Текст книги "Потому что никто не умер (СИ)"

Автор книги: Rollyness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

I

Королевский бриг скалой возвышался над их лодочкой, но Арамис не смотрел в его сторону. Взгляд его не отрывался от когда-то белой, а теперь пропитавшейся темной кровью ткани, укрывавшей Портоса.

Портос еще дышал, но уже не приходил в сознание. Каждый вздох давался ему с неимоверным трудом, и каждый выдох обрывался, не окончившись. Раз-два-три-вдох… Раз-два-три-четыре – выдох…. Ничего кроме этого рваного такта Арамис не слышал. Раз-два-три…. Раз-два-три-четыре…

Сила, отличающая Портоса всю жизнь, не оставляла его и на пороге смерти. Любой другой человек скончался бы на месте, умер по дороге в шлюпку, не выдержал бы скитаний по волнам. Портос все еще был жив. Надолго ли?

«Вот и цена твоему всемогуществу, твоим интригам и твоему самомнению» – с острой, как укол шпаги, ненавистью к себе подумал Арамис. «Менял королей как перчатки… Какой замысел и какая расплата… Господи, почему не я, почему он…»

Его окликнули, надо было сдаваться.

Впервые в жизни.

Арамис опустил руку в зеленоватую воду и улыбнулся ей как другу. Если бы он только мог, если бы не Портос…

То, что произошло с Портосом, называлось четко и ясно – преступление. Но куда большим преступлением было бы скрыться от земного суда, оставив умирающего друга во власти королевских солдат. Предавать еще раз генерал иезуитского ордена не собирался.

Когда они были уже на корабле, Портос приоткрыл глаза. Чуть шевельнул запекшимися губами, будто хотел улыбнуться сидящему у его изголовья Арамису.

–Мы плывем домой…– прошептал Арамис, накрыв своей рукой ладонь Портоса.– Да, мы плывем домой. В Пьерфон. К Атосу и Мушкетону. Только потерпите, друг мой…

Портос, кажется, услышал. Еще раз попытался улыбнуться.

Отвернувшись, Арамис вынул из-за пазухи крохотную склянку. Долго смотрел на темно-зеленые искорки в стекле. Вылил содержимое в стакан и развел пресной водой. Прочитал молитву, перекрестился и подал стакан Портосу.

Потом выкинул в иллюминатор пустой стакан и ненужную склянку. На стоящей в каюте жаровне сжег свои перчатки. Выждал еще пару минут, ожидая пока дыхание Портоса станет совсем неслышным.

Вышел на палубу. Стал так, чтобы никто не видел его лица. По рассветному небу скользили золотисто-розовые облака, чарующие и мирные, как сны, которые некогда снились юному Рене Д’Эрбле, как навсегда утраченный им покой. В душе росло и ширилось страшное тоскливое чувство.

Полететь бы на облака, как мечталось в детстве, погулять по ним, посмотреть издалека на фей и ангелов. А вниз не спускаться. Забыть о том, что был когда-то епископом Ваннским, генералом Ордена, остаться навсегда мушкетером Арамисом. Больше ничего, лишь дрожь клинка в бою и тугой хват перевязи. И если позволит Господь, пусть навеки останется с ним смех гасконца, тяжесть руки Портоса и взгляд Атоса….

Корабельный доктор разыскал его через полчаса, на десять минут позже, чем ожидал епископ. Доктор был печален и торжественен.

– Ваш друг… он…

– Хорошо, – совершенно спокойно сказал Арамис. – Я понял. Отведите меня к капитану.

Этой ночью он не спал, исписав кипу бумаги ради трех коротких строк.

Удовлетворившись, наконец, результатом, он запечатал конверт не роскошным епископским перстнем, а потемневшим и истончившимся серебряным, который носил уже сорок лет.

Сделав все это, Арамис застыл, как статуя, на носу судна, безучастно глядя на приближающиеся берега Байонны, куда судно направлялось по команде капитана Мариньи, иезуита третьего года.

II

Маркиз де Крие унывать себе не позволял. Никогда. Знал по опыту, что если пустить в голову дурные мысли, они обязательно притянут к себе другие. А те следующие. И в конце концов обязательно случится какая либо гадость, вроде порки или даже отправки к тетушке.

