Текст книги "Капкан (СИ)"

Автор книги: Shiro Kohaku

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Гермиона! Эй, Гермиона, ты чего застыла? Мы ведь опаздываем на поезд, а по городу куча пробок, которые еще надо объехать, – Драко легко теребит ее плечо, привлекая к себе внимание. – Все хорошо?

– Д-да… – Гермиона выдыхает, пытаясь успокоиться. Она утрирует. Все не так. Драко рядом с ней, переживает за нее, силком натягивает на нее теплую куртку, чтобы она не замерзла. Все в порядке. Он любит ее.

Она уверяет себя в этом, когда садится в машину. Она уверяет себя в этом, когда Драко усаживает ее в поезд и клюет в губы мимолетным поцелуем на прощание. Она уверяет себя в этом, когда видит в окно спину удаляющегося с перрона мужа, который даже не дождался отправки, чтобы ей помахать.

У них все в порядке. Она себя просто накручивает.

«Ты уверена, милая?» – голос Рона прорезает сознание, и она хватается за голову, пытаясь приглушить его. Она уверена, да, она уверена. Рону не удастся ее сломить – он всего лишь выдумка. Выдумка, которая исчезнет, когда она обратится к врачу.

«Оу, да? Тогда почему я все еще здесь, а ты не у врача?» – голос становится все громче, издевается, поднимает на нее свой очеловеченный взгляд и давит с двойной силой. – «Ах, я знаю. Потому что в этом случае тебя съедят монстры! Ты глупая! Глупая! Я единственный, кто защищает тебя, а ты хочешь от меня избавиться!» – Рон орет в ее голове во весь голос, рычит яростно, дико, а темный ненавистный взгляд будто придавливает ее к земле тем самым титановым прессом. – «Это я – я! – защищаю тебя, спасаю, принимаю тебя любой, а ты все равно бежишь к этому чертову похитителю, который травит тебя амортенцией! Это из-за него ты чувствуешь все это! Он ненавидит тебя! Он травит тебя! Ты сдохнешь рядом с ним без меня!»

Гермиона запирается в туалете и рыдает. Рыдает громко, взахлеб, не в силах остановиться. Ей больно, ей ужасно больно. Голова раскалывается от криков Рона, а тело сводит резкой судорогой из-за неудобного положения. Она больше не может этого выносить.

Кто-то громко стучит в кабинку туалета, но у Гермионы нет сил ответить. К горлу подступает тошнота, и, под дикие крики Рона, ее выворачивает на пол. Тело крупно дрожит, живот до невыносимой боли стянут судорогой, а из глаз все еще продолжают литься слезы. Это невыносимо. Ей страшно. Ей так страшно!

Двери туалета резко распахиваются, и какие-то люди трясут ее за плечи, бьют по щекам, чтобы привести в сознание. Она чувствует все это, но глаза упорно не хотят раскрываться, а тело совершенно не реагирует на внешние раздражители – вся ее сущность сосредоточена на внутренней боли и взбешенных криках Рона, к которым постоянно примыкают и другие голоса из головы.

Гермиона чувствует, как кто-то поднимает ее и куда-то несет, как безвольную куклу, но она ничего не может с этим поделать. И не хочет, на самом деле. Голоса в голове понемногу затихают, глушатся непонятной темнотой, а тело, перенасыщенное болью, перестает ощущать что-либо.

Сознание ускользает от нее, капля за каплей, медленно и неспешно. И она рада этому. Она с удовольствием раскрывает свои объятия темноте и тишине, наконец, успокаиваясь.

Чтобы в следующий раз проснуться в больнице – обвешанной проводами и капельницей.

========== Глава 4. Мама ==========

Гермиона разлепляет веки, но тут же резко зажмуривается обратно – яркий дневной свет больно режет глаза, и она пытается спастись от этого чувства в привычно-мягкой темноте, но свет не отпускает, не сдается и настойчиво проникает сквозь ресницы, поэтому Гермиона, тяжело вздохнув, покоряется.

