Текст книги "Пять ступеней до Луны (СИ)"

Автор книги: Rosalee_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Гермиона замолчала, тревожно оглядывая Малфоя. Казалось, он был испуган ее открытостью, однако сама она ощущала облегчение, словно сорвала с себя еще одну мантию, за которой пряталась настоящая она, и теперь он видел ее душу обнаженной.

Драко медленно сглотнул пристально вглядываясь в ее веснушчатое лицо, обрамленное волнистыми каштановыми волосами. Он знал, что Гермиона тяжело переживала каждую потерю во время войны, как улыбалась сквозь ком в горле, говоря, что все в порядке. Но никогда бы не подумал, что она так открыто с ним этим поделится.

– А что на следующих ступенях? – прервал он повисшую тишину, изредка нарушаемую очередным порывом ветра за окном.

– Третья ступень – это желание сдаться от усталости. Когда, несмотря ни на какие старания, ты продолжаешь оставаться ни с чем и выгораешь, как старая спичка, которой едва ли коснулся огонь, – с этими словами она вытащила тонкую деревянную палочку и направила ее в сторону камина, где тут же выросли языки пламени, поглощающие новые подброшенные поленья.

– Четвертая вновь страх? – тихо спросил Драко, по его коже бегал озноб, и ему хотелось съежиться от этого разговора. Создавалось ощущение, что они ходят по кромке его остаточной силы воли, где с двух сторон бурлят наэлектризованные чувства, способные поразить мозг и свести с ума, если слишком глубоко нырнуть.

– Откуда ты знаешь? – Гермиона недоуменно дернула бровями, убирая мешающую прядь за ухо. А он внутренне воткнул себе нож в голову, ненавидя себя за желание коснуться ее волос или хотя бы оказаться ближе, чем сейчас.

– Не сложно догадаться. Если поразмыслить логически, то человек всегда сам себе создает ментальные препятствия, если нет никаких физических. Возникает боязнь последствий, реакций, себя, мы начинаем сомневаться, действительно ли оно нам нужно, а главное, страшимся сделать шаг, потому что одно падение – и наступит конец. Люди любят все гиперболизировать, но, к сожалению, так устроено наше мышление, которое в первую очередь – наша маленькая клетка с лабиринтом, где вечно теряется из виду выход.

– Неужели и у тебя?

– Мне, конечно, льстит, что ты считаешь меня идеальным, и не хочется тебя разочаровывать, но я тоже человек.

– Не может быть! – театрально воскликнула Грейнджер и в ужасе прижала ладонь ко рту.

– Представь себе, – он снисходительно искривил губы.

Она громко засмеялась, чем спугнула спящего кота, и тот, в ужасе подпрыгнув, сбежал в сторону Драко.

– На самом деле, ты прав…

– В том, что я человек? – перебил ее Драко, иронично скалясь, и Гермиона закатила глаза.

– В этом мы, кажется, уже разобрались. Я про четвертую ступень. Чем выше животные забирались по лестнице, тем чаще они оглядывались назад, начиная бояться высоты, хотя луна почти касалась их макушек. Но впереди всех был мышонок в красной полосатой кофточке, и, несмотря ни на что, он ухватился за половинку луны, потому что действительно желал достичь ее.

– Он хотя бы понял, что это не сыр?

– Разумеется. Но каждый оторвал себе по кусочку, и то, что раньше казалось недосягаемым и невозможным, потом хранилось у них в карманах.

– Получается, у животных больше не было луны по ночам? – серьезно спросил Драко.

– Я… не знаю. Сказка ведь не об этом.

– А хорошо бы было, если бы эти животные все же задумались о последстви…

– Зачем? – перебила его Гермиона, вскакивая на ноги и подходя к Драко. – Иногда ведь достаточно жить моментом, просто пробовать и начинать заново, ведь на самом деле все эти бесконечные лестницы и страхи у нас в голове, а в реальности от желаемого нас отделяет лишь игра случая: можно выйти заранее, но опоздать из-за снега, бояться любви, но получить ее без остатка, верить и быть обманутыми. Все это мгновения, и ни одно из них не ставит точку в конце предложения, лишь запятую, – она подошла настолько близко и так глубоко дышала, что ее грудь касалась его. Малфой смотрел на нее, склонив голову, и понимал, что его легкие больше не качают воздух, а кислород вокруг них вдруг стал густым и не желал проникать внутрь.

