Текст книги "«Враги ли мы с греками?». По произведениям Константина Леонтьева"
Автор книги: Сборник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Сверх того, при самой церкви есть небольшая пристройка, где особо живет старая гречанка, тоже монахиня.
Эта гречанка – женщина необыкновенного простодушия и самой искренней доброты.
Ее набожность и благочестие были единственной причиной возвышения этого храма. Ей приснилось, когда она еще была бедной мирянкой, что в одном высохшем колодце неподалеку скрыта древняя икона Божией Матери, которую надо отыскать и поставить в храме. Над ней долго смеялись тогда селяне; наконец она убедила их начать поиски; икону открыли и построили церковь; вскоре икона эта стала привлекать много богомольцев и больных…
Русские монахини, матери Евпраксия и Маргарита, постриглись недавно; обе они прежде жили простыми богомолками, и греки их не беспокоили. Около двух лет тому назад пришла с Дуная третья русская женщина, монахиня, давно уже постриженная, мать Магдалина из Малороссии. Она была без всяких средств, очень больна, хотя и не стара, и решилась поселиться тут потому, что отец ее, старик и тоже монах, недавно переселился на Афон, где и живет кое-как трудами рук своих в какой-то хижине.
Первые две русские женщины неграмотны и не знают ни пения, ни устава церковного.
С появлением бедной и больной Магдалины, которой иногда, без прибавления, есть было нечего, завелся кое-какой порядок в молитвах; она знала устав монашеский, пела по-русски и читала по-славянски в церкви и прожила, больная и молясь всю зиму, в одной полуразрушенной комнате строения.
Отец ее, сам крайне нуждаясь, мог существовать иногда только благодаря помощи русских духовников Пантелеимоновского монастыря. К тому же расстояние от Афона до Ровяников около шестидесяти верст тяжелого горного пути, и леса зимой нередко целый месяц и два бывают завалены на высотах снегом.
Мать Магдалина рассказывала мне, как она иногда голодала и болела в то же время лихорадкой…
Наконец отец прислал ей немного денег, из консульства солуньского ей помогли, и она задумала построить себе около самой церкви маленькую, темную, особую хижину. Приходил на Афон какой-то русский поклонник, служивший при русских постройках в Иерусалиме. Он вызвался даром, “во славу Божию”, построить ей хижинку, нужно было только согласие сельских старшин; сельские старшины почему-то долго не решались и вообще, как она и прежде замечала, смотрели на нее хуже, чем на двух других, безграмотных,монахинь; но наконец позволили.
Купив доски, поклонник русский начал ей строить; вдруг прибегают из села пять-шесть греческих старшин и с ними какой-то неизвестный человек в европейском платье. Они под предводительством этого европейцакидаются на бедную постройку, ломают ее, ломают вдребезги доски; гонятся за Магдалиной в церковь, ее выгоняют и вместе с ней старушку гречанку, которая хочет отстоять Магдалину; схватывают некоторые русские (однако недорогие) иконы и все славянские церковные книги и выкидывают их вон из церкви. Старушку гречанку даже, которой сама церковь обязана своим существованием, изгоняют из ее убогого уголка, за потворство панславизму, как оказалось, и запирают двери церковные. Все это происходило прошлым летом после греко-болгарского разрыва.
Что же это было такое?
Пока жили тут только безграмотные русские женщины, эллинизмдремал. С появлением грамотной Магдалины, которая и понятия, разумеется, о политических интересах не имела и распевала в церкви, и читала часы и вечерню для спасения души, эллинизм слегка потревожился. Во всяком селе у греков есть какой-нибудь более или менее плачевный да́скал,учитель, который всегда сумеет указать старшинам на опасность.
Но греки турецкие подданные все не то, что свободные европейцы! Явился таковой в лице греческого подданного, некоего купца Панайотаки, который занимался в этой стороне лесной торговлей. Он возбудил старшин ровяникских разрушить хижину и выбросить славянские книги и русские образа» [75]75
Панславизм на Афоне. С. 60–61.
[Закрыть].
