Текст книги "Гвардии майор"

Автор книги: С.Г.Малиновски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

С этими словами он открыл сундук и извлёк из него светское платье. Исаак с интересом наблюдал, как его знакомый преображается из бедного монаха в богатого купца. Этот процесс так увлек его, что следующие слова Андре, прозвучали как гром среди ясного неба:

– Это тебе. Быстро переодевайся.

Прямо в него полетел тяжелый узел. С трудом, поймав его, юноша с недоумением посмотрел на святого отца и, ничего не сказав, занялся делом.

– Отлично, – осмотрев его с ног до головы объявил Андре, – теперь займёмся причёской.

И прежде чем Исаак успел сказать хоть слово, ловко состриг ему пейсы. Исаак только охнул. Живя в монастыре, он завязывал волосы в хвост, но сейчас, когда они были распущены, эти две длинные пряди слишком выделялись и выдавали его происхождение. Пока он осознавал, что произошло, Андре продолжал орудовать ножницами, а потом и бритвой. И вот уже, из зеркала на Исаака смотрит не еврей, а скорее, молодой итальянец.

– Просто великолепно! – весело потер руки Андре, – Сейчас всё уберем, и можно ехать.

– Святой отец, – смущённо пробормотал юноша, наблюдая за тем, как монах запихивает в сундук одежду и бросает в камин срезанные волосы, – а зачем это надо?

– Во-первых, я теперь купец, из Неаполя, а ты мой двоюродный брат, так что можешь называть меня – кузен. Во-вторых, как ты думаешь, мы намного обогнали наёмников? И, в-третьих, они будут искать монаха и еврея, а здесь, как ты видишь, только два итальянца.

– А как же карета и отряд… – начал, было, Исаак.

– Молодец, соображаешь, – согласился Андре, – но, пока ты спал, у нас была остановка. И монах с отрядом, отправился, как и было сказано, в Париж. Вместе с бывшим студентом. А мы направляемся в Аквитанию. С нами только пара слуг, да четверо охранников…

В дверь постучали.

– Да! – отозвался монах.

– Господин, – в приоткрывшуюся щель заглянул мужчина, – завтрак ждёт. Карета готова.

– Уже идём! – бросил в ответ Андре, – Забери вещи и расплатись с хозяином. Ну, что ж, пошли, кузен. О! Чуть не забыл, – он указал на отступившего в сторону мужчину, – это Лоренцо, мой слуга. Я Роберто Бертуччи, а ты – Клеменцио Бертуччи, сын моего дяди. Твоего слугу я покажу тебе внизу.

После плотного завтрака, они покинули гостиницу и направились в сторону южной Франции. Как выяснилось Андре – Роберто (имена Исаак ещё путал, предпочитая называть своего спутника, как тот и просил, кузеном), прихватил и сундук с бумагами, которые временами просматривал. Правда, делал он это, чаще всего, когда Исаак спал. Всё остальное время они беседовали. «Кузен» знал гораздо больше, чем до этого думал Исаак. Он не переставал удивляться и восхищаться этим человеком.

– Как бы я хотел, быть хоть чуть-чуть похожим на вас, святой отец, – сказал он ему во время одной из таких бесед.

– Ты поосторожней с такими словами, – неожиданно хмуро ответил монах, – вдруг станешь. Так что думай хорошенько, что говоришь.

– А я всё время думаю, – честно признался Исаак, – вы столько знаете, умеете, ничего не боитесь…

– Ничего не боится только дурак, просто я боюсь совсем другого. И нечего на меня так смотреть. Рано тебе знать о таких вещах. И вообще, я кому сказал, чтобы ты не называл меня святым отцом?

– Простите, кузен, – смиренно ответил Исаак.

– Ладно, прощаю. Между прочим, о том, чтобы взять тебя в ученики, я уже думал.

– Спасибо! – восторженно выдохнул Исаак, – Я так об этом мечтал! Я готов креститься, – торопливо добавил он, стремясь доказать серьёзность своих намерений.

– Вот это, как раз, и необязательно, – отмахнулся кузен, – разве только для того, чтобы сломать привычное поведение. Вот приедем на место, я посоветуюсь с Магистром, может, что-то и получится. А пока, почитай-ка вот это.