В ее глазах горел огонь, и пламя было направлено на него с целью пробить ледяную корку серых радужек и постараться рассмотреть, какие истинные эмоции скрывались за ними. Он перевел взгляд на ее приоткрывшиеся губы, и в ладонях закололо от необходимости дотронуться, провести большим пальцем под ее нижними длинными ресницами, очертить скулу и взять за подбородок, приподнимая еще немного выше. Но он лишь вновь сглотнул комок шипов, что раздирали горло, пока разноцветная гирлянда на душистой ели весело мигала, и тихо вымолвил:

– Спокойной ночи, Гермиона.

24 декабря 1999

– Нет, – мотнул головой Малфой, бескомпромиссно взирая на Гермиону свысока. Обычно он немного сутулился, чтобы ей не приходилось так сильно вытягивать шею, но сейчас он пользовался преимуществами высокого роста, чтобы она, наконец устав, отстала от него.

– Да, – кивнула она, улыбнувшись уголком губ.

– Я сказал – нет.

– А я сказала – да.

– Грейнджер, – он стоял в дверях их гостиной, держа черную сумку с вещами и нервно стуча ногой по полу от раздражения; из-за нее он опаздывал на поезд. – Ты вообще видишь, что держишь в руках и пихаешь мне в грудь?

– Свитер.

– А какой свитер ты мне даришь, Грейнджер? – словно разговаривая с маленькой, спросил он обманчиво дружелюбно.

Гермиона закусила губу, но не перестала протягивать ему вязаное изделие.

– Это что? – он ткнул пальцем в снеговика, сидящего на олене, чьи глаза смотрели в разные стороны. – Ты надо мной издеваешься или это Нотт через тебя мстит мне за сорванное свидание с Дафной?

– Я его купила на ярмарке.

– Будь я продавцом, не взял бы у тебя это обратно, но ты попытай удачу и постарайся сдать.

Он саркастично скривил губы и отвернулся. В его голове их прощание должно было выглядеть совершенно не так. Малфой уезжал на Рождество домой, устав от вечных криков перевозбудившихся первокурсников в коридорах, от вечного мороза и изобилия украшений в Большом зале. По крайней мере, так он сказал ей.

На самом деле, ему было просто необходимо подумать. Близился Новый год, а он нелепо топтался в своих чувствах к Гермионе, не зная, как продолжать с ней общаться, но и не стоять потом под ледяным душем, едва удерживая себя от удара кулаком в стену от злости на собственные беспомощность и страх. Она сводила его с ума

Представляя свой отъезд, он рассчитывал обнаружить ее, уснувшей с книгой на диване в гостиной, и тихо поздравить с Рождеством, оставив свой скромный подарок под елкой, от которой у него уже слепли глаза. Ему даже мечталось, что он, собравшись с духом, поцеловал бы ее щеку, – эта мысль в равной степени заставляла улыбаться и испытывать приступ омерзения оттого, в кого он превратился рядом с Грейнджер. Когда-то он мог заполучить любую девушку, прижав ее к стене, а сейчас неделями готовился к тому, чтобы прикоснуться к ней. В итоге же Гермиона Грейнджер встретила Драко на пороге его комнаты с синим свитером в руках.

– Считай, что я обиделась на тебя, – крикнула Гермиона ему в спину, сжимая вязаную ткань в пальцах.

– К тому моменту, когда я вернусь, уже разобидешься, – донеслось из-за закрывающейся двери, а затем послышались его торопливые шаги по продавленным ступеням Хогвартса. И пока он спускался, перед глазами стоял ее образ в пижамных шортах и бежевом кардигане поверх тонкой футболки.

Какой же я идиот.

31 декабря 1999

Снежинки вихрями кружились в свете парящих свечей, весь потолок Большого зала был усыпан звездами, и каждые десять минут одна из них падала, а какой-нибудь ученик загадывал желание. В углах стояли внушительных размеров ажурные столы, на которых, пенясь, фонтаном разливались облепиховый пунш и шампанское. Маленькие феи кружили вокруг огромной душистой ели, чей аромат заглушал любые другие запахи, они разносили маленькие записочки с поздравлениями Тайных Сант и время от времени садились кому-нибудь на голову передохнуть. Золотые огни наряженного зала ослепляли Драко, и он, щурясь, пробирался сквозь толпу к своим друзьям, что с воодушевлением смеялись над Блейзом, у которого на голове плясали два маленьких крылатых человечка.

