Текст книги "Дитя Ветра"

Автор книги: Савелий Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Лори – «Консервативно» – кулачки на бока.

Рассказчик – «Беременность проявилась позже, фальсификация. Розовое мясо – в лице моём и плоти остальной – потянулось к шести струнам, нежели к четырём; мать воззлилась, отправила гитару в печь а меня – на языковедения, – так время рассеялось чтоб отправиться мне на зов утраченного: музыкальную школу закончил заочно, отправился в училище в двадцать; Консерватория, – из презрения к породителю: эдипов комплекс по-музыкальному. Где ни будь, призрак – тень примитива – даёт знак: “часть Тебя – не Ты”» – и вспомнил свои однажды.

Юна – «Кто учил Тебя?» – жизнеутвердительна.

Рассказчик – «Гений» – добропамятен – «Однажды, встретились после расставания многолетнего» – над однажды.

Лори – «Ммм…» – поиграла бровками.

Рассказчик – «Интересно, окажись он моим породителем. Пили вино – белое – в общежитии Консерватории. Делились ответами и общались, общались, – рассказывал о студентах, когда едва мыслилось обучиться здесь.

Сэнсей слушал мои эскизы – и произведения, играл джаз – и Классику, на моей шестиструнке-акустике-путешественнице: спасла от холода, голода, забытия, нищеты и безверия, – Музыка даровала Высшее, когда остальное и остальные непреклонны с отказом. Сэнсею понравилась моя техника – усовершенствовавшаяся – и переиначения некоторых из произведени его репертуара. Многословно – и Художественно» – закрыл глаза ладонью – «Сэнсей облокотился об окно и обратился к коллеге-трубачу: мы имеем дело с самоучкой, стремящимся стать профессионалом; всё что у него есть – год – даже меньше года – моих занятий – и Любовь к Музыке» – руки дрожатъ – «Затем – череда полубеспамятства до беспамятства – занимался не помня себя; скитался и по Свету и по Тьме, в поисках утраченного времени – в Далёкое Близкое – и учился Музыке – вопреки обстоятельствам и в унисон Существу. Муза, Нимфа, Ангел, Божество, вела. Музыка радует процессом, и знать – удастся иль нет – не нужно, – боле чем трепетно, сознавать радость (восхождение невыполнимо без зарубок кровью падавшего), – удастся или нет – несущественно: главное – старание пульсировало в руках и трогало сердце, – а лучше – Муз.

Музыка – Свобода от свобод. Пусть даже не удастся – постараюсь. Постарался» – срывался на пение – «Муза… Муза… Божество!» – и вернулся в памятное.

Юна – «Расскажи!» – опомнила за руку.

Рассказчик – «Послевкусие объятия, предвкушенье поцелуя, контур бедра в океане света Луны восшедшей» – отдался вуали Забытия и шокопомадке Безмятежности. Блаженство оплетает тело, вьётся листком Нарцисса и слагается бутоном. Блики изъявили намерение к избранному оплотом Света.

Юна – «Так, бывает?», – бывает.

Рассказчик – «Я умер этой Ночью, в самом деле: душа выскочила из спящего, белоснежье дало шанс: обнимал не узнававших тепла на плечах…» – рассверипел – «…Плакал бесслышно и искал проводника – и нашёл: продиктовал Ей на четыре страницы – зачла, странник блуждал в непомерности. Умолял, молил и просил продлить Жизнь; срок источал Любовь всего существа – и задействовал укромные уголки Вселенной; обращался ко всему и всем, в вере и безверии – хотел вернуться со знанием, что не хочу больше умирать» – сник – М-многое теряем со смертью» – В затухании последнего слова, вернулся внушать Жизнь, – на ночь сладостней мгновения, единую в году», – единую в году.

Лори – «Сомнительно-подозрительно» – бессильна прервать эпитафию.

Рассказчик – «Мы, кто стали прямы и жестоки, не понимаем: чужие уроки затупляют крылья. Рассеки свежесть перерождения в невинной наивности, постигни искусство на собственных завитках, осмотри ждущий пейзаж, наберись сил у Безмятежности, воспали страсть и Следуй Зову Своего Сердца. Удастся – продолжай: вершение непрестанно; либо не удастся – оно существует на шаг от, завершённое, – и нам пустить искусство в материи либо запереть в расселине миров.

