Текст книги "Мой наследник (СИ)"

Автор книги: SeverinVioletta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Я не знал, что на кладбище может так ярко светить солнце. Мне никогда не приходило в голову, что трава будет такой изумрудно-зеленой, а облака – пушистыми и белоснежными. Не может быть мир таким прекрасным , когда ее больше нет! Моя мама не могла уйти, не могла умереть! Как это возможно?! Как возможно, что не будет больше ее смеха, звонкого голоса, рыжих мягких волос, легких шагов в коридоре, нежных рук, будящих меня по утрам? Не будет тихих вечеров, когда она, склонившись над вязанием, слушала рассказ отчима или мои восторги после победы в квиддич. Она не будет петь колыбельную, склонившись над кроваткой сестры, ту самую маггловскую колыбельную, которую пела и мне, когда я был совсем маленьким. И от которой и сейчас у меня слипались глаза. Почему все эти люди, огромной толпой собравшиеся на кладбище, живы, а ее больше нет?

Мне кажется – надо немного потерпеть, подождать, пока утихнет эта тоскливая музыка, закончатся речи и все вернутся домой, а там все будет по-прежнему: мама выйдет из кухни и спросит, где мы так долго пропадали, ведь она волнуется.

Я зажмуриваю глаза и изо всех сил прошу, даже не знаю, кого, только бы так и было! Но все равно знаю, что ее не вернешь, что в этом белом, похожем на дорогую шкатулку гробу лежит то, что от нее осталось.

Еще вчера она вышла из дома, весело помахала нам рукой и аппарировала в Лондон. А потом вечером пришла тетя Молли и сказала, что ее больше нет. Разве волшебница может просто погибнуть под колесами маггловской машины? Разве такое возможно? Я сначала не понял, что тетя Молли имеет в виду, почему так судорожно прижимает меня к себе. Как это больше нет мамы?! Ведь на столе стоит кекс, который она испекла утром, у зеркала лежит расческа с ярким рыжим волосом между зубцами, а в ванной пахнет ее шампунем.

И только на кладбище я наконец понимаю, что ее не вернуть.

“Я совсем один”, – проносится у меня в голове, и в ту же секунду, как бы в ответ на мои мысли, на мое плечо ложится тяжелая рука. Я, как будто очнувшись ото сна, поднимаю голову и встречаюсь взглядом с черными глазами отчима. Он смотрит на меня долгим, совершенно непроницаемым взглядом, и я вдруг различаю невыносимую боль, затаенную в глубине его глаз. Ту же боль, что терзает и меня. Я невольно делаю полшага назад и поплотнее прижимаюсь к нему спиной; от него исходит тепло, он чуть сжимает мое плечо, и я наконец чувствую, как боль вытекает из моих глаз вместе со слезами. Я чувствую, как к моему локтю прижимается голова сестры. О Мерлин, она же такая маленькая. Ей только шесть лет! Я обнимаю ее и чувствую, как она дрожит.

– Гарри, – шепчет она чуть слышно. – Гарри, как мы будем без мамы?

Я не знаю, что ей ответить, только сильнее обнимаю ее, а сам невольно плотнее прижимаюсь к стоящему позади меня отчиму. Мне кажется, если я оторвусь, меня унесет ветер – туда, где будут только холод и боль.

Оказывается, у этого ветра есть имя, и его зовут Джеймс Поттер; он мой отец. Как только печальная церемония подходит к концу и люди начинают потихоньку расходиться, он решительно подходит к нам и, не говоря ни слова, хватает меня за руку и практически тащит за собой. Его алая мантия аврора развевается по ветру. Вообще на кладбище много авроров в парадной форме, ведь мама работала там до рождения Эйлин, но мне все равно больно смотреть на это неуместное великолепие, быть может, поэтому я оборачиваюсь и смотрю на высокую черную фигуру с маленькой рыжеволосой девочкой на руках. В ту же минуту они исчезают: отчим аппарирует домой. Без меня. Я чувствую холод и сильнее сжимаю руку отца.

– Пойдем, малыш, тебе надо развлечься, ты теперь всегда будешь со мной, вот увидишь, как нам будет весело.

