Текст книги "Нур-ад-Дин и Мариам"

Автор книги: Шахразада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Макама третья

– О прекраснейшая!

Нур-ад-Дин уже усвоил новую моду, завезенную франками: он припал к руке своей невесты в нежном поцелуе. Он был бы не прочь и к губам приникнуть, но… Но при посторонних не мог столь грубо нарушить традиции.

– Мой любимый, – прошептала Мариам. Она прекрасно поняла своего суженого и едва заметно пожала кончики его пальцев.

О как прекрасно, что не нужно тратить лишних слов там, где говорят сердца! Нур-ад-Дин понял девушку и нежно ей улыбнулся.

– Хорошим ли был твой день, о Нур-ад-Дин? – не выдержала Амаль. Да и как тут было выдержать – если эти двое просто разговаривали взглядами, не обращая внимания на то, что она тоже здесь!

– Он был лишь бледной тенью твоей несравненной красы, о незнакомка! – не задумываясь, ответил Нур-ад-Дин.

– Ты заставляешь меня краснеть, уважаемый! – Амаль склонила голову. Увидеть, что она покраснела, было невозможно, ибо лицо ее по самые глаза окутывала темно-синяя шелковая шаль. Да и покраснела ли она?

– Ну, дорогая! – со смехом проговорила Мариам. – Не надо краснеть!

Она повернулась к юноше и проговорила:

– Нур-ад-Дин, познакомься, это моя любимая подружка Амаль, дочь дяди Дахнаша и тети Маймуны.

– Да пребудет всегда с тобой милость Аллаха всесильного! – Нур-ад-Дин еще раз поклонился, теперь уже Амаль.

Она с удовольствием кивнула, удивляясь, почему по ее телу прошла странная дрожь. Более того, в сердце словно на миг вонзилась горячая игла. Но миг прошел, и Амаль вновь свободно вдохнула.

«Что это со мной? – подумала девушка. – Неужели этих простых вежливых слов было довольно, чтобы его образ навеки поселился в моей душе?»

Увы, дело было совсем в другом. Ибо девушка была дочерью колдовского народа. А он, как известно, не очень легко ладит с родом человеческим. А уж слова об Аллахе всесильном и всемилостивом переживает и вовсе болезненно. Но Амаль была молоденькой девушкой, и везде, как и многие до нее и после нее, искала лишь свою судьбу и свою любовь. А потому ни о чем ином и помыслить не могла.

«Какой он высокий… Красивый… Какие у него замечательные глаза… Как он смотрит на меня…»

Нур-ад-Дин, что греха таить, и в самом деле не мог отвести глаз от этой высокой и крупной девушки. «О Аллах, да она должна была бы родиться юношей! Какая она неловкая… Неповоротливая… Шумная…»

О, как пристально смотрела Мариам на своего любимого и Амаль! Если бы она смогла прочитать мысли Нур-ад-Дина, она бы мигом успокоилась. Но, увы, это было выше ее умений. И потому тревога кольнула сердце девушки.

– Но ты так и не сказал, уважаемый, был ли хорош твой день!

– О Амаль, он был неплох. Торговля идет неторопливо. А большего требовать не следует. Хорош ли был твойдень, красавица?

«Он назвал меня красавицей! Должно быть, я и в самом деле понравилась ему!..»

«Почему он назвал ее красавицей? Неужели ему могла понравиться Амаль, с ее походкой утки и грацией верблюда?»

«О Аллах, ну почему я назвал ее красавицей? Ну кто меня тянул за язык? Теперь Мариам затаит на меня обиду! Чего доброго, она еще подумает, что мне может понравиться другая девушка…»

– Благодарю тебя, уважаемый, – опустив глаза, ответила Амаль. – Я сегодня успела лишь помочь матушке, и истолочь зерно, и убраться в доме, и… и, конечно, поболтать с Мариам.

«Хорошо хоть она не рассказала о том, что делали ее уважаемые матушка и отец!»