Он протянул Исааку несколько свитков. Это были доносы в святую инквизицию, на Исаака, написанные его профессорами, лучшими друзьями и родственниками. Сердце Исаака замерло, от ужаса у него потемнело в глазах, горло сжалось. В себя его привел кузен, как следует плеснув в лицо водой из фляги. Очнувшись юноша только и смог пролепетать:

– За что? Что я им сделал?

– Для родственников ты конкурент. Твой отец богат, а сын у него один. Зачем им наследник, когда они сами хотят эти деньги получить. А друзьям лучше всего вовремя успеть откреститься от дружбы с евреем. Хотя… Теперь они тобой гордятся. Так что, мой мальчик, подумай и об этом тоже.

Почему-то, после этих слов, Исааку показалось, что говоривший их мужчина, старше его не на пять-семь лет, а на многие десятилетия…

…В тулузском монастыре Исаака ждала, совсем другая, не похожая на прежнюю, жизнь. Монастырь оказался не настолько духовным местом, как он себе представлял. Нет, внешняя сторона соблюдалась неукоснительно. Но была ещё скрытая от чужих глаз жизнь, к которой допускались отнюдь не все живущие в обители.

Через пару месяцев Исаак действительно крестился, приняв библейское имя – Иосиф. А после этого его начали учить.

Учили всему, но особенно – медицине, склонность к которой он по-прежнему проявлял. На этом поприще его ждало много нового и интересного, а самым интересным оказалось то, что всё что он узнал до этого не имело никакого смысла. Если не считать тех знаний, которыми он овладел с помощью отца Андре…

–…Итак, – настоятель разлил по кубкам рубиновое вино, – вам ясна задача?

– Да, господин Магистр, – отец Андре задумчиво кивнул, – мы готовы.

– И запомните, главное – прекратить то сумасшествие, которое вот уже столько лет опустошает Европу, – Магистр хмуро побарабанил пальцами по столу, – Кто мог предположить, что эти мерзавцы так развернутся. Мало нам было диких вампиров, ещё и каменщики^* решили принять в этом участие. Везёт нам только в одном, в этих делах они работают руками людей. Хотя и не знаю кто из них хуже.

– Мы справимся, – уверенно улыбнулся Андре, и, повернувшись к тихо сидевшему ученику, спросил, – Как ты думаешь?

– Конечно, учитель, – Иосиф не смутился, – раз уж мы смогли справиться с дикими и упырями, то уж с человеческой инквизицией справимся.

– Похвальное рвение, – без улыбки отметил Магистр, – главное к этому ваше умение. Брат мой, – теперь он смотрел только на Андре, – постарайтесь остаться живыми и здоровыми. Кроме того, что вы нам необходимы, у вас ещё и ученик. Не забывайте об этом. Вы ему ещё долго будете нужны.

Андре только склонил голову.

– А теперь возьмите бумаги, – Магистр придвинул к нему ларец, – вас ждут. Но будьте очень осторожны. Испания сейчас – огромное осиное гнездо. Каменщики именно там устроили свое логово.

– Это уже точно установлено? – тихо спросил Андре.

– Да. Им, я думаю, очень не понравится твоя деятельность. Террор, страх и неограниченная власть – именно то, чего они добиваются. Кстати, они смогли уничтожить пятерых наших инквизиторов.

Иосиф только нахмурился. Убить истинного инквизитора… Исходя из способностей и подготовки вампиров, получающих это звание… Мощь противника впечатляла. А учитель, почувствовав состояние ученика, ободряюще улыбнулся.

– Мы с Иосифом им не по зубам! – бесшабашно махнул он рукой.

Магистр понимающе вздохнул и продолжил инструктаж. А Иосиф, тем временем, сидя рядом с учителем и слушая разговор, смотрел на солнце медленно скользящее за горизонт, и вспоминал первые дни в монастыре. Его потрясли тогда две совершенно немыслимые вещи.