По словам Леонтьева, эта история наглядно изображает «нынешние дела на Востоке и особенно на Афоне» [76]76
Там же. С. 62.
[Закрыть].
В Пантелеймоновом монастыре на Афоне около двух лет длилась борьба русских и греческих монахов, которая возникла под действием сильного движения против «панславизма», возбуждаемая непосредственно отдельными вожаками, и которая фактически представляла собой борьбу русских монахов с этно-филетическим «передовым отрядом» греческой нации и с теми, кто поддался этому влиянию.
В это трудное время испытания отец Иероним преследовал, как и прежде, только одну цель: благоугождение Богу, обоюдное спасение и русских, и греков, чтобы не было нарекания на имя монашеское. Старец так же, как и его чадо духовное Константин Леонтьев, смотрит на постигшее обитель искушение, как на временный крест. Смотрит по-монашески, а не по-славянски.
Когда возник вопрос о разделении греков и русских при невозможности дальнейшего сожития, отец Иероним не спешил с принятием решения, хотя его и понуждали к тому, но стремился узнать волю Божию. Он согласен был и дальше жить вместе с греками, если так угодно Богу; согласен был и отделиться от них, оставив им уже благоустроенный монастырь у моря, а себе выстроить Старый нагорный Русик или наоборот. «Нам, желающим исполнить в этом деле волю Божию, должно быть равно и то и другое, – говорил он, – лишь бы то было по воле Божией, благоугодной и совершенной» [77]77
Великая стража. С. 752.
[Закрыть]. А ближайший ученик старца схиархимандрит Макарий добавляет: «Сожительство вместе есть дело богоприятное и для Православной Церкви похвально. Это самое заставило как батюшку отца Иеронима сожительствовать с греками, так и нас последовать ему, в том смысле, что мы чада единой Христовой Церкви. И, конечно, если бы имели задатки наши собратия к этому и имели бы славу Церкви святой, а не своих идей, то, хотя при встречающихся необходимо в роде человеческом скорбных обстоятельствах, можно бы переносить, и для славы Божией благоугодно было бы совокупное житие. Если же люди стали видеть какую-то национальность и все права иметь на своей стороне, то, конечно, такое житие невместимо» [78]78
Письмо к иеромон. Арсению (Минину) от 14 янв. 1875 г. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 253, оп. 1, ед. хр. 204, л. 68.
[Закрыть].
Отец Иероним стоял за идею православную, а не за русско-славянскую нацию, и Господь Сам разрешил столь сложный и доселе неразрешимый вопрос. Патриарх принимает справедливое решение, дающее честь ему и его сану; действия посольства русского завершаются действительным успехом, греки святогорские приходят к покаянию и смирению, от которого для них ничего другого нет, кроме добра. Обитель Пантелеймонова успокаивается, русские афонцы пользуются справедливым и заслуженным торжеством.
После более чем столетнего перерыва веками принадлежавший русским монастырь святого Пантелеймона снова возвратился к своим исконным владельцам, а отец Макарий стал выдающимся игуменом, которого и греки полюбили за его доброту, кротость, любовь и справедливость. Не желавшие же жить под его начальством греки вышли добровольно из обители, получив от нее материальную помощь.
«Не явись наружу зло, не явилось бы добро, – говорил отец Иероним, – любящим Бога все споспешествует во благое».
Достойно внимания убеждение иеросхидиа-кона Илариона, грека, ближайшего помощника игумена Герасима, который с самого начала и до конца борьбы поддерживал русских, стоял за православное единство, хотя и много претерпел от своих единоплеменников.
Леонтьев показывает, что идея «панславизма» неосновательна, а для самой России вредна и неприемлема:
«Греки, умные греки, где ваш ум?
Вы незнакомы с предметом, о котором тревожитесь; ваше невежество во всех вопросах, касавшихся славянской истории и устройства Российской Империи, лишило этот и быстрый, и резкий ум ваш всяких дельных основ суждения.
