Текст книги "Уходящие в Вечность. Часть 2"
Автор книги: Самира Фаттах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– 7 –
Пока Рамазан ждал посланника Ибрагимбека, из дальнего странствия вернулся Мухтаржан, который на несколько месяцев уезжал по своим делам.
Стояло уже начало осени, когда он показался в конце улочки, ведя в поводьях пару ишаков, на одном из которых сидели две женщины.
Та, что находилась впереди, была закутана в бархатную, темно-синюю, покрытую дорожной пылью паранджу. Она казалась высокой, полноватой и немолодой. Другая, сидевшая за ней – маленькая, худенькая, выглядевшая еще совсем ребенком. Вишневого цвета ее шелковая паранджа тоже сильно пропылилась в пути. Второй ишак был нагружен дорожными тюками и хурджинами.
Мухтаржан, рискуя жизнью, все-таки добрался до своего родного кишлака, расположенного в горах Ферганы и уже давно занятого большевиками, и вывез оттуда семью. За время очень далекого и опасного пути он сильно похудел, цвет лица его стал пепельно-серым, глаза совсем ввалились.
Едва вернувшись в Карагач, он слег и несколько дней не вставал с постели, но теперь за ним ухаживали его жена и дочь, и, окруженный родными лицами, через неделю он стал потихоньку выходить из дома.
В одну из пятниц сразу после праздничной молитвы Мухтаржан пригласил Рамазана к себе и дал понять, что ему нужно серьезно поговорить.
Тихо скрипнув, открылась и закрылась калитка и из садика, величиной с циновку, в хижину метнулась и поспешно скрылась девочка, сверкнув в закатных лучах многоцветьем красок шелкового платья и черными мелкими тугими косичками, змейками разметавшимися по спине. В траве остались лежать две тряпичные куклы и цветные лоскутики материи, которые девчушка, испуганная появлением чужого человека, второпях не успела захватить с собой.
Дочка… Ходжархон… – немного смущенно и как-то необычно нежно улыбнулся Мухтаржан.
Во дворике царил безупречный порядок. Раньше, когда здесь жила одинокая старая вдова Салохат, которой было уже не под силу вести хозяйство, на запущенных грядках уже не росли овощи и зелень, по углам валялся мусор. Но новые хозяйки-помощницы всерьез взялись за дело, теперь везде чувствовалась их заботливая рука. Старушка тихо благодарственно молилась за них Аллаху. После предвечернего намаза, который читался тут же в комнате на потертом коврике, Мухтаржан принес на подносе чай и плов. Ужинали вдвоем. Рамазан поведал последние новости о назначении Ибрагимбека главнокомандующим над всеми отрядами ислама.
Ну наконец-то нами будет руководить настоящий воин, наш земляк, а не какой-то пришелец! – живо ответил ему Мухтаржан. – Если хочешь знать мое мнение, то слушай. При всем уважении к Анвару паше, он не нужен был нам здесь. Если бы он не пришел, Ибрагимбек давно бы одержал победу. Вспомни, какие успехи были у Ибрагима в начале войны. Он смелый, непримиримый, и очень расчетливый. Он не будет тратить силы зря. А что получилось? Явился Анвар, Ибрагимбек отошел от управления армией, кроме того, Анвар паша давал ему некоторые унизительные приказы. Ибрагимбек не смог сражаться под его началом. Анвар не знает наших обычаев, наши люди не были готовы ему подчиниться. Как говорится, не зная брода, не лезь в воду. Вот Анвар и погорел, а с ним и все освободительное движение. Потом объявился еще один «спаситель» – Селим паша. Он вообще дел натворил: казнил уважаемых людей – Ишана Султана и Ишана Сулеймана. Настроил против себя народ. И чего он добился? Теперь, слава Аллаху, до нашего повелителя Алимхана дошло, что Ибрагимбек – самый подходящий лидер над войском ислама. Не спорю, Анвар был талантливым и образованным. Но это человек другой культуры, почти европеец и поэтому непонятен нашему народу. Эмир не должен был всего этого допускать. Не нужно было Алимхану давать полномочия Анвару паше. Да, он профессиональный офицер. Но здесь нужно знать наши обычаи, а это, как оказалось, гораздо важнее военного образования. Для народа он был и остался чужим пришельцем. Люди не доверяли ему. А всеми уважаемый Ибрагимбек прекрасно начал освободительную войну, и он бы ее давно закончил. А то – один явился, потом второй, и… оба все провалили. А теперь вообще все очень сомнительно. Да, Ибрагимбек – наш вождь. Эмир это понял, но боюсь уже поздно. Прошли годы. Много отважных джигитов с тех пор погибло, многие ушли в Афганистан. Люди измотаны тяжелой жизнью. Они устали. Подорвана вера в победу. Бойцы потеряли силу духа. Настрой войска уже не тот. Сможет ли Ибрагимбек восстановить былую силу армии и былой порядок?