Отец говорит всю эту чушь каким-то неестественным голосом. О каком веселье идет речь? Я удивленно поднимаю на него глаза и всматриваюсь в лицо. О Мерлин, он пытается улыбаться и подмигивает мне. Наверное, он хочет меня успокоить, но к моему горлу поднимается волна тошноты. Когда он склоняется ко мне совсем близко, чтобы прошептать очередную шутку, я явственно ощущаю исходящий от него запах виски. Все понятно, он опять навеселе. Раньше это меня никогда не смущало. Он всегда был такой – после двух-трех бокалов, но сегодня мне тошно от его напускного веселья. Отец, как всегда, ничего не понимает и продолжает что-то нести про квиддич, новую метлу и отличную жизнь. Походя отвешивает какую-то ядовитую остроту в адрес отчима и уверяет, что больше ему до меня не добраться, так что: да здравствует свобода!

– А Эйлин я тоже не увижу? – только успеваю спросить я.

Мой вопрос ставит отца в тупик. Он невольно останавливается и поправляет очки.

– Ну, если захочешь… Но зачем тебе эта малявка? Ты же взрослый парень! Тебе почти пятнадцать!

– Мне почти тринадцать.

– Да? Ну все равно. Пойми, тебе не о чем будет с ней говорить, и потом – она дочь Снейпа! Ну что у тебя с ней общего?

– Она моя сестра! У нас общая мама. Была…

От мысли, что мамы больше нет и дома у меня, похоже, тоже нет, а сестру я не увижу еще очень долго, слезы невольно подступают к моим глазам. Я не хочу, чтобы он их видел. “Ведь он никогда не видел меня плачущим, – проносится у меня в голове, – он никогда не вытирал мой сопливый нос, это сомнительное удовольствие доставалось суровому отчиму”.

К отцу я приходил по праздникам в, так сказать, подарочной упаковке. Он всегда был веселым и бесшабашным, часто подвыпившим, но никогда не пьяным. В компании с ним и крестным я проводил очень веселые уик-энды. Отца я воспринимал своим ровесником, бесшабашным приятелем, с которым можно было устраивать сомнительные авантюры. Но праздники быстро заканчивались, и меня вновь сдавали на воспитание Снейпу. Когда я был поменьше, я даже мечтал жить с отцом и Сириусом: без правил и нотаций, без уроков и уборки комнаты, вечные каникулы, вот это была бы жизнь! Я даже пару раз сказал об этом отчиму после очередного наказания. Но тогда мои слова, казалось, не произвели на него никакого впечатления.

Похоже, сегодня мои мечты сбываются, вот только никакой радости я не испытываю. Мне уже не семь лет, и я понимаю, что жизнь – не сплошной праздник, и так получилось, что строгий, даже суровый отчим, которому не раз приходилось укладывать меня на колени и шлепать за шалости, для меня все равно гораздо ближе, чем веселый, бесшабашный отец. Джеймсу Поттеру навсегда останется шестнадцать лет, как говорила когда-то мама. Он никогда не повзрослеет.

Они развелись, когда мне было два года. Наверное, мама поняла, что не справится с двумя детьми, один из которых ее муж. Я не помню, как мы жили вместе. Когда мне исполнилось три, мама вышла замуж за Снейпа, так что мои первые четкие воспоминания сформировались уже с его присутствием в нашей жизни. Они все ровесники: и мама, и отец, и отчим, но самым старшим из них мне всегда казался Снейп. Лишь много позже я с удивлением узнал, что отец старше его на три месяца.

Пока я предаюсь невеселым раздумьям, мы успеваем выйти за ограду кладбища, где нас догоняет Сириус, тоже облаченный в форму аврора.

– Привет, Гарри! – таким же неестественно бодрым голосом, как и отец, произносит он. – Не грусти, малыш. Не расстраивайся. Очень жаль Лили, но жизнь продолжается. Держись, – он взъерошивает мои волосы.

– Джеймс, – обращается он к отцу. – Ты домой аппарируешь или к Снейпу?

– На фига мне к Снейпу? – озадаченно спрашивает тот.

– Ну как же, вещи Гарри надо собрать, учебники там, мало ли. Лучше побыстрее с этим покончить, а потом домой.

– Ты прав, Бродяга, мне как-то в голову не пришло. Ну что, сынок, переживешь еще одну встречу с отчимом? Быстренько соберешь вещи, и на свободу. Идет?