Когда глаза более-менее привыкают к яркости помещения, она поворачивает голову, чтобы осмотреться: белые пустые стены, из мебели только прикроватная тумба да кровать, а еще множество медицинской аппаратуры. Сомнений в том, где она сейчас находится, нет никаких. В голове глухо пульсирует, острая боль стреляет в висках, а тело ощущается совершенно чугунным, неподъемным. Она пытается пошевелить рукой, и это ей удается с трудом – конечность противится приказам мозга, слушается через силу, и Гермиона окончательно сдается, решая дать организму время, чтобы свыкнуться с пробуждением.

Гермиона поворачивает голову в другую сторону и замечает фигуру возле окна – та неподвижно стоит спиной к кровати, наблюдая за чем-то на улице сквозь стекло. Солнечный свет создает мистический ореол вокруг нее, просвечивает сквозь неплотную вязанную одежду и переламывается в глазах Гермионы тысячами солнечных зайчиков – она рассматривает их, искренне любуется зрелищем, пока к истощенному мозгу не приходит понимание.

Дыхание резко спирает, а неподъемные ранее конечности начинают дрожать. Гермиона тихо выдыхает и чувствует, как волна счастья тоннами затапливает ее грудную клетку, смывает туман перед глазами и будто вливает во все еще не опомнившееся тело новую жизнь.

Она так скучала, так скучала!

– М-мама… Мама…

Фигура возле окна резко оборачивается на голос и спустя секунду уже опускается на стул возле кровати, сжимая руку дочери в своей.

– Наконец ты проснулась, доченька, – миссис Грейнджер радостно улыбается и тепло смотрит на дочь, хотя все же не может скрыть вкраплений тревоги в своем взгляде. – Как ты себя чувствуешь?

– Не очень, – честно отвечает Гермиона и практически смеется – облегчение мягко вливается в нее капля за каплей, смешивается со счастьем, создавая невообразимый букет ощущений. – Но я так рада, что ты здесь.

– Конечно, милая, я здесь. Я пришла встретить тебя на вокзал, а тут из поезда выносят бездыханное тело, – миссис Грейнджер думала, что у нее сердце остановится, когда вместо живой и здоровой дочери она увидела бессознательное тело. – Я так распереживалась, что врачам пришлось давать мне успокоительное.

– Прости, – Гермиона моментально мрачнеет, и Джейн дает себе мысленную оплеуху за излишний напор. Нужно дать ей время прийти в себя сначала.

– Нет-нет, ничего, – она мягко оглаживает кончиками пальцев впалые щеки дочери, с беспокойством вглядываясь в усталые глаза. – Я не виню тебя ни в чем, просто переживаю, ты же знаешь. Дежурный врач осмотрел тебя и сказал, что твой обморок из-за сильного стресса и недоедания – организм истощился и в итоге дал сбой. Гермиона, милая, у тебя что-то случилось? Ты же знаешь, если бы ты сказала мне, я бы приехала в Лондон в любую минуту, чтобы тебе помочь.

– Я знаю, мама, – Гермиона изо всех сил пытается сглотнуть комок в горле, но тот упрямо остается на месте, мешая полноценно дышать и говорить. У нее есть шанс – она уже в больнице, нужно только рассказать маме о голосах, но комок в горле будто становится больше, больно давит на чувствительные стенки, и Гермиона молчит.

Ей очень страшно.

Голоса в голове бездействуют, не тревожат ее. Она не чувствует присутствия Рона, и даже монстры не показывают своих омерзительных морд, надежно дремля где-то в недрах своих укрытий. Она сейчас в безопасности. Она может попробовать.

Но комок в горле царапает стенки – мешает. Не позволяет. Они, даже не появляясь, контролируют ситуацию.

– Ну ладно, не сейчас, – миссис Грейнджер, так и не дождавшись полноценного ответа, решает пойти на попятную и сначала дать дочери прийти в себя. – Я приготовила тебе обед по рекомендации врача – поднимайся понемногу и поешь. Мне очень хочется, чтобы ты поскорее поправилась.

Гермиона благодарно улыбается и, разминая затекшие мышцы, привстает на кровати, упираясь спиной в подушку. Пока Рон не вернулся, притаскивая за собой остальных, она возьмет себя в руки и расскажет маме обо всем. Потому что мама поймет и поможет – это всегда было и есть неизменным.