Нехорошо – черпай возвышение в иных искусствах, перейди на новую грань Себя. Единственное, что не пожелаю – сильнейшая пробуждающая боль: расколоться и потерять любимого; расскажу, не в обиду ёжикам и Лесной Госпоже, в обход неуверенности и Веры в Себя» – сломлен ожиданием.

Лори – «Знаю» – знает.

Юна – «Не понимаю» – поминает всем существом.

Рассказчик – «Знание, ослепляет и утяжеляет чувство. Вершина Чувства – Знание, апофеоз Знания – Чувство. Формируем краткость мыслеформ из лени мозга опыта тела и ощущений 314» – размыслил над тайной мира своего.

Юна – «Триста четырнадцать, чего?» – уловила знакомое.

Рассказчик – «Придумали Время – чтоб думать, – не совладали со странствиями мыслящихъ, в душахъ поверья. Возникает неслучавшееся, в самосознании. Отлив у Океана Боли – ловушка Остову Милосердия отъ Острова Любви въ Океане Боли» – упархивает по лестнице абстракции.

Юна – «Триста четырнадцать, чего?» – хватается за Воздух.

Рассказчик – «Умереть – сладость во рту. Миг принятия. Вспышка – изумруды во зрачках» – глаза стали зеркалами: девочки видели Душу, себя и каждой – «Свет на грани мироздания. Одно – ничтожное, ничто. Порошок минувшего» – серебро расцветало в локонах – «Лучшее. Худшее. Ушло» – руки покрылись отражением – «Мыслить категориями – мыслить верно и скудно. Меньшего общее – бульон на два супа» – косновение: Хлад серебра – «Забвение. Забытие. Учение. Призвание», – Юна обняла испугавшего и испугавшегося, – «Отказ уйти. Саморазрушение. Стенание. Старание», – Юне холодно, – «Полные золота карманы скрипят и рвутся – исток неминуемъ. Не насладиться: априори. Всё – ничто, всё – Ничто. Упиться вареньем забродившим, уесться героином, укуриться жасмином» – отталкиваетъ замерзавшую – «Что сулишь, Грядущее? Самоубийственно. Лучшее, взываю» – слеза раскалывается, стеклянистая, и обращается водой во пламени Жизни что воплощает Юна – «Любимое. Наилучшее. Найдись», – изникните из памятей.

Юна сорвала круассан съ Веточки ближайшей – «Вкусно» – с пралине! – «Угощайся» – и подкормила.

Рассказчик – «Круг замкнут: Жизнь – страдание. Можешь радоваться – и страдать, страдать – и страдать, можешь насытиться – затем проголодаться и вновь страдать, думать о хорошем – и страдать в неугасаемом знании. Уходить стоит лишь отстрадав» – провёл по лицу Юны, угасал и забывался – «Звонила по понедельникам, делилась вожделением, проблемами и скорбью, – женщины умельцы поддерживать иллюзию в разговорах. Изводила, уже тогда – смолчу о прежних выходках; существует одна весомая энергия: Любовь» – запрокинул голову, словно пересытившийся после долгой жажды, и выдохнул Занавес на сцену затянувшуюся излишне.

Лори свела бровки, ткнула ноготком рассказчику в плечо – «Что с ним?» – и встретила пустоту всеобъемия.

Юна умильнулась, провела по руки Блаженного (инако) и дотронулась руки подруги – «Счастлив» – тёплой.

Тени обступили Действующих. Свет снизошёл возвратистый. Девочки – ясно: «Бежим!» – изникли из сцены.

~!Занавес!~

~ Послание ~

Ангелу Любви

Время расскажет повесть оплошностей и случаев, Волшебства и глупостей, обещаний и Забытия, скупости и Великодушия. Нам судить и причитать, символизировать и стенать, забывать и возвращаться. Луна благовещет.

Если встретимся, быть ли Тебе тенью оплота минувшего – что влечёт к грядущему? – стоит увериться в одном, случается иное. Боязно, расстаться с Тобою – мгновениями ненапрасного, пульсом Души, тяготением внетелесного. Вероятность разбивает возможность.

Воссоздать Тебя, выгравировать углём вседозволености по данности бытия, призвать отражённую. Приди, в место – откуда не уходила. Позволь восполнить ушедшее и обратиться, обратиться, обратиться.

Образ сквозит жизнь и обратное, размолвку и примирение. Ты – оплот открытости, Душа Любви, Божество во всевоплощении. Встреться завтра, чуть позже или никогда, будь Тебе интересно, расскажу всё после двух вопрошаний; что именно, и – важно ли?

