Текст книги "Дети Драконьего леса: Эдамастра (СИ)"

Автор книги: shaeliin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Мы планировали… э-э-э… – король Этвизы потупился и виновато уставился на свои кожаные башмаки.

– Мы планировали отправить хайли за конницей, – сообщил господин Улмаст, посмотрев на Уильяма из-под белых пушистых ресниц. Его глаза, странного сине-зеленого цвета, словно кто-то сперва рисовал синим карандашом, а затем поверх добавил ветвистый узор зеленым, сощурились. Сэр Говард буквально различал, как извращенный эльфийский ум пытается найти стоящую причину, чтобы раз и навсегда избавиться от лесного племени, и жадно подался вперед – хальветский король в той же мере, что и гонец Талайны, заслуживал укола мечом в безупречный нос.

Однако Уильям переосмыслил ситуацию быстрее.

– Значит, рыцари, защитники Этвизы, те, для кого Сельма – родина и последнее укрытие на случай беды, трусливо спрячутся за спинами своих союзников-хайли? Милые же вы существа.

– Если честно, я тоже не одобряю эту идею… – смущенно признал Его Величество Нойманн. – Однако господин Улмаст убедил меня, что никто, кроме хайли, не удержит первые рубежи обороны. Ведь ваша армия известна, как heltie, непобедимая.

– Это безумие, милорд, – коротко заключил сэр Говард.

– Верно, безумие, – спокойно согласился Уильям. – Я не понимаю, почему бы эльфам самим не пойти вслед за конницей? Вы, в свою очередь, известны, как мастера ближнего боя, а бой завяжется именно ближний, если обереги и придворные маги Сельмы спеленают шаманов.

Господин Улмаст ничем не выдал своего недовольства. Эльфийский венец из черного серебра смотрелся неуместно на его волосах, таких же белых, как и ресницы, а одет хальветский король был традиционно в серое с голубым.

– Что ж, – помедлив, произнес он, – в чем-то вы правы, господин Уильям. Мои мечники и копейщики станут вторым после конницы рубежом, а лучников я поставлю на стенах, чтобы, если город будет вынужден закрыть ворота, мы все еще могли бить противника чем-то, кроме оскорблений.

– Мои рядовые рыцари возьмут на себя фланги, – решил Его Величество Нойманн, – а хайли разделятся на три отряда и укрепят все возможные линии обороны – если вам, господин Уильям, моя просьба не покажется чересчур смелой.

– Этот вариант меня, в принципе, устраивает, – кивнул юноша. – Однако напоследок я поставлю вам одно условие.

Король Этвизы и господин Улмаст одинаково насторожились.

– Какое?

– Воины-хайли не будут подчиняться приказам людей. Они будут действовать по своему выбору.

Его Величество Нойманн хотел было возразить, но правитель Хальвета сделал предупреждающий жест рукой, и в зале повисло тяжелое молчание. По счастью, спустя пару минут условие Уильяма приняли и предупредили, что, раз так, то и отвечать за ошибки армии хайли рыцари и эльфы не намерены. Юноша равнодушно пожал плечами, и в этот момент снаружи донесся низкий, раскатистый, бьющий по ушам сигнал дозорного рога. Отозвались колокола, кто-то забил в набат на центральной площади Сельмы, и Нойманн, ругнувшись, выскочил из комнаты, оставив Уильяма наедине с Улмастом и гонцом Талайны.

Эльф поудобнее устроился в кресле, поправил манжеты рукавов и сказал:

– Вы очень похожи на свою мать, господин Уильям.

– Благодарю, – отмахнулся юноша. – Говард, что там происходит?

Рыцарь стоял у окна, выглядывая из-под шторы на улицу, но не видел ни черта дальше внутреннего двора цитадели.

– Солдаты бегают, – рассеянно пояснил он. – О, командиры привели отряд арбалетчиков. Маленькие они все какие-то, я в толк не возьму – как они стрелять-то будут? А-а-а, это, кажется, маги, и арбалеты им нужны про запас – не стрелять, так по башке противнику настучать. Я, знаете, однажды так поступил, и результаты были неплохие.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Уильям.

