Текст книги "Карточный король (СИ)"

Автор книги: sakuramai

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Можно было много что сказать. Например, «вы спасены». Конец расследования. Красные женские розы на могиле Занзаса, чья-то таинственная любовь, согревающая его одинокие кости. Отчаянная вендетта любовницы. История, где женщина убивает из ревности возлюбленного, пытается убить его несостоявшуюся вдову, а затем погибает сама, пустив себе пулю в голову. Звучит благородно, как возрожденческая трагедия о любви. Намного благороднее, чем правда.

Или можно сказать, что она убила его из сочувствия.

Заложник своей престижной ситуации. Горделивый Марсов сын, с перьями и хвостом енота на языческий манер, с войной в своих жилах. И жизнь – в мирное время, когда давно отзвучали пушки, когда королями и королевами играют лёгкие ладони шахматистов. Его взяли с улицы, и он так и не прижился. Не адаптировался. Не изменился.

Давным-давно Скалл тоже играла по собственным правилам и даже сорвала куш. Но она знала: чтобы сохранить свою личность, не потерявшись в этой жестокой игре навылет, надо знать каждый её закон, каждую традицию, чтобы позволять себе вольности. И даже ей пришлось пойти под венец по расчёту, хотя уж как самой себе клялась, уж как божилась. Занзас не мог не знать всех правил, но он шёл напролом, отчаянно и упрямо, злясь на всё и на всех за то, что мир отказывался жить по его правилам.

За то, что Вария не жила по его правилам.

«Не парься. Никто тебя не винит».

«Уж тебе-то опасаться нечего … Часть корабля, часть команды».

«Сколько для тебя стоит человеческая жизнь?»

Скорбная фигура Леви перед Девой Марией в окружении свеч. Тоска по женщине, научившей его писать, но не тоска по начальнику, что некогда был его идеалом.

Драматичный Луссурия, не проронивший ни слезинки на похоронах, хотя звучал его любимый реквием.

Их всех учили, что когда Небо умирает, разорвав Гармонию, его Хранители сходят с ума, торопят свою смерть или выцветают душой, как фотографии. Офицеры Варии стояли вокруг гроба истуканами Острова Пасхи.

Они все только выдохнули.

Именно поэтому Скалл ничего не сказала Скуало, взявшему её на руки, ни о той женщине, ни о своём секретном знании. Его свежий запах путался в голове. А до этого там сидела пуля. Скалл всегда действовала невпопад и очень решительно после очередной недосмерти. Супербиа уносил свою ношу в особняк. По его рубашке плясала россыпь солнечных лучей из-под густых крон деревьев. Обстановка окружала их, как обычно, сказочная: над травой порхали бабочки, в воздухе раздавалось журчание фонтанов, пели птицы. Ещё свалилась гора с плеч по поводу расследования. И Скалл решилась.

Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Мементо мори, карпе дием, поехали.

– Скуало, – тихо позвала она.

– Чего?

– Слушай… – нервы придали её тону скорости. – Я, может, конечно, и дура последняя, но мне показалось… В общем, я намекаю!

Скуало фыркнул от еле сдерживаемого смешка. Ей даже не надо было смотреть на его лицо, чтобы увидеть ироничную улыбку.

– Очень интересно, ни хрена не понял.

– Я тебе намекаю! – потому что сейчас или никогда, иначе он со своей сквернословной рыцарственностью будет ждать вечность и один день, пока Скалл научится искусству кокетничать. У неё не получалось хоть ты тресни платоническое общение с многозначительными намёками.

– На что?

– На то, – она на набрала в лёгкие воздуха, – на то, что если ты меня сейчас не поцелуешь, то я тебя поцелую! – Пока романтический момент не упущен, надо действовать. Как сказал Джек Воробей: «если ты ждал подходящего момента, то это был он. Иди догоняй». Ну сколько можно-то?