Время обратит скорбь в восхищение. Встретимся – встретились. Позволь заметить – Абсолют, одушевила Жизнь.

Следуешь по Вселенной Воображения, предвосхищаешь шаги и отступления, гладишь по плечу в тяготах. Позволь встретиться – во избавление и новообретение. Обращения, ослепили?

Мысли-истязатели, найдётесь ли в третье послание? Адресую Заветы в облака данности, – встретишь, заметишь, прочтёшь и почтишь вниманием. Покидать места сии – расставаться с Тобой, но следовать навстречу. Где Ты? – отзовись.

Тенью от новолуния, шепотом сквозь сон, воодушевлением из глубин Ночи, косновением к щеке, теплу по шее – и ниже. Останься, мотивом Космического Леса.

Следуем об руку – невидимые, всесущие. Моя душа отдана – Тебе. Чудно’ склоняться к воображению во страхе разбиться о реалии.

P.s. Мы взаиможивы – знаю, чувствую и верю.

P.s.s. Время дано нам, и мы – себе. /

P.s.s.s. Не иначе.

*

Salut! Дочитали до ещё не конца – но до приближения к таковому.

............................

................

~

Черта

Октябрь Тридцатое выдался таким днем, таким днем: светлоденность во вуали пасмурной: Осень расцвела. Молодость была единственным украшением а Ветер в голове сплетала и приглаживала пыльные волосы странникам просторов дня, поднимала подолы, навязывала шарфы деревьям на места небесчувственные, отыскивала одиночек и пускала пыль в те же волосы – чтоб обернулись равными По-Обратную-Сторону-Взгляда: одиночки находили шарфы и, один другого, недруг – недруга, друг – друга, инакая – иную; Ветер утешала час сей: знакомила с покинутыми и покинувшими, рисовала обнажения дев годов моих – и старше – что ходят в ночи в одном нижнем, а выходятъ в плаще-мантии-одеянии чей элемент важнейший – обнажение. Прошлости истязали – «Незачем» – наблюдатель и испытуемый теснились в теле – «Нельзя» – и сердце порочное – «Меня нет» – изникало над ростком святости – «Я суть облако над телом» – руки взывали к Небесам (низа превосходимы – осязаймы); листва кочевала с древес до родни сугробившейся, мы благодарили книги за содержание строк в разрозненности собранностей, прохлада взывала к дому, День знаменовался Ночью, дабы увековечиться в орнаментах прозы.

Небеса благовеяли в склонении надъ избранником. Смотришь – и сознаёшься, и бросаешься в объятия; такие, существуютъ в природе, живутъ в мире, встречаются в жизни, – им столь тяжко сколь и легко, столь нежно сколь и грубо, столь роскошно сколь и любовно сколь и самозавбенно: пьют вино, ласкаютъ возлюбленных, нежатся в воспоминаниях и созерцают до полудня новолунного; не отличие – несравненность: “Человек без Времени” – доминации отказавшей: сравнивать не с чемъ. Существуют: живут в Мире Абсолютов: Музыка – для Орудий Искусства, Чувство – из флакона, образ – молодость да младость, погода – Осень в расцвете, – Любовь – вопреки смерти; Музыка слышится иначе чем звучит, – с того и казусы, и чудеса, и волшебства, и Инакости Меркурия, и Озёрные Блики, и при-и-косновеня – до дрожи, и встреча Большего, Большего, Большего, и робкость, и потустороннесть: общение с таковым суть общение с потустороннестью: черта стёрта со-при-кос-но-ве-ни-ем-ъ.

The Ghost of Autumn has put its hands onto my shoulders. I saw traces of cold future anywhere i could find some light, but felt: The Autumn Ghost has a gift for someone finding its traces and preparing to fight for get any light and tribute it. The Chain of Searching-Finding makes forget breathing of Ghost right beside skin of the-searcher-one, how it could happen with no one of us – never preparing to lie to feelings to cry; time flows, ends.