Господин Улмаст повторил его улыбку:

– Но характер у вас дедушкин.

Уильям напрягся. Он так и не рассказал о своих снах ни Эсу, ни сэру Говарду, и сейчас нести это в одиночку оказалось труднее, чем строить из себя высокомерного ублюдка, убежденного, что люди должны лизать подошвы его ботинок.

«Не воспринимай всерьез», – посоветовал он себе. – «Не воспринимай всерьез. Не меняйся в лице, иначе он догадается, что ты испытываешь страх».

– Полагаю, с моим дедушкой вы были знакомы лично? – несколько потеплевшим голосом спросил он, как если бы упоминание о господине Тельбарте согрело его надежнее, чем пламя в камине.

– Я руковожу Хальветом вот уже восемь столетий, – поделился господин Улмаст. – Разумеется, по долгу службы я был лично знаком с королем Драконьего леса. Он хорошо разбирался в своей работе, хотя его дочь, госпожа Элизабет, своего отца превосходила.

«Не меняйся!» – строго напомнил себе Уильям.

– Да, я слышал, что мама была весьма талантлива, – подтвердил он.

– Я удивляюсь, – лениво протянул эльф, – почему вы до сих пор не отобрали ее вещи, оставленные вам, у Его Величества Фридриха? По сути, вы – наследник обоих королевств, и Драконьего леса, и Талайны, и вы имеете право получить оба престола.

– Что за чушь! – вмешался талайнийский гонец. – Этот щенок не имеет права даже находиться в Лайвере, а вы даете ему повод мнить себя еще выше, чем он и без вашей помощи мнит!

– Это потому, что я, – гордо ответил господин Улмаст, – в отличие от вас, прекрасно осознаю, в каком положении находится Тринна. Ладно, – он поднялся и поправил воротник, – нам пора идти. Господин Уильям, вы не составите мне компанию?

========== Глава восьмая, в которой у Эса странное настроение ==========

До сих пор война рисовалась крылатому звероящеру, как нечто забавное – столкновение между людьми и людьми, а люди, по сути, безобидны – серьезных увечий земле не принесут, громить города не станут – им же выгоднее нажиться на родине павшего противника. Но война с эделе выглядела для него, как событие крайне жуткое, и, вспоминая краткий поединок с шаманом, вынудивший дракона признать, что спастись не получится никаким иным способом, кроме бегства, он весь покрывался холодным потом и мелко дрожал: колдун будет не один, колдунов будет целый отряд, и лишь Боги знают, выдержит ли Этвиза хотя бы первый удар.

Но армия эделе, подходившая к Сельме уверенно, неотвратимо и грозно, как цунами, неожиданно остановилась. Человеческому глазу она была еще не видна, а вот глаза Эса, за неимением очков перестроенные в драконьи, различали ровные ряды воинов, чем-то смущенных, переступающих с ноги на ногу, нетерпеливо перебирающих пальцами древки зачарованных копий и рукояти мечей.

Что-то происходило, а вот что – крылатый звероящер не мог понять. Высокий золотисто-рыжий эделе – кажется, военачальник, – носился по стоянке, словно кого-то разыскивая, а за ним следовал некто с небрежно заплетенной, редкой медовой косицей. Дракон не забыл, как дети ангела гордо говорили, что их отметили цвета солнца, и насмешливо, чтобы унять свой ужас, пробормотал:

– Солнце белое.

– Прости, что?

Эс обернулся. На городскую стену поднимался Уильям в сопровождении сэра Говарда и господина Альберта. Его спутники были суровы и непреклонны, будто заранее готовили себя к битве, а юноша сохранял свое привычное дружелюбное расположение духа.

– Я сказал – солнце белое, – покорно повторил крылатый звероящер. – Некоторые думают, что оно оранжевое или красное, но солнце белое. Это особенно видно в полдень…

Все, как по команде, посмотрели вверх. Синие радужки господина Альберта были точь-в-точь, как потеплевшее осеннее небо.

– Я догадывался, – со смехом сообщил рыцарь.

– Ты догадывался, – передразнил его Эс. – А мне это известно доподлинно. Я летал так высоко, что оно…

Парень осекся и враждебно уставился на патрульного, проходившего мимо. Патрульный почему-то забеспокоился и едва не рухнул со стены.