Его поражало, как преподаватели успели создать настолько ослепительную атмосферу праздника, что даже Драко не мог не отдать им должное. Они словно старались в этом году уместить все то, что омрачалось темной войной, как будто давали обещание, что подобного больше не повторится, лишь поверьте в волшебство предстоящего года. Оставалось только догадываться, как Хогвартс выглядел на Рождество. Он лишь знал, что Грейнджер почти не спала из-за возложенной на нее ответственности организовать Бал в ночь с двадцать четвертого декабря – как раз тогда, когда он сбежал домой, не готовый смотреть, как ее будут один за другим приглашать кавалеры с разных факультетов. Сегодня же, если верить ее словам, должна была состояться вечеринка, как только соберутся все гости и будут подняты первые бокалы. Школьники постепенно рассаживались за большим единым столом для всех факультетов – на празднование Нового года, как и на Рождество, почти никто не остался, словно люди еще опасались, что все может измениться, тьма опять обволакивающим облаком повиснет над их жизнями, поэтому они старались провести такие важные дни с близкими, с теми, кого боялись потерять.

Почему-то сразу вспомнился момент, когда предрассудки по поводу гриффиндорцев стали разваливаться в его зацикленном и настроенном на неприязнь мозгу, когда ему вдруг захотелось разговаривать с Грейнджер, слышать ее голос и спорить, пока один из них не срывался и не шел в библиотеку, чтобы проверить факты и ткнуть другого носом. Сперва он был уверен, что недостоин такой, как она, что слишком лицемерен для той, что переживала чужие потери сильнее, чем свои. Но своими улыбками, вечными доставаниями и попытками вывести его на эмоции она убедила его в обратном, только теперь он загибался в своей глупой вере в возможность обладать Гермионой, способностью назвать ее своей и не получить кулаком по скуле. Как там говорила Грейнджер? Есть пять ступеней в достижении луны, тогда он поднялся по первым. И за время, проведенное в Мэноре, он пришел к выводу, что обязан с ней поговорить. Ему претил страх ее реакции, в конце концов, ведь это просто жизнь, как она любила напоминать, и он наконец-то согласился с ней.

Тео приобнял его за плечи, что-то воодушевленно рассказывая и указывая пальцем на Поттера, что раздраженно глядел в их сторону, сложив руки на груди. Астория старалась поправить ему галстук, сунув свой бокал Дафне, с осуждением смотрящей на Пэнси, которая чересчур громко смеялась с шуток краснеющего Невилла.

Для Малфоя же они были простым белым шумом, в грохоте голосов и звоне посуды. Он искал ее глазами среди толпы разукрашенных гостей. Почему-то ему казалось, что она в сиреневом платье. Он никогда не видел ее в нем, но отчего-то считал, что светло-фиолетовый – ее любимый цвет.

– Нет, ты слышал, Малфой? – выдернул его из прострации голос Блейза. – Поттер считает, что в следующем году в Аврорате он утрет нам нос на изготовлении противоядий. Поттер! У которого удовлетворительно стоит по зельеварению только потому, что он герой войны.

– Может, и утрет, – безразлично бросил Драко, скидывая с плеч руку Нотта и двигаясь в сторону стола, где мелькнуло что-то сиреневое.

Кто-то рассыпал мешок с пыльцой, и поэтому звезда, нарисованная на полу, блестела пятнами от света трепещущих свечей.

Он мог поклясться, что видел ее лицо и кудрявые волосы, собранные заколками у висков. Она смеялась вместе с Парвати, а затем покружилась, показывая, как взметается вверх юбка ее платья до колен, но потом толпа сомкнулась перед его взором, и она вновь стала исчезнувшим миражом.

Профессор МакГонагалл постучала тоненькой ложечкой по хрупкому хрустальному бокалу, призывая всех рассесться. А Малфой опять себя возненавидел за решение приехать в Хогвартс к самому торжеству, а не хотя бы на несколько часов раньше, чтобы пересечься с ней и…

– И что, Малфой? Чтобы ты ей сказал тогда или сделал?

– Я сказал бы.

– Скажи сейчас.