И какие доказательства у вас в руках, что Россия во всем сочувствует болгарам? Писали у нас и за них, и против них, и за вас, и против вас. Их поступка 6 января никто особенно не хвалил. Многие находили только, что Патриарху во внимание к умиротворению Церкви следовало бы пастырски простить, а не объявлять схизму.
Кто говорит простить, тот признает вину…
Грустно вам, что Фракия и Македония ускользают от вас… Я это понимаю. Но чем же виноваты русские в том, что во Фракии и Македонии живут люди, которые греками быть не хотят?
Русские не виноваты в том, что во Фракии и Македонии больше болгар, чем греков. Зачем же вы не думали об этом раньше? Зачем вы не погречили болгар школами? Зачем не окрестили их эллинским духом сто лет назад, когда идея политической народности еще не была в ходу?
Не было силы тогда?
Это правда.
Но чем же тут виноваты русские, которые вместе с вами не раз лили кровь на поле чести, которых вы когда-то, братья-греки, просвещали и учили и вере, и быту, которые вам со своей стороны столько раз помогали и вместе с вами делили столько торжеств и столько поражений?
История прошедшего связала нас с вами, если хотите, даже ближе и теплее, чем с болгарами, у которых и не было никакой порядочной истории… И знайте, что в близком будущем вы помиритесь опять с нами; опять будете нам братья-греки и друзья… У болгар есть братья и помимо нас, и выбор их свободнеевашего… А вы, греки, вы сиротыв этнографии, и, кроме Русской державы, старой между славянами, пресыщенной размерами и властью, снисходительной и осторожной, у вас нет друзей…
Вы верите в Германию?
Стыдитесь вашего политического ребячества!
Нынешние правители Германии поняли, кажется, что Drang nach Westen [79]79
Натиск на Запад (нем.).
[Закрыть]вернее, чем напор на созревающий Восток…
И если бы Россия серьезно захотела вам вредить, то, поверьте, эти правители Германии предадут вас русским с радостью из-за малейшей уступки им по западным делам.
А если правительство в Германии изменится, если дух бездарных либералов возьмет верх над стойким духом императора Вильгельма и Германия станет тогда враждебна России, то Германии не поздоровится тогда между оскорбленной Россией и Францией, остервенившейся от ужаса и мести!
Не обманывайте себя надеждами ни на силу Германии, ни на ее сочувствие к вам.
Вот что я хотел бы ответить грекам, которые не умеют отличать русских интересов от болгарских стремлений…
Россия думала найти естественных союзников в молодых христианских нациях Востока. Она поставила себе правилом: поддерживать и защищать гражданские права христиан и вместе с тем умерять по возможности пыл их политических стремлений.
Такова была разумная и умеренная деятельность официальнойРоссии на Востоке. НеофициальнаяРоссия – Россия газет, книг и частных сборищ – была, правда, менее широка и умеренна; в ней действительно замечался узкий славизм…
Россия, говорю я, искала сколько могла исполнить желания христиан.Болгары вначале просилитолько школ и литургии славянской, Россия помогла им и просилагреков быть помягче и посправедливее. Греки местами просилитоже помощи на школы (например, для женских школ в Превезе, в Халки, в Буюк-Дере) – эту помощь им давали. Греки просилириз и утвари церковной – им посылали ризы и утварь. Греческие монахи маленьких и бедных монастырей в Эпире и других местах Турции посылали старые хрисовулы Московских Царей в Россию – и им высылали по хрисовулам денег сколько могли. Беднейшие греческиеобители на Афоне жили и живут русскими добровольными подаяниями и наперерыв испрашивают себе право на сборы в России; богатейшие греческиемонастыри на том же Афоне (Вато-пед и Ивер) живут: один доходами с богатых бессарабских имений, другой доходами с монастыря св. Николая в Москве.
Греки желали присоединить себе Крит; Россия просилаТурцию отдать им Крит. Болгары просилисначала полунезависимую иерархию у греков, Россия просилагреков и турок хоть сколько-нибудь удовлетворить их.
