355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Саммара » Чудовище (СИ) » Текст книги (страница 13)
Чудовище (СИ)
  • Текст добавлен: 12 апреля 2017, 01:00

Текст книги "Чудовище (СИ)"


Автор книги: Саммара



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

 – Спасибо, – сказал Скай.  – Я  свободен.  Понимаете? Я  свободен!

 И он закричал. 

 Эрик, с тревогой наблюдая за парнем, готов был вмешаться в любую секунду, но тут  все же медлил. Все понял. Увидел, что не стоит сейчас мешать. Что легче  Скаю становится. Пусть так – через крик, через слезы и эмоции.

 А дон Ферра, как взрослый и опытный уже человек, сообразил, что больше и с Эриком, и со Скаем ему делать на аллее нечего – свою роль он уже отыграл. Знал, конечно, что по-настоящему Скай все поймет позже. Но самое главное сейчас произошло.  И вся эта дальняя поездка того стоила. Завершил дон Ферра свое незаконченное дело. Старый долг вернул.

  Кивнув Эрику, не прощаясь, по аллее к выходу из клиники зашагал, оставив наедине и с новостями, и друг с другом Эрика и Ская.

   Слёз Скай не чувствовал. Не знал, что плачет, пока Эрик ладонью по щекам не провел.

 – Не надо, – попросил Эрик. – Уже не нужны слезы. Уже все хорошо будет.

 И Скай, улыбнувшись так, как улыбался, когда солнце встречал, кивнул и ответил:

 – Я знаю. Теперь точно все хорошо будет.


            Комментарий к Настоящее ч.3

        ох. Много и неоднозначно. тапки ловлю. Остался Эпилог.

От беты: проверено.

========== Эпилог ч1 ==========

        И у Ская действительно дальше все уже было в порядке. Улыбка никогда больше не становилась картонной, вымученной и натянутой. Искренне улыбаться снова стал Скай.

 А вот Эрику  пришлось нелегко в следующие три недели.

Бояться даже стал Эрик. И снова по ночам не спать  оттого, что страх в сердце пробрался и каждый миг о себе напоминал.

 Как только хлопоты о судьбе Ская отошли на второй план, о собственном будущем Эрик беспокоиться начал.

 И так получилось, что доктор Блоу только усилил это беспокойство.

С последнего осмотра в клинике  прошли  почти две недели без  применения  регенерирующего раствора и заживляющих общих процедур, и с кожей Эрика  за это время произошли заметные даже невооруженному глазу перемены. Только вот доктор Блоу, пригласивший для новой консультации, так и не сказал, что эти перемены в этот раз к лучшему. Наоборот, хмурился и слишком долго готовился к ответам на  вопросы, будто Эрик не о заживлении спрашивал и перспективах, а, как минимум, Императорскую тайну выпытать пытался.

 Сложной ситуация была. Эрик и без ответов понял.

 Два раза откладывали процедуру общей шлифовки кожи и без каких-либо прогнозов отправляли домой.  А после, словно нехотя, все же  просили приехать еще через пару-тройку дней.  Эрик  дергаясь туда-сюда, не понимая происходящего, становился все более хмурым и нервным. Да. Боялся.

 Боялся того, что слишком сильно уже хотел  получить то,  о чем мечтал. Боялся, что снова не удастся выглядеть нормальным и обычным, боялся, что еще непонятно, какое время в оболочке чудовища ходить надо будет, и все планы и надежды снова  дымом  к небу улетят.

 Плохо Эрику по-настоящему было. Все воспоминания о прошлом, о первых неделях и месяцах после аварии, давно похороненные под шрамами и рубцами, наружу выбрались и жалили, и кусали так, что сил терпеть не было. Да. Не хотел повторения. Не хотел выть в одиночестве и привыкать к мысли, что навсегда стал уродом. Тяжело слишком снова было бы привыкать жить без надежды.

  За  восемь дней  измучился и вымотался – морально устал от ожидания.

 И хорошо хоть Скай рядом был. Слишком важна была поддержка. Когда  приступы паники становились  настоящей серьезной угрозой, спасали руки Ская и тихий шепот: «Я рядом и не брошу», как и тогда, когда Скай помогал снять боль. Он и сейчас снимал боль, только не физическую, а уже душевную.