И вот ее мерцающий карий взгляд, устремленный прямо на него. Она улыбалась краешками губ. Так, словно действительно рада его видеть, махала ему и показывала какие-то знаки, но он оставался прикован к ее темным радужкам, прорезанными золотыми молниями; он никогда не замечал, что у нее были настолько красивые глаза.

Он хотел бы к ней прикоснуться, возможно, поздравить с наступающим Новым годом, а потом рассказать обо всем, о чем молчал так непозволительно долго, но их разделяли стол и множество студентов за ним.

Она что-то молвила одними губами, словно говоря «увидимся потом», и снова скрылась из виду, спрятавшись за студентами, склонившимися над своими тарелками.

И Малфой ждал. Смеялся над глупыми шутками Нотта, спаивал вместе с Блейзом Поттера, издевался над Пэнси с ее тщетными попытками обратить на себя внимание Невилла. Он даже не заметил, как музыка заиграла громче, когда на сцену вышла группа «The Witches», и все повскакивали со своих мест, сотрясая воздух криками и топаньем ног. То тут, то там мельтешили яркие наряды, заставляя голову кружиться от этого калейдоскопа красок, словно художник пролил свою акварель и сверху уронил банку блесток.

Снег сыпался на макушку Пэнси, создавая ей сверкающий нимб, пока она жаловалась на безучастного Невилла и его пристрастие к травологии, и только в момент, когда она начала в подробностях описывать, что ее привлекает в самом неуклюжем гриффиндорце, Малфой опомнился, выходя из астрала и вдруг обретая слух.

Ему было необходимо найти Грейнджер до полуночи. Он устал жить в дивном новом мире, построенном на пепле душ, наивно веря, что судьба сама решит все за него, пока он вновь и вновь сбивался с пути, думая, что все в порядке и время еще есть, чтобы прорваться сквозь серость густых страхов. Пришла пора что-то менять, наступали новый год и новое столетие, и Драко был обязан себя не разочаровать.

Он обходил танцующие пары, едва удерживая себя от желания всех растолкать. Все смешивалось перед взором, а дребезжание пламеней свечей начинало раздражать.

Малфой ожидал увидеть ее где угодно, но только не повисшей на шее Блейза. Она заливисто смеялась на его короткие фразы и прижималась ближе, пока он мягко придерживал ее за тонкую талию, обтянутую фиолетовым поясом. Как только Забини встретился с его жестоким грозовым взглядом, тут же примирительно развел руки в стороны, кивая на Гермиону.

Блейз всегда знал, что у него на душе, и никогда бы не предпринял никаких попыток сблизиться с Грейнджер чуть больше положенного, но Малфой все равно ощутил укол ревности оттого, что опьяневшая Гермиона сразу бросилась мулату на шею.

– …не любит, – донесся до его ушей заплетающийся голос Гермионы, которая почему-то казалась опечаленной. – До луны ведь всего пять ступенек, Блейз. Не надо бояться.

Забини недоуменно уставился на нее, пряча улыбку в уголках губ и будто избегая пересечения взглядом с Малфоем.

– Думаю, мне стоит помочь тебе дойти до нашей башни, как настоящему джентльмену, – мягко сказал Драко, подходя ближе и касаясь ее оголенной спины.

– Зачем? – она резко обернулась, хмурясь и оглядывая его с ног до головы.

– Чтобы ты не завалилась в какой-нибудь угол и не уснула там, пьянчужка. Вряд ли ты хочешь завтра проснуться под смех младшекурсников, – он взял ее за руку, кивая Блейзу, и аккуратно подтолкнул к выходу.

Она была ослепительно красива, несмотря на немного затуманенный взгляд, который все равно оставался каким-то глубоким и понимающим, и в нем хотелось спрятаться. Драко лишь однажды видел Грейнджер нетрезвой – во время войны, тогда у нее произошло сильное выгорание, и она проревела половину ночи, не зная, что в этот самый миг он находился по другую сторону стены, точно так же прижимаясь к ней спиной и опустошая вторую бутылку огневиски.

Ее волосы немного растрепались, выпав из-под заколок, а щеки порозовели от выпитого алкоголя и буйных танцев, но выражение лица говорило о том, что прямо сейчас ее мозг делает все, чтобы прогнать хмель, – по крайней мере, так себе объяснил Драко ее странный взор, направленный на его пальцы, переплетенные с ее.