Во-первых: в монастыре были мыльни. И это тогда, когда чан для мытья служил неопровержимым доказательством сношений с дьяволом. Лучше всего благочестие и приверженность истинной вере доказывалось нотариально заверенными документами, кои свидетельствовали о том, что человек моется не чаще двух раз в году – на Пасху и Рождество. Правда в Кракове, как и во всей Польше, это не являлось обязательным. Поэтому поляки продолжали с удовольствием посещать бани. А на упреки священников шляхтичи отвечали, что они не святые и не претендуют на канонизацию.

А во-вторых, часть келий, где жили вампиры и их будущие ученики, библиотеки и подземные лаборатории, освещались не свечами и факелами, а каким-то, совсем странным способом без дыма, гари и видимого огня. Сперва он был изумлён, но позже, когда уже кое-чему научился, то понял – нет ничего проще чем обычное электричество. Просто в банку с уксусом опускаются два куска металла, остальное дело техники.

К сожалению, это были лишь обрывки знаний, дошедшие до них от первых создателей из глубины веков. Вампиры где могли искали любые сведения о древних знаниях.

Иосиф наконец понял священную тайну Ковчега Завета. Судя по-всему, ковчег представлял собой ничто иное, как конденсатор, который медленно, в процессе нескольких месяцев, накапливал в себе необходимую мощность. А потом священнослужители приводили к Ковчегу того, кого считали нужным покарать или наградить. На преступника надевали влажную одежду или сильно мочили пол на его пути. И ничего не подозревающий бедняга, становился жертвой одного единственного мощного разряда. А потом подходил праведник, и все видели божественную благосклонность, когда человек оставался жив…

…Ночью монастырь покинули два истинных инквизитора. Учитель и ученик…

***

–…Гм, – смущенно кашлянул Иосиф Дитрихович, – кажется, я слегка увлёкся, а уже пора. Пётр Львович, будьте так добры, разбудите Дарью Лаврентьевну…

Даша, вот уже больше часа сидевшая за моей спиной и затаив дыхание слушавшая рассказ, тихо шевельнулась. Гольдбер покосился на нас.

– Замечательно, вы уже не спите. В таком случае, прошу вас. Если после моего рассказа не передумали.

Даша молча встала, поправила волосы, решительно завязала платок.

– Я не передумала, – сухо отозвалась она.

Они попрощались и покинули номер. Когда за ними закрылась дверь, полковник подошёл к окну, проводил их взглядом, озадаченно потер шею и задумчиво заметил:

– Всё-таки, Петя, женщины существа совсем другой породы. Нам их не понять…

ГЛАВА IV

…Наступил ноябрь. Я освоился и окреп настолько, что уже мог находиться на улице достаточно долго, исключая самое светлое время суток. Учитель был доволен, адаптация шла хорошо, несколько быстрее чем обычно, но не настолько, чтобы начать волноваться. Служба тоже продвигалась успешно. Пока я лежал в госпитале полковник перевёл меня в другой полк (вампирский), непосредственно под своё начало. Теперь я для всех исполнял обязанности его личного адъютанта. Кроме этого я иногда ходил в разведку с Кошкой и другими ночными охотниками. В этих вылазках приобретался неоценимый опыт и знания. Временами я сталкивался с солдатами, которых Кошка готовил лично. Он, кстати, совершенно не боялся передавать свой опыт людям. И среди тех, кого он обучал почти не было потерь. Тем временем рейды ночных охотников становились жизненно необходимы для города.

Снабжение Севастополя было поставлено из рук вон плохо. Еда, медикаменты, оружие почти не поступали, и это притом, что с Северной стороны подъезд был практически свободен. Армию кормили местные жители и разведчики, которые тащили из лагеря врага, воистину, всё, что плохо лежало, а Кошка опережал в этом абсолютно всех.