Джейн распаковывает контейнеры с едой, аккуратно передает их дочери и садится рядом, чтобы, если что, помочь. Несмотря на слабость, Гермиона ест с огромным аппетитом – мама, наблюдая за этим, только мягко смеется и журит, чтобы она ела помедленнее, так как может подавиться.

Гермиона скучала по маминой еде. Скучала по маме и ее теплу. Наверное, нужно было сразу поехать к ней при первых сложностях и, может быть, она бы не довела себя до такого состояния.

Может быть, Рон не появился бы и не притащил за собой монстров.

– Я уже позвонила Драко – он сказал, что постарается поскорее приехать к нам, – услышав родное имя, Гермиона выныривает из собственных мыслей, осознавая, что пропустила мимо ушей большую часть монолога матери. Где-то внутри остро колет чувством вины, и она моментально сосредотачивается, чтобы больше ничего не упустить. Подумать о своих проблемах она успеет всегда, а с мамой побыть только ограниченное количество времени.

– Не нужно было звонить. Он сказал, что у него важный заказ – я бы не хотела его отвлекать.

– Да как «не отвлекать»? Он ведь твой муж, Гермиона, он обязан знать и быть рядом с тобой в такие моменты! – миссис Грейнджер неодобрительно смотрит на дочь, а та, в свою очередь, прячет взгляд в контейнерах с едой, сосредотачиваясь на пище. – У вас с Драко что-то произошло? Вы поссорились?

– Нет-нет, ничего такого, – Гермиона поспешно оправдывается, отдавая пустые контейнеры маме в руки. – Просто у него сейчас сложный период, он много работает, чтобы удержать компанию на плаву…

– Я все равно считаю, что нет ничего важнее семьи, – Джейн складывает контейнеры в сумку, а потом наливает в чашку чай из термоса. – Мне поговорить с ним?

– Мам, не нужно. И вообще, давай не сейчас, – устало стонет Гермиона, отпивая глоток горячего чая. – Сколько я уже здесь?

– Несколько часов, – по глазам миссис Грейнджер видно, что она не закончила и все еще хочет поговорить о Драко, но ради дочери сдерживается, решая отложить разговор до дома. – Тебя просто прокапают, и мы поедем домой.

– Хорошо. Я очень соскучилась по вам с отцом, – Гермиона мягко улыбается, отставляет чашку и тянется к маме за объятиями. Та с удовольствием отвечает, стискивая дочь до хруста.

Гермиона впервые за длительное время счастлива. В голове пусто, тихо, она вкусно пообедала маминой стряпней, а сама мама сидит рядышком и крепко ее обнимает. Разве может быть что-то лучше этого?

В голове кто-то надменно хмыкает, и Гермиона мгновенно леденеет. Паника медленно просачивается сквозь кожу, наполняя собой вены, и расплывается по телу вместе с кровью.

Она должна рассказать матери обо всем. Потому что Рон не собирается отпускать ее просто так.

***

Гермиона сидит в уютной гостиной дома Грейнджеров, перекатывая в чашке остатки чая с молоком. Слишком сложно решиться. Комок в горле все еще давит на стенки, предупреждая о последствиях, но Гермиона готова наплевать на боль – какой-то необъяснимый, панический страх наполняет тело, полностью затмевая разум и любые другие чувства. Рон все еще не показывается, но она ощущает его присутствие каждой частицей, каждой клеткой. Он гнетет ее неизвестностью, специально прячется вместе с другими где-то в недрах сознания – доводит ее до срыва мнимой безопасностью, даже не скрывая своих намерений.

Гермиона чувствует, что если сейчас же не расскажет матери о своих проблемах, то просто-напросто исчезнет – Рон, устав мучить ее морально, взмахнет своей волшебной палочкой и заберет ее с собой в магический мир. А она не хочет в магический мир – она боится его.

– Гермиона, ты уже десять минут смотришь в одну точку. Все нормально? – миссис Грейнджер хмуро и с беспокойством поглядывает на дочь, откладывая на стол вышивку, которой занималась до этого. Она чувствует, что что-то не так. Состояние дочери ее немного пугает.