– Я нормальная, – тихо возразила она на выходе из Большого зала. До боя курантов оставались считаные минуты, и наверняка ей хотелось сейчас быть там, а не плестись позади Малфоя, но он желал с ней поговорить в башне и обязательно будучи наедине.

– Все пьяные так говорят, Грейнджер, и ты не исключение.

– Стой, – она попыталась затормозить, замедлив шаг, но, не дождавшись нужной реакции, повторила: – Да остановись же ты, Малфой!

Он замер недоуменно и в то же время раздраженно, словно куда-то спешил, но Гермиона отбросила эту мысль, кивая на дверь, ведущую на Астрономическую башню.

– Пойдем, – она мягко потянула его за руку, пристально вглядываясь в плавленое серебро.

– Грейнджер… – неуверенно проговорил Драко, крепче сжимая ее ладонь. – Ты же и пяти ступеней не осилишь.

Она уязвленно вскинулась на него, чувствуя, как алкоголь выветривался из ее крови вместе с дуновениями ветра, гуляющего по коридорам. Гермиона кинула быстрый взгляд на ветки омелы, что цвели над головой Малфоя, и, не думая ни секунды, вымолвила:

– Тогда подними меня туда на руках. Или тебе слабо? – в ее голосе звучал настолько сильный вызов, что она сама внутренне удивилась своей смелости и в то же время глупости, поэтому стала лихорадочно придумывать, как отшутиться, но Малфой опередил ее попытки, стремительно приблизившись и вдруг подхватив на руки.

Его зрачки расширились, будто он тоже не мог поверить в то, что действительно повелся на ее шутливые провокации, а Гермиона безотрывно вглядывалась в его глаза, окончательно отрезвев и задержав дыхание. Касания его пальцев буквально оставляли отметины на коже, но ей было нужно больше, чтобы он дотронулся до ее губ, проведя костяшками по скуле и заправив локон за ухо. Ей отчаянно хотелось Драко Малфоя, она не знала, нормально ли это или нет, но это абсолютно точно стало жизненно необходимым.

Он сглотнул, и его кадык дернулся, как и Гермиона в его объятиях, будто став в разы меньше, будучи и так невысокой. Малфой медленно двинулся по ступеням, не в состоянии отвести глаз от ее испуганных карих. Ему казалось, что все его страхи рушатся, как песочные башни, смываемые волной. Она была так близко, и облачка пара, изредка вырывавшиеся из ее рта, пока он поднимался, щекотали его нос, вынуждая порывисто дышать.

Снег покрывалом окутал их плечи и макушки, как только Драко вышел на улицу. Гермиона задрожала, убежденная, что это не от холода, а от того, как Малфой провел ладонью по ее спине, а его нос коснулся ее лба, согревая на выдохе. Он смотрел на нее из-под опущенных длинных ресниц, как на самое хрупкое и дорогое создание, что ему доводилось держать, словно опасаясь, что она может рассыпаться от лишнего вдоха.

Гермиона коснулась пальцами его подбородка, заставляя посмотреть ей в глаза. В его же взгляде металось отчаяние – настолько сильное, что у нее невольно защемило сердце. Ей внезапно захотелось его обнять, отнять его боль и подарить покой. Он облизнул тонкие губы, а в его светлых омутах отражались серебряные звезды, куполом окружавшие Астрономическую башню. Теплая материя накрыла ее хрупкие дрожащие плечи, и, скосив взгляд, она вдруг тихо засмеялась ему в шею – так, что он вздрогнул от ее секундного порыва.

– Конечно же, зеленый, – продолжая веселиться, утвердительно прошептала она, запуская руку в платиновые волосы.

– Конечно же, зеленый, – подтвердил Драко, аккуратно ставя ее и притягивая за талию.

Ее пальцы продолжали сжимать его острый подбородок, а большой очертил нижнюю губу, в то время как ее глаза засветились тем огнем, что он никогда не видел раньше, – то был огонь предвкушения. Слизеринский шарф соскользнул с ее плеча, когда она придвинулась чуть ближе.

– Помнишь, я говорила о луне и ступенях, ведущих к ней? – ее шепот танцевал на его коже, и Малфой утвердительно кивнул, обхватывая ее лицо и убирая каштановые пряди за уши. – Говоря о чем-то невероятном в достижении, я подразумевала…

– Например, возможность того, что ты влюбишься в меня? – Драко мазнул своими губами по ее и пытливо взглянул.