Но хоть Скай и старался, болело внутри в душе у Эрика слишком сильно. Не хватало силы Ская.  Но все равно становилось после объятий и слов хоть немного легче. Даже такое облегчение ценным и важным было.

 Звонок от доктора Блоу, раздавшийся в пятницу  поздно вечером, выбил совершенно из колеи Эрика.

Так же ничего не говоря, доктор попросил отложить все дела и приехать в клинику, как можно скорее.

 Кар вел Скай. Эрик сам бы точно с управлением не справился. Руки слишком дрожали, да и вообще казалось Эрику, он словно под водой находится – звуки, запахи и свет были  приглушенными и неявными.

Но  вот эмоции – нереально взвинчены.

 Скай не только кар во двор клиники доставил, а и еще и самого Эрика в кабинет доктора Блоу завел.

 Доктор, глянув в сторону Эрика, головой покачал и сразу же  за успокоительным медсестру отправил.

Только после инъекции, когда Эрик хоть как-то и думать, и понимать происходящее начал, доктор попытался объяснить, что он вообще собирается делать.

 – Из столицы я наконец-то получил капсулу с «жидкой кожей» – препаратом, восстанавливающим поврежденные слои,  выравнивающим все недостатки и позволяющим убрать явные дефекты. К сожалению,  срок пригодности к использованию препарата слишком мал, чтоб ждать до утра. Сейчас в операционной под местным наркозом проведем глубокую шлифовку и после этого на подготовленный слой эпидермы нанесем «жидкую кожу». Осложнений быть не должно.  Но минимум 72 часа вам придется пробыть в регенерирующей маске. Полностью закрытой маске. Трое суток без зрения, разговоров, еды. Питание через капельницу. Вода тоже внутривенно. И... никакой гарантии. Вы на это согласны, Эрик?

 – У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Можно все оставить, как есть. Вы и сейчас выглядите почти нормально. Раны затянулись и не беспокоят. А внешность... Внешность – понятие относительное. Тем более для мужчины. И если вы устали и больше не захотите  перемен – я пойму все, Эрик. Слишком много пришлось пережить. И, может, не стоит менять стабильность на призрачную возможность. Но я обязан был вам  ее предложить. А уже соглашаться или нет – полностью ваше желание.

 А Эрику рассмеяться от такого предложения захотелось – горько и зло. Куда отступать? И как уже отказываться,  когда слишком близко надежда на «все будет нормально» подошла. Нет. Нет никакого пути назад. 

 И он, упрямо замотав головой,  почти процедил сквозь сжатые нервно губы:

 – Я  согласен. На все согласен.

И голову опустил, чтоб доктор  не заметил, как болезненно рот в неправильной ухмылке сжался. Но...

Почувствовал, как на плечо рука легла и оглянулся резко.

 – Не бойся, – сказал Скай, не убирая руку. – Я буду рядом. Хоть трое суток, хоть месяц, хоть год. Я буду рядом.

 И именно это было самым важным. Не стало страха. 

 Нет, чуть не так. Не стало страха – огромного и неконтролируемого, такого, который убивал своим присутствием. Остались разумные сомнения и опасения. Контролируемые. Понятные.

 И Скай действительно был рядом.

 Для того, чтобы и процесс шлифовки и последующие процедуры прошли легче даже в психологическом плане, Эрика опутали коконами малых медботов, которые  должны были бы с момента начала всех действий  впрыскивать через каждые два часа  успокоительные и легкие обезболивающие. И он стал походить на древнеземную мумию –  видел когда-то картинку наподобие в книжках по истории. Ни двинуться, ни даже глубоко вдохнуть не мог Эрик.

  И думал, что один на один со своим страхом спеленатый, обездвиженный останется.

Но услышал  упрямое и знакомое.

  – Я не уйду, – сказал  Скай на предложение доктора Блоу покинуть процедурную.

–  Я не буду мешать. Я просто буду рядом. Он должен знать, что я рядом.

И Эрик, услышав это, успокоился. Именно так и было сейчас надо.