«Почему она рассказывает, что делала весь день? Так он еще подумает, что она трудолюбива и все умеет куда лучше, чем я!»

«О, как он взглянул на меня! О, этот теплый взгляд!»

– О чем же ты, уважаемая, болтала с моей невестой?

– Как всегда, о женихах… Вернее, о ее женихе! О тебе, прекрасный как сон Нур-ад-Дин!

«О Аллах! Ну зачем я это сказала? Разве не могла я назвать его просто уважаемым или почтенным? Зачем я сказала, что он ее жених?»

«Какое счастье, что я все-таки не ее жених!»

«Да, да, именно мойжених!.. Мой, а вовсе не этой коровы!»

– Обо мне?

– Ну конечно, о тебе! Ведь у меня же жениха нет… Вот я и укоряла Мариам, что она до сих пор скрывала от меня такого умного, достойного и уважаемого человека как ты, Нур-ад-Дин!

«Какое счастье, что Мариам меня скрывала! Хотя было бы лучше, если б я и сейчас тебя не видел…»

«Какая же я дура! Почему я не выпроводила ее раньше! Почему болтала с ней? Теперь он меня разлюбит! И уйдет к этой!»

«О, если бы у меня был такой красивый жених! Тогда бы я тоже была спокойной, счастливой… И могла бы думать о чем-то ином в этой жизни… Вот как она думает о счастье своего отца и его матушки».

– Не печалься, прекраснейшая! И у тебя появится жених, поверь мне. Он будет видеть лишь тебя, любоваться твоими глазами, наслаждаться твоим голосом, твоей грацией!

«И какое счастье, что это буду не я… Хотел бы я поглядеть на того, кто прельстится этой дурочкой!»

«Скорей бы уж у нее кто-то появился! Тогда бы она оставила меня в покое со всякими дурацкими разговорами. И моего любимого тоже!»

«Как я была бы счастлива, если бы это был ты! Ведь ты заметил и мою походку, и мой голос, и мои глаза!»

– Надеюсь, что я смогу побаловать своего жениха не только голосом или походкой, уважаемый… Ведь я еще и стряпаю недурно… И шью!

– О, твои многочисленные таланты сделают любого юношу воистину счастливейшим из смертных!

«Ну как он может ей говорить такое? Какие таланты? Какая красота? «Счастливейшим»! Ты хотел сказать, что он будет несчастнейшим, должно быть!»

«Да она же просто болтливая ослица… Куда ей до моей Мариам…»

«Ну наконец ты все понял! Теперь-то ты видишь, что я лучше всех!»

– Благодарю тебя за эти слова, почтенный Нур-ад-Дин! Но солнце уже клонится… Меня, должно быть, матушка уже заждалась! Я побегу! До завтра, Мариам! Я буду ровно в полдень!

– Будь осторожна, подружка, – ответила та. – Не задерживайся. Я буду тебя ждать!

– Я приду! А ты можешь пока вместе с прекрасным как сон Нур-ад-Дином поболтать о том, что рассказала мне!

Мариам кивнула, с досадой подумав, что дурной язык девушки может отвратить от нее не только всех мужчин, но даже и ближайших подруг.

Под увесистыми шагами Амаль зашуршали камешки дорожки, и вскоре тяжко хлопнула, закрываясь, калитка.

«Какое счастье, что она наконец ушла!»

«О чудо! Неужели у моей подружки хватило понимания, чтобы оставить нас вдвоем?»

О, как бы опечалилась Амаль, если бы смогла прочесть мысли Нур-ад-Дина! К счастью для юноши, мудрая Маймуна не спешила учить дочь тому, что столь естественно для джиннии и столь противоестественно для дочери рода человеческого, будь она трижды колдунья. И потому Амаль улетела из дома почтенного купца Нур-ад-Дина так легко, как ей позволяли ее походка и грация.