Он ходил в разведку без оружия, если не считать таковым захалявного ножа, как его называл сам матрос. Назывался он так потому, что прятался в халяву – голенище, по-нашему. Как и положено хозяйственной малороссийской душе, Петр Маркович зарабатывал на всём, на чём только мог. А самым дорогим были, конечно, пледы, сигары и коньяк. Посмотреть на возвращающегося из очередной вылазки Кошку сбегались все. Трудно было поверить, что этот хрупкий человек мог нести на себе столько хлама, но хлама абсолютно необходимого для армии: штуцера – три-четыре штуки, в зависимости от удачи, сумки с патронами, инструменты (любые, какие попались под руку), лекарства. Пленные, если он брал таковых, использовались им как носильщики. Всё добытое снаряжение и оружие он честно сдавал интендантам, пленных передавал в штаб, добытым табаком и едой щедро делился с соседями по окопу и жутко обдирал господ офицеров, продавая им предметы роскоши. Капитан Фёдоров, от души забавлялся фокусами ученика и, по-моему, иногда сам поощрял его.

Кроме всего Пётр Маркович выделялся полным презрением к опасности и великолепной смекалкой. Примечательна в этом свете была история с лошадью.

В один прекрасный день выйдя на позиции Кошка обнаружил на нейтральной земле, невесть каким образом попавшую туда лошадь.

– Ты дывы, яка гарна коняка! – восхитился он.

Тем временем французы уже попытались подманить её, но вылезать из окопа и подставлять себя под пулю они, естественно, не стали. Лошадь же продолжала спокойно пастись, не обращая на них никакого внимания. Подозреваю, что она просто не понимала по-французски. Но Кошка, увидав такое дело, рассвирепел.

– Хлопци пальныть мени у слид разив пъять, хай воны думають, що я до ных тикаю, – с такими словами он полез из окопа.

– Куда! Убьют! – попытались остановить его товарищи, но он даже не обернулся.

Солдатам ничего не оставалось, как имитировать стрельбу. Французы, поверив, что это перебежчик, прикрыли его яростным огнём. А неблагодарный Кошка добежал до вожделенной кобылы, вскочил верхом и ускакал к своим.

Вечером после этого подвига я встретил его на первом бастионе.

– Ты куда коня дел? – поинтересовался я.

– Продал, – гордо отозвался он.

– И стоило за червонец под пулю лезть?

– Почему червонец? – обиделся Кошка, – За лошадь из моих рук – все пять дали! – и он лихо подкрутил усы.

Я оценил сумму и спросил:

– И что ж ты с такими деньжищами делать будешь?

– А я их на памятник отдал для Игнатия^*, – Кошка помрачнел, вспомнив погибшего товарища.

– Это правильно, – согласился я, – он того достоин. Кстати, оба великих князя^* пожертвовали на памятник, всего двадцать пять рублей.

– У них грошей нэма, – грустно вздохнул Кошка, – им батька нэ дае…

Я не выдержал и расхохотался. Наш разговор прервала появившаяся между нами Даша, возмущённая и дышащая праведным негодованием:

– Господа! Вы что, не помните какой сегодня день? Мне что больше делать нечего, как за вами по позициям бегать? А ну шагом марш в госпиталь!

– От бисова дивка! – возопил Кошка, – Знайшла, таки! – и мрачно пошёл за ней.

Я посмеиваясь пристроился рядом. Дело, как выяснилось, было в том, что бесстрашный Кошка терпеть не мог переливаний. Всё острое и колющее ассоциировалось у него с холодным оружием, а шприца он боялся просто панически. С процедурами его примиряло только одно – пить кровь он не любил ещё больше. Хотя в давние времена наш брат на поле боя именно так и поступал. Отсюда и пошли страшные сказки о поедании сердец поверженных врагов.

Во время процедуры Кошка был страшно бледен и неестественно молчалив. Даже я, тоже не любивший переливаний, не мог не пожалеть его. Я попытался подбодрить страдальца разговором, но он не отреагировал…

…Седьмое ноября для меня началось неожиданно. Полковник приказал следовать за прибывшим из Петербурга подпоручиком Толстым, причём, не попадаясь ему на глаза. И попросил, чтобы, по-мере возможности, с этим молодым человеком ничего не случилось.

– Граф, всё-таки, – пояснил он мне. – Лично из ставки просили проследить.

Толстой произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Красив, подтянут, силён, храбр. В первый же день посетил все позиции до которых смог добраться, правда, через несколько дней его насильно убрали из города и отправили на тыловые позиции в деревне Эски-Орда^*. Но уже два месяца спустя, я вновь встретил его на улицах Севастополя.