«Обжигало мои крылья». Оно обжигало мои крылья, оно едва не сбросило меня вниз, и я разбился бы на тысячи влажно блестящих осколков – непомерно высокая плата за полет… и за наслаждение полетом.

Крылатые звероящеры всегда были врагами человеческого рода. Отчасти из-за голода, гораздо более сокрушительного, чем у людей, а отчасти – из-за того, что в час нужды утоляли его в том числе и вполне разумными двуногими созданиями, а те месяцами носили траур.

На фоне всего этого настоящая причина неприязни между смертными и драконами стерлась, как стирается рисунок, начертанный веточкой на влажном песке: набегает волна, и его уже нет, его как будто и не было вовсе. Но Эсу перевалило за пятьсот, и все, что имело место до того, как люди изменились и переняли традиции вечных рас, отпечаталось в его памяти ясно и подробно, и крылатый звероящер давно стал частью грандиозного замысла, уготованного драконам.

И даже так – боялся шаманов.

– Они близко, – заметил господин Альберт, чье зрение было ненамного слабее драконьего. Звездчатые зрачки народа хайли профессионально обшарили вражескую стоянку, и мужчина заключил: – И они чем-то расстроены. Надеюсь, их кто-нибудь предал, и теперь они вынуждены возвращаться домой.

Уильям тоже сощурился, но доля человеческой крови в нем накладывалась на кровь народа хайли, и различить армию эделе вдали юноше не удалось.

– Ведьма, – спустя пару минут обозвал господина Альберта Эс.

– Ведьма? – удивился тот.

– Накликал. Ну чего тебе стоило молчать? – крылатый звероящер отвернулся от пейзажа, и его зеленый, слегка испуганный взгляд заскользил по городу: жители Сельмы торопливо сновали по центральным улицам, тащили свое добро в цитадель, рассчитывая, что там их не достанет никакая магия. Толстая розовощекая женщина рыдала, потому что муж наотрез отказывался выносить из дома старую, побитую молью шубу. Она смахивала на свинью, по ошибке одетую в потрепанное серое платье, а ее муж – на козла, обряженного в грязную рубаху и разношенные штаны из грубого полотна.

– А почему не колдун? – продолжал недоумевать господин Альберт. – Я ведь не глупая девица, и хижины в глухом лесу у меня нет.

Эс, не выдержав, захихикал.

– Нет хижины в лесу? У тебя?

На серо-голубых скулах мужчины-хайли выступило некое подобие румянца.

– Господин Эс, ну какая хижина? Я в замке живу, а замок…

– Оправдывайся, – беспощадно веселился крылатый звероящер. – Все ведьмы так делают.

– Ваше Величество, объясните ему, что я не…

– Эс, он отнюдь не…

– Милорд, а зачем вы его слушаете?..

Три голоса, такие знакомые, заученные до каждой ноты, приятные, родные, помогли дракону избавиться от липких щупалец ужаса. Он выпрямил спину, словно это прибавляло ему сил, и бодро, не вникая в детали разговора, предложил:

– Говард, не пора ли сходить за кольчугами и мечами? Хотя я предпочел бы саблю, если у вас на складах они, конечно, есть.

– Что-нибудь подыщем, – пообещал рыцарь.

Уильям остался на стене, у края неуклюжих каменных зубцов – их либо строил кто-то пьяный, что, в общем-то, свойственно жителям Этвизы, либо у этого кого-то не хватало камней, и часть ограды он сократил, а часть – увеличил.

У Альберта кольчуга уже была – сделанная кузнецами народа хайли и значительно превосходящая кольчуги людей. Она пряталась под военной одеждой, черной с серебряными вставками, и порой мелодично позвякивала.

– Мой король, – обратился Альберт к Уильяму, – а вы раньше убивали… ну, хоть кого-нибудь? Например, зайца на охоте, или таракана подошвой… было с вами такое?

– Нет, – безучастно отозвался юноша. – Но я выпихивал недоброжелателей из окна своей комнаты в Лайвере, и вряд ли после этого падения они все еще были живы.

– Но вы не выглядывали?

