Текст книги "У каждого свои недостатки (СИ)"
Автор книги: Santia
Жанры:
Короткие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Ладно, – засмеялась Мег, – идём обратно в банкетный зал. Споёшь нашу любимую песню?
– Хорошо, специально для тебя и девочек. Давай срежем здесь путь.
Дверь в кабинет Эрика снова открылась.
– Ой, это не сюда!
– А куда? – с интересом спросил Эрик.
– Извините, – ответили ему два смущённых голоса одновременно. – Мы, кажется, ошиблись дверью, – а вот это уже Кристина.
– Постойте, – к собственному удивлению попросил Эрик, и девушки замерли. Он протянул руку, чтобы нащупать лампу и снова её зажечь, но вместо этого сшиб на пол и с трудом сдержался от витиеватого проклятия.
– А вы наш новый хозяйственник? – спросила Кристина. Они обе стояли у дверей, не решаясь войти. – У нас часто падают задники во время репетиций, а сегодня упал мешок с песком, ужасно отвлекает, знаете ли.
– Кхм… – остаётся надеяться, что они его не видят! – Я обязательно займусь этим завтра с самого утра, – пообещал он. – Действительно так часто?
– Мы даже подозревали, что кто-то нарочно их сбрасывает, – сказала Мег. – Говорят, здесь когда-то был настоящий Призрак Оперы… вдруг он?
– Призрак – вряд ли, – авторитетно сказал Эрик. – Скорее всего, просто механизм нужно проверить и починить. А вы – мадемуазель Дааэ? – сменил он тему. – Я слышал, как вы пели. Было очень… ммм…. красиво.
– Благодарю вас, месье, – ответила Кристина, и что-то в её голосе вынудило его отступить назад…. На миг ему показалось, что сердце стучит слишком громко.
– Нужно идти, – шепнула Мег. – Нас ждут.
– Да, иду. До свидания, месье! – сказала Кристина, оборачиваясь через плечо. – Простите за беспокойство!
– До свидания, – отозвался из темноты Эрик.
Он, наконец, нашёл лампу, поставил на стол, но зажигать не стал, только пододвинул табурет и присел в задумчивости.
А секунду спустя уже понёсся по чёрной лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Рауля он перехватил у входа в банкетный зал, быстро сказал, что планы изменились, и отобрал назад столовое серебро.
*
На следующее утро Эрик ушёл ещё до рассвета. Накануне они договорились встретиться в театре – Эрик сначала собирался уладить какие-то собственные дела, а Рауль, благодаря избранной личине аристократа, имел все основания заявиться туда после полудня, как следует отоспавшись.
В Опере, как всегда, царил бардак, иная почва редко произрастает шедеврами искусства.
– Посторонись!
Рауль отскочил в сторону, уступая дорогу рабочим и их грузу. Вероятно, на сцене этот левиафан должен был превратиться в царский трон, мост или скульптуру, у подножия которой будут разыгрываться страсти. Пробежала стайка хористок, все узнали нового покровителя и одарили его сияющими улыбками. Рауль помахал в ответ рукой и послал девушкам воздушный поцелуй.
– О, виконт! Как мы рады вас видеть!
Андрэ и Фирмен спешили к нему едва ли не наперегонки. Молодой человек мысленно застонал: общение с директорами не входило в его ближайшие планы, даже если бы беседы с ними не были невыносимо скучны. Сделав вид, что не заметил их приближения (а оно и не мудрено, в таком-то шуме), Рауль самым непринужденным образом свернул, скрываясь от греха подальше, и нырнул в полуоткрытую дверь с другой стороны коридора.
– Сеньор де Шаньи! Это неожиданность! Но приятная неожиданность.
Рауль обернулся и выдавил светскую улыбку, мысленно вопрошая себя: как он умудрился из множества уголков Оперы попасть именно в гримуборную Карлотты Гуидичелли?!
Примадонна сидела на пуфе у огромного зеркала, туалетный столик перед ней был заставлен целой батареей коробочек и флакончиков самых разнообразных цветов, размеров и форм, приковывая к себе внимание Рауля. Личная горничная как раз возилась над причёской: часть локонов цвета осенних листьев она уже подняла и уложила с одной стороны, с другой они всё ещё падали на плечо. Из-за ширмы выскочила маленькая собачка, завитая и украшенная не хуже самой Карлотты, подбежала к ногам Рауля и презрительно тявкнула.