– Нет, мам… – Гермиона глубоко дышит, пытается сглотнуть непроходимый комок в горле и успокоиться. Несмотря на все ее усилия, тело не хочет отзываться – оно мешает, всячески препятствует, но Гермиона решается – это ее единственный шанс. – Мам… я слышу голоса. В моей голове постоянно шумно, кто-то разговаривает, кричит, и от этого я регулярно чувствую боль. А еще… а еще… – она закашливается, но упрямо продолжает выдавливать из себя слова. – Еще есть Рон. Он сказал, что я на самом деле часть волшебного мира, а он мой настоящий муж. А Драко… похитил меня, – с каждым словом дышать становится труднее, комок в горле, кажется, уже до крови расцарапал горло, но слова выплескиваются из Гермионы бурным потоком – она так долго держала это в себе, замыкала на сотни замков где-то глубоко внутри, никому не позволяя дотрагиваться до этого живого, больного, чувствительного. К этой позорной, нежелательной части ее сущности, доказывавшей ее слабость. – Мам, мне так страшно!.. Рон говорит, что он защищает меня от монстров, которые только и ждут момента, чтобы съесть меня, но я не верю ему. Он накричал на меня в поезде, но я слишком боюсь его… и-и… – Гермиона начинает рыдать, ощущая, как внутри нее закручивается необъяснимый водоворот – тот в ярости швыряет внутренности из стороны в сторону, тушит мощной волной всякую надежду и затягивает плотным послеогненным паром глаза.

Рон злится, она чувствует это. Он хочет ее уничтожить. Хочет разнести в щепки ее физическое тело, чтобы забрать душу с собой в неизвестный магический мир.

– Мама! Мама!

Джейн, которая до этого сидела на диване и шокированно выслушивала излияния дочери, мгновенно вскакивает на ноги, чтобы крепко ее обнять.

Ей еще никогда не было так страшно.

Гермиона громко кричит в ее руках, то вырывается, то притягивает обратно, прижимая к себе до хруста костей. У Джейн расцарапаны шея и предплечья от острых ногтей дочери, которая в паническом припадке размахивает руками во все стороны, но Джейн не отпускает – крепко обнимает и нашептывает успокаивающие слова на ухо.

Гермионе кажется, что она умирает. Перед глазами все размыто, только в углах гостиной сверкают устрашающие ярко-желтые глаза монстров, все тело выламывает в непонятные позы, которые она никак не может контролировать, а от презрительного смеха Рона, кажется, лопаются барабанные перепонки. Голоса в голове орут во все горло, поддерживая Рона, и нет никого, кто бы был на ее стороне – все они, все, кто ранее обещал ей помочь, кто уверял, что она может им доверять, теперь клянут ее последними словами, оскорбляют и гнобят.

«Ты не должна была рассказывать! Это только наше дело, это наш мир! Ты грязная предательница! Ты недостойна жить! Мы уничтожим тебя! Ты будешь валяться на полу и просить пощады, неблагодарная дрянь!».

Их много. Их слишком много. Гермиона утыкается носом в грудь матери и закрывает ладонями уши, пытаясь сбежать от этого ора – но это не помогает, и ей кажется, будто голова разлетается на миллионы крохотных кусочков. Она просто сосуд. Они все хотят выбраться из ее головы, хотят уничтожить всех, кто рядом с ней. Нельзя позволить. Нужно сопротивляться.

Она чувствует, как руки матери крепко обнимают неконтролируемое тело, она отдаленно слышит ее теплый голос, нашептывающий успокоительные вещи, но монстры стоят всего в метре от нее – вонь из их клыкастых пастей забивает ноздри, а громкий звериный рык, кажется, заставляет кровь в венах похолодеть на несколько градусов, разнося по телу леденящий страх.

Гермиона кричит, вырывается из объятий матери, пытаясь сбежать от монстров, но тело не слушается, игнорирует все ее попытки, и она просто сдается, позволяя темноте сомкнуться вокруг нее и укрыть ее своей непроницаемой периной.

