Текст книги "Когда умирает сказка (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Я смотрел на Пашку, а Пашка смотрел на меня, начиная жевать всё медленнее и медленнее…

Время словно остановилось.

Пашка выпрямился, не отпуская моей руки, почему – то оказавшейся на его бедре, не сводя с меня глаз.

Мне показалось что между нами вспыхнул и исчез весь воздух, превратившись в плотный вакуум. Потому что нас буквально бросило в объятия друг к другу, присосало.

Я зарылся пальцами в его волосы и притянул его к себе преодолевая, несопротивление затылка. Какое сопротивление, если его тело буквально впечаталось в меня заполнив каждую неровную впадинку моих костей, и я вцепился в него, разом забывая своё собственное желание сбежать куда подальше.

Мы не поцеловались. Мы впились друг в друга так жадно, словно воздух вокруг нас превратился в отраву, и единственно чистым спасением стало дыхание. Одно дыхание на двоих. Пашка что то невнятно проскулил и сжал мои плечи, врезаясь в них пальцами и ногтями.

А мои руки уже судорожно шарили по всего его телу, стремясь обогнать его нахальные ничего не стесняющиеся ладони.

Пашка!!!!

Я сжал его, останавливая наши движения и в следующую секунду Пашка отодрав меня от тубаретки, врезал спиной в стену, для того что бы с рычанием рвануть мой пиджак.. А через минуту уже я вжимал его лопатками в косяк, поглаживая каменную плоть, сквозь плотную ткань джинс и одновременно сдирая неудобный ремень.

Я даже не помню, как мы добрались до спальни. Но однозначно путь до неё был усеян нашими шмотками.

Мы дрочили друг друга, нахальными руками, жадными губами, ничего не стесняясь и забыв о всех моральных условностях, которые вбиваются в голову с самого детства. Пили друг друга, разом, обрушив все законы и собственные запреты.

Почему в самый неподходящий момент под рукой нет ни смазки ни презервативов?.

Мы трахались без резинок. Пашка артачился не давая поставить себя в позу и я вылизал и исцеловал каждый миллиметр его задницы, когда он всё таки согласился раздвинуть для меня ноги. А потом только широко раскрывал рот, когда я всё таки добился своего и орал подо мной как кот которому прищемили яйца дверью, впрочем не делая попыток меня оттолкнуть, лишь упирался руками мне в грудь тихо матерясь, сопя и клятвенно уверяя, что возмездие меня настигнет. А потом лишь тихо постанывал, тяжело дыша, и глядя в затуманенные глаза, я понимал, что ему хорошо.

Он кончил с хриплым гортанным вскриком, почти сразу же после того, как излился я, и ощутив как сжимаются вокруг меня тесные тугие мышцы я едва не задохнулся от счастья.

А потом мы стояли под душем, целовались нежно, неспеша, смакуя каждое мгновение отпущенного нам времени. Выбрались абсолютно голые, и снова перекочевали на кровать, позабыв наверное обо всём на свете. Правда перед этим Пашка удрал в комнату, пытаясь положить себе вожделенного салатика, и пожрать наконец по человечески, но я эгоист, подхватив его за торс, и жадно утянул обратно, вырвав тарелку буквально изо рта. Если я и собирался питаться, то исключительно своим Пашкой, который повиснув на моей руке, с отчаянием утопающего, ухватил соломину – тарелку с нарезками, ноя, что я морю его голодом и все приличные люди, давно уже сидят и жрут, а не занимаются непонятно чем.

– А мы неприличные! – счастливо бормотнул я, отъедая у него колбасу, под его непрекращающийся возмущённый вопль и повернув его на живот, принялся покрывать поцелуями широкую красивую спину. Один вид которой завёл меня на второй раунд. Пашка ,довольно мурлыкая, лежал на животе и слегка свесившись в сторону ночного столика, мастерил себе бутер, щедро отдав в моё распоряжение свой вожделенный тыл. Я согласившись на такой компромисс, просунул ладонь под его бёдра, лаская одновременно его начавший подрагивать член и красивую попку.

Пашка лопал бутер, я уютно лежал на нём, покусывая оказавшееся столь близко желанное ухо, целуя встопорщенный затылок, и даже сам не зная, с фига ли во мне столько чувств. Чувств которые иногда невозможно выразить словами. А затем начали бить куранты.

– С новым годом – пробормотал я, разворачивая Пашку к себе лицом, забирая бутер и целуя его, недовольную морду.