Скуало от неожиданности её чуть не уронил. А потом всё-таки уронил. И сам упал. Нет, не на кровать. Они разлеглись на лестнице, хохоча как два идиота, потому что Скалл сдерживает свои угрозы, а он, видимо, очень долго ждал того поцелуя.

Комментарий к 1. Опустевший трон

Музыка: https://vk.com/fromcloudswithlove?w=wall-112401322_485

Карточный король – выражение, бывшее модным в 17-м веке. Людовик ХIII по некоторым свидетельствам часто кричал: «не делайте из меня карточного короля!» (…) Через эту метафору Дюма обозначает его место. Он – карточный король.

(Лекции Арзамас. Как читать старые книги по-новому. Александр Дюма. «Три мушкетёра»).

========== 2. Невеста во вдовьем платье ==========

Подготовка к свадьбе шла полным ходом, хотя до неё оставался ещё целый месяц. В массовом количестве завозились вино и шампанское; велись бесконечные дискуссии, стоит ли угощать гостей исключительно фамильным алкоголем, или можно разбавить меню. Скуало и Бельфегор, каждый на свой лад, возмущались, что разбавлять их родовые виноградники всё равно что разбавлять кровь, (которой оба весьма гордились).

Луссурия в ответ почти кудахтал, что не все гости предпочтут чистые напитки, почему бы не нанять бармена для хотя бы классических коктейлей. Вдруг кому-то захочется Кубу Либре, Маргариту, Космополитен, Секс на пляже? Леви только тихо переминался с ноги на ногу, но кивал Солнцу. Он не любил вспоминать, что его подобрали в Варию с улицы, но перед изысканной винной картой Гроза терялся, как в своё время перед книгой.

Вайпер считала, что затраты на перевозку бутылок с фамильных виноградников превышают зарплату теоретического бармена на вечер, но закупка алкоголя для коктейлей выравнивала счёт. Скалл же просто заявила, что покуда на праздничном столе будет стоять полусладкое или полусухое розовое, она останется довольна. В общем, по два человека оказались на каждой стороне: за, против и безразлично.

Единственное, в чём они согласились, так это в том, что на свадьбе не будет виски. Ни одной бутылки. Нигде и ни у кого.

О Занзасе в стенах особняка молчали, но порой это молчание говорило куда больше, чем какие-либо слова. Как, например, исключение из праздничного меню его любимого алкоголя. В дань уважения, памяти и забвения одновременно.

Занзас медленно превращался из воспоминания в легенду. Иногда, отвлекшись от бумажной волокиты по присоединению Каркассы к Варии, Скалл приходила к его кабинету, всегда безукоризненно чистому после его смерти, и просто смотрела на опустевшее кресло, облокотившись на дверной косяк. На столе, куда он часто закидывал ноги, стоял тот геометрический порядок, который хозяин не позволял себе в жизни. Комната больше не пахла виски и сигаретами. Из обители страшного чудовища, мимо которой Скалл раньше боялась ходить, кабинет превратился в памятник одиночеству человеческой души. Она прислонялась головой к двери и не смела туда входить.

Воспоминания о том, как он её насиловал порой просыпались в теле инстинктами, когда Скуало занимался с ней любовью. Первые месяца два отношений Супербиа, понимая страх Скалл, был к ней так нежен в постели, как она себе вообразить не могла. И всё равно, даже спустя время, вагинальные мышцы сжимались порой так крепко, что не впускали гостя. В прошлом Скалл любила смелые эксперименты в постели, и новоприобритённый инстинкт самосохранения будил стыд.

– Что-то ты не выглядишь счастливой.

– А? – опомнилась от мыслей Скалл.

В коридоре стояла Вайпер со скинутым капюшоном. Её глаза сосредоточенно смотрели, как Облако глазела на кабинет Занзаса.

– Да так, – отмахнулась Скалл. – Просто… мысли.

– Дворецкий сказал, ты сюда часто ходишь.

– Не знала, что Голиаф следит за мной.

– Он за всеми следит, – Вайпер, конечно, заметила, что Скалл не очень хотела отвечать её вопрос. – Идём на кухню. Хочу капуччино.

