Текст книги "Яд (СИ)"

Автор книги: satin.gl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Glacies/Лёд ==========

В мире, где клятвы не стоят вообще ничего. Где обязательства – пустой звук. Где обещания даются лишь для того, чтобы их нарушать, было бы славно устроить так, чтобы слова обрели былое значение и мощь.Чак Паланик. «Колыбельная»

*****

Она хочет пить.

Такое простое, такое человеческое чувство – жажда.

Её не должно быть здесь. Виктория не сделала ничего выходящего за рамки закона измерения. Тогда почему? Почему булькающий звук стоит в ушах: дразнит, издевается, манит.

Манит её – позвать его…

Звать. Умолять. Просить хоть толику тех капель, которые она насчитала, слушая отвратительный звук.

Сколько она здесь? Сколько прошло времени с тех пор, когда главной её заботой была утренняя прическа. Сколько, с тех пор, как она принимала ванну с любимым маслом звездной розы и миндальным молоком…

Грязная.

Грязная в своих мыслях. Грязная ночная рубашка, прилипшая к её телу. Грязные, засаленные белокурые волосы. Грязь. Грязь. Грязь. Повсюду в этой одиночной камере – грязь.

Ещё звуки…

Отвратительные крики. Тошнотворные лязги цепей. Кровь. Откуда она? Почему она не видела ужасных пятен раньше? Когда-то приятный, атласный шёлк стал ненавистен… Ненавистен из-за застывших пятен крови.

Он прикасался к ней?.. Нет. Она бы почувствовала. Почувствовала бы и вспомнила руки, оставляющие после себя следы, которые не смыть.

Для чего она ему? У неё нет ни статуса, ни привилегий перед советом. Зачем новоиспеченному королю бывшая смертная?

Габриэль.

Он поможет. Придет и вытащит её из злачного места, причиняющего ей боль. Боль от недостатка его ласковых рук.

Ей нужны прикосновения Габриэля. Нужно его тело рядом. Нужны белоснежные крылья укрывающие её ото всех.

От него.

Нет, нельзя. Ей нельзя думать о нём. Запустив цепочку мыслей о самом Дьяволе, он услышит. Обязательно услышит и примет это за потребность в нём. Будто она может нуждаться в нём. Будто может понять его мотивы. Будто знает его.

Знала… она знала его раньше. Она видела каким он мог быть. Видела борьбу в темноте его глаз. Она знала его раньше, но никак не сейчас. Виктория должна смириться. Того парня больше нет. Его нет. Значит и спасения от него нет. Нет ни жалости, ни сострадания; нет блеска в вишневых глазах; нет отклика на её мольбы.

Она молилась. Долгое время звала его. Звала с того момента, как её бросили сюда. В камеру. Темницу. С тошнотворным запахом. На цепь. Словно суку, недостойную стоять на ногах перед хозяином.

Она восседает на матрасе с тёмными пятнами и гниющей плесенью, поджав под себя ноги. Цепь, скрепляющая руки, не позволит ей встать, когда он придёт.

Сколько она здесь? Сколько времени прошло с тех пор как её похитили, перед самым важным днём в её жизни?

Она должна была стать тем утром самой счастливой женщиной на свете. Встать, улыбнуться солнцу выступающему из-за плывущих пурпурных облаков, и сделать шаг в новую жизнь.

Но её похитили. Зачем? Она ведь просто хотела надеть своё белоснежное платье, которое Мари шила несколько недель. Хотела надеть комбинацию белых кружев. Хотела сделать высокую прическу. Она даже собрала высокий пучок на ночь, чтобы придать волосам объём. Она хотела сказать «да», стоя перед священным алтарем. Хотела поцеловать своего мужчину. Хотела чтобы их союз закрепили на небесах. Хотела почувствовать его руки в своих волосах, поздно вечером, после банкета. Почувствовать, как бы он вытащил шпильки из её волос. Они бы падали на пол, образуя небольшую кучку металлических заколок. Потом, он бы развернул её к себе спиной, поцеловал бы обнаженные плечи. Его пальцы задели бы шнуровку корсета. Он бы справился за несколько минут. Несколько безумно долгих, мучительных минут. Она бы предстала перед ним в комплекте белья купленном на земле. Невероятно лёгкий шёлк её лифа не скрыл бы от Габриэля напряженных, набухших сосков. Тонкие трусики, не скрыли бы влаги, которую вызвали его пальцы, скользящие по её телу. Она бы приняла его холодные прикосновения. Приняла и наслаждалась бы каждой минутой проведённой с ним. Привыкла бы к аристократичной сдержанности. К умению держать при себе эмоции.

