, что за ними никто не наблюдает, открыл дверь в свою комнату и мрачно впустил девушку. За прошедшие минуты он весь переменился. Вся его легкость, балагурство растворились, словно их и не было.

Путешественница развернулась посередине комнаты. Она не хотела присаживаться, просто не могла. Гарс возился с дверью.

– Зачем это? – сдавленно спросила ученая, глядя, как он запирает изнутри прочный – усовершенствованный сотрудниками «Аэтернум Трэвел» – засов. Но консул ее как не слышал.

Разобравшись с замком, он повернулся и подошел к ней. Дело принимало скверный оборот. Гарс подошел почти вплотную. Хелин хотела что-нибудь сказать, но здесь и сейчас не знала, кто перед ней – друг или враг, и как к нему обращаться.

– Объясни мне, что происходит, – послышался напряженный голос консула. Он был вполне вежливым. И все-равно за фразой почувствовался такой напор, что путешественница немного отпрянула.

Соберись, ну же!

– Я не понимаю тебя, – стараясь говорить ровным голосом, парировала она. Хелин пока не трогала медальон только потому, что Гарс прекрасно знал значение этого жеста. Но девушка держала руку наготове.

– Как так-то? – отозвался Гарс. Он хотел что-то добавить, но обреченно вздохнул, покачал головой, и отступил на несколько шагов назад. Хелин выдохнула. Затем ученый бросил на нее новый взгляд, в котором недоверие сменилось чем-то иным, чем-то пугающим. Гарс решал в мозгу какую-то дилемму. Внезапно в его лице промелькнуло озарение.

– В тот момент, когда я тебя увидел, я должен был сразу же прояснить причину твоего возвращения, – путешественница ждала чего угодно, только не такого поворота. Консул настойчиво продолжил, – Но мое открытие все заслонило! Что вообще произошло? Как ты здесь оказалась и почему в одиночку?

Лицо Хелин выражало чувства гораздо лучше ее языка.

– Гарс… – девушка осторожно подбирала слова, разговаривая с ним как с маленьким ребенком и стараясь не зацикливаться на том, что означает фраза «мое открытие», – Мы же с тобой вернулись вместе…

– Куда?? – в полном замешательстве вскинул брови ученый.

– К тебе домой.

– Верно, – согласился консул, – Я и вы с Годартом…

– С каким Годартом? – поразилась Хелин, – Гарс, мы вернулись с тобой вдвоем! Годарт остался на площади с Беном!

Едва она произнесла это, как поняла – произошло что-то непоправимое. Выражение лица Гарса переменилось, и он стал очень-очень сосредоточенным.

– Хелин, – он приблизился к ней, – Ты же знаешь…

Что?

– То, что ты говоришь, не может быть правдой.

Девушка попятилась назад. Каждая ее мышца, каждый ее нерв был натянут до предела.

– Ты только что была в гостиной, – продолжил консул.

К горлу подкатывала тошнота. Она не хотела этого слышать.

– …И ты видела Бена своими глазами.

Нет.

– Хелин…

Девушка потянулась к медальону. Нужно было срочно – срочно! – возвращаться на базу.

– Хелин, подожди!

Черт, черт. Пальцы не слушались, пытаясь нащупать верную комбинацию кнопок. Гарса она видела размыто, глаза застилала пелена.

– Хелин, остановись, ты меня слышишь? Не телепортируйся!

Она судорожно зажала кнопки и сделала последний шаг назад. Щелчок. Но в медальоне ничего не изменилось. Пальцы стояли верно. Путешественница нажала еще раз. И еще. Щелчок. Щелчок. Ничего не происходило. Ее медальон не работал. Аэтернум не работал.

Консул возвышался над ней. Она подняла на него взгляд и только сейчас поняла, что по ее щекам бежали слезы.

– Хелин, – мягко произнес Гарс. Самое ужасное заключалось в том, что он был очень, очень заботлив, – Ты же знаешь, что вы с Годартом вернулись отсюда на базу час тому назад?

Глава 7

Вообще Годарту нравились бои, сражения, честный поединок во имя прекрасной дамы или самоотверженность в битве ради защиты своей страны. Но он уже давно принял за данность, что в повседневной средневековой жестокости доблесть встречается отнюдь в небольших дозах и чаще выставляется напоказ.

Около площадки для состязаний они с Беном смешались с толпой. Зрители ревели, восхваляя победителей и глумясь над потерпевшими поражение. С высоты своего роста Годарт без проблем разглядел поверх макушек песчаную насыпь, на которой дрались двое юношей, вооруженные щитами и дубинками. Неподалеку проходили кулачные бои, а в стороне группа жителей с выкриками перетягивала друг у друга канат.

– Вмажь! Навали выродку! – заорали прямо у него под ухом.