Облако бросила последний взгляд на кабинет и закрыла за собой дверь. В два быстрых шага догнала уже начавшую удаляться Вайпер.

– Разве это по этикету пить капуччино посреди дня?

Туман фыркнула, приподняв губы:

–Пока Бельфегор не выносит мне мозг гастрономическими правилами приличия, да, – взглянула на собеседницу искоса. – А Скуало тебя не поучает?

Скалл даже удивилась:

– Нет, конечно.

– Забавно, – хмыкнула Вайпер. Добавила, – он иногда занудствует. Бывало, напакостничает Бельфегор, (когда ещё мальчишкой был), а Скуало (сам едва ли взрослый) долго и громко с матом читает ему нравоучения. Про геральдику, Деву Марию и педерастов. И они ещё параллельно дерутся.

– И дело заканчивалось кровью? – заинтересовалась Скалл.

– Конечно, – невозмутимо ответила Вайпер. – Меня ведь изначально наняли домоучительницей Его Величества, а не сиделкой или мамочкой. Я считаю, что ребёнок лучше всего учится, когда его грабли дают двукратной сдачи, – они вышли на мраморную лестницу, для которой на днях заказали новый ковёр. Две пары туфель звонко зацокали по ступенькам. – Таким образом, подопечный сразу учится понимать сразу два явления: карму и возмездие. Я нахожу это лекарством от избалованности.

Скалл попыталась представить подростка-Скуало, который воспитывает маленького социопата. Картина в голове рисовалась… комичная. Эдакий старший брат, который пытается следить за младшим, чтобы у того не пошло всё на самотёк.

Не удивительно, что в воспитательном процессе им обоим понадобился «женский подход».

– А ты не думала когда-нибудь выйти замуж?

– Трата денег, – поморщилась Вайпер. – Нервы. Этикет. Луссурия вон чуть с флористом не подрался, пока мы придумывали тебе букет. Потом потрахался с ним, и пришлось искать другую цветочную контору; а Мефистофель весь вечер новое тело закапывал.

Скалл вздохнула:

– Надеюсь, Луссурия не совратит мальчика, который шьёт мне платье.

– Нет, тот негр.

– И что?

– Луссурия предпочитает бледненьких, низеньких и узкоплечих.

Повернув, они вошли на кухню, и Вайпер сразу же направилась к кофемашине. Пока зёрна перемалывались, Скалл, присев за стол, стала разглядывать свои руки. Левый безымянный палец ждал обручального кольца. На правом безымянном блестело помолвочное: золотой орнамент, напоминающий живые кораллы, обнимал крупную чёрную жемчужину. Вместе с кольцом Скуало подарил серьги-гвозди очевидно из того же набора и кулон на длинной золотой цепочке. В отличие от Занзаса, было видно, что он действительно задумывался над своим выбором.

Насколько Скалл знала, шефы Вонголы по традиции дарили своим леди в честь помолвки жемчуг. Всё-таки, Семья «моллюсков», ещё и богатая. От Занзаса ей в своё время принесли тоже жемчуг, но белый, который словно цвёл в золотых лепестках. Кольцо выглядело так изящно и нежно, что было очевидно – подарок выбирал не жених.

Скуало же, казалось, учёл всё. Золото, организованное как кораллы, отсылало к её осьминогу и его акулам – их союз иронично связывал две стихии воды. Жемчуг – поклон традициям Вонголы, (хотя Вария как самостоятельная фигура в Италии должна была сравниться могуществом со своим предком после свадьбы). И чёрный цвет – символ вдовьей доли. Даже в новом помолвочном кольце сидела частичка Занзаса, и Скалл не знала, что с этим делать.