Мариам и юный Нур-ад-Дин улыбаясь смотрели ей в след. Несколько секунд этого согласного молчания – о Аллах, в этом нельзя и усомниться – значили для их душ куда больше, чем самые цветистые слова.

Макама четвертая

У Мариам вырвался вздох облегчения. Увы, как бы хорошо ни было болтать с Амаль, но сейчас девушке показалось, что подружка уж слишком пристально смотрела на ее жениха, уж слишком блестели ее глаза.

– О чем ты вздыхаешь, любимая? – нежно спросил Нур-ад-Дин.

– Я рада, что эта болтушка наконец оставила нас вдвоем.

– О Мариам, а как этому рад я! Целый день я думал только о тебе, предвкушая миг, когда мы вновь встретимся. Что, твой почтенный отец еще не вернулся домой?

– Ты же знаешь, глупенький, что он никогда не приходит до заката. Говорит, что его дело требует внимания и усердия не только при свете солнца, но и при свете луны.

– Так насладимся же тем, что мы наконец вместе, любимая!

– Я так ждала тебя, родной!

О да, юные Мариам и Нур-ад-Дин давно уже стали мужем и женой. Быть может, не перед людьми, но перед суровым взором Аллаха всевышнего. Ибо они не помышляли ни о ком другом, найдя друг в друге все, что хотели видеть в своих спутниках жизни. Мариам была убеждена, что ее Нур-ад-Дин самый умный, самый красивый и… Да просто он самый лучший из мужчин мира! Нур-ад-Дин же видел одну лишь свою невесту, не замечая других девушек вокруг, будь они в сто раз красивее его любимой.

Тихая опочивальня Мариам встретила их прохладой. Первых прикосновений, быть может, и робких, было вполне довольно, чтобы зажечь в юных телах неугасимый огонь, который в силах поглотить и разум и тело, и умерить, притушить который может лишь разделенная страсть.

Нур-ад-Дин снял с головы любимой тонкий газ шали, прикрывающий волосы, и с наслаждением посмотрел на нее.

– Аллах всесильный, эти волосы! – прошептал он, когда роскошные темные пряди водопадом упали на ее лицо. – Я хотел бы завернуться в них. Я хотел бы завернуться в тебя…

Мариам несмело улыбнулась. О, его слова! Они могут ласкать не хуже рук, ибо прикасаются прямо к душе. Девушка подняла голову и взглянула в лицо любимого. Он тоже улыбался, и в его улыбке было столько вожделения, что Мариам содрогнулась. «О, хитрец, сегодня я не поддамся! Сегодня…» И Мариам снова улыбнулась ему в ответ, предвкушая собственные ласки. Нур-ад-Дин истолковал это как призыв и тут же коснулся ее губ своими.

Мариам ответила с не меньшим пылом, и этого оказалось вполне довольно, чтобы чувства юноши взяли верх над его разумом. Его язык прикасался к ее губам, раздвигая их, словно что-то ища за ними…

Чувственная игра, начатая Нур-ад-Дином, вызвала в Мариам теплую волну возбуждения. Его язык терпеливо добивался того, чтобы она поддержала эту игру; его пальцы сомкнулись на ее ладони, и он опустил ее руку туда, где она в полной мере могла ощутить силу его желания.

Мариам не понадобилось много времени, чтобы узнать, что доставляет ему удовольствие, потому что он тихо шептал ей об этом, прося, предупреждая, поддерживая. Его слова поощряли ее, учили, как ласкать и возбуждать его, и она вскоре открыла в этом новое, неожиданное удовольствие.

Мечтая подарить Нур-ад-Дину такое же наслаждение, какое он всегда дарил ей, Мариам оторвалась от его рта и провела губами по могучей шее и атласной коже его плеча. Вначале ее осторожные поцелуи едва касались его, но вскоре, когда она увидела, как от страсти изменилось лицо Нур-ад-Дина, поцелуи стали смелее. Мариам поцеловала каждый его сосок, а потом с мучительной медлительностью двинулась вниз, наслаждаясь теплом, исходившим от тела любимого.