Она хочет пить. Она не помнит, когда последний раз что-то ела. Булькающий звук раздражает. Она не должна раздражаться. Она ангел. Она контролирует свои эмоции. Контролирует рвущиеся крики из её горла. Ей хочется кричать. Кричать до тех пор, пока не придет хоть кто-то.

Она сходит с ума.

Ей нужны прикосновения. Она хочет отключить свой разум. Хочет забыться и коснуться себя крыльями. Не помогает. Она слаба. У неё нет сил, чтобы накрыть себя двумя золотистыми одеялами за её спиной…

– Что тебе нужно от меня?

Первый вопрос, который она осмеливается задать за последние дни. Она молчала. Долго молчала, но больше не может. Ей нужны ответы. Она выгрызет их. Ей нужно знать, как выбраться отсюда. Почему за ней никто не идёт? Почему она торчит здесь? Грязная, жалкая, потная.

Недостойная. Бывшая смертная. Непризнанная.

Ей не нужно открывать глаза, чтобы почувствовать.

Почувствовать его.

Его темнота преследовала её несколько лет. Словно шлейфом тянулась за ней по пятам. Будто он навсегда запечатал в ней часть себя. Ту часть, которую никто больше не видит. Была ли она таковой для него? Той в ком он похоронил самую светлую из своих чёрных частиц? Чтобы она сказала, зная, что была кем-то для него? Он ведь был…

Был кем-то большим, чем садист. Кем-то большим, чем любовник. Чем демон. Дьявол. Сатана. Он был её болью. Болью её потери. Болью её воспоминаний.

Она заперла его. Заперла глубоко в себе часть его тьмы. Она никогда не признаётся, как трепетно гладит их по ночам. Как трогает тонкими пальцами его следы, которые так и не удалось стереть с её тела. Она не признается. Никогда.

– Открой рот.

Вздох. Он рядом. Божеблять. Прямо перед ней. Сел на корточки и смотрит на её грязь. Смотрит и видит как раздуваются её ноздри, ловя свежий запах хвои и алкоголя. Ей тоже хочется выпить. Выпить и запечатать алкоголем свои эмоции. Скрыться ото всех. От него. От Люцифера в первую очередь. Он не должен видеть её уродство. Её искалеченных эмоций. Её желание сдаться…

Она подчиняется. Не открывая глаз, исполняет его волю, как когда-то давно. Знает, что не стоит ему верить. Но, булькающий звук… она всего лишь хочет пить. Потом все остальное. Ей нужны силы.

Капли холодной воды текут в горло вместе со слезой, скатившийся с уголка её глаза. Драгоценный стихийный элемент.

Виктория мысленно себя проклинает – за слабость. Глотает воду и чувствует злорадство демона. Он побеждает. Всегда побеждает.

– Ты истощена, но умудряешься тратить последние капли жидкости в организме на ебучие слёзы? Где твоя расчетливость, Непризнанная?

Ей хотелось посмотреть на него. Просто открыть глаза и увидеть монстра перед собой. Напомнить себе – почему… Почему она сбежала от него. Да, она именно сбежала. Оставила записку и попросила своего друга, нынче жениха, скрыть её. Он не мог найти. И не искал вовсе. Она бы почувствовала. Почувствовала что-то кроме шлейфа его тьмы, живущей в ней, которая когда-то служила ей маяком.

Виктория не может остановиться. Пьёт и пьёт. Чувствует ледяные капли, падающие на подол её ночной рубашки. Шёлк. Теперь уже ненавистный ей шёлк – слишком грязный. Слишком прилипчивый к её не менее грязному телу. Вода разбавляет засохшие пятна крови, придавая ей омерзительный запах. Её нос морщится, что не скрывается от внимания Сатаны.

Он убирает фужер с бесконечным пополнением пойла. Он смотрит, прожигает её лицо. Всматривается в грязные следы оставленные его псами. Не жалеет, не сожалеет. Просто смотрит.

– Я не разрешал закрывать.