Мама рядом. Мама здесь, обнимает и гладит ее по волосам. Она отгонит монстров. Маме можно верить.

***

Мистер Грейнджер аккуратно укладывает дочь на кровать в ее комнате, плотно укутывает в одеяло и садится рядом, чтобы мягко пригладить разлохматившиеся пряди. Он едва сдерживается, чтобы не заплакать. Его жена все еще сидит в гостиной с чашкой ромашкового чая в руках и крупно дрожит. Кровавые полосы от ногтей опоясывают все открытые участки ее тела, а на скуле расползается огромный синяк от локтя. Он не может поверить, что это все сделала его дочь.

Он продолжает мягко приглаживать пряди, всматриваясь в исхудавшее лицо с ярко выделяющимися синяками под глазами и серой, будто неживой кожей.

Когда их успешная и счастливая дочь начала сходить с ума? Когда начались все эти шизофренические припадки? И самое главное – почему они этого не заметили? Как они могли себе позволить выпустить из внимания предпосылки к болезни?

Он тяжело вздыхает и качает головой. Неважно. Все это уже не важно. Сейчас главное: обратиться за квалифицированной помощью и помочь дочери выздороветь, если это возможно. Он очень надеется, что еще не слишком поздно и лечение сможет избавить ее от этой болезни полностью, или хотя бы частично.

Так или иначе, его тестя удалось излечить от шизофрении. Значит, и с Гермионой все получится.

– Милый… – на пороге появляется встревоженная Джейн, и мистер Грейнджер поднимается с кровати, подходя к жене. Она все еще напугана и крупно дрожит от пережитых эмоций, но на дочь смотрит мягко, с любовью и с сильным отчаянием на дне зрачков. – Как она?

– Спит. Не переживай, она уже в порядке, – он ласково целует жену в лоб и под руку выводит из комнаты. Сейчас Гермионе нужно отоспаться, а им самим успокоиться. – Иди выпей еще чашечку ромашкового чая и постарайся уснуть, а я позвоню Драко.

– Не нужно. Я сама позвоню, – лицо Джейн моментально мрачнеет и полнится едва сдерживаемой злостью. – У меня к нему серьезный разговор.

– Милая…

– Не спорь со мной. Это моя единственная просьба.

– Ну ладно, – видя весьма серьезно настроенную жену, мистер Грейнджер идет на попятную, решая немножко позже осведомиться о причинах такого поведения. Сейчас для него самым важным является здоровье дочери – ему нужно найти хорошего психиатра, чтобы после ее пробуждения не терять времени зря.

Он усаживает жену на кровать в спальне, приносит ей ромашковый чай, а потом направляется к себе в кабинет – у него сегодня много срочной работы.

Джейн же некоторое время медленно потягивает горячий напиток, успокаивается, собирается с мыслями, а потом достает телефон из прикроватной тумбы и набирает знакомый номер – она настроена серьезно поговорить с мужем дочери.

Главное, постараться не сорваться раньше времени и не убить его с концами. Сначала информация, а потом убийство, Джейн.

========== Глава 5. Драко ==========

Миссис Грейнджер глубоко дышит, пытается успокоить себя, слушая протяжные гудки. Ярость плещется внутри, никак не хочет затихать, но она понимает, что нужно ее усмирить.

Если она сорвется и наорет на Драко – это ничем не поможет Гермионе.

Дочь сильно любит своего мужа, нуждается в нем больше всего на свете – если Драко уйдет, Гермиона просто-напросто развалится. Джейн не может этого допустить.

– Слушаю, – Драко все же отвечает за звонок. Голос у него слегка обеспокоенный, но ровный – видимо, он по уши в работе.

– Когда ты приедешь к своей жене? – Джейн старается. Видит бог, очень старается, никто не может упрекнуть ее в этом. Но сквозь напускной спокойный голос очень отчетливо прорезаются гневные нотки.

– Я уже купил билет на поезд, отправление через несколько часов. Опять что-то случилось? Вы же вроде говорили, что с Гермионой ничего серьезного – ее просто прокапают, и вы заберете ее домой, – переживает. Джейн слышит по голосу, что переживает. Возможно, не все так страшно, как она думала, и Драко просто нужно встряхнуть. Это ее немного успокаивает, но все же не стирает злость за безразличие к собственной жене.