У России особая политическая судьба: счастливая ли она или несчастная, не знаю. Интересы ее носят какой-то нравственный характерподдержки слабейшего, угнетенного. И все эти слабейшие, и все эти угнетенные, до поры до времени по крайней мере, стоят за нее…
Такова особая, любопытная политическая судьба этой деспотическойРоссии.
Интересыэтой державы везде более или менее совпадают с желаниемслабейших. По крайней мере, на время, то там то сям, по очереди. Это вовсе и не искусство, это исторический fatum [80]80
Рок, судьба (лат.).
[Закрыть]. Это выходит иногда против воли» [81]81
Панславизм и греки. С. 45–46, 49–50.
[Закрыть].
Леонтьев указывает на «важный вопрос, могущий поселить несогласие между славянами, с одной стороны, и Русскою Империей – с другой» [82]82
Там же. С. 44.
[Закрыть]в случае объединения их в одно государство. Это «вопрос о государственной форме России» [83]83
Там же.
[Закрыть]:
«Соприкасаясь беспрестанно в тысяче мелких ежедневных интересах с Россией, славяне не остались бы равнодушны к той государственной форме,в которую вылилась политическая жизнь русского племени. Задача в том: будет ли им нравитьсяэта форма?..
При образовании союза государств непременно выработается у юго-западных славян такая мысль, что крайнее государственное все-славянство может быть куплено только ослаблением русского единого государства, причем племена, более нас молодые, должны занять первенствующее место не только благодаря своей молодой нетерпимости, своей подавленной жажде жить и властвовать, но и необычайно могучему положению своему между Адриатикой, устьями Дуная и Босфором.
Образование одного сплошного и всеславянского государства было бы началом падения Царства Русского. Слияние славян в одно государство было бы кануном разложения России. “Русское море” иссякло бы от слияния в нем “славянских ручьев”.
Греки об этом никогда не думают…
Греки не думают также о том, что Россия чисто славянской державой никогда не была, что ее западные и восточные владения, расширяя и обогащая ее культурный дух и ее государственную жизнь, стеснили ее славизм разными путями, которые людям, знакомым с русской историей, известны недурно теперь и которые станут еще понятнее и известнее по мере большей разработки русской истории…
Поэтому-то, отвечаю я грекам, старайтесь препятствовать панславизму, сколько хотите, если вы боитесь; но помогут вам в этом деле не нападки на Россию, которые ожесточают против вас общественное мнение наше, как и везде не слишком дальновидное в международных делах.
Повторяю вам, Россия не была и не будет чисто славянской державой. Чисто славянское содержание слишком бедно для ее всемирного духа» [84]84
Панславизм и греки. С. 44–45.
[Закрыть].
Выше Леонтьев вспоминал «историю прошедшего», когда русские вместе с греками «не раз лили кровь на поле чести». Из истории хорошо известно, что Россия в XVIII веке – начале XIX века почти непрерывно вела войны с Турцией, в том числе за освобождение Греции. Именно в этот период, когда невозможно было из России пройти в Турцию, а афонским монахам – получить помощь от русских людей, Пантелеймонов монастырь по оскудении в нем русского братства перешел в руки греков.
«Критское восстание, все греки это знают, – пишет Леонтьев, – было возбуждено не Россией, а Францией и афинскими патриотами. Россия его опасалась и не желала; но когда оно разыгралось, что оставалось делать России, этому старшему брату Православия на Востоке? Этому старшему брату оставалось сказать себе: я воздерживал пылкого младшего брата, сколько мог; он меня не послушал; это грустно; но теперь я не могу вовсе покинуть его в беде. Русское правительство тогда начало сколько возможно умерять советами гнев турок; русское посольство своим ходатайством у Порты спасло жизнь пленным эллинам, взятым с оружием в руках; русское консульство в Крите, открыто пользуясь правом убежища,не выдавало критян, скрывшихся за стены консульского дома; престарелый русский консул в Крите, г. Дендрино, страдавший в то время ужасною болезнью, имел мужество, не сходя с постели, принимать участие во всех бурных и страшных делах, кипевших тогда на прекрасном и героическом острове. Русские суда перевозили в свободную Элладу критских женщин, детей и раненых или уставших повстанцев.