Господин граф, кроме всех выше перечисленных качеств, оказался ещё и талантливым писателем. Прочитав его «Севастопольские рассказы» я перестал любить книги о войне. Слишком жёстко и натуралистично всё было описано, а мне этого и в жизни хватало…

…Конец ноября ознаменовался крупными неприятностями для противника. Ещё двадцать третьего числа ничто не предвещало катастрофы. К вечеру поднялся ветерок и небольшое волнение, а уже через несколько часов невероятной силы шторм разбил о балаклавские скалы почти весь английский флот. Англия в одночасье потеряла большую часть торговых судов. Но это, как выяснилось, было не всё. В Британии разразился серьёзный кризис. Дело в том, что страховая кампания Ллойда впервые за двести лет своего существования не смогла выплатить страховки за погибшие корабли. Слишком их было много. Противник лишился продовольствия, боеприпасов, оружия, тёплых вещей и палаток. А через некоторое время выяснилось, что вместе с пароходом «Принц» утонуло годовое жалование союзных войск, в золоте. Так что теперь англичанам победа была нужна как воздух. Но мы совершенно не собирались входить в их положение.

Слухи о затонувшем золоте взбудоражили всех.

– От бы пырнуты, та пошукать, – размечтался Кошка, услышав новость.

– Вам для этого придется жабры отрастить, – охладил его пыл капитан Фёдоров, – глубина там не шуточная – сто двадцать метров.

– Та невжеж не допырну? – уперся Кошка.

– Допырнуть-то допырнёте, батенька, – объяснил ему учитель, – да ведь его ещё найти надо. Опять же, корпус вскрывать, а он стальной. А потом по всему кораблю шарить. Нет, без жабр тут не обойтись.

Кошка замолк. По его лицу было видно, что на жабры он не согласен.

– Кстати, Пётр Маркович, – продолжил тем временем капитан, – что это за попытки забыть о процедурах? Если не нравится шприц, то милости прошу, смокчите кровь из горлышка. Только заметьте, для нормального существования, таким образом, вам понадобится полведра в день. Где наберётесь?

– Та я ж не вупыр! – возмутился Кошка.

– А раз не упырь, так и ведите себя, как цивилизованный человек. Шагом марш в госпиталь!

– Та я ж был там, тыждень тому!

– А вчерашняя вылазка! Думаете, раз до землянки всё затянулось, так я о ранении не узнаю!

Кошка вздохнул, посмотрел с укором на учителя и грустно поковылял к госпиталю.

– А вы молодой человек, прекратите смеяться! – приказал мне капитан, – Вам ваш учитель что приказал? Вы где должны быть?

И я отправился следом за Кошкой. Сегодня в госпитале Гольдбер должен был читать нам лекцию по физиологии и гигиене вампиров. Пока я добирался до места, Кошка уже освободился. Порозовевший и довольный он ждал меня, приходя в себя после страшной процедуры.

– От мой капитан зверь, – доверительно сообщил он мне, – ну ничего от него не скроешь.

– Господа, прошу ко мне, – Иосиф Дитрихович нарушил наше уединение.

Мы прошли в его палатку. Там уже сидела Даша, сосредоточено читая какую-то книгу.

– Садитесь, начнем, – Гольдбер строго смотрел на нас, – времени у меня мало, поэтому не отвлекаемся…

…В общих чертах, всё, что он рассказывал, я уже слышал от полковника. Но Иосиф Дитрихович, как врач, объяснял более подробно, приводя примеры и тщательно их разбирая и анализируя.

– Значит, – заметила Даша, когда он предложил задавать вопросы, – не все легенды являются бессмыслицей?

– Естественно, – Гольдбер улыбнулся, – даже самые глупые легенды и суеверия несут частицу правды.

– Например? – поинтересовался я.

– О, самый простой! – он поморщился от воспоминаний, – В моё время считалось, что защититься от вампира, кроме креста и святой воды, можно с помощью сильных запахов и нечистот. Особо пугливые не только рисовали вокруг своей кровати пентаграммы и кабалистические знаки своими фекалиями, они ещё мазали ими шею и другие части тела. А некоторые, даже брали их в рот…

Даша слегка побледнела, её явственно передернуло. Я тоже ощутил тошноту. Кошка же, сморщив острый нос, уточнил:

– Так що, воны дэрьмо у рот бралы? Тю на них! Цэ ж ще допэтрыты трэба!