– Сюда, Фифи! – позвала певица, и любимица с явной неохотой побежала к хозяйке.
Рауль был благодарен собачонке: своим вмешательством она подарила ему несколько бесценных мгновений, чтобы овладеть собой и примерно прикинуть, как разыгрывать партию дальше.
– Покорнейше прошу простить меня за вторжение, – сказал он. – Как ни глупо это с моей стороны, кажется, я ошибся дверью.
– Это быть рок! Фатум, судьба! – заверила его Карлотта. – Идите, Мари, – приказала она парикмахерше, та немедленно положила щётку и шпильки на столик. – Здесь ви и я, – продолжила примадонн. – Ви быть вчера на спектакль?
– О да, – повинуясь любезному жесту Карлотты, Рауль присел на соседний пуф и подарил итальянке полный восхищения взгляд. – Это было великолепно!
– Ви слышать, как я петь?
– Божественно! Voce divina!
Карлотта снова улыбнулась.
– Я видеть, ви любить опера, – заметила она.
– С раннего детства, – заверил её Рауль. – Мои родители воспитывали меня в любви к искусству! Вивальди, Россини, Верди… что может быть прекраснее и гармоничнее!
– О, ви любить итальянская музыка! – радостно воскликнула Карлотта.
– Это лучшая музыка на свете, – скромно сказал молодой человек.
– Французские аристократы, которые любить итальянская музыка, я обожать их! – примадонна взяла веер. – У меня быть шесть или семь поклонников, французские аристократы.
– Всего лишь? – Рауль широко распахнул глаза и застыл аллегорией неверия. – Сотни и тысячи должны падать к вашим ногам!
– Они падать, много раз, безусловно. Шесть или семь звать меня к алтарь.
– Так шесть или семь? – уточнил Рауль. Ход их беседы ему уже разонравился.
– Я сбиться со счета! – небрежно отмахнулась Карлотта. – Учет вести mio padrino Витторио, мой крёстный, он же назначать, кому посылать цветы.
– Цветы? – удивленно приподнял брови гость.
– Si, цветы. Белый мрамор, черный мрамор, живые цветы, это красиво смотреться, не так ли? Самый красивый букет он всегда посылать для Габриэль и Арман. Они быть так милы, оба звать меня к алтарь. Но mio padrino Витторио узнавать, они быть мошенники! Он очень не любить мошенники, поэтому самый лучший мрамор и живые цветы. – Насладившись выражением лица Рауля, она сменила тему: – Прекрасный Париж, я любить его публику, публика любить меня. Чудесный театр. Ви слышать, как звучать в нём голос? А внизу озеро, иногда мы ходить туда.
– Это должно быть чудесно, – пробормотал Дюшан и светски добавил: – Я был бы счастлив сопровождать вас.
– Как это мило! – просияла Карлотта. Прежде чем Рауль успел сообразить, куда именно язык завёл его на сей раз, певица вскочила на ноги. – Мари! Сюда! – горничная мгновенно появилась в гримёрке, как будто подслушивала за дверью (скорее всего, так оно и было). – Ты заканчивать сейчас и причесать меня вечером после спектакль.
– Как будет угодно синьоре, – кивнула служанка.
– После спектакль, – повторила Карлотта, глядя на Рауля.
Молодой человек понял, что ему только что повелели явиться на романтическую встречу, и горе тому, кто посмеет ослушаться приказа. Пробормотав очередной набор любезностей, он склонился к ручке примадонны и, пока она не передумала, выскользнул из гримуборной, прилагая все усилия, чтобы выглядеть при этом достойно. На самом деле, ему хотелось сразу перейти на бег.
*
– Месье Эрик, так вы точно не видели костюм?
– В четвертый раз повторяю: нет. С чего вы вообще решили обращаться с этим ко мне? Это вы костюмер, не я! Если вдруг пропадёт что-то из декораций или кто-то из работников, тогда приходите. Тем более, вы наверняка перепутали вешалки. Поищите лучше!
Эрик захлопнул двери «кабинета» и обернулся к Раулю. Компаньон устроился на уже привычном табурете в углу, невидимый для любого заглянувшего.