– Нет.

– И значит, мертвецов не видели?

– Не видел.

Альберт напрягся.

– Мой король, хватит ли вам решимости принять участие в битве, учитывая, что вам ни разу не приходилось наблюдать… ну, за смертью?

– За смертью я наблюдал. Она высокая, светловолосая, синеглазая, у нее широкие плечи и набор черепов, привязанный к поясу, – пошутил юноша.

– Зачем вы приплели сюда господина Эльву? – обиделся бывший оруженосец короля Тельбарта. – Я серьезно спрашиваю, из волнения. Вы – последнее дитя королевской династии народа хайли, и если вы погибнете, Драконий лес навеки осиротеет. Я обязан вас уберечь.

Уильям вымученно улыбнулся:

– Тогда найди мне, пожалуйста, лекарство от боли в голове.

Хайли помедлил.

– От боли в голове? – он сдвинул темные брови. – Мой король, вам дурно?

– Да нет, – соврал юноша. – Просто не хотелось бы, чтобы всякие мелочи отвлекали меня во время боя. Насколько я понял Эса, армия эделе на подходе, а встретить ее нам надо во всеоружии.

Альберт покосился на запад. Пожалуй, совсем скоро противника можно будет различить и без такого острого зрения, как у дракона и ребенка леса.

– Хорошо, – сказал он и торопливо шагнул к лестнице, рассчитывая отыскать в Сельме травника, а если не травника – то хотя бы «ведьму», превосходящую его собственные способности.

Уильям снова остался на стене. Ему спешить было некуда, а здесь, по крайней мере, никто не обратил бы внимания на его дрожащие колени и похолодевшие ладони. Да, он пришел на зов короля Этвизы, он ни за что не позволил бы себе не прийти, но липкий, противный, тянущий страх поселился в его сердце и не давал покоя ни ночью, ни днем – и особенно теперь, когда вражеская армия неотвратимо, словно бедствие, приближалась к высокому холму Сельмы.

Его Величество медленно, осторожно выдохнул, будто воздух был в состоянии его ранить. Рыцари идут на бойню решительно и без колебаний, эльфы абсолютно бесстрастны, хайли – отважны и бесконечно верны своему королю, так чего он боится? Количеством нынешнее войско Этвизы превосходит племя эделе, колдуны готовят свои позиции на стенах, Эльва, опять же, клялся и божился выручить Эса, Уильяма и компанию, но…

Это было сродни предчувствию: ты понятия не имеешь, что произойдет, но оно заранее тебе не нравится.

Уильям сжал тонкие пальцы на рукояти меча. Надежная, прохладная, она, тем не менее, ни капли его не успокоила.

Прошло, наверное, около минуты – он по-прежнему стоял, присматриваясь к полосе горизонта, – и армия эделе наконец-то показалась. Дорожная пыль реяла над ней, словно запасное знамя.

Уильям смотрел на вражеских воинов, как через битое стекло. Боль размеренно, вкрадчиво расползалась от виска по всей голове, вызывая острое желание прилечь, а лучше – упасть и не шевелиться.

Вновь гортанно и низко затрубил рог, и рыцари Этвизы ответили азартным боевым кличем. Они, в отличие от юноши, были готовы одержать победу – или умереть за нее.

Его Величество спустился по лестнице и направился к цитадели, едва заметно пошатываясь и прикидывая, доживет ли до вечера, а если нет – то по какому из поводов?

***

До сих пор война рисовалась крылатому звероящеру, как нечто забавное, и сегодня он впервые выступал против кого-то не в образе дракона, а в слабом человеческом теле, пускай и вооруженном парными мечами. Мечи были довольно легкими, но Эса, не привыкшего пользоваться чем-то, что, по идее, в битве должно ощущаться продолжением руки, невыносимо раздражали. Он мечтал выбросить их к чертовой матери и воспользоваться драконьими когтями, но вокруг торчала целая прорва бойцов Этвизы и Хальвета, а бойцы Этвизы и Хальвета жили в счастливом неведении, не представляя, что поблизости находится крылатый звероящер, и что этот крылатый звероящер выступит на их стороне.