Русские независимыегазеты возбуждали южных славян против турок на помощь грекам» [85]85
Панлавизм и греки. С. 48.
[Закрыть].
В 1821 году греки подняли восстание против турок, первыми вступили в борьбу пелопонессцы и жители островов. В начале восстания султан Махмуд II повесил Вселенского Патриарха Григория. На Афон, который поддержал восставших, были введены войска, турки грозили разрушить монастыри. И только благодаря предупреждению не трогать святых обителей, сделанному императором Александром I султану, угроза не была приведена в исполнение. Но Святая Гора, населенная множеством монахов, быстро запустела, афонцы в большинстве своем разбежались, кто куда мог.
В 1827 году султан, не согласившись с требованием России, Англии и Франции «остановить кровопролитие» и дать грекам независимость, сосредоточил близ берегов Пелопонесса большой флот для уничтожения повстанцев. Русский император Николай I обратился к Англии и Франции с предложением послать к берегам Турции соединенный флот, чтобы «устрашить» турок и вынудить их отказаться от военных действий против греческих патриотов. Тогда, еще до объявления войны, произошла знаменитая Наваринская битва, в которой погиб весь турецкий флот.
А в 1828 году Россия, единственная из «тройственного союза», объявила войну Турции и русские войска подошли почти к вратам Константинополя, потеряв больше 100 тыс. своих воинов.
По заключении мира между Россией и Турцией была признана независимость Греции, создано эллинское государство на юге Балкан. А Афонская Гора опять наполнилась монахами всех национальностей.
Соблюдая традицию русских царей еще от Иоанна III после его брака с Софией Палеолог, император Николай I в 1829 году сказал турецкому посольству: «Передайте вашему повелителю, что он всегда может рассчитывать на дружбу и помощь, если ему угодно будет помнить, что часть его подданных – православные, а я – покровитель всех православных». О соблюдении этой традиции Леонтьев писал: «Ноты нашего министерства были всегда составлены в таком духе, что Россия не может оставаться равнодушной к жалобам христиан. Пусть Турция сумеет успокоить и удовлетворить своих христианских подданных, и Россия будет ей самый верный друг» [86]86
Панславизм и греки. С. 47.
[Закрыть].
Так же, как и отец Иероним, Леонтьев считал, что возникший конфликт между греками и славянами можно урегулировать только путем взаимных уступок. Но, касаясь верности Православию, он делает оговорку, что есть вещи, которых уступать нельзя. Ради православной идеи, общей как грекам, так и славянам, должно жертвовать плотскими национальными интересами: «Я верил заодно со св. царем Константином, что и с политической точки зрения чистота и строгость православного учения важнее нескольких провинций…
Какая важность, что вследствие смешанности населения в Македонии и Фракии часть греков остается под болгарами и часть болгар в Македонии и во фракийском побережье под греками?..» [87]87
Князь Алексей Церетелев. С. 392; Враги ли с греками? С. 158.
[Закрыть]
Отмечая «великое призвание России» [88]88
Письма о восточных делах. С. 363.
[Закрыть]как оплота Православия, Леонтьев подчеркивает то значение, «которое имеют греки для православной России, как представители и носители церковной идеи на Востоке, как исторические(т. е. не принципиальные, а временные) местоблюстители четырех великих Патриарших престолов, как самые верные, опытные, способные и твердые охранители самых древних и, так сказать, “из первых рук” полученных преданий и уставов Вселенского Православия. Говоря иначе и яснее: не греки должны быть важны для нас сами по себе, как греки, а важны Восточные Церкви, по исторической случайности оставшиеся в руках греков» [89]89
Леонтьев К. Н.Русские, греки и юго-славяне / ПСС. СПб., 2005. Т. 7. Кн. 1. С. 489.
[Закрыть]. Поэтому, пишет Леонтьев, они и «должны быть нам дороже всех других союзников, и с этой стороны хорошо делать им всевозможные уступки. Что же касается до эллинизма, или до греков как представителей своего племенного начала,то это – смотря по обстоятельствам: можно быть и за них, и против них», если они предпочтут либеральную демагогию и «дух века» [90]90
Там же. С. 490; Письма о восточных делах. С. 363.