Но сейчас, стоя перед его высочеством, Себастьен отчаянно кусал губы, чтобы не разрыдаться, и пытался прогнать мысль, что именно герцог вчера утром отдал приказ о штурме. Отец был солдатом и погиб так как хотел – вокруг его тела нашли множество мертвых арабов, и значит, у Себастьена не было права злиться ни на де Бофора, ни на отца, ни на собственную судьбу.

В очередной раз сглотнув, Себастьен все же решился поднять глаза на командующего. Темная фигура в кресле виделась нечетко.

– Домой, – тяжело сказал Бофор, – завтра во Францию повезут де Бражелона. Ты отправишься с ними.

– Можно я останусь тут? – голос некстати дрогнул, Себастьен изо всех сил выпрямился и, сделав безразличное лицо, посмотрел вдаль.

– Ни в коем случае,– Де Бофор отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. – Я предупредил слугу де Бражелона. Собирай вещи.

Спорить было бесполезно, но оставался еще один, самый последний и самый весомый аргумент, способный убедить принца, в том, что Себастьену необходимо остаться здесь, при ставке. Себастьен поспешил привести его, потому что времени оставалось совсем мало – проклятая влага медленно, но неуклонно преодолевала ресницы.

– Я не могу уехать, не отомстив за моего отца,– голос дрогнул еще сильнее, и принц расплылся окончательно.

Бофор долго молчал.

– Ты за него отомстишь – тихо сказал он, наконец. – Когда вырастешь и станешь настоящим воином. Франции нужны будут солдаты, хорошие, сильные солдаты. Будут войны, много войн, много сражений, и случаев отомстить. Но сейчас ты едешь домой, чтобы взрослеть и набираться сил. У тебя есть родные?

Слеза – к счастью, всего одна – прорвалась сквозь ресницы, вместе с ней прорвалась обида.

– Неужели вы думаете, что отец взял бы меня сюда просто так?!. У меня никого нет кроме тетки в монастыре.

Де Бофор снова замолчал.

– Имущество? – наконец спросил он.

– О да, монсеньор! Акр болот и замок в руинах.

Поймав взгляд герцога, Себастьен, ругая на себя за вспышку, мрачно уставился в пол. С принцами так не разговаривают.

– Король назначит тебе опекуна,– сказал де Бофор и тяжело поднялся с кресла.

III

Адреса на конверте, переданном неизвестным посыльным, не было.

Ощутив тревожный толчок в сердце, Атос взял в руки увесистый конверт. На распечатывание ушло несколько минут – руки слушались его плохо. Несколько раз прочитав листы, исписанные размашистым почерком, Атос снова откинулся на подушки и закрыл глаза. Думая, что господин заснул, Блезуа на цыпочках пошел к выходу.

– Блезуа, – раздалось за его спиной.– Немедленно стакан горячего вина и горячую ванну. В библиотеке затопите камин.

Блезуа уставился на Атоса, боясь поверить своим ушам. Голос был почти такой же как раньше, до отъезда господина Рауля. Полегче стало, или… или выздоровел?..

– И через два, нет, через три часа приготовьте мне лошадь. Я уезжаю.

– Куда вам, ваша светлость,– забормотал Блезуа, пытаясь поддержать графа, шатающегося от слабости, но держащегося на ногах.– Вы же еле стоите! Вы сперва сил наберитесь, а потом уже езжайте.

–Довольно, – сердито, совершенно прежним голосом, ответил Атос. – Ступай в библиотеку и достань свод законов. Толстая старая книга в рыжеватой выцветшей обложке, стоит на третьей полке справа, той самой полке, с которой ты всегда забываешь вытирать пыль. Торопись, у меня мало времени. Книгу положишь на стол.

Не успел потрясенный Блезуа выспросить – что, как и зачем, как во дворе послышались шум и ржание лошадей. Кто-то уверенно прошел наверх и постучал в дверь.

– Это африканская почта, не так ли?

–Нет, господин граф,– послышался голос Гримо.

IV

Внимательный наблюдатель мог бы разглядеть в улыбке Людовика кроме торжества и самодовольства толику жалости, но, обычно такой проницательный, Д’Артаньян сейчас не смотрел королю в лицо – все силы гасконца уходили на то, что бы держать спину прямо.

– Мне нужен отпуск, ваше величество. Надо уладить кое-какие дела.