Доктор Блоу решил не спорить, просто показав на бокс с общей дезинфекцией, и  велел соблюдать правила, а после выдал стерильный халат.

 – Хорошо. Но не вмешиваться и все время  сидеть на своем месте. Я разрешаю просто быть рядом.

А Скай именно этого добивался. Быть рядом. И наблюдать. И знать, что Эрик чувствует его присутствие.

  Было больно. По-настоящему больно. И хоть препараты частично снимали ощущения, но даже того, что оставалось Эрику хватало. Хотелось, чтоб Скай обнял и, прижавшись горячим телом, сказал: «Дыши со мной». Тогда бы точно стало легче. А пока оставалось лишь терпеть.

 Эрик не знал, сколько длилась сама процедура. Он думал, что вечность. Но даже вечность когда-то заканчивается. И когда на лицо вместо обжигающего и сдирающего верхний слой кожи устройства опустилась прохладная и успокаивающая, пропитанная специальным средством  маска, Эрик испытал блаженство. А когда чуть позже, уже по дороге из процедурной ощутил прикосновение к руке другой руки  и услышал: «Я здесь. Не отпущу», – понял, что самое  неприятное и болезненное закончилось. Скаю он мог доверять. Рядом со Скаем точно не было бы  больше больно.

 Три сложных дня. Ожидание превратилось в нетерпение. Нетерпение грозило перерасти в панику. Но Скай был рядом все время и успокаивал. Он держал за руку. Иногда прикасался губами к пальцам, иногда целовал запястье. И Эрик, чувствуя кожей дыхание,чувствуя прикосновение горячих губ, хоть немного мог отвлечься от подступающей все ближе и ближе неизвестности.

 Именно неизвестность больше всего мешала.

 А Скай, который  не отпускал Эрика ни на минуту, словно спорил с самой неизвестностью. И поцелуями, и прикосновеньями, и присутствием  утверждал – нет страха, нет неизвестности. И не важно, что будет после. Есть лишь сейчас. А сейчас мы рядом. И вместе.

 И как ни странно даже этого  хватало.

Маску снимали долго. Осторожно. Чтобы не повредить ни миллиметра кожи. Слишком тонкой, слишком еще уязвимой она была.

 Эрик хоть и знал, что после трех суток полнейшей темноты ему, прежде, чем увидеть результат, еще придется адаптироваться к свету, но так хотел уже сейчас  хотя бы услышать о том, что именно получилось.

 А Ская не надо даже  было просить. Он будто понял, чего именно хочет Эрик и рассказывал, описывая все, как есть.

 И по дрожанию голоса, по слишком явным ноткам удивления и... восхищения, Эрик понял – все получилось. Скай бы не обманывал.  Скай бы не смог скрыть страшную правду. И если даже он так удивлен и обрадован, то  можно уже успокоиться и, не так волнуясь, подождав, пока глаза привыкнут к яркому дневному освещению, более подробно посмотреть на результат.

 Даже ждать со Скаем оказалось проще.

 Но все равно. К зеркалу, когда разрешили, Эрик подходил с трепетом.

– Я сам, – попросил Эрик у дернувшегося, чтобы помочь, Ская. – Именно это я должен сделать сам.

 И тогда Скай согласился. Он понял почему.

 Эрик даже дверь за собой в ванную прикрыл. Со своими призраками и химерами должен был разобраться самостоятельно.  И оценить должен был только сам то, что получилось. Как сказал доктор Блоу – у каждого свое понятие «нормы». А для Эрика, который до сих пор во сне видел себя с прежним лицом, еще не пострадавшим в аварии, нормой было именно то, прошлое, которое у него отобрали.

  А вот заглянув  в зеркало, себя не узнал.

 Вообще. Даже не понял, что на себя смотрит.

 Совсем чужой человек отражался в посеребренном стекле. Не тот мальчишка, который самоуверенно направил галактическую яхту в хвост кометы. Другой.

 Но... Незнакомец неожиданно понравился. И Эрик, подмигнув себе новому в зеркале, вдруг  улыбнулся.