Внутри Гермионы взорвался фейерверк вместе с громким ударом колокола. Все встало на свои места, а чувства, хаотично разбросанные по телу, наконец обрели порядок и смысл. Начался новый год их жизни, новое столетие, в котором они могли сами вершить свою судьбу без оглядки на руины прошлого. Малфой стал ей близок. Очень близок. Но только едва не поцеловав его, она поняла, насколько ей хотелось шептать и кричать, лишь бы он смотрел на нее так всегда – как будто он с ней согласен, как будто любит или может полюбить, как будто ощущает биение ее сердца и ловит сбившееся дыхание.

Он склонился к ней, вновь набрасывая зеленый шарф на острые плечи. Их лбы соприкоснулись, а глаза, в которых продолжал таиться страх, светились в темноте бархатной ночи, наполненной медленно падающими снежинками в форме звезд.

– С Новым годом! – тишину в клочья разодрал крик врывающихся на башню когтевранцев, которые даже не заметили стоящих Малфоя и Грейнджер, и заголосили праздничную песню на последнем ударе колокола.

Двухтысячный наступил, а Драко молча смотрел на Гермиону, и его взгляд оставался для нее нечитаемым. Опять. Словно не было этих мгновений, когда он ее почти поцеловал.

Смущенно отведя взор, она обхватила себя руками и поспешила покинуть площадку. Она не знала, куда себя деть, ей будто выбили почву из-под ног, и она споткнулась на четвертой ступеньке. Почему он ее не поцеловал? Этот вопрос не давал покоя – а поцеловал ли, если бы их не прервали? Вряд ли Гермиона чувствовала себя когда-то настолько сконфуженной. Даже когда Рон признался ей в любви на пятом курсе, она ощущала себя менее неловко, чем сейчас. Почему ей стало стыдно перед Драко за свои открытость, уязвимость, которую позволила видеть, за глупость и надуманные воздушные замки.

На секунду ей подумалось, что он намеревался схватить ее за руку, но страх парализовал мозг, и она ускорила шаг, пока наконец не скрылась в своей спальне, захлопнув дверь буквально перед его носом.

Замерев у порога, Гермиона различала свет мигающей гирлянды с их ели через узкую щель. Ей сделалось не по себе даже от того факта, что она поставила рождественское дерево без его согласия. Как она вела себя с ним? Наверняка он откровенно над ней насмехался, над своей причудливой напарницей с Гриффиндора.

Какая же я дура…

Гермиона запустила пальцы в копну влажных от снега волос, стараясь привести дыхание в норму. Снег замедлился за окном, и из-за туч выглянула любопытствующая луна. Заколки посыпались на пол, локоны опустились на плечи. Гермиона то хмурилась, то настороженно смотрела на дубовую дверь, закусывая губу.

Он ведь почти поцеловал ее, не это ли главное? В памяти пронеслись все его глубокие взгляды, направленные в ее сторону, усмешки и искреннее веселье, мягкие касания и беззлобные ворчания. Что, если… Что, если он тоже что-то испытывал к ней, иначе бы тогда на башне не потянулся, прижимаясь лбом. Он бы не поступил так с ней, не играл бы так нагло ее эмоциями, словно цирковой жонглер. Не тот Малфой, что прошел с ней плечом к плечу последний год войны, не тот, что вставал с ней рядом на площади Гриммо и молча курил, пока она проливала последнюю слезу по погибшему.

Гермиона тяжело сглотнула, смотря на луну, что притягивала внимание своим теплым светом. Пять ступеней. Не в ее принципах было оглядываться назад, стоя на четвертой, поэтому она дернула за ручку, шагнув к толстой двери.

Ее зрачки расширились в испуге, когда она врезалась в мужскую грудь, а широкие ладони придержали за спину, не позволяя завалиться назад от столкновения.

– Куда ты? – его осипший голос прозвучал где-то над ее макушкой.

– К тебе.

Ни треска поленьев, ни завываний ветра, лишь тишина и ленивое мигание разноцветных лампочек на пушистых ветках ели.

– А я к тебе.

Гермиона резко толкнула его в грудь, запрокидывая голову и хмуро вглядываясь в расслабленное лицо.

– Это что на тебе? – она ткнула пальцем в чересчур радостного снеговика, сидящего на улыбающемся олене.

Он кашлянул, убирая руки в карманы черных брюк.