– Да, случилось нечто очень серьезное, Драко. Но прежде я хочу тебя о кое-чем спросить, – она переводит дыхание, чтобы усмирить волнение, и сразу же продолжает, перебивая Драко, который заикнулся что-то сказать: – Ты замечал, что Гермиона в последнее время себя странно ведет?

– Что вы имеете в виду?

– Просто ответь на вопрос, Драко.

Драко подобные вопросы явно озадачивают, и он очень хочет выяснить природу их появления, но строгий тон матери Гермионы явно не терпит возражений, поэтому он старается ответить как можно точнее:

– Да, замечал. Она стала очень беспокойно спать, ей часто снятся всякие кошмары. М-м, еще, бывает, она застывает на некоторое время и не реагирует ни на что – стоит и смотрит в одну точку, – Драко задумывается на секунду, пытаясь вспомнить необходимые моменты. – А еще она временами в страхе жмется ко мне, бормоча о каких-то монстрах – один раз она мне даже сказала, что когда я рядом, они ее не трогают.

– Еще что-то? – тон миссис Грейнджер очень тревожит Драко. Желание узнать о причинах такого нетривиального опроса становится практически невыносимым – что могло случиться с Гермионой, чтобы ее мать была в такой ярости?

– Я как-то нашел ее спящей на полу гостиной, – голос Драко становится все тише и тише. Атмосфера у этого разговора настолько тяжелая и плотная, что, кажется, ее можно разрезать ножом на куски. – А еще она говорила, что ей снится какой-то Рон, и он очень ее пугает.

– И тебя все это ни капли не встревожило?

– Мне казалось, что это просто переутомление. Я попросил ее побольше есть и отдыхать, но она не хотела меня слушать. Я понадеялся, что уж вас-то она послушается, поэтому полностью поддержал ее намерение погостить у родителей…

– Вот значит как, да? – тон миссис Грейнджер настолько ледяной, что Драко мгновенно закрывает документ на компьютере, с которым работал в процессе разговора, полностью сосредотачиваясь на обсуждаемой теме. – Я скажу тебе, мой милый, что если бы ты больше уделял времени своей жене, ты бы заметил, что не все так просто.

– Что вы имеете в виду? – Драко хмурится, совершенно не понимая, почему его сейчас отчитывают. Их с Гермионой семейная жизнь касается только их самих, и никого больше.

– Драко, Гермиона серьезно больна. У нее, как и у моего отца в свое время, развилась шизофрения. Уж кто-кто, а ты должен был заметить первым признаки заболевания – все-таки ты ее муж и вы живете вместе, – голос Джейн звенит уже не сдерживаемой разочарованностью и злостью. – У нее сегодня был приступ. Ты знаешь, как она мучается?! Ты знаешь, что мне пришлось пережить, пока моя дочь кричала какие-то несуразные вещи, одновременно расцарапывая меня до крови?! Она звала тебя, черт подери, когда задыхалась от собственных криков и слез!

– Я-я…

– А ты думаешь только о себе и своей работе, даже не пытаясь ей помочь! Да что же ты за муж такой?! – миссис Грейнджер уже не сдерживается – кричит что есть сил, выплескивая из себя все то волнение и страх, которые копила глубоко внутри. Она ненавидит Драко за все то, что пришлось пережить Гермионе, но все же понимает, что Гермионе нужен именно он, и никто другой.

– Шизофрения? В-вы… я…

– Мне не важно, что ты скажешь. Ты должен быть здесь, рядом со своей женой, которая нуждается в тебе, так быстро, как только сможешь, – миссис Грейнджер жмет на кнопку сброса и с отвращением откидывает от себя телефон. Через мгновение в коридоре слышится громкий топот и в спальню залетает мистер Грейнджер.

– Джейн, что случилось? Почему ты кричала?

– Все нормально, дорогой. Все хорошо. Я просто слегка эмоционально переговорила с непутевым мужем своей дочери, – более-менее ровно отвечает та, поправляя разлохматившуюся прическу.