 Не гримасой улыбка была. Такой же чистой и открытой улыбка получилась, как и у Ская. Словно это Скай поделился тем, как надо по-новому к миру относиться. И Эрику это ощущение тоже понравилось.

            Комментарий к Эпилог ч1

        От беты: проверено.

========== Эпилог ч.2 ==========

         Закат над морем пылал, переливаясь миллионами красок. Даже просто наблюдать за уходящим на покой солнцем было щемяще больно. От красоты, от того, что ты сам приобщился к такому чуду, от того, что понимаешь, насколько это чудо уникально и больше никогда не повторится.

А море вторило небу, пытаясь переиграть закат по палитре отражений... И горизонт горел...

 – Красиво, – говорил Эрик, и Скай  повторял за ним эхом: – Красиво.

И больше слов не было. Да и не надо было. И без слов  можно было стоять, прижавшись плечом к плечу, и наблюдать  за закатом вечность... И так бы этого хотелось...

 Но вот первым до этого вечера никто так и не начал разговор о будущем. Словно тема будущего и отношений была табу.

 И проще было молчать. Особенно сейчас. Смотреть на закат, пить вино, то самое, андалузское, стоимость которого равнялась половине  годового бюджета маленькой планетки, и просто дышать рядом.

Может, действительно, легче было.

Но...

 Первым не выдержал Эрик. То ли  вино – тягучее, терпко-сладкое, как вишневый сок виновато было,то ли обжигающий чувства закат, но именно Эрик решил  попробовать объясниться.

 – Я хочу, чтобы мы были вместе... – сказал осторожно, готовый в любую минуту замолчать. – Мне кажется, я готов разделить с тобой жизнь. Мне дышать с тобой  легко и свободно. И ты мне нужен, Скай. Но... Я не буду требовать, чтобы ты остался. Я не буду требовать, чтобы ты всегда был только мой и только рядом. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным или... Чтоб тебе  не хватало воздуха. Я все пойму. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Вот и все. Без условий и обязательств. Ты мне нужен, как воздух. Ты мое небо, Скай...

 А Скай... Он, не поворачивая голову, не отрывая взгляда от заката, молчал.

 Ничего не говорил почти минуту и, не мигая, продолжал смотреть на затухающее небо.

 Но когда Эрик, уже боясь так и не дождаться ответа, чуть отступил в сторону,  Скай обернулся и, сделав шаг навстречу, вдруг вместо слов поцеловал в губы.

 Бутылка выпала из руки Эрика, и баснословно дорогое вино яркими рубиновыми каплями пролилось в траву... Но было не важно. Губы Ская  были по вкусу как вино и так же дурманили голову.  И ненужными стали любые слова. Все и так было понятно. Скай обнимал, Скай гладил плечи, Скай целовал, Скай действительно стал небом. И больше всего на свете Эрику захотелось отдаться этому Небу и  утонуть в нем. И он, не боясь, не сомневаясь ни мгновения, впустил в себя вселенную по имени Скай.

 Уже позже, любуясь не закатом, а темным бархатом неба с белой россыпью звезд,  Скай, показывая куда-то далеко, сказал:

– Ты подарил мне жизнь... – и снова поцеловал.

Осторожно и сладко.  И Эрик снова ответил на поцелуй. Потому что именно так и было правильно. И не могло уже быть по-другому.

  Больше не было вопросов и сомнений. И будущее, такое неизвестное и пугающее, стало доступным и простым. Будущим на двоих и для двоих.

  ***

У каждого из них были еще незаконченные дела. У каждого были планы. Но именно тогда, после той ночи и дела, и планы тоже стали общими.

 Скай поделился тем, что очень хочет, воспользовавшись подарком дона Ферра, поехать на далекий Магриб и отыскать семью.

– Я так хочу их увидеть... И маму. И малышей... Только. Восемь лет прошло. Я боюсь, что они меня даже не вспомнят. А мама... После того, что я сделал, после того, что  ей обо мне рассказали –  разве буду я ей нужен?

 – Будешь. Ты ее сын.  И она будет рада тебя увидеть, несмотря ни на что, – убеждал Эрик, понимая, насколько важно это для Ская. И сам верил в  свои слова.