[Закрыть]. «Для пользы Церкви и для будущего России нам в церковных делах на Востоке надо быть прежде всего в тесном союзе с греками и что греко-русский союз на почве (преимущественно, если не исключительно) церковнойесть самая несокрушимая в мире сила, ибо последствия такого церковного единения неисчислимы и ветви от этих вековых корней часто незаметной, но необъятной и несокрушимой сетью покрывают всю историческую жизнь христианского Востока от Новой Земли и Камчатки до берегов Нила, Вислы и Дуная…» [91]91
Князь Алексей Церетелев. С. 395–396.
[Закрыть]
«Враги ли мы с греками?» – спрашивает Леонтьев и сам же отвечает: нет, конечно. Враждебны «распаляющие племенную вражду» либеральные влияния, а не те греки – духовенство, монашество, миряне, – которые верны общецерковным преданиям [92]92
См.: Русские, греки и юго-славяне. С. 490.
[Закрыть]. «Откуду брани и свары в вас? – спрашивает апостол Иаков, – не отсюду ли, от сластей ваших, воюющих во удех ваших» (Иак. 4:1). «Еще бо плотстии есте, – дополняет апостол Павел. – Идеже бо в вас зависти и рвения и распри, не плотстии ли есте…» (1 Кор. 3:3)
Увлечение плотскими национальными интересами и оставление идеи православной – истинного духа наций как греческой, так и русской – испортило наши отношения, бывшие столько веков братскими.
«Я думаю, – говорит Леонтьев, – если бы греки не подозревали везде за болгарами русских, они были бы покойнее. Не надо думать, что в этом чувстве есть какая-нибудь физиологическаяненависть к русским. За что же? Нет, это просто естественный расчет и рассуждение боязни…
– Вы, славяне, наши естественные враги! Мы должны поддерживать турок, – говорил мне раз с одушевлением молодой и очень образованный греческий епископ.
– Пока существует Турция, – продолжал он, – мы еще обеспечены. Панславизм дружбой, единоверием, соседством своим опасен нам более, чем военной силой, которую, мы уверены, против нас не употребят. Но смешанные браки, необходимость знать тогда славянский язык и тысяча подобных условий могут стереть племя эллинов с лица земли. Вот почему Турция нам нужна и критские дела были одной из величайших ошибок афинской политики…
– Я верю, что теперешнее правительство русское искренно в своих словах, – сказал епископ. – Оно это не раз доказало; в 29-м году, во время войны Турции с Египтом, в 66-м и теперь, недавно, оно могло бы поступить вовсе иначе. Но люди проходят, правители и интересы изменяются… Тогда что? Болгары – народ грубый, без вас они ничего не сумели бы сделать…» [93]93
Панславизм и греки. С. 46–47.
[Закрыть]
Так были настроены «передовые» люди Греции. Они хоть и были нашими единоверцами, ценили нашу дружбу и помощь, но не имели уже того должного упования на Промысл Божий, как, например, отец Иероним, и надеялись больше своими усилиями спасти свою нацию.
Леонтьев писал, что если в простонародье у греков верность России, память о ее благодеянии еще сохранялись, то среди эллинской интеллигенции, послушной Европе, предавалась забвению уже и сама история.
Другую закономерность отмечал он, что сельский и вообще рабочий класс рано или поздно уступает идеям и вкусам классов более образованных и богатых. За интеллигенцией всегда идут и простолюдины, за мужчинами – женщины. Воспитанная по-европейски эллинская молодежь и вовсе уже считала русских своими врагами.
На опасения греков раствориться среди многочисленного славянства, на этот страх, скорее всего ложный и внушаемый диаволом, дабы возбудить вражду между православными народами, Леонтьев отвечает:
«Повторяю здесь вкратце те заключения, к которым привели меня (ошибочно или нет – не знаю) мое беспристрастие, мое знакомство с современным Востоком и его политическими делами. Болгар против греков я не защищаю. Это и не нужно. Схизма принесла болгарам более пользы, чем грекам.