– Вот! – нравоучительно заметил Иосиф Дитрихович, – Выходит в средние века люди знали, что мы существа брезгливые и чистоплотные. Мне иногда кажется, что и запрет на бани был введён, чтобы лишить нас крови. Они хорошо понимали, что наш брат от грязи, ну, если и не дохнет, то болеет. И, следовательно, пить кровь из такого смердящего источника, ни один уважающий себя вампир не будет. Ваша реакция, это подтверждает. Но, – он многозначительно поднял палец, – эти несчастные не знали, что охотились на них не цивилизованные вампиры, а дикие особи, не прошедшие обучения и растерявшие все знания. Ну, и упырей нельзя сбрасывать со счета, а против них не поможет и ванна испражнений. Дикий их просто стряхнет, а упырь не заметит…

Он не успел закончить. Полог палатки отдернули, и фельдшер сообщил, что привезли новых раненых.

– Всё, господа, – вставая, сказал Иосиф Дитрихович, – на сегодня закончим. Дашенька, пойдёмте. Кузьма Ильич, сортировка уже началась? – спросил он, выходя из палатки.

– Конечно, господин доктор, счас всех обработаем, а там и за дело можно. Операционные готовы. Да и подводы за ранеными подошли, ждут.

– Вот ведь голова, – с лёгким удивлением заявил Кошка, восторженно глядя вслед Гольдберу, – и не скажешь, что вампир.

– А сам-то, – ехидно поддразнил я.

Кошка скромно потупился. Выйдя из палатки, мы увидели, как разгружают раненых, и, не сговариваясь, отправились помогать. Слишком много было тяжелых, и слишком мало санитаров. Нашу помощь приняли с безмолвной благодарностью. И это было гораздо более ценно, чем неискренние речи высших чинов.

Освободившись, мы разошлись каждый по своим делам, Кошка заторопился на рандеву с противником, а я отправился к учителю – его мысленный зов звучал с четвёртого бастиона. Благо, госпиталь Гольдбера располагался неподалеку. Как выяснилось, нужна была срочная помощь в восстановлении редутов. Эдуард Николаевич мобилизовывал всех, кого мог, чтобы по ночам устранять ущерб, причиненный бомбардировками. Измотанные боями раненные полуголодные солдаты и местные жители беспрекословно подчинялись его требованиям. Они прекрасно понимали, что каждое новое укрепление – это их жизнь. Но встречались и такие, кто не желал признавать правоту Тотлебена. Этим грешили, в основном, офицеры. Особенно те, кто не имел систематического образования, а чин получил за выслугу лет, пройдя легкий экзамен^*. Они ни в какую не желали понимать доводов Тотлебена.

Вот и сейчас, укладывая в штабеля мешки с песком, я слушал возмущенные крики какого-то майора, который требовал немедленно прекратить ночные работы.

– Вполне достаточно одной линии окопов! – разорялся этот умник, не понимая, что именно такая, глубоко эшелонированная оборона помогает нам удерживать позиции и не замечая мрачных взглядов, которыми на него смотрели солдаты, таскавшие камни. – К чему эти ваши изыски, господин инженер-полковник?! Вы не понимаете, как все устали?! Если вы не хотите прислушаться к моим словам, я буду жаловаться!

– Жалуйтесь! – не гладя на него, отозвался Тотлебен, – Хоть государю императору, хоть господу богу, хоть чёрту на худой конец! А сейчас, покиньте немедленно позиции!

Майор задохнулся от возмущения, а Магистр уже шагал вдоль укреплений, указывая, где требуется ремонт.

– Здесь, господа, надо проложить ещё несколько окопов, – сказал он, не оборачиваясь, прекрасно зная, что инженеры, идущие следом, сделают необходимые пометки, – в этом месте нам ландшафт помогает. Смотрите, какая удобная ложбинка. А вот тут, начинайте строительство передового редута.