– Ступайте прямо сейчас. И, капитан…

– Ваше величество? – с трудом обернулся гасконец.

– Вернетесь когда разберетесь с делами. Я не назначаю срока.

Глядя на медленно удаляющегося капитана, Людовик испытал странное чувство, напоминавшее угрызения совести.

– Не слишком-то милосердно было дать ему читать рапорт врача… – произнес он.– С другой стороны, он будет теперь знать, что именно представляют собой люди, которых он считал своими друзьями, тогда как они всего лишь подлые бунтовщики.

И, вполне довольный своим умозаключением, Людовик ушел переодеваться для бала.

Путь до Блуа Д’Артаньян проделал меньше чем за день, не позволяя себе отдохнуть ни на минуту.

Дом графа де Ла Фер выглядел так же как всегда, но никто не вышел ему навстречу. Тогда Д’Артаньян привязал лошадь к решетке и решительно вошел в дом. Поднявшись наверх, он наткнулся на Гримо, которого едва узнал – так тот был бледен и измучен.

Пораженный внезапной мыслью, Д’Артаньян едва устоял на ногах.

– Где Атос, Гримо? Где он?!

– Уехал.

– Уехал… – эхом повторил Д’Артаньян. – Просто уехал. А я-то уже подумал…Но ты здесь, значит и Рауль здесь?

– Наверху.

– Я хочу его видеть.

Гримо покачал головой.

– Не надо. Ранен.

– Плохо?

– Очень.

И Гримо повел его в кабинет графа, где на столе лежал небрежно вскрытый конверт.

Реляция герцога де Бофора была длинной.

– Бедный мальчик, – прошептал Д’Артаньян, дочитав последние строки. – Счастье еще, что они догадались его привязать, иначе он бы обязательно довел замысел до конца. Еще, вероятно, перед смертью зажал бы в кулаке медальон с каким-нибудь глупым локоном! Ах, молодежь, молодежь, как же вы не цените жизнь, и какой драгоценностью она становится в старости, когда ее уже нельзя вернуть. Я бы отдал все за жизнь Портоса, но это невозможно.

И Д’Артаньян разразился рыданиями, тем более страшными, что ни один звук не вырывался из его груди.

Бесконечно сидеть в кабинете Атоса было невозможно, и, превозмогая себя, д’Артаньян поднялся наверх, к Раулю.

– Что здесь у вас? – тихо спросил он у невысокого полного человека в монашеской рясе.

– Есть надежда?

– Всего лишь надежда. Он пережил дорогу сюда, и это уже великая милость Господа нашего. Будем молиться о чуде.

– Только молиться? Я знаю пару случаев, когда кусочек корпии творил куда больше чудес нежели целая обедня.

– Сударь, поверьте, я делаю все что могу.

– Да. Простите, святой отец.

Д’Артаньян подошел к кровати. Лежащий в ней человек совсем не походил на виконта де Бражелона, которого помнил гасконец.

– Рауль, – позвал Д’Артаньян. – Рауль…

– Он не слышит вас.

– Неважно. Не смейте умирать, Рауль, не смейте. Не будьте Арамисом, не убивайте тех, кто вас любит.

И, резко развернувшись, он вышел из комнаты.

Гримо нашелся здесь же, под дверью.

– Куда уехал Атос? Как он мог сейчас уехать?

Старый слуга пожал плечами.

– Не сказал.

– Даже тебе?..

Гримо мрачно кивнул.

– Что ж, тогда я переночую и завтра отправлюсь в Пьерфон. Я привезу тебе Мушкетона, Гримо, позаботься о нем. Бедняга сейчас сходит с ума от горя, да и я тоже, если уж начистоту. Но почему уехал Атос?.

Выезжая из Бражелона, Д’Артаньян увидел вдалеке на дороге всадника, ему показалось, что это граф де Гиш, но останавливаться он не стал.

Въехав в ворота всегда солнечного и радостного Пьерфона, Д’Артаньян словно очутился в сумерках – весть о смерти хозяина преобразила дом Портоса. Не было слышно ни шума фонтанов, ни радостного щебетания птиц, а слуги, все как один одетые в темное, разговаривали полушепотом. Прокружив по двору несколько минут и нигде не обнаружив Мушкетона, Д’Артаньян решил спросить о нем у дворни.