– Милая, я понимаю, что Драко виноват. Все же он первый должен был заметить. Но мы сейчас все в одинаковом положении, давай сосредоточимся сначала на здоровье Гермионы?

– Да, конечно, – Джейн тихо выдыхает, отпивает глоток уже остывшего чая и ложится в постель, пытаясь устроиться поудобнее. – Но, знаешь… Драко заслужил. Я не жалею, что высказала ему все. Я доверила ему свою единственную дочь, а он не уследил. Если бы Гермиона так сильно его не любила, я бы заставила ее подать на развод.

– Золотце, ну не надо. Все мы совершаем ошибки. Я думаю, что после твоего пинка Драко осознал всю полноту своей вины, – мистер Грейнджер с любовью подтыкает жене одеяло и целует в лоб.

– Очень на это надеюсь.

– Постарайся уснуть, тебе нужно отдохнуть после всего произошедшего.

Джейн слегка кивает и закрывает глаза. Муж прав. Это слишком тяжело для ее старого тела – только бы давление не скакануло.

Она слышит, как муж покидает комнату, и тяжело вздыхает – только бы у Гермионы все было хорошо. Она бы все отдала, чтобы ее девочка была счастлива.

***

Драко держит в руках погасший телефон и не мигая смотрит в одну точку. Он мало что знает о шизофрении, все-таки он не врач, но общих знаний хватает, чтобы определить ее значение – его жена, похоже, сходит с ума.

Руки резко сжимаются в кулаки, и пластик на телефоне жалобно трещит, не в силах сопротивляться недюжинной силе. Драко судорожно вздыхает, даже не пытаясь усмирить собственные эмоции, и изо всей силы швыряет телефон о стену, наблюдая, как тот разбивается в щепки, оставляя после себя большую рваную вмятину. На шум мгновенно прибегает секретарь, но Драко одним взмахом руки выгоняет его обратно – сейчас не до объяснений.

Он не может в это поверить. Гермиона не может сходить с ума – это же Гермиона. Это же его жена – человек, с которым они вместе десять лет. Это же… Гермиона.

Кресло с громким скрипом откатывается к стеллажу с документами, а сам Драко вытаскивает из недр мини-бара коллекционный виски. Сейчас ему глубоко наплевать на то, что он берег виски в подарок своему самому крупному спонсору – ему необходимо выпить.

Драко наливает немного в вычурный граненый стакан и залпом выпивает в попытке привести себя в чувство. В голове совершенно пусто. Руки у него дрожат, а взгляд отчаянно скользит по мебели, будто в поисках хоть какого-нибудь спасения.

Он не хочет верить словам миссис Грейнджер, но понимает, что вопреки всему – верит. Верит, потому что видел все собственными глазами.

Очередная порция виски опрокидывается на одном вздохе. Он не готов терять Гермиону.

За семь лет замужества Гермиона стала для него неотъемлемой частью жизни. Она всегда была рядом, всегда помогала и поддерживала, всегда была доступна. Он мог видеть ее, когда только пожелает, касаться ее, разговаривать. Гермиона стала настолько привычной частью его повседневного быта, что он просто-напросто перестал обращать на нее внимание.

Гермиона ведь рядом с ним практически половину сознательной жизни – навряд ли она куда-либо денется. Так он считал.

Граненый стакан со злостью швыряется в стену, повторяя судьбу смартфона. В искусно окрашенной дизайнером стене образовались уже две уродливые вмятины, но Драко плевать.

Именно Гермиона была той, кто надоумил его заняться собственным делом. Она была единственной, кто оставался на его стороне – родители забили на него после развода, а друзей толком и не было.

Все проблемы и сложности в своей жизни он разделял с Гермионой. Она всегда была человеком обходительным и заботливым, а еще любящим, и именно ее поддержка в свое время вытащила Драко из продолжительной депрессии.

А что дал ей он?

Драко давится виски прямо из бутылки. Глоток за глотком – взахлеб. Но чувство вины и собственной ничтожности никуда не исчезает. Наоборот, с каждой каплей виски оно неукротимо разрастается где-то внутри грудной клетки, и больно давит, мешая дышать.