Она вздрагивает. Её крылья слабо трепещут, посылая вибрацию в позвоночник, когда…

Он прикасается к ней.

Ему нельзя к ней прикасаться. Обжигающее до одури пальцы смыкаются на её подбородке. Большим, мозолистым пальцем мужчина проводит по её нижней губе. Они с трещинами, с запекшийся кровью в уголках, искусанные за время пребывания здесь. Виктория резко поворачивает голову в право, вырываясь из его хватки.

Дьявол не терпит неповиновения. С громким выдохом он хватает её за шею и сжимает пальцы вокруг. Она хрипит, хватает ртом воздух. Он наблюдает, как из последних сил ресницы Виктории подрагивают.

– Я сказал тебе, сука, открой рот!

Открывает, слыша треск тонких тканей на губах. Как же ей хочется посмотреть на него. Увидеть его злорадство. Его жестокость. Доказать себе ещё раз каким ублюдком он может быть. Тварью, по силам которому сделать из неё тряпичную куклу. Безвольную. Грязную.

Остатки здравого рассудка бьют тревогу. Что он делает с ней? Что себе позволяет? А главное… зачем? На её язык ложиться нежнейший кусок мяса. Совсем крохотный, но достаточный для того, что она приходит в ужас. Он кормит её. Пленницу. Которую держит здесь без крова и пищи! Ей нужна его жестокость. Он не должен позволять даже сотой доли её ангельской души, думать, что ему не плевать на неё.

Она снова сдаётся. Жует, всхлипывает и снова открывает рот. Прогоняет слёзы и наслаждается вкусом еды. Еды с его рук. Рук своего короля. Он задевает пальцем кончик её языка, когда вкладывает новый кусочек.

– Медленнее. Вот так, молодец.

Проглатывает. Получает новую дозу питья. Несколько капель восхитительного вкуса цветочного вина.

– Зачем я здесь?

Осмеливается задать вопрос, понимая что с минуту он ничего не делает. Молчит. Ждёт. Чего он ждёт? Её тело трепещет от прикосновений. Её телу плевать кто это. Ангелу нужно почувствовать подушечки мозолистых пальцев на грязном теле. Она держит глаза закрытыми представляя себя рядом с Габриэлем. Проецируя его руки. Его ласки, на её трепетных губах. Его дыхание… Виктория прогоняет морок. Это не Габриэль. Это – Он. Её кошмар. Мучитель. Её самая большая тайна и сокровенное воспоминание.

Сдаётся. Окончательно. Она так устала. Ей нужны ответы, чтобы понять, как выбраться с этого злачного места.

Открывает глаза. Вишневые омуты в десяти сантиметрах от неё. Лицо мужчины не выражающее ничего по отношению к заключённому ангелу. Её ледяные глаза спускаются ниже, не в силах выдержать давление Дьявола. Между его губ зажат большой палец правой руки. Он облизывает соус оставшийся от мяса. Эти пальцы были у неё во рту. Она отводит взгляд. Нельзя видеть то, чего нет. Ей нельзя допускать мысли о его прикосновениях. Как бы не хотелось; как бы не хотелось ощутить их вновь…

Она голодна. Так сильно голодна. И он знает это. Знает, как мощно она нуждается в его руках. То, с какой жадностью он смотрит на её грязное лицо. На её искусанные губы. Так нельзя. Нельзя так смотреть…

– Ты похитил меня.

Девушка решает зайти с другой стороны. Она знает, как Дьявол любит игры. Знает потому, что тоже любила играть с ним.

– Да.

Складывает руки в замок прямо перед ней. Дразнит её. Так близко и так далеко одновременно.

– Я не понимаю – зачем. Разве во мне есть какая-то ценность?

Ей не хочется вызывать его жалость. И он не тот кто даст её. Виктории нужны ответы.

– Абсолютно никакой.

– Тогда зачем? Неужели ты хочешь спровоцировать совет, Люцифер?

Смотрит ей в глаза. Лёд столкнувшийся с пламенем. Она не растает под его взором. Больше не позволит себе утонуть в черноте. Словно пропуская мимо её вопрос, мужчина говорит:

– Я не видел тебя четыре года… – выдыхает. – Как тебе удалось скрыть своё местонахождение?

– Габриэль.