Черно-белая макушка Уильяма, макушка без венца и короны – жалко потерять в бою такую драгоценную вещь, – маячила впереди. Юноше предоставили сердитого вороного коня, и этот конь вел себя так, будто столетиями перекусывал своим противникам шеи. Рядом с Уильямом устроились господин Альберт – на правах генерала хайли, и сэр Говард – на правах оруженосца. Оба были преисполнены уверенности, что сыграют роль защиты Его Величества, и оба мрачно оглядывались, прикидывая, чего будет стоить битва для лесного племени и для юного короля.

Уильям, как показалось дракону, слегка покачивался в седле и порой болезненно, подслеповато щурился, будто его подводили ясные серые глаза. Эсу стало нехорошо, и он попробовал было протолкнуться к приятелю, чтобы убедиться, что он в порядке – но ворота Этвизы распахнулись, выпуская на разнотравное поле перед холмом конницу и эльфов, и хайли, ударив пятками боевых копий по мостовой, двинулись навстречу армии эделе. Их провожали испуганные горожане – тщетно стараясь утаить свои переживания, бросали цветы с балконов, желали удачи, шептали, что уж кто-кто, а лесное племя справится, не зря же господин Нойманн его позвал – и закрывали побелевшими ладонями лица, не в силах выдержать натиск своих эмоций.

Далеко за стенами столкнулись конница и внешний ряд войска небесных детей. Грохот, крики, ржание лошадей и лязг оружия в клочья разорвали относительную тишину, спутники Эса настороженно перехватили свои мечи, а кто-то и обнажил. Уильям поднял руку, повелительно указал направо и налево, и армия послушно разделилась на три части: две отправились поддерживать фланги, а одна присоединилась к линии фронта, где уцелевшие конные безжалостно уничтожали тех эделе, кому не оказывали поддержку шаманы.

Перед боем Эс объяснил – магия шаманов пахнет чем-то вроде пепла, и, уловив этот запах, любому хайли, а особенно Уильяму, следует немедленно отойти, а в идеале – отбежать от опасного места. Юноша передал информацию рыцарям Этвизы и эльфам – благо, Его Величество Улмаст относился к своему коллеге с почтительным интересом, – и пока что воины Сельмы успешно избегали магических атак.

Но затем появился он.

Две косы цвета меди обрамляли его насмешливые черты. Он хохотал и бросался пламенем, он призывал острые ледяные копья, он ронял на землю невидимый молот – и, когда этот молот падал, рыцари, остроухие и народ хайли были уже не собой, а сплошным скоплением крови и костей на сломанной, изуродованной траве, и черепа зловеще скалились из-под сохранившейся плоти: мол, здесь умер я, и ты умрешь тоже…

Отмахиваясь мечами, разрубая двумя лезвиями чужие шеи, не присматриваясь, кого именно разит – врага или, нечаянно, друга, Эс пробивался к Уильяму, прокладывал себе дорогу из мертвецов. Но вокруг царило сумасшествие, крики, лязг и ржание лошадей стали оглушительными, так сокрушительно пахло кровью, что различить запах пепла не получалось ни у кого, и защитники Этвизы гибли, как гибнут высокие упругие стебли под взмахами косы.

Небесно-голубые глаза эделе беспощадно следили за боем, и никто из них не задумался – а все ли правильно, а не ошиблась ли королева Ами, а надо ли убивать всех этих людей, эльфов и хайли? Тяжелый палаш рассек спину сэра Говарда, двуручный меч ловко разорвал – даже не разбил, разорвал – правое плечо господина Альберта, и хайли уронил оружие, но тут же перехватил его уцелевшей левой и, как зверь, бросился на противника – впрочем, не сомневаясь, что опоздает…

Эс неловко споткнулся о тело погибшего рыцаря, ткнул рукоятью в зубы подскочившего с метательным ножом наголо эделе – и дико огляделся, но не увидел черно-белой макушки. Надрываясь, подали голос боевые рога – не от Сельмы, а из тыла армии небесных детей, приказывая бросить разнотравное поле и отступить. Растерянный, наполовину оглохший, крылатый звероящер то ли преследовал противника, то ли бесполезно рыскал по окрестностям, периодически натыкаясь на союзников, бегло извиняясь и опуская рефлекторно вздернутые мечи.