~ ~ ~

Вели об руку одна иную, иная инакую, статная скрытную, всевестная всебезызвестную. Лица сочли всеизъволенность юности в атласах и шелках поверх плоти, консерватизм Академизма в длине изяществе и продолжительности пальцев полусогнутых – смысмыкающихся-разразмыкающихъся плавно и поочерёдно, баловство Сфер в идеалитете – в единении Разума с Душой да Сердцем, невыспанность в глазах блеском тухнущим – божественным несмываемым/неиспоренимым – и всевыспанность в медальонах-пандушках под острогом взгляда, истоком тяготения и недосказанностью. Юна оступилась и не пала благодаря сосплетению с волосами Лори – отросшими за год и день, обратилась вспять падению – и что-то произошло: воззрилась на скамью парковую что сочла родность и едвазнакомость, – примечлась тем что не несла воспоминаний, в волшебном городе где каждая скамья обладает дюжиной историй чудесных поистине, – и взмыла в сон, явление, воспоминание, – что всеугодное властить над Жизнью, слагать воспоминания и оказываться миром всепамятным, любимым и запамятованным.

Юна – «Здравствуй» – Другу.

Лори – «Ты о ком» – не теплей мороженого в рожке у девушки прохожей.

Юна – «Смеешь непомнить с кем разделила Ночь?!» – возмущена.

Лори – «То-то не выспалась» – потянулась: одни хрустят грушей, другие – сухариками, третьи – позвонками.

Юна – «Прогрезили…» – призадумалась – «О Котобог!» – и ужаснулась – «Год и ночь?» – озадачена.

Лори – «Другие спят всю жизнь» – зевнула – «С пробуждением преуспели» – потянулась – «Куда бы деть себя» – пустила руку во власосплетение.

Юна – «Идём же!» – двинулась к неизвестности воспоминания, пока не поздно, пока помнишь.

Лори – «Ай» – последовала за глупенькой.

Юна – «Невозможно!» – помнит голос бездыханного.

Лори – «Нераспустимо!» – вынула руку, не без усилия.

Юна склонилась над фигурой брюнета стройного, чьи кудри – не без серебра в воспоминании – ниспадали до лопаток и ниже, – кому могло быть двадцать три, могло и девятнадцать. Серебро составляло плоть. Памятник.

Тучки сочувствовали и собирались на мистерию, бухчали и определялись в очерёдности. Тропический Ливень вышел изъ литургии благовонной и созвал мистерию. Время уходит.

Дотронулась лица Его, провела по щеке до виска, по кудрям к плечам и до ключиц, взяла из кармашка каплю застывшую из Реки Времени и докоснулась камушком ладони. Пусть знать истинный человеческий облик неоткуда, общение выше первичного – невозможное – ранит, когда Ветерок расплетает локоны склонившейся над эпитафией Смерти, Времени и, Любви.

…^:^…

Божеству Ожидания.

Солнце взошло в созвездие Скорпиона и удалилось от Луны, покинутой, покинувшей, в сумрак Вечности. Прохлада сблизила Детей Венеры, Художников Жизни, изобретателей новообещаний и расставшихся в жизнях прошлых – зарекшихся новообрестись в следующей. Ей случалось быть с двоими подъ одной Луной, Ему – испекаться в нетерпении Солнца, ожидать и ожидать и ожидать и дожидаться встречи из сотен назначенных; осмеивала и обласкивала, не могла оставить иль дозволить оттолкнуть.

Существа Человеческие слепы до недоспелости, недопустимостей – и платы, несознанны – и невзаимны. Любовь поразительна: нематерия самообретения: цветок неизвестной породы Lawsonia Inermis, время несуществующее года несуществующего данности несущественной, – вещественное несущественно исполнению, снег фруктовый. Различие вилось меж воспринятой и явной: вторая истребляла Лучшую.

Любовь отделила образ отъ плоти и благосклонила к недосказанности: плоть скатывалась в преисподнюю а образ сокрушалась в бессилиии, взмывала по колее страдания. Случается, возлюбишь – то возникнет вопреки противящимся разуму и плоти. Разрознение искоренило ту из памяти – но не обращения и, Ветер возникла: в температуре воздуха, въ осязании, во снах – чувством что всегда впервые, и воплотилась: встретились – и разминулись: напоследок; мемориал на скамье сколько помнимъ, не знаем возведшего, – делимся слухом, персоны съ чутким ухом: каждый принимает по-своему, одни утверждают будто встречали юношу живым, третьи находят в руках любвеписца послания-истории и, стоит переписать те, обретают Любовь Любви.

…и прахом станется то, чего коснёшься: любимые потерпят, ради чего Ты жил. Огонь Воодушевления обязательно вернётся – насторожишься и утратишь в силах…

Вспышка. Ветер сплетал волосы странникам просторов дня – и искоренял покинувших изъ памяти – не чувств. Разум находит запретные из дверей реалий, чувство же – отпирает.