Не видя смысла врать, отвевает Виктория. После назначения даты свадьбы об этом узнали все. Она знала, что весть дойдёт до Люцифера. Знала и боялась. Та, тёмная часть её души испытывала что-то сродни надежды. Надежды на то, что он узнаёт. Она хотела знать – как он отреагирует? Почувствует хоть что-то?..

Советник небесного совета не мог жениться тихо. И Ребекка Уокер не позволила бы торжеству ограничится клятвами в верности под луной друг другу. Её дочь должна была блистать на своей свадьбе. Ведь она выходит замуж за Серафима. Мать гордилась бы ею. Где же они все?

– Габриэль. – повторил, не меняясь в лице.

– Зачем я здесь?

В тысячный раз спрашивает она. Тысячный раз после того, как её бросили сюда. Словно она мешок грёбаной картошки.

– Жена серафима настолько тупа, чтобы не видеть очевидное?

Она ангел. Она контролирует свои эмоции. Он может провоцировать её сколько угодно. Она не сломается!

– Ты похитил меня накануне свадьбы. Я невеста, а не жена. – глаза в глаза. Виктория не видит наличия души у оппонента. – Если я не лезу в работу своего жениха, это не говорит о наличии или отсутствии моего интеллекта, Люцифер.

– Твой жених подписал приговор моему советнику. Он посмел прикоснуться к судьбе моей собственности, без моего ведома. Без моего, блядь, последнего слова.

– И ты решил, что можешь забрать его невесту и остаться безнаказанным?

Его смех, как раскат грома отражается от каменных стен темницы. Свет фонарей красного оттенка затрясся отбрасывая тени с ужасными силуэтами бесов и чертей на каменную кладку.

– Остаться безнаказанным. – насмешливым тоном вторит Сатана. – Никто, сука, не смеет трогать то, что принадлежит мне. Никто.

Голос мужчины хриплый, зловещий, ужасающий. Тьма сгущается над ним. Окружает его стан и вдыхает в неё ужас.

– Твой ублюдок знал, что я скоро вернусь из Чертог. Знал, что я не оставлю казнь своего демона безнаказанной. Знал, что я мечтаю разорвать ту, о кой он грезит по ночам, надрачивая хер обмотанный её бельем, которые украл в тихую, пока ты спала. Он, блядь, знал, что я приду за тем, что ему дорого!

Мужчина растягивается в хищной улыбке, от которой Виктория ёжится. Он улыбался так, когда отрывал головы тем, кто шёл против него. Улыбался так, когда грезил мыслями свергнуть отца. Улыбался так, когда Виктория нарывалась на наказания…

– Габриэль сам подложил тебя под меня, Непризнанная. Ты ответишь за каждую потраченную минуту, за мысли о твоей мерзкой, продажной душе. Ответишь за то, что заставила меня думать о таких вещах, о которых я не должен был думать. Ответишь, мать твою, за казнь советника! Ответишь за сраную помолвку с серафимом и несостоявшуюся свадьбу! Ответишь за три года, что я рыл землю зубами в твоих поисках! Ты. За всё. Блядь. Ответишь.

Виктория не замечает, как его лицо приближается к ней. Как раковину уха обдаёт горячим дыханием. Как его руки сжимают ворот её рубашки.

– Я хочу сделать тебе подарок, дорогая. Ты ведь мечтала об этом, правда? – Он не ждёт ответа от неё. Он хочет уничтожить. Растоптать и показать, что она никто. Не способная мыслить в такой опасной близости рядом с ним. – Ты произнесёшь свою свадебную клятву. Мне. Для меня. Поклянёшься в вечной верности, Непризнанная.

С тихой фразой, ткань ее рубашки трещит. Она не боится стать нагой перед ним. Не боится и того, что он увидит отклик её тела на его прикосновения. Он знает. Помнит, что она нуждается в них. Знает, какой голод она испытывает до чужих рук. Ей нужны объятия. Нужны прикосновения.

Бракованная Непризнанная с человеческим расстройством.

– Ты женат. – твёрдо заявляет ангел, подняв подбородок с гордостью смотрит в глаза своему кошмару. – Ты не сможешь принять клятву и поклясться мне.

– Я? – он выглядит удивленным. Его брови слегка приподнимаются, а уголки губ ползут вверх. Глаза сканируют её тело. Грудь, впалый живот. Острые рёбра торчащие под кожей. Она сильно похудела находясь здесь.