– Эй, любезнейший, – Д’Артаньян окликнул проходящего мимо мальчишку, который вопреки обычаю всех мальчишек на земле шел тихо и спокойно. – Где Мустон, ваш управляющий?

– Господина Мустона вызвал к себе новый хозяин, и больше мы его не видели.

– Новый хозяин? Не прошло и недели, а у Пьерфона уже появился новый хозяин?..

– Да, шевалье. Такое уж завещание оставил наш бедный господин барон. Королевские чиновники вчера ушли ни с чем, вот если бы завещания не было, то все мы были бы во власти короля, но новый хозяин указал им на дверь.

– Хм, – Д’Артаньян задумался. – А как он выглядит, этот новый хозяин?

– Я не видел его, сударь. Говорят, очень строг.

– Что ж. Пойду-ка я познакомлюсь с этим неведомым храбрецом. Новый хозяин Пьерфона, надо же…

И Д’Артаньян почти бегом направился к замку.

Дверь, ведущую в кабинет, он отворил без стука и несколько секунд ошеломленно смотрел на человека, который сидел за огромным столом.

– Д’Артаньян, – нетерпеливо сказал Атос. – Войдите уже, наконец. Вы как нельзя более вовремя.

– Так это вы…

– Да, это я. Вернее, это не я, а Рауль, назначенный единственным наследником. Сейчас, как я думаю, сюда снова явятся королевские чиновники, на этот раз с подкреплением, так что велите подать себе чего-нибудь и давайте готовиться к осаде. Король может забрать чужую невесту, во всяком случае уж не мне его за это судить, но присваивать имения поданных это уже перебор. Довольно с него и Во.

Атос был прав – королевские чиновники прибыли ровно через десять минут, Д’Артаньян едва успел выпить бокал вина и съесть сыр.

В дальнейшем разговоре он участия не принимал, разве что, прислонившись к двери, лениво разглядывал свой кинжал, изредка оценивающе поглядывая на чиновников. Те явно нервничали, еще и потому что Атос вел себя куда более высокомерно, чем когда-нибудь мог припомнить Д’Артаньян.

После трехчасового разбора завещания, законов и кутюмов, перемежаемого потоками латыни с обеих сторон, верные слуги короля удалились с весьма кислыми лицами. Д’Артаньян спрятал кинжал в ножны, Атос устало опустился в кресло.

– Погодите, милый друг, еще не все. Нотариус дожидается в гостиной уже несколько часов, будет невежливо заставлять его ждать еще дольше.

Он подал знак, и в кабинет вошел один из преемников господина Кокнара.

– Месье, – сказал Атос. – Позаботьтесь о том, что бы владения господина барона можно было в любой момент продать или подарить. Запросите за работу столько, сколько сочтете нужным, но мне эта возможность понадобится очень скоро.

Нотариус кивнул и вышел.

– Вот теперь действительно все. Дайте же я вас обниму, дорогой друг.

– Нас осталось двое, Атос. Я жалею, что дожил до этого дня.

– Друг мой, вы ведь всегда отменно считали, сейчас же вы путаетесь в простейших вычислениях, – странным голосом сказал Атос, отвернувшийся к окну.– Более того, вы несправедливы.

– Несправедлив?..

– Да.

Д’Артаньян долго молчал.

– Что ж, – наконец сказал он.– Зато я справедлив к вам. Не знай я вас столько лет и не представляй я, каково вам сейчас, я бы вызвал вас на дуэль. Поговорим позже, граф. Когда Рауль поправится, и вам полегчает. Не стоит продолжать этот разговор.

– Хорошо, оставим эту тему, если вы так желаете. Вы заезжали ко мне по дороге сюда? Видели Рауля?

– Да.

– Он все еще без сознания. Отец Сильван подле него?

– Невысокий толстенький монах в серой рясе без знаков ордена?

– Именно.

– Да, я говорил с ним.

– Тогда я спокоен. Отец Сильван весьма искусен в медицине. Больше надеяться все равно не на что.

– Я думаю, Рауль выкарабкается. Он ведь очень молод.

– Не раны страшны для Рауля. Он пытался сделать то, что сделал, от боли душевной, а она никуда не делась, увы. Но, определенно, мы никак не можем найти тему для разговора, которая была бы сегодня уместна. Поговорим о погоде?

– Да, пожалуй, что разговоры о погоде нам только и остались. Увольте меня от светских любезностей, граф.