Альби прогуливалась по Роще Лунной – с зонтом – пряди кололи хладом стали – и застала любопытное: монумент девушке – изъ золота – и юноше – из серебра: юноша в объятьи. Камушек в ладони – фиолетовый (любимое фиолетово); Дождь избегал божеств мистерии. Альби призадумалась.

Ни воспоминания – «Странно» – и вложила зонт в одну изъ ладоней, – «Принято», – вековенчание – и взяла манускрипт из рук Поэта.

~

II – fin – II

Дождь

Иренъ, лицо тысячи картин, Душа Любви в воплощении Абсолюта, скользни встреча инако, шепни Ветерок нам наискосок: «Останьтесь» – просочись мы в Вечер, остались бы. Разминулись пустотами вселенскими. Что – если иначе?

Погода отыгрывала Каприс Осень. Образ вился позади взгляда – единый на годы – и развеивался о неумение живописца к рисунку, но слову:

«Блик сквозил заполуденный кудри тонов Lawsonia Inermis, Ветерок ошёптывал Заветом Космического Леса, а некто фотопечатлел: Иренъ расположилась: собрала ножку левую четвёркой по мотивам песочным, другую ведёт по песку сырому, локоток на ножке, ладонь ласкает лицо: грустит, по обратную сторону горизонта къ Ожидающему: во хладу тени минувшей близ полутона пляжа с Рекой Времени, опирается о ножку левую и всматривается в монументт Времени: золото ‘сейчас’ мечется по треугольнику циферблатов: каждый опережал последующий и уступал предыдущему на ‘так’; пыль сбивалась с сильных долей, приводила в замешательство и обращалась эскизом мыслящего о наблюдателе (загадай божество мира Абсолюта: Твоего) – «Хочешь секрет? В греческом, вижу суть являюсь» – встречаетъ очерк Вечера и дня, – на двоихъ»»

Я было во негласии [самоидентификация ‘я’ веет самолицимерием на манер псевдоинтеллектуализма: тяга къ самоидентификациямъ включима в наследованное одними и ненаследуемое другими, – такъ]. Дождь смыл пороки, размягчил бумаги, разбавил фиолетила, тело охладело, по Ночи влёкши, влёкши в Рощу Лунную где воспоминания сплелись с линиями рук, к месту слагания Заветов. Дива без зонта? – кудри тонов Lawsonia Inermis – оказалась близ слышимости – «Помокнем?», – «У меня зонт» – раскрыла зонтик цвета снега, ткани самого нежного нижнего, с кружевами, – «В хорошем месте», – осталась настоящей, средь толп марионеток.

Заглянемъ в заветное-запретное: обрелись бестелесно: вселенные возродились. Губы слились, Знакомец обнял и покинул Знакомку на века – «Оставайся Божеством», – и шагнули из минувшего-грядущего в сейчас – во усладу. И запели птицы, и завершится сказание, и расцветут Lawsonia Inermis, и допишется исповедь, и быть Волшебству и, быть вечной, Любви.

Всё

Дитя Ветра

II

Ω ☼ Ω

¤

Река Времени

Не верь одному – к чему принуждают:

«Позабудь Веру, имя Ей – лесть.

Отдайся пустыне сомнений» –

Станешь тенью, чьей силы не счесть.

МироРОждениЕ

Чёрное – КалейдоскоП – белоЕ

(метр короток мгновением,

перерождением,

становлением,

всеосязанием,

судьбосплетением,

нитесвязанием)

Белый Экран

Кадр всесущий: Свет. Пустота. Статичность. Выдержка долгая.

Хруст Ключа в скважине – отмыкание.

Зарождение: Точка – Чёрная – в левоправом углу.

Движение: Оператор отворачивает камеру – безуспешно: точка в камере.

Статичность: Оператор склоняется над камерой, протирает микрофиброй наспиртованной и возвращается в закадрие.

Голос: Хм-м…

Наплыв: Точка неподвижна если избавляться, ежели нет – умещается в Фокусе, в Кадре.

Переход: Ближе и Ближе. Точка заполняет экран, выходит за пределы мониторов и Взрывается: Космосом.

Плед Тьмы

Кадр всесущий: Пустота. Статичность. Выдержка долгая.