– Кто тебе сказал, что я буду клясться? Ты не получишь от меня и малой доли верности, Уокер.

Она не понимает, что это значит. Не понимает за что он так поступает с ней; не может прочесть это в его глазах. Единственное, что она видит, то как он смотрит на порезы. Порезы и ссадины на её теле; видит, как его челюсть сжимается;как брови сходятся на переносите образовывая тонкую горизонтальную полоску.

Его псы обошлись с ней не самым лучшим образом.

Щелчок замка приводит её в чувства, и кованая цепь падает к её ногам.

– Встань.

Диктатор. Чудовище. Спасение.

Всё в одном лице. У Дьявола слишком много ликов. Слишком много для неё одной. Виктория трет онемевшие запястья. На дрожащих, тощих ногах стоять она не может. Понимает, что если встанет, упадёт прямо на пол перед ним. Этого ли он добивается? Добивается, чтобы она пала?

– Я сказал – встань!

– Не могу… – шепчет она, стыдясь своей слабости. – У меня нет сил, Люцифер.

Он хватает её за плечи, поднимает вверх, будто она не весит и грамма. Её ноги дрожат, сухожилия тянет, кровь хлынула по венам, посылая жгучее покалывание в мышцы. Он не отпускает, сжимает её руками. Крепко. Даёт почувствовать слабую боль. Боль к которой она привыкла.

– Демьян был чудовищем. – говорит она, не смея поднимать на него взгляда. – Ты не можешь наказывать меня за его проступки. За то, что он был казнен.

– Могу и накажу. Ты не имеешь права голоса. Здесь не грёбаные небеса. Ты нихрена не дома.

– Сколько я здесь?

Виктории проще поддерживать диалог с Сатаной, нежели думать о том, чего он хочет от неё. Для чего накормил, напоил и заставил подняться.

– Пять недель.

– Габриэль узнаёт где я. Он придёт. – хватка на её плечах усиливается. Люцифер приближается к ней, почти касаясь носом её носа. Татуировки на его шее приобрели оттенок пламенного цвета. Она помнит, что происходит следом.

– Открой свой грязный рот, Уокер.

Нет. Активно мотает она головой. Нет. Она не позволит ему. Клубы чёрного дыма уже вырываются из его глотки. Он чудовище. Чудовище не должен этого делать. Только если…

– Прими, блядь, мою помощь. – сквозь зубы, задерживая чёрное дыхание, говорит мужчина. – Или я заставлю тебя.

Комментарий к Glacies/Лёд

Спасибо за вдохновение прекрасному автору, прекрасной работы https://ficbook.net/readfic/11745434

Твоя «Грязь» вдохновила меня обнажить свою собственную🖤

Эта работа долго пылилась на полке. Пусть выйдет в свет – прогуляется🚬

========== Ignis/Пламя ==========

Комментарий к Ignis/Пламя

❗️ЧИТАТЕЛЬ❗️

Трек к главе – Lovely – Lauren Babic , Seraphim.

Видишь, я написала тебе заранее, чтобы ты скопировал, прослушал, или включил когда увидишь отметку «soundtrack». Просрешь всю атмосферу, если не послушаешь😑 (можно найти в вк, Spotify, гугл поиск, Яндекс музыка)

Приятного, сладкие🖤

У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.Чак Паланик. Колыбельная

*****

Он не дождался пока Виктория примет верное решение. Не хотел ждать. Он хотел быть ближе к ней. Ближе, чтобы доказать самому себе: это всё – его растоптанная гордость. Ни больше, ни меньше. Он подхватил её одной рукой за талию, впечатывая хрупкое девичье тело в своё: твёрдое, пылающее. Вторую руку поместил на острую скулу, прикладывая резче, чем хотел. Она вздрогнула в его руках. Затряслась, посылая дрожь в его собственное тело. Люцифер надавил большим пальцем на ряд её нижних зубов, раскрывая челюсть. Во льдах голубых глаз раскололся айсберг, сбивая его с толку.

– Перестань бороться со мной. Просто прекрати. Я не хочу делать тебе больно раньше времени, Непризнанная.