Она не успела выйти замуж за бывшего босса Варии, но почему-то мафиозный мир считал, что Аркобалено Облака идёт венчаться во второй раз. Велись долгие переговоры о её платье: имеет ли она право надеть белое или следует подобрать что-то на тон темнее, согласно традициям. Нежно-розовый, серебристо-серый или лавандовый вариант её вполне устраивали, но Луссурия и, как ни странно, Вайпер отстаивали право невесты на белый. По их словам, дело было даже не в цвете, а в репутации.

Перед Скалл опустилась стеклянная чашка с латте.

– Спасибо, – улыбнулась она. Её всё ещё по-детски радовало любое проявление доброты или щедрости Тумана Аркобалено, хотя пора было бы привыкнуть.

– Не за что. – Вайпер уселась напротив. В её наполненной до краёв чашке капуччино можно было смело топиться. – Как твоя Каркасса воспринимает свой аншлюс?

Скалл пожала плечами:

– Для них мало что меняется, ведь я по-прежнему их де-юре и де-факто лидер. Но наш со Скуало будущий ребёнок станет хозяином обеих Семей.

– А если родится девочка?

– Значит, – вздох, – буду рожать мальчика. К сожалению, Европа в следующие двадцать лет не придёт к матриархату. Но вот внуки, может, застанут это время.

Помолчали.

Скалл добавила сахар в свой латте и размешала ложечкой. Отпила.

Из больших окон на деревянный кухонный стол падали широкие лучи закатного солнца. Воздух предсказуемо пах кофе, а ещё осенью. Почти год назад они сидели так с Вайпер на кухне и пили вино, пока готовилась лазанья. И тогда Вайпер бросала ей намёки, между слов говоря больше, чем самими словами. Скалл в то время ещё ни в ком не могла быть уверена. Похороны и расследования оставили её в растерянности, и она не знала кому верить. Тогда стоял август, а сейчас уже шелестел сухими листьями сентябрь.

Скуало хотел зимнюю свадьбу, но сам же признавал, впрочем, что по традициям Вонголы процессия должна быть на берегу моря, ближе к воде. Даже ноябрьский ветер оставил бы их и многочисленных гостей простуженными. Но на медовый месяц собирались поехать в горы: к снегу, водопадам, горнолыжным курортам и нежному сексу у горящего камина. Скалл любила носить пушистые кашемировые свитера, а ещё больше любила, как Скуало их с неё снимал, целуя шею, ключицы и плечи.

– Почему Вария убила Занзаса? – тихо спросила она, подняв взгляд на Вайпер.

Та посмотрела куда-то вбок и так же тихо вздохнула. Устало потёрла лоб, прикрыв глаза. Уставилась в свою огромную чашку кофе.

Вайпер не могла не знать, что Скалл хотела задать этот вопрос. На самом деле, даже не могла не спросить. Иначе она не нашла бы себе покоя ни в особняке, ни на супружеском ложе.

Уж кто-кто, а женщина поймёт женщину, вне зависимости от разницы характеров.

– Из сочувствия, – наконец сказала Вайпер. Сделала несколько глотков остывающего капуччино. Дёрнула уголком губ в подобии крохотной ироничной улыбки, взглянув на Скалл.

– Странно, не так ли? – её голос звучал тихо. – Смерть из сочувствия. Ладно бы из жалости, такое история видела на своих страницах. Но эмпатия? – она покачала головой. Тяжело вздохнула, совсем как уставшая мать. – Он всё делал нам назло, знаешь? Унижал капитана, стараясь на его фоне выглядеть властным. Унижал Леви по той же причине. Нас с Бельфегором не трогал, потому что ему дали понять: принц сидит на поводке, а поводок короток и требует деньги за службу. А как он издевался над тобой? Ведь ему было противно от самого себя, пил не просыхая, и ходил день за днём к Луссурии лечить похмелье. Отказывался от антидепрессантов. Бил посуду. По его вине погибла наша Эвелин.

– Он был одинок.

– Катастрофически одинок, – согласилась Вайпер. – Атрибуты не приняли своё Небо. Это катастрофа. К тому же, связь со Скуало за десять лет ослабела, а затем распалась, потому что Занзас совершил слишком много ошибок, ведомый раненым эго.