Где он был, когда уже ей нужна была помощь? Правильно, полностью в своих проблемах. Дело привычки, что уж с него взять. Потому что практически всю их семейную жизнь именно Гермиона была той, кто поддерживал. Сначала в юности – они только начали встречаться, когда его родители начали громкий и отвратительный по своей сути бракоразводный процесс. Он длился целый чертов год, и Драко даже вспоминать не хочет, сколько грязи на него вылилось в этот период. Он тогда перенес все это только благодаря Гермионе. Потом было сложное поступление в университет, неудачные поиски работы и, в конце концов, опасная авантюра с собственным бизнесом – если бы затея провалилась, они бы погрязли по уши в долгах.

Все это время одна лишь Гермиона была рядом с ним. А теперь он узнает, что его жена, единственный близкий ему человек, сходит с ума. И он должен был знать это, заметить. Должен был помочь. Должен был быть рядом – как и обещал когда-то в день свадьбы.

Он не готов терять Гермиону. Кто он без нее? Что у него останется без нее?

Драко молниеносно собирается, скидывая в рабочую сумку только самое важное. Миссис Грейнджер права – ему сейчас нужно быть в совсем другом месте. Он очень надеется, что не слишком поздно одумался. Что Гермиона примет его обратно, примет его помощь и поддержку.

Он вылетает из полуразгромленного кабинета, и напуганный секретарь боязливо пятится назад.

– Уилсон, меня не будет некоторое время. Не могу сказать в точности, сколько, но когда узнаю – позвоню. Передай Мэтью, что вся ответственность за работу на нем, и если что-то пойдет не так – уволю.

Секретарь судорожно кивает, и Драко вываливается из осточертевшего офиса, направляясь к машине. Поезд у него только через несколько часов, спешить некуда, но он просто не может больше находиться в четырех стенах. Он по-быстрому заезжает домой за вещами – спешит очень, хватает первые попавшиеся, ибо задерживаться здесь не желает. Слишком больно. А потом просто едет на вокзал и садится на пустую скамейку, расположенную на перроне.

Его крупно колотит. Он уже и не помнит, когда в последний раз настолько сильно ненавидел себя – ощущения давно прошедшей запущенной депрессии кажутся детским лепетом по сравнению с этим.

Как он мог не заметить плачевного состояния Гермионы? Вспоминая это сейчас, ему кажется, что ничего очевиднее и быть не могло. Она ведь рассказывала ему о монстрах, преследующих ее. Рассказывала о страхе, о пугающих видениях, о каком-то Роне, о голосах, в конце концов. Она была совсем дезориентированной, потерянной, одинокой – он ведь знал это. Замечал. И просто игнорировал, найдя удобную причину.

Драко ведь любит Гермиону, действительно любит. Да, чувства немного остыли, затерлись повседневной рутиной и временем, но не исчезли. И он просто-напросто забыл, что их нужно показывать.

Что она чувствовала, все это время в полном одиночестве борясь с болезнью? Что она пережила, слыша непонятные голоса и видя страшные видения, от которых он отказывался ее спасать, так как был зациклен исключительно на себе?

Драко пытается держаться, но у него совершенно не получается. Он закрывает дрожащими ладонями глаза и, ощущая соленую влагу на коже, чувствует себя самым последним ничтожеством на Земле.

========== Глава 6. Рон ==========

В поезде совсем тихо, практически бесшумно – полупустой вагон звенит покоем и умиротворенностью, а приглушенная ненавязчивая музыка придает поездке особый уют. В любой другой день Драко обязательно бы порадовался, предвкушая максимально комфортную и легкую дорогу, но в этот раз он даже не замечает, что едет в идеальных условиях. Все его внимание занимает статья, которую он читает на своем компактном дорожном нетбуке.

Когда, после нескольких часов сидения на морозе в ожидании поезда, Драко все же немного успокаивается и усмиряет чрезвычайно мощную волну ненависти к себе, он наконец-то осознает в полной мере, что Гермиона больна. Что она больна шизофренией. Что она сходит с ума.