– С новым … – кивнул Пашка тихонечко. Весь такой несуразно серьёзный, а затем вдруг резко спихнув меня с себя заорал…– ААА куранты, шампанское..Счастья не будет!!!

Твою мать. Я откинувшись на кровати, смотрел как он матерясь летает по комнате, завернувшись в простыню что твоё привидение, неуловимо напоминая домовёнка Кузю из знаменитого мультика.

– Пашка – я смотрел на него влюблёнными глазами.– Счастье ты моё, несуразное.

– Куранты, куранты – вопил Пашка, вбегая в комнату. Прилетел с шампанским, поставил, всплеснул руками снова умчался. Открыл бутылку, умудрившись уделать ковёр.

И наполнив два бокала, запрыгнул ко мне на кровать. Мы успели чокнуться под последний удар часов, а затем небо в окнах нашего девятого этажа озарили праздничные салюты.

– Вот блин – пробормотал Пашка отпивая шампанское мелкими глотками. Выглядел он при этом как сияющий воздушный шарик который готов лопнуть от распирающего его восторга – Охуенный новый год

–И не говори – я отставив бокал, резко сграбастал его на себя, с усмешкой разглядывая пролившееся на его грудь шампанское

– И только потом скажи мне что я свин…Пашка не договорил, прерванный языком, прошедшимся по его груди. Я слизывал с него шампанское, и когда мне этого показалось мало, я взял бокал и облил его всего, и везде.

– Маньяк –Пашка пьяно щурился и улыбался. Крышу у него похоже вело по полной.

– Ещё какой – шепнул я разворачивая его и вспенив шампанское, направил струю на его задницу, ещё не закрывшуюся после моего предыдущего посещения. Пашка взвыл и охнул, когда я принялся вылизывать его языком, перемежая эту ласку с ударами струи шампанского.

– Мляяяя. Ооооххууу мляяяя ааа – Пашка зажмурившись, тяжело дыша и постанывая, вцепился в подушку, покорно отдавая себя в мою власть, и стоял у него так, что, вздумай я до него дотронуться, он наверняка бы кончил. Не кончил, но когда покончив с шампанским и этой сладкой теперь уже в прямом смысле задницей, я перешёл к главному десерту, мой Пашка буквально подвывал на одной высокой ноте, заставляя меня выдумывать всё более изощрённые ласки. Господи, я никогда не думал, что меня будет так заводить осознание того, что ему приятно, что он в моей власти и что эта власть действительно наркотическая штука, потому что я улетал от одного звука его стонов. Он не оставался в бездействии, отвечал, пытался придумать что – то сам, и когда его встопорщенный затылок оказался внизу моего живота, у меня от счастья, только что дух не захватило. Я ощутил себя старым и сентиментальным придурком. В глазах даже что – то защипало на миг, но нам было не до заморочек. Слишком хорошо было в этом неумелом, но таком старательном ротике. Впрочем, я и сам хорош. До Пашки я пробовал такое лишь один раз, со своим другом в общаге, в юные студенческие годы, когда мы баловались от переизбытка гормонов. И судя по тому, что у меня никогда не возникало желания повторить подобный эксперимент, оно мне нафиг было не надо. Но Пашка, мой Пашка.. Что же ты делаешь со мной? Мальчик мой, любимый.

Финал. Опустошение. Оргазм и тишина. И счастье.

Кажется, мы уснули, после пятого захода на диване под ёлкой. Лицо Пашки озарённое светом переливающихся гирлянд, мокрое от пота тело. Он стонал запрокинув голову на подлокотник дивана, и ловил губами еловые веточки с висящими на них игрушками. Ёлка стояла между диваном и окном, и хвойный аромат наполнял зал волшебных запахом. Счастье имеет еловый запах, шишек, мандаринов, кофе, секса и шампанского. Счастье озараят лицо любимого тебе человека светом мигающих фонариков, счастье это когда на столе горят свечи, множество свечей расставленных на столе и на полу, потому что Пашка, Пашка не мог, не хотел, не умел, что бы всё было как обычно. Голый Пашка бегающий по моей квартире и зажигающий свечи и бенгальские огни. Пашка прыгающий по дивану в одном полотенце на бёдрах и поющий

– Новый год к нам мчится, что – то вдруг случиться.

Случилось чудо. Новогоднее чудо, я был счастлив. Я смотрел на него, а затем взял фотик и стал фотографировать его пьяного, хохочущего, взлетающего над пространством широкого дивана, под звуки доносящейся из телика музыки, с бенгальским огоньком в одной руке и бутылкой шампанского в другой.