  А Скай слушал и продолжал:

– Я даже помочь им могу. Если плохо, если им жить трудно, я все отдам. Мне ни фартинга не надо. Я мог бы забрать родных с Магриба, как и хотел отец и...

– И мы поселили бы их здесь, на Галатее. Я бы помог устроиться. Я бы все сделал, чтобы они чувствовали себя комфортно. Чтобы вы снова стали семьей. Это важно, когда есть семья, – Эрик искренне старался помочь. Он слишком хорошо помнил, что чувствовал, оставшись совершенно в одиночестве после смерти отца. Слишком тяжелым чувство было. Вот и хотел хотя бы для Ская сказки со счастливым финалом.

 И убеждал, и уверял  Ская поступать так, как подсказывает сердце, не думая о том, что могут не принять или не простить.

–  Мы вдвоем поедем на Магриб, заберем родных. Поселим в маленьком белом коттедже у моря. И ты будешь ходить в гости по вечерам. И будешь с малышами бегать на пляж, и научишь их плавать. А после... Если захочешь, мы полетим на Землю.  Тоже вдвоем. Посмотрим на самые красивые закаты и восходы во Вселенной. Мы вдвоем можем делать что угодно, понимаешь? Нам вдвоем с тобой теперь ничего не страшно и все возможно...

 И Скай, обняв Эрика, согласился с такой вот правдой.

 Потому что именно это было самым главным.

Когда есть кто-то рядом, кто готов тревогу и переживания разделить пополам, все трудности, неприятности и волнения становятся уже не такими сложными и страшными.  И можно решить любые вопросы и преодолеть любые преграды, когда есть тот, кто готов быть с тобой вдвоем. Без условий, без обязательств, без сомнений. Навсегда. Как воздух.

 Когда для того, чтобы справиться с любой бедой, достаточно обнять за плечи и, прижавшись крепко, тихо сказать: «Дыши со мной», разделяя на двоих жизнь...

            Комментарий к Эпилог ч.2

        ох... Как-то так. Может переделаю впоследствии. Но именно сейчас – конкретики не хотелось вообще. Роман о чувствах.

От беты: проверено.

      НЕБО ПО ИМЕНИ СКАЙ ( рассказ)  

И каждый раз он  сходил с ума, когда небо по имени Скай накрывало его собою. Эрик дышал только этим. Он жил только этим. И смысл был только в этом.

Скай прижимался к Эрику всем телом. Скай вдавливал  тело Эрика требовательно и сильно в постель, и Эрик, вцепившись ладонями в простыни, впускал небо  в себя. Только потому, что сопротивляться, когда на тебя падают небеса, было невозможно.

  И когда Скай приходил вечером к Эрику в комнату, он становился другим. Не оставалось в Скае робости и застенчивости. Он точно знал, чего хотел. Он приходил требовать... Жадно, го́лодно.

И отдавать. Он приходил брать и дарить. Он не стеснялся, не был скован, не боялся испортить момент неправильным действием. Он вообще ничего не боялся. Он хотел так сильно и страстно, что не было места в его желаниях опасениям и страхам. Скай, как только переступал порог комнаты Эрика, как только снимал рубашку и протягивал руку, чтобы помочь Эрику освободиться от одежды, становился тем, кто так был нужен именно в этот момент.

 И не было сопротивления. Скай брал то, что хотел без спросу.

Нет, не так. Понимая, что Эрик на все готов, брал это «все» не стесняясь, не сдерживаясь.

Зная, что впустят, зная, что готовы отдать и пожертвовать целым миром.

 И Скай принимал эту жертву, разделял ее и  благодарил, как умел...

 Его поцелуи – такие глубокие и горячие, обжигали кожу. Его объятья – чересчур сильные, иногда заставляли стонать от боли... но именно этого Эрику сейчас и хотелось.

 Пусть чуть грубого, пусть чуть более несдержанного отношения к себе, не как к поврежденной хрупкой игрушке. Устал от этого. Ненавидел, когда оберегали и жалели. И плохо было чувствовать себя фарфоровой куклой...