– Уильям! – плюнув на все, заорал Эс. – Уильям, ты где?!

Армия эделе уходила, быстро, как-то панически, будто предатель, так и не обнаруженный на стоянке, нашелся в бою. Жаль, что крылатый звероящер пока не догадывался, насколько точно это предположение.

Уцелевшие хайли, эльфы и рыцари собирались в нестройные, лишенные командиров отряды. Кто-то отчаянно звал господина Альберта, из города спешили к раненым лекари, Нойманн, король Этвизы, в покрытом ржавыми потеками шлеме наводил порядок среди своих подчиненных, напрасно пытаясь их приободрить. Эльфы с Улмастом во главе, потрепанные, едва живые, терпеливо ждали, пока шум уляжется.

– Презренная… рептилия, – кто-то поймал крылатого звероящера за лодыжку, стиснул, как стальными клещами, и потянул на себя. Мгновением позже хватка ослабла, но утраченное равновесие было не вернуть, и дракон позорно шлепнулся на задницу, перепачкав штаны багровым. – Стой…

Внутри у Эса оборвалось что-то очень важное, рассыпалось в порошок, на прощание зазвенело – мол, мы расстаемся до конца времен, так не забывай же меня, крылатый звероящер!

– Милорд… они забрали милорда…

– Кто? – безучастно спросил дракон, потому что чувствовать ему, кажется, стало нечем.

– Эделе… – сэр Говард попробовал встать, но спину будто обожгло, мир помутился, и он сам не понял, какого черта опять лежит на земле, а его нос радостно щекочет выжившая травинка. – Помоги мне, презренная… рептилия, я… обязан…

Огонь зародился под кожей Эса – хищный, полный ненависти огонь, – но он сдержал его и жестом подозвал ближайшего лекаря. Тот поглядел на сэра Говарда с огромным сомнением.

– Если вы его не спасете, – тихо, но твердо сказал крылатый звероящер, – если вы его не спасете, клянусь, я уничтожу весь этот проклятый континент!

Наверное, лекарь принял его за безумного, зато покорно подозвал товарищей с носилками, и рыцаря унесли к пострадавшим воинам Этвизы, хотя его военная форма, черная с серебром, говорила о принадлежности к войску Драконьего леса, а не Сельмы.

Эс убедился, что сэр Говард больше не одинок, и, пошатываясь, побрел прочь.

Он молил Богов, чтобы на него не обратили внимания, чтобы никто не сунулся ему наперерез, чтобы хайли, эльфы и люди занимались только ранеными, а живые боевые товарищи были им безразличны.

Потому что во рту стало тесно от клыков, а лопатки приготовились лопнуть и выпустить на свободу крылья, уставшие сидеть взаперти.

***

Уильяму снился голубой лен.

Гибкие цветы оплетали его скелет, росли в беспокойных легких. Он дышал хрупкими лепестками, задыхался, кашлял, падал на снег, и алые капли убивали крохотные снежинки, на этот раз – упавшие с неба, а не принесенные ветром с горных вершин.

Он проснулся, лихорадочно хватая ртом воздух.

Болела голова.

Уильям с трудом отодрал себя от простого деревянного лежака, накрытого чьим-то зеленоватым мундиром. Вдохнул, и холод обжег его изнутри.

Не понимая, где находится и как туда попал, юноша осмотрелся. Влажные стены, солидных размеров решетка, снаружи – замок, под лежаком – крайне унизительное ведро. Коснулся виска и скрипнул зубами – кожу разрубило надвое, и отчасти кровь запеклась, но редкие одинокие капли порой скользили по щеке или скатывались к уху, отвратительно щекоча.

Уильям не помнил, кто и как его ударил. Помнил только свое странное состояние: убивать, не задумываясь о том, что сделал. Но теперь-то время задуматься было, и юношу затрясло, а по спине побежали до смерти ошарашенные мурашки, царапая позвонки.