Я готов соединиться с армией Ибрагимбека. Но, что же делать, Мухтаржан ака… Что делать? Я сражался в армии Анвара паши, потому что курбаши Хакимбек присоединился к нему, а не к Ибрагимбеку, а Анвар паша, как вы знаете, с Ибрагимбеком не были друзьями. Можно сказать, в последние дни они были врагами. Получается, я находился в стане противника. С какими глазами предстану перед великим вождем? Я совершенно запутался. Вы – человек пожилой, умный, многомудрый, посоветуйте. – торопливо произнес Рамазан.
О, неразумное дитя! – почти крикнул Мухтаржан. – Да что ты говоришь! Мы боремся ради Аллаха! И клятву верности даем только Ему и его наместнику на земле эмиру Алимхану. Кому служил Анвар паша? Только Аллаху всевышнему и эмиру. Теперь подумай, кому служит Ибрагимбек? Он тоже ведет джихад ради ислама, ради возвращения эмира! Они оба – и Анвар, и Ибрагим – рабы Аллаха и верные слуги эмира. Цель у них одна. Кроме того, теперешний приказ эмира дал все полномочия Ибрагимбеку! Наш отряд отправится к великому лакайскому вождю и мы будем воевать под его началом. Если угодно Аллаху, мы, наконец, добьемся победы.
У Рамазана отлегло от сердца.
Минуту подумав и помолчав, Мухтаржан продолжал:
Ты сам из России, можно сказать, из Европы. Но ты пришел сюда, в Туркестан, в Бухару, здесь не Европа, ты стоишь во главе джигитов-туркестанцев и должен жить их интересами. Анвару судья только Аллах! А наш повелитель и главнокомандующий – Ибрагимбек, ему мы подчинимся и будем жить по его приказам. И раз Аллах дал ему власть, Он может быть даст и победу! Все в руках Аллаха! Мы – слабые рабы Господа и подданные Его Высочества Алимхана.
Рамазан уже собирался уйти, когда Мухтаржан, едва коснувшись его руки, дал понять, что у него есть еще разговор. Немного помолчав, словно бы подумав, с чего начать, он придвинулся к Рамазану.
Можно с тобой поговорить совсем об ином деле… о деле, тоже слишком важном для меня, чтобы отнестись к нему легкомысленно. Когда-то ты спас меня от пыток чекистов, а ведь мог уйти и оставить меня в плену, одному тебе было бы легче бежать. Но ты меня не бросил. Да вознаградит тебя Аллах великий за это! – голос Мухтаржана прервался от волнения, глаза затуманились слезами. – Благодаря тебе Аллах дал мне жизни еще на полтора года. Но теперь, – я это чувствую, – жить на этом свете осталось совсем мало. Я должен открыть тебе приметы, где спрятано золото и деньги, тогда ты всегда сможешь безбедно существовать, приобретать оружие, кормить своих бойцов… Я хочу, чтобы ты был моим сыном, Рамазан. Ты ведь мне не откажешь? Ведь я обязан тебе своей жизнью и жизнью своей семьи. Если бы я погиб тогда в плену, жена и дочка не выжили бы там, в нашем кишлаке, занятом неверными. Потому что красные рано или поздно бы докопались, что я был помощником Курширмата. Они бы мою семью замучили до смерти. Я был там и видел, что творят большевики. Сколько погибших, сколько невинно посаженных в тюрьму, сосчитать невозможно. Аллах один ведает, словами это не опишешь. Но не об этом сейчас разговор.