Он зашагал дальше. Следом заторопились сопровождавшие его офицеры с бумагами и факелами.

– И как он всё в темноте рассмотреть может? – прошептал один из них.

– Да он здесь каждый камень знает, – отозвался его товарищ.

А Тотлебен явственно подумал, что если бы ему под нос не совали факел, то видел бы он всё гораздо лучше. Уловив его мысли, я ухмыльнулся и продолжил работу.

Выпрямляясь после очередного мешка, я окинул взглядом ночные горы. Вдалеке горели костры противника, сзади, освещённый редкими огнями и затихающими пожарами, затаился осажденный город. А там, впереди на ничейной земле, тихо передвигались невидимые никому, кроме вампиров, лёгкие тени. Это жители Севастополя: дети, женщины, старики, собирали ядра и пули, чтобы у нас завтра были боеприпасы. Надо сказать, горожане частенько совершали такие вылазки и днём, не взирая на бомбардировки. Только благодаря этим вылазкам, на батареях появлялись ядра для пушек и пули для винтовок.

Как ни прискорбно это признавать, но снабжение города практически отсутствовало. Наладить регулярные поставки никак не удавалось. Сколько так будет продолжаться, и как долго мы выдержим в таких условиях никто не знал.

Казалось, мы были обречены, но, несмотря на это, город продолжал сражаться, отбирая у врага даже призрачную надежду на быструю победу. Более того, раненые получали регулярную и квалифицированную помощь. Операции с наркозом, которые ввёл Пирогов, проходили блестяще и позволяли возвращать в строй до девяноста процентов бойцов. Кроме этого, Николай Иванович умудрился снабдить каждого солдата перевязочными средствами. Как он сумел этого добиться – не знаю, но факт был на лицо. Более того, он организовал санитарные транспорты, которые собирали и перевозили раненых, а также развозили по окопам пакеты для перевязок. Люди сперва не понимали зачем это надо, но быстро уяснили, что такой набор гораздо удобней, чем рвать на бинты собственную рубашку. Так же был организован целый корпус сестёр милосердия, которые не покладая рук трудились в госпиталях и на фронте.

Иосиф Дитрихович недавно жаловался полковнику, что Даша почти не спит. Теперь она проявляла в помощи раненным и Пирогову особое усердие, хотя, выходить днём ей было ещё нельзя…

…Вчера в Севастополь прибыла новая партия оружия. Все несказанно обрадовались, но радость была недолгой, ружья оказались никуда негодными. Это было немыслимое старьё, у которого, кроме всего прочего, отсутствовал боёк.

Полковник, увидев такое дело, рассвирепел. С его губ сорвалась жуткая нецензурная брань, и в голову интенданта полетело сломанное пополам ружьё. Интендант насилу увернулся, и прыгнув в окоп, откуда-то снизу закричал:

– Это не я-с! Господин полковник! Мне, что присылают, то-с я и везу! Это поставки-с, господина Шлимана^*!

Полковник взбесился ещё больше. Он как тигр прыгнул в окоп, и за шиворот выволок оттуда съёжившегося интенданта.

– Чтобы я фамилию этого поганого археолога-самоучки больше не слышал! А вы, ещё раз примете от него хоть какой-то груз, пойдёте брать французские позиции, в одиночку, и с этими ружьями!

– Да как я могу! Это ведь ставка присылает! – прохрипел полузадушенный интендант.

Полковник нехотя разжал руку, его жертва осела на землю, хватая воздух ртом, как рыба, только что вытащенная из воды.

– Чёрте что! – в сердцах буркнул полковник, уже не обращая внимания на интенданта, – Сволочи! Раздают возами награды, а о том, что людям есть нечего и воевать нечем, никто не думает! Надо срочно в Петербург ехать, если только сам царь-батюшка к этому руку не приложил! Вот уж дал бог государя!

– Как государь? – изумился я.

– А вот так! И он взятки берёт! Все зависит от того, кто даёт и сколько. Мало у России было государей, кто хоть клочок земли русской не продал. Причем, умудряются стратегически важные земли продавать, которые жизненно необходимы. Сначала продают, потом солдаты наши их обратно отбирают. Ладно, надо идти к Магистру, дело-то ведь нешуточное.