 А  со Скаем все не так было, Скай  себя по-другому вел – пусть и с болью, пусть жестко, с полноценной отдачей – пусть и ожогами от поцелуев, с синяками от объятий. Но любил искренне и неистово, такой желанной и такой выстраданной любовью.

А Эрик принимал небо в себя и растворялся полностью. Не существовало Эрика. Не было человека, который так раньше боялся такой вот близости. Не было человека, который боялся впустить в себя хоть кого-нибудь. Но разве можно было бояться неба?

Огромное, большое, оно накрывало Эрика и заставляло забыть о своих страхах. Оно дарило мир и спокойствие. Жизнь дарило.

 И Эрик, не боясь больше, не комплексуя, не думая ни о чем, отдавался небу до конца, без остатка...

 И Скай ценил это.

Его руки – такие сильные, обнимали и гладили плечи. Поцелуи, которые с каждой новой секундой становились все жаднее, ранили и в тоже время исцеляли. Скай прижимал Эрика к постели и под своей тяжестью заставлял поверить в реальность. И Эрик, вдыхая такой болезненно родной запах, не сопротивлялся. Не было сил сопротивляться. Желания не было. Давно забыл, что именно он хозяином был. Сейчас сам себя невольником чувствовал. И было что-то тайное и такое сладкое в этом чувстве. Хотелось подчиняться, хотелось прочувствовать, как это – полностью принадлежать кому-то и выполнять только его желания.

И Эрик с ума сходил от той гаммы нахлынувших на него ощущений. Все через себя пропускал,  все понимал, все принимал. Может, именно поэтому и оргазмы полными были как Имперские  праздничные фейерверки... Может, поэтому в глазах и у Эрика, и у Ская  огненные всполохи  мириадами огней плясали.

А волна удовольствия – общего, разделенного  вдвоем и напополам, огромная, как цунами, как самый высокий вал, накрывала с головой, не оставляя даже шанса на спасение.

Разве можно было укрыться и спастись от судьбы?

 И Эрик, закрывая глаза, выдыхая и чувствуя, как по телу разливается блаженство и нега, думал лишь о том,  как хорошо, что именно его выбрало небо. Что небо, по имени Скай, принадлежит полностью и нераздельно только ему, Эрику.

И Эрик, растворяясь в синеве, в белых облаках и нереальных далях, знал, что точно так же нераздельно принадлежит тому, кого он выбрал. Зеленоглазому светловолосому чуду по имени Скай.

 И больше ничего менять не хотелось. Хотелось жить только в этой минуте. Застыть, как в янтаре в этой частоте времени, где есть рядом тот, кто стал именно твоим смыслом жизни. Тот, кто подарил тебе чудо, тот, кто оказался для тебя Вселенной.

 Вот что было самым важным. Вот что имело значение. И не было больше никаких ненужных вопросов.

Разве могли быть сомнения, когда  тебя выбрало небо, и ты в нем смог утонуть?


Дыши со мной... ( рассказ Ская, и о Скае... Дополнение к Заметкам.

А Скай тогда перестал верить в сказки.

Хоть долго-долго верил. Даже когда ошейник надели и на фабрику продали. Все равно по ночам вспоминал о том, что чудо бывает. Реальное чудо. Может, отец вдруг живым с войны вернется (могли же ошибиться и зря похоронку прислать?), и Ская найдет и заберет обратно домой. Или... или мама передумает и в полицию запрос напишет, чтоб Ская нашли и на Магриб вернули, или... община вдруг решит, что без Ская плохо, и лично сам мэр каскад пришлет. Мечтал об этом.

Спал в общей комнате и мечтал. Плакал, конечно. Хоть и почти семнадцать было, а все равно плакал. Не понимал, что слезы соленая вода только.

А вот когда на плантации попал, когда никакого чуда не произошло, и с ним сделали то неприятное и грязное, о чем и вспоминать плохо было, Скай от всех сказок и отказался. Понял, что чудес не бывает. И не спасет его никто,

ни отец, ни мама, ни мэр... Нет до Ская никому дела. И все слезы и крики никому кроме Ская и не нужны.