– Я влип! – простонал он.
Эрик перехватил его в коридоре по пути от Карлотты и незаметно провёл к себе. Но не успели они обменяться последними новостями, как их прервали. С последнего визита во владения коллеги комнатушка стала словно ещё меньше и теснее, если это возможно. Столешница завалена чертежами и схемами, на стене красовалось несколько листов бумаги с расчётами, на полу в открытой сумке поблескивали инструменты, ещё одну большую сумку, закрытую, Эрик задвинул ногой под стол.
– С каких пор тебя стал пугать вечер в обществе дамы?
– С тех пор, как дама оказалась родственницей человека, посылающего цветы на могилы её потенциальных женихов, – мрачно ответил Рауль. – К дьяволу, мы достаточно наследили в Ницце, давай сорвём этот куш и заляжем на дно. Уедем в Бретань, там нас ещё не знают. Или махнём за границу…
– Сегодня вечером мы с тобой заняты. У меня работа, у тебя свидание.
– Свидание? – Рауль подскочил. – Ты знаешь, что она решила устроить романтическую прогулку по подземельям? Там наверняка полно крыс.
– Нет там никаких крыс. – Эрик пожевал губу в задумчивости. – И не переживай, в подземелья ты не пойдешь. Я пойду.
– Ты хочешь вместо меня встретиться с Карлоттой? – Рауль схватил Эрика за руку и с чувством её пожал. – Я знал, что ты настоящий друг! Прости, если я когда-либо в тебе сомневался!
Эрик аккуратно освободил свою ладонь из хватки компаньона.
– В подвалах у меня свои планы, – сказал он. – Твоя задача – не подпускать туда свою даму сердца. Поведешь её в ресторан. В следующий раз не ошибёшься так нелепо и пригласишь на романтическую прогулку к озеру здешнего премьера.
*
Рауль ждал темпераментную итальянку у дверей гримёрной, поминутно сверяясь с часами. Карлотта «пудрила носик» уже добрых пятнадцать минут. А тем временем у входа в театр их ждала карета, и плата за простой росла на глазах.
Из-за угла выглянула Кристина. Встретилась взглядом с Раулем и юркнула обратно, густо залившись краской.
– Ну что же вы, мадемуазель… простите, не помню имени… Милочка? Душечка? А, крошечка, – Рауль сделал пару шагов в сторону убежища кареглазой любительницы сладкого.
– Крошка Лотти, – поправила его Кристина и появилась перед ним. – Так меня звал папа. Ещё он рассказывал всякие истории в готическом духе. А потом папа умер, и мадам Жири забрала меня сюда. Добрый вечер, месье виконт, – Кристина сделала маленький книксен.
– Соболезную, – вздохнул Рауль. – Добрый вечер, мадемуазель. А что это вы делаете в столь поздний час в столь неподходящем месте?
– О, месье, у меня свидание! – воодушевленно заявила Кристина. – Обычно я не принимаю приглашений от тайных поклонников, но Мег сказала, что для такого галантного кавалера я должна сделать исключение.
– Неужели, – Рауль снова бросил взгляд на часы.
– О да! Посмотрите! Он прислал мне розу и коробку моих любимых шоколадных конфет! – Кристина показала на красную розу, прикрепленную к корсажу. – А в коробке была записка. Очень романтичная! – Она долго пыталась выудить что-то из кармана, и Рауль подумал, а не прячет ли малышка там всю присланную коробку, но вот на свет появилась сложенная вчетверо бумажка.
Послание было обведено густой чёрной рамочкой. Почерк Рауль сразу узнал. Так вот какие виды на подвал имелись у Эрика!.. Соблазнение юных барышень из кордебалета! Сироток! Тогда как ему досталась не совсем юная и далеко не сирота!..
«Дитя! – гласило послание. – Почитатель искусства жаждет пасть к ногам вашего таланта. Сегодня в восемь, в гримёрной Карлотты».
– Он не слишком… болтлив, – сказал Рауль, мучительно пытаясь придумать, что делать дальше – сорвать приятелю планы на вечер или действовать по договорённости и поужинать в компании примадонны.