Тотлебен внимательно выслушал доклад и спросил:

– А чего вы, батенька мой, ожидали? Крым, у большинства царей наших, как кость поперёк горла. Только Пётр, да Екатерина понимали важность места сего. Все же остальные в нём только обузу видят. Не волнуйтесь, я сегодня же отправлю письмо на высочайшее имя. Ну, и ещё кое-кому. Мне есть, что им написать. Но на положительный результат не надейтесь. Кто надо за эти чудеса деньги уже получил.

– Главное, чтобы это больше не повторялось, – буркнул полковник.

– Я бы на это не надеялся, никому мы здесь не нужны. Особенно, после того, как отказались принять государя в наши ряды. Он ведь не успокоится никак, всё брату завидует.

– Так брат у него совсем другой человек! – вскинулся полковник, – И совесть имеет!

– Именно, – согласился Тотлебен, – жаль, что молится до сих пор.

– А что ему ещё делать, – вздохнул полковник, присаживаясь, – уж больно фигура заметная. Ему ещё, сколько лет надо прятаться, пока все, кто его знал, не представятся, – и добавил, – может я таки съезжу?

– Не надо, – отозвался Тотлебен, – Гроссмейстер сумеет объяснить нашим «друзьям», как они неправы. Кстати, как у вас дела молодой человек, – повернулся он ко мне.

Я несколько растерялся.

– Ладно, можете не отвечать. Сам вижу. И учитель вас хвалит. Да вы присаживайтесь. Время сейчас, как раз, имеется.

Я зря опасался. Разговор шёл легко и свободно. Тотлебен был весьма тактичен, в щекотливые подробности не вдавался. Но, совершенно непринуждённо, узнал от меня всё, что хотел. В общем, рассказал я ему даже то, о чём не собирался. В тот момент когда я подумал, что болтаю много лишнего и отнимаю зря его время, Эдуард Николаевич заметил:

– Я же сказал, что в данный момент я свободен. И на счёт разговора не бойтесь, даже без него я бы всё узнал. Очень уж вы отчетливо думаете. Да не волнуйтесь вы так, все мы были молодыми.

После этого я осмелел.

– Эдуард Николаевич, скажите, пожалуйста, зачем нужна эта война, если в ставке ею не интересуются?

– Да как вам сказать, молодой человек. Ну, во-первых: единственное море, которое не может контролировать Англия – Чёрное. Об Азове я не говорю, это обычная лужа. Чтобы сюда попасть нужно стравить нас с турками, что очень ослабит обоих. Иначе нельзя. Ведь мы сидим точно в центре. Обратите внимание, Севастополь – это центр Чёрного моря. А турки сидят на проливах. Это сейчас они так сговорчивы. После Чесмы^* и Калиакры^*. А когда-то англичан к проливам на пушечный выстрел не подпускали. Вот и получается, что, победив турок, Суворов открыл путь европейцам в наше море. А это такие обжоры – им палец покажи, а они уже руку по плечо оттяпали. Теперь им Чёрное море целиком нужно. Уж больно кусочек лакомый. А оно ведь не зря в старину Русским называлось. Ещё до турок, между прочим. Во-вторых: деньги, Пётр Львович, очень большие деньги. Даже не тыщи, а мильёны. Единственная страна в мире была, наша – которая в долг у Ротшильдов не брала и богатств их не пополняла. А теперь вот, берём. И уже этого достаточно для них, чтобы войну продлевать. Теперь каждый наш выстрел, им в копилку рублём ложится. Ну, а в-третьих, появилось совсем недавно. Пароход «Принц» помните?

– Это который в Балаклаве утонул? – уточнил я.

– Именно. На нём, говорят, вся войсковая казна была. Так что, пока они их не достанут или не отвоюют, будут убивать и своих и чужих. Так-то Петя, войны просто так не начинаются и не кончаются. У каждой войны своя цель есть. И выиграна война только тогда, когда её цели достигнуты.

И вот теперь, ответив на мой вопрос, Тотлебен предложил нам испить кофею и перекусить. Ушли от него мы уже под утро. Голова у меня гудела от впечатлений и информации.