Я смотрел на него и в рождающемся понимании нашей с ним случившейся новогодней сказки, вытирал слёзы.

– Пашка. Я тебя люблю – сказал я, а Пашка подпрыгнул и рухнул на меня, выкидывая фотик и щедро угощая шампанским в поцелуе.

– С Новым годом, старик! – проговорил он, глядя на меня серьёзными серыми глазами, а затем мог только стонать и сладко закатывать глаза, потому что развернув его спиной на подлокотник дивана я пошёл на очередной заход, вклинивая Пашку головой в серебристый дождь еловых веток.

А потом обнявшись мы уснули на кровати и просыпаясь я заворачивал разметавшегося Пашку в одеяло и целовал его в обнажённое плечо, боясь уснуть, боясь спугнуть это мгновение чуда, счастья, новогодней сказки в исполнении моего маленького личного деда мороза.

А затем наступило утро. Утро, серое, непривычное, хмурым светом пробирающееся сквозь задёрнутые шторы, похмелье и головная боль. Меня разбудил звук падения и ощущение холодной пустоты.

– Ты куда? – напряжённо улыбаясь, спросил я Пашка, зевающего сонно матерящегося в поисках своих джинсов. Кажется он умудрился грохнуться, потому что собирая опрокинутую тарелку с остатками бутеров, Пашок тихо матерился.

– Да…Это…Домой. – ответил он безмятежно почесав живот и снова принялся шариться по комнате в поисках раскиданной одежды.

Нашёл. О чём возвестил радостный вопль и озадаченное, по поводу того: Куда мы дели его труселя.

Не заморачиваясь Пашка принялся натягивать джинсы на голое тело, слегка покачиваясь, шипя, потому что задница у Пашки болела, о чём он тут же переменул мне сообщить.

Я смотрел на него с непониманием, и в то же время с пониманием, его странных, так не вписывающихся в картину нашей недавней идиллии действий.

– Зачем? – Я резко выпрямился и тоже сел. Сон моментально сняло. Что там. Смахнуло словно рукой. Даже голова прошла. Даже похмелье в вопле шарахнулось прочь улетая и разбиваясь вдребезги в остром осознании. Он что серьёзно? Он что серьёзно собирается просто взять и съебать, после всего того, что между нами произошло? Я не баба истеричка, я нормальный адекватный мужик, но в эту секунду мой новогодний мир стремительно начал давать трещину.

– Рано ещё. Разве ты хочешь уйти?

– Да нет – Пашка смерил меня деланно равнодушным взглядом – Но и оставаться здесь, что бы быть твоим спасением от депрессии я тоже не хочу.

Иногда Пашка, абсолютно без причины мог стать удивительно жесток. Мой славный, маленький, проницательный Пашка.

Мне стало худо, от осознания правоты, и одновременно чудовищной неправильности его слов. Я поднялся, позволяя простыни упасть вниз, подошёл к нему, глядя молча, и выразительно.

– Понимаешь, Лёша. – Пашка избегал смотреть на меня, шарясь по комнате в поисках теперь уже футболки видимо. – Каждый человек должен научится жить самим собой. Это сложно, но ты научишься…Он отыскал наконец свою рубаху. – Наверное.

– Ты о чём? – когда до меня дошёл смысл его слов, у меня сжались кулаки. Нестерпимо захотелось врезать ему, а ещё я не мог отвести взгляд от его не застёгнутых джинс, голого живота, который он продемонстрировал мне, заправляясь.

– Да о том, что я тебе не крёстная фея, блядь…Через пару дней ты снова устанешь от меня.

Пашка наконец застегнулся и огладив светлые волосы, принялся осматриваться с видом человека который собираясь уйти, старается ничего не забыть.

– Потому что мы слишком разные, потому что я тебе не подхожу и да мало ли что. Ты же не желаешь прилагать усилий. Даже ради того, что бы убрать своё брюхо. – Губы его сложились в тонкую насмешку и он наконец повернулся ко мне, взглянув на меня смелым решительным взглядом, который ясно давал мне понять, что всё кончено. Что он допёк меня, а я допёк его и так для нас обоих будет лучше. И сейчас в осознании этой своей блядской философии, он наверняка казался себе удивительно мудрым.

– Ты выбрал ту нишу, которая для тебя наиболее удобна. Точно так же как и я. Каждый человек рано или поздно выбирает то, что наиболее удобно для него…свою клетку или свою свободу – он улыбнулся. – Мне пора.