Добравшись до твердого, плоского живота, она ненадолго задержалась, затем, встав на колени над ним, так что ее волосы упали на его живот, поступила так же, как частенько поступал он сам, нежно лаская его плоть языком.

Нур-ад-Дин крепко, почти причиняя боль, схватил ее волосы, и его тело сотрясла дрожь, но в следующий момент он замер в неподвижности, боясь спугнуть ее. Мариам снова склонилась над женихом и полностью ощутила его вкус. Медленно, любовно она дразнила его твердую плоть, черпая удовольствие в тихих стонах, которые он не мог сдержать, и желая заставить Нур-ад-Дина так же сильно нуждаться в ней, как и она нуждалась в нем. Но вот наступил миг, когда Нур-ад-Дин больше уже не мог выносить этой утонченной пытки. Он потянулся к Мариам, привлекая ее к себе.

– Аллах всесильный, где ты этому научилась? – спросил он низким от страсти голосом.

Она лукаво посмотрела на него.

– Я просто повторила твои ласки. Я почему-то подумала, что мужчина должен любить, когда его так ласкают, – неуверенно ответила Мариам. – Тебе не понравилось?

– А ты как думаешь? Просто жены этого не делают.

Мариам обескураженно смотрела на него.

– Честное слово, Нур-ад-Дин, я просто хотела доставить тебе немного удовольствия. Да и себе тоже…

Он приложил палец к ее губам.

– Я верю тебе, милая. У тебя это получилось прекрасно – ты чуть было не заставила меня потерять голову.

– Может быть, мне стоит еще поупражняться? – лукаво спросила она.

– Ну нет. – Нур-ад-Дин поймал ее запястья. – Теперь моя очередь мучить тебя.

Отпустив руки Мариам, он крепко сжал ее бедра и приподнял, прежде чем она смогла угадать его намерение. Она оказалась верхом на его животе и с удивлением посмотрела на него широко раскрытыми глазами, продолжая доверчиво ждать.

Положив ладони на ее живот, Нур-ад-Дин повел их вверх, к груди. Почти благоговейно он взял в руки, как в чаши, ее соблазнительные округлости и, поймав ее горящий взгляд, большими пальцами стал массировать набухшие соски. Он продолжал это, пока они не стали твердыми, а потом медленно притянул Мариам к себе, чтобы взять ее грудь в рот.

Ее вкус, казалось, пробудил в Нур-ад-Дине какие-то древние инстинкты, ибо его ласки стали почти грубы. Он мял, кусал ее грудь… и в следующий миг снова становился нежным, любящим.

Если бы Мариам была кошкой, она бы, наверное, замурлыкала, но сейчас она могла только стонать, чувствуя, как внутри нарастает восхитительный жар; и, когда ищущие пальцы Нур-ад-Дина нащупали мягкие завитки между ее бедрами, она вскрикнула и выгнула спину. Едва ли она слышала ласковые слова, которые бормотал ей Нур-ад-Дин, то сжимая ее ладонью, то дразня умелыми пальцами.

Немного погодя он приподнял Мариам и легко вошел в ее лоно, овладев ею одним долгим движением и наполнив ее до предела. Мариам задохнулась от удовольствия, когда ее пронзило его копье. Он обжигал ее, вызывая ответный огонь. О, этот огнь опьянял, будоражил кровь, возвышал!

Нур-ад-Дин стал двигаться внутри нее, и Мариам погрузилась в пылающую бездну страсти. Он жадно смотрел, как ее захлестнула волна наслаждения, и только железная воля не дала ему уступить сжигающему Мариам жару.

Когда она наконец пришла в чувство, то обнаружила, что лежит на груди у Нур-ад-Дина обмякшая, почти безжизненная. Его плоть, пульсирующая, готовая к продолжению, начала медленно возобновлять движения, но Мариам совсем не была уверена, что переживет еще одно потрясение, подобное только что испытанному.