– Свитер. Теплый, кстати. Очень. Даже жаркий, я бы сказал.

– Ясно, – вымолвила Гермиона, поджимая губы и ежась от вновь наступившей тишины.

По щекам разливался жар, и ей вдруг захотелось спрятать лицо в ладонях, как она бы и поступила, если бы не заметила порозовевших скул Малфоя, которые сделались такими точно не из-за теплой одежды. В гостиной было холодно, и Драко краснел не от температуры. Все дело заключалось в ней – теперь она отчетливо это осознавала, видя его в этом дурацком свитере с дурацким рисунком.

– Помнишь, ты говорил о возможности влюбиться в тебя?

Малфой сжал челюсти, но кивнул, выдерживая долгий взгляд.

– Так вот, я уже. И мне кажется, довольно давно. Ты наверняка подумаешь, что я пьяна и несу бред, потому что ты то… – продолжение фразы она промычала ему в ладонь, накрывшую ей рот. Ее зрачки расширились, и она недоуменно свела брови, многозначительно всматриваясь в его серые глаза, в которых темнело серебро.

– Грейнджер, ты же не думаешь, что я просто так надел этот ужас? – Малфой дернул уголком губ, смахивая челку с лица. – И проблема в том, что… А может, это и вовсе не проблема, а данность, – Драко потер шею, на мгновение хмуря темные брови. – Я надену что угодно и соглашусь на все из-за тебя. Хочешь превратить нашу гостиную в ярмарку? Давай купим еще больше гирлянд, принесем ель повыше и попышнее, – он обвел руками комнату. – Хочешь, чтобы я смотрелся как идиот в этом свитере и чтобы на меня больше не взглянул ни один адекватный человек из-за того, что на мне? Значит я буду его носить, – Малфой оперся на дверной косяк, и в его радужках плескалась обреченность, омываемая облегчением. – Понимаешь? Я проиграл. Тебе. Во всем. Но самое смешное в этом всем, что мне это нравится, лишь бы ты продолжала просто быть. Со мной рядом. Спорить и нести ерунду, а потом смеяться и смотреть на меня лукаво из-под опущенных ресниц.

Он склонился к ней, все еще придерживаясь пальцами за косяк, а его губы почти коснулись ее носа, пока Гермиона неверяще взирала на него, встав на носочки и машинально потянувшись навстречу. Она закусила щеку, сдерживая наплыв эмоций от его пронизывающего плавленого серебра, в котором она захлебнулась, не пытаясь спастись.

– В наших отношениях намечается нечто большее, чем то, что можно назвать банальным словом «любовь». Ты согласна? – он прищурился, поддев ее подбородок двумя пальцами.

– Уже больше трех недель я непроизвольно колдую омелу над нашими головами. Я делала это неосознанно, но делала… – ее взгляд опустился на его приоткрывшиеся губы, и она ощутила мягкое опаляющее дыхание.

– Я с конца ноября ношу омелу в кармане, – шепнул он, проведя носом вдоль ее скулы.

– Для справки: омела должна быть над целующимися, а не в кармане одного из…

Он смял ее губы, шумно втягивая носом воздух, и прижал ее за талию, развязывая фиолетовый пояс.

Гермиона ахнула, привставая на носочки и касаясь большим пальцем его щеки и упавших на лоб светлых прядей. Он целовал ее со всем пылом потерянного времени и упущенных мгновений из-за страха и неуверенности в том, что не способен дотянуться до края луны. Гермиона выгнулась, прижимаясь к нему бедрами и отчетливо ощущая упругие мышцы торса. В ее ушах бурлила и шумела кровь от его касаний по тонким ключицам, пока голова и весь мир кружились в хаотичном диком танце, но ей безумно нравилось это. Ее легкие затопил дурманящий аромат его одеколона, и она жестко смяла свитер, проводя ладонью по его ребрам.

– Так вот как, оказывается, у тебя отключается звук, – в перерывах между сбившимися поцелуями прохрипел Драко. Она прикусила ему нижнюю губу, и он, рыча, втолкнул ее в спальню, захлопывая дверь перед носом проснувшегося Живоглота. Кот недоуменно склонил голову, раздраженно постукивая хвостом по полу, испещренному светлыми пятнами от праздничных гирлянд.

Наступил новый год – тот самый год, где не будет теней из призраков прошлого, лишь будущее, в котором можно дотянуться до луны.