– Да, папа, – я стараюсь не выдать волнения. О Мерлин, я хоть ненадолго вернусь домой и смогу попрощаться с Эйлин, ну и с отчимом тоже. При мысли о Снейпе у меня сжимается сердце, я вспоминаю боль в его глазах и понимаю, что мой отец с крестным – последние люди на Земле, которых он сейчас хотел бы видеть. Но желание оказаться дома пересиливает мои сомнения. В конце концов, отец же в своем уме, не станет же он затевать ссору с человеком, только что похоронившим любимую жену.

Отец крепко прижимает меня к себе, и я чувствую, как что-то обрывается у меня внутри. Через мгновение мы оказываемся возле крыльца нашего дома. Я, едва одолев тошноту после аппарации, отрываюсь от отца и взбегаю на крыльцо. Меня на миг посещает безумная надежда: а вдруг сейчас действительно из кухни выйдет мама? Но чудес не бывает, даже в волшебном мире.

Я влетаю в гостиную и застываю на пороге. В глубоком кресле у окна сидит отчим, на его руках спит Эйлин, ее личико не просохло от слез, глаза Снейпа тоже подозрительно блестят, впрочем, в этом я не уверен, я ведь никогда не видел его слез. Он как-то странно смотрит, и мне кажется, что он рад меня видеть, но я не успеваю понять, так ли это: из-за моей спины выходят отец и Сириус.

– Мы за вещами Гарри, Снейп, – отрывисто бросает отец, не позаботившись приглушить голос. – Гарри, иди собирайся!

Я делаю шаг к двери и вдруг понимаю, что не хочу жить с отцом, не хочу покидать этот дом. Совсем не хочу! Это же мой дом! И если я сейчас соберу вещи, я потеряю последнюю возможность жить так, как я привык, так, как должен. Да, без мамы все будет не так, будет больно и тяжело, но я смогу хотя бы оплакать ее вместе с теми, кому она была так же дорога, как и мне. И потом, я нужен Эйлин, она же такая маленькая, а Снейп все время занят. Он председатель Гильдии зельеваров и постоянно пропадает в лаборатории, занимаясь разработкой новых зелий. Он не сможет быть все время рядом с Эйлин. Я не могу ее бросить.

Эта мысль придает мне мужества, я решительно возвращаюсь от двери и подхожу вплотную к креслу отчима.

– Сэр, я могу с вами поговорить наедине? Пожалуйста! – он смотрит на меня своим непроницаемым взглядом, затем слегка кивает.

– Жди меня в кабинете, я только уложу Эйлин, – он поднимается и уносит ее в спальню.

– Зачем тебе с ним говорить, Гарри? – голос отца звучит неожиданно; я как-то не подумал, что он стоит в двух шагах от меня. – Что ты хочешь ему такое сказать, сынок? Он тебе теперь никто, не трать зря время, иди собирайся! Может, тебе помочь?

– Нет, папа. Я справлюсь. Ждите меня здесь или во дворе. Я скоро, – я стремительно поворачиваюсь и бегу из гостиной. К счастью, отец не очень хорошо знает дом, и я могу беспрепятственно отправиться прямиком в кабинет отчима.

Закрыв за собой дверь, я наконец перевожу дыхание. Джеймс Поттер не сможет сюда войти, охранные чары отчима ему не по зубам, это уж точно. Сюда могут войти лишь те, кого он хочет видеть, а отца нет в этом списке. По правде говоря, я не очень люблю эту комнату.

Именно здесь, подальше от маминых ушей, отчим проводил со мной воспитательную работу. Хотя, если честно, без дела он меня никогда не наказывал и не придирался по пустякам. Это было всегда справедливо. И шлепал он меня только за очень серьезные проступки, в основном же ограничивался словесным внушением или ставил меня в угол, от чего мне тоже было очень стыдно.

Я останавливаюсь посреди кабинета и мучительно соображаю, что мне сказать отчиму? Как уговорить его оставить меня дома? Нужен ли я ему? Эта мысль внезапно поражает меня. Может быть он только рад избавиться от обузы? Нет, не может быть! Мои сомнения прерывает скрип открывающейся двери. Отчим входит, пересекает кабинет и останавливается напротив меня, прислонившись к письменному столу.