Дыхание Нур-ад-Дина опаляло ее кожу, а его нетерпеливые руки бродили по самым интимным уголкам ее тела. Она была совершенно беспомощна против того напора, который вновь нарастал внутри нее. Когда Нур-ад-Дин наконец потерял самообладание и его тело сотрясла неудержимая дрожь, страсть Мариам тоже полилась через край, прорвавшись опаляющей лавиной огня. Обессиленная, она упала на него и погрузилась в дремоту. О, оторвать ее сейчас от любимого не могли бы все маги мира!

Макама пятая

Дыхание Нур-ад-Дина выровнялось, и он, приподнявшись на локте, взглянул на Мариам. Та дремала и была в этот миг столь хороша, что сердце юноши замерло от радости.

«Какое счастье, что она принадлежит мне! Как я счастлив, что наши родители были столь мудры, отдав мне в жены самую лучшую девушку в мире!»

Мариам чувствовала на себе нежный взгляд Нур-ад-Дина. Но истома заполонила все ее существо, и потому она лишь довольно вздохнула. За окном стемнело, вскоре должен был вернуться ее почтенный батюшка. Он всегда был рад видеть Нур-ад-Дина в своем доме, а потому Мариам понимала, что пора готовить вкусный ужин. Ибо отец может рассердиться на нее за то, что она, словно нерадивая хозяйка, не предложила желанному гостю даже маковой росинки.

– О Аллах, как же не хочется отрываться от тебя, мой прекрасный!

– И я отдал бы всю свою жизнь, чтобы этот миг длился вечно!

– О нет, – Мариам в притворном ужасе прикрыла глаза, – я не выдержу этого.

– Увы, моя прекрасная, – качнул головой Нур-ад-Дин. – Этого не выдержу и я. Ведь надо же иногда и восстанавливать силы!

– Ты прав, – улыбнулась девушка. – Пора браться за ужин!

Наконец тяжелый казан с пловом (конечно, не без помощи Нур-ад-Дина) занял свое место над очагом.

– Ну что ж, почтенная, – со смехом в глазах проговорил юноша, – а теперь признавайся, о чем велела тебе поговорить со мной твоя недалекая подружка?

Мариам нежно улыбнулась любимому. Сейчас даже упоминание об Амаль не могло вывести ее из того изумительного душевного равновесия, какое даруется разделенной и торжествующей любовью.

– О, мой милый, это долгий разговор.

– И что? Его не следует вести вечером? Или при свете луны? Или после заката?

– О нет, боюсь, что появление моего отца вынудит меня прервать его.

– Так это тайна?

– Да, причем тайна именно от него…

– Ты разожгла мое любопытство, любимая! Говори, не томи. Клянусь, как только почтенный Нур-ад-Дин появится на пороге, я мигом прекращу все расспросы!

– Да будет так! – Мариам поправила вышитую шаль, что скрывала ее длинные косы. Следовало собраться с мыслями. Быть может, Нур-ад-Дин не поймет ее. Но, увы, пути назад не было, и потому Мариам начала издалека.

– Помнишь ли ты тот день, когда умерла моя матушка?

– О да, прекраснейшая, – кивнул Нур-ад-Дин, удивляясь такому началу разговора.

– И помнишь, должно быть, в сколь черную тоску погрузился тогда мой отец…

– Такое непросто забыть.

– Это верно. Как должен ты помнить и то, сколь печальна стала твоя уважаемая матушка в день смерти твоего почтенного отца.

– О да, красавица. Я вижу это по сей день.

– Должно быть, ты уже раздумывал над тем, как же унять душевную боль доброй Мариам?

– Я частенько думаю об этом, моя любимая. И рад, что ты тоже задавала себе этот вопрос.