Мухтаржан остановился, ища подходящие слова, но внезапно на него накатился приступ кашля, он задохнулся, покраснел, кашель долго безжалостно трепал его изможденное тело, из глаз лились слезы, воздуха в легких не хватало. Рамазан, все еще не понимая конечного смысла его слов, терпеливо пережидал, когда Мухтаржану станет лучше и он продолжит начатый разговор. Наконец, приступ отступил, Мухтаржан отдышался, вытер слезы и пот, и взглянул на Рамазана беспомощно-тусклыми глазами.
Вы давно мне отец, – кладя руку на его худое плечо, тихо сказал Рамазан, чувствуя острую жалость от того, что скоро не будет у него еще одного близкого, почти родного человека.
Молодой ты, джигит, – слабым голосом продолжал Мухтаржан, – и не думаешь, что сегодня жив, а завтра – нет… Не думаешь, что, неожиданно уйдя из этого мира, погибнув под пулями неверных, ничего не оставишь ему взамен… не оставишь ни единого ростка, продолжателя своего рода…
Продолжатель рода! Так вот куда клонит беседу такой с виду мягкий, благожелательный, вкрадчивый хитрец Мухтаржан!
Дальше он мог бы не продолжать разговор. Рамазан знал уже, что речь сейчас пойдет о его дочери, малолетней Ходжархон.
Все добрые чувства к этому человеку, только что испытанные Рамазаном, были перевернуты с ног на голову. Словно разверзлась земля и бездонная пропасть легла в этот краткий миг перехода от горячей преданности к мгновенной неприязни, с доброго тихого уважения Мухтаржана к тяжелому разочарованию от внезапной потери лучшего друга.
О чем вы, Мухтаржан ака? – резко выпрямившись, прямо смотря в его запавшие, влажные, словно полинявшие глаза, холодно спросил Рамазан. Мухтаржан, растерявшись от его внезапно изменившегося тона, молчал и немного испуганно смотрел на Рамазана.
Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, Мухтаржан ака. – С трудом заговорил наконец Рамазан, стараясь казаться спокойным. – И я скажу вам прямо: была у меня жена, Мухтаржан ака, все было. Должен был родиться и ребенок, но… ему не суждено было появиться на свет. Уж так получилось… А жена моя… не знаю, наверное, она умерла. Я уже давно ничего не слышал о ней. – Рамазан вздохнул, встал со своего места. – Все это осталось в той жизни, которая была до войны, в далекой юности и возврата к этому нет. Да и не время сейчас об этом говорить – война, неверные! – И Рамазан сделал попытку уйти.
Ну что ж, жива она или нет – это неважно. Жены может быть и две, – смущенно проговорил, наконец, Мухтаржан, удерживая его руку. – Я с тобой впервые говорю на эту тему. Я тебе еще, кажется, ничего плохого не посоветовал. Благодаря моей поддержке ты стал во главе отряда, стал уважаемым в народе курбаши. Подумай над моими словами, Рамазанжан! Я не желаю тебе плохого и люблю тебя, как сына.
А дочка моя, – хорошая, красивая, добрая и сможет быть тебе верной женой…
– Но она же мала еще, – преследуемый видением пестрого платья и косичек, недовольно ответил Рамазан, но видя, что Мухтаржан все еще вопрошающе смотрит на него, раздраженно сказал: – Ну, хорошо, я подумаю. А теперь, разрешите, я уйду!