– Я слушаю тебя, Гарри, – спокойно произносит он. – Что ты хотел мне сказать?

Я медленно выдыхаю и практически шепчу, не отрывая глаз от пола:

– Сэр, я хотел спросить, можно я, можно мне… – о Мерлин, как же это страшно произнести! – Можно мне остаться жить с вами?

Я наконец произношу это, но никак не решаюсь поднять на него глаза. А он молчит, и тут меня просто прорывает, терять-то уже все равно нечего.

– Сэр, пожалуйста, я не буду вам мешать, я буду во всем слушаться, правда! Я хочу остаться дома, с вами и Эйлин! Я постараюсь хорошо себя вести и учиться буду хорошо.

Усилием воли я стараюсь прогнать подступающие к глазам слезы.

– Пап, ну пожалуйста!

Я решаюсь, наконец, поднять на него глаза и вижу, как слезы катятся по его щекам; от этого невероятного зрелища я совершенно теряю голову, делаю шаг к нему навстречу и беспомощно оседаю у его ног, прижимаюсь лицом к коленям и плачу навзрыд, намертво вцепившись в его мантию. В ту же минуту горячие руки обнимают меня; отчим садится возле меня на пол и судорожно прижимает меня к груди.

От его крепких объятий у меня перехватывает дыхание, я стараюсь как можно глубже зарыться лицом в его мантию и чувствую, как он целует мою взлохмаченную голову.

– Гарри, малыш. Мальчик мой родной, – шепчет он в мою макушку. – Сыночек мой.

Я продолжаю рыдать, но слезы несут с собой облегчение. Он не пытается их остановить, позволяет выплакать мою боль, мой страх. И мне не стыдно, что я, такой взрослый, реву как младенец, вытирая сопли о мантию отчима. Ему можно видеть меня таким: пожалуй, после ухода мамы только ему и можно.

Вскоре я успокаиваюсь и могу оторваться от его основательно промокшей мантии, он серьезно смотрит на меня, и я наконец могу спросить.

– Пап, зачем ты ему позволил увести меня?!

– Малыш,– он как-то виновато смотрит мне в глаза,– прости, но мне казалось, что ты сам этого хотел. Как я мог заставить тебя остаться со мной? Ведь ты говорил, что хочешь жить с отцом.

– Но ведь я тогда был совсем маленьким! Просто дулся на тебя и захотел сказать какую-нибудь гадость, – я всматриваюсь в его лицо и наконец решаюсь: – Я люблю тебя, папочка, очень люблю. Я никогда не хотел жить где-нибудь без тебя и без мамы. Я не хочу потерять еще и тебя! Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой! Я правда постараюсь хорошо себя вести.

Мои глаза вновь наполняются слезами, и Снейп касается указательным пальцем моих губ, заставляя замолчать.

– Запомни, малыш, я никому тебя не отдам, если ты сам не захочешь уйти. И буду любить тебя всегда, как бы ты себя не вел. Ты и Эйлин – самое дорогое, что у меня есть, единственный смысл моей жизни. И, разумеется, ты будешь жить дома, со мной и с Эйлин, и это не обсуждается.

– Но я не знаю, как об этом сказать папе Джеймсу! Он, наверное, обидится на меня и не разрешит остаться с тобой.

На эти слова отчим как-то криво усмехается, встает с пола и легко поднимает меня на руки, а я совсем не сопротивляюсь, хотя давно вышел из того возраста, когда он носил меня на руках. И даже когда он садится в кресло и усаживает меня себе на колени, у меня нет никаких возражений, я слишком устал, слишком подавлен, так что благодарно утыкаюсь в его плечо и вздыхаю.

– Джеймс Поттер не может тебе запретить жить со мной. Я твой опекун, Гарри, и я собираюсь им оставаться до твоего совершеннолетия. Он может подать в суд, но я сомневаюсь, что он пойдет на это. В любом случае, у тебя будет право на выбор. А до этого времени решать буду я. Так что успокойся, малыш, тебе не надо никому ничего объяснять, ты пойдешь в свою комнату, а я растолкую твоим родственникам, что не намерен тебя отпускать.