– Могу предложить вам философскую беседу, друг мой. У меня есть ощущение, что предмет ее вас заинтересует.

– Философскую?

– Именно. Вы знаете, в молодости я долгое время жил в Англии и, признаться, часто посещал один из лондонских театров.

– Вот как? – сказал д’Артаньян, что бы хоть что-нибудь сказать.

– Да, кажется, его название было «Глобус».

– Прекрасное название.

– О, пьесы, разыгрываемые в нем были куда более прекрасными. Мне особенно запомнилась одна – о некоем принце, обнаружившем измену в собственном доме, но речь сейчас не о нем, а о его возлюбленной. Бедная девушка сошла с ума, но в безумии своем говорила куда более умно, чем многие здравые рассудком. «Совы, – повторяла она, – совы не то, чем они кажутся». Вдумайтесь, д’Артаньян, какое точное наблюдение. Совы не то, чем кажутся – разве не согласны вы с этим? Ведь так часто в нашей жизни мы принимаем видимость за подлинную суть вещей.

– Позвольте мне заметить, граф, что на моей памяти ни птицы, ни животные, ни рыбы не изменяли свой облик. На такое способны только люди, да вы и сами прекрасно знаете об этом. Довольно разговоров, – перебил он Атоса, порывавшегося что-то сказать.– Я приехал сюда почтить память нашего убитого друга и забрать Мушкетона, но не могу нигде его найти. Вы знаете где он?

– Мушкетон? Разумеется, знаю. Я отправил его в Блуа, сейчас он, должно быть, уже около Парижа.

– Благодарю вас. Мне пора.

Атос вздохнул.

– Вы не оставляете мне выбора.

Он поднялся и запер дверь, убедившись предварительно, что никто не подслушивает.

– Д’Артаньян, я в затруднительном положении. Я дал слово и нарушить его не могу. Так что вам придется сидеть здесь взаперти и размышлять, а я буду повторять рассказ о бедняжке Офелии столько раз, сколько понадобится. Совы не то, чем кажутся, а я сейчас здесь, хотя должен быть возле сына. Вы умница, вам достаточно намека. Только, прошу вас, не озвучивайте свои догадки, довольно будет выражения лица. Молчите, друг мой, молчите.

V

Вернувшись в Бражелон, граф де Ла Фер снова впал в то же тягостное состояние, в котором пребывал до получения письма от Арамиса и возвращения Рауля домой. Он продолжал ждать. Порой ему казалось, что ничего не изменилось, будто и не было суматошной поездки в Пьерфон и странного разговора с Д’Артаньяном. Он продолжал ждать писем и новостей, продолжал ждать решения своей судьбы. От Арамиса не было больше вестей, и Атос с содроганием думал, что тот боится написать ему о самом страшном. Рауль по-прежнему был без сознания. Отец Сильван говорил, что надежда есть и шансы увеличиваются с каждым днем, но как же медленно тянулись минуты!

О том, что случилось на Бель-Иле и в Джиджелли Атос старался не думать, хотя попытки были напрасны – он, проклиная собственную проницательность, без труда восстановил картину произошедшего, опираясь только на скупые строки письма Арамиса и прекрасно понял, о чем умолчал секретарь герцога Бофора в своей прекрасной реляции.

Проводя целые дни в своих комнатах с раскрытой книгой на коленях, граф не читал, но ждал известий, с усталостью и привычной иронией думая, что известия придут совершенно не с той стороны.

Как обычно, граф де Ла Фер оказался прав.

Скоро Атос начал различать в привычных звуках своего дома незнакомые, легкие, как будто детские, шаги, хотя детей в доме не было уже много лет.

Что бы понять, в чем дело, Атосу понадобилось не более двух минут.

«Ну вот, собственно говоря, это и произошло», – подумал граф де Ла Фер, вслушиваясь в чужие шаги над головой. «Велик соблазн подумать, что это привидения, но в моем доме их никогда не было, а значит все намного проще. Благодарю тебя, Господи, за то, что отвечаешь на мои просьбы, пусть даже и высказанные в отчаянии почти сорок лет назад. Что для тебя сорок лет? Пол-взмаха крыла бабочки, для меня же это целая жизнь. Мне было двадцать и я молил о безумии как о последнем спасении, но оставался здрав рассудком, сейчас мне шестьдесят два, мне как никогда нужен ясный разум, но он покинул меня. Что ж, хорошо. Я поднимусь в библиотеку, пойму, что шаги, которые я слышу – всего лишь плод моего воображения, и бедняга Рауль ко всем своим ранам получит еще и умалишенного отца, а отец Сильван – второго пациента. Не скоро же он покинет Бражелон…А все-таки медлить нельзя. Надо идти.»