Юноши обменивались активными, опасными ударами. Ближний, с каштановыми жидкими волосами, увернулся из-под занесенной дубинки и вильнул вправо. Удар второго, из внешности которого выделялся только шрам на щеке, пришелся на воздух, и он стал терять равновесие. Однако быстро сориентировался и в последнюю секунду резко развернулся, чтобы успеть отразить мощный удар, который чуть не попал ему по ребрам. Это стоило ему удобной опорной позиции, чем воспользовался его соперник. Дубинка каштановолосого поднялась и опустилась, дважды, трижды. Из противника выбивали воздух, как из подвешенной игрушки, набитой конфетами. Но тут юноша со шрамом изловчился, вывернулся ужом и использовал заостренный конец своего щита, чтобы зачерпнуть горсть песка и швырнуть в глаза сопернику.

Поднялась суматоха. С диким рыком недавний поверженный бросился напролом в попытке взять вверх. Он уже выдохся, но продолжал наступать, наносить удары и разрывать. Двое борцов сшиблись друг с другом и рухнули на землю, превратившись в яростный клубок тел. В стороны летели сгустки песка, пропитанные кровью и потом. Им был дан сигнал остановиться, но впустую. Тогда соперников бросились разнимать.

Годарт хотел отвернуться, но не мог. Какая-то часть его сознания дистанцировалась и продолжала наблюдать, не принимая это за реальность, как будто бой был постановочным. Он загипнотизировано смотрел, как полуживых, но не желающих расцепляться противников пытаются растащить.

– Как вам самоборство, менеер Фелд? – на английском поинтересовался Бен, покусывая желтоватый ноготь. Камердинер – справедливости ради, в XV веке это слово не было в употреблении – камердинер был проворным малым, шустрым и ловким, но чересчур суетливым. Он называл его по фамилии Гарса, видимо, предполагая в нем родственника. Годарт поводил плечами, разминая их, и отвернулся от места побоища.

С его комплекцией и габаритами пробираться сквозь массив толпы было достаточно легко – она обтекала его как вода громоздкий камень. Помощнику же приходилось работать локтями, что, впрочем, ему явно было не впервой.

– Выберемся туда, где народу поменьше, – усилил голос путешественник, стараясь перекрыть нескончаемый шум вокруг. Какая-то пара в последнюю секунду с ним разминулась, девушка бросила чуть более заинтересованный взгляд, чем было принято в обществе, парень отвесил поклон, примирительно что-то пробормотав. Похоже, они были слегка навеселе. Годарт ответил сдержанным кивком. Макушка Бена была уже где-то впереди. Ученый хотел прибавить шагу, когда в его уши неожиданно проник голос Хелин.

– Годарт? Ты меня слышишь?

Хелин. Он выбрался из потока и отошел в сторону, махнув Бену, который, обнаружив, что слишком ушел вдаль, теперь вертел головой во всех направлениях.

– Руммер? Да, слышу. Все в порядке? – соблюдая меры предосторожности, он мониторил всю площадь перед собою и параллельно делал вид, что в задумчивости почесывает кончик носа. В кольцо на пальце был вмонтирован микрофон.

– Барахлит гарнитура. Как у тебя?

С его стороны никаких технических проблем, шипений или других сторонних звуков не было. Конечно вокруг царил тарарам, но Годарт мог ручаться в этом.

– Чисто, – отрывисто произнес он, – Хелин, где ты находишься?

– С Гарсом, в его доме, за кухней, – откликнулась напарница. Слышалось шуршание, возможно, это ткань платья шелестела при движении, – Обстановка спокойная.

Годарт задумался. До этого с гарнитурой проблем не наблюдалось. Сколько пар наушников и микрофонов уже было изготовлено? Десятки. Но, как минимум, те, что принадлежали им, были индивидуальными – кольцо, которое он надевал, маскируя технику, было одним и тем же каждое перемещение.

– Возможно, наушники уловили колебания от его аппарата, настроенного на связь с «Хроносом»? – предположил путешественник, думая над тем, что коллегу нужно не перепугать, но незамедлительно вытаскивать на базу. Малейшая неполадка была чревата в условиях их работы. С другой стороны, вместе с Гарсом, в его резиденции, напоминающей крепость, девушка должна быть в абсолютной безопасности.

– Или что-то внутри отходит, – послышалось в ответ, – Вернусь в офис – покажу техникам. Не беспокойся. До связ…

Хелин прервалась, прежде чем он успел сказать что-либо.

– Руммер? Руммер? – но наушники молчали.

Несмотря на пожелание не беспокоиться, Годарт стоял нахмуренным. Ему не понравилось эта ситуация. Еще больше ему не понравилась воцарившаяся тишина. Вроде и беседа была исчерпана, но остался осадок как от брошенной наспех трубки посреди телефонного разговора. И, насколько он знал свою напарницу, она не отличалась той степенью взбалмошности и самодурства, чтобы игнорировать его, как во время вылазки, так и вне ее.