Невероятным усилием он воздвиг себя на ноги. Покачиваясь, подошел к решетке. Длинный коридор уходил в обе стороны от нее, но в темноте горели всего два факела: у камеры, где стоял Его Величество, и напротив. Там же смутно блестел недобрый небесно-голубой взгляд. Уильяму почудилась усмешка, но он сомневался, что мог по-настоящему различить ее в полумраке.

– Болит голова? – с наигранным сочувствием спросил незнакомец. – Да, Милайн тебя здорово приложил. Я бы помог, если бы меня тут не заперли.

На языке Этвизы он говорил с таким кошмарным акцентом, что юношу передернуло. Словно кто-то водил кинжалом по стеклу, насмехаясь над пленным королем.

– Кто ты? – отозвался Уильям.

– Шаман, – вежливо сообщил сосед. – Во всяком случае, я был шаманом, пока военачальник не посчитал, что я виновен в гибели Эдамастры.

Он весело рассмеялся.

– А ты не виновен?

– Виновен. Но мне, если хочешь знать, абсолютно ее не жалко.

Уильям помолчал, переваривая услышанное. Мысли путались и переворачивались кверху брюхом, как дохлые рыбы.

– Что такое Эдамастра?

– Моя родина. Если бы здесь было окно, мы бы с тобой посмотрели, как она догорает там, за морем.

– Догорает? – повторил юноша. – Погоди, твоя родина… она что, погибла?

– Верно, мальчик, – похвалил его собеседник. – Моя родина умерла. Она породила меня на свет и умерла, чтобы я достиг верхнего рубежа своего магического величия.

Уильям замялся:

– Прости, я не вполне…

– Все это было до смешного легко, – признался невидимый пленник, и смутный блеск за решеткой его камеры погас, как угасает ночью свеча, поставленная у кровати ребенка. – Я мечтал о власти и силе, а Эдамастра подсказала мне, как их достичь. Она всегда была нестабильной. Один Мертвый Лес на севере и пустыни на западе и востоке чего стоили… Однажды я ощутил, что сила, такая для меня желанная, расположена прямо подо мной. Подземная огненная река, непобедимая, бесконечная, беспощадная, как сами Боги – и созданная ими, вероятно, для того, чтобы кто-нибудь из разумных рас мог сравниться… или превзойти их. Доказать, что мы, несмотря на свое низкое происхождение, тоже крылаты…

Колени короля народа хайли подогнулись, и он сел, придерживаясь пальцами за острые камни.

– Я подчинил ее себе, но взамен река потребовала пищи, а в пищу ей были пригодны лишь эделе, такие же, как я. Эделе не живут нигде, кроме Эдамастры, и я пообещал принести ей в жертву целый континент – мне он все равно был без надобности. Она пылала от восторга, пожирала город за городом, разжирела, как жиреют виверны в плодородных лесах… но когда она поглотила все, и Эдамастру сожрало море, – его тон сломался, как ломается ветка дерева благодаря охотничьему топору, – она отвернулась от меня. Она дарила мне свое могущество, пока я был ей нужен, пока она опасалась, что я расторгну наш договор. Но теперь мне уже нечего, – он, кажется, снова усмехнулся, – расторгать, и моя родина мертва… как и моя магия.

Он заворочался – шелест одежды и короткий стон, – и осторожно, прикрывая единственной рукой вспоротый живот, выполз под свет факела.

Уильям отшатнулся.

Страдание изуродовало господина Язу, чья насмешка убила многих из объединенной армии эльфов, людей и народа хайли. Внутренности волочились за ним по каменному полу, от левого предплечья остался лишь сиротливый огрызок, как если бы у палача долго не получалось отрубить кость, и он бил по ней, и бил, и бил, пока злосчастная белая дрянь все-таки не треснула. На губах верховного шамана лопались и заново надувались алые пузыри, остатки зубов щерились, подобно челюстям животного, и это впечатление усиливала щека, разорванная так, что лицо нельзя было назвать лицом.

– Спасибо, мальчик, – пробормотал он, прижимаясь носом к решетке. – Ты выслушал меня. Ты выслушал, а они… они никогда не хотели слушать.

Небесно-голубые глаза дрогнули, отразили нежность – и остекленели. Правая рука, обхватившая живот, напоследок приподнялась и бросила юноше маленький серебристый предмет.