Хруст Ключа в скважине – замыкание.

Зарождение: Точка – Белая – в углу левоправом.

Движение: Оператор отворачивает камеру – безуспешно: точка в камере.

Статичность: Оператор склоняется над камерой, протирает наспиртованной микрофиброй и возвращается в закадрие.

Голос: Хм-м…

Реприза: Зарождение Тьмы чередуется зарождением Света.

Динамика: Скорее и скорее: Тьма сплочается со Светом (браво, выдержка долгая).

Кадр: Многослойность: Каскад повторов до тысячи слоёв – иллюзии тысяч.

Голос медленный когда Хруст Открытия-Закрытия тысячекратен: сведён сотней каналов и льётся отвсюду – и из ушей Узрителя.

Хлопок: Остановка действа.

Эффект Плёнки: запись отматывается за начало.

Кадросочетание: растрескивается вдоль, поперёк и распадается на куски – рассыпаются на крупицы (стекло цветное разбивается пред камерой).

Экран Фиолетовый

Камера – устремляется (развивается в скорости и масштабах)

Наплыв: проникновение в Фиолет, дальше, дальше. Появляются: Галактики, Туманности, Системы, Созвездия.

Камера: пробивается сквозь астеройды, НЛО и облака радиации к планете, схожей во многом с нашей.

Камера пробивается сквозь Инфосферу, Стратосферу, Ионосферу и прочие.

Кадр: Руки: Владелец (за кадром) вертит планету на манер глобуса, водит ладонью по континентам и смыкает пальцы большой и указательный круг некоего Города, городка, провинции.

Наплыв: Сквозь облака и занавесы стихий, приближаемся к домам-дуэтоэтажиям, ныряем в окна – и выскользаем, пока не находим единственноверное во всём Многомерии Вероятности.

~Занавес~

О городе

Муа покинул Края Шумные – Шахматные – в угоду городку скромному, укромному и тихому.

По городу Живому приятно ходить: что не случайная встреча, то первая любовь всей жизни. Воспоминания остались далеко-далеко, но во мне. Так-то.

Жители знаются, негласно. Чувствуюсь по-домашнему, расхаживаю Вечера в сокровищнице города и распутываю прерию обманчивостей многовековую. Так-то.

Живой ценил Искусство Красноречия: таблички цитат приезжего меня, по табличке на место высказывания. Так-то.

Ценное прозвучит – Воздух Особого держит слова на весу. Триста секунд – слово словили и закрепили. Так-то.

Жители привилегированы делиться чувством чрез прикосновение – трижды. Дитя расскажет родителю – обессилевший болезнью иль юностью; влюблённый разделит с любимой Тайное Особое – робкий; старушка неспособна говорить из меланхолии, смотрит сквозь прошлое, в горизонт, – передаёт сейчас девочке, любопытной до искорки гаснущей. Три акта перемен, точка – в запятую, обвести одиночества круг пальца, отрезать уголки от книги и смягчить крик той.

36. «Судим по глазам – или о глазах: судим Душу по отражению. Растрёпанные остаются самыми ветреными, другие пустеют – совершенное просто и неоднозначно – и многое сойдёт за совершенство и, угаснет. Тишина.

Остаёмся вечны в Вечности, мгновенны во Времёнах. Начало эфемерно – Конец призрачен. Жизнь падает в ценности.

Задаём стоимость мгновению – напрасно! Опасения изникнут под пламенем сейчас. Отключиться, оторвать себя от прошлого»» – Хроники Настенные.

Пекарня I

Сумерки сгущались в Вечер, Ветерок срывала отцветшие из листьев деревьев, листов биографий и крупиц судеб. Картина на полотне прозрачном, поодаль от рукописей, Дитя Венеры.

Осенний утренний лес не был разборчив: он дарил красоту всем.

Яблоня склонилась над домиком, уставшая и прецветшая, и даровала плод ребёнку – мальчику лет девяти —взобравшемуся путём неизвестным.

Картина звалась «Дитя Венеры», семнадцатого века, – пребывала в уголке памятном Музея Современного Искусства.

Фальсификация – не сняла клейма произведения Искусства – картина миновала выставления на торг и была передана Музею Современного Искусства, где – увы – ту видели в последний раз не видевшие после.

Установлен пол похитителя – женский, – или художника.

Следы взлома не обнаружены.

О ней, отчасти, и пойдёт речь; от неё и оттолкнёмся; про ту и забудем.