Вот он. Тот кем был и кем остался. Тот каким она его оставила. Бездушный ублюдок, думающий только о себе. Она нужна ему здоровой, вменяемой и чувственной. Только так он получит то, чего желает. Только так сможет насладиться каждым безмолвным криком её души. Ему так нужно почувствовать её. Чувствовать каждый, мать его, отклик хрупкого тела. Слышать каждый судорожный выдох, вырывающийся через её омерзительный, лживый рот.

«Мне необходимо почувствовать тебя снова… просто. Просто убеди меня в своей лживости! Убеди в своей гнилой преданности! Дай мне то, что извергнет тебя из моей памяти… дай.мне.себя.Уокер»

Он выпустил своё дыхание ей в глотку, наблюдая, как она меняется. Как её ангельская сущность принимает его демоническую энергию. Он не хотел помогать ей таким образом. Не хотел давать ей свою энергию. Она что-то делает с ним… Иначе… как можно объяснить разносторонность его мыслей? Пока он не увидел её…

Он не хотел думать о тех, кто оставил кровавые следы на её теле. Не хотел думать о том, как отрывает их головы и за трахеей тянутся кишки, покрывая его руки алой, густой жидкостью.

Ему не нужно защищать её.

Он не должен это чувствовать.

Он здесь для того, чтобы видеть, как она снова встаёт на носочки перед ним… он увидит. Для этого она здесь.

Он помнит, как она танцевала… Помнит, как горели её глаза, даря ему чувства неизмеримого блаженства. Чувство, подобное взорвать, изничтожить все галактики. Все вселенные. Лишь бы она смотрела на него. Смотрела и танцевала под луной. На их месте. На озере.

Он помнит, как её тонкие руки поднимались, совершая замысловатые круговые движениях. Помнит, как не мог оторвать взгляда от выгнутой спины, когда тонкий стан её фигуры опирался на одну ногу. Помнит, как снимал с неё пуанты, после врученного подарка. Помнит, как после – доставлял ей удовольствие граничащее с болью. Как всё его естество кричало об обладании. Он держал в руках весь мир, заключённый в её голубых глазах и коже молочного цвета. Он отдавал себя. Всего себя и только ей. Открывал перед ней всю потаённую черноту. Смертной, взбалмошной девчонке. Которая танцевала на поляне за школой. Которая заставила забиться его чёрное сердце. Он помнит, как среагировал на неё его член. На длинные, тощие ноги. На высокую, упругую грудь. Тонкую, до прозрачности талию. На её тонкий голос, зовущий его. Помнит, как участился его пульс…

– Ты ответишь мне?

Она посмела вырвать Дьявола из его мыслей. Из его прошлого. Их прошлого. Оттуда, где было так хорошо. Так спокойно и блаженно. Умиротворение – вот что он чувствовал когда, обладал ею. Он был готов боготворить эту женщину, подарившею ему свою лживую любовь. Был готов идти против всех и вся. Он уничтожил бы каждого, вставшего у них на пути. Он хотел её. До безумия, до одури, до черноты в мыслях. Хотел ангела, кричащего под ним и выкрикивая его имя во время судорог. Хотел её криков, её стонов. Хотел видеть, чувствовать, трогать, гладить, целовать и зализывать все раны причинённые им. Она так чертовски хорошо смотрелась в его покоях. На его простынях. В его рубашке. Это всё было… До тех пор, пока она не предала его. Пока не оставила с дырой, размером с бездну внутри!

– Надевай.

Он отшатнулся от её тела, словно Виктория была тем самым айсбергом, что он видел в предательских лазурных глазах. Она обжигала его своим холодом. Люцифер пальцем указал на грязный матрас. Ужас, застывший на её лице был невероятен. Не поддельный. Именно то, что ему нужно. Он пообещал себе, что отыграется на ангельской душе. Отыграется и растопчет всё, что когда-то было между ними. Ему необходимо уничтожить это. Только так он сможет забыть.

– Н-нет… ты ведь не думаешь… – девушка стала заикаться от нахлынувшей энергии. От приступа эмоционального конфликта.

– Ты наденешь эту хрень. – Сатана умеет принуждать. Он знает как заставить. Только у неё, у Виктории, было преимущество перед ним. Всегда. С первого дня она любила ему подчиняться. Однажды она нашла ту искру, способную зажечь в нем, что-то инородное. Ненужное и одновременно желанное. Больше она не сможет сделать этого. Он всё уничтожит. Сегодня. Этой ночью – он покончит с ними.