Рамазан вышел во дворик, оттуда – на улицу. В груди кипели обида, разочарование, неприязнь и злость. Он ненавидел в эту минуту Мухтаржана и его дочь, с досадой вспоминая тот день, который свел его с этим человеком. Но в то же время Рамазан чувствовал, что отказать он не сможет. Во-первых, Мухтаржан помогал ему деньгами. Золотых, полученных от Хакимбека, уже давно не было. Как он будет доставать оружие и еду для своих людей? Да и кто же будет с ним считаться, если у него за душой не останется ни таньги2929
Таньга – название монеты (обычно серебряной) в странах на территории Турана.
[Закрыть], какой он тогда курбаши? Рамазан начинал понимать, что деньги, богатство, на которые он привык смотреть сквозь пальцы, почти презирая их, все-таки нужны и никуда от этого не деться.
А Мухтаржан имеет доступ к сокровищам Курширмата, среди которых, как он говорил, есть его изрядная доля. Он обещал поддержать Рамазана и открыть места спрятанных совместно с ферганским курбаши при отступлении богатств, если он женится на его дочери. Да его, Мухтаржана, как отца можно просто по-человечески понять. Жизнь его самого висит на волоске. Болезнь с каждым днем подтачивает истаявшее тело. Смерть вот-вот настигнет его и семья осиротеет. А время неспокойное, страшное. Дочке нужен верный человек, надежный защитник.
Когда Рамазану бывало очень трудно и сложно, когда он не знал, что предпринять, он вспоминал изречение великого суфия Джалаледдина Руми: «Всевышний отвечает тремя способами. Говорит «да» и дает, что ты хотел. Говорит «нет» и дает то, что лучше. Говорит «потерпи» и дает самое лучшее».
После этих слов Рамазан всегда успокаивался, словно бы пообщался с великим Руми один на один: «Что ж, буду покорным, может Аллах даст мне самое лучшее…»
Растворившись в мыслях, он не заметил, как вышел за кишлак. Стемнело.
Мириады звезд окружили повисший среди земли и неба Карагач. Млечный Путь опустился так низко, что до него, казалось, можно было дотронуться рукой. Над хребтом небо было чуть светлее. В той стороне зашло солнце. Рамазан был один во Вселенной: только звезды, звезды… И ничего, кроме звезд… Земля исчезла, растворилась, и вот Рамазан парит в бесконечном пространстве… От этого чувства немного кружилась голова, захватывало дыхание, он перестал чувствовать свое тело, которое вдруг стало легким и невесомым… Какое тихое блаженство опустилось в его душу! Как сладко замирало сердце перед огромным космосом, перед великой необъятной бесконечностью! Вот они, неисчислимые миры, о которых говорил когда-то Хайретдин хазрат, где в будущем должен побывать каждый… Что там, наверху? Какой там мир? Как его душа будет путешествовать со звезды на звезду?
Минута и Рамазан уже видит себя бесплотным духом, у него легкие невесомые крылья. Он взлетает над землей и поднимается в небо, душа оказывается в бесконечном космосе. Вот она летит навстречу яркому свету, чудесной волшебной звезде. А там, на ней, – прекрасные сады, там мир и тишина, поют птицы, среди деревьев гуляют кроткие ангелы. Но небо на ней не такое, как на земле. Оно бледно-фиолетовое и даже днем сквозь него видны звезды.
Рамазан так задумался, забыв о времени и заботах и слившись в единое целое с бескрайней Вселенной, что не сразу услышал за собою тихие, крадущиеся шаги.
Кто здесь? – недовольно спросил он, моментально вернувшись из суфийских прогулок по звездам в земную реальность и с неприязнью вспомнив все переживания последних часов.
Это я, Рамазанбек хазрат, Хусейн.
Зачем ты ходишь за мной? – досадливо спросил курбаши.
Рамазанбек хазрат, нельзя бродить одному ночью, мало ли что может случиться… Я охранял вас. – Хусейн подошел к нему близко. Звездная пыль отразилась в горячих глазах юноши. – Когда начнутся бои, я уйду с вашим отрядом, буду бороться с врагами! Ведь вам нужны верные люди?
А как же семья, Хусейн, как родители?