Он решительно поднялся наверх и рывком распахнул дверь библиотеки, в которой, как он точно знал, никого не должно было быть.

Рыжеволосый мальчишка в потрепанном камзоле сидел на лесенке, как воробей и, кажется, даже забыл дышать, разглядывая старую книгу о путешествии Колумба. Когда-то этой же книгой зачитывался Рауль.

–Кто вы, милое дитя?..– спросил граф, устало прислонившись к притолоке.

Мальчишка заметался взглядом по комнате, понял, что отступать некуда и вытянулся в струнку.

– Маркиз де Крие к вашим услугам. А вы?..

– Граф де Ла Фер, хозяин этого дома. По всей видимости, вы у меня в гостях?

– Я не знаю точно, ваше сиятельство. Господин Гримо сказал, что я могу здесь остаться, я и остался.

– Стало быть, ваш отец убит в Джиджелли, и других родственников у вас нет? Разве что какая-нибудь тетушка в монастыре, с которой вы не особо стремитесь увидеться?

– Да… а откуда вы знаете?

– Хм, маркиз, поживите с мое. Так это, значит, вы невидимкой расхаживаете по моему дому?

Маркиз де Крие кивнул.

– Я старался не попадаться вам на глаза.

– И вам это почти удалось. Если бы вы еще ходили бесшумно, успех был бы полным. Кстати, как ваше имя? Не могу же я все время обращаться к вам по титулу.

– Огюст-Мари-Себастьен.

– Но вы предпочитаете, когда вас называют Себастьеном?

– Да.

–Прекрасно, один Огюст у нас уже есть. Так вот, Себастьен. Сегодня после обеда, который в этом доме всегда ровно в три часа дня, вы вместе с Гримо едете в Блуа и заказываете себе новые костюмы, из этого камзола вы уже выросли. Книги из библиотеки не выносить, в Луаре купаться только с моего разрешения. Гримо слушаться. Вам все понятно?

Себастьен кивнул и, словно решившись, спросил:

– Скажите, а господин де Бражелон… Он ведь поправится?

Атос вздохнул и позволил себе сказать то, в чем он совсем не был уверен.

– Обязательно. Не опаздывайте к обеду, маркиз.

Вернувшись к себе, Атос долго смеялся над собственной наивностью. Глупо было думать, что судьба позволит ему так просто улизнуть, спрятаться в безумие как в раковину. Жизнь продолжалась, несмотря на все его протесты.

– Старый я дурак, – произнес он, – Мне ли не знать, что поблажки не будет. Ну, раз так, значит, надо идти дальше.

Его размышления прервал звук открываемой двери.

Атос в недоумении оглянулся –никто и никогда не входил к нему без стука.

По впалым щекам Гримо текли слезы.

VI

Через месяц пребывания в Бражелоне Себастьен нашел сокровище, и это немного примирило его с жизнью.

Сокровище, как ему и полагалось, находилось на чердаке, помещенное в старый огромный сундук. Себастьен, часто отсиживавшийся здесь, что бы никому не мозолить глаза, без особого интереса откинул тяжелую крышку и, не веря своему счастью, обнаружил там игрушечных солдатиков, рыцарей и прекрасных дам, фигурки лошадей, собак, диких животных и даже арабов и эфиопов… Да что там перечислять – содержимое сундука свело бы с ума любого, а не только девятилетнего мальчишку.

С тех пор он осторожно, стараясь остаться незамеченным, пробирался наверх и погружался в игру, страшно завидуя прежнему хозяину этого богатства.

Наверное, если бы он попросил снести сундук вниз, в свою комнату, ему бы не отказали, но, во-первых, куда интереснее было, крадучись, забираться на чердак, во-вторых, Себастьен не хотел обращать на себя лишнее внимание – он слишком хорошо понимал, что кроме Бражелона ему идти некуда – в разрушенном отцовском замке жить было нельзя. Матушка же умерла прошлым летом.