– Ты сделаешь это и покажешь мне то, что делала не раз. Давай же, Непризнанная. Неужели я больше не достоин лицезреть твоё «Па»?

– Я не стану танцевать для тебя. Не заставляй меня, Люцифер. Ты ведь не хочешь этого. – глотая подступающие слёзы, она была готова молить его не поступать так с ними. Молить не разрушать то, что осталось в её памяти – о нём. – Хочешь – можешь убить меня. Я не стану…

Он не дал ей договорить. Вся та злость, вся накопленная за годы без неё агрессия, готова выплеснуться лавой на неё. Ему не нужно её убивать. Ему нужно – убить её в себе. Вытравить её запах с легких. Очиститься от прикосновений тонких рук. Избавиться от лжи, которую она вещала ночи на пролёт, обнимая своими ангельскими руками. Ему необходимо избавиться от неё.

– Я не убью тебя. Не сегодня, дорогая Виктория. Сегодня, – он говорил ей прямо в распухшие от укусов губы. – Ты будешь моей куклой. Маленькой, хрупкой, фарфоровой куклой. Ты поняла? Я ведь могу заставить тебя.

– Знаю…

Она знает. Конечно она помнит. Как можно забыть всё то дерьмо, что они творили? А как она реагировала на это? Как тряслась под ним после оргазмов. Как целовала и шептала слова любви и преданности. Он заставит её вспомнить всё. Заставит вспомнить, а потом уничтожит.

Девушка послушно села на матрас. Он наблюдал за тем, как она повязывает ленты на своих щиколотках. Как пытается разогреть трением изящные пальцы. Проклятье. Он так любил её ноги. Любил когда они лежали на его плечах. Любил когда она обхватывала его бёдра ими. Он не должен был реагировать на неё так. Он хотел раздавить её. Он знал, как она относится к своим танцам…

Единственное, что она забрала с собой на небеса это – её любовь к балету. Сатана знал, что уничтожит о себе все воспоминания в ней. Всё хорошее, что было между ними. А потом отпустит. Сломанную. Раздавленную. Испорченную. Она перестанет думать о нём. Перестанет травить своей лаской, которую он чувствует на расстоянии. Чувствует через каждый оставшийся след на её теле. Каждый раз когда она прикасается к своим розовым шрамам – он чувствует. Чувствует, но не понимает – почему? Она ушла от него. Бросила. Предала. Лживая сука. Он видел в ней ту, кем она не являлась…

– Мог бы ты… дать мне какую-нибудь одежду, пожалуйста? – шепот, сотрясающий его мысли…

Как же он старается не смотреть на неё. Не заострять внимание на острых, выпирающих рёбрах. Не всматриваться в ключицы, ранящие глаз словно кинжал. На узкую талию, которая стала лишь изящнее с их последней встречи. На бёдра, созданные для того, чтобы их целовали. На задницу в форме сердца. Так и просящую быть выпоротой. На маленькие отметины в зоне ягодиц и ляжек. Его отметины… Его метки на её теле… она могла бы убрать их. Не стала. Оставила. И он чувствует каждый раз, как она вздрагивает прикасаясь к ним. Словно маленькие шрамы это – связь между ними.

К чёрту всё. Он не для этого здесь. Ему нужна её боль. Он видит её голод…

Непризнанная с человеческим расстройством.

Видит, как её глаза умоляют прикоснуться к ней. Она три недели здесь. Одна. Без возможности прижаться к кому-то. Без возможности дать своему ублюдскому жениху прикоснуться к ней. Лживая. Мерзкая, лживая сука.

Смотрит на неё, протягивает руку. Виктория поднимает глаза на Люцифера, выражая протест стиснутыми до скрежета зубами.

– Я дам тебе одежду. Ты пойдёшь со мной, для начала.

– Куда?

– В тронный зал. Тебе не хватит места развернуться здесь, – он сел на корточки перед нагим телом, – ты так не думаешь?

Он ненавидит её слёзы. Ненавидит когда её глаза краснеют по причинам далеким от совокупления. Выводит его. Раздражает своей борьбой. Что и кому она доказывает?!