А что, у ваших джигитов нет семей? – все также тихо и настойчиво спросил он. – Я буду вашим телохранителем, буду защищать вас от пуль и сабель красных! – Хусейн попытался поцеловать руку, но Рамазан этого не позволил.
Преданность и искренность молодого бахши тронули его до глубины души.
Как свежий ветер разгоняет в небе грозовые тучи, как теплый солнечный луч своим жаром превращает ледяную глыбу в весеннюю воду, так и чистая улыбка Хусейна прогнала накопившуюся в душе Рамазана после разговора с Мухтаржаном злую досаду. И он, улыбаясь, погладил Хусейна по плечу.
Ну, хорошо, хорошо. Я очень рад. Только сейчас оставь меня и иди домой. Дай мне побыть одному!
– 8 –
В один из дней Мухтаржан собрал в своем доме самых уважаемых аксакалов кишлака, пригласил местного муллу и устроил маленький праздник помолвки – Фатиха-той. Перед всеми присутствующими он объявил о своем намерении отдать дочь в жены Рамазану Ахмедбаю и, получив молчаливое согласие жениха, выразившееся лишь слабым кивком головы, торжественно переломил хлебную лепешку3030
Один из элементов обряда помолвки.
[Закрыть].
Рамазан не отказался от женитьбы совсем не по причине слабости характера. У него хватило бы силы и упрямства сделать все по-своему, но заговоривший в нем здравый рассудок подсказывал: иметь жену – обязанность мусульманина и он должен исполнить эту заповедь Всевышнего, раз Аллах дал ему такую возможность. Он вспомнил отца, – ведь Ахмедбай мечтал увидеть внуков, и решимость его окрепла. И еще Рамазан видел, что дни Мухтаржана сочтены, он таял буквально на глазах, поэтому не хотелось огорчать его последние мгновения в этом мире. После помолвки радостное оживление, ожидание веселья охватило кишлак. Давно у людей не было праздников. Сурова, печальна и трудна была их жизнь в последние годы. Хотя в Карагач еще ни разу не ступала нога безбожников, ползли и ползли со всех сторон зловещие слухи: то где-то большевики разорили мечеть, то расстреляли половину сельчан за укрывательство какого-то курбаши, а то и вообще жуткие страхи подкидывали забредшие порой в кишлак странники: одноглазый Даджжал, у которого меж бровей начертаны зловещие буквы «к», «ф», «р»3131
«К», «ф», «р» – ر ف ک (کفر – араб. куфр) – неверие, безбожие.
[Закрыть] появился в районе Исфахана, куда, говорят, был сброшен из рая змей, соблазнивший праотца нашего Адама, и ходит по земле, Яджуж и Мэджуж3232
Яджуж и Мэджуж – библейские Гог и Магог.
[Закрыть] пошли войной на самого Аллаха.
Люди жили слухами, окутывавшими волей-неволей черным туманом простые, бесхитростные сердца дехкан. Они отвыкли радоваться, забыли беззаботный смех.
Но в ожидании праздника, тоя, селение воспрянуло духом. Рамазан смотрел на их приготовления и думал, что теперь, после такого громкого объявления о свадьбе, он уже совсем не имеет права лишать людей праздника. Ведь чем тяжелее жизнь, тем ценнее мгновения радости. Пусть люди хоть на несколько часов забудут действительность, окунутся в веселье, как в живую воду, как в бальзам, укрепляющий и исцеляющий души.
Рамазан только сказал Мухтаржану:
Может быть не стоит поднимать такого шума, Мухтаржан ака. Время сейчас тяжелое, военное. Люди скажут:
совсем баи сбесились, в такие дни справляют свадьбы, да еще пышные, как в старину.
Не скажут! – загадочно улыбнулся, возражая ему Мухтаржан. – Мы устроим праздник для всех. Все будут довольны!
Но это же не мои деньги! Как я могу пользоваться чужим добром? – недоуменно и недовольно спросил Рамазан, поняв, что речь идет о деньгах Мухтаржана, которые в свое время ему дал ферганский курбаши.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