– Да какого хуя? – Я наконец сумев продрать навалившее на меня при»»евшее оцепенение, дал волю своим эмоциям. В отличие от замудренного любящего потрындеть Пашка, эмоции мои были предельно просты

– Да какого хуя, твою мать? – спросил я взрываясь, и шагнул к Пашке с твёрдым намерением двинуть ему в челюсть.

Ты хочешь уйти после всего? Да кто ты вообще после этого?

Пашка моргнул. Приехали. Мне остро захотелось познакомить его незамутнёный торец с дверью. И если этот ублюдок попробует уйти. Я не знал, что я сделаю, но то,что перед этим летать он будет из угла в угол, было для меня очевидно.

– После чего этого?–Пашка сделал страшные глаза -У тебя что, секса никогда не было.Ну по»лись,и разошлись.И вообще,один раз не пидорас – он хотел хохотнуть и сказать что то весёлое.

Я не дал ему договорить, а просто двинул в челюсть.

– Ты!!! Вот значит как у тебя всё!!! – заорал я пиная его со всей дури –Все твои теории…Вот здесь у меня. – Я подхватил его и ударил снова, сначала под дых, а потом бросил на кровать – Значит по»»бались говоришь. Для тебя все это по»»бались? – я подлетел и сдёрнул его обратно принявшись трясти как щенка –

По»»бались? Сука. Сука ты, Пашок.

Из депрессии тебе меня надоело вытаскивать. А я тебя просил вытаскивать?

– Пусти – прохрипел Пашка. Кажется он был напуган. Ещё бы на его месте я бы тоже был напуган, никогда за все годы нашего знакомства он не видел, что бы я вышел из себя.

– Куда? – рявкнул я встряхивая его ещё сильнее, почти разрывая его футболку – Пинать хуи и прожигать свою жизнь. Пиздатая свобода. А знаешь, почему ты уходишь? Не потому что тебя достало со мной. А потому что ты не веришь в любовь @@ уёбок. – Ты же боишься любить. – я почти смеялся говоря эти слова – Боишься привязаться к кому либо, боишься ответственности, которую как тебе кажется, ты не потянешь. Так чем ты лучше меня? Я, может быть, выбрал свою клетку, может быть я мудак и брюзга, но ты не хочешь даже понять этого. Не хочешь прилагать никаких усилий, для того, что бы хотя бы раз попытаться остаться. Остаться сука и отвечать за все свои поступки, за всё то, что ты натворил. Но ты сбегаешь. Трус! Ты никчёмный трус, который боится, что его бросят, и поэтому предпочитаешь бросать сам. Да тебе лечиться надо!!!

Пашка рванулся прочь с эдакой мудрой мордой лица желая прекратить этот разговор. Но хуй там. Я его послушал, и теперь он выслушает меня

– Ты покупаешь себе подарки на Новый год. Придумал себе компенсацию да? Застрял в детстве. А тебя самого не тошнит от собственной лжи. Может быть я лентяй. Может быть я мудак но я хотя бы не лгу себе. А ты…Да меня блевать тянет когда ты ведёшь себя как пятилетний дебил, но если тебе это надо я буду подстраиватся и пытаться тебя понять. Не потому что я хочу что бы мне было хорошо с тобой. А потому что я хочу что бы тебе…слышишь,грёбанный ублюдок,тебе было со мной хорошо. И только это имеет для меня значение. Так скажи мне Пашка… Что значимо?

Пашка отворачивал голову и рвался от меня прочь. Если бы он мог он бы наверное зажал уши что бы не слушать меня. Но сейчас я был в ярости, и он трепыхался в моих руках словно щенок не в силах меня оттолкнуть и не в силах освободиться от моей хватки.

– Я люблю тебя слышишь придурок – сказал я – Люблю тебя и мне срать на все твои теории!!! –

А затем плюнув на все я его поцеловал.

Часы на стене начали бить начало одиннадцатого.

В очередной раз взлетел в небо чей то припозднившийся салют, невидимый на фоне светлого неба, но мы ясно услышали грохот.

Я держал его, стоя босоя пяткой на осколках разбитой тарелки, держал очень долго, до тех пор пока он не обмяк в моих руках, до тех пор пока не ощутил, что он отвечает мне, почти так же страстно как и я. И лишь только после того как наш поцелуй из неистового перешёл в ласково нежный я позволил себе отстраниться.

По лицу Пашки текли слёзы.

– Подонок ты, – сказал он и чёрт меня побери, если в эту секунду он не был полностью счастлив.– Ты козёл Лёха, ты знаешь об этом?