Болгары, сравнительно с прежним положениемсвоим, будут крепнуть; греки, несмотря на все свои усилия сравнительно с прежними претензиямисвоими, будут ослабевать.
Положение болгар в Турции выгодно, и они просят только об одном, чтобы им не мешали жить хорошо с турками.
Но греки,говорю я, напрасно нападают на Россию.Это им вовсе не выгодно, и они скоро образумятся. Это несомненно.
Я становился по очереди на точку зрения греческих опасений и на точку зрения русских интересов.
И те и другие совпали, во-первых, в том, что узкий славизмбыл бы одинаковоопасен и для эллинского племени, и для великорусскогоЦаризма…
Я старался показать, сверх того, что историческая судьба России склоняла ее всегда к защите слабейшего, или младшего, или устаревшего, одним словом, того, кто был недоволен своими ближнимии сильнейшими. Греки, конечно, были бы слабейшимине только против всего югославянства, но и против двоих соседей своих, сербов и болгар.
Они, еще не чувствуя этого, уже и теперь во многом, как я указывал, слабее даже одних болгар.
Подобно тому как Россия никогда не имела и не хотела потворствовать грекам в эллинизации болгар, она не допустит никогда, пока у нее будет сила,стереть национальность греков.
Только в немыслимом случае распадения Царства нашего…и допуская возможность скорого удаления турок за Босфор… у греков не осталось бы надежды на спасение от потока одностороннего славизма» [94]94
Панславизм и греки. С. 54–55.
[Закрыть].
Леонтьев сожалеет о распре наших единоверцев греков и болгар в то время, когда нужно было решать вопросы более важные и драгоценные – укрепления Православия на Востоке.
В то время Восток по своей самобытности резко отделялся от Запада: «С одной стороны, весь Запад, малоземельный, промышленный, крайне торговый и пожираемый глубоко рабочим вопросом.С другой – весь Восток, многоземельный, малопромышленный и не имеющий рабочего вопроса, по крайней мере в томразрушительном смысле, как он является на всем Западе, латинском и германском» [95]95
Панславизм и греки. С. 55.
[Закрыть].
Вопрос состоял в том: уступит ли Восток, отдаст ли свои верования и надежды, свою самобытность на пожрание все тому же прогрессу?
«Пока у Запада есть династии,пока у него есть хоть какой-нибудь порядок, пока остатки прежней великой и благородной христианской и классической Европы не уступили места грубой и неверующей рабочей республике, которая одна в силах хоть на короткий срокобъединить весь Запад, до тех пор Европа и не слишком страшна нам, и достойна и дружбы, и уважения нашего…
А если?..
Если Запад не найдет силы отстоять у себято, что дорого в нем было для всего человечества; разве и тогда Восток обязан идти за ним?
О нет!
Если племена и государства Востока имеют смысл и залоги жизни самобытной, за которую они каждый в свое время проливали столько своей крови, то Восток встанет весь заодно,встанет весь оплотом против безбожия, анархии и всеобщего огрубления.
И где бы ни был тогда центр славянской тяжести, как бы ни были раздражены греки за то, что судьба осудила племя их на малочисленность, где бы ни была, наконец, тогда столица ислама, на Босфоре, в Багдаде или Каире, все тогда, и греки, и болгары, и русские (а за ними и турки), будут заодно против безбожия и анархии, как была заодно когда-то вся Европа против насилующего мусульманства.
Соединенные тогда в одной высокой цели народы Востока вступят дружно в спасительную и долгую, быть может, духовную, быть может, и кровавую борьбу с огрубением и анархией, в борьбу для обновления человечества…
Славяне однине в силах решить этого ужасного и великого вопроса. И если мы уйдем от него, то не уйдут от него эти бедные дети наши, которые растут теперь на наших глазах.
Вот это, друзья-эллины, действительно “великая идея”, вот это настоящий Восточный вопрос,за который, пожалуй, и стоит страдать и жертвовать жизнью и всем достоянием!