– Нет, я должен все сам объяснить! Он же подумает, что ты удерживаешь меня силой! Он не поверит, что я сам решил жить дома. – Тут меня посещает еще одна мысль, от которой я краснею от стыда. – Пап, прости, но Джеймс уверен, что я боюсь и ненавижу тебя. Только не подумай, я не жаловался, ну, в последнее время точно нет, просто старался не говорить о тебе. И еще, он не знает, что я называю тебя отцом.

Я смущенно смотрю в лицо отчима и не вижу ни удивления, ни гнева.

– Прости, я не должен был позволять ему так думать…

– Ты ни в чем не виноват, сынок, поверь мне. Джеймс Поттер все равно бы тебя не послушал. Хотя… Он что, правда считает, что ты называешь меня “сэр” или “лорд Снейп” с трехлетнего возраста? Чудак. Если твоему отцу легче жить, думая, что тебя воспитывает монстр, то на здоровье, меня это не задевает. Гораздо важнее твое мнение. А как ты ко мне обращаешься в нашем доме, касается только нас.

– Ты знаешь, мама почти так же мне все объяснила, когда я был совсем маленьким. Ведь сознательно я стал называть тебя папой раньше, чем его, вначале я его почти не знал. А потом он появился, такой веселый и шумный, с ним можно было играть, он никогда не ругал меня. Он мне понравился, и мама мне объяснила, что он тоже папа, только для праздника, а то, что у меня есть другой, то есть ты, ему лучше не говорить, ведь он может обидеться.

– Твоя мама была очень мудрой женщиной, – тихо проговорил отчим.– Конечно, тебе было весело с Джеймсом, я никогда не был таким легким человеком, как он. А с тобой, наверное, был иногда слишком строг, малыш, но я все равно любил тебя, даже когда был вынужден наказывать.

– Ну что ты, пап, я разве не понимаю? Я же был с тобой не по праздникам, а постоянно. И характер у меня далеко не сахар, а если вспомнить все мои проделки в детстве, то вообще вряд ли я бы остался целым и невредимым, если бы ты не был всегда начеку и не пресекал мои безобразия. Так что получал я всегда за дело и всерьез никогда на тебя не обижался. Я знал, что ты меня любишь. И потом, я же хочу жить с тобой, а не с веселым Джеймсом, это ведь что-то означает, правда?

Я вновь прижимаюсь к его плечу и вдыхаю запах сухих трав, навсегда пропитавший зельеварскую мантию.

– Я и не заметил, как ты повзрослел, мой малыш, – задумчиво произносит Снейп и тут же, как будто очнувшись, продолжает: – Гарри, давай поступим так: сегодня ты не будешь ничего объяснять Поттеру. Пойми, ты слишком устал, а он не будет щадить твоих чувств. Я не хочу, чтобы ты испытал боль от его слов. А когда ты чуть-чуть придешь в себя, а он привыкнет к мысли, что я тебя не отдам, тогда и поговорите. Согласен?

Искушение переложить все проблемы на отчима велико, но я почти уверен, что Джеймс закатит скандал, а ведь отдых нужен не только мне, Снейп тоже на пределе. И, поразмыслив, я предлагаю:

– Пап, давай я выйду сегодня ненадолго, только скажу, что сам хочу остаться, и все. А позже ему подробно все объясню. Я не хочу, чтобы он орал на тебя! Ты тоже устал.

Снейп ерошит мне волосы и ссаживает на пол.

– Ладно, герой, только на пару слов, хорошо? И постарайся не расстраиваться, что бы он не наплел.

Мы идем в гостиную, и у самой двери отчим ободряюще похлопывает меня по плечу.

Судя по виду отца и крестного, они отнюдь не скучали в мое отсутствие: я застаю их сидящими в креслах у журнального столика, на котором стоят полупустая бутылка коньяка и блюдо с черным шоколадом, а в руках они держат наполненные бокалы. При виде меня отец салютует мне, но обращается сначала к отчиму.

– Твой домовик более радушный хозяин, чем ты, Снейп. Гарри, ты уже собрался? Где твои вещи?

– Папа, выслушай меня, пожалуйста!– мой голос слегка дрожит, но я быстро успокаиваюсь. – Я не поеду с тобой. Я останусь жить дома. Так будет лучше, поверь. Если захочешь, я буду приезжать к тебе, как раньше.