– С недавних пор, мой хороший, я стала замечать, что отец вновь становится почти таким же, каким был некогда. Особенно в те часы, когда беседует с твоей матушкой. Он улыбается, он шутит, он…

Нур-ад-Дин кивнул. Да, он не был столь необыкновенно чуток, как его прекрасная Мариам, но и ему уже доводилось слышать довольный смех ее отца. И действительно, происходило это тогда, когда рядом была его, Нур-ад-Дина, матушка.

– Я тоже замечал это. Более того, я скажу тебе, что лишь беседы с твоим добрым отцом делают мою почтенную родительницу не такой печальной. Что стоит мне лишь вспомнить о нем, как ее прекрасное лицо озаряется добрым светом.

Мариам просияла. Да, она тоже замечала это. Но куда более ее порадовало, что ее любимый был настолько чуток, чтобы видеть движения души своей матери.

– О, если так, то моя задача становится куда проще! Ибо я подумала, что было бы просто прекрасно, если бы наши родители поженились.

– Аллах всесильный! Поженились?

– Но почему ты столь удивлен, Нур-ад-Дин? Разве не достойны они счастья, спокойствия, любви?

Нур-ад-Дин задумался, пытаясь понять, что же так поразило его в простых словах Мариам. О да, родители полны друг к другу симпатии. Быть может, не только давние дружеские чувства наполняют их души, когда они встречаются… Но почему же тогда слово «поженились» вызвало в нем такое удивление?

Мариам словно прочитала его мысли. И бросилась на защиту собственной удивительной идеи.

– Подумай сам, Нур-ад-Дин! Они радуются друг другу, им вместе хорошо, куда-то уходит их боль… Разве этого мало?

– О нет, моя добрая Мариам. Но, думаю, они и сами еще не сознают, что могут друг для друга стать бальзамом от душевной боли.

– И к тому же срок траура уже миновал. И для моего отца, и для твоей матушки настало время подумать о себе.

– Боюсь, что они уже не смогут сделать этого. – Нур-ад-Дин тяжело вздохнул. О, он не так давно уже пытался побеседовать с матушкой о будущем, но разговор быстро увял. – Не думаю, чтобы о таком задумывался дядя Нур-ад-Дин, но матушка очень боится мнения соседок, мнения толпы. Она мне сказала, что обычаи, которые она уважает безмерно, велят ей более не думать о себе, а все свои силы отдать на устройство моего счастья и моей жизни.

– Аллах всесильный… Это плохо… Это очень плохо, Нур-ад-Дин!

– Почему, моя красавица?

– Потому что я так надеялась, что нам удастся соединить наших уважаемых родителей… Ибо если будут счастливы они, то и нашему счастью ничто и никто препятствовать не будет!

– Но ведь никто и так не ставит нам препон! Мы видимся с тобой каждый день, и твой отец, и моя матушка столь нежны с нами, столь заботятся о нас.

– Но, подумай сам, разве можем мы с тобой наслаждаться тем, что нам хорошо вместе, и не думать при этом, что наши любимые родители страдают!

Нур-ад-Дин вновь кивнул, опять порадовавшись тому, что у его избранницы тонкая и ранимая душа, неравнодушная к чужому горю.

– Признаюсь тебе, любимый, что я тоже пыталась заговорить с отцом об этом. И, вот что удивительно, услышала в ответ почти то же самое. Что теперь у него лишь одна цель – мое счастье, что обычаи больше не велят ему думать о собственном благополучии… И как я ни пыталась его убедить в том, что мое счастье зависит от того, насколько счастлив он, что я не могу думать об устройстве своей семьи, если душа болит о нем… Увы, мне показалось, что он даже не слышит моих слов!

– Ну что ж, значит, нам не удастся соединить наших родных. Если их мнение столь непоколебимо…

– О нет, я уверена, что их мнение можно не только поколебать, но и изменить! И прошу, более того, умоляю тебя, поговори еще раз со своей уважаемой матушкой! Скажи ей, что твое счастье невозможно без ее счастья! Ну должна же она прислушаться к словам сына!