Он воткнулся в трещину между камнями, и Уильям безо всяких усилий выдернул его и забрал. Изящный стилет, из тех, что так любят современные девушки, удобный в использовании, а главное – заточенный и зачарованный так, что резал даже гранит, – заблестел в кулаке юноши.

Господин Язу ненавидел своих сородичей, и его предсмертная выходка была призвана еще больше им навредить.

Он был сволочью, честолюбивой сволочью, но король народа хайли шепнул:

– Это тебе спасибо.

Замок поддался легко – так же легко, как сработал безжалостный план верховного шамана Эдамастры. Уильям перехватил его у самого пола, аккуратно поставил на плиты – и, выхватив из железной скобы факел, отправился на поиски выхода.

Удача была с кем угодно, но явно не с ним, и сперва юноша уткнулся в разинутую пасть колодца, оплетенную винтовой лестницей. Она вела на нижние ярусы тюрьмы, предназначенные для преступников, осужденных на бессрочное заключение. Пришлось идти обратно и снова проходить мимо трупа господина Язу, чтобы выйти к дверному проему с выбитой створкой, валявшейся в тени поодаль – видимо, эделе она была бесполезна. Господин Язу без магии выбрался бы разве что в Ад – что он в итоге и совершил, – а пленника никто не боялся. Кстати, интересно, зачем небесным детям пленник? В Шаксе они убили всех, даже благородных, хотя за них заплатили бы хороший выкуп – а Уильяму сохранили жизнь. Чего ради?

Из проема веяло сквозняком, куртка юноши исчезла где-то у поля боя, и он принялся подгонять себя, спасаясь от морозного дуновения. Подошвы сапог, подбитые железом, глухо звякали по ступенькам, хриплое дыхание наводило на мысли о вурдалаках, безобидный стилет мерцал в отсветах огня факела, и Уильям поспешно погасил свою путеводную звезду.

Столкновение было случайным и неловким – эделе вынырнул из арки там, где заканчивалась лестница, и врезался в юношу, с недоумением ойкнув. Больше он не издал ни звука – подаренное господином Язу оружие вонзилось в относительно мягкую плоть в тени его подбородка, и Его Величество бережно усадил убитого на шестую ступеньку, чтобы ни у кого не вызвал подозрения звук падающего тела.

– Поторопись, Аст, – произнес кто-то за аркой. – Господин Кьян…

Уильям сноровисто, но какими-то чужими руками обыскал мертвеца, присвоил себе его тяжелый палаш и револьвер, явно не гномий – гномы работали над оружием куда старательнее, и получалось оно у них более тонким.

– Аст? – насторожились вверху. – Ты там?

– Да, – нарочно грубо отозвался юноша. – Слушай, приятель, тут что-то странное происходит…

Товарищ погибшего эделе выглянул из просторного, ярко освещенного зала. Взмах, серебристый росчерк, и его голова улетела в темноту, а перепачканная стена зашипела и породила облако пара, горячее и пахнущее металлом.

Уильям с усилием подавил рвотный позыв, поднял револьвер и покинул залитый алыми блестящими лужами лестничный пролет.

В зале, где обычно, должно быть, коротали рабочие часы стражники, было так же холодно, как и в тюремных коридорах. Слабое пламя в глубине камина не согревало, а словно бы усиливало впечатление, что здесь царит самый настоящий зимний мороз. У потолка над противоположной камину стеной белыми и голубыми пятнами виднелись колючки инея.

Револьвер бесплодно обшарил окружающий короля мир, не нашел противника, но и не опустился.

Юноша двинулся дальше, оставляя на ковре красные следы. Его покачивало, мертвенная бледность расползалась по хмурому лицу, неоправданно быстро стучало сердце. Болела голова – по-прежнему остро и мучительно.

Различив голоса, он замер у обитых стальными шипами створок, перехватил оружие – рукоять палаша, рукоять револьвера, – пощупал стилет, абы как заткнутый за пояс. Его не учили убивать, это было отвратительно, он брезговал, он кривился, но, кажется, больше не боялся…

– Куда они подевались? – спрашивал первый, низковатый и слегка охрипший, голос. – Я послал их за пленником полчаса назад!