А ваш частный вопрос – босфоро-балканский, ваш этот малый вопрос, он кончится только тем, что племя ваше устанет в борьбе с упорными и ловкими болгарами, постигнет лучшесвои законные пределы и поймет очень скоро, повторяю, что самый верный, самый твердый друг этого законного эллинизмапребудет все-таки столь оклеветанная и всепрощающая Россия» [96]96
Панславизм и греки. С. 55.
[Закрыть].
У Леонтьева есть такие замечательные слова о православной религии, вере православной: «Пока религия жива, все еще можно изменитьи все спасти, ибо у нее на все есть ответы и на все утешения» [97]97
Передовые статьи… С. 224.
[Закрыть].
Вот почему для разрешения Восточного вопроса, для воплощения этой великой идеи необходимо укреплять Вселенское Православие, которое есть «орудие охранительной, зиждущей и объединяющей дисциплины… издавна столь спасительное и для нас, и для всего славянства.
Об его укреплении, о новых средствах к его процветанию мы должны прежде всего заранее и немедленно позаботиться.
Не восстановление храмов вещественныхважно: утверждение духовной Церкви, потрясенной последними событиями.
Надо прежде всего примирить болгар с греками.
Надо оставить на первое время часть болгар под Патриархом в южной Фракии и в южной Македонии, отдавши все остальное экзарху. И часть греков под болгарами, где придется. Надо достичь того, чтобы Патриарх снял с болгар проклятие, если по уставу он имеет право сделать это без созвания нового собора, если болгары сознаются, что они поступали неканонически. И они должны сознаться и покаяться в этом…
Восточный вопросбудет кончен, даже и в том случае, если Порта сохранит еще на этот раз какую-нибудь тень владычества» [98]98
Храм и Церковь. С. 165.
[Закрыть].
Леонтьев приводит мнение доктора Овербека, «всеми уважаемого православного христианина, не грека и не славянинаи потому особенно внушающего доверие к своему беспристрастию во всем этом деле» [99]99
Письма о восточных делах. С. 365.
[Закрыть]. По словам последнего, Россия уже «много выиграла в глазах греков вследствие того, что она столь осторожно отнеслась к последнему болгарскому посольству, которое было, правда, принято Россией в высшей степени радушно – в смысле посольства политического,но коего духовные лица не имели случая участвовать в сослужении с российскими иерархами.
Восстановление добрых отношений между Патриархией и российским Синодом доктор Овербек считает не только в высшей степени желательным, но и, на основании совершенно достоверных данных, весьмавозможным. “Восстановление дружбы между ними, – говорит Овербек, – было бы благодеянием для обеихЦерквей и, без сомнения, возвысило бы влияние Православия на всем свете. Недоразумения произошли оттого, что к вопросам чисто церковным примешались соображения политические. Но, – продолжает он, – эти недоразумения легко устранимы: я явился в Константинополь как открытый друг России и Русской Церкви и не раз имел случай заявлять об этом в моих разговорах с Патриархом; тем не менее решительно все отнеслись ко мне с полнейшим дружелюбием.
Греки, – говорит доктор Овербек, – начинают понимать (может быть, не без некоторого прискорбия), что хотя номинальноепредводительство в Православной Церкви принадлежит им, фактическоепреобладание перешло уже к славянам (т. е. к русским, около которых группируются остальные славяне). Греки видят, таким образом, что центр тяжести в этом деле переходит на Север, к России, за которой оказывается преимущество… в более значительном числе ее детей… Правда, многие греческие иерархи, получившие образование за границей, возвращаются на родину с немалым запасом русофобии; но зато все те знакомые мне греки, которые окончили свое образование в России, вообще очень дружественно расположены к ней. Было бы крайне желательно, чтобы Россия привлекала к себе молодых греческих богословов и кандидатов богословия и давала бы им возможность оканчивать свое образование в русскихдуховных академиях вместо иностранных университетов, где они вместе с неоспоримым научным развитием получают иногда и некоторый гетеродоксальный колорит.