– И поэтому он страдал, – утвердительно спросила Скалл. – И из-за собственной боли мучил других.

– Именно.

Вайпер допила кофе и мягко отодвинула от себя опустевшую кружку.

– Он не принял бы от нас жалость, но ни одно человеческое существо не чуждо сочувствию. Занзас хотел, чтобы мы его убили. Пойми, в мире мафии суицид для мужчины его статуса – несмываемый позор. Бросить всё и уехать жить в глушь он не мог, это шло против его характера, – она наклонилась поближе. – Более того, Занзас знал, что ты далеко не безразлична Скуало. Мы все это знали. Как бы это не было удивительно, но в мире всё ещё есть мужчины, в которых жива рыцарственность.

Скалл отпила кофе. Она ощущала себя статуей.

– Значит… Занзас использовал меня, чтобы умереть.

– К сожалению, ему не оставалась ничего другого, – согласилась Вайпер. – Он знал, что Скуало в какой-то момент сорвётся. Я сорвусь. Бельфегор сорвется. Луссурия и Леви тоже не смогли бы долго игнорировать твой измученный вид.

Вайпер отвела взгляд в сторону, погрузившись в воспоминания:

– … Это была безболезненная смерть. Мы со Скуало и Луссурией создали определённый… наркотик психоделического характера. Он состоял из концентрированного Пламени. Бельфегор сыграл «дурачка» и поделился с Занзасом якобы своим «новым деликатесом». Леви поехал с ним в загородный дом в качестве телохранителя, но поскольку шеф его презирал и считал за гея, то отказался жить вместе с ним. В итоге, оставшись наедине с самим собой, между шестым и седьмым днём, Занзас принял наркотик.

Туман замолчала. Скалл сделала ещё глоток, чтобы смягчить пересохшее горло.

В голове стелилась пустота медленным потоком ярких картинок.

Взгляд Занзаса, полный ярости, когда он срывал с неё одежду, когда заламывал ей руки.

Потёкший макияж и слёзы собственного отражения в зеркале.

Молчаливая Вария на похоронах. Розы на холодной могиле.

В каком-то другом мире, где он стал бы Небом подобранных ему Атрибутов, может, в нём не было бы столько отчаяния, одиночества, злости и тоски. Может, тогда он показал бы своей невесте нежность, обратную сторону личного зверя. Но это был не тот мир. И её уже приручила благородная любовь Скуало.

– Мы до последнего верили, что он узнает наше Пламя в ампуле, – вдруг продолжила Вайпер. – Ведь это Дождь способен «успокоить» сердце до полной остановки. Солнце было нужно для активации препарата. Моё же Пламя должно было показать ему ту жизнь, которую он действительно хотел. И если бы… если бы он всё-таки являлся нашим Небом каким-то непостижимым способом, то он бы остался жив.

«Но он умер» – повисло в воздухе. Вайпер, словно обозначая конец разговора, поднялась и пошла споласкивать под водой свою чашку. Скалл осталась сидеть, медленно моргая в никуда, блуждая в своих мыслях.

– Скуало когда-то сказал, что это – потеря Варии, – вдруг вспомнила она. – Наверное, мне теперь ясно почему.

– Тогда ты можешь перестать зацикливаться на прошлом, – ответила Вайпер, убирая свою помытую посуду в шкаф. – Он был нашим делом, не твоим. И в итоге не принадлежал никому.

И покинула кухню, оборвав беседу.

Скалл не знала, сколько она ещё там просидела, вслушиваясь в отдалённую жизнь дома. Затем, прижав к себе остывший недопитый латте, поднялась и медленно подошла к окну, выходящему в сад. Кустовые розы приветливо и ласково смотрели на неё, чуть покачиваясь на лёгком ветру. Вопреки всему в горле встал ком, и Скалл прижала ладонь ко рту, чтобы не всхлипнуть вслух.

Ведь именно эти розы были на могиле у Занзаса.