Бен пробрался к нему сквозь толпу и теперь почтительно вытянулся рядом в ожидании указаний.

– Нужно возвращаться, – твердо произнес ученый. Он рассчитывал еще прогуляться и терпеть не мог менять свои планы, но сейчас нечто внутри подначивало срочно удостовериться, что все в порядке.

– Что-то не так, менеер Фелд? – слуга почесал лоб всей пятерней.

– Пока не знаю, – Годарту не хотелось отвечать на лишние вопросы. Тем более, что он не мог сказать ничего вразумительного.

Хелин с Гарсом, в его доме. О чем ему беспокоиться?

Секунда, две – и в глубине его ушей послышался новый шорох – кто-то прорывался выйти на связь. Снова Руммер? Но неожиданно в наушники пробился голос, который ученый не ожидал услышать – и это был резкий голос Аларда.

– Прием! Прием! Годарт?

Внутри него напряглись все мышцы. Никто не выходил с ним на связь за все многочисленные перемещения. На площади торговались, обсуждали въезд герцога, сплетничали, здоровались семьями. Он был настолько инородным среди местных обитателей – оторопевший, застывший в ожидании, лишь чувствуя, как ветер наваливается на него с силой и вновь отступает. Словно в замедленной съемке, он поднес руку к губам и мерным, не выдающим охвативших его эмоций голосом дал ответ:

– Я здесь, Алард.

Сквозь время и пространство гарнитура несла поток директив начальника:

– Приказываю немедленно возвращаться в консульство! Сигнал Руммер пропал с радаров, мы пытаемся переподключиться, нужна поддержка на месте! Ты меня понял? – у путешественника перекрыло дыхание, – Приказываю возвращаться в консульство! Я жду ответа!

Ученый призвал на помощь всю свою организованность. Подобную внештатную ситуацию они разбирали. Он прекрасно был осведомлен, какие действия нужно сейчас выполнять.

Толпа на площади не отпускала. Люди на него оборачивались и в этом была, отчасти, его вина – он выделялся не только габаритами, но и нехарактерным поведением – в то время, как все веселились, отпускали шутки, напивались и давали волю своим внутренним демонам, Годарт, оставшись наедине с собой и своими мыслями, казался слишком суровым и отстраненным – даже для средневековья. К тому же, он торопился, выбиваясь из ритма праздничного города. Путешественник сосредоточился, высчитывая самый оптимальный путь до дома Гарса. Изначально он планировал пройти мимо площади Плаатс с ее Тюремными воротами – в XV веке единственным проездом к острову с резиденцией Бинненхоф. Но теперь, в свете обстоятельств, он избрал другой маршрут.

– Бен, – кликнул он камердинера, – те улочки между рынком и госпиталем (в стороне стоял не переживший Средневековье госпиталь святого Николая) ведь выведут нас напрямую?

– Отсягнем2626
  Отсягнуть – добраться, дойти


[Закрыть] к задней двери, сударь. Кратчайший путь. Абаче сии улки могут произвести на вас… дурное вдаяние2727
  Вдаяние – впечатление, след


[Закрыть], – помявшись, выдавил тот и оборвал себя на полуслове.

Воздух жужжал от голосов и, кажется, уже был пропитан алкоголем.

Годарт прекрасно знал, как выглядят те закоулки с вонью, нагромождениями мусора, сваленными досками и ручейками от подтекающих помоев. Эту часть туристам показывать не планировали, хотя она была неотделима от облика города, как оборотная сторона монеты. Вспомнив про деньги, он еще раз проверил ладонью свой кошель на поясе. На слугу путешественник почти не смотрел, Бен же молчал, кожей чуя, что атмосфера изменилась.

– Показывай дорогу.

Ученый ни на секунду не прекращал бдительность, вглядывался в лица, считывал информацию. Суконщик с материей, пекари с передвижной печкой, повозки, повозки… Кислый запах, гонимый ветром на лицо, приветствия, торг у лавок… Он припомнил, как на этой же площади Хелин показалось, что за ней следят. Кто это мог быть?

Он никогда не умел считывать на себе чужие взгляды. Сейчас он поневоле задумался, была ли ситуация игрой воображения его напарницы или это была реальная угроза. Могли ли за ним наблюдать сейчас?

Тут он увидел, что около дома очередной гильдии, мальчишки лет девяти-десяти (а одному, совсем хилому, на вид и не дать больше шести), скучковавшись и воровато оглядываясь, что-то затевали – и это что-то, судя по всему, явно выходило за рамки хорошей шутки. Годарт насторожился. Конечно, это всего лишь дети, но здешние экземпляры цветов жизни являлись отдельным диким сортом с колючками и ядом одновременно. Не стоило обманываться их милой внешностью. Они могли быть причастны к чему-то серьезному или действовать по чьей-то наводке. Бен проследил за его взглядом.