Я не успеваю глазом моргнуть, как Джеймс стремительно срывается с места, хватает меня за руку и с недоверием всматривается в глаза.

– Гарри, сынок, он чем-то опоил тебя? Скажи мне, он насылал на тебя проклятье? Бродяга! – кричит он крестному. – Вызывай авроров, Гарри под Империо! Ты сгниешь в Азкабане, Снейп!

– Полегче, Поттер, ты в моем доме, – отчим остается стоять у самой двери, прислонившись спиной к косяку. – По-моему, здесь уже есть два аврора; что, проверить ауру Гарри вам не по силам? Может, помочь?

Отец быстро достает палочку и проводит у меня над головой.

– Папа, поверь, я сам решил остаться дома! Меня никто не заставлял! – я стараюсь говорить убедительно, но он как будто не слышит моих слов. – Пойми же, здесь мой дом. Здесь моя сестра!

– Гарри, но так не бывает! Ты же не можешь хотеть жить с ним! И ты не нянька, чтобы возиться с ребенком! Не упрямься, пойдем со мной. Хочешь, будем жить на Гриммо вместе с Бродягой, в нашей холостяцкой берлоге?

Я слышу как отчим презрительно фыркает; ему однажды пришлось забирать меня из упомянутого дома, и впечатлений от этого ему хватило надолго. Мне приходит в голову, что даже если бы я не просил оставить меня дома, то услышав, где меня собираются поселить, отчим все равно никуда бы меня не отпустил. К кровати бы привязал. И решетки на окна поставил.

Но отца, похоже, не смущает фырканье Северуса, и он пылко продолжает:

– Ну вспомни, как нам было весело! Мы закатим вечеринку по случаю твоего приезда, девчонок позовем…

– Джеймс, опомнись, – Сириус вовремя заставляет отца замолчать. – Гарри сейчас явно не до веселья.

– А? Ну да, я не подумал! Ну просто сами посидим. Все, пойдем, сынок. Вещи я потом сам заберу.

– Папа, услышь меня, наконец: Я ХОЧУ ЖИТЬ В ЭТОМ ДОМЕ! Я НИКУДА НЕ ПОЙДУ!

– Гарри! Вспомни, мамы здесь больше нет. Здесь только Снейп. Ты же ненавидишь его!

– Да с чего ты взял, что я его ненавижу? Я никогда не говорил тебе этого! Ты сам все придумал, – я уже почти кричу, я правда устал объяснять ему; наверное, Северус был прав, не стоило даже начинать.

– Да, ты храбрый мальчик, никогда не жаловался, я горжусь тобой! Но я знаю, он ненавидит меня, значит, и тебя тоже, он отыгрывался на тебе все эти годы, издевался над тобой. А сейчас наконец появилась возможность уйти из этого ада!

– Но если ты думал, что он издевается надо мной, то почему позволил воспитывать двенадцать лет?! Почему появлялся три-четыре раза в год?! – мой вопрос явно застает его врасплох, он растерянно молчит, и я продолжаю: – Северус никогда не обижал меня, он всегда был рядом. Я уважаю его, поверь, он это заслужил!

– Ты называешь его по имени? – отец явно пользуется возможностью не отвечать на мой вопрос. – Я же запретил тебе! Это мать тебя научила?

От этого заявления гнев наполняет меня. А я еще не хотел его обижать!

– А как я должен называть человека, воспитывающего меня с трех лет? Снейп? Или Сопливус, как ты учил меня, пятилетнего? Слава Мерлину, у меня уже тогда хватило ума не повторить это дома. И к твоему сведению, я не называю его по имени, я зову его папой или отцом, причем стал называть гораздо раньше, чем тебя! И он имеет на это право!

Я вдруг вижу, как глаза отца наполняются бешенством. Я никогда не видел его таким и невольно пытаюсь отступить назад. Его лицо бледнеет, а губы произносят слова, от которых у меня холодеет все внутри:

– Ты, маленький ублюдок, лгал мне все эти годы! Лебезил передо мной, я как дурак тратил на тебя время, развлекал, покупал подарки, думал, у меня есть сын. Маленький Поттер! А ты за моей спиной лизал задницу моему злейшему врагу! Ничтожество, снейповский выкормыш! Ты весь в мать, такой же предатель, как она! Не будь ты так похож на меня, я был бы уверен, что она нагуляла тебя со Снейпом!