Хуже тогда стало. По-настоящему плохо. Жить без веры в чудо страшно стало. Смысла не было. Черное же все вокруг было. Неприятное. И грязное.

И в любовь именно тогда Скай верить и перестал.

Когда к нему по ночам приходили и когда ласки просили страшно было. Потому что не понимал – как так-то вот просить о любви можно? И разве такой любовь и ласка должны быть?!

Разве так и надо, чтоб ему, Скаю, было до одури противно и тошно, и трясло его всего до спазмов и рвоты от чужих поцелуев и таких болезненных прикосновений. Разве могло это любовью быть?

Не так представлял, не о таком думал. И мысли о любви тогда, как о чудесах, тоже исчезли. Факт остался. Горячее тело сверху, небрежные поглаживания, шлепки, смех и приказы... Ни просьбы, ни желание, а приказы и обязанности.

Скай всегда хорошо помнил, кто его взял первым.

Нет. Арчи не был жестоким или излишне грубым. Но для Ская все было и грубо, и жестко. И больно. Это точно запомнил.

Спина болела слишком сильно. Выдрали Ская перед этим так, что и кричал, и зеленых мух перед глазами видел, чуть сознание не теряя. Но пока положенное не всыпали, не отпустили – крики надсмотрщику не мешали, каждый же под хлыстом кричал. А Скай, как только понял, что больше спину не жалят, что острой боли не будет, даже с облегчением вздохнул. Но зря вздыхал... Дальше только хуже было. К ночи спина горела так, что ни о чем кроме обезболивающего Скай думать не мог. А таблетки только у Олафа были. И Олаф точно цену назначил. Давно еще, когда в первый раз предложил Скаю его и Арчи с Пьером обслужить. Так же и сказал, мол, по-хорошему соглашайся, а то сам после прибежишь за помощью и все равно задницу подставишь.

Скай не согласился. Страшно было. А после того, как уже в третий раз выдрали, после того, как и четвертый мог заработать ни за что, а кожа уже со спины чуть ли не клочьями сползала, не выдержал. И за то, чтоб не трогали, и за то, чтоб дали горькие пилюли, боль уносящие, что угодно согласен был делать. Пусть то неприятное и похабное, что предложили. Все-таки не так больно и не так тяжело, как на столбе ночь висеть и удары хлыста по спине считать.

Олаф первым быть отказался. Показывая кивком на Ская, покривил губами и заметил, что возиться с растягиванием дырки не хочет. Устал за день, чтоб еще и над девственником плясать...

А Арчи все равно было. Слишком хотелось хоть кого-то. Слишком долго без секса был. Ну и что, что пацан – девок-то на всех не напасешься, а задница и такая сгодится.

Нет. Не обижал, не говорил гадостей. Даже погладить, поцеловать попытался. Только Скаю не до таких ласк было. Сжался весь. Дрожал нервно.

И надоело Арчи в ласкового играть. А может, сдерживаться уже сил не было. На колени поставил, шаровары спустил – и тахе задрал так, что даже полы куртки голову прикрыли. И хорошо, что прикрыли. Слез тогда никто не видел. Хоть слез было столько, что глаза, думал, выплачет. Потому что не один Арчи был. И даже несмотря на то, что видели мужчины, как Скай сжимается, как трудно, как больно, как плечи от рыданий дрожат, – никто не остановился. Слишком хотелось. Слишком жажда удовольствия сильной была.

Какое дело всем было до хоть и плачущего тихо, но совершенно не сопротивляющегося мальчишки? Молчит и дает без вопросов – уже хорошо.

Да. Запомнил. Запомнил на долгое время. И удивлялся после, как вот эту возню, эти толчки и тычки могут любовью называть? Разве о таком мечталось? Разве хотелось раньше ощущения липкости между ногами и тяжести от того, что на тебе лежат, как на тюфяке...

А про задницу и думать не хотелось. Не понимал, в чем удовольствие быть может. Болело же долго. И по ногам иногда не только сперма чужая текла, но и кровь.

И все равно... В следующий раз, когда спросили – готов и согласен ли, не смог отказаться. Все-таки эта возня и эти толчки менее неприятными были, чем хлыст, рвущий кожу. Согласился. И сам разделся. И сам себя растягивал, перед тем как зад подставить – понял, как проще. Нет. Не сопротивлялся.