Дверь распахнулась, и на пороге явилась Карлотта. В её наряде причудливым образом сочетались цвета фуксии, баклажана и мадженты, а также перья, меха и драгоценности. Подмышкой Карлотта держала свою собачку, наряженную в попонку в тон платья. Кристина вжалась в стену.
Виконт де Шаньи улыбнулся почти так же ослепительно, как сверкали бриллианты в ушах и на пальцах певицы. Но Эрик ему будет очень крупно должен.
*
Эрик попытался учесть все нюансы предстоящего свидания, продумать все детали. Но мысли в голове путались от предвкушения, а работа, которую директора взвалили на его плечи, посчитав их могучими, отнимала прорву времени.
Это всё проклятая работа, мысленно жаловался неизвестно кому Эрик, выгребая на середину озера, чтобы я, да на полную ставку, да с официальным окладом, да никогда в жизни!
После плавного вступления адажио, загипнотизировав Кристину своим голосом и заставив пройти через потайную дверь, скрытую за зеркалом (этот трюк он подсмотрел у одного факира в России), после шествия анданте по коридору, освещённому факелами, после конной прогулки аллегро на Цезаре из оперной конюшни (конюх – олух, надо будет ему потом сделать внушение и влепить штраф за недогляд)… На берегу подземного озера выяснилось, что романтический настрой в темпе виваче идет ко дну.
Эрик упустил одну маленькую деталь: у Кристины обнаружилась морская болезнь, и весь путь до противоположного берега она просидела, крепко зажмурившись и кривясь при малейшем крене утлого судёнышка, вместо того, чтобы с распахнутыми от восхищения глазами наблюдать, как Эрик встаёт на весло и мощными атлетическими гребками направляет лодку к блаженству на том берегу.
Но сокращать программу вечера Эрик не собирался. Причалив и вынеся на руках вялую девушку из лодки, он усадил её за накрытый на берегу грота стол и заставил выпить два бокала вина и съесть кусочек шоколадки. Сладкое вернуло её к жизни.
– Мадам Жири, конечно, будет против, – сказала Кристина.
– Мы ничего ей не скажем, – подмигнул Эрик и пододвинул всю плитку с тем видом, с каким, вероятно, змей-искуситель уговаривал Еву откусить кусочек яблока.
– «Ах! Как сладок вкус кофе!» – напела Кристина строку из «Кофейной кантаты» и положила в рот ещё кусочек лакомства, запрещенного среди балерин мадам Жири не то что к употреблению, но даже к появлению во снах. – Господину Баху надо было написать не о кофе, а о шоколаде.
– Тогда это о шоколаде: «Нежнее, чем тысяча поцелуев, слаще, чем мускатное вино!» – пропел Эрик. Кристина замерла, восхищенно хлопая ресницами.
Польщённый тем, что между шоколадом и его пением Кристина предпочла второе, Эрик спел ещё несколько арий, собственно, всю дюжину арий, которые знал, и перешёл на испанские любовные баллады.
Вечер определенно складывался удачно.
– Ах, месье, – нежным голоском сказала Кристина, когда Эрик пропел последнюю ноту и потянулся за бокалом вина, чтобы перевести дух, – как красиво! У вас поистине ангельский голос! Вы певец?
– Не совсем, – скромно потупился Эрик. – Но зачем говорить обо мне. Вы, мадемуазель, настоящее сокровище. Искра божьего дара в вас заполыхала настоящим огнём таланта.
Кристина смущённо кашлянула.
– Вы действительно так думаете, месье? – прошептала она.
– Я не думаю, я знаю, – твёрдо заверил ее Эрик. – Вашему голосу не хватает огранки, но его звучание – даже в неогранённом виде – это прекрасно.
– Может быть, месье, – Кристина бросила на него взгляд из-под опущенных ресниц, – мы споём вместе? Вы сами… ваш голос… Это не может быть голос обычного человека. Это голос Ангела Музыки.
Эрик сморгнул, настолько просто и безыскусно прозвучали, казалось бы, пафосные слова. За свою тридцатипятилетнюю жизнь он примерил разные личины, но бывать ангелом ещё не доводилось. Блажен, как говорится, кто верует, но Кристине явно следовало бы повзрослеть.
Тем не менее, они спели несколько арий, довольно слаженно, их голоса сливались в унисон и отлетали к потолку грота, отражались от него и возвращались, как послевкусие от вина.
– Никак не могу понять, кто же вы, – сказала Кристина спустя какое-то время. – Какая-нибудь знаменитость. Проездом в Париже. Инкогнито. В маске…
– Увы, дитя моё, – разом помрачнел Эрик, – маску я ношу не потому, что хочу остаться неузнанным. Это моё… лекарство, защищающее от человеческой ненависти.
– Ненависти, месье?! За что же вас ненавидеть? Вы божественно поёте, и вы так красивы… Эта маска, она подчеркивает вашу красоту, ваши мужественные черты, эти скулы, эти брови, – на Кристину явно подействовали два выпитых бокала. – Если вы так красивы в маске, насколько же вы прекрасны, хотелось бы мне знать, без маски.
– Боже сохрани вас, дитя моё, – Эрик поднялся со стула и навис над Кристиной, – трогать маску!
Кристина надула губки, обвела глазами окружающую обстановку, решительно поднялась.
– Месье, покажите мне ваше жилище, – бодрым тоном сказала она. Пришлось показывать.
Экскурсантом Кристина была никудышным, то и дело порывалась заглянуть то в шкафчик с затхлым барахлом, то в закуток со строительными отходами. Её многочисленные «а что там, месье?», «а вон то – это что такое?» – утомили Эрика чрезвычайно.
Когда он приотстал, чтобы утереть со лба пот, Кристина разглядывала коллекцию бюстов. Бетховен, Моцарт, Верди… Какой-то скульптор точно был меломаном.
– Я всё думаю, месье, – протянула Кристина, ковыряя пальчиком в гипсовом ухе Перголези, – что же под вашей маской…
– Моё страшное проклятье, – пробурчал Эрик. – Из-за которого меня называли «дитя дьявола», и ни одна женщина не касалась меня, не целовала, даже матушка, даже она… – Эрик замолчал. Кристина шмыгнула носом.
– Неужели ни одна женщина? – с подозрением спросила она.
– Под маской – отрава любой симпатии, – доверительно сообщил Эрик.
– Бросьте, месье, – махнула рукой Кристина. – Так не бывает, чтобы уж совсем ни одна.
Она покачала головой и распахнула очередную дверь. И замерла: за дверью оказалась спальня. Ещё в первый свой визит сюда Эрик оценил масштабы чужой фантазии. Кровать в форме лебедя, бордовые драпировки, повсюду ароматические свечи… Кто-то усердно вил это любовное гнёздышко, и Эрик прекрасно знал, как этого «кого-то» звать. Заглянув через плечо Кристины, Эрик невольно представил себе компаньона в обществе знойной итальянской дивы – их обоих, да на этой вот постели…
– Мне вас так жаль, – ласково сказала Кристина. Эрик дёрнулся. Она читает мысли?!
Но девушка продолжила:
– Мне так вас жаль, право. И так обидно за свой пол, что я готова доказать – вы ошибаетесь, месье.
– В чём именно? – уточнил Эрик. Свидание начало приобретать интересный оборот.
– Я докажу вам, что внешность не имеет значения. Главное – душа!
– Нет, Кристина, я не верю в эти сказки, – пробормотал Эрик, позволяя взять себя за руку и подвести к кровати.
– Всё-таки я хочу вам доказать, что сказки вполне реальны.
– Ничего у вас не получится.
– А вы закройте глаза.
– Вы будете кричать, как все остальные. Они все всегда кричат… Это каждый раз разбивает мне сердце и мешает с прахом мечты о тихом семейном счастье, домике, утопающем в розах, о нежной супруге, с которой мы бы музицировали до потери сознания…
– Ну же, делайте, что вам говорят! – Кристина провела тёплой ладошкой по рукаву его пиджака, и Эрик почувствовал, как у него в груди растёт необъяснимое, иррациональное волнение. – Закройте глаза… – прошептала Кристина ему на ухо, чем вызвала у Эрика плохо контролируемую дрожь в руках. Даже если сейчас всё закончится, даже если она сорвет маску, и это будет последнее, что случится на их свидании… он сохранит воспоминания о том, как подушечки её пальцев касались его губ и щеки, не защищенной маской.
– Эрик, позвольте мне… Вот и всё, о чем я прошу… – Кристина подцепила указательным пальцем край маски.
И Эрик, повинуясь этому голосу, приобретшему вдруг кристальную чистоту, закрыл глаза.
*
Домой он вернулся утром, когда небо стало совсем светлым, а простые парижане, в поте лица своего зарабатывающие хлеб насущный, давно приступили к работе. Ему самому следовало идти в театр и приступать к своим временным обязанностям управляющего по хозяйственной части, если только не вспоминать, что как раз оттуда он и шёл. Он умел отдавать работе всего себя, трудиться без передышки, но сейчас хотелось отдохнуть и подумать. Именно этим Эрик и собирался заняться… как только приведёт в чувство партнёра.
Картина, открывшаяся ему, едва переступившему порог съемной квартирки, впечатляла, увы, не в хорошем смысле: Рауль Дюшан, развалившись на старой продавленной кровати, вдохновенно исполнял нечто из вокального репертуара одного кабаре в Ницце, размахивая в такт полупустой бутылкой. Ещё одна – пустая – стояла у ножки кровати, третья лежала, из её горлышка вытекали последние красные капли, а на дощатом полу собралась небольшая лужица. Странно, что такого шумного постояльца не удавили взбешенные соседи, промелькнуло в голове Эрика, пока он тащил приятеля за шиворот в ванную, поливал холодной водой, а потом волок назад. Хотя, возможно, они просто не слышали. Или им понравилось пение, у Рауля был недурной тенор и хороший музыкальный слух, чем он беззастенчиво пользовался, обрабатывая очередную жертву.
…Дюшан застонал, кое-как сел на кровати и стянул с головы мокрое полотенце.
– Какого чёрта? – раздельно, подчеркивая каждый слог, спросил Эрик.
Дюшан скривился как от боли и обхватил голову руками.
– Тиш-ш-ше, – страдальчески попросил он.
– Как это понимать? – Эрик проявил немного милосердия и снизил тон.
– Холостяцкая вечеринка, – шёпотом пояснил Рауль. – Это давняя аристократическая традиция. У меня скоро свадьба.
– Да? И кто же невеста?
– Формально – Карлотта Гуидичелли, примадонна Оперы. Фактически, кажется, я.
Он снова закрыл лицо полотенцем и повалился обратно.
Из дальнейших расспросов, перемежаемых стонами, жалобами на мировую несправедливость и призывами к ангелу смерти явиться и забрать исстрадавшуюся душу, Эрик сложил более-менее внятную картину событий вчерашнего вечера. Итак, его компаньон, как они договаривались, увел певицу ужинать в один из любимых её ресторанов. Они проводили время в приятной беседе и изящном флирте, пока Рауль, по его собственным словам, не оказался в ситуации, когда просто обязан был сделать Карлотте предложение. Разумеется, он ожидал, что синьора Гуидичелли сочтет всё шуткой, но, увы, она приняла слова всерьез.
– …И она сказала ДА!
– Это проблема, – вздохнул Эрик, забирая у Рауля полотенце. Он снова намочил его холодной водой и вернул приятелю, тот свернул ткань и обмотал голову на манер восточной чалмы, подтянул под спину плоскую слежавшуюся подушку и попытался устроиться поудобнее.
– Потом я подумал, почему бы и нет? – продолжил он свой рассказ уже немного бодрее. – Знаю, я всегда презирал брачных аферистов…
– Вот именно, – поддакнул Эрик. – А как насчет крёстного твоей невесты, живых цветов и мрамора?
– У меня есть преимущество перед моими предшественниками: я знаю об опасности. Предупреждён – значит, вооружён. Я стану идеальным супругом, таким, что сам этот padrino скорее отправит цветы на могилы тех, кто посмеет усомниться в моих чувствах к Карлотте. Разумеется, на некоторое время, а потом, когда наскучу ей – я закрою глаза на её сторонние увлечения, а она закроет на мои.
– Её, – Эрик выделил слово голосом, – сторонние увлечения?
– Безусловно! – Рауль кивнул и сразу же снова скривился от боли. – Я хотел сказать, ты не общался с ней. Это не женщина – огонь! Темперамент настоящей римлянки! Она бы сидела на лучшем месте в Колизее на представлениях звёзд гладиаторского сезона, и кричала бы «мазила!» или «остолоп криворукий!» Она очень мила, но непременно станет мне изменять.
– Кстати, о темпераменте. А о медовом месяце ты подумал?
– Да, мы это даже обсудили. Карлотта хочет на Ривьеру, но я там в розыске, и к тому же, меня всегда тянуло на Ниагару. Ты когда-нибудь видел Ниагарский водопад? Это, должно быть, восхитительное зрелище.
Эрик пододвинул табурет поближе и взял приятеля за плечи.
– А как же наш план? – напомнил он, заглядывая Раулю в глаза. – Самый большой куш, который позволит нам вести жизнь добропорядочных богачей?
– Чтобы нас пытались обобрать до нитки наши коллеги, – Рауль похлопал товарища по плечу. – Послушай, Эрик… может, не стоит гнаться за этим эфемерным журавлем? Может, лучше взглянуть на синицу в руках? Ведь мы сейчас неплохо устроились, никому не придёт в голову искать нас в театре, у тебя есть жалованье, у меня – Карлотта. Возьмём что есть и дальше будем изображать приличных толстосумов. Ходить на бега, читать газеты и переживать из-за мировой политики.
– Никаких больше фальшивых акций, взломов, погонь и ночных прыжков из товарных вагонов, – продолжил Эрик. – Дом с лабораторией и полигоном.
С минутку они молчали, не глядя друг другу в глаза. Первым нарушил молчание Рауль.
– Какая это будет скука!
Эрик сначала фыркнул, потом, не выдержав, расхохотался в голос, компаньон попытался ему вторить, но очередной приступ головной боли заставил его замолчать и снова прижать ладони к вискам.
– Лучше расскажи, как провел время с этой милочкой, или крошечкой… как там её? Я видел твою записку, ты решил удариться в театральные эффекты? Хотя мы ведь именно в театре.
– Кристина, – неожиданно резко ответил Эрик. – Её зовут Кристина. И это не твоего ума дело.
– О? – Рауль даже почувствовал прилив сил. – Неужели я слышу в твоём голосе такие нотки? Значит, Ангелу Музыки, – он изобразил взмахи крыльев, – удалось очаровать это юное невинное создание. Дружище, ты весьма неплохо справляешься, особенно для человека, который общению с девушками предпочитает возню с сейфами и химическими растворами. Это наверняка моё влияние!
– Ты здесь совершенно ни при чём. – Эрик встал на ноги. – Но план уже готов, а я никогда не отказываюсь от намеченного. Мы возьмем наш трофей, а дальше уже каждый решит сам, какой дорогой идти. Собирайся.
Рауль покорно выудил из шкафа очередной наряд и поплелся переодеваться. Эрик, ожидая, пока партнёр окончательно избавится от следов своего внезапного кутежа, отвернулся к окну. Впервые за многие годы он сомневался и отчаянно не хотел показывать это Раулю. Наверняка напрасно – компаньон прекрасно разбирался в тонкостях человеческой натуры, иначе не стал бы и заводить разговор о журавле и синице. Сам Эрик думал о чашах весов: на одной – профессиональная гордость мастера и самый лучший план в его карьере, на другой – гораздо более призрачная перспектива, темноволосая девушка с ангельским голосом, из-за которой всё пошло не так.
Поэтому Эрик решил вернуться в театр – ещё раз изучить обстановку, продумать пути отступления, увидеть Кристину. И найти повод задержаться хотя бы ещё на несколько дней.
*
А между тем, над головой ничего не подозревающих друзей сгущались тучи. В полдень у парадного входа Опера Популер остановился роскошный экипаж, откуда выбрался округлый господин в платье столь дорогом, что ещё немного – и это сочли бы неприличным. Пёстрый жилет едва ли не трещал на упитанных боках, галстук на груди бочонком лежал почти параллельно земле, золотая цепочка от часов стоила целое состояние, чёрная борода воинственно топорщилась, а голову венчала шляпа-котелок. Поймав ближайшего швейцара, господин ткнул его в грудь концом трости и велел препроводить себя к дирекции.
Ещё двадцать минут спустя он сидел, развалившись, в кресле для посетителей, с насмешкой наблюдая, как месье Андрэ готовится начать рвать на себе волосы, а месье Фирмен меланхолично приканчивает очередную рюмку коньяка.