– Не смей трогать мою маму, негодяй! – только успеваю выкрикнуть я, как Джеймс с размаха бьет меня по лицу, и я падаю.

В ту же секунду красная молния ударяет отца в грудь, и он валится на руки подскочившего крестного. А надо мной склоняется встревоженный отчим.

– Гарри, тебе больно? Прости, я не думал, что он тебя может ударить.

– Со мной все в порядке, – он берет меня на руки и укладывает на диван, вытирает платком кровь с губы, быстро проводит палочкой и шепчет исцеляющее.

– А ты случайно не убил его? – я с беспокойством оглядываюсь на крестного, которому никак не удается нейтрализовать проклятие, поразившее Джеймса.

– Ничего с ним не случится, оклемается. Я думаю, с тебя достаточно разговоров на сегодня. Ты сам до спальни дойдешь? Или тебя проводить?

– Дойду. Пап, ты был прав: не стоило даже заводить этот разговор. Надо и правда начинать тебя слушаться.

– Глубокая мысль, – Снейп помогает мне подняться. – Жди меня наверху, я скоро, и проверь, как там Эйлин.

Я иду к дверям. Когда я прохожу мимо крестного, он окликает меня:

– Гарри! Джеймс не хотел, поверь, он так не думает, просто вспылил, выпил лишнего, ну, ты же знаешь его!

– Оказывается, не знаю. Пока, Сириус. Спасибо, что пришел.

Когда я выхожу в холл, меня вновь охватывает беспокойство. Я никогда не видел Джеймса Поттера в такой ярости! Если он ударил меня, то что же он может сделать с отчимом, когда очнется? Конечно, Северус сильный маг, но мне все равно страшно. Мой взгляд натыкается на портьеры у дверей гостиной, и я быстро прячусь за темной тканью; к счастью, Снейп стоит спиной, а крестный слишком занят поверженным другом, так что мой маневр никто не замечает.

– Снейп, чем ты ударил его?! Немедленно нейтрализуй! – Сириус устает бестолково махать палочкой и, поправ гордость, обращается к Северусу.

– Что, мозгов не хватает? О Мерлин, если бы вы мне так не надоели, возился бы ты с ним до ночи, – Северус делает шаг и быстрым движением освобождает Джеймса от невидимых пут. – Оклемался? Валите отсюда оба! А ты, Поттер, запомни: еще раз коснешься Гарри хоть пальцем, и я тебя на куски порежу, и это не пустая угроза!

– Трус! Ударил исподтишка и победу празднуешь? Скользкая гадюка! – Джеймс мгновенно подрывается на ноги и направляет палочку на Снейпа. – Как я воспитываю сына, тебя вообще не касается! Зови его сюда, я с ним еще не закончил!

– Уймись, Джеймс, ты и так тут наворотил – не расхлебаешь! – Блэк убирает руку Джеймса и вырывает его палочку. – Остынь. Пойдем отсюда!

– Нет, Сириус, пусть он мне за все ответит! Он настроил Гарри против меня!

– Так ты называешь воспитанием то, что здесь происходило? Ты еще больший псих, чем я думал! Молись всем богам, чтобы твой сын простил тебя! – Снейп почти шипит, буравя яростным взглядом насупленного Джеймса. – Сегодня твой ребенок похоронил мать, ты это хоть помнишь? И что он услышал от тебя? Кучу нежных слов, море сочувствия? Ты что, совсем мозги пропил?

– Да пошел ты, слюнтяй, развел тут мелодраму! Парень получил за дело! Он предал меня! На хрена мне сын, зовущий папочкой такого мерзавца, как ты? Пошли отсюда, Бродяга, тут дерьмом воняет!

– Проваливай отсюда, Поттер, чтобы духу твоего здесь не было! И на, возьми на память: кровь твоего сына, пролитая его отцом в день похорон матери!– с этими словами Северус всовывает в руки Джеймса платок с моей кровью.

– Не суй мне всякую гадость! Мне на хрен не нужна кровь сына, себе забери, в рамку вставь, сентиментальный болван!