Как только шкала гнева доходит до грани, Виктория, словно чувствуя – встаёт. Выпрямляется прямо перед ним, открывая вид на розовые половые губы. Люцифер не сразу понимает, что происходит, когда в пах ударяется мощный приток крови. Даже просидев три недели в камере – ангел прекрасна. Грязная, голая, липкая… великолепная и возбужденная.

Ему не может казаться. Он знает её тело. Знает каждую точку её наслаждения и боли. Знает, как она мокнет. Знает какая чувствительная вагина у грешного ангелочка. Его злорадству нет предела. Его превосходству нет вышепоставленных. Она здесь. Перед ним. Абсолютно беззащитная и мокрая. Запах её возбуждения ударяет в голову, обрушивая флешбеки воспоминаний.

Нет! Его внутренний рык подобен шторму. Она не должна так влиять на него. С этим покончено. Она думает, что он женат. Пусть думает. Пусть верит в то, что не была единственной. Никогда. Он никогда не признаётся ей, что провёл три года в своих воспоминаниях и мыслях о грязном ангеле.

Он поднялся перед ней, возвышаясь, демонстрируя мощь тёмной сущности. С презрением на лице, схватил за предплечье, перемещая в тронный зал.

Здесь пусто. Так пусто и тихо. Конечно, он подготовился. Избавил свой замок от лишних ушей. Избавился от наложниц расхаживающих по длинным коридорам. Избавился от слуг и служащих. Только он и она. Ангел и демон. И сегодня всё закончится.

Они остановились возле постамента на котором возвышается его трон. Заслуженный трон короля преисподней. Он слышит, как прерывисто она дышит, чувствует, как от нежной кожи исходит приятная прохлада. Ей нравится. Всегда нравились его касания. То как контактирует адская и ангельская энергия. Это впечатляло их обоих.

Демон отпустил руку Виктории и потянулся к пуговицам своей рубашки. Опустил подвернутые рукава и стянул атрибут одежды. Повернулся к ней, натыкаясь на её утончённый профиль. Чёрные зрачки в голубых глазах исследуют зал, выдавая её замыслы с потрохами. Не к кому бежать. Её никто не спасёт.

Оставшись в одних брюках, низко сидящих на бёдрах, он сделал шаг назад и в сторону. Он обнял её плечи своей рубашкой и задержался, сжимая её тело. Её волосы собраны в высокий пучок, который ангел так и не удосужилась распустить, проведя столько времени в одиночестве.

Люцифер не понимал, зачем он это делает. Не думал, как расценивает его действия Виктория. Он просто опустил глаза ниже, натыкаясь на белокурые волосы, протянул руку и вытащил черную шпильку.

Одну, вторую, третью. Пока пряди волос не стали опадать на её плечи, оттеняя свой цвет на чёрной рубашке. Он запустил пятерню, пропуская грязные локоны между пальцев и по велению его желания, они снова заблестели. Стали легкими и чуть длиннее, чем он запомнил.

«Убить тебя хочу. Уничтожить. Оттаскать за эти патлы. Лживая»

– Приступай… – Он выдохнул ей в ухо, царапая шёпотом внутренности. Отступил на шаг, поднялся и разместился на троне.

Люцифер. Сильнейший из всех демонов. Сатана. Сын своего ублюдка отца. Величайший правитель из всех, которые могли бы быть в Аду. Его тьма. Его обитель. Его мрак и жестокость. Здесь все – его. Кроме одной хрупкой блондинки, смотрящей на него, как на кусок дерьма. Как на безжалостное чудовище. Пусть. Он ещё хуже, чем она думает.

«Ты – мой яд, любовь моя. Сладкий, пронзающий, проникший мне под кожу – яд. Если бы я знала раньше, что отравиться тобой – лучшее что со мной случалось, позволила бы укусить себя раньше…»

«Сука. Лживая. Блядь. Сука!»

– Как я мог забыть. Тебе ведь нужна музыка?

Молчит. Игнорирует его вопрос, только смотрит на него. Смотрит и взывает к милосердию. Он усмехается, щелчком пальцев запускает уже давно знакомую мелодию.

**soundtrack: Lovely – Lauren Babic , Seraphim**

Узнавание проскальзывает на лице девушки. Её слёзы, его хладнокровие. Он непоколебим. Ему нужны её страдания. Страдай для него, живи после с этой болью. Болью, что заставила испытать Дьявола.