Но чувство, что происходит что-то нелепое, неприятное и грязное, осталось. Почему-то вдруг и однажды, после таких вот ночных игр вспомнил, как матери кричал, обвиняя, что шлюхой стала. И даже засмеялся, когда понял, насколько не прав был. Не мать... Она-то, пусть с новым, но законным мужем жила. А он, Скай, самой настоящей шлюхой стал. Думал разве о таком?

Да. Тогда-то ни веры в чудеса не осталось, ни мыслей о любви... Какая любовь у шлюхи? Разве чудо может произойти с тем, кто в грязи живет?

Принял это...

Но легче-то не стало. Тьма-то никуда не ушла... И словно поселилась внутри, дышать не давая.

Правда же, вдохнуть по-нормальному не мог. Воздуха не хватало.

А когда Терри появился, когда рядом со Скаем сел и руки на грудь положил, вот тогда-то неожиданно Скай о чуде и вспомнил. Вот оно самое настоящее, собственной персоной и рядом.

Руки у Терри были маленькие, слабые. Но не в силе дело было. Силой Ская ломали не один раз, и не чудом эта ломка была, а ужасом.

А тут вдруг.

Тонкие пальчики к груди дотронулись, по спине прошлись, и... День снова вдруг ярким стал. Потому что услышал Скай

– Не бойся, дыши со мной...

И действительно вдохнуть мог. Свободно. Полной грудью. Первый раз за это черное время.

Чудом Терри был. И маленькие теплые руки чудом были.

И поэтому, когда Терри потребовал ласки и любви, Скай не задумывался. Согласился тоже на все. Разве отказать можно было чуду?

И не было больно или противно. Не было неприятно и грязно. Странно было. Терри целовал неумело, но от его поцелуев жар по телу разливался. А от поглаживаний становилось приятно и хорошо... И даже в себя Скай молодого хозяина впускал не кривясь и не сжимаясь. Сам навстречу двигался. Сам себя предлагал теплому и такому ласковому телу. Так и думал, что именно такой любовь может быть, когда просто тепло и не больно. Когда иногда даже жарко и низ живота отзывается истомой.

Это и считал любовью. И засыпая рядом со своим маленьким чудом, снова верить в сказки начал.

А как было не верить, если чудо, целуя и обнимая, если чудо, входя медленно и осторожно, прижимаясь теплым податливым телом, обещало звезды и кометы, обещало все блага мира и... обещало подарить свободу. Снять ошейник. Отпустить.

Жаль, что не знал Скай, что даже чудо не всегда добрым быть может. И маленькое, и теплое, доброе и ручное может сгореть от большой и слишком сильной страсти... Не знал и не понимал, потому что так и не прочувствовал, какой именно любовь может быть. И тепло, и забота, и поцелуи, и объятия, даже если они дарят негу и истому, это еще не любовь. Жаль, что не понял. Может, тогда бы и чуду помог. Может, тогда бы и снова чувствовать себя грязной шлюхой больше бы не пришлось.

И вера в чудеса бы снова не пошатнулась...

Но разве мог тот, кто обычную нежность и доброту чудом считал, все это понять...

Уже значительно позже, снова просыпаясь от боли и страха, снова чувствуя, что быть с кем-то становится неприятно и грязно, вспоминая о том времени, когда рядом тепло было, когда дышать мог легко и свободно, снова плакать начал. Как маленький, как в детстве. И даже для себя неожиданно, даже погружаясь в полную темноту, в самый черный мрак, частичку бывшего тепла и света не отпускал. Помнил, как хорошо, когда свет в сердце, когда кто-то добрый и нежный рядом.

И мечтать начал, пусть и снова на грязных тюфаках и с исполосованной спиной засыпая, все о том же. О любви и о чуде. И про себя, как заклинание, повторяя:

"Будь со мной рядом, дыши со мной рядом, живи со мной рядом... Подари мне снова жизнь..."


Примечания:

история с Терри как–то покоя не дает.

От беты: проверено.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю