Текст книги "Цветы зла бессмертны (СИ)"

Автор книги: RosyaRosi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Но вместо этого Гарри опускает взгляд и тихо спрашивает:

– Скажите, профессор, а если бы это было возможно, вы бы воскресли?

Снейп неожиданно смеётся. У него грудной, низкий смех – такой же вкрадчивый и опасный, как и голос.

– Вы меня поражаете, Поттер. По-вашему, есть какой-то особый шарм в оживших мертвецах?

Гарри краснеет. Он старается не думать о Снейпе в присутствии Снейпа, но с каждым днём это становится всё труднее.

– Не знал, что вас когда-либо волновало, что думают о вас окружающие.

– Когда-то меня, может быть, только это и волновало, – хмыкает Снейп. – Если вы ещё помните, Поттер, я был двойным агентом. Учитывая общую нестабильность и… хм… экзотические условия моей работы, мнение окружающих стояло первым пунктом в списке важных вещей. В особенности, мнение некоторых конкретных окружающих.

– А в школе? – не сдаётся Гарри.

– Поттер, вы идиот, – беззлобно отвечает Снейп. – Во-первых, в школе за мной следили не менее пристально. А во-вторых, антиимидж – тоже имидж, разве нет?

– Интересно, в ваш антиимидж входила старая поношенная мантия и сосульки вместо волос, или это издержки профессии?

Гарри очень хочется задеть Снейпа, вывести его из себя, но у того, видимо, сегодня особенно хорошее настроение.

– Зато сейчас я в прекрасной форме, не так ли, Поттер, – профессор насмешливо склоняет голову набок, изучая порозовевшие щёки Гарри. – Учитывая, что моё бренное тело в эту минуту вовсю пожирают черви.

– Не пожирают, – тихо отвечает Гарри. – В вашей гробнице столько охранных чар – и муха не залетит.

– На пиршество спеша, жужжащей тучей мухи над мерзкой грудою вились, а черви ползали и копошились в брюхе, как чёрная, густая слизь… – откликается Снейп, с наслаждением прикрывая глаза, и продолжает читать негромким низким голосом. – Всё это двигалось, вздымалось и блестело, как будто вдруг оживлено. Росло и множилось чудовищное тело, дыханья смутного полно…

Гарри слушает, затаив дыхание, жадно разглядывая бледное, болезненно-худое лицо. Прикрытые веки кажутся беззащитными, а тени от ресниц на скулах – длинными острыми пиками.

– Но вспомните, – Снейп открывает глаза резко, тени разлетаются, и Гарри чудится, будто несколько пик вонзается ему в грудь. – И вы, заразу источая, вы трупом ляжете гнилым, вы, солнце глаз моих, звезда моя живая, вы, лучезарный серафим…

Чёрные глаза впиваются в его лицо до нехватки воздуха, до острой боли в груди. Гарри непроизвольно прикрывает рукой сердце, не в силах разорвать этот контакт, отвести взгляд.

– Скажите же червям, – тонкие губы искривляются в усмешке, – когда начнут, целуя, – медленно приближаются к Гарри, – вас пожирать во тьме сырой… – останавливаются в дюйме от его лица.

Гарри отталкивается, падает куда-то в чернильно-чёрную глубину, проваливается в трясину и тонет, тонет…

– Что тленной красоты, – шершавые пальцы гладят его по лицу, – навеки сберегу я… и форму, и бессмертный строй.*

Гарри тянется к ускользающей руке. Ласковые пальцы касаются его век.

– «Цветы зла», – слышит он, растворяясь в предутреннем тумане, – как прекрасен ваш аромат. Спи, несчастный мальчишка.

«Цветы зла, – думает Гарри сквозь сон. – Дьявольская, порочная красота. Их печать на тебе, мёртвый Северус Снейп».

***

Каждую ночь Гарри приходил на поляну, к кипарисам, засыпал, просыпался и подолгу разговаривал со Снейпом. Но даже через месяц их странных встреч так и не смог спросить главного.

И лишь когда однажды ночью вместо привычного пробуждающего пинка он почувствовал осторожное прикосновение к плечу, Гарри решил, что медлить больше нельзя.

– Расскажите мне, сэр, – попросил он. – Почему вы приходите именно сюда? Почему ночью? Почему… ко мне?

– Вы меня звали, Поттер, – просто отвечает Снейп. – Очевидно, кроме вас, никого не волновало моё отсутствие.

В голосе привычный сарказм, но на этот раз Гарри различает что-то ещё… Он мысленно пополняет полочку «Тайн и загадок Северуса Снейпа». За последний месяц Гарри успел забить её до отказа.

– Почему здесь? – продолжает Снейп. – Скажите мне, Поттер, что вы знаете о символике кипариса?

– Это символ смерти, сэр, – Гарри вспоминает милую умную Гермиону. – Его обычно сажают на кладбищах и приносят в гробницы умерших.

– Да, и именно поэтому вы сочли своим долгом общипать несчастные деревья и завалить их ветками мой гроб, – фыркает Снейп. – Впрочем, вы правы. Но есть и другая трактовка. Кипарис – символ вечной жизни. По некоторым библейским предположениям, именно из него был построен знаменитый Ноев Ковчег.

Гарри представляет себя бессмертным и непроизвольно вздрагивает. В последнее время жизнь вообще кажется ему довольно бессмысленной штукой.

– Почему ночью? Как вы знаете, ночью открывается портал в потусторонний мир. По неведомой мне случайности вы, Поттер, отыскали именно то место, где границы наших с вами миров стираются сильнее всего. Становятся нечёткими, размытыми. Этот туман и голоса, что вы слышите – и есть портал.

– Значит, вы тоже слышите, как поют дети? – Гарри вспоминает невидимый хор и чувствует, как сердце заполняет тоска.

– Да, я слышу их. Они зовут меня назад, каждую ночь зовут.

– Мне всё время хочется плакать, когда они поют… Наверное, это глупо?

– Нет, Поттер, – Снейп серьёзно смотрит ему в глаза. – Смерть – это совсем не глупо.

– Профессор, – Гарри пугается собственного голоса, – ответьте честно на один вопрос, только на один… Вам хорошо там, в вашем посмертии? Вы счастливы в нём?

– Глупый, глупый Гарри, – неожиданно говорит Снейп, улыбаясь одними уголками губ. – Мёртвые не могут быть счастливыми. Только свободными.

– Значит, вы свободны? Вас совсем ничего не держит?

– Я обрёл покой, – тихо отвечает Снейп. – Никогда не знавший его при жизни, я наконец успокоился после смерти.

– Сэр, – у Гарри отчего-то темнеет в глазах, – однажды вы уйдёте? Совсем?

– Да, Поттер, – лицо Снейпа дрожит и растекается по щекам. – Однажды я уйду.

– Я не отпущу! – Гарри хватает его за мантию. – Понял, ты, Снейп, чёртов сукин сын? Никуда я тебя не отпущу, слышишь? Через мой труп!..

Гарри чувствует на губах горькое, солёное. Гарри целует, кусает, дышит, глотает эту горечь и снова дышит, снова… И тот, другой, рядом, он ведь тоже дышит, хватая губами воздух, неровно и прерывисто – так разве может он однажды перестать дышать? Совсем перестать?

– Через мой труп, – шепчет Гарри изогнутым в хищной гримасе губам. – Убей меня, Снейп.

Руки находят тело, руки сжимают, гладят, сплетаются, рвут, толкают на мягкую траву. Сердце колотит, бьётся, прорывает грудную клетку и, оказавшись на воле, взмывает куда-то ввысь, в сонное ночное небо. И кажется, что его жара хватит не на одно, а на два или три таких неба, что этот жар раскалит, расплавит весь воздух, и тогда они оба задохнутся, вместе, – и разделят последнее дыхание на двоих.

– Ты будешь счастлив сейчас, понял? Не посмеешь не быть.

Гарри видит, слышит, чувствует, Гарри прикован к земле, намертво прибит чёрной трясиной, Гарри делает в неё шаг и летит, летит… Гарри позволяет всё, отдаёт и отдаётся, Гарри берёт сам, вбирает столько, сколько может вобрать, запоминая, впечатывая в память. Потом, много позже, он спрячет это так глубоко, чтобы не уничтожило раньше времени, не вытянуло последние силы. Потому что их изломанное, ненормальное единство – это больно, страшно больно. Страшно сладко.

– Живи, Снейп, – шепчет Гарри, намертво сцепляя их руки. – Цветы зла бессмертны…

Снейп накрывает его губы своими и мягко выходит из расслабленного тела.

И уже слыша негромкие детские голоса, от которых хочется плакать, Гарри смотрит на красивые, изящные руки в своих ладонях и вспоминает серые, покрытые струпьями и язвами руки мертвеца.

***

– Это ничего не значит, – говорил Снейп.

Гарри соглашался. Так было проще. Ничто. Ничего. Не значит. Такая всепоглощающая пустота, улыбчивый вакуум.

Снейп больше не улыбался. Стал напряжённее и как-то растеряннее. Иногда смотрел куда-то за Гарри, сквозь Гарри, и видел там что-то, о чём не стоило спрашивать.

Гарри не спрашивал. Гарри больше не кричал и не повышал голос. Не заявлял на Снейпа свои права. Гарри был предельно вежлив и почти спокоен.

Выбравшись в какой-то незнакомый город, Гарри отыскал там томик Бодлера. «Цветы зла» – было написано на потрёпанной обложке. Гарри целыми днями курил и читал стихи, расхаживая из угла в угол по своей избушке.

За этим занятием его и застала Гермиона, неожиданно явившаяся через две недели.

– Герми? – Гарри аж сел от такой наглости. – Как ты меня нашла?

– Ты псих, Гарри Поттер! – игнорируя его изумление, наступает подруга. – Какого Мерлина ты забыл в этой дыре? Почему не отвечаешь на письма?

– Письма, – Гарри рассеянно оглядывается. – Ты разве мне писала?

– Мы писали тебе, Гарри, – мгновенно растерявшая весь свой гнев Герми встревоженно вглядывается в его лицо. – И я, и Рон, и Джинни…

– Джинни? – переспрашивает Гарри. – Ей-то я зачем сдался?

– Она хочет помириться. Поняла, что вспылила и зря наговорила тебе гадостей.

– Не поможет, – Гарри пожимает плечами. – Пусть идёт лесом, – и смеётся своему каламбуру.

– Гарри, – Гермиона берёт его за руку. – Господи, да что с тобой произошло? Ты на себя не похож… бледный и худой, будто при смерти…

– О нет, я жив, – горько усмехается Гарри. – Ну и что, что бледный? Зато ты вон загорела и похорошела. Ты красавица, Герми.

– Гарри, – шепчет подруга, крепко обнимая его. – Умоляю, уедем отсюда! Ты можешь жить где угодно, если не хочешь с нами, мы подыщем тебе дом, ладно? Ты не переживай, газеты уже поутихли, я поговорила с Кингсли, он их прижал как следует… Они и слова не скажут, только вернись, Гарри, вернись! Можешь не возвращаться к Джинни, не навещать Хогвартс, но начни жить нормальной жизнью, учиться, работать, хоть что-нибудь…

– Милая моя Герми, – Гарри ласково стирает влажные дорожки на её щеках. – Не нужно… всего этого. Всё хорошо будет, слышишь? Я не могу отсюда уехать. Меня здесь… кое-что держит.

– Ты о чём? – у неё ужасно красные глаза.

– Да один человек всё никак не может окончательно сдохнуть, – улыбается Гарри. – Я… я подожду, пока он оставит меня одного, ладно? Тогда… посмотрим.

– Гарри, ты здоров? – испуганно спрашивает подруга, зачем-то трогая его лоб. – Прости, не злись, ты же знаешь, я верю тебе… Расскажи мне всё.

– Знаешь, – Гарри раскачивается на стуле – вперёд-назад, – знаешь, как это странно – любить мертвеца?

Гермиона прижимает руку ко рту. Гарри смеётся.

– Нет, ты не знаешь… И в небо щерились ещё куски скелета, большим подобные цветам…

– Ты видел Снейпа? – шепчет она. – Призрак? Инфери? Откуда он здесь?

– От смрада на лугу, в душистом зное лета, едва не стало дурно Вам…* Красиво, правда? – Гарри переводит на подругу мечтательный взгляд. – А мне, знаешь, рядом с ним и впрямь дурно, страшно дурно, потому что хорошо.

– Гарри… ты… – она мучительно подбирает слова, – ты уверен, что всё так серьёзно?

– Знаешь, Герми… цветы зла – они ведь всегда самые красивые. И пахнут до одури восхитительно. Один раз вдохнёшь запах – и почва из-под ног уходит. Подсаживаешься на них, как на наркотик… Кстати, хочешь? – Гарри протягивает побледневшей Гермионе зелёную сигару. – Нет? Как скажешь. Так вот, о чём это я… Ах, да. В них яд, понимаешь? Они убивают медленно и мучительно, но даже смерть от них – это так сладко…

«Оставьте меня, – мысленно просит Гарри. – Уходи сейчас, милая Гермиона, неужели ты не понимаешь, потом будет только хуже».

– Дайте мне время, – говорит он вслух, повторяя в сотый раз одну и ту же фразу. – Ещё немного времени, и я обязательно вернусь. Всё будет в порядке.

– Хорошо, Гарри, – Герми очень медленно поднимается на ноги, подходит ближе и невесомо обнимает его, обдавая лёгким запахом каштанов. – Хорошо. Только ты… пиши, ладно?

– Обязательно напишу.

– И будь осторожен, Гарри, – говорит она, уже стоя в дверях. – У тебя дом весь деревянный, а тут лес, пожары могут быть.

Гарри машет ей рукой. Ждёт хлопка аппарации, хватает томик стихов, привычно закрывает глаза – и делает шаг между деревьев.

***

– Могу я пойти с тобой?

– Что?

– Могу я пойти туда вместе с тобой?

– Поттер, ты рехнулся?

Гарри, разумеется, давно рехнулся. Но его это совершенно не беспокоит. У него есть более веский повод беспокоиться.

– Скажи, как мне сделать так, чтобы я оказался в твоём мире?

– Умереть, – пожимает плечами Снейп. – Я думал, это очевидно.

– Разве у каждого не своё, собственное посмертие? – спрашивает Гарри.

– Когда маг умирает – у него есть выбор. Этот выбор не может быть слишком богатым и по большому счёту зависит от того, что у умирающего в голове, сердце и душе.

– То есть, если я очень сильно захочу попасть в твоё посмертие, то…

– Поттер, прекрати это! – Снейп, кажется, впервые за два месяца повышает голос. – О чём ты думаешь? Тебе всего восемнадцать, и ты будешь жить долго и счастливо со своей невестой, забыв всё это, как страшный сон…

– Да ну? – Гарри вскакивает. – То есть, ты и тут всё решил за меня? Как ты там говорил, Снейп, «должен же я, в конце концов, вернуть вас к жизни»? У вас оригинальные методы терапии, профессор. Поговорили по душам, потрахались – теперь можно и честь знать? Ведь Поттер сильный, он герой, правда с психологическими проблемами, страдающий от одиночества и спермотоксикоза, так?

– Закрой рот, Поттер, – шипит Снейп. – Я мог вообще к тебе не являться, и тогда…

– О, тогда мне было бы куда хуже, правда, профессор? Где бы я ещё получил такой бесценный опыт, как секс с мертвецом?!

– Хватит! – звонкий шлепок пощёчины. – Тише, Гарри, тише… успокойся, вот так… иди сюда… поплачь.

Гарри вдыхает горечь Снейпа. Гарри слышит, как рвано бьётся его сердце. Ненастоящее сердце в ненастоящей груди.

– Я не смогу больше возвращаться, понимаешь? – Снейп гладит его по спине. – Никто не позволил бы мне делать это вечно. Я мёртв, Гарри. Время истекает… туман больше не будет приходить в этот лес.

– Я люблю тебя, – говорит Гарри, чтобы не порвать собственное сердце.

– Я знаю, – отвечает Снейп. – Мёртвым не полагается счастье. Живи, Гарри. Живи.

– Когда-нибудь мы обязательно встретимся – там, – Гарри смотрит в чёрные глаза. – Возьми меня. В последний раз, Северус.

– Лучше не надо, – Снейп осторожно гладит его по щеке, очерчивая контуры шершавыми пальцами. – Будет только хуже.

– Тогда поцелуй.

Гарри закрывает глаза. Гарри чувствует на губах горькое, солёное. Снейп бережно собирает слёзы с его лица.

Его цветок – он пахнет полынью и сигаретами. Он чёрный, с алыми всполохами на лепестках, с ядовитой пыльцой внутри.

– Прощай, – Гарри слышит, как поют дети. Он пытается противиться туману, часто-часто моргает, но сон мягко забирает его из рук Снейпа, укладывая в траву.

Гарри снится широкое поле, усыпанное восхитительными чёрно-красными цветами.

***

Простая маггловская спичка отточенным движением поджигает сигарету. Гарри курит медленно, вдумчиво, машинально протыкая замёрзшими пальцами дымные колечки.

Мир будто бы нажал на кнопку – и отключил звук. Вместе с волшебной песней всё вокруг замолкло, замерло. Облака больше не бегут – они спокойно движутся по небу и совершенно не похожи на большие белые котлы. Туман больше не стелется по земле, превращая всё живое в дымчатое мутное марево. И серебристый олень больше не рассекает ночное небо, тараня звёзды призрачными рогами. Только кипарисы всё так же стоят в лесу, распушив тонкие зелёные хвоинки.

Гарри больше не ходит на поляну. Теперь она напоминает кладбище и не несёт ни счастья, ни покоя.

«Цветы зла бессмертны, – думает Гарри. – Если один раз отведать такой цветок, другие покажутся бессмыслицей, грязью под ногтями. Правда, Северус?»

Щелчком отбросив недокуренную сигарету, Гарри берётся за следующую.

Лёгкий дымок, рождённый на конце окурка, тонкой струйкой поднимается к деревянному потолку.

«Я давно мёртв, – улыбается Гарри. – Я мальчик, который убил своего оленя и заслужил наказание. Кто теперь превратит меня в кипарис?»

Дерево на полу начинает тлеть, готовясь встретиться с огоньком.

«Интересно, как Северус разжигал костёр, – думает Гарри, равнодушно глядя на крошечное пламя, робко лижущее деревянный пол. – У него что, были маггловские спички? Может, зажигалка? Жаль, он ни разу не дал мне взглянуть…»

Огонь растёт, возвышается, захватывает соседнюю доску. Гарри встаёт посреди комнаты и начинает читать.

– Вы помните ли то, что видели мы летом? Мой ангел, помните ли Вы… ту лошадь дохлую под ярким белым светом, среди рыжеющей травы?

Пламя из угла хижины перемещается на стену, с огромной скоростью пожирает дерево, заставляя его чернеть и осыпаться трухой.

– …И солнце эту гниль палило с небосвода, чтобы остатки сжечь дотла, чтоб слитое в одно великая Природа разъединённым приняла…

Гарри чувствует жар, жалящий его тело. Тяжёлый дым, чем-то похожий на проклятый туман, постепенно заполняет комнату.

– …И этот мир струил таинственные звуки, как ветер, как бегущий вал. Как будто сеятель, подъемля плавно руки, над нивой зёрна развевал…

Гарри кашляет, закрывая слезящиеся глаза. Дальше читает в темноте, чеканя каждое слово.

– …То зыбкий хаос был, лишённый форм и линий, как первый очерк, как пятно… где взор художника провидит стан богини, готовой лечь на полотно.*

Пламя гневно шипит где-то сверху. Жар становится нестерпимым. Трухлявая крыша, сдавшись под напором огня, со страшным треском обрушивается на пол, погребая под собой всё живое.

***

Гарри делает шаг вперёд, ступая в туман.

Он такой же белый, как облака в небе – пухлые курчавые барашки, подгоняемые невидимым небесным пастухом.

Гарри улыбается. Впереди, насколько хватает глаз, только мягкий свет, и туман, и едва различимые в тумане дорожки.

Гарри достаёт палочку и, на мгновение зажмурившись, выпускает патронуса. Огромный олень сияет так ярко, что на него почти больно смотреть.

– Веди меня к нему, – говорит Гарри, и олень, боднув воздух ветвистыми рогами, лёгким шагом направляется к свету. Гарри идёт за ним.

Где-то там, за их спинами, невидимые дети поют свою грустную песню.

Fin

* – Герои цитируют стихотворение Шарля Бодлера «Падаль» из сборника «Цветы зла».