Притворялся спящим: отмеривал шаги, существа – бродившего по комнате. Нечто приближалось – и наблюдатель прозрачнел и прозрачнел, невесомел и невесомел, взлетал и взлетал.

Губы сочились жизнетрепетом. Дрожь разбилась на волны восходящую и нисходящую.

Цепь разошлась – и сомкнулась

Лакомствую Вечером, в пекарне: круассан погружается в шоколад, вбирает суть и искушает падкого на сладость.

Прохожие, Вхожие, Ухожие, – сколькие призраки вырастают из почв моего почерка? Светофор благославляет Прихожих в Ухожих; засматриваюсь на Пустоту поверх событий, изяществ, изъянов, очерков; настояще ли иное? Фигура – остановилась на причале миров, где движение регуярно и регулируемо; бездвижна; оборачивается – и обращается.

Мы, не знакомы? Всматриваюсь в изумруды за стёклами полотен и очков, чувствую оно самое – «Взаимно» – и отпиваю тройного шоколада с тройным сахаром. Стройность увита материей Волшебства, Таинства, Прошлого и, печали.

Шагнула полусапожком – к пекарне: шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг; подмостки Пекарни: первая ступень, вторая ступень, третья ступень; дверь открывают; ступень, ступень; поворот влево; рука проводит по древу поручня; полусапожки приглушают Песнь Вселенной и склоняют внемлить. Чувство, будто на плече моём ютился котёнок, баловался и миловался: рука легла на плечо. Мяу.

Музыка разливалась за берега нотоносца, уносила за грани звукоряда и плескалась на стены: Апассионата Бетховена, Адажио, в кульминации. Рука на плече – тёплая теплом на двоих; Душа расцветает, тело окаменело. Взгляд – лебёдка душ: всматриваемся один в другого, один в другого; светлеет в глазах – и позади, оказываюсь вне высот и низин. Покачиваюсь – спасают от падения, спасает, Незнакомка.

Смотрю на Неё, Она – на меня. Тишина – не молчание: Безмолвие искоренило туман условностей. Быть может, сейчас – крупицы Истории Большей?

Шоколад остывал. Воздух угостил Гостью гвоздикой, шафраном и корицей. Восседаю на стуле “амбарном”, а Гостья, Гостья – неподвижна.

Ей не хватает описания – изумруд повествования, в деталях: шаль выскальзывала из пуговиц во сосплетении, тепла, материй и Вечера; обувь разшнурована. Глаза сочатся Жизнью. Губы – взывают к трепету.

Мысли изникают нерождёнными. Смотрю за радужку и обретаю некогда запамятованное. Немногое нельзя забыть – созерцаю зарождение.

Случись Ей оступиться а мне – забыться; случись данности свернуть по шоссе ‘иначе’, будь иное весомее, – Фантазии не перебраться в Воспоминание. Фиолетила привносят упомянутых. Она в очерке – и, Любить – вот оно: Вольшебство:

Она – «Ожидаете»

Муа – «Появления Вашего»

Она – «Не отягчу?»

Муа – «Воодушевите» – очнулся – «Присаживайтесь же»

Подсела – «Лакомствуете Вечер?»

Муа – «Взгляните – будто смотрите на пейзаж в полотне прозрачном впервой: Сумерки опеленали Вечер, Ветерок собрала отцветшие из листьев деревьев, листов биографий и крупиц судеб, собрала в месте не для всех и завещала знать непохожим: Вхожим, Ухожим и Прохожим»

Она – «Знаете ли» – нашептала – «У меня скромная домашняя пекарня» – дотронулась меня – «Но круассаны, скроенные на руку – лёгкую – скорую, уверяю, особы» – и говорила глазами когда подголосок расслаивал миры.

Муа – «Позвольте запечатлеть сейчас»

Она – «Прошу же» – звучит – «Горячего?» – иначе чем весь Мир.

Муа – «Тройной сладости» – изникает действительности прежнего.

Она – «Позвольте отказать» – призывает в свою.

Муа – «Простите?» – отдаётся.

Она – «Откажите меньшему во имя Большего» – Божественна, не иначе – «Иначе – получайте большее из меньшего, наслаждайтесь сейчас, ведь сейчас – всё на дне стакана»

Муа – «Если уйдёте – запомнитесь до последних дней» -

Она – «Если – на второй из трёх ступенек сей пекарни, уйду обернувшись дважды?»