Себастьен сердито помотал головой, чтобы стряхнуть грусть – в последнее время ему постоянно вспоминались родители – и, привалившись спиной к теплой печной трубе, начал расставлять солдатиков для сражения под Орлеаном – среди игрушек неведомого счастливчика нашлись не только фигурки Жанны и Дюнуа, но и макет крепости.

Голос его сиятельства послышался так четко, как будто тот стоял за спиной у Себастьена, и мальчик невольно подскочил в испуге, едва не сорвав решающую атаку войска Жанны, но потом сообразил, что, скорее всего, труба выходит из камина, который расположен в кабинете господина де Ла Фер. Он постарался снова погрузиться в игру, но безуспешно – слишком уж громко звучали голоса.

– Доказательства дворянства с моей стороны вы можете получить хоть сейчас, вы знаете, где я храню все бумаги. Что касается … ее, то тут, право, я бессилен. Ее имени нет в ваших документах.

Голос второго собеседника – тихий и как будто уставший – Себастьен сначала не узнал. Лишь потом он догадался, что это, скорее всего, виконт де Бражелон.

– Я сам с ней поговорю, она мне не откажет. Скажите, где ее найти.

– Нет. Во-первых, я не знаю, где она. Во-вторых, я не позволю ставить женщину в неловкое положение. Если бы она хотела вас признать, она бы это сделала давно.

– Тогда я узнаю у…, – Имя Себастьен не разобрал.

– А с чего вы взяли, что я открою вам его местонахождение? Милый мой, за ним гонятся все ищейки королевства. Вы хотите присоединиться к ним? Отлично, но не рассчитывайте на мою помощь в этом.

– То есть, вы мне отказываете?

– Вы очень проницательны, виконт. Браво.

– Теперь вы надо мной издеваетесь.

– Неужели? Вам не кажется, виконт, что я имею на это право? Вы едва не свели в могилу Гримо и меня, а теперь, когда вас чудом вернули с того света, вы приходите ко мне и говорите, что все еще желаете стать рыцарем мальтийского ордена. Что ж, дерзайте. Кто я такой, что бы вам препятствовать?

– Меня понес конь!

– Не оскорбляйте меня повторением этой чуши!

После этой фразы наступила тишина. Себастьен уже решил, что этот странный разговор закончился, но тут снова раздался голос де Бражелона, еще более усталый и безжизненный, чем ранее.

– Что же мне делать, отец…

– На этот вопрос каждый ищет ответ сам, Рауль. Здесь я вам не советчик и не указчик. Я когда-то выбрал жизнь, и выбор был верным. Что выберете вы… решать вам. Не ждите, что я с пониманием отнесусь к любому вашему решению – я слишком многое в вас вложил для того, что бы молча смотреть, как мои усилия и моя жизнь пропадают втуне. Единственное, что могу сказать – дождитесь весны, весной все будет иначе. Февраль – неважный месяц для важных решений.

– Хорошо. Мне надо подумать. Увидимся завтра.

– Идите, Рауль. Мы опять измотали друг друга спором, но я надеюсь, что это было не зря.

Себастьен услышал как хлопнула дверь кабинета и со вздохом облегчения повел, наконец, войска в атаку.

Но поиграть ему сегодня было не суждено – у чердачной двери послышались чьи-то шаги.

– Вот кто здесь,– улыбнулся очень бледный виконт, цепко оглядывая чердак. – Хотя, где же вам еще быть. Нашли сундук?

Себастьен отвел взгляд, не совсем понимая, как ему себя вести. Но де Бражелон смотрел спокойно, и, кажется, не злился. Они не были знакомы в Джиджелли, вернее, вечно спешащий и хмурый виконт не обращал никакого внимания на мальчика, тогда как Себастьен смотрел на него с невольным восхищением – очень уж ловко де Бражелон обращался с конем. После Джиджелли они и вовсе не встречались – пока виконт лежал, к нему не пускали никого, кроме докторов и Гримо. Выздоровел же де Бражелон совсем недавно.

– Вы искали меня?

– Не только. Где-то здесь лежат старые письма, я хотел их найти. Что тут у вас? А, битва при Орлеане. Неплохо, но вы забыли про Луару.

– Я не забыл, сударь. Вот она.

– Она омывает крепость с юга, а не с востока как у вас. Вы не были в Орлеане?