– Я попытаюсь, любимая! Боюсь только, что моих слов будет мало… И матушка не услышит меня точно так же, как уважаемый Нур-ад-Дин не услышал тебя.

– Но все же попробуй… А вот если ничего не выйдет…

Мариам задумалась. «Да, если, конечно, Амаль не врет, то, быть может, и сумеет приворожить отца и добрую тетю Мариам. Но достойно ли это будет? Не станет ли это обманом? И что случится с ними обоими, когда чары рассеются?»

– И что же будет, если из моего разговора вновь ничего не выйдет?

Нур-ад-Дин не ведал, что творится в прекрасной головке его любимой, но подозревал, что она так просто от своих попыток не отступится.

– Вот тогда за дело возьмемся мы с Амаль… Она обещала, что немножко поворожит – и наши родители…

«Аллах всесильный! Они собираются поворожить… Дурочки, да разве это что-то изменит? Что ж, я не буду ее отговаривать. Пусть поворожит, если ничего другого не останется. Вот только я не могу себе представить, какие чары могут подействовать на мою добрую, но такую упрямую матушку. Да и какие могут быть чары у двух девчонок?»

– И что будет потом?

– А потом наши родители новыми глазами увидят друг друга. И тогда они поддадутся на наши уговоры… Или сами поймут, что должны быть вместе… – Мариам начала уверенно, но с каждым словом ее уверенность таяла. – Я очень на это надеюсь.

– Да будет так, моя красавица! Быть может, наши…

Но в этот миг стук калитки возвестил, что почтенный Нур-ад-Дин, уважаемый отец Мариам и хозяин дома, наконец закончил свои дневные дела.

– Т-с-с. – Девушка приложила палец к губам. – Мы с тобой говорили о том, сколь забавным был сегодня один из твоих покупателей.

Нур-ад-Дин ответил на эти слова безумным взглядом, но вскоре его глаза прояснились, и он продолжил, словно весь вечер только об этом и говорил:

– …И представь себе, прекраснейшая, после такого долгого торга он уходит, ничего у меня не купив!

Мариам одобрительно кивнула.

– И лишь потом, чуть придя в себя, я обратился за сочувствием к уважаемому Али, чьи шелковые ковры стоят куда дороже моих скоб, ведер и ножей…

– А он?

– О, а он рассказал, что этот странный человек – обыкновенный любитель поторговаться. И что самое большое удовольствие для него – не купить, а выйти из торга победителем, как получилось и со мной…

– О Аллах всесильный! Каких только людей не носит наша добрая земля…

– О чем это ты, дочка? – спросил, входя, Нур-ад-Дин. – А, сынок, ты тоже здесь… Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного!

– И пусть он простирает свою длань и над этим домом, и над тобой, добрый дядюшка Нур-ад-Дин, – ответил юноша, поднимаясь.

После разговора со своей любимой он совсем иными глазами посмотрел на отца Мариам. Перед ним был сильный, уверенный в себе, широкоплечий мужчина, с приветливым и доброжелательным лицом. О, если бы он, Нур-ад-Дин, не знал, что это отец Мариам, он мог быть даже воспылать ревностью, увидев, что тот нежно обнимает его, Нур-ад-Дина, невесту.

– О чем беседуете, дети?

– О мудрости человеческой, уважаемый, – ответил юноша.

– Достойная беседа… Дочь моя, а чем это столь вкусным пахнет в нашем доме? Запах собрал всех бездомных собак у нашего дувала. Я даже испугался, что они ворвутся в дом вместе со мной!

– Опять ты шутишь надо мной, добрый мой отец! Пахнет плов. И он ни чуточки не подгорел… Так что собаки сегодня останутся голодными, – привычно отшутилась Мариам.

Мужчины тем временем преломили лепешку и завели долгий разговор о том, мудро ли доверять долговым распискам, кои все чаще стали появляться на базаре.

«Ну вот, – довольно подумала девушка, – теперь они не будут мне мешать думать о том, что нам с Амаль предстоит совершить завтра».