Муа – «Остались бы основой размышлениям, эскизам, очеркам, интерпретациям»

Она – «Вольны оставить»

Муа – «Ежели – ушли»

Она – «Даже так. Вернитесь, скользните следом и» – поднесла ладони к губам и, прошептала: «Останьтесь!»

Муа – «Останьтесь» – доверился.

Она – «Останусь – так идём в, вдвоём» – Божественна.

Муа – «Идём» – собрал материи печатления нематерии.

Она – «Почитаете труды свои?» – коснулась рукописи в руке.

Муа – «Посвящу» – вручил лист Занавеса Вечерий в лоске ~Тс-с-с~Сновидящей

Вернёмся к сюжету II

Вышли – переиначить Историю нас разминувшихся. Взяла за руку – и повела. Вверился Незнакомке, вверился случайности, вверился Особому и последовал Зову Сердца Любящей.

Шли сквозь символы Почтения, Особости, Великодушия и Вкусности. Души общались в рукосплетении. Мы – посредники Душесоития; не много – не мало.

Зашли в дворик-колодец, миновали дверь, дальше по парадной, лифт. Обнажила голову: локоны витого изумруда, шаль поверх шеи керамической. Руки плотности воды, пульсируют со Вселенной.

Примкнула губами ко мне, – «Наш этаж» – вышли. Занавески прошлому – и на лестничных окнах, ступени из паркета – словно клавиши фоно. Котя-Коток держит в лапках пухленьких табличку: Пекарня Совёнок Роберт.

Спутница – «Что предпочтёте?» – ввела в залы Венеры – «Кроме меня?»

Муа – «Историю»

Она – «Расположимся, брат-близнец»

Муа – «Ведите»

Она – «Отведаешь вкусностей»

Муа – «Угощаю»

Она – «Любопытно когда угощают твоим же..» – поймала мысль за хвостик – «Оплот Любви?»

Муа – «Берёг себя для встречи сей»

Она – «У-у» – польстилась, отпустила руку – на миг, холодный без прикосновения, – «Не зря меньшего, Не зря Большего, но Зря Особое»

Прошествовали в залы Роскоши, Изобилия и Волшебства. Воздух вкусный – запечённый. Меню Волшебное – на столике: пролистываю напитки с теплотой душевной.

Трюфель. Торт. Слабость на сладость.

Избрала Бисквитную Эйфелеву Башню, Кремовую Триумфальную Арку и Фо-Но из плиточек шоколадных с ключом скрипичным на стороне одной и басовым – на другой.

Муа – «Трюфель, один»

Она – «И единственный?»

Муа – «Трюфель Первый»

Она – «Медовик Второй?» – адресовала поцелуй почтой бесконтактной – «Съешь два?»

Муа – «Честно – съем» – голоден.

Она – «История…» – потерялась в завитках Спонтанности – «Расскажу – или Расскажешь?»

Муа – «Голос божественнен»

Она – «Составляла духи» – поделилась – «И вывела аромат» – протянула флакон названия забытого, но Чувства.

Вспомнил - «Космический Лес во пледах Весны» – Ветра – «Шарф из Осени…изобрели Весну. Больше: маленькую историю, сложили чувствами»

Она – «С Тобой совершенно пропадает чувство Времени» умилилась часам сбросившимся в окно вникуда – «Принесу» – оставила в обители цветов хрустальных, витков судьбоносных и тщеславия изникшего.

Муа дивился и дивился. Вершится. То связало нас – что разлучило до обретения плоти.

Спасительница возвращается – с блюдом из зеркала-серебра. Пионы, Фиалы, Нарциссы, – из патоки? Город на блюдце.

Переставила достопримечтательности, корректирует, вносит толику Инакобразия, балуется, надкусывает; проваливается в ‘сейчас’ и создаёт Чудесное. Космический Лес. Ветерок срывает листья и опекает в сугробы.

Она – «Плато Безмятежности. Плюх – оказуаешься на Побенежии Реки Времени средь Поля Клеверов Четверолистных! Волшебно!»

Муа – «Волшебница!»

Она – «Расскажи» – указала на духи – «Историю» – взглянула по-иному – «О Тебе и ком-то?»

Муа – «Об Особой»

Восторглась – «В Мире найдётся, столь замечательный Человек?»

Муа – «Предо мною»

Зааплодировала – «Браво» – и не отводила глаз – «Слушаю»