– Ага. Ещё какой – сказал я и снова поцеловал его. – Попробуем Пашка – попросил я тихо – Давай попробуем, просто попробуем…Жить.

– Как в сказке? – пизданул Пашка

– Долго и счастливо – пообещал я.

– И умрёёёём в один день – заорал Пашка когда взвалив его на плечо, я потащил большого ребёнка в ванную.

Говорят, сказка умирает тогда, когда начинается реальная жизнь.

Сказок не бывает, бывают лишь мгновения, которые мы в состоянии создать для себя сами. Наша самая большая человеческая беда и боль, заключается в том, что мы не умеем ценить мгновения, которые нам отпущены. Время которое у нас есть. Мы ждём чуда, не понимая, что настоящее чудо находиться внутри нас, и сказка не умирает, умирает наша взрослая действительность, наше восприятие этого мира, наш загруженный рационализмом мозг, когда в ожидании удивительного, мы проходим мимо настоящих чудес, случающихся с нами каждый день.

Мы расстались с Пашкой спустя пять месяцев. Наша с ним жизненная сказка не состоялась, просто потому что нам не хватило терпения её реализовать. Не хватило ума, душевного такта, мы не смогли подстроиться друг под друга, не сумели ценить те мгновения, которые были у нас. Нам не хватило элементарной благодарности друг к другу, не хватило множество вещей, для того что бы выстроить дом нашей с ним совместной жизни.

Говорят для того, что бы двое держались за руки, достаточно того, что бы держался кто нибудь один. Мы с Пашкой не сумели понять этого правила, в какой – то момент случилось так, как он сказал. Устав от его бесконечных похождений и измен, устав гнаться за его сумасшедшей свободой, я отпустил руку, и Пашка ушёл, улетел ярким сияющим мотыльком, куда – то туда навстречу собственному пути.

Спустя год, когда я смог пережить и осознать нашу разлуку, я женился на чудесной девушке по имени Наташа. Девушке, с которой перед тем как мы расстались, меня познакомил Пашок.

Мы счастливы в браке уже несколько лет. Живя с этой чудесной женщиной, я научился ценить каждое мгновение, рядом с Наташей у нас получилось создать свой особенный мирок на двоих, а затем в этом мирке появился третий человечек, наш сын, которого я назвал Павлом.

Я люблю Новый год. Это самый любимый и чудесный праздник нашей семьи. Праздник который я никогда не смогу забыть, но отпустив это мгновение я продолжаю идти дальше...

Мой Пашка умер от передозировки наркотиков. Это было очень сложно осознать и пережить, что его больше нет. И была боль и тоска и острое чувство вины, в понимании, что возможно, сумей я удержать его, ничего бы этого не произошло. Наташа знает о наших отношениях, хотя после свадьбы, на которой Пашка орал и веселился громче всех, он никогда больше не появлялся у нас дома.

Наташа мой светлый ангел хранитель, взяла меня за руку, и прошагала по этой жизни рядом со мной, поддерживая меня в любые минуты моих человеческих метаний и падений. И когда наша с ней влюблённость прошла, я понял, что такое настоящая любовь, любовь рождённая из признательности и благодарности, любовь в которой родилось желание, отдать, создать чудо для своего любимого человека. Сделать его жизнь сказкой. Мы с Наташкой никогда не ссоримся, хотя иногда, в Новогоднюю ночь, когда я застываю перед окном, уткнувшись лбом в холодное стекло и глядя на взмывающие в небо огни фейерверков, я понимаю, что делаю ей больно, ведь она знает, о ком я думаю в этот момент. Но я отрываюсь от стекла, обнимаю моего хрупкого ангела за плечи, целую в губы и говорю – Что люблю её, больше жизни.

Наташа улыбается, она знает, она верит мне. И наряжаясь дедом Морозом для своего пятилетнего Пашки и восьмилетней Лизки, которая каждый Новый год приходит праздновать к нам, потому что в нашем доме живёт сказка, я ни о чём не сожалею.

И лишь под утро, когда жена и дети спят, я выхожу на кухню, наливаю стопарь водки, кладу кусок хлеба поверх, закуриваю и открываю альбомную страницу.

– Здравствуй, малыш – тихо говорю я фотографии, где на моём диване, голый по пояс скачет пьяный Пашка с ошалелыми глазами и сверкающим бенгальским огоньком в руке. – Спасибо за то, что ты научил меня ценить. Прости за то, что не научился ценить сам. Прощай малыш. Мне больше нечего сказать.