– Какой позор, Фирмен, какой позор! – восклицал Андрэ. – Мы станем посмешищем всего Парижа! Подумать только, мы, удачливые бизнесмены, позволили обвести себя вокруг пальца! Мы опозорены!
– Возможно, произошла ошибка, – говорил Фирмен, изо всех сил пытаясь продемонстрировать хладнокровие.
– Никакой ошибки нет, – отрезал гость и стукнул тростью по полу, словно подчеркивая свои слова. – Я иду по следам этого негодяя от самой Ниццы, и он не скроется от моего возмездия! Ещё ни один мерзавец не посягнул на моё имущество… и уцелел.
– Да, господин барон, вы, безусловно, правы, – простонал Андрэ, лихорадочно промокая пот на лбу бумажной салфеткой – платок торчал из нагрудного кармана, но о нём директор, похоже, совсем позабыл. – Однако молю вас… театр… наша репутация! Если о том, что мы едва не стали жертвами этого жулика, узнают в свете…
– Могут узнать, – согласился барон. – Или, – конец его трости уставился сначала на Андрэ, а потом описал в воздухе дугу – и почти уткнулся в Фирмена, – публика может узнать о вашем весомом вкладе в дело задержания опаснейшего преступника.
– О! – забегал глазами директор, – возможно, это оценят даже в самых… высших кругах! Мы станем героями, Андрэ! Сегодня вечером этот негодяй собирается быть на представлении…
*
Эрик стоял на колосниках, и люстра сверкала прямо перед ним, тысячи капель-хрусталиков переливались всеми оттенками радужного света, пряча в себе благородный теплый блеск позолоты. Миллион франков? Она выглядела на все двадцать!
Внизу снова шла репетиция, и Эрик наблюдал, как и в первый раз. Вечером они с Раулем покинут Оперу и унесут с собой куш, о котором мечтает каждый в их нелегком ремесле. Погрузившись в мысли, он даже не сразу понял, что музыка замерла, а глянув вниз, увидел, что Карлотта стоит, прижав ладонь к губам.
– Я не в силах петь! – сказала она.
– Сеньора Гуидичелли! – к госпоже торопилась её горничная, сжимая в руках флакон. – Ваше средство.
Певица несколько раз пшикнула себе в рот из флакона, кашлянула, снова попробовала голос – несколько нот были безукоризненными, но потом он предательски сорвался.
– Это быть ужасно! – в сердцах сказала она и, сорвав с плеча шарф, швырнула его на пол. – Проклятая инфлюэнца!
– Нет-нет, сеньора, – служанка подняла его и стала сматывать, – вам нужно отдохнуть, и вы будете петь ещё прекраснее, чем раньше.
– Но не сегодня! Не сегодня! – Карлотта забрала шарф у горничной, накинула на плечи и схватилась за концы с такой силой, будто пытаясь защититься шёлковым складками от мира. – Я не быть тут сегодня вечером!
Она удалилась с видом героини греческой трагедии, оставив за спиной поражённое молчание, которое нарушил режиссёр спектакля.
– Кто дублёрша сеньоры?
– Дублёрша? – дирижер чуть не сломал палочку. – У сеньоры Гуидичелли нет дублерши! Она звезда, единственная и неповторимая! Нет её – нет спектакля!
– Это невозможно! – воскликнул режиссер. – Сегодня премьера, на которой будет весь цвет Парижа, мы не можем отменить спектакль. Это же оперный театр, здесь должны быть десятки певиц!
– Никто из них не знает партию императрицы, – горестно сказал месье Рейер, и многострадальная палочка всё-таки не выдержала и треснула в его пальцах.
Неужели никто? Эрик нахмурился на миг, и в тот же миг его осенило:
– Кристина!
– Кристина? – повторил внизу режиссер, изумлено крутя головой в попытках понять, откуда доносится призрачный голос. – Какая Кристина? Кто это сказал?
– Кристина Дааэ! – Мег Жири радостно хлопнула в ладоши. – Она умеет петь и знает все партии.
– Что ты, Мег, я не смогу, – попыталась возразить Кристина, только подруга уже схватила её за руку и вытащила в центр сцены, прямо под нос дирижеру, режиссеру, ошарашенной мадам Жири и половине рабочих, сбежавшихся полюбопытствовать.