– Нет, сударь. Только в Тулоне и в Блуа.

– Вы, господин маркиз, можете звать меня Раулем. Договорились?

– Хорошо, тогда вы меня зовите Себастьеном. А господином маркизом меня зовет граф де Ла Фер. Мне кажется, что он подшучивает надо мной.

– Подшучивает? Да, это в его духе. Скажите, Себастьен, вы изучили все содержимое этого сундука?

– Почти. Там внизу что-то тяжелое, я не смог его поднять.

– Тяжелое? Ах да, припоминаю, что это может быть.

– Так это ваше?..

– Разумеется. А вы думали, чье?

Себастьен пожал плечами, не желая выглядеть глупо. По чести, надо было догадаться раньше.

Тем временем виконт осторожно достал со дна сундука тяжелую коробку, преграждавшую доступ к остальным вещам.

– Это моя коллекция минералов. А это… Это, Себастьен, разные волшебные вещи. Посмотрим?

– Правда волшебные?

– Правда. Открываем?

– Да!

Волшебных вещей оказалось мало – ярко раскрашенный оловянный солдатик, глиняная фигурка Девы Марии и широкая синяя лента.

Рауль взял солдатика и улыбнулся ему как старому знакомому.

– Это мне подарил мой друг, когда они переезжали в Нормандию. С тех пор мы больше не виделись. Говорят, он недавно женился, но я не верю – очень уж он не любил девчонок.

– А эта лента?

Улыбка исчезла с лица виконта.

– Она принадлежала моей… моей сестре.

– У вас есть сестра?

– Недавно появилась, – непонятно ответил Рауль. – Буквально в прошлом году.

– А где она сейчас?

– В Лувре. А вот это действительно интересно, – и он протянул руку к фигурке мадонны.

– Мне ее подарила кормилица, когда мне исполнялось пять лет, и она уходила от нас. Эта фигурка может исполнять желания. Не все, конечно, а только хорошие.

– А у вас они сбывались?

– Разумеется! Как бы я иначе узнал, что она волшебная?

– Вы мне расскажете?

– Хм… Ну что ж, попробую. Один раз я очень хотел, чтобы Гримо выздоровел, и он поднялся на ноги. В другой раз отец уехал куда-то по делам, далеко и надолго. Я не расставался с фигуркой, потому что было скучно и страшно, и он вернулся куда быстрее, чем собирался. А что бы загадали вы, если бы она была вашей?

Вопрос застал Себастьена врасплох.

– Она ведь не моя. Зачем же я буду зря загадывать?

– Представьте как будто она ваша. Закройте глаза и представляйте.

Себастьен послушно закрыл глаза.

– Все можно загадывать?

– Да.

Себастьен не успел ничего загадать – слезы покатились из-под ресниц сразу как только он начал думать над желанием. Но раньше, чем он смог взять себя в руки, он почувствовал на спине теплые ладони и уткнулся носом в шершавое сукно камзола.

– Плачь, малыш, плачь, я никому не скажу.

– Я не малыш, – пробормотал он сквозь слезы.– И я не плачу.

– Конечно, нет, – ответил Рауль. – Но я все равно никому не расскажу. А когда ты перестанешь не плакать, мы попросим Жанетту испечь вкусный пирог с вишней и сливками, от него сразу высыхают глаза, а потом придет весна, и мы съездим в Орлеан и, может быть, даже в Тур. Там интересно, Себастьен, там очень интересно. И этот сундук мы стащим вниз и попросим отца снова устроить игровую комнату в малой гостиной…

Когда в замке начали зажигать свечи, Рауль отнес уснувшего от слез Себастьена в постель и, захватив бутылку вина, вернулся в кабинет к отцу.

Они проговорили до рассвета.

VII

… Ему снова снилась лужайка за часовней на границе отцовских владений. Казалось бы-что страшного в цветущей полянке, поросшей тимьяном и окруженной живой изгородью из орешника, бузины и боярышника, над которой роем носились пчелы и распевали зяблики и зорянки. Он десятки раз был на ней – и ребенком и юношей и никогда не происходило там ничего страшного. Но почему из всех ночных кошмаров этот был самым жутким, выматывающим душу, кошмаром, от которого кричишь и просыпаешься в холодном поту? Рауль не знал и не думал, что когда-то сможет это узнать.