Джеймс швыряет платок на пол и отбрасывает его носком туфли. Меня что-то ощутимо бьет в грудь, я хватаюсь за косяк двери и перевожу дыхание. К моему удивлению, платок начинает светиться мягким розоватым светом.

– Ты отрекаешься от крови сына?! – глухим, безжизненным голосом переспрашивает Снейп.

– Джеймс, прекрати, это слишком серьезно! – Сириус с ужасом смотрит на платок.

– Заткнись, Бродяга, и ты туда же? Да, Сопливус, отрекаюсь от гребаной крови гребаного сына! В обморок не упади! Нет, ну чисто бабы!

Платок загорается красным, и я ощущаю, как ледяная пустота наполняет мою грудь, но в ту же минуту отчим бросается к платку, падает на колени и шепчет заклинания. От тихих слов Снейпа холод отпускает меня, и я чувствую, как магия окутывает меня горячей волной. Платок вновь ярко вспыхивает и гаснет. Снейп бережно поднимает его и прячет в нагрудный карман. Затем встает и поворачивается к застывшему в ужасе Сириусу и ничего не понимающему Поттеру.

– Поздравляю, лорд Поттер! Ваш род только что лишился наследника!

– Что ты мелешь, идиот?

– Это ты идиот, Джеймс! – голос Сириуса звенит от ярости. – Ты только что отрекся от крови сына в присутствии двух свидетелей, и магия это подтвердила! Я же просил тебя заткнуться! Что теперь будет с мальчиком? Он теперь изгой, отверженный! Снейп, – он, не помня себя, хватает отчима за рукав мантии. – Ты успел хоть что-то сделать?

Отчим молча смотрит на потрясенного Сириуса, затем его взгляд смягчается, и он спокойно произносит:

– Разумеется, Блэк. Только не думаю, что это понравится твоему дружку. Я принял Гарри в свой род. Он теперь мой сын, мой наследник. Я успел вовремя, и это прошло почти безболезненно; а сейчас, если тебя не затруднит, убери отсюда этого придурка, мне надо проверить, как там мой ребенок, он мог что-то почувствовать.

Сириус кивает и облегченно выдыхает, затем без лишних слов волочет совершенно ошарашенного Поттера к выходу. У дверей они чуть не задевают меня, а я продолжаю стоять, держась за дверной косяк, и не могу отвести глаз от фигуры отца. Да, теперь уже не отчима, а отца. А тот, едва за гостями захлопывается входная дверь, не поворачивая головы, произносит:

– Выходи, Гарри. Сядь на диван. Похоже, нам надо решить еще одну проблему.

Когда я устраиваюсь на диване, он подходит вплотную и смотрит на меня. Я опускаю голову и шепчу:

– Папа, прости, я не мог тебя одного оставить. Ну, правда не мог.

Он продолжает молча сверлить меня взглядом, и мне становится не по себе.

– Папа, а я что, уже не Поттер, да?

– Ты очень расстроился? – к моему удивлению, он совсем не сердится. – Малыш, я не хотел, чтобы так получилось.

– То есть ты не хотел, чтобы я был твоим сыном?!

Мне становится жутко. А он устало качает головой, садится рядом со мной и обнимает за плечи.

– Ну что ты, сынок, я очень хотел. Да ты и был всегда для меня сыном. Я не хотел, чтобы тебе причинили боль, чтобы ты видел все это. Ну почему ты опять меня не послушал? Что мне с тобой делать, а?

Я опускаю глаза и вздыхаю, но у меня слишком много вопросов, так много, что начинает кружиться голова; она такая тяжелая, что я невольно прислоняюсь к его плечу и чувствую, как его рука касается моего лба.

– По-моему, ты совсем без сил. Пойдем-ка спать, малыш. Поговорим завтра.

Он опять подхватывает меня на руки и несет в спальню. Через минуту я чувствую, что одет в пижаму, а отец укрывает меня одеялом, садится рядом на постель и подносит к моим губам пузырек с янтарной жидкостью. Я послушно пью и почти сразу ощущаю теплую волну покоя. Уже засыпая, я чувствую, как Снейп тихо гладит мои волосы; я перехватываю его руку и прижимаюсь к ней щекой, целую его ладонь и чуть слышно шепчу:

– Пап, я рад, что смог вернуться домой.

– Я тоже сынок, я тоже…